Трагедия вторая. Одиночество

Женька сонно потягивается и нашаривает рукой будильник
За окном серо. Дождь барабанит по стеклу. И кажется, что вот-вот он пробьет насквозь тонкое стекло и разобьет вдребезги тебя и всю твою комнату в придачу.
Женька бредет на кухню, заваривает крепкий черный чай и долго сидит перед дымящейся чашкой. На него накатывает странное настроение. Ему мерещится, будто комната неожиданно уменьшается до размеров спичечного коробка, и вдруг кажется, что ты вот та самая пылинка на лампе – маленькая, ничтожная и невыносимо серая.
Женька вздыхает и делает маленький глоток.
Из соседней комнаты доносится бормотание.
- Доброе утро, - хмуро говорит отец, устало потирая глаза.
- Доброе, - так же вяло отвечает Женька. – А знаешь, пап, мне сегодня так одиноко…
- Я опаздываю на работу.
Женька вздыхает и нехотя натягивает куртку.
На улице невероятно тоскливо.
Небо сегодня походит на старую, затертую вещь из пыльного шкафа. В рваных дырах иногда показывается тусклое солнце. Женька ловит его отблески у себя на ладонях. И когда еле заметные пятна скользят по бледной коже, становится тепло и беззаботно.
Ему не нравится это время года. То ли осень, то ли зима. Не поймешь. Такое сумбурное состояние природы, когда не знаешь, что будет завтра: водное цунами или дикий мороз.
И поэтому Женька совсем расстраивается.
В школе занятий нет уже третий день. Карантин или что-то в этом роде. Женька, конечно, рад этому.
Мимо проходит толпа подвыпивших подростков. Они весело улыбаются, а один из них вдруг останавливается возле него и приветливо пожимает руку.
- А, Серый, - Женька хлопает парня по плечу.
- Пошли с нами, прогуляешься.
Серый чуть сутулиться. И хотя губы его улыбаются, глаза все равно остаются неподвижны, будто застывшее желе. Женька пожимает плечами и молча кивает.
Они гуляют почти целый день.
Иногда Женька пытается завести разговор. Ему хочется поговорить о заевшей тоске и тусклых, незапоминающихся буднях, но парни только смеются и болтают о всякой ерунде.
К вечеру становится холодно.
На деревьях появляются белые крапинки. И когда он делает свои медленные шаги, под ногами хрустит тоненькая, ледяная корка.
Скоро зима.
Женька роется в карманах, нащупывает ключ и обводит взглядом серые стены панельных домов.
На качелях сидят двое детишек. Они о чем-то увлеченно переговариваются. И увлеченно слушают.
Женька вздыхает.
- Привет, - говорит отец, не отрываясь от газеты. – Ужин на плите, если что.
- Ага. Пап, а тебе бывало когда-нибудь очень, очень тоскливо?
- Бывало, конечно. Всем бывает. Иди, поужинай, а то остынет все.
Женька стоит посреди комнаты, какой-то растерянный и уставший. Ему вдруг становится тошно. И он сбегает на кухню, пьет чай и бездумно щелкает каналы.
Ночью спится ему плохо.
В голове мелькают образы и мысли. Они все никак не могут сложиться во что-то целое и определенное. И тогда Женька мечтает.
О большой черной собаке. О том, как она будет носить ему тапки и спать рядом, на коврике. И очень даже может быть, что однажды Женька даже позволит ей лечь рядом с ним. Собака будет  вилять хвостом и долго слушать, когда он решит ей что-нибудь рассказать. А еще собака не будет болтать о машинах, остывшем ужине и прочей ерунде.
Просыпается Женька поздно.
Шлепая босиком по холодному полу, он настежь открывает окно и задумчиво смотрит на прохожих.
Влажный воздух пахнет мокрым асфальтом и бензином. Должно быть, под утро капал небольшой дождь, потому что прямо перед подъездом появилась большая, грязная лужа.
Прохожие зябко ежатся и прячут лица в воротники курток и пальто.
Женька звонит Серому.
После третьего гудка он бросает трубку, на ходу одевается и, прихватив деньги, оставленные отцом, выбегает на улицу.
Шапки Женька не носит, и уши у него очень скоро немеют и наверняка становятся красными. 
Люди бегут мимо него. Проносятся, не оставляя в памяти никакого отпечатка. Женька все вглядывается в их лица и никак не может понять, отчего становится так душно и пусто.
Людей вокруг много.
А Женьке так одиноко, будто он стоит один - в пустом, заброшенно музее.
Над городом висит туман. И хотя стрелка часов давно перемахнула через полдень, Женьку не покидает ощущение, будто все вокруг давно спит и  никак не может очнуться.
Женщина проходит мимо него и даже не замечает, когда случайно задевает  его. Женька, не удержавшись, больно падает на колени и сердито кричит что-то вслед.  Мимо проносятся двое мальчишек, потом какая-то старушка и еще мужчина в большой, черной шляпе.
Женька нехотя поднимается на ноги.
В кармане звонит мобильный.
- Алло?
- Женька, здорово, ты где?
Голос Серого он узнает сразу.
Женька вздыхает, останавливается возле старого, потрескавшегося дерева и водит рукой вдоль глубоких, холодных траншей.
- Гуляю. Возле парка.
- А. Я тут, рядом. В магазин ходил. Прогуляемся. В парке?
Женька пожимает плечами.
- Давай. Жду тебя тут.
Секундная стрелка бежит по циферблату. Бегут автомобили. И люди пытаются угнаться. Но Женьке кажется, что это у них не очень то получается.
Серый приходит ровно через пятнадцать минут. Куртка у него черная и немного потрепанная. Он стоит, спрятав руки в карманах, приветливо улыбается и немного щурится, когда первые снежинки неловко падают на его бледные щеки.
Женька пожимает протянутую руку.
- Пошли. Посидим возле того дерева. Мне хочется побывать там.
Серый говорит в большущем старом дереве в парке. Оно одно там такое осталось, обветшалое и потрескавшееся. Иногда Женьке кажется, что девереву очень тоскливо там, среди молодых, недавно высаженных елей и березок. Люди почти не бывают в той части парка, обходят стороной старые, покореженные ветви.
А Женьке дерево нравится.
И они с Серым долго сидят под его покалеченными ветками, хватают руками снежинки и много молчат.
- Хочешь закурить?
Женька мотает головой.
- А я вчера сидел здесь же. Поругался с братом.
И Серый долго рассказывает.
А Женька, затаив дыхание, слушает. И потом тоже рассказывает. О том, как его все заело. И еще о большой черной собаке, которая умеет слушать и которой не все равно.
Серый смеется.
И Женька тоже улыбается.
Домой он идет один. Проходит насквозь старый парк, огромное обветшалое дерево и серые панельные дома.
Запершись в своей комнате, Женька рисует на листке черный силуэт. Сначала большие, умные глаза, потом крепкие лапы и много маленьких ворсинок.
Потом так и подписывает: «Моя большая черная собака», вешает на стену и долго смотрит на картинку.
Рисунок висит над его кроватью, такой неуместный и нелепый. Но Женьке нравится.
А потом, когда в комнате становится темно, он садится на темно-синее покрывало, прямо перед собакой и начинает рассказывать.
Обо всем. И ни о чем.
Буквы возникают в голове непрерывным потоком, складываются в слова и звучат в комнате глухим, взволнованным шепотом.
И это так необыкновенно. Так таинственно. И совсем не одиноко.
И когда солнце лениво выкатывается из-за горизонта, расправляя лучи над сонным городом, Женька бежит к окну, распахивает его настежь и улыбается, глядя на большой и яркий желтый круг.