О большом и маленьком

(или что я думаю о баобабах Эксзюпери)


- Вот, когда мы вырастем…
- Мы уже выросли, Ксюша…

Пока ты маленький, все кажется очень большим, не потому что оно большое, а потому что ты маленький. И всем это хорошо известно, всем взрослым это хорошо известно. Большие дома, большие улицы, большущая тарелка супа на обед, большие другие, от которых ты мысленно себя отделяешь фразой: «Вот, когда я стану большим…» Большое время и большие расстояния. У маленьких время тянется необыкновенно долго: бесконечные уроки и такие отвратительно длинные поездки в транспорте – минуты, за которые можно бы придумать целый мир, большой вымышленный мир. И расстояния, растянувшиеся на километры ожиданий: так долго идти от остановки до дома, школа через два квартала находится почти что на другой планете, а бабушка живет на неведомой станции метро. И мир кажется таким большим, необозримым; семеня своими маленькими ножками, его никак не обойти – не вдоль, не поперек, разве что когда станешь сам большим, сам взрослым. Поэтому в детстве кто старше и выше – главнее. Просто он ближе.
А потом у девочек, и мальчиков начинают темнеть белокурые локоны, и уже становится неприлично играть всем вместе. Вставая на носочки, ты уже ростом со свою маму и необыкновенно радуешься мысли, что скоро перерастешь ее. Расстояния становятся короче, то ли потому что бежишь бегом – правда, неясно, куда торопишься, а время как-то быстрее – прекрасно знаешь, что до бабушки всего полчаса, если бежать вниз по эскалатору, а вагоне заткнуть уши плеером. Тарелка с супом все еще кажется большой, но это уже не непреодолимое препятствие – его же можно вообще не есть. Мир разделяется на большое и маленькое, а ты в свои 12 где-то посередине. Пиджак ни с того, ни сего вдруг стал меньше: короткие рукава некрасиво обнажают тонкие руки, вон маленький глупый брат играет в игрушки, маленькая детская площадка во дворе – разве с такой крохотной горки может быть весело кататься? Большими по-прежнему остаются взрослые, большое будущее у тебя впереди, большие дома этажей в 20 строят там, в соседнем квартале, не то что в нашем – крохотные пятиэтажки, большие страны – где-то далеко, и расстояние до них большое-большое, впрочем, не до всех: некоторые оказались ближе, чем казалось.
Зато в 15 не то что что-то большое или маленькое, нет – нормальное. Ты уже перерос маму, но тебе все равно. Подросший брат уже не маленький, а младший, большие дома стали вдруг высотными, далекие страны на расстояние тысяч километров – превратились в дальнее зарубежье (но ты-то прекрасно знаешь, что несколько часов на самолете и вовсе оно не дальнее). Иногда про себя еще гордишься тем, что тебе до самого высоко мальчика в классе не хватает всего сантиметра, но это про себя украдкой – никогда вслух. Что сохраняет свой размер в 15 лет? Разумеется, будущее – оно по-прежнему большое и далекое, взрослые – они все-таки больше, чем ты, но только уже не размером, а чем-то другим, только непонятно, чем (как будто бы, когда исполниться 18 сразу так и поймешь). Зато появляется много нового большого и маленького. Тут размер уже вовсе не при чем. Где-то есть большая жизнь, к которой ты не причастен: можно только смотреть на голливудских звезд и наших рок-знаменитостей, какое счастье – коснутся руки одного из них на первом в жизни концерте, куда ты пошел с друзьями, настоящее большее счастье. А так ты-то не виноват, что родился в маленьком районе маленького городка – до большой жизни далеко, расстояние большое, только не в километрах, а как-то по-другому. Еще большие проблемы появляются, очень большие, непосильно, нельзя их взваливать на такого маленького человека, как ты. Так нервно дрожат руки, вертящие в руках первую сигарету – и очень важно не спалиться перед родителями, щеки заливаются этим отвратительным детским румянцем, когда та рыжеволосая девочка, которую ты не называешь иначе как дурой в разговорах с друзьями, улыбаясь, подходит поздороваться, и так становятся нужны деньги, а как уговорить родителей отпустить на ночь, кто-то сказал, что там будет травка – непонятно. Много-много больших проблем. Больших. А к ним еще и большие вопросы: страшно представлять себе огромный космос с мириадами звезд, в который проваливаешься перед сном, и серые искривленные коридоры эйнштейновской бесконечности, про которую рассказали на физике, и пугающая осклабившаяся вечность, которая останется даже тогда, когда ты в далеком, очень-очень большом будущем умрешь. И настоящее счастье – неловко, заливаясь все тем же румянцем (хорошо, что невидно – темно), губами прикасаться к губам той самой рыжеволосой девочки, а утром идти с ней за руку в школу на виду у всех этих мелких мальчишек – с перовой настоящей девушкой. А потом, когда она выберет того самого, который всю школьную жизнь был на сантиметр выше – на тебя обрушится самое настоящее большое несчастье, и большое разбитое сердце громко и в ритм дождя и твоим затяжкам сигаретным дымом. И самая настоящая грустная музыка в твоем плеере.
В 17 оно по-прежнему большое, только начинаешь относиться скептичнее. Наверное, потому что большое будущее начинается наваливаться на тебя своими мелочами. Большие проблемы и большие радости тускнеют. Тебе очень нравится твоя новая, опять рыжеволосая (что за глупая привычка!), девчонка, но в очередной отъезд родителей, наваливаясь на нее своим совсем вытянувшимся телом, испытываешь что-то совсем другое, чем то большущее счастье и большущую гордость, когда шел с той самой первой в школу. Это и счастьем-то язык не повернется назвать. А от слова «удовольствие» невольно испытываешь стыд. А когда она бросает тебя, как-то почти все равно, и ничего большого в этом нет, разве что необыкновенная горечь водки. И твои большие вопросы отходят на второй план, тебе думать некогда (время-то стало маленьким, сжавшимся, сутки сменяются сутками,  как картинки в окне поезда), их заменили вопросы попроще и помельчи – деньги, первая сессия, мелкие ссоры с родителями по поводу первого и второго, ну и всякое такое. А большое будущее? Да, да. Вот оно большое, оно впереди.
А в 20? Про себя надеешься и ждешь большой любви, но уже не веришь в нее, новая рыжеволосая не трогает тебя совершенно, но надо же как-то, давным-давно прошла большая обида на самого высокого мальчишку в классе, и теперь вы могли бы назваться большими друзьями, если бы ты верил в большую дружбу, большие книжки про время и пространство, про душу и все такое громадное сменись чем-то маленьким, узкоспециализированным и непонятным – этот огромный том по вертебрологии и что-то про надпочечники. Мелочи. Работа. Не маленькая, не большая, как у всех. Нормальная. Со средненькой такой зарплатой. Учеба. Ну, обыкновенная. Другие учатся, и ты учишься. Не хорошо, не плохо – как повезет. Интересно? Неважно. Короче, все. Даже большое будущее уже вовсе не большое и не будущее, а жизненный план. И ты прекрасно знаешь, как его осуществить. Вроде бы. Ну, неужели ничего большого? Нет. Ты большой. Ты сам, дождался. И дети, глядя на тебя, думают «Вот, когда  я стану таким большим, как этот дядя». Да-да, ты большой, это уже не ты а целое Вы. Одно большое-большое Вы в маленьком-маленьком мире всего остального. А разве так бывает?