Телефонный звонок

В комнате сидели двое.

Мужчина средних лет расположился в кресле и задумчиво вертел кубик Рубика. У него не получалось решить эту головоломку, но он не унывал. Ему не надоедало это занятие. Кривоватые пальцы с аккуратно подрезанными ногтями крутили кубик, изредка мужчина поправлял падающие на изможденное лицо темные волосы.

На диване сидела пожилая женщина с вязанием и, подслеповато щурясь, приглядывала за мужчиной. Будучи его соседкой, она сразу сориентировалась, узнав о его болезни. Квартира ой как нужна была… невестка выгоняла её из дома, а тут такой шанс: поухаживать за одиноким мужчиной, который скоро может и умереть, да получить в награду его квартиру. Всё равно он одинокий, и собирался отписать жилплощадь тому, кого назначат его опекуном. Потом и совсем из ума выжил, но завещание написать успел, иначе бы женщина с ним и не возилась.

Зазвонил телефон. Женщина, вздохнув, отложила вязание и поднялась. Половица скрипнула. Взяв трубку, она коротко ответила: «Нет», и опустила её обратно.

- Это не меня? – ожил мужчина.

- Нет, Володя. Ошиблись номером.

Мужчина сник и тоскливо сгорбился. Не его.

- Анна Васильевна, сделайте мне чаю, - попросил он, - покрепче.

- Тебе нельзя крепкий, - заботливо произнесла женщина. – Я тебе нормальный сделаю.

Она отправилась на кухню. За пять лет болезни в ней просыпалась жалость к Владимиру и забота. Несчастный больной всё время думал, что ему должен кто-то позвонить, и в первый год ему действительно звонили друзья, приходили навещать его. Потом он начал всех забывать. Но всё равно ждал какого-то звонка.

Было больно смотреть на то, как он, заслышав трель телефона, радостно улыбался и ждал, когда Анна Васильевна возьмет трубку. Владимир в предвкушении ждал момента, когда она поднесет ее и скажет: «Это тебя». Но когда женщина говорила, что это звонила её подруга, или ошиблись номером, мужчина сразу же переставал быть таким оживленным и почти здоровым.

Иногда Анна Васильевна просила кого-нибудь из общих знакомых специально позвонить Владимиру, но это не помогало. Он брал трубку, и улыбка на его лице сразу же гасла. Он отвечал на вопросы позвонившего скучным голосом, всеми своими словами показывая, что его оторвали от каких-то важных дел и сейчас лишь ведут время, и перед ним сконфуженно извинялись за беспокойство и больше не звонили.

Владимир говорил, что это был не тот звонок, которого он ждал. Когда же Анна Васильевна спрашивала, кто ему должен позвонить, он лишь загадочно улыбался, и женщина понимала, что это лишь болезненный бред, и её подопечный пребывает во власти странной галлюцинации.

…Анна Васильевна позвала на кухню пить чай, и Владимир с некоторым сожалением оставил кубик. Почти получилось собрать. Но ничего, сейчас он вернётся, и закончит.

- Я почти разгадал эту головоломку, - доверительно сказал он своей сиделке. – Ещё чуть-чуть – и готово.

- Молодец, Володя, у меня бы никогда не получилось, - со вздохом ответила Анна Васильевна. Сколько раз ей уже приходилось отвечать на эти слова о том, что он почти собрал кубик? И ведь в действительности он ни разу не закончил.

Владимир в последние три года всё своё время проводил с этим кубиком, и никак не мог добиться результата. Каждый раз он совершал неправильные шаги и запутывал головоломку ещё хуже. Однажды Анна Васильевна подумала, что, скорее всего, при изготовлении этого кубика был допущен брак, и его невозможно собрать. И пока Владимир спал, она попыталась его собрать сама. Через десять минут её старания увенчались успехом. Женщина тогда лишь вздохнула. Болезнь несчастного прогрессировала. Она вновь нарушила одноцветность сторон кубика, перемешав мозаику. Владимир так и не смог собрать его.

Жизнь их текла размеренно. Родственники Анны Васильевны были довольны: она жила в квартире напротив, спала в свободной комнате, и приглядывала за Владимиром. Все они ждали, когда же мужчина скончается и квартира перейдет в полноправное их пользование. А пока раз в месяц Владимира навещал инспектор из социальной службы, и Анна Васильевна демонстрировала холодильник со всем необходимым, чистого больного без следов побоев, и получала пенсию по уходу за ним. Её подопечный был тихим, вполне самостоятельным. Если сиделке приходилось отлучаться на полдня чтобы сводить внуков в поликлинику, то Владимир мог самостоятельно приготовить еду, не забыв выключить газ или воду; он сам принимал ванную, и Анна Васильевна надеялась, что его болезнь будет течь также непринужденно, не причиняя ей неудобств.

В конце концов, к той щемящей сердце тоске, сквозившей во всех движениях, всех словах и взглядах Владимира, - к ней можно было привыкнуть.

…Стояла золотая осень, листья падали с деревьев и усеивали асфальт. Шуршащий золотой ковер настраивал людей на добродушный лад, дети бегали по парку с радостными криками, вскидывая листья вверх и любуясь ими, падающими подобно дождю.

Анна Васильевна и Владимир медленно шагали по безлюдной дорожке. Крики в отдалении затихали, значит, они отдалились от основной части парка, и скоро надо поворачивать обратно. Порыв ветра закачал верхушки деревьев.

- Пойдем обратно, - Анна Васильевна развернулась, и Владимир послушно повторил её движение.

Сделав пару шагов вперед, женщина поняла, что больной не следует за ней, и несколько испуганно оглянулась. С удивлением она увидела Владимира, поднявшего лицо вверх и смотрящего на вальсирующие в воздухе листья. Увядающие, они играли золотом в лучах солнца, казалось, не слепившего мужчину. Он протянул руку и схватил ближайший парящий лист – аккуратно, за черенок, боясь повредить тонкую форму золотой пластины.

- У них такая красивая старость, - вдруг произнес он. Анна Васильевна настороженно глянула на мужчину. Он редко говорил, только в случае необходимости, когда просил о чем-либо сиделку. А поэтические рассуждения и вовсе от него нельзя было услышать. Владимир тем временем продолжил: - У людей не бывает такой старости. Они не увядают – стареют. Их атакуют болезни и они становятся никому не нужны. А листья, прожившие свою весну, лишь приобретают дополнительную красоту, их собирают в гербарии… их любят люди. – Он замолчал.

Анна Васильевна ожидала продолжения, но Владимир лишь крутил в руках кленовый лист, пойманный им. Потом он безжалостно порвал его пополам и бросил под ноги. Некоторое время помолчав, женщина сказала:

- Пойдем, Володя. Я уже устала.

Он кивнул и молча пошел рядом с ней домой.



***



…Анна Васильевна поправила свой старомодный берет и вновь повторила:

- Я только на три часа, может, меньше. Скоро приду, Володя.

Он кивнул. Что же здесь непонятного? Она уйдет на несколько часов с внуками и придет. Она всегда приходила. Последние три года точно… остальное прошлое казалось туманом, и он плохо помнил, что было в его жизни. Да и важно ли это? Если он не помнит, значит, там не было ничего яркого, достойного сохранения в памяти.

…Женщина пришла, задержавшись, ругая очереди. Она с удивлением застала Владимира за необычным для него занятием: он рисовал. Похоже, он нашёл в шкафу бумагу и свои старые карандаши, даже заточил их. Анна Васильевна осторожно произнесла:

- Я дома, - и заглянула за плечо мужчины.

Он, не оглядываясь, кинул:

- У меня всё хорошо, но вы как-то долго.

Он рисовал дерево, тонкое и молодое, согнувшееся от порывов ветра, с падающими в беспорядке листьями. Быстро и отрывисто Владимир пояснил:

- Я раньше любил рисовать, в детстве даже окончил художественную школу, потом забросил… сейчас опять начал! Навыки остались, руки помнят, как надо держать карандаш, и как надо рисовать… И это отлично, я даже могу попробовать писать картины и продавать их на площади, всё же хоть какие-то деньги, на это нищенское пособие по инвалидности нельзя жить!..

Анна Васильевна онемела. Владимир проявлял активность, ему несвойственную! Ему бы никогда не пришло в голову начать рисовать или вспомнить прошлое, да и никогда о деньгах он не задумывался!

- А где твой кубик Рубика? – чуть хрипловатым голосом спросила она.

- Я его собрал, - бросил мужчина, - вон он, на диване.

Женщина кинулась к указанному месту. Собран! Она ахнула. Неужели болезнь перестала прогрессировать?

- А ещё мне наконец-то позвонили, - торжествующе произнес Владимир. – В ваше отсутствие позвонили, я услышал Голос… и как-то сразу закончил с этим кубиком, глупая и легкая игрушка, и сразу захотелось рисовать, ещё я обзвонил всех друзей, которые обо мне не забывали в первые годы болезни, но сейчас она пошла на спад… скоро я буду совсем здоровым.

Заплакав, Анна Васильевна спросила:

- А я? Меня ты обратно в квартиру к невестке выгонишь?

Владимир удивленно на нее глянул:

- Нет, конечно… я вам благодарен за вашу заботу на протяжении этих лет, продолжайте жить здесь сколько вам угодно! Наконец-то мне позвонили, наконец-то, - забормотал он, продолжая рисовать. – Я так долго, так долго ждал этого звонка…

- А кто же тебе позвонил, Володя?

Карандаш, плясавший в его руке, замер.

- Кто позвонил? – вдруг спросил он изменившимся голосом.

- Да, кто? – настойчиво спросила Анна Васильевна.

Владимир легко засмеялся.

- Счастье моё.

И он продолжил рисовать.

«Как же так? Кто же ему позвонил, что он вот так сразу и выздоровел? Пропала болезнь, которая прогрессировала пять лет? И что же теперь будет?» - думала Анна Васильевна.

Вечером Владимир, напевая, принял душ и чисто выбрился. Пожелав сиделке (или уже не являлась она его сиделкой?..) доброй ночи, он отправился спать.

…На следующее утро Анна Васильевна, приготовив завтрак, пошла будить Владимира, боясь, что он опять будет таким же, как и раньше – грустным и больным. Странно, он уже должен был по обыкновению своему проснуться, но дверь в его комнату была плотно закрыта, и за нею царила тишина.

Женщина аккуратно отворила дверь. Владимир спал, повернувшись лицом к стене. Анна Васильевна прошла к его кровати, потеребила мужчину за плечо, но он спал так крепко, что не отреагировал на её движение.

Тогда она потянула его за руку, отмечая странный её холод, и Владимир по инерции перекатился на спину. Невидящий взгляд мутных глаз уставился в потолок, на окостеневшем лице застыла умиротворенная улыбка.

Он был мертв.