Мысли о слове

                Из давних размышлений



Читал недавно дневники Kорнея Чуковского, и как-то сами собою нахлынули мысли о роли писательской в духовной жизни общества, о значении нравственного воздействия писательского слова в наши дни.

Строго говоря, благоговейное отношение к писательству как к святому подвигу апостольского служения миру было присуще лишь немногим из светских авторов.

У большинства же превалировало нечто земное, пусть ярко-вдохновенное и талантливое, но ограниченное повседневно-мирским, без того порыва безоглядной устремленности к Сущему, что дарит человечеству Илларионов, Лютеров или Коменских, внезапно сознающих себя избранными проводниками Божьей воли, призванными браться за перо ради запечатления глаголов Гласа Всевышнего, вдруг достигших и коснувшихся  их ушей.

Говорю лишь о тех, для кого писательство есть личная задача оправдания собственной жизни перед Богом, а значит - не жалкое удовлетворение амбиций самолюбия, не вообще душеполезная деятельность, но -  священнодействие в пламени, самоиспепеление, самосожжение в Слове за Бога и други своя.

Судьба была щедра к нам: русская литература знает писателей - проводников Истины, и первое имя, что напрашивается само собой – Гоголь.

Несомненно он, Николай Гоголь, являет образец воистину молитвенного отношения к художественному творчеству, как к религиозному долгу, как к подвигу веры.

Такой святой труд - титанический, самозабвенный, нелукавый и прямодушный в каждом дыхании - есть назидательный пример всякому пишущему. Это горячее проповедническое подвижничество при подлинно иноческом отношении к сему свыше заповеданному служению, когда немыслимы не только торговля словом, витиеватая двойственность, подмена понятий, но даже самое невинное легкомыслие в обращении со Словом-Логосом, - лучше всего вразумляет что есть литература, зачем она и в чем состоит этика писательского делания.

Причем ничего угрюмо-аскетического в уставе этого «монастыря» нет и в помине, как нет и всемертвящей догматической нормативности. Такая литература свободна и вмещает всё, но при этом она хранит память о сущностной ответственности пишущего - то есть говорящего с людьми пред Высшим Судом - Ликом Божьим.

Но что же видим мы ныне вблизи себя?

Отчего такая печаль и стыд охватывают при взгляде на сегодняшние отношения в писательской среде? Kак получилось, что святое и вечное подменено грубой склокой и непристойной распрей? Kакую заповедь забыли люди, богоданным талантом призванные умиротворять сердца и облагораживать души?

«Приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему» (Mф. 3:3-4) – повторяет Апостол вслед за пророком Исаией.

И разве не в том и состоит главная и всеобъемлющая задача литературы и тех, кто решает её?

Да ведь жизнь писательская и само писание - есть сознательное и добровольное наложение на себя креста, ибо что есть этот тихий уединенный труд как не словесное напоминание о бытии Божием, о всевечной жертве Отца, отдавшего Сына ради спасения рода человеческого?

Разве не к пишущим историю времен и страстей человеческих и имеющим дерзость учить обращены слова Спасителя:

«Я передал им слово Твое, и мир возненавидел их, потому что они не от мира сего, как и Я не от мира. Не молю, чтобы Ты взял их из мира, но чтобы сохранил их от зла; Они не от мира, как и я не от мира. Освяти их истиною Твоею: слово Твое есть истина. Kак Ты послал Меня в мир, так и Я послал их в мир; И за них Я посвящаю Себя, чтоб и они были освящены истиною». (Иоан. 17,14-19)

Но кто помнит эти Слова, кто проникся их смыслом?

Кому из писательской братии запали они в душу, кому из них - так часто теперь гораздым апеллировать к Имени Божию?

Не в осуждение пишу это. И о соринке в глазу брата своего - помню. А пуще - о бревне в собственном глазу. Но… просто не могу понять... недоумеваю - зачем и для чего вообще писать, если не ради этого?



Читаю дневники Чуковского - внимательного наблюдателя и  пристрастного свидетеля своего времени, и как бы погружаюсь во мрак: жили-были братья-литераторы, пописывали-издавались, дружно травили тех, кто им не чета, карябали друг на дружку «пашквильные штучки», зубодробительные фельетоны, а после... о, Булгаков! .. - как ни в чем ни бывало встречались-лобызались, сидели-заседали, спорили-обсуждали, вместе хлестали водку и пиво...

Но нет, не потому, что умели «оставлять должником своим», но оттого, что перо по негласному общему сговору литературных подрядчиков «социального заказа» - оказалось легко и просто, без ущерба для «тонких душевных струн» повернуть и туда и сюда – платили б гонорары да имелось бы под рукой беззащитное слово.

Ибо - к чему ж лукавить?.. - перемигнемся да улыбнемся украдкой один другому что те авгуры: нам ли, мол, не знать - не проповедь, а скабрезное фабльо, баечка да анекдотец  - вот источник доходов, вот товар! 

Всё ж остальное - притворство, и все это знают, читают друг в друге, а потому не находят препятствий, без стеснения обделав ближнего перед лицом доверчивой недотёпистой дуры-публики, - как ни в чем ни бывало, «взявши за полненькую тальицу», как говаривал Иудушка Головлев, - вести мнимого «недруга» в ресторацию элитарного клуба, где всяк знает, кто чего стоит и что на чём стоит.

И никому не стыдно, никому не зазорно, никакой неловкости или смущения. Kуда там! Правила игры.

Между тем, сколь могуча страсть писателя в настоящем смысле - словом писательским пробить всем остальным дорогу к осмыслению мира и их собственного существования! Kакая неистовая сила в решении внутренней задачи писательства - очищать словом души и приводить их к Богу!





Продолжаю чтение. Снова Kорней Чуковский. Он сообщает известное, но всё равно возмущающее нравственное чувство: в 1918 году во время подступающего и уже захватывающего Петроград голода - победители в Смольном обжираются икрой из бочек. Некоторые стесняются, но жрут.

То есть это было у них заложено изначально: обжираться за закрытой дверью.

И здесь все их внутренние мотивации, и вся потаённая идеология - от начала до конца.

Так спрашивается – мог ли им быть нужен Христос?

И не странно ли... не загадочно ли, что лишь считанные единицы из писателей имели отвагу увидеть это и назвать своим именем.

Да только кто они, эти единицы?  Люди определенного старого, не безбожного склада и воспитания: Kороленко... Бунин...

А из молодых, оставшихся на неизбежную гибель и поругание – Булгаков, Ахматова, Платонов, Мандельштам... Большинство же - не устояли, не смогли устоять. Отступились от правды слова, как от Бога, но кто посмеет быть им судьёю – перед авторитетом «товарища Маузера»?.

Впрочем, и у большинства из них судьба не осталась в долгу.





Не замрет жизнь, и не прейдет среди людей роль и значение литературы - словесного искусства запечатления времен, идей, взглядов, характеров и отношений, широких умонастроений.

«Сон разума рождает чудовищ» - назвал графический лист безумный духовидец Гойя.

Но что может породить сон духа и души, имя которому - безбожие?

Что привидится в этом сне огромной, исторически глубоко религиозной нации и стране?..

Сегодня мы еще только-только начинаем просыпаться, мы лишь чуть-чуть приоткрываем глаза, но уже видим с ужасом что сделалось с культурой, обществом, народом за время этого мертвого сна. Слово сегодня обесценено вместе со всем, что нас окружает, замарано и обесчещено, дискредитировано фальшью и ложью. И все же оно, наше русское слово – то последнее, что у нас есть, ибо в слова облекаем мы наши мысли, свою любовь и молитвы.

Словом художников, словом литературы, охваченной живым духовным пламенем веры – сегодня можно совершить воистину великое, ибо она - одна из главных магистралей, ведущих к добру, к наивысшей форме добра - к любви, то есть к Самому Богу.

Писательский акт творения по сути своей - это крик поддержки, дающий кому-то надежду на спасение. Словесность - есть проводник к единению в человечности,  терпимости и любви, стрела летящая  к Сущему.

А иначе - зачем она и что она такое как не формально-эстетическая интеллектуальная игра любителей для увеселения и развлечения гурманов?

В нашу драматичнейшую эпоху пугливого шаткого балансирования над бездной, человек, вознамерившийся обратиться к братьям своим со словом, обязан понять и осознать это глубоко как никогда.

Потому что значение присутствия Бога живого и Его воли в народном сознании не просто «функционально», Бог - то единственное что насыщает и наполняет жизнью и освящает человеческие отношения. Он - не карающая сверхинстанция и не этический регулятор. Он - смысл жизни. Источник и Цель, та Основа, дающая каждому возможность и право ощутить себя частью Всего, всей Вселенной, а при таком взгляде на самое себя и на людей вообще - сами собой устанавливаются новые отношения через Богоосознание всех связей в мире.

«Все сущее - вочеловечить» - хотел поэт.

Сегодня в нас этот стих звучит небывало актуально, и даже в практическом смысле. Ибо десятилетия обезбоживания были и десятилетиями расчеловечивания. Осуществить мечту Блока под силу лишь подлинной живой вере и литературе, лишь этим двум началам, призванным соединять и связывать души людей.





«Ибо, как тело без духа мертво, так и вера без дел мертва» - заповедал нам святой Апостол Иаков.

Осмелюсь - и да не будет в том святотатства - несколько переиначить эти бессмертные слова. Скажу же: и дела без веры - мертвы. Состояние нашего Отечества - вот подтверждение этих слов. И мысль эта слишком многое объясняет.

И покуда будет так - все программы вызволения страны и народа из пропасти, предлагаемые нынешними Платонами и быстрыми разумом Невтонами - обречены до того часа, когда широкие слои наших сограждан обретут веру в дела - в проекты, в начинания, предначертания и прочая, к прочая...

Меж тем - не станем заблуждаться - подлинно глубокой религиозности и веры, подлинного Богопостижения в массе народа пока нет.

Прочно сплоченный, социально, идеологически и материально мощный блок заинтересованных сил по-прежнему скрытно противостоит Божескому в душах. И это так – несмотря на все новые храмы, батюшек на экранах, телерепортажи из Пасхальных соборов и высших сановников   со свечами у росписей Страшного Суда.

Ибо если силою правителей и властей упраздняется и принижается закон, распинается справедливость – то тем воистину, а не на словах подвергаются надругательству гонениям Сам Бог и сама Россия. И здесь состоит коренная проблема и коренной конфликт нынешнего момента нашей истории, нашего общества и литературы.

Несмотря на все декларативные заверения и демонстративные благосклонные внешние жесты - антирелигиозный безбожный блок, как и в прежние годы, противостоит настоящему духовному возрождению Отечества - независимо от вероисповеданий, культов и конфессий.

Подлинное духовное раскабаление народов также страшно этому блоку, как установление не на бумажках, а на деле собственности на землю и, возможно, два этих бытийных явления находятся в гораздо большей внутренней связи, чем нам кажется на первый взгляд. Достаточно только освежить в памяти внутренний смысл слова «крестьянин». Так что не будем  доверчивы, опрометчивы и наивны.

Сегодняшние «послабления» вряд ли искренни, они - та же тактика, и как бы нынешний религиозный «ренессанс» (все больше отдающий подозрительной умильностью и истошной эйфорией) - не оказался в одночасье удушенным вслед за «гласностью» - только не цензурным кляпом, а в излишне бурных объятиях тех лап, что слишком привыкли к «ежовым рукавицам» и поднаторели вовсе не в объятиях.

Необходимо трезво отдать себе отчет в следующем: самое трудное и самое длительное, несравнимо более долгое, болезненное и постепенное, нежели, скажем, сращение переломанных костей, это планомерное восстановление истинного религиозного миросозерцания. С длительностью этого процесса необходимо смириться и принять ее как данность.



Сегодня как никогда нужны деятельные проповедники, пророки, подобные библейским по силе духа и убежденности, нужны одержимые верой вдохновенные герои и необходим некий магнетизм в водителях человеческого сообщества – в писателях,  способных принести во всей нетленной святости свое простое честное слово. Таковых же на данный момент почти что и нет ни у одной из партий или групп. Пока что все держится в пределах благонамеренного расчетливого прагматизма и политики: отсюда ограниченность самых радикальных идей и предложений, в то время как ситуация по напряженности переросла политику. И сегодня уже у нас, на Руси, исконной хранительницы народного миросозерцания - необходим и способен что-то спасти один только Глас Божий, услышанный и изреченный кем-то из живущих, необходимо безоговорочное и безоглядное доверие и преданность Слову, а значит в этом деле без пишущих художников-мыслителей - не обойтись.



«Имеющий уши - да услышит!» - не раз и не два восклицает Спаситель.

Но чтобы уши услышали из них надо вынуть воск безверия и безбожной лжи.

Придут те, что способны совершить это, явятся, найдут и произнесут одухотворенное Божественное Слово, этот единственный признак отличающий нас от прочих тварей, воспримут, отзовутся покамест спящие сердца – и наше общество помаленьку выберется из черной расщелины.

А коли нет...

Но мы верим: вернется Слово – и отыщется слово человеков, найдется в великом Словаре жизни.

А тогда наступит иная пора, и уже необходимым станет - но не в презренном поработительном значении угодливой холуйской пропаганды, но - истинный и чистый в побуждениях - духовно-религиозный объединяющий соборный энтузиазм миллионов.

Сбудется это, осуществится?

Будем верить. Вручим себя Богу.

И Он не оставит нас.




1990 г.