Тётя Тяпа

                из цикла «Портретная галерея»

       1970 год. Все ещё молодые. Фото Тяпы удалось «извлечь» из общего снимка, мы выходим из подземного перехода в Киеве. Здесь у Тяпочки ещё золотые волосы…
          Я часто вспоминаю, как вёз меня Котофей в машине по широкому шоссе под Киевом. Мы ехали к нему на дачу. Ах, вы хотите знать, кто такой Котофей? Пардон… Это племянник мой двоюродный. Он встречал меня в аэропорту, он вёз меня к себе на дачу и старался отвлекать разговорами, зная, что я плохо переношу поездки в машине. Котофей спрашивал меня о родственнице Анне, о подруге Люсе, о моей соученице по музыкальной школе по прозвищу Зайчик, а потом спросил:
     - А где та, что всегда приходила последней?
     - Тяпа? Рыжая?
     - Ну, да. Всегда приходила, когда гости уже прощались в передней.
     - Вот тут мне нечего сказать. У Тяпы нет телефона, она давно переехала в новую квартиру, не звонит никому в последнее время. У Анны есть телефон Тяпиной сестры, но Анна боится звонить, Тяпа перенесла тяжёлую операцию, вдруг её уже нет в живых… знаешь, - продолжала я рассказывать Котофею, - как-то я пришла к Тяпе и застала в доме ёлку, высохшую, поникшую, но с игрушками.  «С новым годом, Тяпочка!» - сказала я, а был июль месяц. Да, было дело…
         Через два дня я должна была улетать. Беспокойно стало. Возвратилась я домой, всё чаще стала вспоминать ту дорогу, лес, в котором я всё же побывала, хотя совсем недолго. А как мечтала! Немного ежевики всё же собрала, высыпала в тарелку, её сизую черноту расцвечивала горсть красной запоздалой малины…
         Итак, Тяпа. Начиналось моё знакомство с ней давно, в 1959 году. Я тогда в середине года была зачислена вольнослушателем в музыкальную школу, где Тяпа уже училась. В следующем году и меня зачислили вместе со всеми на второй курс. Тяпу тогда ещё звали Наташей. Мы были молодыми, весёлыми, почти все попали в музыкалку сразу же после окончания школы или после техникума. В институт не поступили, на работу тоже трудно было устроиться, хотелось ещё общения, беззаботности. Образование, полученное в музыкальной школе, давало возможность найти место, можно было устроиться музыкальным работником в детский садик, например.
         Наташа была рыжей, не медной, а золотой. Познакомились. А прозвище Тяпа возникло тогда, когда наша учительница по музыкальной литературе  – Номи Ароновна – рассказывала о детском музыкальном цикле Мусоргского. Там  была одна из частей «Кукла Тяпа».
      - Представляете, - говорила наша преподавательница, - такая простая тряпичная кукла, рыжая с голубыми глазками.
     - Тяпа, - обернулась я к Наташе.
     Повернулись и другие. Тяпа одобрительно улыбалась, её небольшие ярко-голубые глазки искрились. Прозвище не вызывало протеста. Тяпа была немного моложе меня, ей было не более 18 лет. Она жила в семье, где были отец – детский писатель, мать, старшая сестра Аня, младший брат Сергей. Я бывала в гостях у Тяпы, где, несмотря на наличие в квартире соседей, всё выглядело вполне прилично. Центр города, высокие потолки, пианино, множество книг. Это потом узнала, что отец Тяпы пьёт, мать болеет. Продали многое из обстановки, выделили Тяпе маленькую комнатку, где поставили пианино, но играть она не всегда могла, то отец буянил, то соседи стучали в стенку, то мать плакала…
       Из-за невозможности играть дома, Тяпа развила свой слух почти до совершенства, разучивая в трамвае по пути в музыкальную школу номера из сборника сольфеджио. Она была очень способной, чистенько тонким голоском выпевала ноты. Школа была вечерней, все мы днём работали, Тяпа – в НИИ. Как-то я позвонила ей, не сразу узнала по голосу и вежливо попросила:
      - Можно пригласить Наташу к телефону.
      - Какая я тебе Наташа?! – возразила Тяпа с  упрёком.
      Посмеялись. Мы часто смеялись тогда. Возвращались из школы, шли пешком вчетвером, пели вслух отрывок из так называемой «Украинской симфонии неизвестного автора», раскладывали на четыре голоса.
        Окончили мы учёбу. Тяпа вошла в круг моих приятельниц. Постепенно мы выходили замуж, обзаводились детьми, у Тяпы своей семьи не было. Теперь остались только общие любительские снимки, где я с Тяпой и другими подругами.
        Как-то обыкновенно очень поздно Тяпа позвонила в дверь, мой сын Вовчик ещё не спал и сразу же определил:
     - Это тётя Тяпа идёт.
    Теперь я стала её называть «Тётя Тяпа». Она всегда являлась в 12 часов ночи или позже, в её потрёпанной сумке лежала краюха чёрного хлеба с отгрызенной коркой. Умер Тяпин отец. Стал страшно пить младший брат. Они с Тяпой похожи, немного выступает вперёд нижняя губа, взгляд исподлобья, быстрая путаная речь. Братец  невысокого роста, грубый, амбициозный. Казалось, он ненавидит весь белый свет, с трудом сам терпит свои комплексы.
      Несчастная мать, очень гостеприимная, тихая, привыкла страдать молча. Вскоре она тоже ушла из жизни. Делили прекрасную квартиру и вещи трудно. Тяпе вообще ничего не досталось, но пианино дали. А она вдруг вышла замуж за очень пожилого благообразного мужчину. Советовалась со мной, выходить ли ей за него. Я уговаривала сделать это. «Развестись всегда успеешь, но и это надо попробовать!» У Тяпиного мужа Евгения  Ивановича было жильё - какое-то частное строение, оставшееся после смерти его жены. Полагаю, что он любил златовласую Тяпу, называл её «Невеста моя небесная».
          Они выбросили диван, на котором умерла жена Евгения Ивановича, и в первое время им пришлось спать в шкафу, опрокинутом на пол. Потом их домишко необходимо было снести, горисполком выделил семье однокомнатную квартиру недалеко от метро. А затем – раскол. Тяпа уже разводится со своим мужем. Она  рассказывала мне, что в квартире есть единственное меcто, где бывает и она, и муж – это туалет, уборная, проще говоря. Так вот, в один прекрасный день Тяпа положила в унитаз засохший букет цветов – прежний подарок мужа, который она хранила. К букету «любящая жена» присовокупила записку оскорбительного содержания. Возможно, Тяпины брат и сестра всё же дали ей денег, чтобы она смогла остаться в квартире одна после развода. Не знаю, так ли это, но Евгений Иванович исчез. Осталась Тяпа хозяйкой  однокомнатной квартиры в новом доме.
         Как и прежде, она приходила ко мне на день рождения, на другие праздники, которые я отмечала с друзьями и родственниками. Время было позднее, но Тяпа старалась успеть к последнему поезду  метро. Я метала на стол закуски, они поглощались с жадностью. В сумке у Тяпы как всегда – краюха чёрного хлеба.
         Время от времени у неё дома появлялись какие-то мужики, которым нужно было перекантоваться где-нибудь.   Они жили у неё месяц-другой, потом исчезали. Тяпу давно уволили из Проектного института за систематические опоздания и прогулы, хотя о её конструкторских способностях были высокого мнения. (Моя соседка по дому оказалась её сотрудницей). Потом институт закрыли.
        Тяпа обратилась к религии. Там она находила видимость понимания среди «братьев и сестёр». Кроме того, ей давали вещи, присылаемые из-за границы, так называемый секонд-хэнд. С этими вещами, детскими и взрослыми, с обувью, немного поношенной, с платками Тяпа ездила по деревням как коробейник. Она раздавала вещи, получала взамен картошку, другие овощи, яйца, творог. Ездила Тяпа всегда без билета («принципиально», как говорила она). Иногда её высаживали, тогда ей приходилось проходить пешком по много километров до ближайшей деревни.
           В этот период я побывала у Тяпы в квартире, тогда и застала в углу комнаты ёлку с игрушками в июле месяце.
        - С Новым годом, Тяпочка! – сказала я. Откуда ёлочка?
        - А она у меня уже два года стоит. Я боюсь её разбирать, чтобы не разбились игрушки. И вообще, я привыкла, стоит себе в углу, блестит.
        - А ну, давай ящик! – скомандовала я. Потом очень осторожно сняла свисающие с окостеневших иголок шары и вынесла оставшийся скелет ёлки.
        - Представляешь, Тяпочка, как будут ржать люди, обнаружив летом твою ёлку в мусорнике.
        И было у Тяпы четыре кошки, лавка, где висели платья, заставленное и завешенное пианино, одна ложка, чашка, тарелка. «А мне больше не нужно!» Вонь на кухне, грязная плита. Решила хозяйка подогреть суп, пошла за ним… в уборную.
        - Ты что, хранишь там еду?
        - А у меня холодильника нет, а на кухне коты всё равно любую крышку с кастрюльки снимут. Потом, что ж тут такого, я накрываю унитаз дощечкой. Иди, посмотри! Сверху дощечки кастрюля. Она же закрыта. Просто это единственное место, помещение, которое можно запереть снаружи.
      - Ну, ты даёшь!
       В другой раз мы встретились с Тяпой в метро, она везла в сумке продукты из деревни. Уговорила меня, поехать к ней. Поехали. Как только Тяпа открыла дверь, коты, озверевшие от одиночества, бросились к хозяйке. Она не успела развернуть пакет со свежим крестьянским  творогом, как кошки буквально вмиг с урчанием растащили всё до крошечки.
       - Понимаешь, я уже два дня не ночевала дома. У меня беда – мой любимый котик Ёжик недавно пропал, наверное, упал из окна. Как ты думаешь, он мог выжить? Я его искала полночи, звала, кричала, может быть, кто-нибудь забрал.  Я так переживаю. Хочешь, я тебе яичницу поджарю?
        - Нет, Тяпочка, не хочу.
        - Да, помнишь, ты мне скрипку когда-то подарила? Я теперь не играю. Забери своему Мишеньке. Только смычок коты поломали… (Тяпа любила моего младшего сына… а скрипка ему пригодилась).
        - А где все твои книги?
        - Я их раздала. Какой в них смысл?
            Тяпа стала носить длинные чёрные юбки. Она не любила стирать, грязные вещи просто выносила на улицу или раздавала. Её золотистые волосы стали отсвечивать платиной, она их прятала под чёрный платок и частенько, поглощая еду, почёсывала голову средним заскорузлым пальцем. Руки её стали корявыми, с въевшейся под ногтями землёй. Ей приходилось выкапывать брошенную в поле картошку. Она  «доставала»  своими ночными визитами Анну, учила её воспитывать дочь, иногда ночевала у неё. Был случай, когда опоздав на последний троллейбус, не успевая к станции метро, Тяпа возвратилась к Анне, но, не дозвонившись в дверь глубокой ночью, она осталась спать под дверью. Утром Анна с ужасом обнаружила её у себя под дверью на коврике…
         И вот я уехала, стала получать письма от друзей, с Тяпой мы не переписывались раньше. От Анны и Люси я узнала, что она перенесла онкологическую операцию. Потом узнала и то, что врачи после операции обещали Тяпе  месяцев семь жизни, но она протянула два года. Умерла 20 марта в 2003году. Зайчик уже побывала на кладбище, несмотря на распутицу.
     А меня со вчерашнего дня преследует тема из третьей симфонии Брамса. Не традиционный похоронный марш, а нечто другое – такая концентрация грусти и одиночества. Эти повторы, эта безнадёжность. Не спала сегодня вовсе…
        Избавилась от этой музыки с трудом на третий день после того, как узнала о Тяпиной смерти. Но и теперь бывает, что ночью мелодия возвращается в мой сон… Нет, Тяпа не была ангелом! Ах, эти валторны, скрипки…
        Был случай, когда Тяпа повела меня и парня из своей церковной общины на кладбище, где были похоронены её отец и мать. Она купила рассаду, перековыряв у десятка торговок весь их товар. Я взялась помогать, ей сажать анютины глазки. Я в этом знаю толк. Но как только я всаживала кустик, Тяпа его злобно выдёргивала. Потом она заявила:
      - Вот если бы твоя мама умерла, ты бы так не сажала!
     Мы с парнем переглянулись и вышли из ограды, Тяпа осталась там одна. Долго копалась в земле. Я обиделась, отдалилась.
        Теперь Тяпочка в той же ограде, и Зайчик по телефону уже назвала её Наташей. Кто кормит её братца-пьяницу? И жив ли он? Сколько раз я уговаривала Тяпу, оставить его в покое вместе с его непотребными бабами, так как он выталкивал сестру за дверь, швырял Тяпе в лицо её приношения, оскорблял.
       - Нет, - говорила она, - я не могу его бросить, я маме обещала. Он без меня пропадёт.
           Что делать. Понимаю, что все там будем. Только вот теперь снаряды ложатся всё ближе. Вот уже и в моих рядах бреши.
       И какой же неприкаянной и нелепой была твоя жизнь! Прощай, Тяпа!