Сказка-роман. ч. 8. раздел дела издательские

РАЗДЕЛ 6. ДЕЛА ИЗДАТЕЛЬСКИЕ

Целый день несчастный Хомяк обрывал телефоны известных столичных издательств.
- Алло, это издательство “Варикоз”? Есть предложение. Эпопея, историко-философский труд! Как так – не рассматриваете? Чем вы там только занимаетесь?!
- Редакция  “Рейнбоу Уорриер”? Хочу ознакомить вас со своим трудом… что? Заявки не принимаются? Не ваша тематика? Шайтан вас все забери!
И так до вечера. После ужина  злосчастный старик забрел в наш в гостиничный номер, и стал плакаться  в мою засаленную жилетку:
- что же это такое, друг мой Парамоша? Нет на свете справедливости! Пишешь, пишешь, а они, мерзавцы, не только не публикуют, а даже отказываются хотя бы ознакомиться с содержанием! Да падет гнев Аллаха на их нечестивые головы! Олухи, гяуры, они же сами себя обворовывают, не говоря уже о цивилизованном читательском мире! Так и будут плесневеть в гордыне и полном невежестве…
- Совершенно согласен с тобой, старый фундаменталист, - ответил я, - мог бы и покрепче выразиться на их счет! Но, знаешь ли, в наше время без знакомств не стоит и подходить к дверям издательств и редакций. Могу тебе немного помочь: среди моих старых знакомых есть несколько лиц, у которых, в свою очередь, имеются кое-какие связи в издательском мире. Хочешь, сведу тебя с ними?
- Спрашиваешь! – Воскликнул имам-папа, а по совместительству, еще и непризнанный гений. – От самого Иблиса, кажется, сейчас бы принял помощь!
   Я позвонил по нескольким телефонам, и на другой день Хомяк, снабженный моими записками-рекомендациями, отправился в крестовый поход по кабинетам главных редакторов и директоров издательских домов. Вечером он вернулся домой окрыленный.
- Взяли на ознакомление! – Ликующе прокричал он с порога. – Руку пожали, чаем напоили, сказали, что через две недели позвонят!
   Время пролетело быстро. События в стране происходили самые фантастические, так что, следя за ними, я почти и забыл про этот инцидент. А на пятнадцатый день старику позвонили из редакции солидного издательства “Безвременье”.
- Господин Хомяк? Автор цикла трудов “Первые коммунисты”? Ждем вас сегодня к четырнадцати часам! Не задерживайтесь, пожалуйста.
- Меня ждут! – Кричал, приплясывая, старый понтифик, - не может такого быть, чтобы не оценили моего таланта! Не идиоты же там сидят, черт побери!
И молнией умчался по указанному адресу.
  Через три часа он вернулся совсем разбитый; еле волоча ноги, Хомяк с трудом добрался до кресла, рухнул в него, как подкошенный и горько запричитал:
- Да что же это такое творится? Бесы ликуют, торжествует Диавол! Знаешь, что они мне там наговорили?
   И поведал мне печальную повесть. Выяснилось, что беседовал он с главным редактором “Безвременья” госпожой Шершавой. Приветливо улыбаясь, она сразу же вылила на бедного автора ушат не холодной, а прямо-таки ледяной воды.
- Что это вы там пытались изобразить? – быстро-быстро тараторила она, не давая старику даже рта открыть. – Это что – академик Тарле? Светоний, Тацит, или Плутарх? Или Карл Маркс?
- Это… - начал было Хомяк, но госпожа Шершавая его тут же перебила:
- Знаете, но эту писанину читать совершенно не интересно. Страниц  десять прочтешь – и сразу же хочется отложить  в сторону! Хотелось бы сказать вам хоть что-то приятное, но, знаете ли, слов не нашлось!
- Но это же капитальная историко-философская работа, к тому же изложенная в достаточно популярной форме! – Возмутился, было, понтифик, но тут же был прерван:
- Не знаю, не знаю, может быть, и присутствует какой-то избыточный академизм и некоторое передозированное раблезианство. Но публиковать подобное нет никакого смысла: ни коммерческого, ни рекламного. Поработайте над языком; словом вы пока что не владеете. Работу вы проделали большую, но никому не нужную. До свидания, желаю творческих успехов!
И  буквально вытолкала несчастного автора за дверь.
- Парамоша,  - почти рыдал Хомяк, - не будь я верующим, и, к тому же, бессмертным, утопился бы, ей-богу! Я отомщу этой старой грымзе!
- (А сам-то ты кто? – Мысленно усмехнулся я).
- Пока я шел домой, - продолжал, всхлипывая, старик, - в моей старой голове родилась, можно сказать, эпиграмма в форме молитвы Господу. Слушай!
И, приняв картинную позу, стал декларировать:

Тупиковая молитва автора

Помоги! По крайней мере,
Больше так меня не зли:
Я устал стучаться в двери,
За которыми – нули;

Ободрал до крови кисти,
В эти двери колотя...
Не открыли мне ни истин,
                Ни дверей... хотя... хотя...

Так ли стоило стучаться,
Если там, за дверью, мрак?
Так зачем же огорчаться,
- Говорю себе, - дурак?!

И зачем топтать пороги
У закрывшихся дверей,
Повторяя участь многих
Погибающих зверей?

Нам, изверившимся в вере,
Потерявшимся в себе
Не откроют эти двери...
Все благодаря тебе!

Что за смыл в подобном “чуде”?
Из каких таких высот
Возникают эти люди –
Демиурги нечистот?

Почему мои потуги
Достучаться до небес
Разбивались об кольчуги,
Что под плащ надел Дантес?

Век стоять мне на пороге?
Объясни-ка мне, старик,
Почему же все дороги
Упираются в тупик?!

Дай же шанс, Господь, на деле,
Пусть и на исходе лет,
Наконец, дойти до цели
И в конце увидеть свет!

Я забуду все печали,
Все верну тебе долги,
Только ты, Господь, вначале
Хоть немного помоги!

Ты бы сделал все, как надо!
Жить бы стало веселей,
Если бы ты помог до Ада
Добрести толпе нулей…

- Ты, старик, просто растешь на глазах, - не стал скрывать я своего, почти что искреннего, восхищения. -  Если и не Данте, то уж Шекспир – не меньше! Только вот одно мне не нравится: Бога-то напрасно хулишь! Думаешь, госпожу Шершавую он лично на пост главного редактора “Безвременья” назначил? Делать ему больше нечего! Это, всего-навсего, козни Лукавого… или, в крайнем случае, Джахангира. Кого, как не реакционеров, стал бы он рассаживать по руководящим креслам?
- Да ладно тебе! – Возмутился Хомяк. – Эта самая Шершавая задолго до прихода к власти Джахангира  в редакции засела: я ведь навел кое-какие справки.
- Ладно, не переживай, - успокоил я несчастного автора. -  Найдем какой-нибудь более гладкий вариант. Я тебя еще с одними знакомыми сведу!
И тут же набрал номер одной своей старой знакомой:
- Добрый вечер, мадам! Помнится, вы как-то обещали мне посодействовать в издании некоторых  моих работ. Вынужден просить помощи. Не могли ли вы попросить аудиенции у вашей знакомой, мадам Вьюгиной-Холодовой?
- А, это вы, Парамон, - откликнулся знакомый голос на другом конце провода, - что-то давно вас не было видно и слышно. Помогу, почему бы не помочь! Записывайте телефон…
На другой день несколько оживший имам-папа направился в издательский дом “Палитра”. Встретили старика приветливо, долго жали руку, хлопали по плечу, приглашали в гости, и даже книгу взяли.
  Через две недели ему позвонили:
- Заходите, господин автор! Ждем вас сегодня в полдень…
На этот раз события потекли совсем по иному руслу.
- Замечательная книга! – Воскликнула  внешне приветливая Вьюгина-Холодова, директор издательства “Палитра”.  -  Прочла, восхитилась! Очень интересное и увлекательное произведение. Просто Энгельс какой-то, честное слово! Но есть одно “но”.
Хомяк насторожился.
- Видите ли, - продолжала мадам Вьюгина-Холодова,  - издательство – это коммерческое предприятие, и на риск пойти оно не может. Ваше имя не известно широким читательским кругам; из этого следует, что спрос  на ваши книги не гарантирован. Издать ваше произведение мы можем лишь за счет автора. Всего хорошего! А книга  увлекательная…
Домой старик пришел в полном недоумении.
- Ничего не понимаю, Парамоша, - бормотал он, - рассуди сам: а если я черт знает, что, ей бы принес, но завернутое  в кучу ассигнаций? Ведь опубликовала бы, не задумываясь, ведь так?
- Именно так, старина, - порадовался я сообразительности бывшего имама.
- Тогда чего стоят ее похвалы моему произведению?
- Ничего не стоят, и именно поэтому и были произнесены панегирики на его счет…
- Ну и дела! – Изумлялся Хомяк, - что за дела!
- Обычные дела, - мудро ответил я, - издательские… так что, плюнь ты на них всех, и копи деньги на  малый тираж. Аллах – свидетель! То есть, я хотел сказать, на все воля божья…
Этим все и кончилось. И с тех пор Хомяк всем видам литературной деятельности предпочитает доносы и кляузы. Должен вам заметить, что на этом поприще он добился куда более заметных успехов, чем в качестве  литератора, историка и философа. И я сейчас, глядя на него, радуюсь, что старик нашел, наконец-то, свою нишу, преодолев тяжкий грех неуместной гордыни.