ИМЯ ТВОЁ17

/продолжение/
ИМЯ ТВОЁ17
Евгений Вахромеев
***
/продолжение/
Стояла утренняя лесная тишина, порой которую нарушал стук дятла. Который непоседливо мог выдалбливать очередное дупло.

Неугомонная кукушка исподволь могла устроить перекличку с невидимым путником…

Да пожалуй, чрезмерное потрескивание осиновых поленьев костра, указывало на строгую тишину «новогоднего утра».

Искры костра разлетались в разные стороны, порой попадая в миски сотрапезников. При обнаружении которых, они тщательно удалялись из миски. Только один Федор, не обращая внимания, перемешивал их вместе с кашей, своей истёртой деревянной ложкой…

Фоме очень хотелось исправить некоторые оплошности по отношению к Фёдору, и он ничего лучшего не нашел, как прочесть его любимые стихи…

- «Деревья стройные, как небеса,
Вели, казалось вглубь серебряного сада.
И хлопья снежные, пушисты тяжелы,
Повисли на ветвях, как гроздья винограда»…

Как подстать сейчас нынешнему утру эти стихотворные строчки, Фёдор. Они так точно отражают наш внутренний мир, в рассвете дня зимнего…

Фёдор сначала задумался, как отнестись к этому вопросу. Но поскольку это касалось непосредственно Оптинских старцев, он с охотой откликнулся.

- Дорогой наш знаток классики! Этот великий поэт, то бишь наш Апухтин, не раз посещал эти священные места, как наша пустынь. И, однако, он считал её одним из главных духовных центров тех времён. А я, и ныне так считаю …

- Фёдор, но ведь не только поэт Апухтин, но и Лев Толстой так считал. Он тоже посещал Оптину, причём приходил сюда в лаптях и в холщёвой рубахе, как крестьянин…

- Ну что из того? – Лицо Фёдора порозовело, толи от костра, толи от волнения, снова приобретая строгий вид… - знай, Фома, что и за лаптями не скрыть графского достоинства. Как впрочем, и за словами льстивыми и красивыми…

- Что-то ты, Фёдор крут к графу…
- А что, вспомни-ка, кем твой Толстой был в те времена? Когда его дружелюбно в Оптине принимал старец, Амвросий… Он же тогда выдавал себя за моралиста-учителя, почему-то берясь за управление душами других.

- Ну, так и что?
- А то, что если он взялся «старчествовать» и «толстовствовать», то он не смог отличить записанных душ от живых человеческих.
 
А ну-ка вспомни, как о нём сказал преподобный Амвросий:
«Он крайне горд».

А что это значит, верующему объяснять не нужно. Вот и взялся он за перо, чтобы изобразить своего старца, но никак не старца Амвросия.

- Ты что, намекаешь на «Отца Сергия»? Зря ты так, классное сочинение…
- А то, что нам учиться более надобно, нежели учительствовать. Старцы не раз твердили, что «Разум учит, а душа учится». Не так, Фома?

- Подожди, Фёдор. Нельзя забывать, что его классика, включая и «Отца Сергия» учит читателя тому жизненному опыту, где и проявляется его духовность. И она, я уверен, проявляется в каждом его сочинении. Ведь его жизнь стоит того! Хотя он как-то образно и излагал свои излюбленные многоплановые идеи.

Он не раз заявлял, что «Я …старался писать только из сердца». Когда человек так говорит, это искренне, Фёдор. Это уже не подлежит осуждению, если его идеи и будут расходиться с чьими-то отличительными.

Вот ты Фёдор, лошадей любишь…
- Да, люблю. И что?
- Так Толстой тоже без них не обходился, и жизни своей без них не представлял.
- И что?
- А то, что это дало ему хороший повод создать хорошее произведение. Знаешь наверное о «Холстомере»?

- Знаю, и что?
- А то, что его лошадь много в жизни хлебнула, и познала «вкус слёз». Совсем, как у человека… Видишь, как…

А ведь он для Толстого, как и для его героя, был другом, «за которого он и горы золота не взял».

А что касается отца Сергия, то на мой взгляд, то он придал ему черты многих знакомых людей.

- Тогда зачем он написал эту повесть, сразу после неудавшейся встречи с преподобным Амвросием? Который недвусмысленно повлиял на сюжет этой повести. И именно здесь, Фома, и обнаруживается его, Толстовская гордость. Ибо «от избытка сердца говорят уста».

Так и супротив Евангелия у него были свои собственные толкования. Что, Фома, не позволяется никому из человеков!

- Так зачем же осуждать чьё-то иное понимание…
- А как же можно отрицать те чудеса Иисуса, которые запечатлены через свидетельства Его апостолов, самих авторов Евангелия? Отрицать Его страдания за наши грехи на кресте, и воскресение Его. Впрочем, как и второе пришествие Его, Фома, о котором ты сам мечтаешь…

Вот, дорогой брат, откуда зарождалось «толстовство».

- Фёдор, такой писатель, как Лев Толстой, да мне трудно в это поверить.
- А ты поверь, братец, Фома, поверь… Ты прислушайся к тому, о чём старцы говорили. Они лгать не будут. Поглубже посмотри, какой твой отец Сергий.

- Он не мой. Но он собирательный образ писателя классика, коих он видеть смог в ту пору. Ведь любая наша мысль, как и домысел, всегда определяет какой-то своеобразный образ. Не так ли? Вот он увидел таким отца Сергия, и что в этом крамольного. Ведь он решил порвать со своим прошлым. Но он, видел только то, что ограничено его внутренним миром. И когда есть желание нарисовать тот образ, который не вписывается в рамки стереотипов, то он вполне естественно будет домысливаться. И именно так, как он сам захочет его поменять, даже не имея на то никаких представлений. Но это уже творчество. Это муки творчества…

А то, что создал Толстой, то скажу тебе, что это самостоятельно действующая сила.
- Вона, как!
- Да, и тот конфликт, что для повести. Он не выдуман, я полагаю так, что он из жизни взят. Ведь князь Касатский сам разрушил свою карьеру и вошел в этот неизбежный конфликт.
А вышел он из него так, что стал уважаемым старцем. Разве это не поучительно?

/продолжение следует/