Манный папа

МАННЫЙ ПАПА

МАРИНА  АВЕРБУХ

(Марина Борисовна ЛУРЬЕ)
(Из лирических историЙ
 
                РОДНЫМ МОЕГО ДЕТСТВА

...В очередной раз кладут в больницу... Говорю (то есть пишу) в пассиве, потому что по доброй воле вовсе я бы туда ни-ни...   
   Долго не могла в коридоре оторваться от мамы. Как же я, уже заранее, ненавидела эту больницу!
   Точнее - детское отделение при госпитале... Госпитале для инвалидов Отечественной войны.
   Были 60-ые годы... Война кончилась ещё до моего рождения... Но сколько бедных, искалеченных войной, на костылях, на протезах, совсем обезноженных или сидящих - „катающихся" на низких колясочках - словно подставочках для цветов...
Их почти не было видно на улицах, они либо сидели дома, в основном у окна, либо постоянно подлечивались в военных госпиталях и потихонечку вымирали... Боль... Боль....Сколько её было в их глазах...

...Оторвав-таки от мамы, санитарка почти втолкнула меня в „палату“...
   Три кроватки слева, три - справа... У изголовий – деревянные двудверные тумбочки. Посреди комнаты – общий обеденно-игральный стол (для ходячих девочек);
  (мне там места не найдётся - я буду „пригвождена к больничной койке "... Это почти из А. Блока, как я узнаю через десять лет...)
Огромное окно, почти под потолок...
Через много лет такие окна я наконец-то встречу в настоящих, а не больничных школьных классах...
А „мой" госпиталь и в самом деле разместили в военный 1943-й год в полуопустевшей московской школе, где он и „прописался" практически на полстолетия, пока не умерли последние инвалиды В.О.В.- Великой Отечественной Войны...
    Моя кровать стояла слева, у окна, но в это окно я смотрела издалека, из него сильно дуло, и я самочинно переложила подушку и …оказалась голова к голове с соседкой – хорошей девочкой Риной...
   Риночка своим тихим, еле слышным голосом тут же рассказала о своих больничных бедах...
…Девочка каталась на фигурных коньках и на тренировке упала, сломала ножку и даже после операции два месяца не ходила, поэтому ни с кем в больнице не могла, да и не хотела, ни дружить, ни даже разговаривать... Голубоглазая, красивая, с тёмно-коричневыми волосами и очень бледным личиком...
   Мы моментально сдружились, и этой дружбе помогла наша весёлая любовь к сочинению–писанию... Обе мы были москвички, а в нашей палате других москвичек и не было.
   Тогда пелась песенка – Мой адрес - Советский Союз! – это и про наших больных...
Если бы мы с Риной не болели, то могли бы ходить в один и тот же - шестой - класс; обе неплохо (по тогдашним школьным, да ещё советско-застойным меркам) знали английский и лихо переводили (туда и обратно!) рассказики из школьных учебников...
   Но читательский голод мы ещё кое-как утоляли,
   а „животный“!?
   То, чем нас кормили трижды в день, назвать едой можно было лишь в годы всеобщей голодухи...
Домашние подокормки были запрещены! Чьим садистским велением? Из дома только фрукты!
  Маме удавалось запрятать между яблоками и мандаринами кусочки копчёной колбасы и парочку пирожков...
  И не дай Бог увидеть это „сестре-«начальнице»!
    Спрятавшись под своими одеялами, мы как воришки-воробьишки быстро склёвывали запретное (прятаться надо было и от своих соседок - а то вдруг кто-нибудь наябедничает!
Тогда конец и фруктам и маминым запискам и
                всему-всему-всему!!!)...
...Однажды Рина, прочитав новую записочку из дома, торжествен-но, особенным серьёзным голосом, прошептала мне, что к ней завтра придёт её самая любимая и самая умная и самая смешная на всём свете – „Тётя Рина!“...
– И ты её много раз слышала по радио! Она знаменитая актриса и снималась в кино „про слона и верёвочку“ и даже выступала по телевидению!
    И вот на следующий день к нам в палату, в которую ещё пустили многих „ходячих“ больных и даже сестёр в белых халатах, пришла САМА .. – Рина Зелёная!!!
..Рина Васильевна немножко поговорила с Риночкой. (Риночка ей что-то пошептала на ушко очень важное), после чего уже – как настоящую артистку, Рину Зелёную объявил наш главный врач...
   Мы все захлопали, и „тётя Рина“ стала рассказывать придуманнную каким-то писателем смешную историю про девочку, которая не любила (как и я, кстати, но раньше, а не теперь!) есть манную кашу!!!
   И эта придуманнная девочка забрасывала свою кашу куда попало, а однажды даже зашвырнула полную тарелку в окно, прямо на улицу...
           Я замерла, слушая эту историю.
Когда же „тётя Рина“ описала дядю, со шляпы которого свисали, как сосульки, комки белой невкусной каши, я поняла, что кто-то рассказал тёте Рине мою собственную, непридуманную, историю. Кто рассказал, я не стала выспрашивать.
...НО НА САМОМ ДЕЛЕ ВСЁ БЫЛО ТАК:...

 Часто ли Вы встречаете детей, которые любят поесть и делают это с большим удовольствием?
  В моём детстве – несколько десятилетий назад – таких не было! Мучительное пребывание - отсидка - за обеденным столом и вымали-вание отпустить, наконец, в мой, более приятный мир, заселённый игрушками, книжками или даже простым безделием вблизи колен Бабушки, Дедушки или даже вблизи чёрно-белого экрана телевизора...
Я никак не могла понять этих самых взрослых, говорящих о каком-то „состоянии голода“, о каком-то непонятном мне „хотении есть“... Это в пятилетнем возрасте...
   Никто из опрашиваемых мною „взрослых“ мне не мог объяснить, почему я должна питаться „регулярно и калорийно“...
В поздние лета это чувство мне довелось узнать... А пока я, девочка Марина, пяти лет от роду, мучительно высиживаю перед тарелкой с десятью столовыми ложками манной каши, с трудом пережёвываю первую из них, вяло перекидываю вязкую и абсолютно теперь безвкусную массу с левой щеки под правую шёку, а затем обратно...
   Маме надоело следить за этим процессом…
 Папы у нас давно уже нет (какой папа выдержит такое неуважение к процессу питания, так порою мне напоминает периодически серчающая Мама)... Попытки подкупа ребёнка, взятки –
„в лице“ „говорящей куклы“ (а кукол в девочкином складском хозяйстве никогда-никогда не бывает слишком много) – не помогают: под “взятку“ съедаются две-три столовых ложки. Не более... После них ненависть к манной каше побеждает...
 
   ....Но при всей моей нелюбви к еде, положенной в мою собственную тарелку, я всегда любила, скорее даже обожала, процесс приготовления пищи ДЛЯ ДРУГИХ!!! Какое счастье присутствовать при готовке и помогать Маме, а чаще Бабушке, печь блины или пироги, получить за это кусочек-шматочек ароматного теста...
  А из этого же теста я уже сама лепила и пекла „свои“ собственные и поэтому только „особые“ крохотулечные пирожки... Эту вкусную кулинарию я готовила для моей собственной столовой и для моих собственных гостей-едоков...
....А помещалась эта моя столовая – никто и не догадывался 
    почти целый год! – под обеденным столом!
    На табуретке рассаживались гости, я присматривала за   
   ними,  сидя на скамеечке, сделанной для меня Дедулей...
 Но по окончании «данного мною» обеда я обязательно начинала „лечить“ своих гостей...
В медицине я специалист, к сожалению, с детства. (После одного неправильного укола, сделанного мне неряхой - медсестрой, я сильно заболела, лечилась вначале дома, а много лет спустя - и в больницах.) Поэтому медицина пришла ко мне одновременно с подаренной дедушкой Библиотекой...
  Я полюбила читать и полюбила ...лечить...
  И пока я не окончила медицинский институт, моими пациентами были все мои куколки, меховые зверюшки и даже матрёшки - все семь штук – „мал мала меньше“, как говорила Бабуля...
   В моей детской жизни самыми главными и самыми любимыми взрослыми были: Мама-Бабушка-Дедушка!
   Жили мы вначале вместе, в большом деревянном доме прямо на краю парка „Сокольники“ – как-будто в настоящем лесу! (Теперь в тех краях станции метро.) Дом очень-очень давно построил мой Дедушка. Дед был очень большой – больше всех родственников, и поэтому наверно он и дом построил большой, из очень толстых брёвен... И кухня в доме была большая, с большой плитой-печкой... Её почему-то звали „голландкой“...
  Но самым большой, ну просто огромной вещью на кухне был дубовый обеденный стол...
   Стол стоял на пузатых, как самовар, деревянных ножках, а на ножках были вырезаны листочки, цветы, гроздья винограда, и на каждой из ножек было вырезано по маленькой птичке...
   Птичка сидела на ветке, клювик её был раскрыт: наверное, она пела очень тихую песенку... Когда в кухне никого не было, а я сидела на своём секретном рабочем месте под столом, мне было даже слышно, как она поёт...
   Вот только про что она поёт, я не понимала, так - как ещё не ходила в школу, где можно было выучить язык птиц...
   Огромный стол стоял посередине огромной кухни...Его, как солдаты, окружали стулья с очень высокими и прямыми спинками. Если я вставала на сиденье, то моя голова даже не доставала до верха спинки, и поэтом   на этих стульях можно было играть в прятки... А ещё можно было прыгать, так как в кожаных сиденьях прятались пружины. Пружины красиво пели - скрипели, если на них садиться „с-разбегу“!
   В семье нашей, окружённой дружной и обильной роднёй, застолья были часты и плотоядны... Как я уже вам сказала, наш семейный большой дом стоял на самом пороге Москвы - на краю Сокольников - и потому всякие поездки всяких родственников прокладывались через наше застолье...
   А к тому же хлебосольство Бабушки притягивало всех, уважаю-щих «стол полный явств» и дом полный дружелюбия...
– „Всё надобно делать с полной руки, а иначе – лучше и не начинать“ – так исповедовала моя Бабуля!
  При приезде гостей стол раздвигали, из-под столешницы вытас-кивались специальные дубовые доски - они были светлее столеш-ницы, так - как работали не каждый день...И все родственники садились на кожаные стулья и много ели, и иногда выпивали вино и „что-нибудь покрепче“, как говаривал Дедушка.
   И никто - никто не догадывался, что под столешницей была моя собственная столовая для моих собственных гостей - куколок... Эта столовая открывалась, когда все большие уходили, и никто нам не мог помешать своими скучными вопросами... Куколки очень любили мою еду: овощные супчики из листиков. котлеточки и торти-ки. Котлетки были диэтические - из мякиша чёрного хлеба, а тор-тики я лепила из белого хлеба и посыпала их сахарным песком...
     Одно меня тогда, в малолетние годы, смущало:
– Почему эти хорошие взрослые едят так помногу? Почему они всегда хотят есть? Что это значит –„хотеть есть“?
  –Я всегда любила готовить и кормить других...
   Но сама-то я никогда есть не хотела!!!
– „ Вырастешь - всё узнаешь!„
– И познала я чувство голода только ... попав на многие месяцы в больничный стационар...
   А пока-что мы с Мамой переехали в город, в высокий каменный дом, прямо на пятый этаж... Мама работала, а я, когда не просту-жалась, ходила в детский сад, а по воскресеньям Мама усаживала меня на кухне есть воскресную манную кашу с изюмом...
   Это было самое скучное время в моей жизни... Я сидела над противной манной кашей и мечтала о новой, говорящей, нарядной и огромной и красивой и очень дорогой заграничной кукле... Такой куклы ни у меня и ни у одной мне знакомой девочки никогда ещё не было!
  У красавицы было волшебное и необыкновенное, как из сказки про спящую красавицу, платье...Вокруг ворота, по рукавчикам, по подолу пришиты прозрачные кружева, а кроме того были пришиты всякие оборочки, бантики, цветочки и листочки. Цветы - нежные и розовые, все лепестки так красиво загнуты, что их всегда хочется трогать и трогать...
   Кукла (её, оказывается, даже звали по-особенному –„Шарлот-та“!) лежала в самой красивой на свете, специальной кукольной коробке, и эту коробку сделали за границей в городе Лейпциге, и об этом написано было на специально приклеенной к спинке короб-ки красивой бумажке красивыми и непонятными иностранными буквами. Мама пообещала подарить мне именно такую куклу именно по имени „Шарлотта“, если я целую длинную неделю с понедельника до субботы буду есть манную кашу по полной тарелке два раза в день: утром и вечером!
   И вот уже наконец-то пришла суббота, но у меня нехватает сил выполнить мамино задание: ну просто нету никаких сил жевать эту препротивную манную кашу! Я сижу на кухне, одна, передо мною тарелка, в ней мягкая, расползшаяся по всей тарелке каша...
Сколько ложек я ни беру, её совсем не уменьшается....
  Ем я её, или не ем!
   Мои глаза хотят спать, я разглядываю стены, картинки на сте-нах, пятнышки на потолке – а каша всё не уменьшается...
Окно в кухне открыто, там, на улице, голоса прохожих, идущих по тротуару под нашими окнами... Каша не исчезает... Вот была бы у меня Шарлотта, я бы ей немножко отложила кашки – пусть тоже поправляется, и мне будет полегче...
      И вдруг я принимаю особенное решение: надо накормить кого-нибудь на улице! А если никто не захочет, пусть эта каша там и останется – может какие-нибудь звери или бедные и голодные люди её съедят!...Мама с кем-то опять по телефону разговаривает (опять, наверное, жалуется на мой самый плохой на свете аппе-тит) и не слышит, как я пододвигаю табуретку к окну, влезаю на неё и, не глядя на улицу (можно упасть и разбиться: мы живём на пятом этаже, и мне всё-ещё пока ещё пять лет) и я тихо высовы-ваю руку с тарелкой и кашей за окно и поворачиваю тарелку, и... каша тут-же исчезает!
...Вот здорово! Была каша и сразу нет её!
   Будто кто её слизнул!
Я быстро бегу обратно к столу и сажусь на своё место, как будто я сидела на нём уже с утра или дольше – все пять лет, но каши на тарелочке я не вижу – наверное, я её как-то незаметно сама и съела...
А тут и мама, кончив свой разговор, входит и, увидев пустоту на тарелке, громко радуется:
  – Ну, можешь ведь, когда захочешь!
  – Я скромно молчу, слегка вздыхаю, как-будто совершила обыч-ное, хотя и о-о-чень трудное дело...
И мы, согласно уговору, стали спешно собираться за куклой Шарлоттой (как бы её только не купили для чужой девочки!)
...Я забыла вам всем напомнить, что в то, такое далёкое время, наша семья - Мама, Бабушка, Дедушка и я жили БЕЗ моего родного Папы...Я уже забыла даже, какой он был вообще-то...
   И я стала ждать нового Папу и стала придумывать, каким он мог бы быть, потому-что я хотела особенного Папу, такого же особенного, как и мои Дедушка, Бабушка и, конечно, самая особен-ная моя Мама...
Он должен быть большим и сильным (как Дедушка), умным, добрым и всё умеющим делать (как Бабушка) и чтобы он любил меня – как моя красивая Мама!
....Мы с ним будем ходить в зоопарк, где живут страшные звери: волки, крокодилы, тигры. Но с ним мне нечего бояться: он всегда меня защитит от всех плохих и опасных зверей...
  Он, конечно вместе с Мамой, будет читать мне разные интерес-ные книги про животных и про детей... Я расскажу ему о своей секретной столовой, где я кормила всяких голодных куколок и плюшевого медвежонка...
...А пока я вам это рассказываю и одновременно собираюсь с Мамой идти и покупать мою Шарлотту, кто-то громко позвонил в дверь!
     Неужели к нам опять приехали гости?
Как некстати, ведь кукольный магазин может закрыться, и я опять останусь без заработанного с таким трудом красивого подарка...
...Может, не надо открывать совсем...
Этот человек за дверью, мы же его не приглашали, вот он постоит-постоит и уйдёт, как говорит Бабушка, восвояси!?
...Но Мама, не посоветовавшись со мной, пошла открывать, правда вначале спросила:
 – Кто там ? – Это надо делать обязательно, вдруг там страшное чудовище, или Бармалей, который любит есть маленьких детей?! –    А Маме с другой стороны двери ответил не громкий (и совсем не страшный) мужской голос:
– Это ваша манная каша!
– Мама непонимающе посмотрела на меня, но дверь пока не стала открывать.
– Ты тоже слышала: – Это ваша каша? – Почему каша разговаривает мужским, довольно симпатичным, кстати, голосом?
–Но дверь продолжала не открывать, а спросила:
– Какая каша?
– Из-за двери отвечают: – Наверняка, манная и с изюмом, но я её не попробовал! Может вы сами узнаете, какая каша? –
...Пока они переговаривались, я уже всё поняла, и мне стало страшно: вдруг этот мужской голос за дверью узнает, что это – моя же недоеденная каша?
И она ему тоже очень не понравилась!
Но зачем он её принёс обратно?
Я размышляла, а мама отперла дверь и распахнула её...
    За дверью, в тёмном коридоре стоял... мужчина в сером паль-то и чёрной шляпе. Но шляпа была не совсем чёрная: на макушке шляпы лежал как-будто толстый белый, непрожаренный, блин, а пониже, я не знала как это называется, как на тарелке, лежали куски...моей манной каши.
...Мужчина стоял молча, разглядываяменя и Маму, как будто спрашививал: – Ну, что мы будем делать?
   – Мама быстро посмотрела на меня, затем более внимательно на человека в шляпе...
   (– Теперь всё погибло – и я и моя новая кукла Шарлотта. И наверное - шляпа этого дяди..)
 ... Мужчина двумя руками осторожно (наверное, чтобы не поте-рять мою манную кашу) снял шляпу и, держа её перед собой на вытянутых вперёд руках, вошёл в наш дом...
...Оглядев нас строго и внимательно, он вдруг улыбнулся (и его лицо стало очень добрым и красивым) и он сказал, переводя глаза то на меня, то на Маму:
– Наверное, это очень вкусная манная каша...Она с изюмом...
Я всегда любил такую кашу, даже когда был такой же маленький, как эта красивая девочка... А сегодня я не успел утром позавтра-кать и очень хотел бы съесть эту, свалившуюся прямо с неба, мою любимую манную кашу с изюмом... Но у меня не было с собой лож-ки, я опять забыл её дома, так как боялся опоздать на работу... Без ложки едят только звери и птицы... Может быть, вы одолжите мне хотя бы чайную ложечку... Я быстро поем и тут же вымою вашу ложку и верну её обратно –...
    Пока он это ласково, но немного торжественно, как наша заведующая детским садом, произносил, Мама очень строго смотре-ла на меня, и оттого я ещё больше струхнула (так говорил иногда Дедушка). Вдруг именно он, мой самый любимый и самый единствен-ный Дедушка узнает про моё очередное безобразие...
...Но Мама быстренько, почти бегом, заглянула в кухню... Увидев там открытое окно и мою табуреточку у этого окна, она, не сказав ни слова и не глядя больше на меня, как будто я совсем исчезла или надела шляпу-невидимку, молча взяла из рук гостя его шляпу с остатками моей манной каши...
   Внимательно осмотрев шляпу, Мама строго сказала:
– Самое лучшее будет, если мы просто купим вам новую шляпу...
У нас как раз освободились деньги от покупки одной не совсем нужной игрушки, и нам не составит труда исправить свои ошибки. А пока пойдёмте в кухню, и я вас накормлю наконец-то завтра-ком... Так поздно завтракают совсем ненормальные люди... Это очень вредно для здоровья, не только детей, но и взрослых –...
..„Манный дядя“ (я почему-то так его мысленно стала называть) засмеялся и стал благодарить:
— Да вы не беспокойтесь так! Шляпа мне сейчас особенно и не нужна. Сейчас уже лето... Летом я вообще без шапки хожу, у меня шевелюра вон какая хорошая...
   – Мы с мамой одновременно обратили наше внимание на его шевелюру... Почти чёрные волосы красивой шапкой сидели на его красивой голове...
    Мама почему-то чуть-чуть покраснела, а я выпалила:
   — Как хорошо, что на вас была шляпа! А то манную кашу из таких красивых и пышных волос никак не вытащить.
– Мама почему-то по-доброму шлёпнула меня по попке (я очень люблю, когда она меня так как-бы наказывает, а сама при этом улыбается: меня любит!)...
  Мы расселись за столом, причём Маме пришлось итти за третьим стулом в другую комнату, и в кухне сразу стало много людей, как будто приехали родственники из других городов...
Мой страх, как говорила Бабушка, совсем отпустил меня (а о кук-ле я пока решила совсем не думать, так-как „манный дядя“ был в тыщу раз, нет – в миллион раз интереснее какой-то иностранной куклы Шарлотты!)...
    Мы ели яичницу, зажаренную вместе с помидорами и колбаской - я решила её попробовать в этот раз, увидев, с каким удоволь-ствием „манный дядя“ её уплетает (это дедушкино словечко)!!!   
   Яичница, как ни странно, мне тоже очень понравилась,
      и вдруг я, сама не поняв почему, спросила:
– Мама, а может этот дядя пришёл к нам, чтобы стать моим Папой?
   – Мама очень покраснела и выразительно посмотрела на меня... Это «выразительное смотрение» означает обычно одно:
– „Замолчи немедленно!“
– Но что-то непонятное заставило меня опять приставать...   
  Наверное, мне очень понравился „манный дядя“, и мне не хотелось с ним расставаться...
– Мамочка, милая, ну что ты волнуешься! Смотри, какой он добрый, как аккуратно и вкусно кушает, ему даже шляпы своей не очень жалко... И ты не забыла, что через два года мне в школу уже надо будет итти. Как же я пойду в первый раз в первый класс без своего собственного Папы?
– Мама попыталась меня опять остановить, но „манный дядя“ пре-кратил кушать яичницу, положил около тарелки вилку и нож и, улыбаясь, вдруг подмигнул мне, и сказал, глядя Маме прямо в лицо:
   – Я совсем не против, а даже наоборот, очень хотел бы иметь такого чудного ребёнка, такую красавицу Маму и я люблю не толь-ко яичницу с помидорами и колбаской или манную кашу с изюмом, но и всякие другие еды, которые наверняка умеет готовить Мама такой чудной девчушки...
   (он так прямо и сказал – „девчушки!“ - меня так ещё ни один мужчина не называл!)...
...Оказывается, манный дядя - адвокат -
(а что это такое?),
и эта его работа мешает ему до сих пор жениться, так его клиенты
(а это кто ещё?)
очень часто разводятся, начинают делить домашние вещи, а также своих детей
(а на сколько частей они делят детей и чем? Пилой или топором? Вот ужас какой!)...
И наш „манный дядя“ тоже боится, что вдруг и ему не повезёт и ему придётся кого-нибудь делить...
Но теперь, как ему кажется, он нашёл двух очень замечательных одиноких девочек – одну большую (и он ласково взглянул на маму, а Мама почему-то посмотрела на свою тарелку с кусочком яичницы, и глаза её стали какие-то мокрые),
 и одну маленькую
(он протянул левую руку и погладил меня по голове и за ушком, и рука его была тёплая, такая же ласковая, как рука Дедушки, и от этой руки мне тоже захотелось чуть-чуть поплакать, наверное, как и Маме, но я сдержалась – мне уже пять лет и надо уметь сдерживать свои чувства - так моя любимая Мама говорила своей Маме - то есть моей Бабушке)...
И тут я, как всегда неожиданно, сказала:
– Мамочка, обрати внимание на костюм нашего „манного дяди“ – я первый раз его так назвала вслух, даже не заметила, как...
– У него костюм, как у нашего Дедушки! А вы ещё не знаете моего Дедушку? – („Манный дядя“ покачал головой и опять внимательно посмотрел на всё-ещё молчавшую Маму.)
– Я вас обязательно познакомлю с Дедушкой...
– Правда, Мама!? (
Мама кивнула молча ...).
– Вы ему обязательно понравитесь, -- правда, Мама?! –
(Мама опять кивнула утвердительно и опять ничего не сказала...)
– Я его очень люблю, но немножечко и боюсь: он такой большой и иногда так строго разговаривает и с Мамой и с Бабушкой..
– Знаете что
(и тут я влезла к „манному дяде“ на колени и зашептала на ухо) – не говорите ему про мою манную кашу, пожалуйста!
Мы не будем его огорчать! – Правда, мамочка, не будем?!
– Я просто раньше кушать не любила, а теперь, я подозреваю, буду любить всё, и даже манную кашу...
       – Ты же будешь моим „манным папой“?! –
Взрослые вдруг дружно рассмеялись и...
...В этот субботний день мне не купили новую куклу, но взамен у меня появился новый Папа (я стала называть его, только про себя, конечно, „манный Папа“), и это гораздо лучше какой-то заграничной Шарлотты!
– Я надеюсь, вы все меня правильно понимаете... –

„Манный Папа“ женился на Маме;
  по выходным дням Мама всем нам варила очень вкусную манную кашу с изюмом, а ещё и с вареньем, а ещё и с творогом или со сметаной...
И мой новый Папа, каждый раз, садясь за стол, специально благодарил манную кашу за то, что она подарила ему самую любимую жену и самую любимую дочку...
...Вскоре Мама и Папа и мне подарили маленького братика, а потом ещё одного, и жили все мы дружно много-много десятилетий...
...Но один раз в году, в начале лета, мы устраивали специальный семейный праздник „манной каши“,
  на который собиралась вся наша большая семья, и „манный Папа“ перед едой обязательно читал своё
„Благодарение „манной каше“

                Киль-Мёльтенорт-Берлин ....Август 2008