Повесть о лисе-оборотне

Я выросла в уютной глубокой норке, выходы из которой были спрятаны меж корней огромной липы. Она росла на берегу мелкой речушки, и ее громадные корни пили воду прямо оттуда. Учиться обращаться в человека я начала в том же возрасте, что и все лисята, вместе с братом и сестрой.
Во многих сказках герой, который потом станет великим или даже величайшим, обычно не может освоить этот простой фокус и долгое время мучается собственным уродством. Меня и мою семью это благополучно миновало, я научилась превращаться, ничем не выделившись из толпы детей.
Таким образом, ничто не предвещало беды.

Конечно, бедой было нападение людей на нашу деревню, а не, что последовало после, но не думаю, что моя покойная мама мечтала именно о такой судьбе своей обычной дочери.
Я не знаю, почему люди напали на нас. Они просто пришли из соседней деревни, что находится ниже по реке, и стали нас убивать. Они очень удачно подгадали момент нападения: все взрослые ушли на ежегодный праздник прихода осени, в деревне остались лишь мы, дети и подростки, да старики. Нам тогда было по 14 лет.
Полагаю, меня с братом и сестрой спасла любовь к воде. В то время как большинство лис воду не любят, мы, в раннем детстве разок скатившись с корня в ледяную реку, полюбили это нехитрое развлечение. Не мы одни пытались спастись с соломинками во рту в густых зарослях, но, наверное, нас хранила наша липа. Ведь мы прятались в водорослях у ее корней. Ее желтые листья плыли по воде, не давая среди еще зеленых растений разглядеть наши потемневшие шкурки.
Однако, радоваться нам было рано. По наивности и из-за холода мы очень быстро выбрались на берег, где нас встретили те, кто свежевал шкуры наших сородичей. Мы сбились в клубок и, наверное, смешно рычали, а я от страха не могла остановиться на облике, и была то девчонкой, то лисенком. Странное желание умереть, но не сдаться, нанести как можно больший вред перед смертью овладело мой, и поначалу мужчина у подножия нашей липы показался мне предсмертным бредом.
У него густые, торчащие во все стороны жесткие волосы цвета прелой соломы. У него желтовато-загорелая кожа. Он одет в темные одежды, по которым нельзя судить о роде его занятий, но яркие безделушки, свисающие с петель на складках халата, странный взгляд из-под нависающих нечесаных прядей и особенно резной посох, тоже украшенный побрякушками, ясно говорили о том, что их носитель — маг, чародей или волшебник. На худой конец бродячий прорицатель, но что-то в его напряженной позе говорило о совершенно ином.
Загадочный мужчина медленно потянулся за посохом, что был просто заткнут за пояс, и тут я заметила четкую линию на пару ладоней ниже верхнего конца посоха. Короткий миг озарения — это не посох, а меч! А потом он вытащил клинок, а я потеряла сознание с открытыми глазами. Поэтому я помню все произошедшее, как странный, успокоительный кошмар.
Из тех, кто свежевал трупы моих сородичей, живым не ушел никто. Мы бросили их потом в реку, чтобы отравить воду для тех, кто ниже по течению.

Именно меч загадочного чародея и стал моей бедой, горьким вестником уже наступившего грядущего. Впервые увиденная настоящая магия увлекла меня и моих родственников, но молчаливый и мрачный мужчина не желал с нами иметь дела.
Однажды, когда он сидел меж корней нашей липы, я подошла к нему совершенно одна. Это вышло случайно, потому что обычно я везде ходила с братом и сестрой. Я снова начала его уговаривать учить меня. Чтобы польстить ему, я восхитилось искусной резьбой ножен его оружия.
Как оказалось впоследствии, далеко не каждый маг и чародей мог разглядеть меч в посохе нашего спасителя. Именно это и послужило причиной внезапного согласия на мое и только мое обучение тайнам чародейства и волшебства.
Мужчина назвался Киром и сказал, что отныне я не принадлежу деревне лис-оборотней, не имею отношения к семье, и мы немедленно уходим прочь. Ошеломленная его неожиданным согласием и открывшимися мне исключительно розовыми видениями сладкого будущего, я беспрекословно последовала за ним. Я даже ничего не взяла с собой, но мой учитель затем позаботился обо всем.
Вечером, глубоко в лесу он лишил меня невинности. Так как я не знала о магии ничего, то опять не сопротивлялась и слова не сказала. Мне даже понравилось. Предполагаемых причин для подобного поступка я видела много: возможно, девственница не может быть волшебницей, возможно, это часть некоего ритуала и посвящение, может быть, таким образом он создает воспетую в легендах связь учителя и ученика. Истинная причина лежала между всех моих предположений. Впоследствии, Кир не раз занимался со мной любовью, так что я не чувствовала отвращения, брезгливости или стыда перед этой стороной природы. Хотя и не пристрастилась к удовольствию, приносимому этим занятием.

Так, я, Ис Вей, из деревни Большие Липы, что населена лишь лисами-оборотнями, стала обучаться магии, проявляя чудеса покорности и безропотности.

Кир оказался суровым и непонятным учителем. Он не проявлял снисхождения ни моему возрасту («молодой все стерпит»), ни полу («женщина выносливей мужчины»), ни полному отсутствию знаний о магии («нет глупых убеждений, ничему не надо переучивать»). Я училась видеть пустоту, плакать с солнечным светом и смеяться укусу шмеля. Я носила тяжести, училась танцевать и петь, работала в поле и обучалась вышиванию у деревенской рукодельницы. Я научилась гадать на тропинках муравьев и зарубках на ограде.
Иногда, когда мы путешествовали в совсем уж дремучих лесах, я становилась лисой и мерно трусила за учителем, ради шутки пытаясь чародействовать в этом облике. Как ни странно, у меня это изредка получалось. Учитель говорил, что у меня природный дар. Так я взрослела.

Это был душный летний день, я стирала нашу одежду в речушке, очень похожей на мою родную. Задумавшись о прошлом, я вдруг вспомнила, что прошло уже четыре года с тех пор, как я начала учиться магии. То есть, мне исполнилось восемнадцать.
Об этом радостном открытии я и сообщила Киру. Теперь я наконец вступила в брачный возраст, хотя мне это, конечно, уже ни к чему. Его реакция на мои слова меня потрясла.
— То есть, когда я сделал это с тобой, тебе было всего четырнадцать лет?! — он даже прикрыл глаза рукой, а его рот странно искривился. Но он не плакал, это он не умел даже в детстве. Он хохотал.
Пожалуй, я рано превратилась в женщину.

Спустя пять лет после начала обучения случайная дорога вывела нас с учителем к значительному магическому собранию: там заседали и писали мудреные книги убеленные сединами старцы, там обучались азам волшебства дети и совершенствовали навыки юнцы. Кир счел, что общение со всеми ними будет мне хорошей наукой, пусть я и неграмотна.
Первым побуждением моих ровесников было, естественно, проверить мои силы и способности. Умение летать, оседлав ветер, творить радугу при безоблачном небе их не впечатлило. Оказалось, что в магии нынче в моде иллюзии, управлять стихиями могут и крестьяне. Я не стала сообщать, что я и есть крестьянка в некотором роде, а пошла за советом к учителю. Он никогда не учил меня искусству иллюзии, и тогда сказал лишь, что иллюзия — это умение заставить других видеть твое воображение. И напомнил о миражах, что мы видели в пустыне.
На следующий день я уже смогла показать другим чародеям простенькую, на свой взгляд, иллюзию: перекрасила свои волосы, кожу, глаза и ногти в иные цвета. Но оказалось, что это высшее мастерство иллюзии, доступное лишь вымершему народу акушу, злым демонам, питавшимся человеческими душами. Меня попытались схватить, и одна красивая волшебница почти выдрала мне волосы, задрав их так, чтобы видеть мои уши. Я горжусь тем, что сдержалась и не превратилась в лису.
Учитель пришел защитить меня, он улыбался волком, и ветер впервые приподнял его волосы над ушами. Заостренные копьем уши — печать акушу, а мой учитель — последний из их рода.
Мы бежали оттуда, разгромив все здания. Это было не так весело, как мне представлялось. Во многих ли от того места Кир наконец остановился и предложил мне покинуть его. Это безмерно удивило меня, потому что лису-оборотня не может волновать родословная акушу. Для людей мы почти не различаемся: как в свое время они истребили остроухих волшебников, так однажды уничтожат и мое племя.

В девятнадцать лет я начала задумываться над тем, почему учитель иногда спит со мной. Я видела почему это происходит у людей и поняла, что в моем случае все обстоит совершенно иначе. Я не предполагала, что учитель может любить меня, ибо в этом не было никакого смысла, кроме романтического бреда из сказок. Я, в свою очередь, никогда не любила его, и даже тень влюбленности не омрачала мое сердце.
Тогда же учитель встретил знаменитую волшебницу Кьяо Рен. Именно ее он любил с тех пор, как триста лет назад впервые встретил. Она не отличалась особой красотой, но даже не одежда, а колдовские глаза выдавали ее сущность. Она сразу видела, кто я, и выговорила за это Киру. Он промолчал, а она, в конце концов, решила, что это даже забавно: лиса-оборотень с умениями акушу. Впрочем, она советовала ему не возлагать надежд на возрождение глубинной магии акушу.
Она его тоже не любила. Как и я. Но почему-то она пожелала странствовать вместе с нами, наблюдая за моим обучением. Поначалу это меня смущало. Но она мне объяснила, почему Кир спал со мной — это часть обучения магии акушу, таким образом он передавал мне даже не способность, а возможность обладать ею. Способностью к подлинной магии акушу. Но Кьяо Рен сомневалась, что учитель спал со мной достаточно часто, чтобы я могла освоить тайные умения его народа.

Мне исполнилось уже двадцать лет, когда учитель рассказал мне, что вершина искусства акушу — это меч души, волшебная сила, ставшая металлом. И создать ее я должна без посредства кузнеца и железной руды. Я должна услышать имя своей силы в своем сердце, и тогда она подчинится мне.
Это было долго и трудно. Как в легенде о паршивом драконе, который снимал с себя живого шкуру раз за разом пока не превратился в прекрасного юношу. Драконом была я, а шкурами моими были мои страхи и сомнениями, за которыми таилось чистое, ничем не замутненное сердце.
И однажды над левым ухом прозвучало имя, даровавшее мне свободу воли.
Хайиерра, так зовут мою силу, так зовут мой меч, метающий молнии.

Кьяо Рен была потрясена случившимся. Выходит, того семени Кира, что было во мне, хватило для приобщения к глубинной магии акушу.
Продемонстрировав учителю возможности своего меча, я дерзко попросила его показать свой меч. Он согласился, и его сила оказалась ветром, сплетающимся в убийственные нити. Созерцание ее наполнило меня благоговением и восхищением. Я поняла, что будь Кир более кровожаден, то сполна бы отомстил людям за гибель своего племени. Воспоминание о том дне до сих пор наполняют мое сердце гордостью и радостью.
Той же ночью я ушла от учителя, став свободной владычицей молний. Я не сожалела о принятом решении, испытывала глубочайшую благодарность и понятия не имела, что делать дальше. Однако, я полагала, что без меня у учителя и его возлюбленной, может, что и наладится. Она начала смотреть на него благосклонно.

С тех пор прошло много лет.
Трагическая гибель Кира, Дракона Ветра, была многажды воспета в легендах. Глупая смерть Кьяо Рен, вышедшей замуж за племянника императора, стала поучительной сказкой. Моя шерсть стала белой, но я все также молода, жива и здорова. Какой ребенок не любит сказки о проделках Грозовой Лисы?
Только одно печатью боли лежит на моей душе: абсолютно все певцы, сочиняя первые песни о битве в горах Тайлян, удивленно пели о последнем выдохе Дракона Ветра.
«Ис... Вей», — прошептал он перед смертью.
За всю мою тысячу лет я знала лишь одного мужчину.

Я начала свой рассказ о беде, которую ничего не предвещало. Вам судить, является ли моя жизнь горем или счастьем, а мне не дано знать, что было бы если…
Что, если бы я промолчала о том, что видела? Остался бы Кир в нашей деревне? Был бы он сейчас в живых?..
Я рада, что никто не может ответить на мои вопросы.