Праздник сказка для Эмилии

ПРАЗДНИК
(сказка для Эмилии)

.. кончается праздник, играй мне еще.
Э.Шклярский.

- Скотина, - орал я, багровея, - подлая сволочь. Я верил тебе как брату. Я делил с
тобой последний кусок. Как ты посмел?
Он молча опустил глаза.
- Но ведь это подло, - я еле сдерживался, чтоб не набросится на него с кулаками, -
такое гнусное предательство. Черт, я не могу поверить, что ты это сделал.
Он молчал и смотрел в стену.
- Вон отсюда, - тихо, но грозно сказал я, - пошел вон! Не желаю тебя видеть. Мне
противно дышать одним с тобой воздухом. Невыносимо терпеть присутствие такой
неблагодарной твари! Пошел вон!
Мой тихий от бешенства голос, подействовал сильнее, чем все крики и маты, которыми я награждал его в течении полу часа. Он весь как-то сразу сник и медленно, волоча лапы, побрел из кухни. Уши его были плотно прижаты, а хвост болтался как рваная тряпка.
- Господи, - взмолился я, дрожащей рукой доставая сигарету из пачки, - ну почему
у всех коты как коты, а мне досталась эта гнусь с усатой мордой?
Ответом мне было остервенелое рычание холодильника.
- Хоть ты заткнись, падла, - крикнул я и выдернул штепсель из розетки.
Холодильник заткнулся, но легче от этого не стало. Я хлопнул рукой по кнопке
будильника, и он сообщил мне, что сейчас одиннадцать часов ровно. А значит нужно
вставать и что-то делать. Нужно как-то спасать, готовый разрушиться праздник.
Праздник, которого так не хватает.
Когда от тоски не продохнуть, когда все хуже некуда - хочется праздник. Когда пьешь всю неделю, когда не в силах написать ни строчки, когда, кажется, что тебя никогда и не было на свете, - нужен ...
Она позвонила в шесть утра, и не проснувшимся еще голосом сказало, что я сволочь, что ужасно соскучилась и в двенадцать будет. Я бросил трубку на рычаг, одновременно с этим зарычал пустой холодильник и заорал кот, выдергивая хвост из-под моей ноги.   Мне подарили праздник.
И я стал интенсивно ждать двенадцати. Ожидание заключалось в хаотическом метании по квартире на повышенной скорости. При этом я ударялся обо все выступающие части меблировки, разбивал стаканы, и постоянно наступал на путающегося под моими ногами кота. Одним словом, наводил порядок - недельный запой не прошел даром для моей квартиры, и сейчас она напоминала Куликово поле. Только вместо павших воинов, вокруг валялись пустые бутылки, окурки и грязные тарелки. Не зная с чего начать, я хватался сразу за все. Мыл посуду, выгребал горы мусора, менял шторы на окнах (кстати, как это я ухитрился их поджечь?) и долго пылесосил подстилки, взятым у соседей «Вихрем». И ведь все успел! Квартира сияла и приятно пахла чистотой.
И вот когда, я гордый собой отправился в ванную, чтоб нанести последний штрих, (а именно побрить свою колючую и опухшую физиономию), эта сволота, эта помесь хорька и скунса, эта тварь, посланная мне за грехи, сделала лужу на вычищенной подстилке в коридоре, причем у самого входа. Он, видите ли, решил внести свою лепту в утренний аврал и облагородить прихожую стойким запахом присутствия здорового, полного сил кота.
Господи, что за вонь! Романтическая атмосфера была безнадежно испорчена. Как, черт меня забодай, душить женщину в объятиях, едва она войдет, и шептать нежные слова на ухо, если отовсюду разит кошачьим здоровьем.
Мои тягостные думы прервал скребущийся звук из прихожей. Это кот, вероятно, ужаснулся содеянного, вернулся и пытается закопать следы своей подлости. Безнадежно. У него ничего не выйдет. Зато должно выйти у меня. Я ведь старше кота, а значит умнее.
Осененный гениальной, как мне показалось, мыслью, я метнулся в коридор и вылил на кошачьи бесчинства пол флакона «Денима». Затем, немного прогулявшись по комнатам, чтобы составить непредвзятое мнение об аромате, снова вернулся в прихожую и принялся активно нюхать. Ну, что тут можно сказать? Бесспорно, сочетание запахов одеколона и кошачьей мочи рождало неповторимый букет. Несомненно, эту идею по достоинству оценили бы производители боевых газов. Вот только для встречи с женщиной, по-моему, мало подходит аромат, от которого слезятся глаза, и начинает выворачивать внутренности.
Черт его дери, а времени остается все меньше.
Доведенный до отчаяния, я решил, что терапией здесь не поможешь, и взялся за хирургический метод, а именно за огромные портновские ножницы, доставшиеся мне по наследству. Аккуратно, как мне показалось, вырезанный кусок подстилки отправился в мусорное ведро, а пол в этом месте был тщательно вымыт водой с добавлением хлорки.
Ура! Запах исчез.
Я стоял взмыленный и счастливый с тряпкой в руке, когда сквозь тонкую входную дверь донеслось цоканье каблучков, поднимающихся по лестнице. И поворот ручки двери, возвестил о начале праздника.
Объятия получились лучше некуда, а вот с ласковым шепотом вышло не очень. Вернее совсем не вышло, потому, что прямо с порога говорить начала она.
Она встала в полшестого; оббежала кучу мест; на улице страшно жарко; зачем я искромсал подстилку и навонял хлоркой мы, что в больнице? На улице страшно жарко; она еще заскочила в студию за фотографиями, сейчас я их увижу; правда они не очень, а еще хочется в ванную, и чтобы когда вышла, кофе был уже готов.
Последнюю фразу я особенно хорошо расслышал и потому отважился прервать ее монолог.
- Э-э-э, - видишь ли, солнышко, с кофе у меня как-то, ну скажем ... вот, потому, что с деньгами, ну, в общем, сама понимаешь, - закончил я, виновато заглядывая в ее зеленые глаза.
- Я, между прочим, знала куда еду, - с притворным негодованием сказала она, и принялась выгружать из сумки разные пакеты и свертки.
- Это кофе, это хлеб, это овощи, - перечисляла она, - осторожно здесь яйца, надо будет еще молока купить, но это потом. Значит я в ванную, а ты вари кофе. Понял?
- Ага, - ответил я.
- Тты смеешься? - зелень ее глаз мгновенно обрела темноту и серьезность, что-то не так?
-Все так, глупая, - я провел рукой по горячей коже на ее щеке, - просто так хорошо, словно это не со мной.
- А с кем? - хитро прищурилась она.
- Ну, я не знаю. Да вот хотя бы с Миком.
- Это, что из твоих рассказов?
- Ага, - кивнул я.
- Но, если ты Мик, то кто тогда я?
- А ты, ведьма!
- Не пойдет, - категорично, заявила она, - во-первых, ведьмы приходят по ночам, а во-вторых, та в рассказе была блондинка.
- Ну, хорошо, - согласился я, - значит, ты будешь рыжая дневная Ведьма.
- Ну, это еще, куда ни шло, - кивнула она, - значит я в ванную, а ты Мик иди, вари кофе.

И ведьма скрылась за дверью. А когда Мик вошел на кухню, там уже торчал Искандер (ворюга, неудачник и несостоявшийся киллер). Он пристроился на корточках у холодильника и аккуратно расставлял на его полках банки с зеленой гуашью.
- Эй, - опешил Мик, - ты, что тут делаешь?
- Живу, - грустно ответил вор, - ты же знаешь, я всегда живу на кухне.
- А ..., - начал было Мик, но в этот момент из-под стола донеслось агрессивное сопение, - кто это там?
- Заяц, - просто ответил вор.
- Какой еще заяц, - совсем расстроился Мик, - не было никаких зайцев.
- А это из черновика охотно пояснил вор, злой заяц, Фридрих Ницше, бешеный огурец. Огурец кстати лежит в комнате под телевизором. Так, что я бы на твоем месте туда не ходил
-Ага, - сказал Мик, - понял. Только вот «Мокрые холмы» не про Мика, так, что вы ребята не туда попали. Не хватало, чтоб сейчас еще Вика приперлась.
- А она в ванной, - ухмыльнулся вор, она ведь и есть ведьма, если ты помнишь.                - Ничего не знаю, заявил Мик, - сейчас совсем другая история. Так, что забирай
свою краску и чеши отсюда со всей своей живностью, пока я из тебя тоже черновик не сделал.
- Да ладно-ладно, я ж ничего, - не на шутку перепуганный вор, принялся распихивать гуашь по карманам, - коньяк тоже забирать?
- Что? - переспросил Мик, - А, нет, коньяк можешь оставить.
Вор исчез, и сопение под столом прекратилось. «Вот и, слава богу, - подумал Мик, сейчас будет совсем другая, новая сказка. Не похожая на предыдущие. В ней не будет ни грусти, ни тревоги, ни одиночества. И мы придумаем ее вместе, вместе с рыжей, зеленоглазой... »
- Ну, и как там мой кофе? - спросила ведьма, появляясь прямо из стены. Она была мокрая после душа и одета лишь в полотенце и зеленые тапочки.
- Твой голос звучит, как мурлыкание засыпающей кошки, - сказал Мик.
- Мррр, спасибо, - мурлыкнула она, выгибая спину и жмурясь от удовольствия, - и все же, где кофе?
- Ах, да кофе, - спохватился Мик, - сейчас сварю. Ты извини, солнышко, меня отвлекли, - говорил он, зажигая газ.
- Очень мило, - сморщилась она, - его, видите ли, отвлекли, а я из-за этого должна стоять мокрая и без кофе.
Ну не все так плохо, поспешно успокоил ее Мик, ставя турку на огонь, кофе сейчас свариться, а тебя я мигом высушу.
Он легонько сжал ладонями ее талию, а потом медленно опустил их вниз, вместе с полотенцем.
- Сейчас высушим, - повторил Мик, и стал собирать губами капельки воды с ее загорелой кожи. С кожи исцелованной Крымским солнцем, с кожи, казалось бы, специально выделяющей влагу для его губ.
- Не нужно, - сказала она.
- Что, не нужно? - не понял Мик.
- Не нужно мигом, - прошептала Ведьма, лучше помедленнее, подольше. Вечно.
- Не выйдет, солнышко, - запинаясь, проговорил, только, что добравшийся до
запястья Мик, - если вечно, то убежит кофе.
И кофе таки убежал. С шипением он бросился из турки. Сбив с ног кота и раздвигая занавески, он рвался к открытой форточке, но не успел. Кофе был пойман Миком и ловко разлит по кофейным чашкам, загодя поставленным на стол.
- Что ж, кофе это не плохо, - с неохотой отрывая губы Мика от своих бедер, - тем
более что я хотела его сразу после душа, - многозначительно добавила она, берясь за
чашку.
Подошел кот и, урча, стал тереться об ее ноги.
- Даже не думай, строго сказал Мик, - это моя кошка.
- Бедный котик, - ласково промурлыкала ведьма, - хозяин, наверное, тебя обижает, не кормит.
- Да ты что! - Мик поперхнулся от возмущения, - он тут живет как король в загородной резиденции.

- А кто по морде надавать обещался!? - пожаловалась пушистая сволочь.
- Так ведь не надавал же, - оправдывался Мик.

- А гадостей я от тебя, сколько наслушался!? - не унималось неблагодарное животное, - думаешь если я кот то и обозвать меня можно всяко, психику мою неокрепшую ранить, да? Кот подпустил слезу. - Пользуешься, гад, тем, что за меня сиротинушку заступиться не кому.
- Изыди, - сказал Мик, - надоел. И вообще что-то ты разговорился, я вроде того не писал.
- А это моя идея, - засмеялась ведьма, - ты же сам сказал, что сказку вместе придумывать будет. Вот я и придумала.
- Я так сказал? - удивился Мик - а, ну да, было дело. Только вот, солнышко, ты, пожалуйста, скажи своей идее, пусть помолчит немного. А то от его нытья у меня в голове шумит.
- Это не от него, - сказала ведьма, - это ты слышишь, как у меня кровь под кожей движется. *
Мик не нашелся, что ответить на это и, смутившись, принялся за остывший кофе.

- Ты надолго? - спросил я.
- Пока не выгонишь, - улыбнулась она.
- Значит навсегда?
- Нет только на два дня, - она чуть погрустнела,- но ведь это тоже не мало, правда?
-Правда, - ответил я
- Ну, давай, - сказала она, забираясь с ногами в кресло, - рассказывай дальше.

А дальше было совсем невозможно. Мика трясло, как в лихорадке, от прикосновения тонких пальцев ведьмы. Казалось, стены комнаты, окружавшие их, утратили свою незыблемость и монолитность. Казалось, они бешено вращаются, расчлененные на осколки, как пояс астероидов вокруг Сатурна. А белоснежная крахмальность простыней превратилась в мятые тряпки накрепко связавшие их вместе.
- Это невыносимо, - прошептала ведьма, мы должны остановиться, иначе просто сойдем с ума.
- Уже, - выдохнул Мик.
- Что уже?
- Уже сошли, - сказал он, легонько касаясь пальцами ее век, - ты разве не заметила
- Нет, - сказала ведьма, - мне кажется, что так было всегда.
- Неправда, - нахмурился Мик, всегда было не так, всегда было плохо.
- А сейчас? - спросила ведьма, открывая глаза.
- Сама знаешь, - сказал Мик, садясь на диване.
- Не знаю, - засмеялась ведьма, - расскажи мне.
- Сейчас так, как должно быть на самом деле. Так, как будто каждая секунда растянута в бесконечность, а вселенная сжата до размеров этой квартиры. Так, будто я проваливаюсь в твое тело, как в туман и живу там внутри. А ты окружаешь меня со всех сторон, плотно обволакивая капельками своего дыхания.
- И что? - тихо спросила ведьма, - Так и должно быть.
- Да! - сказал Мик, - Так и должно быть. Так должно быть всегда!
- Эй, ребята, - донесся из-под кровати нахальный кошачий мяв, - я, конечно, понимаю, вы долго не виделись, соскучились там, и все такое, но пощадите мои слабые нервы. Два часа криков и диванных скрипов, это слишком много для моей неокрепшей психики.
- А ты не слушай, - посоветовала ведьма.
- Легко сказать, - вздохнул кот, - а как не слушать, если вы мадам, извиняюсь, орете, как двадцать четыре кошки одновременно.
- А ты уши лапами закрой, - ехидно сказал Мик.
- И от этого ора, - проигнорировав, замечание, Мика продолжал кот, - невозможно нигде укрыться. Нет, если вы собираетесь таким образом провести эти два дня, то я заявляю решительный протест, и требую ...
- Ты кисуля не ошибся, - перебила его ведьма, - именно так мы и собираемся проводить время. И нам, откровенно говоря, плевать на все твои протесты и требования.
- Ну, хоть пожрать то дайте, - жалобно мяукнул, капитулировавший кот.
- А вот тут он прав, - подал голос Мик, - нам бы тоже подкрепиться не помешало.
- А что мне за это будет? - хитро спросила ведьма.
- Да все, что захочешь, - воодушевленно сказал Мик, - хоть звездочку с неба.
- Звездочку? - задумчиво переспросила ведьма, - звучит заманчиво, - ладно, уж голодающие, - смилостивилась она, - сейчас накормлю.
 

- И что они пошли есть? - поднимая голову с моего плеча, спросила она.
- Ага, - подтвердил я,  - и знаешь, охотно последовал бы их примеру.
- А звездочку? — засмеялась она.
- Потом, - сказал я, - ночью.
- Что, ж подожду ночи.
- Солнышко, - занервничал я, - а с едой, что тоже до ночи?
- Нет, - фыркнула она, - есть будем сейчас. А уютом ты обещал меня в лес погулять.
- Обещал, значит, погуляю, твердо сказал я, - только давай скорее ужинать. А?
Лес пах кострами и прелой листвой. Солнце уже собиралось на ночлег, и под деревья медленно сползали сумерки. И тишина. Только какая-то тормознутая птица продолжала орать где-то в вервях, и журчание ручья напоминало о близости озера.
Мик и ведьма вышли на берег. К запаху дыма и листвы добавился запах осенней воды. И робкие голоса лягушек сообщали о том, что еще не так уж холодно, что еще можно квакать и гулять по лесу. Кому, что больше нравиться. Два суровых рыбака молча сматывали снасти, дымя сигаретами. Подросший за лето утиный выводок возился в камышах.

- Солнышко, - неожиданно поднял голову Мик, - а давай больше не будем про кота придумывать. Надоел он зараза.
- Давай, - согласилась ведьма, - а про кого будем?
- Про тебя!
- Глупый, ты же только про меня и придумываешь.
- Не правда, покачал головой Мик, - я вон еще про рыбаков придумал и про озеро.
- Ну хорошо, - согласилась ведьма, - не будем спорить, - хотя про рыбаков тоже придумала я.
- Так, что ты собрался там про меня сочинять?
- Ну, не зная еще, - сказал Мик, - Что-нибудь веселое и хорошее. И вообще раз ты ведьма тебе полагается колдовать.
- Я и буду, - сказала она, поеживаясь, - Немного потом.
- Накинь куртку, - предложил Мик.
- Нет, - покачала головой ведьма,- Я хочу замерзнуть.
- Зачем?
- Что бы ты разжег костер.
Ночь ворвалась в лес, когда мелкие язычки пламени уже облизывали кучу валежника, собранного Миком. Зарождающийся костер сразу сделал уютной прогалину в зарослях боярышника, где они расположились. Уютной и какой-то мистической.
Костер набирал силу, и одновременно с этим странно изменялось лицо ведьмы. Ее рыжие волосы, разбросанные по плечам, казалось, сплетались с рыжим пламенем костра, и не возможно было отличить одно от другого. Да и вообще ее кожа приобрела цвет огня, будто это горела она, а не высохшие сучья. Только огромные глаза все так же излучали ровный зеленый свет. Рыжая пляска огня только усилила его, никак не повлияв на цвет.
Мик замер восхищенный этим зрелищем. Он старался не дышать, чтобы не помешать единению двух стихий - женщины и пламени. Ведьма была не здесь, не с ним. Она словно купалась в огне, а огонь бушевал в ней, выплескиваясь наружу зеленым сиянием глаз. Это было прекрасно и вместе с тем жутко. Все существо Мика рвалось туда, к ней, а изначальный животный страх призывал уносить ноги пока не поздно. В итоге Мик остался на месте и, сидя на корточках, продолжал наблюдать, как она обнимает костер, отдается ему, впускает его в себя как мужчину.
А потом, незаметно все прекратилось. Костер потихоньку догорал и ведьма, прикрыв глаза, улыбаясь, смотрела на Мика.
- Уф, - он ошалело потряс головой, все еще находясь под впечатлением увиденного, - солнышко, ну ты даешь! Что это было? Ты колдовала, да?
- Да, - тихо сказала ведьма.
- А что ты колдовала? - спросил Мик, - Расскажешь?
- Да, - кивнула она, - Я растягивала время, наше с тобой время. Чтоб оставшийся день был долгим, бесконечно долгим.
- И что, - не унимался Мик, - получилось?
- Не знаю еще, увидим, - сказала ведьма, - и вообще, чего пристал. Думаешь колдовать легко? Я устала и проголодалась ужасно. Так, что веди меня домой, корми, купай. А дальше ... потом расскажу.
- Ага, сейчас, - заторопился Мик, и принялся затаптывать костер.
Ведьма молча смотрела на него, а потом вдруг неожиданно оттолкнула его в сторону и схватила рукой красный уголек, все, что осталось от костра. Уголек зашипел, соприкоснувшись с нежной женской рукой. Ведьма вскрикнула от боли, но не разжала кулак, пока остатки огня не умерли в ее руке.
- Боже мой, что ты делаешь!? - ужаснулся Мик.
- Зачем? - он осторожно целовал черный след от ожога на ее ладони, - больно?
- Да, нет, не очень, - сморщилась ведьма, - просто хотелось, чтобы ты поцеловал мне ладошку, а это не плохой повод.
- Сумасшедшая!? - оторопело выговорил Мик.
- Ну да, - улыбнулась она, - конечно.
Когда они возвращались домой и уже когда вернулись ее одежда и волосы пахли
дымом.

- Не останавливайся, - попросила она, прячась с головой под одеяло, - рассказывай дальше.
- Ну дай хоть перекурить, - взмолился я.
- Потом покуришь! - категорично заявила она, - рассказывай.

Когда они вернулись, в квартире во всю хозяйничал Белый. Со свойственной ему бесцеремонностью, он забрался в холодильник и наворотил себе гору разнообразнейших бутербродов. Вот с этой горой и неизбежной баклажкой пива, он покоился на диване, прямо на белоснежных недавно простынях. Появление Мика и Ведьмы Белый напрочь проигнорировал, так, как все его внимание было сосредоточено на истошно вопящем телевизоре.
- Это не я, - сказала Ведьма, указывая на наглеца.
- Самое смешное, что и не я, - заулыбался Мик, - но ты же знаешь Белого, он всегда появляется и исчезает, когда ему вздумается. И при этом ведет себя, как посчитает нужным.
- И правильно делаю, между прочим, - заявил Белый с дивана, отправляя в пасть очередной бутерброд, а - то пока вас дождешься с голодухи загнуться недолго. Присоединяйтесь, кстати широким жестом указал он на поднос с едой, - я Мик, тебе пивка принес.
- Что и следовало ожидать, - съехидничала Ведьма.
- А тебе, между прочим, пирожных, - самодовольно продолжал Белый, - заварных. Два,- добавил он, заглянув в пакет
При упоминании о пирожных глаза у Ведьмы хищно заблестели, и на дальнейший разговор она не обращала внимание.
Да и слушать то собственно было нечего. Белый трепался, как обычно. То есть максимум слов, при минимуме информации. Он ностальгически вздыхал о «старых добрых временах» когда вся компания была в сборе. Когда Леха еще не стал знаменитым художником и ходил гадить под памятником, когда Вика еще не вышла замуж и запросто рисовала на стекле вокзалов.
Белый жаловался на шатающегося не весть где Витьку, бросившего жену на произвол судьбы, то есть на него Белого.
Он клялся, что никогда не доверял Дреду и призывал Мика не доверять ему тоже.
Мик слушал его вполуха, любуясь Ведьмой, увлеченно общающейся с пирожными.
- Что ты так смотришь? - наконец спросила она.
- Так, просто, - ты очень интересно ешь.
- И, как же? - заинтересовалась Ведьма.
- Потом скажу, - смутился Мик.
- Нет, давай уж сейчас, - упорствовала она, облизывая испачканные кремом пальцы.
- Так, как обнимаешься с огнем, так же как занимаешься любовью, так же как делаешь многое из того, что ты делаешь. Мистически сексуально, со страхом и ужасом.
- И ничего удивительного, что с ужасом, - засмеялась Ведьма, - я просто располнеть боюсь.
- Не страшно, - встрял в разговор Белый, - тебе полнота пойдет. И вообще кончайте чепуху молоть, слушайте меня. Я как раз до самого главного добрался.
- Ух ты, - удивился Мик, - неужто свершилось?
- Ты бы Мик не ерничал, а слушал, - ни мало не смутившись, продолжал Белый, - так вот любезные мои главное это то, что вы, по темной дремучести своей и крайней необразованности, вероятно и не слушали о том, что время есть равновесная система.
- О чет это он? - Мик обернулся к погрустневшей вдруг Ведьме, - эй солнышко, да, что вдруг случилось?
- Объясни ему, а я пойду, поплачу, чуть-чуть, - виновато сказала она, силясь
улыбнуться.
- Так, в чем дело? - спросил Мик, когда Ведьма скрылась в ванной, - только знаешь,
давай без зауми, попроще.
- А если попроще, тогда дело в следующем. Время, как я уже сказал равновесная система, то есть оно всегда одно и тоже. Глобально изменить его нельзя. И чем сильнее ты его растягиваешь, тем туже оно сжимается.
- И, что это значит? - снова не понял Мик.
- Тьфу, ты кретин, - вскипел Белый, - Это значит, что все ваши говорящие коты, пляски у костра и не хрен не годятся. Это значит, что за этот бесконечный день вы расплатитесь другим, коротким, как мгновение. Это значит, что не фиг тут со мной торчать и фигню всякую слушать, а нужно чесать к своей бабе. Потому что, сколько у вас времени осталось я не знаю, знаю только, что мало.
Мик послушно встал и поплелся в ванную, споткнувшись по дороге об задумчивого кота
А Ведьма уже улыбалась, и все казалось хорошо, только где-то в зеленой глубине ее глаз, затаилась печаль.
- Все нормально, солнышко? - спросил Мик.
- Нормально, - кивнула она, - пойдем, попрощаемся с Белым.
Но когда они вошли в комнату, Белого там уже не было. Зато был Рич.
Он прыгал по дивану, орал и поминутно бросался на телевизор. Увидев их, Рич, телевизор бросил и стал нападать на Мика.
Представляешь, - вопил он, - за 8 минут до конца матча; хохлы считай,
проиграли; и тут Шева; ой умница. Понимаешь, все думали он навесит, а он по
воротам..

- Стоп, - прервала меня она, - а откуда там Рич взялся?
- Э-э-э, ну да правильно, - опомнился я, - Рич был потом, когда ты уже уехала. В субботу, если не ошибаюсь. Только не в эту, а в ту.
- Знаешь, что давай вообще не будем спать, а то у них времени совсем мало осталось.
- Давай, - согласился я, - только это не поможет, время ведь равновесная система.

За окном медленно проплывала луна, как совершающий обход часовой. В кресле
дремал кот, Ведьма танцевала под одной ей слышную музыку.
- Пойдем пить кофе, - предложил Мик.
- Пойдем, - согласно кивнула она, но тут же хитро прищурилась, - а кто мне обещал достать звезду.
- Ах, да, - вспомнил Мик, - Тебе какую?
- Розовую.
- Сейчас сделаем, - сказал он и выпрыгнул в теплую темноту заоконья.
Восходящие потоки подхватили его тело и понесли вверх, туда, где на темном
бархате ночи, как на витрине были разложены звезды. Мик выбрал одну,
небольшую, но очень яркую и снова нырнул в окно.
- Ой, какая красивая! - восхитилась она, осторожно принимая огонек из рук Мика, И теплая, - добавила, прижимая огонек к щеке, - хотя надо было заказывать зеленую, под цвет глаз. Слушай Мик, а давай ее отпустим! Ты не обидишься?
- Ну конечно, нет, - усмехнулся Мик, - для того звезды и достают, чтоб потом отпускать.
- А она полетит? - забеспокоилась Ведьма.
- Еще как полетит, - уверенно сказал Мик, - вот попробуй.
- Глупо! - категорично заявил Мик, когда звездочка снова улеглась на витрине ночи.
- Да, - сказала Ведьма.
- Глупо нам бороться со временем, - продолжал Мик.
- Да, - сказала Ведьма.
- Глупо думать об окончании праздника едва он начнется, глупо оттягивать финал, как будто от этого что-то изменится. Праздник он ведь всегда праздник, и безразлично длится он год или мгновение.
- Да, - тихонько ответила Ведьма.

- Я вот, что придумал, - бодро сказал Мик, давай не замечать временя. Давай просто жить в этом празднике. Я думаю, у нас получится.
- Давай, - согласилась Ведьма.
И все получилось, ночь была долгой, и бесконечно долгим было утро, наполненное их синхронным дыханием. Утро было таким долгим, что сразу наступила ночь, луна мчалась мимо окон как обезумевший спринтер, подгоняя её
- Ничего, шептал Мик, напуганный этой бешеной скоростью, это ведь еще не конец. И мы опять скоро увидимся, и опять придумаем праздник.
- Не ври, - резко сказала Ведьма, - ты ведь прекрасно знаешь, что ни меня, ни тебя на самом деле нет. Мы живем только здесь и сейчас. Наступит утро и нас не станет. Только кот, может быть, вспомнит, что когда-то умел говорить. Знаешь ведь!?
- Знаю! - сказал Мик, - Жалко. Хороший был праздник!?
- Хороший, - согласилась Ведьма.
- И мы, тоже получились неплохо, - добавил он.
- Мы были просто замечательные, - сказала Ведьма.
До них донесся какой-то странный звук. Это кот отчаянно рвал когтями оконное стекло, в безнадежной попытке не впустить рассвет.
- Не нужно, - сказала ему Ведьма, - пусть приходит, нам не страшно, совсем не
страшно.

Утром я провожал ее на автобус. Кот с отсутствующим видом тоже пытался незаметно выскользнуть за дверь, но был отпихнут ногой.
- А признайся, - сказала она, когда мы спускались по лестнице, - кота ты ведь у Булгакова содрал.
- Немножко, - согласился я, - так, пару фраз. Я думаю, Михаил Афанасьевич не в обиде, из него и так дерут все кому не лень.
На улице бушевал ветер, бросался рваными бумажками и опавшей листвой.
- Странно, - сказала она, - два дня было тихо, а теперь мы расстаемся и ветер.
- Мне нравится ветер, - сказал я
- А концовка у тебя попахивает солипсизмом, - заметила она.
- Может быть, - ответил я, думая о своем.
Мы долго стояли на остановке, она смотрела на меня, а я слушал ветер.
- Эй, - поняла она, наконец, - это твоя работа.
- Ага, - довольно кивнул я, - кто-то колдует на огне, а кто-то на ветре. Пока он играет в твоих волосах, мы вместе и праздник не кончается.
А потом ветер стих и тут подошел автобус.
- Мне пора, - грустно улыбнулась она.
- Увидимся, - сказал я и достал сигарету.
Потом я вернулся домой и стал пить чай, а кот как всегда сидел в углу с философским видом на наглой усатой морде.
- Знаешь, - сказал я ему, - праздник кончился, она уехала.
- Знаю, - ответил кот
Хотя нет, ничего он не ответил, а просто запрыгнул мне на колени и стал бодаться. Что поделаешь, любит он это делать, а говорить не любит.
А в субботу, в шесть утра, меня разбудил телефонный звонок.
- Алло, - сказал я, беря трубку
- Привет, - сказала она, сонным еще голосом, - знаешь, мне кажется, ты придумал плохую сказку. Слишком грустную.
- Может быть, - сказал я
- Ты придумай другую, повеселее. Ага?
- Постараюсь, - согласился я
- Только ты вот, что, - засмеялась она, - старайся побыстрее, а то я ужасно соскучилась и в двенадцать буду.
Заревел холодильник, заорал кот, выдергивая хвост из-под моей ноги. Та, которая дарит праздники, опять подарила его мне.
Опрометью я ринулся на кухню перемывать посуду, скопившуюся за целую неделю. Но, спохватившись, вернулся обратно и принялся сворачивать изрезанные дорожки.
- Дудки, - злорадно сказал я коту, - второй раз я на эту хохму не куплюсь.
И что вы думаете. Эта скотина, этот ушастый урод, эта жертва вивисекции
сходила прямо на диван.