Письмо

               

    «Я соскучилась по тебе. Я так тебя хочу. Я хочу тебя до кончиков пальцев, до безумного  жжения где-то в области солнечного сплетения. Я все время думаю о том, как ты будешь касаться меня, и сердце, словно раскаленный шарик, не выдержав накала, раскрошится, раздробится на маленькие горячие осколочки от твоих прикосновений, и вся я буду подобно вулкану, нетерпеливая и жаркая. Я закрою глаза и буду искать твои терпкие, со странным привкусом мелиссы, губы, и ничего не будет в этот миг совершенней, чем твой поцелуй, страстный и нежный одновременно. Целоваться с тобой - это как взмывать над бездной на легком, парящем дельтаплане, когда там, внизу, переливаясь в лучах солнца, дышит  рассветная земля, или тихо плещется озеро со стройными камышами по краям, и точно знать, что дельтаплан будет парить в теплом вкусном воздухе еще долго-долго. Он будет подобно птице то взмывать вверх, то стремительно нестись вниз, упиваясь таким сумасшедшим контрастом. Он совсем небольшой, мой дельта-план, но он так уверенно держится в небе и совсем ничего не боится, потому что твои губы никогда не перестанут быть нежными и будут сладко ласкать пряным вкусом мелиссы». 
    Я запечатала письмо, еще точно не зная, отправлю ли я его адресату. На дворе давно уже ночь. Непроглядная тьма за окном была сродни моей тоске по Алексею, такая же густая, зыбкая и непроходимая.
    Резко захотелось кофе. Крепкого, с коньяком. Захотелось в уют моей новенькой кухни, где в открытую форточку свежо пахло зимней ночью, а еще витал духмяный запах можжевельника от нагретого чайника, и от этого запаха как будто дыхнуло летом, жарким, пряным, наполненным тобой и солнцем.
    Кофе обожгло. Мысли никак не хотели выстраиваться по ранжиру. А бестолково теснились в голове, не фиксируясь, не огорчая и не радуя.
    Что же мне делать с этим письмом? Именно сейчас хотелось, чтоб ты непременно его прочел и понял, как мне плохо без тебя, какой незаживающей раной болит во мне наша разлука. А, главное, я совсем оказалась к ней не готова. И тишина в моей квартире после твоего отъезда стала еще оглушительней, и не спасает ни компьютер, ни телевизор. Даже Маруська, моя ласковая кошка, обычно игривая и веселая, ведет себя тихо и настороженно. Наверное, тоже скучает по тебе. Скучает и не мешает мне заниматься этим же.
    Твой отъезд оказался неожиданным и потому таким болезненным. Ты как-то очень спокойно сидел на диване, пока я металась по квартире, собирая тебя в дорогу. Сидел и смотрел, как валятся у меня из рук твои вещи, никак не желая укладываться в дорожную сумку, как мешается под ногами Маруська, жалобно мяукая. Я глотала слезы, надеясь, что ты этого не замечаешь. И мимоходом рассказывала тебе какую-то ерунду про открытие нового парка рядом с нашим офисом. Почему-то мне запомнились уютные, ярко зеленые лодочки в этом парке. Люди, катавшиеся в них, были какие-то забавные и веселые. И хотелось на них смотреть, и радоваться. Радоваться не получалось. Внутри свербело и жгло, где-то в области сердца находился стальной молоточек, который с завидным постоянством колотил меня прямо там, внутри сердца, и было очень больно и страшно.
    «Скучаю, скучаю, скучаю…» - слово нарастало как будто снежный ком, катящийся с горы, становилось огромным, тяжелым, оно заполняло собой все прост-ранство вокруг и внутри меня, оно впитывалось в мои поры, отравляло мои мысли и обретало сумасшедшую власть над моим существом. Мне так хотелось вырваться, освободиться от гнетущей тяжести этого слова, задышать, как прежде, легко, радостно. Но ничего не получалось. Опять ничего не получалось.
     Может, добавить коньяка в кофе? Или просто выпить один коньяк? Или, наконец, закурить? Кофе, коньяк и сигарета – может, это то, что нужно любой женщине, страдающей от тоски, коротающей ночь на одинокой кухне и мучаю-щейся от безвыходности ситуации, потому что нет сил, справиться с этой самой ситуацией в ближайшем обозримом будущем?
     А, может, прочесть еще раз письмо, где парит дельтаплан, плещется озеро,
и совсем близко возле моего лица твои терпкие, со странным привкусом мелиссы, губы? И окунуться в это озеро, где сейчас живет моя надежда, моя вера, моя любовь? И поверить, что ты вернешься. Скоро. Ранним февральским утром разорвет морозную дымку гудок твоего поезда, и я буду бежать по стылому перрону с охапкой белых, как снег,  хризантем прямо к тебе в объятья. И уткнусь холодным носом в твое кашемировое пальто, перехваченное полосатым пушистым шарфом, связанным мною к дню твоего рождения. И даже не заплачу.  А просто вдохну твой запах, задохнувшись от желания и счастья, и с удовольствием почувствую, как раздробится на маленькие горячие осколочки мое раскаленное сердце.