Очередные две байки о Пушкине

под флагом «Литературной газеты» преподнесены русскоязычной израильской газетой «Новости Недели» от 4 марта 2010 года. Как я понимаю, статьи опубликованы к 173 годовщине гибели поэта.
Одна статья, автором которой является Валерий Ярхо, названа «Показания тайного свидетеля». В начале статьи автор достаточно убедительно доказал, что место дуэли Пушкина на Чёрной речке было «заброшено и даже точно не обозначено». Однако в связи с 50-ти летним юбилеем убийства Пушкина кто-то неизвестно кто нашёл «невысокий деревянный столбик, вкопанный в землю, к которому была прикреплена чёрная доска с надписью, исполненной белыми буквами: «27-го января 1837 года против сего места упал смертельно раненный на поединке А. С. Пушкин».
Насчёт белых букв не ново: могила Пушкина по воспоминаниям тоже не была обозначена, но позже тоже по воспоминаниям на кресте появилась белой краской написанная фамилия Пушкин.
Во второй части статьи в «бой» за деревянный столбик вступают сразу два свидетеля. Одному из них барону по имени Эммануил Штенгель всего 10 лет, а второй «старый дворник Иван, с которым молодой барон познакомился в 1852 году, когда тот поймал его в саду». Нужно понимать, если «поймал», то юный барон шастал в саду незаконно. И вот, неизвестно насколько старый, но «старый дворник» вместо того, чтобы отстегать мальчика по одному месту, рассказал ему «страшную историю» про то, как он однажды случайно подсмотрел «настоящее смертоубийство» и указал её место. Мальчик сообразил, что к чему и сразу же побежал рассказывать своему взрослому папе-барону. Тот, «выворотив из ближайшей изгороди кол, воткнул его там, где возле насыпи, по его мнению, лежал смертельно раненный поэт», а Эммануил, положив рядом «связанный им из двух сучьев крест», вошёл в историю: Пушкин, сучьий крест и Эммануиль. Автор статьи понимает, конечно, что навесил лапшу на уши читателя и высокопарно кончает обещанием наградить призом пушкинской эпохи под названием «тайный свидетель» того, кто сможет подобрать ключи к цифрам времени. Ну, прямо таки не Валерий Ярхо, а Достоевский, тот тоже имя Пушкина связал с тайной, которую поэт унёс с собой в могилу. Если уж быть последовательным, то к полувековой годовщине со дня смерти великого российского поэта мало кто знал, где находится его могила. А сегодня нет никаких доказательств, что на месте захоронения, вернее, царской ссылки уже убиенного Пушкина в далёкий на отшибе монастырь, его тело в могиле. Живые заключённые из ссылки убегают, и тело Пушкина с помощью его любимых друзей тоже сбежало.
Вторая статья, автор которой Михаил Филин, носит трагическое название «Прощание с царём», что-то похожее на шекспировское:  «Молилась ли ты на ночь Дездемона». Пренебрегая огромным историческим материалом о целенаправленной травле Пушкина высшим, приближённым к царю обществом, Михаил Филин обвиняет поэта в нарушении обещания царю «больше не драться (пр. автора: на дуэли) ни под каким предлогом». Но дуэль всё-таки состоялся (состоялась). И тогда, уличив Пушкина в нарушении слова, г-н Филин спрашивает читателя: «Значит, Пушкин, всегда до крайности щепетильный в понятиях чести, ушёл бы из жизни, так и не спросив прощения царя, которого он, пусть с оговорками, глубоко уважал и которого напоследок, увы, обманул?» Вопрос получился не вопросом, а обвинением Пушкина во лжи и приписка поэту глубокого уважения к царю. Далее вся статья г-на Филина, а она не маленькая, посвящена поискам «эпистолярного прости» царю и доказательствам, что слова Жуковского (пр. авт.: сам Жуковский признался в их вымысле) якобы со слов Пушкина: «Скажи ему, что мне жаль умереть: был бы весь его», не вымысел. Зная, что вся статья шита белыми нитками, но, желая угодить определённым читательским кругам, г-н Филин заявляет: «Разумнее, продуктивнее обходить капища закоснелых вольнодумцев стороной, за версту, по возможности торить альтернативные исследовательские дороги и тропы. Нам представляется, что Жуковский ни коим образом не блефовал; что рассматриваемая фраза Пушкина, и она могла прозвучать утром 28 января 1837 года. Более того, у неё имелся источник. Искомый источник мы обнаруживаем не в стихах язвительного Вольтера (как однажды было предложено во «Временнике Пушкинской комиссии»), а в биографии самого Пушкина». Не понятно, от имени кого г-н Филин жонглирует местоимениями «нам, мы», и из какого источника он пьёт.
А. С. Пушкин не оставляет сомнения, что его «муза в израильском платье» жажду утоляет из источника небесной благодати Всевышнего. Прадеда Пушкина, любимца Петра Первого, звали Абрам по фамилии Ганнибал - он из эфиопских евреев, прабабушку (жену Абрама) – еврейским именем Регина, фамилия по матери Альбедиль, корни которой уходят в Испанию. Деда Пушкина звали Иосиф, у бабушки со стороны отца поэта мать звалась Сара. Пушкины появились во времена Ивана Грозного, который или убивал евреев, или заставлял их переходить в христианство. Выбора не было, один по имени Григорий предпочёл жизнь, получил фамилию Пушка (Пушкин), остальных казнили. Ганнибалы и Пушкины служили российским царям, получали награды, но…. Когда отец и мать будущего поэта решили переселиться в Москву, им пришлось снять квартиру в подмосковном гетто в Немецкой слободе, так как в то время существовал закон, запрещающий жить евреям в Москве. Выходец из этого гетто Александр Сергеевич Пушкин, объясняясь в любви к хорошеньким еврейским Ревекам, в дополнение к ермолке на своей голове обещал им то, «чем можно верного еврея от православных отличить». Одного из приближённых Петра Первого, прадеда жены Пушкина по линии отца, тоже звали Абрам по фамилии Гончар, что касается родственников матери Натальи Николаевны, то из их фамилий можно написать еврейскую историю.
Никаких извинительных писем царю, как пробует доказать г-н Филин, поэт не писал, но гибель свою предвидел и оставил для потомков всего пару месяцев до смерти написанные им строки:

Напрасно я бегу к сионским высотам,
Грех алчный гонится за мною по пятам…
Так, ноздри пыльные уткнув в песок сыпучий,
Голодный лев следит оленя бег пахучий.

Всю свою многотысячную историю еврейский народ стремится к Сионским высотам завещанных Богом человеческих ценностей, многие не достигли их. Царь Российский Николай Первый, издавший более 600 анти еврейских указов и законов, он и есть Голодный лев, стоящий на вершине российской антисемитской пирамиды 19 века.