Здесь и сейчас

– Ты справишься, не бойся. Действуй смелее!
Опять этот странный голос. И опять в тот момент, когда я засыпаю, и даже вроде бы полетел уже над дивными лугами своих грёз. И голос останавливает меня на самой границе, в шатком равновесии между бодрствованием и сном.
– Кто ты?
Конечно, ответом мне — тишина. Голос никогда не отвечает на этот вопрос.
– С чем я справлюсь? Где быть смелее? –  В моем беззвучном мысленном голосе неподдельная мольба.
– Ты знаешь! Ты ведь ищешь её?
– Её, мою Единственную? Больше всего на свете!
– Не бойся найти её. Будь смелее!
– А где?
– Ты готов узнать? Ты ищешь ту, которая идеально дополнит тебя, с которой вы станете одним целым. Однако ты постоянно меняешься, и поэтому идеально дополняющая женщина каждый раз разная.
– Хочешь сказать, что у меня не одна половинка?
– В любой отдельно взятый момент — одна. Но в целом — бесконечное множество.
– Как такое может быть? И чем мне это поможет?
– Кто сказал, что поможет? Просто так есть. В момент, когда ты скажешь «готов» –  ты перенесешься к ней.
– Перенесусь? Сквозь пространство?
– Сквозь пространство и время.
– Она не в моем времени живет?
– Их много, и в выбранный момент она, твоя единственная половинка, может быть где и когда угодно.
– Носможем ли мы тогда быть вместе?
– Ты справишься, не бойся! Действуй смелее! Готов?
Я помолчал. Балансируя в полудреме-полуяви, я отважен и не боюсь мечтать. Хочется сделать один шаг — и соскользнуть в страну видений. И хочется, чтобы там была Она — моя единственная, моя еще неведомая Возлюбленная.
– Я готов!
– Ап-п-п...
Перед глазами все начинает кружится, подергивается рябью. Эхо от последнего звука постепенно заполняет все вокруг, пока наконец не вспыхивает каскадом красок и не ударяет по барабанным перепонкам нестерпимой канонадой.
– А-а-а! –  кричу я так, что начинает звененть в ушах.
– Ну что ты, миленький, Колюшка, мальчик мой, лежи спокойно, нельзя тебе! –  Спешащий, спотыкающийся женский голос пробивается ко мне, словно сквозь толстые стены, и при этом ласкает слух, ощутимо поднимая во мне какие-то неведомые доселе волны. 
Судорожно оглядываясь по сторонам, пытаюсь вырваться из рук перемазанной копотью и грязью курносой девушки, прижимающей меня к земле.
Я лежу на склоне какого-то холма, изъеденного взрывами и заваленного металлическими обломками. Вершина холма теряется в клубах черного дыма, а ниже меня на поле нереальные угловатые танки палят друг в друга прямой наводкой. И вокруг всего этого — беспрестанно  возникают все новые столбы дыма и земли, сотрясая почву и наполняя воздух диким, нестерпимым грохотом.
– Кто ты?! –  я хватаю девушку за руки и рывком отбрасываю от себя. Пытаюсь вскочить —  резкая боль пронзает ногу.
– Коля! –  истошно кричит девушка и бросается на меня, наваливается всем телом, прижимает к земле. –  Ты ранен, Коля, сейчас перевяжу! Это я, Клава, это я!
Закрываю глаза, мне кажется, что я отключаюсь, так темнеет вдруг все вокруг и так приглушенно доносятся звуки. Но еще через несколько мнгновений я снова кричу от боли.
– Это я, Коленька, я! Перевязываю. Все будет хорошо!
Я смотрю на нее и только сейчас замечаю, что сам одет в какую-то толстую грязно-зеленую рубаху и перепачканные штаны. Пояс перетянут кожаным ремнем, на ногах — сапоги, точнее, один сапог. Второй валяется рядом, и девушка быстро перематывает  что-то неопрятно-красное, прямо на моей ноге. В одной руке я мертвой хваткой сжимаю связку гранат. Сердце колотится в груди, ещё никогда в жизни мне не было ТАК страшно.

– Где мы? –  кричу я.
– Коля! –  она смотрит с таким теплом в глазах, что оно проникает в меня и заливает все внутри, согревая и опьяняя. –  Мы в ста метрах от окопа, рота пошла вперед, а тебя зацепило!
– Сейчас какой год?
Девушка сначала затягивает узел, отрывает зубами бинт, и только потом поворачивается,  настороженно ощупывает мой лоб.
– Родной мой, 43-й с утра был.
– А ты... кто?
Она роняет голову мне на грудь, смотрит кротким взглядом, а потом вдруг прижимается к моим губам и целует, так нежно, что я чуть не теряю сознание.
– Я твоя Клавушка, милый! Полежи тут пока, мне надо дальше, но я вернусь, очень скоро вернусь!

Она исчезает так же внезапно, как и появилась. Я разжимаю пальцы, оставляя гранаты в черной грязи, обхватываю голову руками. Что ты наделал, голос! Куда ты меня послал? Это не я! Это не мои, незнакомые руки, в ссадинах и мозолях! И лицо, наверняка, не мое, и вообще все тело! Как я мог очутиться здесь? Как ты мог не сказать, что меня ждет?

«Ты справишься! Не бойся! Действуй смелее!» –  вдруг отчетливо вспомнилось мне. Ты пытался меня предупредить? Или ты сам не знал, что меня ждет? Но ты был спокоен за меня? Что мне делать?!

Ответ на этот вопрос мне предстоит найти самому, и очень быстро, потому что какой-то новый, рокочущий звук заставляет меня отнять руки от лица и осмотреться. Первое, что я вижу, это грубо вытесанный серый танк с большим крестом на броне. Он движется метрах в ста от меня, огибая холм, и его дуло угрожающе поворачивается в мою сторону. Схватив связку гранат я инстинктивно падаю на бок, перекатываюсь в сторону и ползу к виднеющейся неподалеку глубокой воронке. Снаряды рвутся кругом, щедро осыпая меня землей, что-то быстрое и смертоносное посвистывает над головой.

Там, где я лежал всего минуту назад, в небо вознесся смерч из земли и металла. Меня упруго толкает в спину и буквально вбрасывает в воронку. Здесь я оказываюсь не один. Раскинув руки, лежит навзничь солдат в серой форме и каске, похожей на перевернутый горшок. Рядом валяется черный новенький автомат, моя рука сама тянется к нему. Сжимая автомат и гранаты, я ползу к краю воронки и осторожно выглядываю.

Танк разворачивается. Не знаю, почему танкистам показалось так важно раздавить меня, но они, по всей видимости, твердо задались этой целью. И тогда я, перекинув ремень автомата через шею, провожу рукой с силой по лицу, сминая кожу и сдирая грязь. Долой романтичного мечтателя. Долой цивилизованного мужчину. Долой все маски и слои старых и новых времён. Пусть я стану тем, кем должен быть здесь и сейчас. С силой отталкиваясь носками, сжимая зубы от боли, я ползу навстречу железному монстру. Пулеметчик бьет прямой наводкой, но пули проносятся выше, лишь разжигая во мне злость. Я думаю о том, что надо делать с гранатами. К счастью, отчетливо виднеется сплетенная косичкой проволока, концы уходят под головки гранат. Когда расстояние сокращается настолько, что видна становится  полустертая надпись «III. Reich“ на танке, –   я приподнимаюсь, рву проволоку, изо всех сил швыряю гранаты вперед –  и сразу падаю, перекатываюсь и влетаю в очередную воронку.

*   *   *

Тишина и полумрак. На шатком столике в землянке стоит сплющенная гильза, наполненная керосином. При ее свете я вижу лицо моей Клавушки. Она сидит совсем рядом, и пламя от гильзы прыгает в ее бездонных синих глазах двумя маленькими озорными светлячками. Я с абсолютной отчетливостью понимаю, что вот без этого носика, без этого милого овала лица, без смешных рыжеватых волос, топорщащихся из-под пилотки, –  я уже никогда не смогу жить. Я понимаю, что предопределено это было изначально, задолго до ее и моего рождения. Вот только интересно, если бы я сказал «готов» на минуту позже, где оказался бы? В чьем теле, в каком времени? Может быть, был бы шахом, и ко мне в гарем привели Шахерезаду? Или я был бы Высоцким, рвущим жилы, разговаривая по международке с Мариной? Или наполеоновским офицером, кидающим под ноги Жизель букет алых роз? Какое это имеет значение? Я здесь и сейчас.

И никогда еще не было мне так хорошо, как в этой уютной землянке, вдвоем с Клавой, в славном и героическом 43-м году.
– Иди ко мне, Клава!... –  тихо зову я, похлопываю по колену. –  Садись!
Клава улыбается, и мне кажется, что лучики света бегут наперегонки по голым сырым стенам. Снимает пилотку, достает шпильки –  густые волосы каскадами рассыпаются по плечам.
– А как же твоя нога, Коля?
Я тоже улыбаюсь, и хлопаю по другому колену.
Вспорхнув невесомой птичкой, она приземляется прямо ко мне. Обвивает шею руками, притягивает к себе, полуприкрыв веки. Ее губы теплые и сладкие, а волосы пахнут полевыми цветами...


10 марта 2010г.