Хлеб наш насущный

                "Чтобы исполнять волю Божью, надо иметь свою"
                (Святитель Ник. Сербский)
                Слово - канал, по которому течет энергия -
                либо от тебя, либо к тебе,
                либо созидающая, либо разрушающая.


Любимое детище Творца есть человек. Но видимая нами интрига человеческой комедии и  скрытая премудрость  Промысла Божьего заключается в том, что не сразу и не вдруг совершается переход от бытия твари к  человеческому сознанию, состоянию и облику. План, намеченный для нас всемилостивейшим Творцом, ты должен воплотить сам, приложив для этого немалые, порой героические усилия («Царство Божие берется усилием»). Тогда возникает вопрос: так что именно делает нас людьми, человеками? Подобные вопросы иногда задают мне студенты из категории разумных и думающих.
           Ответы ищу с помощью книг святителей – Ефрема Сирина, Игнатия Брянчанинова, Василия Великого, Лествичника, Николая Сербского, Луки Войно-Ясенецкого, в проповедях батюшек. Спасибо им великое, низкий поклон! И сводятся они к одному. Что позволяет расти физическому телу? Правильно, пища. Но это условие, необходимое и для животного. Что позволяет расти в нас телу духовному? То есть, человеческому? Тоже пища, но иного рода - хлеб, еще более насущный, чем еда в прямом смысле. Если ищет ее душа – значит, уже возжелала стать человеком. Другое дело, что к принятию пищи духовной нужно готовиться: как грудной младенец не способен бывает к усвоению пищи взрослых, так и не сразу входит в нас, испорченных миром, Слово Божье, Слово пророков, вдохновенных Святым Духом.
           Расскажу о своём опыте обретения человеческой пищи.
            То, что существует высший мир и высшее, то есть, истинное Знание, я чувствовала давно. Может, помнила с незапамятных времен… И это побуждало меня искать такое Знание. В этих постоянных, хотя иногда неосознанных поисках я тыкалась как слепой котенок в самые разные места и углы, принюхивалась к текстам, разговорам, намекам, песнопениям и стихам, заклинаниям и молитвам, а также невербальным посылам. В том числе и к тишине. Правда, это попозже. Любила мистические истории. Особенно поразил меня рассказ одной девушки, которая тонула, но была спасена. После этого у нее появились необычные способности - читать мысли, например.
         Сколько перевернуто было мною страниц, начиная с трех лет – немыслимо подсчитать, сколько прожито жизни в библиотеках, читальных залах, - думаю, намного больше, чем времени сна, но удовлетворения не было. И ответов на мои вопросы тоже. Кто я? Как сюда попала? Зачем? И куда мы все отправимся потом? Дадут ли нам еще попытку? Что мы не конечны – это я знала всегда. Чувствовала. Пыталась вспомнить дородовой период существования своего, и  смутные образы иногда всплывали о совсем иных местах и трехметровых людях, башня где-то на севере, на берегу мрачного моря и моё там заточение... Но не более. Всё остальное было за кадром, за плотной завесой. Как хотелось разорвать эту завесу, пробить головой, проткнуть пальцем, проникнуть ЗА! Вот и изучала всё подряд –  марксизм (правда, это поневоле), Канта и Гегеля, экзистенциализм, восточную философию, дзен-буддизм, живую этику Рерихов, русских космистов, Гермеса и Пифагора, теософов, Ошо, Грабового, всяческие легенды и мифы, включая книги Анастасии. Надо сказать, кое-что находила. Блестки- искорки, от которых дух захватывало. Например, в живой этике о сердце человеческом и его уникально-таинственных способностях. Иногда казалось, что еще капельку, вот-вот и появится столь необходимая мне Истина в своем  великолепии и нетленном сиянии, а с ней и покой в моей душе, гармония. Но не хватало этой "капельки", а значит, главного. Так я кружила по книжному миру, словно в потемках ночных без огня блуждала. Самое интересное, что уже потом – при свете дня - я убедилась, что она, эта Истина, всегда была рядом со мной, но не в этих книжках, а в реальной жизни моей деревенской бабушки Фроси, вдовы с двадцати пяти лет, которая была истинно и непоказно верующей, незаметно верша свой подвиг жесткого поста и сердечной, неукоснительной молитвы, была исполнена кротости, неосуждения, труда для ближних… Царство ей Небесное! Думается, её молитвы за меня и всех нас сделали свое, хоть и неведомое в полноте нам, слепышам,  дело. Но это несколько иная история. О ней пока есть только стихи.   
Сейчас о другом. Несколько лет назад в один из тяжелых бессолнечных дней начала марта в наш с мужем дом пришла беда. Упала от удара (раньше их называли апоплексическими) свекровь – крупная, до сих пор крепкая и неутомимая старуха 80-ти лет. Бегала-бегала, еще стирала в этот день, убирала, к празднику готовилась – и всё кончилось в момент. Меня вызвали с работы соседи, и я сжавшимся сердцем поняла, что от больной мне теперь не отойти. Больше родственников у нее не было нашем городе. Да и нигде, по сути. Сын один-единственный, то есть, мой муж, и он нездоров, сам с собой еле справляется. К тому же инсульт матери поразил его своей неожиданностью и потому надежды на него возлагать не стоило. Язык у свекрови отнялся, она лежала абсолютно беспомощная и немая, неестественно белого цвета и детскими голубыми глазами на меня глядела, будто спрашивая «Как же это?» и «Что же теперь будет?». А что будет, я и сама не знала. Как и врачи, которые констатировали: с прогнозом   - полная неопределенность. Может, даст Бог, через пару месяцев начнет вставать, садиться, но насчет ходить – сложно обещать, учитывая возраст и вес. Так я осталась, придавленная этим несчастьем, в небольшой темноватой квартире  бабушки – так звали мы ее вместе с детьми. 
И в первый же невыразимо грустный своей безысходностью вечер мне попалась на глаза книжка… Как оказалась она в доме свекрови-атеистки, было совершенно непонятно. Библиотека у нее была не малая, но без подобной литературы. Коммунист с сорокалетним стажем, директор школы, что вы, что вы… Но, тем не менее, посвящена эта книга была житию Иисуса Христа. Автор – средневековый, под ничего не говорящим псевдонимом. С первых же строк я почувствовала необычный дух, который наполнял их. И я впитывала его по капле, медленно-медленно, как бесценный нектар. Чтобы растянуть на долгий срок, лучше бы бесконечный…
Лукавить не буду, тяжко пришлось с больной. И магазин, и аптеки, и процедуры, в общем,  всё подряд. А силы почему-то нет, как у малокровной. Поднять  бабушку почти девяносто килограммов – ой-ой…  День и ночь у меня слились в одно, как было когда-то в период грудного младенчества детей. Памперсы, мытье, протирание супов, уколы, компрессы, слежение за капельницей, а главное, словесные беседы-утешения онемевешей и страдающей от этого, но всё слышащей женщины, еще недавно сильной, властной и говорливой, а теперь внезапно оказавшейся на моих руках. Муж кое-в чем помогал, но чисто физически, а ночевать не оставался – ему это всё было морально невыносимо. И, сделав все сиделочьи дела, я быстрее  хваталась за книгу как за спасительную соломинку. Нет, не за соломинку, за крепкий и надежный ствол могучего и живого дерева. Обхватывала его, и перетекал в меня сок, наподобие березового… Это было нужнее еды и питья в обычном смысле. Я до сих пор не знаю, что бы я делала тогда без этой книжки - в простом переплете, с желтоватой бумагой, как выдержала бы череду тех мрачных, одинаково беспросветных дней, полных душевного страдания близкого мне человека, человека, не привычного к неподвижности, неугомонного, активного? Книга буквально вливала в меня силы и энергию, и мы со свекровью одолевали тяготы положения: пытались говорить, ели с ложечки, даже принимали гостей-учителей. Но и плакали иногда, конечно - как без слез русским женщинам? Иногда я, как ребенок, прижимала эту волшебную книгу к груди и со слезами благодарила Его, Который позаботился обо мне, недостойной, и послал мне эту реальную скорую помощь.
         Навестившая нас родственница мужа с Украины «утешила» меня: «Ну, готовься, дорогая, такие лежат годами. У меня подруга уже двенадцатый год вот так ухаживает…» Но с книгой, одухотворенной Божьим светом, мне ничего не было страшно. Что ж, Христос терпел и нам велел – думала я, - и что такое  эти мои трудности по сравнению с Его муками на кресте за всех? И шла  к «бабушкиной» постели -  петь ей песни, читать стихи, потом молитвы. Молитв постепенно было всё больше.
А она при этом крепко держала меня за руку. Пока могла…
         Было еще одно странное совпадение в те черные дни, а именно восьмого марта. Ночь была бессонной, "бабушка" стонала все время, я выбилась из сил. И утром, бледная и еле-живая буквально выползла в кухню, чтобы сварить бульон для больной.На душе было темно, какой там праздник! Вот когда-то, еще лет пять назад этот день я встречала совсем по-другому! Цветы, подарки, гулянки... Сейчас же одна мечта - покормить бабушку и упасть. Машинально включила радио. И вдруг слышу: "А сейчас предлагаем вашему вниманию стихи о любви и весне поэтессы Екатерины Щетининой". Изумлению не было границ, я ведь тогда только начала их писать. Даже не поняла сначала, что речь обо мне идет - никто поэтессой до сей поры не величал. Диктор поставленным голосом начала: "Ко мне вернется моя песня, отпущенная ранним утром, когда мне будет очень трудно, она вернется..." И т.д. и т.п. Вот она и вернулась - в честь 8 марта, чтобы поддержать мои угасающие силы! Сбылось моё пророчество - оказывается, стихи есть не что иное, как способ творить действительность. Кстати, потом это многократно подтверждалось. Настроение поднялось - от удивления, и день прошел как надо...   
         Судьба распорядилась так, что через месяц "бабушки" не стало. Несмотря на полноценное лечение. За три дня до ухода в кухне рухнул настенный шкаф, подвешенный крепко, на толстом гвозде, он вдруг грохнулся вниз, и мы одновременно с приехавшей из Петербурга дочерью поняли: «Это знак. Коридор открывается…» Навалились на нас тогда печаль и страх необычайные. И снова я, отпустив дочку ночевать домой, сделав что положено для бабушки, схватилась за книгу, в которой на каждой странице значилось святое имя… Хоть бы не кончалась она! А страниц меж тем было уже едва-едва -  Распятие  совершилось, близилось Воскресение.
          На следующее утро дочь, убираясь, нашла у входной двери под ковриком записку на листке из школьной тетрадки: «Я, раба Божия, Параскева, выхожу из дому, пусть хранит его Пресвятая Богородица со всеми Ангелами и т.д.…» - твердой рукой красивым почерком учительницы русского было выведено в ней.    
- Мама, посмотри, значит, бабушка всё-таки верила в Бога! – обрадовано воскликнула дочь, - только нам не говорила. Стеснялась… 
Мы заплакали.
Ушла свекровь не тяжело. И лежала с ликом светлым, удивленным слегка – будто что-то узрила там, на небе… Позже приснилась – с благодарностью и заботой обо мне, грешной - подушку поправила, сообщила, что за оранжереей ухаживать ее приставили, вон сколько там уже  диковинных цветов расцвело, взгляни, Катюша…
А я с тех пор не расстаюсь со Словом Божьим, несущим на себе печать Святого Духа. Безмерной милостью Создателя, я нашла Его, это Слово, и не перепутаю отныне ни с каким другим. Ибо это воистину источник света нетленного и живая вода для нашей жаждущей и труждающейся души.