Из жизни чайника

Что такое компэзи? Правильно: словесный гибрид, полученный от скрещивания слов «компьютер» и «фэнтези». Можно, конечно, выдумы-вать далёкие планетарные миры и сказочные страны, населять их супер-героями, насыщать сюжеты сногсшибательными приключениями. Но и компьютер, сам по себе, вещь вполне фантастическая, хотя, в общем-то, обычная и привычная. И если к этой обычной и привычной вещи при-ложить капельку воображения, то может получиться нечто вполне интересное.
                Автор

© Александр Барышников

ИЗ ЖИЗНИ ЧАЙНИКА

З а п и с к и
в   с т и л е
к о м п э з и

Что это было? Человеку, родившемуся в эпоху атеизма, научного коммунизма и диа-лектического материализма, поверить в происшедшее совершенно невозможно. И я бы, конечно, не поверил, случись эта история с кем-то другим. Но именно мне довелось стать одним из главных и активных участников этого удивительного события. Ещё более уди-вительным кажется тот факт, что действие развернулось не в каких-то аномальных зонах или местах силы, а в обычном областном центре с малопримечательным названием Ново-старск. К тому же, я, простой гражданин, скромный редактор крохотного издательства, никогда не интересовался астрологией, мистикой, эзотерикой, не искал Атлантиду и Ги-перборею, не ловил на живца снежного человека и Лох-Несское чудовище, поэтому втройне удивительно именно моё участие в том, что произошло. А то, что произошло, на-стойчиво заставляет взяться за перо, изложить историю в деталях, и даже опасение про-слыть изрядным фантазёром не может меня остановить.  Итак, всё по порядку.
   
Глава первая

Мой друг Федор работает в лаборатории по изучению чего-то (или кого-то) и, в то же время, является ненормально-уникальным специалистом в области компьютеров, принте-ров, модемов и прочей современной техники. Ненормальный он потому, что не имеет по этой части никакого документа: не только «академиев», но даже и простейших курсов не окончил. А уникальность в том, что специалисты с высшим компьютерным образованием в особо трудных случаях своей профессиональной практики идут к Федору за советом. Этот кустарный Левша-одиночка является для них не просто авторитетом, но, можно ска-зать, истиной в последней инстанции. Удивляться не приходится — Пушкин тоже не учился в Литературном институте, Жанна Д`Арк даже не пыталась поступить в военную академию…
Я, в отличие от Федора, обладаю талантом противоположного свойства, то есть, с ком-пьютером вообще никак не дружен. Мало того, общение с умной машиной иногда закан-чивается частичным или полным поражением последней. Хотя, ничем таким страшным я не занимаюсь, просто набираю и редактирую тексты, но, видимо, мое биополе не совпада-ет с полем компьютера, техника, защищенная, казалось бы, от любых неожиданностей, не выдерживает и зависает. Однажды, после очередной поломки, мой гениальный друг ска-зал, что не только высокообразованные, многоопытные компьютерщики, но даже и он, Федор, при всем своем старании не смог бы довести бедный аппарат до такого плачевного состояния. После этого он, Федор, засмеялся, давая понять, что это была шутка, но ходить ко мне в гости стал значительно реже — кому приятно носить воду решетом…
Последствия не замедлили сказаться: в моём стареньком компе опять что-то случилось, и он стал очень медленно «разгружаться». Между командой «Выключить компьютер» и надписью «Теперь питание компьютера можно отключить» вклинился промежуток вре-мени — нарочно засекал по часам! — не менее шести минут. Ничего страшного в этом нет, я, будучи человеком несуетным, спокойно сидел у темного экрана и неторопливо «отходил» от законченной работы. Наверно, во мне происходило то же, что и в компьюте-ре — постепенно, одна за другой, отключались извилины, ставшие ненужными мысли ук-ладывались на отведенные для них полочки, возникавшие во время работы эмоции упако-вывались в специальные мешочки — до другого раза…
На следующий вечер невольно бросилось в глаза, что экран монитора не такой уж и темный, как это могло показаться на первый взгляд. Я присмотрелся: Малевичем тут и не пахло — квадрат, который должен быть черным, светился изнутри, напоминая ночное не-бо в летнюю беззвездную ночь.
Прошел еще день, и в этом пустом небе возникла тусклая белая точка. Отключаясь от работы, я поначалу не обратил на нее никакого внимания — просто развалился в кресле и тупо глядел на неяркую звездочку. Потом из глубины сознания сами собой начали выплы-вать слышанные от Федора слова: разрешение экрана, пиксели, светодиоды… Слова эти не имели для меня практического смысла, и я постарался выбросить всю эту блажь из го-ловы.
К следующему вечеру тусклая точка стала немного ярче и увеличилась в размере, а во-круг нее по всему экрану рассыпались едва заметные разнокалиберные искринки. Неволь-но вспомнились рассуждения Федора о том, что одним из главных условий успешного движения вперед является постоянное и неустанное обновление; иными словами, мой ста-ренький монитор заметно «подсел», долго он не протянет, его давно пора менять, тем бо-лее, что этот громоздкий ящик и морально давно уже устарел…  Лично я с Федором все-гда соглашаюсь и всей душой готов к постоянному и неустанному обновлению, однако, к нему не готов мой перманентно скудный бюджет.
Утром следующего дня я привычно загрузил компьютер и внимательно вгляделся в эк-ран монитора. Никаких признаков явной деградации не обнаружилось, и я успокоился. Ясно-понятно: к окончанию рабочего дня и в моих глазах просверкивают искорки¬-звездочки, вполне возможно, что аппарат тоже устает. Утром же все нормально, и слава Богу, и надо работать, не отвлекаясь на непродуктивные размышления о бренности бытия.
Во время вечерней шестиминутной разгрузки экран представлял собой довольно краси-вый уголок звездного неба. Невольно вспомнилась юность, ночные прогулки с девушкой, которая теперь, по прошествии многих лет, вдруг явилась в моей памяти такой нежной, загадочной красавицей, что сердце ёкнуло, сжалось и сладко заныло, хотя, в действитель-ности девчонка была самая обычная. Если честно, я почти забыл ее внешность, помнились только длинные светлые волосы и их свежий, приятный запах. Давно это было, и если бы компьютер вел себя нормально, то, пожалуй, никогда память мою не потревожили бы эти воспоминания… Часы показывали, что до конца разгрузки осталось меньше минуты. И прежде, чем на экране высветилась оранжевая надпись, я осознал: первоначальная тусклая точка достигла размера горошины, она стала значительно ярче, как будто приблизилась, и даже утомленным за день глазом можно было различить, что эта светящаяся горошина имеет голубоватый оттенок.
Ночью мне плохо спалось, хотя, каких-либо сновидений — жутких или приятных — не было вовсе. Я ни разу не проснулся, однако же, какая-то смутная, непонятная тревога не позволяла опуститься на дно благословенного глубокого сна.
Утром работа моя сразу же не заладилась. Я постоянно зевал, отвлекался, не попадал в нужные клавиши, любой посторонний звук выводил меня из равновесия, вызывая присту-пы раздражения. Примерно через час стало понятно, что ничего путного из моих трудов не выйдет. В отличие от легендарного Сизифа, я (в конце-то концов!) имею право на от-дых.
На улице было тепло, сухо, шумно и суетно. Оказывается, весна благополучно закон-чилась, и на смену ей пришло лето. В последние месяцы я выбирался из своей конуры до-вольно редко, и то лишь для того, чтобы затарить старенький холодильник продуктами из ближайшего магазинчика. Проблема снабжения хлебом была решена давно и вполне ус-пешно: несколько буханок бородинского превращались в сухарики, которые мне очень нравятся. Когда они хрустят на зубах, я думаю о том, что свежий хлеб вреден для пищева-рения, к тому же, ежедневные походы за ним отнимали бы у меня уйму драгоценного времени, и вообще, человек ест, чтобы жить, но живет не только для того, чтобы есть…
Первое, что бросилось в глаза, когда я вышел из подъезда,— свежая зелень листвы, вы-сокое голубое небо, яркие наряды прохожих. Обычному шуму городской улицы аккомпа-нировали птичьи трели и льющаяся из распахнутых форточек музыка. Где-то в глубине дворов звонко кричали детишки. Реальный мир был прекрасен. Я вдохнул полной грудью и неспешно двинулся в сторону знакомого магазинчика. Обычно во время ходьбы меня посещают разные мысли, но на этот раз ничего такого не случилось, в голове было пусто, ноги самостоятельно брели в нужном направлении, глаза бездумно смотрели по сторонам, уши непроизвольно ловили всевозможные звуки. Похоже, изможденный работой орга-низм сам по себе перешёл на автономный режим и сразу же частично отключился.
Поэтому, наверно, я и не заметил, как мое бренное тело отклонилось от заданного кур-са и через неопределенное время оказалось в чахлом скверике, боязливо укоренившемся неподалеку от «моего» магазинчика. Я неоднократно видел эти полудохлые деревца и кустики, но никогда прежде не приходило в голову очутиться под их худосочной сенью. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что в скверике имеется деревянная облезлая скамейка, доски которой испещрены царапинами, порезами и надписями всевозможного, местами неприличного содержания. Рядом, на истоптанной твердой почве  возвышалась горка несвежего мусора, из-под которого виновато выглядывала опрокинутая кем-то по-корёженная урна.
Я опустился на дальний от урны конец скамейки и некоторое время сидел так — молча, без мыслей, чувств и каких-либо намерений. Отсюда виднелся фрагмент улицы, проезжая часть её была забита автомобилями, разноцветно мигал светофор, по тротуарам густыми потоками двигались прохожие. Разномастное скопище био- и техноорганизмов шевели-лось, копошилось, шумело и гомонило разными голосами.
Шевеленье, копошенье, шум и гомон автоматически отмечались одной из периферий-ных систем моего заторможенного сознания, а сам я находился где-то далеко, в другом месте, представлявшем собою странную пустоту, которая содержала в себе только тишину и покой. Необычное, несвойственное мне состояние полностью захватило меня, поэтому появление в скверике другого человека прошло почти незамеченным. Сначала в ближнем пространстве произошло некое движение, потом, через некоторое время, сознание мое включилось, и я обнаружил неподалеку от себя незнакомую женщину. Она неловко при-ютилась на другом конце скамьи, узкие плечи безвольно опущены вниз, бесформенно скомканное тело сковано оцепенением усталости или отчаяния. Определить возраст было трудно, но когда женщина почувствовала на себе мой взгляд и повернула в мою сторону заплаканное лицо, я предположил, что ей около сорока. Длинные волосы были окрашены, но не очень аккуратно, между делом,  и случилось это, видимо, довольно давно. Неухо-женные ногти частично обломаны (или обкусаны?), простое платье местами помято, туф-ли покрыты чуть заметным слоем тонкой пыли.
Все это невольно бросилось в глаза и тут же вылетело из памяти, потому что женщина, неспешно промокнув лицо скомканным платком, обратила на меня свой взор (словечко, может, слишком пафосное, но лучше не скажешь). Сердце мое на мгновенье замерло, а потом ритм его биения резко ускорился. Я не испугался, не рассердился и не обрадовался, просто что-то изменилось внутри меня, но что именно — на этот вопрос невозможно от-ветить. Это было необычно, непривычно, я знал, что так не бывает, и стал искать прием-лемое объяснение. Через некоторое время попытки мои, кажется, увенчались успехом: я заметил, что у женщины, которая так сильно меня поразила, разноцветные глаза. Да-да, правый был темно-голубым, а левый — слегка зеленым. Это напоминало море, если од-ним глазом смотреть на его поверхность, а другим заглядывать на небольшую глубину.
Мы молча смотрели друг на друга, пауза затянулась на несколько секунд, по прошест-вии этих долгих мгновений возникла неловкость, которую необходимо было каким-то об-разом прервать.
— Вам плохо? — учтиво спросил я.
— Да,— быстро ответила женщина и порывисто вздохнула, продолжая смотреть на ме-ня разноцветными глазами. Она как будто ждала моего вопроса, хотя, впрочем, на моем месте мог оказаться любой прохожий.
— Сердце? — спросил я с некоторой долей сострадания и участия.
Женщина шевельнула кулачком, из которого торчал мокрый скомканный платок, и от-рицательно мотнула головой. Неловкость ситуации усугубилась, потому что поочередно перечислять возможно нездоровые части организма было глупо, но отмахнуться и сделать вид, что меня это не касается,— просто невежливо. Особенно после проявления сострада-ния и участия, пусть даже в малой дозе…
— Брат,— горестно сказала женщина и тут же пояснила: — Пьёт по-черному, дальше некуда, сам дошел до ручки, и я с ним совсем измучилась.
Я молчал, потому что совершенно не представлял, какие слова нужно и можно гово-рить в подобных случаях. Вежливое молчание, как мне показалось, подбодрило женщину, хотя, впрочем, некоторые люди  не обращают внимания на несущественные нюансы.
— Родители наши умерли,— продолжила она.— Вот тогда он и приобщился. Сначала понемногу, извинялся даже, потом втянулся, с работы выгнали, стал требовать деньги. 
— А ваш… супруг? — спросил я, незаметно для себя погружаясь в ситуацию.
— Я не замужем,— тихо призналась женщина и окинула меня взглядом, в котором сквозило сомнение. Действительно, вопрос мой слегка смахивал на один из тех дешевых приемчиков, с помощью которых не очень опытные донжуаны выведывают женские сек-реты.
— Простите,— смущённо пробормотал я.— Я имел в виду: разве некому вас защитить?
Опять получилось как-то двусмысленно, но, похоже, мое неподдельное смущение ус-покоило женщину.
— Выходит, что некому,— со вздохом сказала она.— Да не в этом дело! Мне его, дура-ка, жалко, молодой ещё, не понимает, что жизнь у человека одна, другой не будет, и тра-тить эту единственную жизнь так бездарно… Мы, конечно, не боги, от нас мало что зави-сит, но, с другой стороны…
Женщина помолчала какое-то время, потом тяжело вздохнула и поднялась со скамейки.
— Вы меня простите,— сказала она с грустной улыбкой,— незачем было постороннего человека в наши дрязги впутывать. Но иногда так тяжело бывает, так тяжело!
Пока я бормотал в ответ что-то невнятное, она кивнула на прощанье всклокоченной го-ловой и, выйдя из скверика, исчезла в густой веренице прохожих.
Я остался один и несколько минут сидел без движения, мыслями своими невольно воз-вращаясь к нечаянному разговору. С одной стороны, незнакомка вызывала чувство жало-сти, но ведь она сама сказала, что жизнь у человека одна, и тратить этот бесценный дар небес на мучительную возню с неразумным родственником, прямо скажем, не очень про-дуктивно. Впрочем, мою жизнь, не обремененную подобными проблемами, тоже вряд ли можно назвать шибко талантливой.
 
Глава вторая

Работа по-прежнему не клеилась, и я занялся приготовлением любимых сухариков. Технология процесса очень проста, поэтому справиться с задачей можно, не будучи кон-дитером или поваром. На всякий случай сообщаю рецепт: необходимо порезать хлеб, по-ложить его на противень, сунуть противень в духовку, поджечь газовую горелку и закрыть дверку духовки. Всё. Главное — не переборщить со временем и интенсивностью термиче-ской обработки. Иными словами, недосушенный продукт рано или поздно дойдет до кон-диции самостоятельно, а вот доведенный до состояния угля сухарик уже не исправишь…
Простые и понятные движения на некоторое время отвлекли меня от мыслей об оста-новившейся работе,  правда, раза два вспомнилась заплаканная лохматая женщина из скверика. Я даже представил ее на своей кухне и предположил, что процесс приготовле-ния сухарей в женском исполнении был бы, наверно, более скорым и успешным. Впрочем, порядочной женщине вряд ли пристало заниматься подобной ерундой.
Порядочная женщина приготовила бы борщец со сметанкой, пожарила котлеты или даже шницеля с картофельным пюре. А на десерт явился бы компот из сухофруктов с ка-кими-нибудь хрустящими пончиками. Невольно пришла мысль о том, что, когда речь идет о женщине, десертом может быть не только компот…  Как только я об этом подумал, меня бросило в легкий жар. Это плохой признак, но, с другой стороны, я давно научился пре-одолевать нештатные ситуации. Способ преодоления очень несложен: надо прекращать разгильдяйские мысли и срочно садиться за работу.
Так я и сделал — загасил газовую горелку и включил компьютер. Вскоре редактирова-ние очередного срочного, хотя и мало кому интересного текста шло полным ходом. Дело-вито щелкая клавишами, я лихо дробил слишком длинные и неуклюжие обороты, грозно громил тавтологию, избавлялся от слащавых красивостей, великодушно расставлял запя-тые и прочие знаки препинания. Важнейшим условием успешной работы является четкое осознание того, что без этого текста существование и процветание человечества невоз-можно, не могут люди, населяющие планету Земля, обойтись без этих важных и практиче-ски незаменимых слов.
Подобная уверенность необходима, хотя, если честно, не имеет под собой достаточно твердых оснований. Действительно, в период с момента изобретения книгопечатания до наших дней исправлением и усовершенствованием различных текстов занималось огром-ное количество людей. Среди них встречались воистину гениальные специалисты. И что же? Разве со времен Гуттенберга, Новикова, Пушкина и Некрасова общество улучшилось? Может, люди стали добрее, честнее, благороднее? Отнюдь, отнюдь…  Иногда возникает ощущение, что все как раз наоборот. Тогда какой смысл заниматься делом, которое не приносит ощутимой пользы?
Подумав об этом, я вдруг заметил, что экран монитора на долю секунды погас — ума не приложу, когда была дана команда к выключению компьютера? Видимо, это непроиз-вольное действие произошло под давлением мыслей о бесполезности (по большому счету) моей деятельности на ниве редактуры. Итак, экран погас, и тотчас на нём высветилась привычная уже картина звездного неба. Светлая точка, еще совсем недавно имевшая раз-мер горошины, заметно приблизилась, и теперь добрую четверть красивого ночного неба занимал окутанный голубой дымкой шар. Сквозь прохладное сияние на поверхности шара смутно прорисовывалось неясно очерченное пятно. Оно имело довольно разнообразную цветовую гамму и включало в себя коричневые, желтые, зеленые, голубые пятнышки, ко-торые складывались в весьма симпатичную мозаику.
Сначала показалось, что шар похож на ёлочную игрушку, тут же вспомнились ново-годние ночи, теплые компании, куранты, хрустальный звон бокалов, мандарины, оливье, телевизор. Впрочем, для полноты картины явно не хватало обсыпанной блёстками зелё-ной колючей ветки. Поэтому голубоватый шарик больше смахивал на некую планету, ко-торая отличается от Земли только конфигурацией суши и акватории.
Судя по часам, до окончания разгрузки оставалось минуты две или две с половиной. Я спокойно ждал появления оранжевой надписи — а что оставалось делать? Две минуты на разгрузку, потом новая загрузка, приведение сознания в рабочее состояние… Непродук-тивное использование драгоценного времени, и причина всего — неуловимое движение невидимой, неслышимой, неосязаемой мысли.  Похоже, мимолётное сожаление о поте-рянном времени и вызванное им слабое мозговое напряжение генерировали весьма уте-шительную идею: если бы не было этой бесполезной, на первый взгляд, работы по состав-лению и редактированию текстов, то ещё неизвестно, в какую бездну невежества и дико-сти давным-давно скатилось бы человечество…
Обдумать эту мысль я не успел — из-за голубого шарика, из неведомых глубин заэк-ранного Космоса, прилетела белая точка. Описав изящную дугу, она остановилась в пра-вом нижнем углу экрана и мгновенно трансформировалась в маленький светящийся пря-моугольник. На нём тёмно-синими буквами было написано слово ПУСК. По части ком-пьютеров я, конечно, чайник, переходящий в некоторых вопросах на уровень самовара, а то и пятиведёрного электротитана. Но даже мне понятно, что две пусковые клавиши не могут одновременно существовать на экране одного и того же монитора.
Но они были: одна слева, как обычно, другая справа и чуть выше первой. Часы показы-вали, что до конца разгрузки оставались считанные секунды. Сейчас вспыхнет оранжевая надпись, мне нужно будет  отключить и снова включить компьютер, а потом спокойно за-няться привычным делом редактирования никому не нужных текстов. Думая так, я навёл курсор на новорожденную клавишу пуска и осторожно нажал на левую кнопку мыши…
Моя невольная осторожность была напрасной, ничего страшного не произошло. Из виртуальной Вселенной прилетела еще одна белая точка и тотчас развернулась в неболь-шую, чуть светящуюся панель. На ней тёмными буквами неопределённого цвета выделя-лись вертикально расположенные слова: ПРОГРАММЫ, НАСТРОЙКА,  КОРЗИНА, ВЫХОД. Фёдор называет такие списки каталогами. Ему видней, он компьютерный гений. Нам, чайникам, труднее, бредём в потёмках, не зная правил, без светофоров и дорожных знаков.
На всякий случай я отжал правый (по сути, «левый») ПУСК — новый каталог послуш-но свернулся. Слава Богу, мосты не сожжены, пути отступления не отрезаны. Опять не-громко щёлкнула кнопка мыши, и тёмные буквы явились из виртуального небытия. Какое-то время я разглядывал простые, привычные слова, не решаясь сделать выбор. Если бы дело касалось обычной, пусть и незнакомой, программы, то размышлять тут не о чём. От-крыл, пошарил в папках, ничего не понял да и вышел вон. Но здесь откуда-то взялась па-раллельная операционная система. А что, если контакт с этой «левой» системой порушит файлы в Windows, и вся моя работа по выполнению очередного заказа пойдёт насмарку?
Вообще-то, ещё Евклид утверждал, что параллельные линии не пересекаются. Правда, наш Лобачевский доказывал обратное. Всё правильно: у всякой медали две стороны, а по-сему в мире нет ни абсолютно правых, ни стопроцентно виноватых. А ещё: нет в нашей жизни ничего бесспорно хорошего и бесповоротно плохого. Редчайшие исключения толь-ко подтверждают это правило. Вылетят файлы с моей работой, и это нехорошо, но, может, откроется такое, что намного важнее всей этой редакторской тягомотины…
Стоп! Как же я сразу не догадался — Фёдор! Это он, вундеркинд изрядного возраста, закачал в мой комп какое-нибудь… какую-нибудь… игру? прикол? Ну, что-то в этом ро-де. Вольно ему, гиганту компьютерной мысли, глумиться над убогими… А может, это ка-кая-то обучающая программа для развития суперспособностей? Божество возжелало при-близить к своему небесному трону простого смертного. А что, это вполне возможно, гу-манисты встречаются в жизни, и Федька, видимо, решил примкнуть к их славной компа-нии.
 О вирусах я не думал, да и откуда им взяться? Вирусы, наверно, умные и хорошо по-нимают, что в недрах моего антикварного аппарата, этого внебрачного сына арифмометра и пишущей машинки, им нечем поживиться, и они просто умрут голодной смертью. Нет, это Фёдор, больше некому. Кстати, не здесь ли кроется причина его довольно длительного отсутствия? Конечно, он же прекрасно знает, в какое время белая точка превратится в го-лубую планету, в какой момент прилетит клавиша ПУСК, когда, наконец, этот, с позволе-ния сказать, редактор с неандертальским уровнем развития заметит изменения в своём компьютере. Облегчённо вздохнув, я выделил слово ПРОГРАММЫ и щёлкнул мышкой. Произошло то, что и должно было произойти — открылся ещё один каталог. Он включал в себя следующий перечень: Социум, Политика, Экономика, Религия, Искусство, Погода, Климат, Катаклизмы.
Ну, точно, какая-то заумная игрушка. Фёдор любит всякую такую ерундистику. Кстати, именно с игр началось его восхождение к вершинам компьютерного Олимпа. Наверно, так и должно быть. Совершая первые шаги в какой-то новой деятельности, человек похож на ребёнка, а ребёнок постигает премудрость жизни через игру. Отчаявшись хотя бы сколь-ко-то просветить меня, мой приятель решил внести в процесс обучения игровой момент. Спасибо, Фёдор, ты настоящий друг! И ведь как всё придумал, всё устроил, но разве мо-жет быть иначе, когда имеешь дело с гением…

Глава третья

Я закрыл ПРОГРАММЫ и адреснулся в строку НАСТРОЙКА. Перечень был такой: Масштаб. Смешанное управление. Автоматическое управление. Справочная система. Ага, это уже интересно, попробуем выбрать Масштаб. Сразу после щелчка на экране воз-никла небольшая панелька со столбиком чисел. Одно из них - 25% - было выделено. Я пе-редвинул выделение на 50% и щёлкнул Enter. Голубой шар шагнул вперёд и занял поло-вину экрана. Разноцветное пятно также заметно увеличилось.
Всё понятно. Минуя достаточно высокий столбик чисел, я выделил нижнюю надпись «По ширине экрана» и нажал клавишу мышки. Изображение начало быстро меняться, увеличиваясь в размерах; мелькнули белые облака, раздвинулась чаша горизонта, поверх-ность виртуальной планеты приблизилась, и перед моими глазами предстал некий вид сверху. Причём, это был вид не с высоты птичьего полёта. Точка обзора находилась на уровне вершины дерева средней величины. Что-то вроде одинокой сосны или молодого тополя. Из этой точки отчётливо просматривалась небольшая деревушка, образованная десятком жалких хижин, которые были покрыты стеблями каких-то растений наподобие камыша или соломы.
Если честно, компьютерные стратегии, а тем более, стрелялки и бродилки, никогда ме-ня не привлекали. Но на этот раз картинка была очень уж реалистичной. К тому же, авто-ром этой картинки, в частности, и всей затеи, вообще, являлся мой друг Фёдор, поэтому было бы просто невежливо игнорировать его благородную инициативу.
Я присмотрелся. Под «деревом», на приветливой, экологически чистой лужайке пас-лись животные, что-то вроде коров. Мальчонка-пастушок играл на дудочке, но звука не было. Впрочем, это могла быть не дудочка, а, например, сигара. Но почему тогда не на-блюдалось дыма? К тому же, по весьма здоровому виду пацана трудно было заподозрить его в пристрастии  к пагубной привычке.
Возле избушки, которая находилась справа от точки обзора, сидела старуха, похоже, она просто грелась на солнышке. Вполне вероятно, что она была родной бабушкой пас-тушка с дудочкой. Знаю наверняка, что в таких компьютерных играх нет ничего случай-ного, надо всё запоминать, всё учитывать, всякая мелочь в любой момент может приобре-сти наиважнейшее значение.
По деревенской улице важно шествовали белые жирные птицы, похожие на уток или гусей. От них убегал крохотный карапуз в драной рубашонке. Видимо, он громко плакал — рот был широко распахнут, а навстречу мальцу бежала растрёпанная баба в платке и длинном грязном платье, поверх которого трепыхался мятый, когда-то белый передник. Других сельских обитателей пока не наблюдалось.
Справа, за околицей, раскинулся обширный луг, по которому протекала небольшая, очень живописная речка. На плавных изгибах речного русла виднелись невысокие берего-вые обрывы, а в одном месте приветливо желтел песок неширокого, но довольно длинного пляжа. Заворачивая влево, речка протекала вдоль деревенской улицы, то есть, она, речка, располагалась прямо по курсу, но была скрыта кустами, хижинами и кривыми заборами из жердей. Вдали, за речкой, виднелись крыши соседнего населённого пункта. За  другой де-ревенской околицей водная артерия местного значения ненадолго появлялась вновь, что-бы в скором времени спрятаться под кронами леса, который примыкал к деревушке с ле-вой стороны.   
Ага, из ближней хижины вышла девушка и стала развешивать на верёвках мокрое бе-льё. Одежда, больше похожая на нищенские лохмотья, не могла скрыть поразительной стройности в высшей степени изящной фигуры. Мама дорогая, куда смотрят тамошние продюсеры и шоу-менеджеры? Ах, да, это же просто игра. Интересно, откуда Федька взял такой сногсшибательно-соблазнительный образ? Наверно, из своих эротических фантазий. Ай-яй-яй, а ведь прикидывается добропорядочным семьянином…
Мне захотелось лучше рассмотреть лицо девушки. Конечно, я догадывался, что оно так же прекрасно, как умопомрачительная фигура, просто хотелось в этом убедиться. Однако, с моей «вершины» мелкие детали почти не просматривались. Понятно: вот и первое зада-нье…
Итак, приближение максимальное, значит, надо использовать какой-то другой способ. Я открыл НАСТРОЙКУ и, немного подумав, выбрал Смешанное управление. В списке значилось:  Автоформат, Базы данных, Инструменты. Так, так, из этого трио меня инте-ресуют, конечно же, инструменты. Смотри-ка ты, мозги неандертальца слегка сдвинулись с места, а это значит, что Федькин метод начинает действовать. В Инструментах нашёлся «режим выделения», который я и выбрал. Ну, что, попробуем? Девушка развесила бельё и повернулась, наверно, для того, чтобы идти в хижину. Я торопливо установил стрелку ря-дом с прекрасной головкой и выделил квадрат, вместивший в себя девичье лицо. Оно тот-час замерло, однако, это был не стоп-кадр — лицо стало неподвижным, но продолжало жить. А за пределами выделенного квадрата та же самая девушка, целая и невредимая, ритмично помахивая пустой корзиной, дошла до хижины и скрылась за низенькой дверью.
Я проводил девушку взглядом, а потом щёлкнул правой кнопкой мыши. На экране тот-час появилась рамка со списком возможных операций. Ага, вот оно — «увеличение». Щёлк! Лицо приблизилось, заняв при этом значительную часть экрана, и теперь можно было хорошенько рассмотреть это творение Федькиной фантазии. Разумеется, я не отка-зал себе в таком удовольствии.
Представшее передо мной чудо невозможно назвать гнусным иностранным словечком «фейс», нет, это, скорее, лик, я бы даже сказал — светлый лик, и дело не только в пра-вильных, соразмерных чертах, хотя, и они играют свою роль. И призрачная, различимая только сердцем затуманенность или, иначе, ореол юности также не может служить исчер-пывающим объяснением. Здесь имеется ещё что-то, но что именно — пока непонятно, и я пытливо вглядывался в чарующую живую картинку, испытывая при этом необычное вол-нение. Действительно, необычное — какое мне дело до виртуальной девчонки, которую каким-то непостижимым образом изваял-породил отец Феодор? Но, с другой стороны, это непривычное волнение было мне знакомым, кажется, я испытывал его совсем недавно.
Точно, это было, когда я вернулся из магазина. Если быть точнее — после встречи с за-плаканно-растрёпанной гражданкой, которая случайно присела на облюбованную мною скамейку. Продолжая разглядывать «светлый лик», я вдруг обнаружил сходство между девушкой из компьютера и женщиной из скверика. Странно, почему моё внимание так долго не могло зацепиться за эту очевидную похожесть…
Неподвижное, но явно живое лицо девушки смотрело на меня разноцветными глазами.  Да-да, правый был темно-голубым, а левый — слегка зеленым. Это напоминало море, ес-ли одним глазом смотреть на его поверхность, а другим заглядывать на небольшую глу-бину. И чем дольше я смотрел, тем больше мне казалось, что дело не в сходстве, похоже-сти, идентичности… Нет, это были одни и те же глаза.
Хотя, конечно, так не бывает, мне просто показалось. В конце концов, я не цифровой фотоаппарат. Кстати, о фотоаппаратах. Если честно, то у меня очень мало достоверных сведений о моём приятеле Федоре. Работает в лаборатории, женат, компьютерный гений — вот и всё. Знакомство, по большому счёту, шапочное, а разговоры, в основном, пред-ставляют собой монологи мэтра о тонкостях компьютерных технологий. Мы даже водоч-ки никогда не выпили — только пиво, да и то немного, чисто символически.
 А ведь, может быть, Фёдор каким-то образом знаком с женщиной из скверика (по учё-бе, работе, познакомился в санатории), вполне вероятно, что у него есть её фотография. Составляя образ девушки по принципу милицейского фоторобота, он, Фёдор, выбрал эти примечательные глаза. Удивительно, как ему удалось их оживить? Наверно, есть какие-то специальные программы. Впрочем, он мог снять женщину не фотоаппаратом, а видеока-мерой. И вообще, стоит ли нам, чайникам, задумываться о таких высоких материях…
Слева, из-за ближнего строения, похожего на хлев или сарай, кто-то вышел — я заме-тил это в щелочку между выделенным квадратом и краем экрана. Теперь нужно было со-образить, как «закрыть» лицо девушки. Да вот же — крестик в правом верхнем углу квад-рата. Я щёлкнул мышкой, красотка тотчас исчезла. На освободившемся экране появилось полное изображение молодого, довольно симпатичного, но лохматого, неопрятного парня с опухшим лицом. Наверно, он плохо выспался или был с большого бодуна.
Парень подошёл к низенькой двери и, неуклюже наклонившись, скрылся за дверью. Звука по-прежнему не было, но по тому, как пастушок и старушка одновременно повер-нулись и уставились на хижину девушки, можно было понять, что там начались какие-то события. Наверно, есть инструмент, при помощи которого можно заглянуть внутрь поме-щения, но какой именно? Это задание великого комповодителя показалось мне гораздо более сложным. Но его необходимо выполнить, иначе что-то будет упущено, и в даль-нейшем могут возникнуть большие проблемы.
Однако, найти искомый инструмент мне не удалось, я просто не успел это сделать. Дверца резко распахнулась, на улицу выскочила испуганная девушка, следом появился парень с широко раскрытым ртом. Похоже, эта распахнутая пасть изрыгала бранный вопль или проклятья. Далеко не сладкая парочка остановилась у стены хижины. Насколь-ко я понял, парень что-то требовал, девушка отрицательно мотала головой и отмахивалась обеими руками. А на улице появились новые персонажи — плешивый старичок и две по-жилые женщины. Впрочем, мне были видны только вынырнувшие из-за плетней головы. По облику ехидно улыбавшейся троицы можно было предположить, что спектакль не был премьерным, скорее всего, он повторялся довольно часто.
Но что этому оболтусу  нужно от невинной, ни в чём не повинной девушки? Догадать-ся, конечно, нетрудно, но, с другой стороны, вряд ли такая гениальная красота совместима с подобным низкопробным злодейством. А, всё понятно: я должен выступить в роли за-щитника. Встретиться с нетрезвым громилой в реальной жизни было бы, наверно, не очень приятно, но здесь, в игре, все козыри были у меня на руках. Оставалось только най-ти инструменты воздействия. В компьютерных стрелялках таковыми являются различные стволы, лезвия, дубинки и кулаки.
Пока я лихорадочно рылся во вкладках, нехороший молодой человек прижал девушку к стене и протянул руку к одной из серёжек, украшавших прелестные ушки. Видимо, опаса-ясь кровопролития, девушка сама торопливо отстегнула тонкую застёжку. Схватив укра-шение, вымогатель грубо оттолкнул свою жертву, быстро пересёк неширокую улочку и скрылся в прибрежных кустах. Девушка с отчаяньем смотрела вслед, из прекрасных глаз обильно струились слёзы — я понял это по солнечным бликам на девичьих щеках.
Похоже, за кустами имелся мосток через речку. Догадаться об этом было нетрудно, по-тому что вскоре парень показался на заречном лугу. Он торопливо шагал прочь от дерев-ни по дорожке, которая, без сомнения, вела к соседнему населённому пункту. Судя по крышам — деревянным, черепичным и железным — это был более богатый посёлок или даже небольшой городок. Однако, надо было догонять обидчика ограбленной красавицы.
Я открыл Инструменты. Ага, вот оно — «перемещение». Правда, не совсем понятно, о каком перемещении идёт речь, но ведь это можно выяснить эмпирическим путём. Как го-ворится, нет ничего практичнее хорошей теории, но именно практика является критерием истины. Выделив «перемещение», я щёлкнул мышкой, курсор тотчас превратился в кре-стик. И что? Думай, голова, думай.
После пятисекундного мозгового напряжения в голове появилась идея, которая тут же была осуществлена. Я стронул с места колёсико мышки, виртуальная деревушка плавно ушла вниз и соответственно уменьшилась в размерах. Понятно, колёсико отвечает за вер-тикальное перемещение. Точка обзора вознеслась на высоту птичьего полёта, отсюда хо-рошо просматривалась протекавшая у деревни речка —  изогнувшись широкой дугой, она выныривала из леса и подходила к городку слева. По луговой дорожка торопливо шагал крохотный грабитель, именно соседний городок был его целью. Кроме этого, видны были живописные окрестности городка, а вдали, почти у самого горизонта, отливала оловом сравнительно обширная водная поверхность. Наверно, это было большое озеро или даже море, и именно к этому озеру-морю стремилась знакомая речка, постепенно становившая-ся рекой.
Однако, надо было выполнять свою миссию. Ой, ну разве можно быть таким тормозом! Я сдвинул мышку, панорама местности послушно поплыла, правда, не в ту сторону, но мне удалось быстро сориентироваться. Вскоре точка обзора оказалась прямо над головой лохматого негодника. Захотелось заглянуть в эту противную физиономию, я немного обо-гнал парня и снизился. Однако, противная физиономия оказалась вне обзора, на экране крупным планом плыла пыльная дорога. Нужно развернуться, но как это сделать?
Пришлось открывать Справочную систему, искать нужную вкладку и нужный раздел. Ларчик открывался просто — оказывается, после щелчка правой кнопки мыши колёсико начинает управлять вращением панорамы на все 360 градусов. Однако, пока я осваивал новые инструменты, парнюга дошёл до окраины городка и ступил на мощёную булыжни-ком городскую улицу.
Я догнал мерзавца и смело заглянул в его припухший фейс. Однако! Он ещё и улыбает-ся! Ограбил девчонку и рад по уши, паразит…  Интересно было бы узнать, куда направля-ется этот монстр и что ему надо в тихом уютном городке? Ну что же, привести приговор в исполнение мы всегда успеем. Тем более, что пока неизвестно, как это, вообще, делается. Я завис над лохматым затылком и неспешно поплыл вслед за парнем, который всё быст-рее шагал вдоль городских домов.
Может, не стоит рубить сплеча? Довольно часто при детальном разбирательстве выяс-няется, что преступника обвинили напрасно, а  жертва далеко не ангел. Ситуации бывают разные, в жизни иногда так всё перепутается, что трудно разобрать, кто прав, кто виноват. Значит, необходимо провести предварительное следствие, собрать факты, взвесить дово-ды и аргументы. И вообще, надо хорошенько оглядеться в новом пространстве, попытать-ся понять, по каким правилам живут его обитатели, определить своё отношение и к пра-вилам, и к пространству, и к тем, кто его населяет…
По внешнему виду немногочисленных прохожих и облику городских строений невоз-можно было определить время и место действия. Картинка слегка напоминала средневе-ковую Европу, как её изображают на иллюстрациях детских книжек. Но, в то же время, чувствовались среднеазиатские, индийские, латиноамериканские мотивы. Одним словом, эклектика. И в этом нет ничего удивительного. Отец Феодор — человек образованный, много знающий, много видевший, оттого и нашпиговал свою игрушку элементами раз-личных культур. В процессе общения мне стало известно, что в составе научных экспеди-ций он побывал в нескольких странах, расположенных в самых разных уголках земного шара. То есть, плюсом к образованию ещё и насмотрелся всякого…
А парень, тем временем, вышел на открытое пространство, которое, по всей видимости, являлось главной площадью виртуального городка. Она, площадь, была окружена не-сколькими зданиями, в которых угадывались храм, мэрия, полицейский участок (или как там у них?), а также красивый особнячок, в котором, видимо, проживал местный глава с семейством и прислугой. В дальнем углу площади, на задворках храма и мэрии, притули-лось невзрачное одноэтажное зданьице непонятного назначения.
Кстати, малоприметное сооружение не сразу бросилось в глаза. Внимание моё было за-нято другим: на площади царило заметное оживление, и я опасался потерять из вида пре-следуемого мною парня. Мне даже не сразу стало понятно, что мы оказались на местном рынке или базаре. Но этот рынок-базар не был продуктовым, он больше напоминал наши толкучки-барахолки времён эпохи дефицита. Верхняя одежда, обувь, тряпьё, посуда и прочая дребедень…
Парень смело врезался в толпу и, подняв вверх правую руку, начал энергично шевелить губами. Я присмотрелся — крепкие пальцы сжимали отнятую у девушки серёжку. Ну что ж, налицо преступный замысел, отягчённый не менее преступным умыслом. Иных доказа-тельств не требуется, пора приводить приговор в исполнение. Но как это сделать? Пока я размышлял о методах борьбы с виртуальной преступностью, парень продал серёжку и то-ропливо зашагал в сторону дома, который я не сразу заметил.
При ближайшем рассмотрении всё прояснилось — в доме на задворках торговали спиртным. Разные, но похожие друг на друга неприбранные личности входили внутрь и выходили обратно, некоторые в тоске слонялись неподалёку от заветного крыльца, справа происходила довольно энергичная разборка с мордобоем, а слева, прислонившись к углу, плакала женщина. Мой подопечный нетерпеливо взбежал по ступеням и скрылся за две-рью заведения. Для меня картина прояснилась окончательно.
Возмущение — это эмоция, а эмоции обладают значительной энергией. Похоже, имен-но эта энергия подтолкнула меня к решению задачи. Стало понятно, что нужно сделать, но тут же появилось одно затруднение морально-этического свойства: есть ли у меня пра-во казнить преступника на виду у многих людей? Это следовало обдумать.  Конечно, шо-кировать ни в чём не повинных людей было бы, наверно, жестоко. Но, с другой стороны, пьющий человек — это больной человек. Причём, болезнь его не столько физическая, хо-тя и это имеет место, сколько душевная. Значит, воздействовать надо не только на тело, применять не только фармакологические средства. Необходимо лечить душу. Но, как по-казывает практика, пьяницу бесполезно уговаривать, бессмысленно прививать ему идеалы добра, справедливости и благородства. Как говорится — это сильнее меня… 
Так, может, эту силу сможет пересилить мощный психологический шок? Дождавшись, когда парень выйдет на улицу, я взял в рамку и выделил качающуюся фигуру, быстро вы-звал нужную вкладку, навёл курсор на строку «удаление» и решительно щёлкнул кнопкой мыши.
Парень исчез.
Был человек — и нет человека. Однако, скорбные фигуры у крыльца, как ни в чём не бывало, слонялись по привычным для себя маршрутам и с тем же набором горестных жес-тов и гримас. Мордобойная разборка  продолжалась с прежней силой и страстью. И даже плачущая возле угла женщина  всё так же вздрагивала плечами и безуспешно вытирала распухшее от слёз лицо рукавом мятого платья.
А что должно было произойти? Наверно, ты хотел увидеть, что все всполошатся, забе-гают, заплачут от горя? Полноте, батенька, такое почти уже не встречается в реальной жизни, в обществе разумных людей, достигших высот современной цивилизации. Причём, каждый из этих людей сам по себе может быть добрым, умным, благородным гуманистом, но, сливаясь с толпой, почему-то сразу же становится торопливым и мрачным субъектом, которому ни до чего нет дела. 
Мне стало так грустно, что я отвернулся от монитора и встал из-за стола.

Глава четвёртая

Может быть, захотелось найти в реальной жизни опровержение своим грустным выво-дам, и поэтому я решил выйти из дома. Погода была летняя, солнечная, даже в тени де-ревьев и кустов было почти жарко. Миновав арку, я вышел на улицу. Несмотря на припе-кающий зной, прохожих было довольно много, а одежды на них гораздо меньше, чем во время моей предыдущей вылазки. Бейсболки, панамки, футболки, топики, шортики, лёг-кие шлёпанцы… Почти все, кого я встречал или обгонял, были в солнцезащитных очках. Разнообразие фасонов и расцветок меня даже удивило — никогда не думал, что эта, в об-щем-то, простая вещь может иметь такое количество моделей и вариантов исполнения.
Итак, я бесцельно брёл по нагретому тротуару, совершенно не зная, куда направиться и чем заняться. Конечно, надо бы продолжить выполнение очередного заказа, но кто же ра-ботает в такую жару? Подумав об этом, я улыбнулся: дома, в относительно комфортных условиях, мысль о жаре вряд ли явилась бы в голову, поэтому пришлось бы комплексо-вать по поводу безделья. А так — всё в порядке, отмазка самая убедительная. Если же серьёзно, то я всеми фибрами усталой души чувствовал, что попытки приступить к работе вряд ли увенчаются успехом…
— Мужик, дай закурить! — сказал кто-то громко и весьма грубо. Я поднял глаза — пе-редо мной стоял мужчина неопределённого возраста и довольно бомжеватой внешности.
— Это вы мне? — удивлённо спросил я.
— Тебе, тебе, кому же ещё! — раздражённо подтвердил он.
— Простите, не курю,— сказал я, чувствуя некую неловкость оттого, что мой отказ разочарует незнакомца.
— Козёл! — зло, с оттяжкой, сказал он, после чего плюнул мне под ноги и быстро за-шагал прочь. Стало обидно — разве я в чём-то виноват? К тому же, никто из многочис-ленных прохожих не обратил внимания на неприятную сценку, люди шагали совершенно спокойно, кто-то смеялся, кто-то громко разговаривал. Ну вот, а я ещё удивлялся поведе-нию виртуальных алконавтов  из федькиной компьютерной игрушки…
Вспомнив о ней, я вдруг понял, куда мне нужно сходить. Да, да, мне совершенно необ-ходимо купить хотя бы небольшие акустические системы или, проще говоря, колонки, то-гда рождённый отцом Фёдором призрачный мир можно будет не только увидеть, но и ус-лышать. После проверки наличия в карманах денежной наличности стало ясно, что не очень дорогие колоночки, пожалуй, можно себе позволить.
Не имея привычки к апгрейду, я, оказывается, не знал ни одного магазина по продаже компьютерной техники. Вернее, знал, что они имеются, наш Новостарск ничем не хуже других городов России, но те магазины находились далеко, в центре. Тащиться в раска-лённом автобусе не хотелось, и я продолжил свою пешую прогулку. Спрос на компьютер-ные товары, наверняка, большой, поэтому соответствующие заведения, конечно же, есть и в нашем микрорайоне.
И точно, минут через десять я увидел нужную вывеску и  с радостью вошёл в просто-рное и прохладное помещение. Почти сразу же рядом со мной неизвестно откуда мате-риализовался улыбчивый молодой человек в униформенной рубашке.
— Вам что-то подсказать? — спросил он вежливо, с изрядной долей профессионально-го радушия. Я вспомнил бомжеватого мужика с улицы и порадовался, что, к счастью, не все такие. Впрочем, хрен редьки не слаще — тот грубиян хотел получить халявную сига-рету, а этот улыбается в надежде на энную сумму моих кровных, честно заработанных де-нег.
Не люблю выбирать товары, сама процедура не кажется мне приятной. Наверно, по-этому торговая сделка не заняла много времени. Вообще-то, есть и ещё причина: было всего два комплекта колонок, покупку которых я мог оплатить, поэтому выбор был сделан быстро и без особых мучений. Шопинг, как уже было сказано,  не является моей страстью, однако же, я шёл домой в приподнятом настроении. Разумеется, это не было торжеством бездумного потребителя, просто в жизни случилось хотя бы какое-то изменение, это все-гда приятно, а если иногда и не приятно, то всё равно интересно.
Зной становился изнуряющим. Если честно, прогулка утомила меня — видимо, сказы-вается малоподвижный образ жизни и несбалансированное питание. Мечтая о прохладном душе, я шёл по улице с коробкой в руках и вдруг увидел ту самую женщину — с разно-цветными глазами… 
Она медленно, словно наощупь, двигалась навстречу в том же мятом платье и тех же запылённых туфлях. На этот раз бросились в глаза тонкие, почти изящные голени, мне почему-то нравятся именно такие. Впрочем, эта тема занимала моё сознание буквально долю секунды. Сразу после этого мой взгляд устремился в застывшее и как бы затуманен-ное лицо. Казалось, ей нет никакого дела до сумасшедшей жары и окружающей людской сутолоки. Я приготовился поприветствовать женщину на правах старого знакомого, но не успел — она внезапно свернула вправо и направилась в знакомый примагазинный скве-рик. Неизвестно почему я остановился, немного помедлил и решительно двинулся вслед за женщиной. В жару, усталый, с неудобной коробкой в руках — зачем?   
Однако, через пару-тройку секунд отыскалось подходящее оправдание — оказывается, мне захотелось хорошенько рассмотреть женщину и выяснить, как сильно она похожа на девушку из виртуальной деревни. Хотя, если рассуждать логически, то всё как раз наобо-рот: только выдуманная девушка может быть похожа на живую женщину. 
Когда я вошёл в скверик, она уже примостилась на скамейке, на том самом месте, где сидела в прошлый раз. Точно так же по лицу текли слёзы, и мятый носовой платок был промочен ими насквозь. Я осторожно прошёл мимо и присел на свой край скамейки. Женщина не заметила меня, и тогда я начал так же осторожно её разглядывать.
Если не считать глаз, то сходства не было вовсе никакого. Совершенно разные люди. Невозможно предположить, что какое-то время назад сидящая передо мной женщина хотя бы отдалённо была похожа на виртуальную девушку. Точно так же невозможно предста-вить, что выдуманная Фёдором девчонка когда-то может иметь такой малопрезентабель-ный вид. Значит, я не ошибся относительно фоторобота — от этой Фёдор взял только гла-за.
Женщина перестала плакать и посмотрела на меня вопрошающим взглядом. Видимо, она только что среагировала на моё появление.
— Вам плохо? — спросил я, невольно удивляясь собственной неизобретательности. Похоже, женщина также отметила это моё качество и чуть заметно усмехнулась. Однако, тут же лицо её вновь стало невесёлым.
— С тех пор, как вы впервые задали этот вопрос, — заговорила она усталым голосом, — стало ещё хуже.
— Брат? — спросил я, давая понять, что прошлая наша встреча также оставила след в моей памяти.
— Да,— ответила женщина.— Сегодня утром мы поссорились. Он, как обычно, требо-вал денег на выпивку, я не хотела потакать, да у меня и нет лишних. Тогда он отнял золо-той перстенёк.
Однако! Но Фёдор же не мог заложить в игру подобный поворот  сюжета.
— Перстенёк и цепочка достались мне от мамы,— продолжила женщина.— Для меня это память, это святое, понимаете?
Я, конечно, понимал, и в знак этого утвердительно кивнул головой.
— За цепочку я билась, как могла. В общем, соседи вызвали милицию. В очередной раз, между прочим.
Она замолчала, в глазах стояли слёзы.
— Что было дальше? — осторожно спросил я. Она коротко взглянула на меня и преры-висто вздохнула.
— Наряд приехал часа через два. За это время братец продал мамину память и изрядно выпил. При виде милиционеров он просто озверел и бросился на них с кулаками. Один из сотрудников сказал, что им надоело выезжать по нашему адресу, у них и без того дел по горло. После этого предложил написать заявление. Я отказалась — всё-таки родной брат. Тогда милиционер рассердился ещё сильнее и сказал, что есть много способов упечь его надолго, но это будет гораздо хуже, чем по моему заявлению. Потом они забрали его…
— Что вы намерены предпринять?
— Не знаю.— Женщина вздохнула, слёзы вновь потекли по её лицу.
— Нужен хороший адвокат,— уверенно посоветовал я.
— Хороший дорого стоит,— прошептала женщина и заплакала ещё сильнее. Если че-стно, то женские слёзы — пытка для меня, мне с большим трудом удаётся переносить это стихийное бедствие. Но не могу же я уйти и оставить несчастную на произвол судьбы.
— Есть кто-нибудь, кто мог бы вам помочь? — спросил я.— Родственники, друзья, со-служивцы?
— Родственников нет, а друзья… Есть один коллега по работе, но я не хочу к нему об-ращаться.
Женщина умолкла и заплакала навзрыд.
— Не плачьте,— попросил я.— Всё образуется, не надо только плакать.
— Простите,— с трудом выговорила она через некоторое время.— Я опять докучаю вам своими проблемами.
— Ничего, ничего,— поспешно сказал я.— Это вовсе не затруднительно. Пожалуйста, успокойтесь. И вот что: дайте мне номер своего телефона, а я попытаюсь что-нибудь сде-лать.
Женщина перестала плакать, и посмотрела на меня взглядом, где смешались недоверие, надежда, опасение, тайная радость — всё примерно в равной пропорции…  А я мысленно прикидывал свои финансовые возможности. Даже без недавнего затаривания холодильни-ка и покупки колонок на адвоката (в том числе, и не очень хорошего) всё равно бы не хва-тило.
Занимать я не люблю, халява, пусть и временная, не может быть выгодной, это моё глубокое убеждение. Правильно сказал поэт Михаил Светлов: берёшь чужие на время, от-даёшь свои навсегда. Хотя, для меня главное не в том, что отдавать надо навсегда. Важнее другое: чтобы отдать, надо прежде заиметь, то есть, заработать, накопить, получить на-следство, украсть… С любым из этих вариантов у меня проблемы, я не добытчик, это ста-ло причиной неудач в прошлой семейной жизни, однако, не надо о грустном…  В общем, я ужасно боюсь занимать крупные и вообще любые суммы денег. Но какое-то смутное предчувствие подсказывало, что женщине можно помочь, и дело это по плечу именно мне.
Я поднял глаза и вдруг обнаружил, что нахожусь в скверике совершенно один. Проти-воположный край скамейки был пуст, у самого обреза вытертого, замусоленного задами сиденья лежал прямоугольный листок бумаги. На нём виднелись несколько неровно вы-веденных цифр — её телефонный номер…

Глава пятая

 Вернувшись домой, я сразу же позвонил Фёдору. Он, конечно, тоже не миллионер, но зато у него большие связи, много богатеньких знакомых. Чем чёрт не шутит, может, най-дётся чудак, который возлюбит ближнего, возжелает приблизить душу свою к Райской Обители — проще говоря, отстегнёт денежку. Тем более, что для действительно богатого человека требуемая сумма представляет собой, как теперь говорят, смешные деньги. Вот и пусть посмеётся, порадуется, заодно и нам поможет…
На том конце провода подняли трубку, женский голос подтвердил готовность погово-рить со мной. Я спросил Фёдора, но, увы, его не оказалось дома. Мало того, выяснилось, что он в экспедиции, будет нескоро. Извините, всего доброго, до свидания. Очень вежли-вая тётенька, наверно, Федькина жена. Я опустил трубку, вместе с ней опустилась куда-то вниз надежда на благополучный исход дела. Она залегла практически без признаков жиз-ни на самое дно скорбной моей души.
Стоп! Главное — не отчаиваться. Ничего ещё не кончилось, всё равно ведь что-то бу-дет впереди. Как говорят, ещё ни разу не было, чтоб ничего не было. То есть, выход обя-зательно найдётся, жизнь подкинет нужный вариант, сунет в рукав крепкий козырь. Кста-ти, я же могу взять у заказчика хороший аванс, потом отработаю, сутками буду пахать, землю рыть рогами и копытами…
— Пётр Семёнович?..  Да, да, собственной персоной… Вот какое дело — срочно нужны деньги… Нет, пока не готово, но я отработаю…  Пётр Семёнович, сутками буду пахать, землю рыть рогами и копытами!..  Я всё понимаю, но и вы меня поймите — позарез!
Он бросил трубку, мне не оставалось ничего иного, как последовать его примеру. День крутых обломов — так теперь говорят. В письменном тексте я бы, конечно, исправил: день сокрушительных отказов и разочарований. Впрочем, какое это имеет значение — так, профессиональная рефлексия, реакция ампутированной лягушечьей лапки на укол кончиком скальпеля…
Я «разбудил» монитор. На экране возникло знакомое заведение. Какое-то время кар-тинки была прежней. Но вскоре драка закончилась, недавние враги пили мировую, угощая всех страждущих. Вот появилась «моя» девушка, она подошла к плачущей возле угла женщине и начала о чём-то расспрашивать. Женщина, перестав плакать, участливо слу-шала девушку, а потом отрицательно покачала головой. После этого девушка обошла все закоулки площади, потолкалась на базаре, поминутно спрашивая о чём-то встречных.
Я догадался — девушка искала пропавшего парня. Однако, было не похоже, что ей хо-чется наказать его за грабёж. Невооружённым глазом видно, что это исчезновение сильно беспокоит бедную девчонку. Вот так номер — он её ограбил, а она ищет его и при этом сильно волнуется и переживает… Женская логика всегда казалась мне чем-то непостижи-мым и вовсе не родственным одноимённой науке. Это просто одинаково звучащие слова, как, например, ключ (родник) и ключ (гаечный). То есть, мы, пытаясь понять женщину, имеем в виду одно, а она, женщина, подразумевает совсем другое. В этом, на мой взгляд, кроется главная причина всех семейных конфликтов и разладов. За примерами далеко хо-дить не надо…
Тут я вспомнил о своём недавнем приобретении и почувствовал новый интерес к жиз-ни. Вполне вероятно, что совсем скоро кое-что прояснится — если не в окружающей меня реальности, то, хотя бы, в федькиной игре. Кстати, мне нравится аморфная, неконкретная музыка, которая сопровождает некоторые стратегии и бродилки. Мне даже кажется, что подобное музыкальное сопровождение способствует релаксации и снимает стрессы. А это сейчас очень кстати.
В течение нескольких секунд коробка была вскрыта, и на свет появились два неболь-ших и лёгких ящика серо-металлического цвета. Сразу бросилось в глаза, что это не самое изящное детище современного дизайна в моей обшарпанной хрущёвке смотрится почти шикарно. Я внимательно прочёл инструкцию, аккуратно выполнил все рекомендации. Подключение оказалось очень несложным, и вскоре в колонках послышалось слабое ши-пение, к которому примешивались какие-то едва различимые звуки. Я слегка повернул регулятор громкости — шевелившаяся на экране базарная площадь загомонила на разные лады. Говор множества людей сливался в сплошной гул, разобрать отдельные слова было невозможно.
А девушка вошла в большой дом, похожий на церковь. Внутри было пусто. Горело не-сколько свечей, иногда их треск коротко разрывал гулкую тишину, повисшую под высо-ким сумрачным сводом. На передней стене виднелось несколько полотен, похожих на иконы, но в сумраке храма невозможно было разглядеть изображённое на них. Девушка опустилась коленями на каменный пол и начала молиться. Она смотрела куда-то вверх и что-то шептала. Слов было не разобрать, но где-то внутри меня вдруг возникла странная фраза: хороший дорого стоит. Ах, да, эти слова прошептала женщина в скверике, и её шё-пот был похож на то, что слышалось сейчас из моих новых колонок.
Я добавил громкости — увы, наречие, на котором звучала молитва, не было мне знако-мо. С иностранным у меня не очень ладится, в школе и университете изучал, вернее, про-ходил немецкий, в процессе общения с компьютером узнал несколько английских слов. Словарный запас на испанском, итальянском и французском ещё беднее — карамба, пиц-ца и лямур… 
Но, несмотря на свою лингвистическую безграмотность, я всё же чувствовал, что слова, которые шептала девушка, не являются частью знакомых мне иностранных языков. Тут совсем другое — по строю, звучанию, интонации, что-то вроде Океании, Микронезии… Разумеется, я понятия не имею о тамошних языках, но почему-то думается, что именно так могли бы говорить жители райских уголков нашей планеты. Кстати, Фёдор бывал в тех местах, там, похоже, и наслушался.
Я пошевелил мышку, точка обзора сменилась, лицо девушки слегка развернулось и за-няло почти весь экран. Скорбный взгляд разноцветных, слёзно-блестящих глаз был уст-ремлён ввысь, Губы шевелились быстро, их движение завораживало, гипнотизировало, и довольно долго мне не удавалось отрешиться от этого зрелища. Но, несмотря на лёгкое опьянение души, из речи девушки вдруг выступили два слова, которые постоянно повто-рялись. Я прислушался — точно, она всё время возвращается к этим словам: тшай и пха-вакан.
Вдруг на экране возникла дрожащая рука, она въехала сбоку, справа, морщинистая кисть с крючковатыми пальцами на секунду зависла в воздухе, а потом осторожно опус-тилась на девичью голову. Девушка чуть вздрогнула, молитва прервалась, взгляд устре-мился в ту сторону, откуда появилась рука. Я слегка «отъехал» назад — рядом с девушкой стоял сгорбленный старик в длинной одежде весьма затрапезного вида, похоже, это был местный священник. Он что-то спросил неожиданно громким и густым баритоном, де-вушка торопливо ответила — тоже вслух, и голос её показался мне знакомым. Старик, не отнимая руки, устремил взгляд ввысь и заговорил нараспев. Через малое время и в его ре-чи-молитве послышались «знакомые» тшай и пхавакан, только произношение было не-много другим: джай и бхавакан. Мне захотелось повторить это, но — странное дело! — показалось, что священник и девушка могут меня услышать, и я почему-то сказал чужие слова шёпотом. Получилось, как у девушки,— тшай и пхавакан.
Совершенно неизвестно, что означают эти звуки, понятно только одно: девушка и свя-щенник обращаются к своему богу с просьбой, которая, видимо, касается пропавшего гра-бителя. Если это действительно так, то одно слово может означать имя парня, а другое — имя бога. Впрочем, если обитатели Федькиной виртуалки политеисты, то есть, язычники, тогда джай и бхавакан могут быть именами двух главных богов. Или божественной суп-ружеской четы…    
 Стоп! Зачем гадать, ведь есть же базы данных. Надеюсь, тамошняя информация не на языках Океании и Микронезии. Ну, что ж, поищем. Ага, вот оно, Смешанное управление.  Кажется, я понял смысл этого термина. Смысл очень простой: при автоматическом управ-лении жизнью виртуального мира командует компьютер, при смешанном компьютер вы-полняет основную работу, а пользователь может вносить свои коррективы. Это мне нра-вится. Вообще, Федька всё здорово придумал, его метод по-настоящему действенный. Главное, ученику не надоедает процесс обучения, напротив, постоянно хочется постигать что-то новое.
Так, так, а вот и Базы данных. Я щёлкнул мышкой, открылся довольно длинный спи-сок. Изучать его будем потом, а сейчас мне нужны молодые мужчины, вернее, сведения о них. Да вот же они — щёлк! Открылся ещё один список — слава Богу, на русском языке. А, Б, В, Г, Д…  Дадл, Дбикс, Двани, Дгоч… Однако! Это сколько же времени Фёдор про-вёл за компьютером, чтобы придумать все эти дурацкие имена! Такое феноменальное тру-долюбие не может не вызывать уважения. И всё это ради меня — спасибо, друг!
А вот и Джай. Значит, я не ошибся, это действительно имя. Правда, пока неизвестно, тот или не тот. Сим-сим, откройся! Через долю секунды на экране возник портрет парня, которого я подверг процедуре удаления. Правда, здесь его физиономия была более юной и не такой опухшей. Ниже портрета имелся короткий текст:
«Джай, 26 лет, житель Старой Деревни, образование I ступени, профессии не имеет, временно не работает, источник дохода неопределённый. Практически здоров. Родители умерли, сестра Каэрас, 19 лет, прочих родственников не имеется».
Каэрас… Красивое имя, интересно было бы посмотреть на его обладательницу. Я за-крыл Джая и вскоре нашёл список женских имён на букву К. А вот и Каэрас — ба! знако-мые всё лица! С портрета на меня смотрела та самая девушка, которую ограбил пьянчужка Джай. Значит, он её брат, а это значит… Это значит, что Фёдор действительно знаком с женщиной из сквера, при составлении игры он взял не только разноцветные глаза, но и некоторые обстоятельства её жизни. Это многое проясняет. Арест же реального брата, по-следовавший сразу после удаления виртуального Джая, можно объяснить простым совпа-дением. Обычная случайность, таких случайностей в жизни великое множество.
Впрочем, некоторые считают случайность проявлением закономерности. Хорошо, пусть так, это ничего не меняет, напротив, подтверждает вполне разумную мысль. Парень нигде не работал, пил, вымогал деньги, вполне возможно, приворовывал. Значит, рано или поздно, должен был возникнуть конфликт с законом и, как следствие, безрадостная встре-ча с правоохранительными органами. Разве эта встреча не могла произойти именно сего-дня утром? Могла. Значит, в произошедшем событии нет ничего удивительного. И хватит об этом.
«Каэрас, 19 лет, жительница Старой Деревни, образование II ступени, профессия — счётный работник, место службы — мэрия Сара, должность — помощник главного счита-риуса. Не замужем. Практически здорова. Родители умерли, брат Джай, 26 лет, прочих родственников не имеется».
Точно, брат. Теперь понятны все её действия — и поиски, и расспросы, и молитвы. По-хоже, я погорячился. Но, вероятно, можно как-то помочь девушке с таким красивым и не-обычным именем, можно всё исправить, ведь это игра, обычная компьютерная техноло-гия, которая, как правило, даёт множество вариантов развития событий. Наверно, можно отменить своё действие, которое оказалось весьма поспешным и не совсем продуманным. Но как это сделать? Я закрыл список имён и стал думать, стараясь отыскать выход из соз-давшейся ситуации. Параллельным курсом мелькнула мысль о том, что размышление пе-ред экраном монитора является, видимо, одним из ключевых моментов Федькиной систе-мы обучения чайников.
Девушка и священник продолжали молиться, они дуэтом произносили какое-то своё заклинание, и в тексте этого совместного заклинания всё чаще и громче звучало слово бхавакан. Оно повторялось многократно, и это настойчивое повторение, в конце концов, вывело меня из раздумья. Бхавакан, бхавакан…  Если рассуждать логически, то это имя какого-то тамошнего бога или богини. Впрочем, зачем гадать, когда имеются базы дан-ных. Я открыл нужный раздел, пошарил по спискам, но, к своему удивлению, перечня ме-стных богов не обнаружилось. 
Ну, ладно, не очень и хотелось. Сейчас гораздо важнее воскресить уничтоженного мною грабителя, о котором так убивается красотка Каэрас. Вообще-то, удалённые файлы отправляются в корзину — как сразу не пришло мне это в голову! Я хотел уже выходить из игры, чтоб оказаться на рабочем столе основной операционной системы. Там есть яр-лык, с помощью которого можно открыть корзину. В последнее мгновенье внезапно яви-лась мысль: параллельные линии не пересекаются, удалённый Джай никак не мог оказать-ся в корзине Windows. Значит, надо искать корзину параллельной системы.
Я открывал все вкладки подряд и в какой-то момент зацепился глазом за слово «систе-ма». Вспомнился случай, который сейчас кажется довольно забавным. Однажды Фёдор пришёл в гости и, как обычно, застал мой компьютер в плачевном состоянии. Поначалу мой друг, благодушно посмеиваясь, спокойно устранял неполадки, потом постепенно на-чал раздражаться и, в конце концов, не выдержал.
— Ты, Паша, конечно, извини,— сказал он,— но я вынужден это сделать.
Потом он выполнил несколько действий, громко комментируя  каждое из них. Конечно, я не в состоянии повторить все его слова, но основной смысл был такой: Фёдор поменял имя пользователя. Не знаю, что там значилось раньше, но в тот раз Фёдор, мстительно ухмыляясь, ввёл слово «суперчайник».
— Помни имя своё,— сказал компьютерный гений.— А если будет забываться, нажми пуск, выбери настройку, открой систему.
Если честно, мне было не очень обидно тогда, а сейчас я просто улыбнулся, для чего-то выделил случайно встретившееся слово «система» и щёлкнул кнопкой мыши. Тотчас от-крылось окно, в средней части которого стояло слово «пользователь». Под ним я ожидал увидеть своё имя : суперчайник. Но…
Но там значилось другое слово. Я протёр глаза и невольно вскочил на ноги. Этого не может быть! Впрочем… Я снова уселся перед монитором и уставился на слово, которое так сильно меня удивило. Имя пользователя было Бхавакан. А почему бы и нет? Именно пользователь параллельной операционной системы участвует в смешанном управлении, единолично и самовольно принимает решения, осуществляет их выполнение. Что я так всполошился? Для обитателей виртуального мира он, пользователь, является всемогущим богом, именно так они его и воспринимают. Им же не может быть известно, что за кла-виатурой управляющего их миром компьютера сидит человек по прозвищу Суперчайник. В правилах игры он назван Бхаваканом, так они к нему и обращаются. Кстати, может быть, именно этим словом обозначается дилетант-неумеха в языках, с которыми Фёдор познакомился во время своих экзотических экспедиций…
Я успокоился и продолжил поиски параллельной корзины. Вскоре они увенчались ус-пехом, корзина была обнаружена и сразу же открыта. Внутри имелся один-единственный ярлык в виде графической схемы, что-то вроде знакомой всем пиктограммы на дверях мужского туалета. Рядом с ярлыком красовалось имя «Джай». Это как раз то, что мне на-до. Я выделил ярлык, щёлкнул правой кнопкой мыши, тут же возникло окно. Вот оно — «восстановление». Щёлк — и бедолага Джай восстал из небытия.
Я закрыл корзину и вновь оказался в знакомом храме. Девушка уже поднялась с колен и медленно двигалась в сторону выхода. Священник сопровождал её и при этом что-то говорил — негромко, умиротворённо, но довольно уверенно. Девушка благодарно кивала головой, а у самой двери поклонилась и поцеловала руку старика. Потом она вышла на улицу, спустилась по ступеням и нос к носу столкнулась с воскресшим братом.
— Джай! — закричала она и повисла у него на шее. Парень удивлённо скосил мутнова-тые глаза. А девушка плакала от радости, слёзы обильно текли по щекам, от этих слёз на-мокла и потемнела рубашка на плече Джая.
Если честно, я не разделял чувств сердобольной девушки. Добросердечность — это, конечно, благородно, однако, всему есть предел. И мне уже казалось, что, наверно, не нужно было восстанавливать этого беспардонного пьянчужку. Может, правильно  говорит бабулька из соседней квартиры; — Будь моя воля, собрала бы всех алкашей на острове и сбросила на них атомную бомбу!
Бомба — это, разумеется, перебор, но с другой стороны, жалко красавицу Каэрас. Ра-дость её быстро пройдёт, а дальше что? Те же скандалы, вымогательство, унижения и слё-зы, то же постоянное беспокойство о благополучии братца — жив ли, не валяется ли под забором, как бы не простудился… Кстати, её, наверно, и женихи обходят стороной — ко-му захочется иметь дело с таким раздолбаем.  Самое обидное, что все эти жертвы вряд ли будут оценены по достоинству. Тому, ради кого они совершаются, нет дела ни до чего, кроме собственной персоны, вернее, утробы, которую невозможно насытить. А окружаю-щие пожмут плечами, покрутят пальцем у виска — дура…
Однако, игры играми, но надо что-то делать. Хотя, понятно, что именно нужно делать — искать деньги, чтобы помочь женщине из сквера отсудить своего брата. Непонятно другое — где и каким образом найти нужную сумму. Вариантов не прибавилось, не оста-ётся ничего другого, как попробовать ещё раз уговорить Петра Семёновича. Он, конечно, камень, значит, мне надо стать настырной каплей. Впрочем, сегодня уже поздно, шеф-редактор, наверняка, дома, пьёт чай в кругу семьи. Хорошо, пусть расслабится и отдохнёт — завтра у него тяжелый день.

Глава шестая

Пётр Семёнович оставил машину в полуквартале от издательства и неспешно двинулся по тротуару. Мне давно известна эта его привычка, заслуживающая полного одобрения. Всё правильно — длительная кабинетная работа требует хорошей разминки. Я шёл сле-дом и мысленно выбирал подходящее начало нелёгкого разговора. Если бы мы виделись впервые, то, наверно, его внешность могла меня обмануть.
Это был очень крупный мужчина, этакий осанистый бочонок на коротких ножках. Сверху из бочонка торчала могучая шея, увенчанная несоразмерно маленькой головой. Если смотреть сзади, то казалось, что головы вовсе нет, шея закругляется ровным купо-лом, по бокам которого едва заметны маленькие прижатые ушки, а сверху топорщится жидкий пушок неопределённого цвета. Вид спереди почти такой же, но добавляются не-приметные глазки, носик-пуговка, бесцветная прорезь плотно закрытого рта, а чуть ниже гладкий подбородок стекает вниз и плавно переходит в округло-выпуклую грудь. То есть, с какой стороны ни посмотри — полная обтекаемость.
Но, увы, за этой почти дельфиньей внешностью кроется крутой нрав самой зубастой акулы. Я давно это знаю, поэтому предстоящий разговор кажется довольно опасным и бесперспективным мероприятием. Но иного выхода нет.
Шеф-редактор подошёл к двери и начал поднимать пухлую руку.
— Пётр Семёнович! — радостно, с искренней улыбкой, закричал я, сильно ускоряя ша-ги. Шеф-редактор замер, неспешно повернул крохотную головку и внимательно посмот-рел на меня.
— Здравствуйте, Пётр Семёнович!
— Денег не дам! — решительно сказал он и в мгновенье ока скрылся за тяжёлой две-рью. Всё рухнуло в долю секунды. Вот так всегда — ждёшь, готовишься, а потом раз! — и полный пшик. И как-то сразу стало понятно, что все мои намерения стать неотвязной, на-стырной каплей, которая камень точит, разбились вдребезги об эту тяжелую дверь с мас-сивной никелированной ручкой.
И пошли они, солнцем палимы… Кстати, новый день обещал быть таким же знойным. Я сделал несколько бесцельных шагов в неизвестном направлении, и в это время распах-нулось окно на втором этаже. Мне, погружённому в свои невесёлые думы, не было ника-кого дела до этого окна, но голос сверху вывел меня из временного забытья.
— Выполнишь заказ — тогда подумаю!
Я посмотрел вверх. Шеф-редактор по-брежневски махал согнутой в локте рукой и одобряюще улыбался. Снизу он был похож на инопланетянина, как их рисуют в юмори-стических журналах. Покрыть зелёнкой — вылитый пришелец. И, кстати, как он там ока-зался, ведь прошло несколько мгновений с тех пор, когда закрылась  дверь издательства. Впрочем, время — категория относительная, для разных людей и в разных условиях оно течёт неодинаково. Вот если бы Федька не загрузил мне свою дурацкую игрушку, моя жизнь текла бы плавно и размеренно. К сегодняшнему дню заказ был бы уже выполнен, деньги получены, да и начальник был бы, наверняка, более милостив ко мне.
Но тогда я не освоил бы некоторых тонкостей компьютерного дела, не почувствовал себя всемогущим божеством, не узнал о существовании прекрасной Каэрас. За всё надо платить, уважаемый гражданин Бхавакан, халява — это миф для недалёких людей. Жизнь похожа на кредитную историю, и, полагаю, платить лучше сразу, иначе набегают процен-ты…
Очнувшись от глубокомысленных размышлений, я обнаружил себя сидящим в знако-мом сквере. Скамейка была пуста, на растресканном асфальте неширокой дорожки млели под палящим солнцем брошенные кем-то  окурки, пустые сигаретные пачки и прочий го-родской мусор. Не самое прекрасное место на земле, и странно, почему уже в третий раз меня сюда заносит. Есть на то, наверно, веская причина. Видимо, в поисках этой причины я огляделся кругом.  При более внимательном изучении ландшафта выяснилось, что пер-пендикулярно входу с городской улицы имеется узкая прореха в кустах, и в эту прореху видна часть магазинской стены,  возле которой притулился неровный штабель пустых де-ревянных ящиков. И какой тут смысл?
Однако, ответить на этот философский вопрос я не успел. Со стороны городской улицы в сквер вошёл молодой человек весьма непривлекательного вида. На нём висели потёртые джинсы, причём, их потёртость была вызвана не модой, а подлинной ветхостью. Над джинсами живописно колыхалась застиранная футболка неопределённого цвета. На ногах было что-то, напоминающее банные сланцы. Нижнюю часть слегка припухшего лица об-лепила многодневная щетина, готовая в очень скором времени превратиться в жидкую бо-родёнку. Причёска также была далека от эталонов мужской красоты.
Увидев меня, парень приветливо улыбнулся.
— Наших не видел? — по-свойски спросил он слегка сиплым голосом. Моё изумлённое молчание, похоже, его не озадачило и не огорчило. Да, бывают такие люди, их называют лёгкими в общении.
— Не куришь? — Парень уже сидел на скамейке и всё так же приветливо смотрел на меня.— Молодец, долго жить будешь. А наших, значит, не видел. Не переживай, никуда не денутся, придут, как миленькие…
И точно — в недавно обнаруженную мною прореху протиснулись три нестарых муж-чины, одетые очень по-разному, но одинаково немодно и неаккуратно. Впереди идущий бережно зажимал в скукоженных ладонях две небольшие бутылочки, ещё два горлышка торчали из нагрудных карманов старой клетчатой рубашки. Увидев небритого парня, он радостно вскинул руки и заорал неприлично громким голосом: — Джоник! Ты ли это?
Сидевший рядом со мною парень поднялся на ноги и заулыбался ещё шире. Он был действительно рад. А «наши» тем временем появились на площадке в полном составе. На том, который шёл вторым, свободно висела замызганная футболка в вертикальную полос-ку, третий был одет в дырявую майку, из которой выпирали загорелые плечи. Оглядев ме-ня цепким оком, клетчатый перевёл взгляд на Джоника.
— Кореш? — спросил он, кивнув в мою сторону.
— Не-а! — Джоник улыбнулся ещё радостнее.— Хороший мужик.
— Обожди,— прервал его полосатый.— Ты же, вроде, кичманулся?
— Было дело под Полтавой,— подтвердил Джоник и тут же небрежно махнул рукой.— А, выпустили.
— Ну? — спросил полосатый, требуя более подробного рассказа.
— Да брось ты, Колян,— вмешался загорелый.— Солнце встало выше ели…
— Точно! — подтвердил клетчатый.— Душа горит. Доставай.
Загорелый ловко вынул из кармана обрезанных до колен брюк пластиковый стаканчик, в который тотчас перекочевала часть содержимого одной из бутылочек.
— Давай, Джоник, за возвращение!
Полосатый Колян без особого восторга наблюдал, как благословенная влага исчезает в глотке внезапно воскресшего из небытия товарища. А тот, отпив положенную дозу, кряк-нул и передал стаканчик клетчатому. Вновь забулькало, посудинка перешла к полосатому, потом операция повторилась дважды, круг замкнулся, и виночерпий повернулся в мою сторону.
— Будешь? — спросил он. Я поспешно замотал головой.
— Ну, точно, хороший мужик,— подтвердил клетчатый и засмеялся.
— Короче,— вмешался Джоник, привлекая внимание к своей персоне,— была какая-то проверка, что ли, а перед проверкой менты учинили большой шмон. Народу замели неме-ряно, а закрыть-то некуда. Вот тогда меня и ещё кучу таких же на улицу попёрли.
Стаканчик пошёл по второму кругу.
— Ваня! — послышалось со стороны городской улицы. Все, включая меня, повернули головы и увидели, что в сквер торопливо входит женщина. Я сразу узнал её — та самая, с разноцветными глазами.
— Вон Каркуша твоя идёт,— угрюмо сказал Колян.— Опять весь аппетит испортит.
— Ваня! — издали запричитала женщина.— Ты снова за своё? Когда же это кончится? Ведь чудом тебя отпустили, за ум бы взяться, заняться делом…
— Начинается,— устало, без улыбки, сказал парень и виновато посмотрел на товари-щей.— Опять эта Карина.
— А вам, алкашам проклятым, неужели не совестно? — продолжала женщина, при-ближаясь довольно стремительно.— Вы-то совсем конченые, а он же молодой, ему жить надо, жениться, детей заводить…
— Не ори, дура! — злобно сказал парень и, сжав крепкие кулаки, сделал шаг в сторону женщины, которая была уже рядом.
— Ванечка, братишка, пойдём домой,— спокойно, почти ласково, сказала она.— Зачем тебе эти алкаши? Ты же не такой, ты хороший…   
— Иди отсюда! — сказал он также негромко, но с ещё большей злобой.— Прилипла, как банный лист, сама не живёшь, другим не даёшь. Найди себе хахаля и командуй, а меня не трогай — хуже будет!
— Я же говорю,— пробубнил полосатый,— вечно аппетит испортит.
— Пошли отсюда,— скомандовал клетчатый.— Джоник, ты с нами?
— Я всегда с вами — подтвердил парень, успев улыбнуться коротко, но очень привет-ливо.
— Не пущу! — закричала женщина, неловко замахиваясь на него маленькой чёрной сумочкой. Неуловимо-быстрым движением руки парень вырвал сумочку, грубо толкнул женщину в плечо и поспешно скрылся в кустах. Она горько заплакала, закрыла лицо ла-донями, бессильно опустилась на скамейку. Всё произошло так быстро, что я, к стыду своему, не успел отреагировать. Впрочем, дело даже не в стремительности событий, про-сто никогда прежде мне не приходилось бывать в подобных ситуациях, я вообще не знаю, как тут нужно реагировать. Хотя, есть и ещё немаловажный момент: получается, что пре-словутый Джоник — это брат женщины с разноцветными глазами. Недавно он был аре-стован, и это случилось сразу после того, как я удалил в корзину виртуального Джая. Но как только Джай был восстановлен, реального Джоника выпустили на волю.
Предположим, что сначала была случайность, потом произошло совпадение. А ведь всем известно, что следующим номером идёт привычка. Но так не бывает. Даже если Фё-дор знаком с женщиной… как они её называли? Каркуша… Карина... Фёдор знаком с женщиной, в этом нет теперь никакого сомнения, даже имена похожи: Карина — Каэрас,  Джоник — Джай. Конечно, мой друг мог предположить, что брат Карины с его образом жизни рано или поздно окажется в поле зрения правоохранительных органов. Но как можно было предвидеть, что на эти самые органы надвинется внезапная проверка свыше, и по этой причине пьянчужка Джоник будет выпущен из клетки? Без консультации с Не-бесной Канцелярией такое предвидение просто невозможно. А Фёдор, как выяснилось из наших разговоров, самый натуральный атеист, не верит ни в Бога, ни в чёрта, и что ещё можно ожидать от человека, родившегося и выросшего в безбожном советском общест-ве…
— Я очень ждала вашего звонка,— сказал женский голос. Я вздрогнул и очнулся от своих мыслей. Оказалось, что Карина уже успокоилась, сказала услышанную мною фразу и теперь смотрит на меня своими разноцветными глазами. Ответить я не успел.
— Нет, поначалу я вовсе не надеялась,— вновь заговорила она.— В наше время даже родные люди не спешат на помощь ближнему. Но когда Ванечка вернулся домой, стало понятно, что вы сдержали своё обещание.
— Что вы такое говорите! — изумился я и даже поперхнулся.
— Понимаю, понимаю,— перебила Карина.— Вы человек благородный, старались не ради благодарности, а по доброте душевной и, как говорится, от чистого сердца. И всё равно — огромное вам спасибо, дай Бог здоровья…
Она продолжила свои благодарственные причитания, а я невольно подумал о том, что этот раздолбай даже не объяснил сестре причину своего освобождения. Вот уж действи-тельно, наибольшие неприятности человек доставляет самым близким и преданным, им же он оказывает наименьшее внимание.
Мне, наконец, удалось вклиниться в её взволнованную речь.
— Поверьте,— я приложил руку к сердцу,— я тут совсем ни при чём. Случайное сте-чение обстоятельств…
— В жизни нет ничего случайного,— уверенно возразила Карина.— Вы очень хотели помочь, ваше желание исполнилось, и я вам сердечно благодарна.
— Но разве вам легче оттого, что ваш, извиняюсь, Ванечка вышел на свободу?
— Он хороший,— снова возразила женщина, однако, уверенности в голосе было гораз-до меньше.— Дружки у него, конечно, дрянные, но сам он не такой. Я это знаю, и мне спокойнее, когда Ванечка не в тюрьме. Тамошние обитатели ещё хуже нынешних его дружков.
— А может, наказание пошло бы ему на пользу,— предположил я.
— Вы не можете так говорить! Тюрьма его погубит…
— Да, конечно,— согласился я.— Но он же вас ограбил.
Карина вздрогнула, быстро посмотрела на свои руки, с тревогой огляделась по сторо-нам и подняла на меня растерянный взгляд разноцветных глаз. Похоже, в пылу борьбы пропажа сумочки была просто не замечена, и сейчас это стало полной неожиданностью.
— Там почти вся зарплата,— прошептала женщина.— А завтра надо платить за кварти-ру…
После этого она горько заплакала.
— Не надо, пожалуйста, успокойтесь! — Я опасался, что женщина разрыдается не на шутку, и вновь возникнет ситуация, которую мне удаётся переносить с большим трудом. Однако, к моему немалому удивлению, очень скоро женские слёзы высохли, лицо стало мрачным и решительным. Карина поднялась на ноги и двинулась к выходу из сквера — она даже не попрощалась со мной. Впрочем, вряд ли уместно было бы обижаться, тем бо-лее, что меня очень встревожила внезапная перемена в поведении женщины.
— Постойте! — я тоже встал со скамейки и поспешил следом.— Что вы задумали? Ус-покойтесь, прошу вас! Впереди целые сутки, мы обязательно что-нибудь придумаем…
Казалось, мои возгласы и уговоры просто не доходят до её слуха. С неподвижным ли-цом и застывшим взглядом она быстро шагала по тротуару. Через некоторое время мы оказались у подъезда старой четырёхэтажной хрущёвки. Привычно, автоматически, про-тянулась женская рука, щёлкнул кодовый замок, через пару секунд железная дверь за-хлопнулась перед моим носом. Разочарованный и встревоженный, я вернулся на город-скую улицу и побрёл домой. Единственное утешенье — теперь мне примерно известно место, где живёт Карина. Хотя, пока ещё неясно, что в этом хорошего. К тому же, совсем неизвестно, что может произойти в самое ближайшее время. Погружённый в свои мысли, я не заметил, как шаги мои постепенно ускорились, вблизи своего подъезда я почти бе-жал. Куда, зачем?
Оба-на! Квартирная дверь оказалась незапертой. Сильно встревоженный, я вбежал внутрь и внимательно всё осмотрел. В квартире никто не прятался, все вещи были на мес-те. Остаётся одно объяснение — склероз подкрался незаметно… Впредь надо быть внима-тельнее. И хватит об этом. 
Давно уже не удивляюсь тому, как моё внутреннее «я» принимает решения. Мне до-подлинно известно, что главным советником и начальником в этом нелёгком деле являет-ся не сознание моё, а подсознание. Впрочем, тут необходимо уточнение: если имеется этаж и подвал, то вполне можно предположить наличие чердака. Иными словами, кроме сознания и подсознания наверняка есть и надсознание. Если человек решается украсть или убить, то это решение, без сомнения,  возникает и утверждается в мрачных подвалах под-сознания. Посыл же к положительным действиям может родиться в более приветливой обстановке, например, на балконе светлой и просторной мансарды…
Я набрал номер Карины. Вскоре на противоположном конце провода подняли трубку.
— Карина, это я! — Тут пришлось запнуться, поскольку было неясно, как мне должно представиться. Она молчала и прерывисто дышала в микрофон.
— Карина, я всё придумал! Пожалуйста, не волнуйтесь, всё будет хорошо, обещаю твёрдо и прошу мне поверить.
Она продолжала молчать.
— Карина, пожалуйста, никаких решительных действий! Надо просто подождать до завтра. Вы меня слышите?
Томительная пауза. Наконец-то — глубокий вдох…
— Да,— выдохнула Карина.
— Ждите моего звонка завтра, во второй половине дня.
Новый выдох: — Да.— И женщина положила трубку.
Прекрасно! Я встал под прохладный душ и на все лады повторял это слово: прекрасно, прекрасно, прекрасно…
После душа — чай с любимыми сухариками. Всё правильно: обожравшийся кабан не в состоянии выполнить серьёзную работу, поэтому переедание просто неуместно. Пора! Я погонял по столу мышку, чтоб разбудить дремавший в режиме ожидания монитор. Экран осветился, из темноты проросла картинка знакомой базарной площади. Отдохните, ребята, ваш возлюбленный Бхавакан оставляет вас примерно на сутки…
После тщательного осмотра экрана нашлась крохотная панелька, составленная из трёх квадратов — свернуть, восстановить, закрыть. Конечно, свернуть, потому что при полном закрытии может потом и не открыться, не зря же отец Феодор окрестил меня Суперчайни-ком. Щёлк! — базарная площадь исчезла, ей на смену явился обычный рабочий стол, где приютились знакомые ярлыки. Я открыл «Мои документы», нашёл файл с текстом заказа, выполнения которого так страстно ожидал Пётр Семёнович. Единственное, что мне хоро-шо удаётся — править кривые тексты. Именно этим и надо заниматься, тем более, что других способов добычи денег у меня нет. Надеюсь, что сумма, необходимая для оплаты квартиры в старой хрущёвке, намного меньше той, что требовалась для найма хорошего адвоката. Стоп! Хватит отвлекаться — за дело!
    
Глава седьмая

 Ранним утром следующего дня, когда работа была почти окончена, на мою взъеро-шенную голову полилась вода. Этот освежающий душ вывел меня из рабочего транса и вынудил обратить воспалённый взгляд на потолок. Именно оттуда, с потолка, тонкой, но довольно энергичной струйкой проливалась мутная влага.
Делать нечего, пришлось подниматься по лестнице и ломиться в квартиру верхних со-седей. Дверь открыл сильно заспанный и злой спросонья мужчина. Имени его я не знаю, хотя, конечно, мы с ним встречались в подъезде или во дворе — здрасьте-пока…
— Чего? — сосед откровенно зевнул, широко раскрыв рот, окаймлённый румяными гу-бами.
— Потоп,— сказал я и махнул рукой в сторону ванной комнаты, из которой явственно слышался шум льющейся воды. Сосед молча повернулся и неспешно прошествовал в ука-занном направлении. Через малое время вода умолкла, хозяин вернулся в прихожую.
— Извини,— пробурчал он.— Опять Людка кран не закрыла. Как дитя малое, честное слово. Извини.
Зевнув ещё раз, он закрыл металлическую дверь. Какое-то время я просто стоял, не зная, что делать, что предпринять. Потом в голову пришла мысль: человечество пережило всемирный потоп, так неужели мне не удастся пережить незначительное локальное проте-кание потолка? Вода высохнет, останется пятно. А кому от этого плохо? Насколько мне известно, парадные приёмы в честь иностранных послов и звёзд шоу-бизнеса в моей квар-тире не планируются…  Я ещё раз внимательно оглядел соседскую дверь и, спускаясь уже вниз по лестнице, почему-то вспомнил, как накануне точно так же закрылась железная дверь в доме Карины…
А, кстати, зачем пресловутая Людка включала  воду в такую рань? Предположить мож-но всё, что угодно, вариантов множество, наверняка ясно одно — теперь это не имеет ни-какого значения. Было и прошло, надо забыть и продолжить работу. Лить сверху переста-ло, иногда только падали тяжёлые капли. Я вытер стол, передвинул стул и вернулся к сво-им занятиям.
Однако, дело не заладилось. Видимо, сказывалась бессонная ночь, наполненная напря-жённым трудом. К этому примешивалось раздражение в адрес безалаберной соседки — мне безразлично, зачем она ни свет, ни заря включила воду, но почему не выключила? Всегда одно и то же: кошке игрушки, а мышке до слёз. Завидую тем, кто мало страдает от несовершенства мира, жизнь этих счастливцев состоит из простых действий, направлен-ных на удовлетворение основных потребностей. Хорошо, я согласен, но зачем же гадить окружающим? Без пользы-выгоды, без злого умысла — просто так, мимоходом, совер-шенно случайно. Вспомнился прохожий, который просил у меня сигарету и, не получив, обозвал нехорошим словом. Почему? Я ничем ему не обязан, он меня совсем не знает, нет никакой моей вины в том, что не курю. В народе говорят: на нет и суда нет, вот граждани-ну и не обижаться бы на мой отказ. А он с разворота наотмашь…
Я попытался сосредоточиться на работе.
Увы! Вместо мыслей по поводу исправления текста в голову беспардонно влезли това-рищи Джоника-Ванечки. Невооружённым глазом видно, что он явно фрукт наподобие ре-диски, тюрьма плачет по нему на полном основании. Но, по словам Карины, «дрянные» дружки гораздо хуже. Судя по всему, никто из них не работает, однако, каждый день все они находят деньги на выпивку. Вряд ли эта бурная деятельность укрепляет и совершен-ствует миропорядок, всё как раз наоборот. Эта бурная деятельность вызывает чьи-то слё-зы, лишает кого-то не только радости, но и возможности нормально питаться-одеваться. Да о чём тут говорить, если даже сейчас, заочно, эти ужасные типы не дают мне окончить свою работу, даже отсутствуя, они мешают жить. Но кто-то должен противостоять этим мерзким тварям, мы ведь не можем из-за них  н е  ж и т ь.
Вот говорят: кто-то служит Богу, кто-то — его вечному оппоненту. Мне кажется, что это просто красивый образ, иллюстрирующий одно из главных условий жизни в целом. А главным условием является равновесие. Без него не обойтись в макромире, ибо если даже на короткое время центробежная сила пересилит центростремительную (или наоборот), то, к примеру, планета Земля погибнет в ледяных просторах Космоса (или сгорит на Солнце). То же в микромире, там при нарушении равновесия высвобождается такая энер-гия, что лучше вообще об этом не думать. День-ночь, лето-зима, тепло-холод и т.д.— примеры равновесия в природе.
Без него невозможна и жизнь человека: любовь-ненависть, добро-зло, щедрость-жадность, милосердие-жестокость… В каждой душе намешано всякого, но всё же есть люди преимущественно хорошие, есть их антиподы. Существование антиподов неизбеж-но, они, ужасные типы и мерзкие твари, обеспечивают запланированное Высшими Сила-ми равновесие. Проще говоря, победа добра, о которой с таким жаром мечтают гумани-сты, невозможна в принципе. Вернее, победа добра, как нарушение всемирного равнове-сия, может означать только одно — конец света. И что же нам делать в сложившейся си-туации? А ничего особенного, надо просто жить, работать, бороться со злом и верить в то, что конец света под вывеской «Победа Добра» всё же лучше, чем его противоположный вариант. 
Похоже, этим шибко умным раздумьям удалось загасить раздражение в адрес безала-берной Людки, которая спросонья забыла закрыть водопроводный кран. Если быть спра-ведливым до конца, то можно понять, что это со всяким может случиться, все мы греш-ные, один Бог без греха. И в моей жизни было такое, что вспомнить стыдно. К счастью (или сожалению?), альбом моих прегрешений имеет не так много страниц, но ведь было, было! Зачем же обижаться на заспанную женщину? А что касается дружков Джоника… Они, конечно, плохие парни, но, может, благодаря их несуразной, скверной суете вокруг бутылки сохраняется мировое равновесие и продолжается жизнь на планете Земля…
После того, как все антиподы были прощены, работа моя сдвинулась с мёртвой точки и примерно через час была завершена. Ещё через полчаса я вошёл в кабинет Петра Семёно-вича. Шеф-редактор встретил меня приветливо, собственноручно перегрузил текст с флэшки в свой компьютер. Более того, попросил секретаршу принести чаю. Пока я с удо-вольствием хлебал горячую сладкую жидкость, он перелистал текст, пытливо вглядываясь при этом в экран монитора. Иногда Пётр Семёнович удовлетворённо кивал головой, как будто клевал невидимые зёрнышки, и чуть слышно бубнил своё знаменитое «угу, угу». Судя по настроению, дела в издательстве шли неплохо. Это не могло не радовать, потому что истекал назначенный мною срок, а других способов выполнить обещание у меня не было.
Радостные предчувствия не обманули, и вскоре я шёл по улице, ощущая приятную тя-жесть притаившейся в кармане пачечки хрустящих купюр. Кстати, в эти счастливые мгно-венья фраза, повествующая о том, что женщины вдохновляют мужчин на подвиги, не ка-залась мне такой высокопарной и выспренней. Действительно, если бы не Карина… Если бы не проблема, рухнувшая на голову несчастной женщины, я до сих пор даже не подумал бы выполнить давно обещанную работу. Отговорок нам не занимать, и уж если, потакая собственной неорганизованности и лени, так легко договориться с самим собой, то отбре-хаться от какого-то там Петра Семёновича — не смешите меня! А Карина ничего не про-сила, она даже не подозревала о моём замысле. Нет, видимо, не зря Петрарка, Шекспир и Пушкин так вдохновенно воспевали прекрасных дам…
Поднявшись к себе, я набрал заветный номер, Карина тотчас подняла трубку — она ждала! Она ожидала моего звонка, надеялась, что данное мною обещание будет выполне-но. Значит, слова о том, что я — человек благородный, для неё не просто звук, именно так она ко мне относится. Нет, не напрасной была эта бессонная ночь!
— Да,— тихо сказала женщина.
— Здравствуйте, Карина! — мне хотелось кричать, я с трудом сдерживал себя.
— Здравствуйте… К сожалению, не знаю вашего имени-отчества.
— Это неважно, это потом. Вы можете прямо сейчас придти в тот сквер у магазина?
— А что случилось?
О лукавстве женщин тоже написано немало.
— Карина! Жду вас в сквере у магазина.
Я положил трубку и тут же, спохватившись, с опаской посмотрел на аппарат. Поспеш-ность может быть истолкована как чрезмерная решимость на грани резкости…  А, к чёр-ту! В моих намерениях нет ничего предосудительного, просто хочется помочь, и пусть бросит в меня камень тот, кто считает, что это плохо.  Скромность, конечно, украшает, но нужны ли настоящему мужчине украшения? Эту фразу я впервые услышал довольно дав-но, но, кажется, применить заложенный в неё принцип на практике мне доводится впер-вые.
Ощутив прилив уверенности, местами переходящей в самоуверенность, я взял чистый лист бумаги и в центре его написал свой телефонный номер. Всё логично: после трёх встреч женщина ничего обо мне не знает. Инкогнито, таинственный незнакомец — это пошло, батенька, да и просто невежливо. Порядочному человеку нечего скрывать, нет ну-жды прятать своё истинное лицо. Значит, пора предоставить женщине хотя бы какую-то информацию… Я аккуратно разделил деньги поровну, одну часть бросил в ящик стола, другую упаковал в бумагу с номером, засунул пакет в карман и вышел из квартиры.
Быстро шагая по тротуару, я ощущал себя мужчиной. Разумеется, не удальцом-мачо, не красавчиком-альфонсом — мужиком, который способен на реальный поступок. Раньше такого не было. Вообще, в последнее время моя самооценка значительно выросла. И нача-лось это после первой встречи с Кариной. Хотя, примерно тогда же случилось и другое событие — в моём компьютере появилась федькина странная игрушка. Стоп, стоп! А мо-жет, мой друг решил не только обучить меня навыкам работы с оргтехникой? Вполне воз-можно, что он пытается изменить мой характер, недостаточно приспособленный для жиз-ни в современном обществе. И для этого отец Феодор сделал меня высшим богом смоде-лированного им, Федькой, мира. А для устранения разрыва между виртуальной и реаль-ной жизнью появилась Карина…
Но неужели её слёзы, вызванные жизненными проблемами, её горестные вздохи и взгляды — всего-навсего игра в рамках искусно сочинённого сценария? Джоник-Ванечка и его дружки-алконавты — просто куклы, управляемые талантливым режиссёром?
Я резко остановился у витрины мебельного магазина и внимательно посмотрел на своё отражение. Увиденное заставило улыбнуться. Кажется, слишком много берёте на себя, гражданин Бхавакан. Вы решили, что кто-то написал пьесу, набрал актёров, отрепетиро-вал и поставил очень правдоподобный спектакль, и всё это ради того, чтобы повысить ва-шу самооценку — ха-ха-ха! Ваши фантазии имеют весьма определённое название — ма-ния величия. Успокойтесь, дышите носом и поймите простую вещь: в этом мире каждый за себя, никому нет дела до соседа, и даже если вас будут убивать на виду у множества людей, то никто этого не заметит, В наше время завет «возлюбить ближнего» означает — не метелить этого ближнего слишком сильно и, в лучшем случае, вообще оставить его в покое…
Промывание мозгов пошло на пользу — входя в сквер, я был уверен в искренности Ка-рины. Значит, доблестно и честно заработанные денежки — это не гонорар за созерцание художественного образа, а реальная помощь попавшему в беду человеку. И самооценка моя повысилась в результате моих же решительных действий.
Скамейка была пуста, в сквере никого не было, я сел на своё место и ещё раз с удоволь-ствием пересчитал деньги. При всей своей непрактичности уверен, что эта сумма с лихвой покроет коммунальные расходы Карины. А вот другой половиной заработанных средств я могу пользоваться по своему усмотрению, не правда ли? Ну, например, может мужчина пригласить женщину в ресторан или кафе? Йа, натюрлих. Более того, по окончании меро-приятия можно добраться до дома на такси. До чьего дома? Вопрос, конечно, интерес-ный…
— Здравствуйте!
Я поднял взгляд — это была Карина. Бросилось в глаза тщательно отутюженное платье, лоснящиеся от крема туфли, в воздухе возник лёгкий аромат духов. Она готовилась к встрече, и эта подготовка произвела разительную перемену в образе женщины. Я попы-тался вспомнить заплаканную, неряшливо одетую растрёпу, увиденную мной при первой встрече, но попытка не удалась, новая Карина властно вытеснила прежнюю незнакомку.
— Здравствуйте,— я поднялся на ноги и слегка склонил голову.— Искренно рад вас видеть, тем более, что сегодня вы прекрасно  выглядите…
Карина сделала лёгкий вдох, собираясь что-то сказать, но я неожиданно для себя про-должил фразу, которая лилась почти самостоятельно, без каких-либо усилий с моей сто-роны: —…хотя, я абсолютно уверен, что в этом отношении, равно как и в других-прочих, вы всегда на высоте.
Никогда не умел делать даже самых простых комплиментов, поэтому выскочившая из меня словесная тирада удивила, в первую очередь, самого меня. По реакции Карины было видно, что и она не ожидала от меня подобной прыти.
— Благодарю вас…— женщина как-то беспомощно оглянулась вокруг. Мне стало ясно, что с галантностью вышел перебор.
— Вот, возьмите,— я протянул завёрнутые в бумажку деньги.
— Что это? — удивлённо спросила Карина.
— Это вам поможет. Извините, мне нужно идти.
И я пустился наутёк. А что оставалось делать? Кавалер произносит цветистый компли-мент, потом выдаёт энную сумму — что при этом должна чувствовать порядочная жен-щина? Порядочная женщина — это, чаще всего, умный человек, который понимает намё-ки с полуслова. Ах, как стыдно! Я мчался по улице, почти как Гарун — быстрее лани, бы-стрей, чем заяц от орла…
Но, с другой стороны, если она готовилась к этой встрече, словно к романтическому свиданию, то могла воспринять дурацкую фразу как должное. К тому же, моё поспешное бегство сделало почти напрасными все её приготовления — стоило ли пудриться-утюжиться только ради того, чтоб получить бумажку с купюрами?
   Я замедлил шаги и остановился, захотелось вернуться обратно. Вернуться и пригла-сить Карину в какое-нибудь хорошее место. Миллионы мужчин и женщин совместно по-сещают разные хорошие места, в этом нет ничего зазорного. Подобное событие может иметь множество продолжений, совсем необязательно предполагать финал, за который было бы стыдно или обидно. Уж сколько раз твердили миру — жить надо проще, жить надо легче…
Подумав об этом, я вздохнул и продолжил свой скорбный путь — увы, возвращение могло произвести ещё более странное впечатление, чем внезапное бегство. Давно знаю, что подобная, казалось бы, мелочь всегда встаёт передо мной непроходимым препятстви-ем. До сих пор не научился его преодолевать, это неумение является причиной многих жизненных потерь. Если честно, завидую тем, кто не обращает внимания на нюансы. Жизнь таких людей проста и понятна, как существование кролика или крокодила. Кстати, где-то довелось прочесть, что психологической нормой является поведение животных. То есть, люди-кролики более счастливы, потому что находятся ближе к природе и не нару-шают её предписаний. Мудрилы же вроде меня — это нарушение нормы или, проще гово-ря, ненормальные представители рода человеческого.
Я посмотрел в витрину мебельного магазина, которая на этот раз оказалась слева. С ви-ду обычный человек, а внутри — дурак дураком. Видимо, отец Феодор сильно погорячил-ся, когда доверил такому раздолбаю управление пусть виртуальным, но многообразным и сложным миром, который густо заселён пусть нарисованными, но живыми и очень раз-ными людьми.
А что нам, дуракам, прикажете делать? Вполне возможно, что наше малоуспешное су-ществование поддерживает один из видов равновесия — например, примитивно-сложно. Хотя, вряд ли: противоположностью примитивного является гениальное и, кстати, они чем-то похожи. Не зря же говорят — всё гениальное просто. Стоп, кажется, дошло: при-митивное и гениальное расположены на двух противоположных полюсах. Сложное же за-нимает экваториальную зону, а также прилегающие к ней широты, и вся эта территория служит противовесом полюсов простоты. Иными словами, на свете не так уж и мало лю-дей, для которых душевные нюансы являются препятствиями, загораживающими проход к жизненным благам. То есть, я не одинок, но разве от этого легче?

Глава восьмая

Вот так всегда: даже небольшой шажок, предпринятый в реальной жизни, вызывает в моём сознании мощный всплеск рефлексии, длинную череду заумных размышлений и тя-гомотных рассуждений. Но сколько можно? Или, как выражаются сотрудники районных газет, — доколе? Действительно, хватит. Я «разбудил» монитор и обнаружил на экране знакомую базарную площадь. Однако, изображение было неподвижным, Люди и живот-ные, листва на деревьях и облака в небе — всё застыло, как в детской игре «замри-отомри». Колонки не издавали ничего, кроме чуть слышного шипенья. Что за ерунда? Может, дело в том, что я перешёл на «смешанное» управление? Наверно, поэтому моя от-лучка стала причиной остановки жизни в виртуальном мире. Конечно, так оно и есть, ведь это всего-навсего компьютерная игра. Эй, ребята, проснитесь, к вам вернулся ваш воз-любленный Бхавакан! Я нажал Enter, тотчас всё ожило, зашевелилось и загалдело.
Девушка плакала от радости, слёзы обильно текли по щекам, от этих слёз намокла и потемнела рубашка на плече Джая. Сам он какое-то время стоял неподвижно, потом опухшее лицо на мгновенье осветилось проблеском мысли. Сразу после этого мужская рука медленно поднялась вверх, к уху девушки, и осторожно отстегнула тонкую застёжку. Однако, Каэрас ничего не заметила, она всё так же плакала, содрогаясь всем своим строй-ным телом.
Как только серёжка исчезла в широкой ладони, Джай оттолкнул сестру, шагнул в гущу базарной толпы, вскоре оттуда послышался его зазывный крик. Каэрас прикоснулась к мочке осиротевшего уха и бессильно опустилась на широкую ступень храмового крыльца.  Однако, было видно, что потеря серёжки не очень заботит девушку, взгляд заплаканных, но радостных глаз скользил по толпе, жадно выискивая дорогую фигуру. Брат жив, и это было самое главное. Убедившись, что он действительно жив, она повернулась лицом к храму, вознесла взгляд к небу и горячо зашептала слова молитвы. По тому, как часто по-вторялось слово «Бхавакан», понятно, что молитва была обращена к верховному богу. Получается, что прекрасная Каэрас благодарила меня за возвращение брата-изверга…
В реальной жизни Карина тоже благодарила меня за то, что я, по её мнению, приложил какие-то усилия к освобождению её драгоценного братца. Видимо, на этом совпадения должны закончиться. Они уже закончились, так как серёжки Каэрас, с одной стороны, и половина заработанной мною суммы — это совершенно разные вещи. Виртуальный Джай, увы, продал дорогое украшение, а вот реальному Джонику денежки вряд ли достанутся — они наверняка уже перекочевали в сейф ближайшего банка, принимающего всевозможные платежи населения. Это значит, что я выполнил свою задачу, событие закончилось. Те-перь можно спокойно отдохнуть и, например, поближе познакомиться с виртуальным ми-ром, осмотреть его достопримечательности. Кроме Старой Деревни и Сара там, наверняка, имеются другие места. И в этих местах может произойти много интересного…
Звонок телефона заставил меня вздрогнуть, хотя, если честно, в глубине души я ждал этого звонка. Карина должна была позвонить, она просто не могла не поблагодарить меня за помощь. Разговор по телефону, пусть и самый непродолжительный,— это хорошая возможность извиниться за моё странное поведение во время последней встречи. И ещё: на самом донышке ожидающей души и даже ещё ниже, под тяжёлыми фундаментными камнями, изредка шевелилось оскорбительное для мужского самолюбия ощущение того, что в нынешнее время представительницы слабого пола способны на более энергичные, нежели мужчины, решения и поступки. Проще говоря, современная женщина вполне мог-ла бы сделать первый шаг…
Я поднял трубку и приложил её к уху. Карина плакала навзрыд и при этом пыталась что-то сказать. Сквозь судорожные вздохи, всхлипы и завыванья с трудом прорывался не-различимый словесный сумбур.
— Карина, успокойтесь! — довольно решительно приказал я.— Успокойтесь и объяс-ните, что с вами произошло…
Через несколько минут разговора, совершенно непригодного  для стенографирования, картина случившегося немного прояснилась. Итак, Карина пришла домой, положила деньги на стол и на минутку отвернулась, чтобы из ящика достать счета на оплату комму-нальных услуг. В это время появился брат, забрал деньги и был таков. Она успела заме-тить, что Джоник выглядел злым и растрёпанным. Видимо, с похмелья. Но как же так? Ведь только вчера он забрал почти всю зарплату, неужели за одни сутки можно пропить столько денег? Это всё его дружки, дрянные люди, а сам он хороший, только слабохарак-терный…
Понятно. Всё течёт — ни-че-го не изменяется!
— Не плачьте, Карина,— попросил я.— И вот что мы сделаем: приходите в банк… вы каким пользуетесь?... Знаю, это и мой банк тоже. Вот там мы с вами встретимся… Что значит — неудобно? Забудьте это устаревшее слово, приходите, буду ждать.
Я положил трубку и только после этого вспомнил о намерении извиниться за своё по-спешное бегство из сквера. Ладно, ничего страшного, всё можно исправить — какие наши годы! Если честно, пропажа денег не очень меня расстроила, Деньги — ресурс пополняе-мый, эти хрустящие бумажки похожи на ветреную женщину: сегодня она обиделась и хлопнула дверью, а завтра вернулась и одарила милой улыбкой. А вот если взаимоотно-шения заходят в тупик, то придумать приемлемый выход не так-то и легко. Особенно, ко-гда подобная задача стоит перед мозгопудриком вроде меня.  Теперь же, после очередной выходки Джоника, открылась новая возможность встретиться с Кариной…
 Подумав об этом, я вдруг остановился на ступенях лестницы, по которой уже спускал-ся, и, внезапно обессилев, привалился плечом к тёплой крашеной стене. Мама дорогая! Совпадения, оказывается, не закончились, более того, они переходят в некую систему. Джай, пользуясь случаем, похитил золотую серёжку, а Джоник, чтоб ему пусто было,  ук-рал деньги. И что всё это значит? Чуть ощутимый холодок, похожий на лёгкий голод, обо-значился где-то внутри, на уровне диафрагмы. Такое бывает, когда мне страшно…
— Вам плохо?
Я вздрогнул, очнулся от своих мыслей и обнаружил себя сидящим на ступеньке.
Рядом стояла молодая женщина и вопросительно смотрела на меня.
— Всё нормально,— бодро заверил я и так же бодро поднялся на ноги. Однако, жен-щина не уходила и всё смотрела на меня, как будто чего-то припоминая. Наконец, воспо-минание явилось, сразу после этого взгляд женщины стал кротким и даже умоляющим.
— Простите меня, пожалуйста,— жалобно попросила она.— Я не нарочно.
Пришла моя очередь бросить на неё вопросительный взгляд.
— Это я не закрыла кран и, кажется, залила вашу квартиру.
Та самая Людка, догадался я. Вслух сказал: — Ничего страшного. Пожалуйста, не вол-нуйтесь.
— Вы правда не сердитесь?
— Правда,— сказал я и рванул вверх по лестнице. Ключ, замок, прихожая… Монитор ещё не погас. Дорогие мои Людки-Джаи-Джоники, вы даже не представляете, что я мог бы с вами сделать! Впрочем, мне и самому не до конца известны собственные возможно-сти. Так, так… Можно просто удалить, и я абсолютно уверен, что после удаления Джая реальный Джоник исчезнет тоже. Не знаю, как это будет выглядеть — тюрьма, авария, не-счастный случай, но, в любом случае, этот противный тип, наверняка, удалится из нашей прекрасной жизни. Однако, такой вариант неприемлем, потому что следствием его станут новые слёзы Карины.
Что ещё имеется в нашем арсенале? Не густо, не густо, даже в компьютерной игрушке нет почти никаких возможностей для обуздания этих мерзких тварей. Конечно, они игра-ют свою роль, поддерживают равновесие, но почему это происходит рядом со мной? По-чему именно мы должны терпеть это безобразие? Стоп, кажется, что-то подходящее — Оптимизация. Я щёлкнул мышкой, открылся маленький список: — общая, — групп, — отдельных объектов. Джай как раз отдельный объект, точнее, субъект, проще говоря — тот ещё субчик. Надо бы заглянуть в справку, поинтересоваться, что может произойти в результате этой самой оптимизации. Нет, Карина, наверно, уже вышла из дома, невежливо заставлять даму томиться ожиданием. Выбирать что-то из списка пока бессмысленно, прежде надо выделить объект (окажись рядом отец Феодор, он, конечно, порадовался бы моей весьма возросшей сообразительности). Я закрыл список, вернулся в режим переме-щения и вознёсся над галдящей толпой.
Где ты, Джай? Кстати, парень, действительно, куда-то запропастился. Может, он по-чувствовал мой праведный гнев? Наверно, забился в какой-нибудь уголок и мучается уг-рызениями совести. А может, пришёл в храм, искренно покаялся, пал на колени и шепчет сейчас горячие молитвы…  Я неспешно парил над площадью, над зданиями и зелёными насаждениями, заглядывал во все укромные закоулки и постепенно приближался к широ-кому крыльцу, на котором по-прежнему сидела Каэрас. Когда до крыльца осталось совсем немного, из колонок послышался звук, временно перекрывший гомон многолюдной пло-щади. Это было похоже на отдалённый рёв киношного динозавра.
Я резко развернулся и взлетел повыше. Ба! знакомые всё лица! На крыльце питейного заведения стоял старина Джай, рот его был широко раскрыт, и из этого широко раскрыто-го рта изливался громкий протяжный рёв. Если судить по рельефу физиономии, весьма далёкому от выражения лица новозаветной Магдалины, то этот рёв, видимо, должен был означать радостную песню. А песня, по всей вероятности, явилась следствием приёма хо-рошей дозы огненной воды. Ну, что ж, парень, ты сам этого хотел…  Я аккуратно выделил Джая, открыл список оптимизации и кликнул нижнюю строчку.
Песня тотчас прекратилась. Даже отсюда, от крыльца, было видно, как медленно опус-тились руки, выпрямился стан, замершая фигура стала строже и аккуратнее. Интересно, интересно… Я подлетел ближе. Грубое лицо Джая сильно изменилось, в нём появилась некая благостность, кроткий взгляд, словно извиняясь, стыдливо скользнул по толпе и упёрся в землю. Осторожно ступая, парень сошёл с крыльца и скрылся в ближайших кус-тах. Судя по точности движений, от его недавнего опьянения не осталось и следа. Мне даже показалось, что это был совсем другой человек.
Выходит, опция сработала, оптимизация произошла, криминально ориентированный пьянчужка изменился, как говорится, коренным образом. Что в этом плохого? Я бежал вниз по лестнице и радовался тому, что теперь красавица Каэрас сможет вздохнуть сво-бодно. А что касается Джоника…  Ещё не факт, что оптимизация Джая каким-то образом повлияет на жизнь реального человека. Но даже если и так, то измениться он сможет только в лучшую сторону — дурнее уже некуда… Значит, и у Карины наступит другая жизнь. Сейчас она занята делами брата и совсем не думает о себе. Исправление Джоника отнимет её основную заботу, а там, глядишь, появятся мысли и об устройстве собственной судьбы…
В полупустом операционном зале банка было прохладно. Я уселся в лёгкое хай-тековское креслице и с умным видом начал рассматривать лежавшие на столе образцы до-кументов. Ещё несколько дней назад вряд ли можно было предположить, что мне придёт-ся с нетерпеньем ожидать появления женщины, что при этом сердце моё будет биться час-то и неровно. Ещё совсем недавно казалось, что неудачный опыт семейной жизни навсе-гда избавил меня от подобных приключений. Впрочем, происходящее сейчас не кажется мне приключением, я не против, как пишут в газетах, серьёзных отношений. И останавли-вает меня только возможность прямого и решительного отказа — это было бы ужасно… 
 Внизу, на лестнице, послышался лёгкий стук женских каблучков. Это она! Я торопли-во вышел, почти выбежал из зала и бросился вниз по широким ступеням. Предчувствие не обмануло — с поворотной площадки я увидел Карину. Наряд её не изменился, только ли-цо было слегка припудрено, губы сложились в довольно приветливую улыбку, но в глазах по-прежнему стояли слёзы. Именно этот невесёлый блеск не позволил мне взять женщину под руку. Мы поднялись в зал, там я усадил Карину в кресло, взял у неё счета и быстро внёс необходимую сумму. После всех выплат денег осталось немного, и, наверно, поэтому где-то под фундаментом сознания заскреблась разумная мышка-норушка: что будешь ку-шать завтра утром?
Я передал квитанции Карине, она тут же упрятала их в потрёпанную коричневую су-мочку, после чего вздохнула с явным облегченьем.
— Отпразднуем? — весело спросил я.
— Вы просто добрый волшебник,— тихо сказала женщина, поднимаясь из кресла.— А я даже не знаю, как вас зовут.
Мы дружно двинулись к выходу.
— В таком случае, позвольте представиться: мастер спорта Гиви Соломонович Чингач-гук.
Карина засмеялась.
— Я знаю этот анекдот, но всё же хотелось бы узнать и ваше имя.
— Зовите меня просто Паша. А поскольку я никогда не работал в райкоме партии, то лучше обращаться ко мне на ты.
— А меня лучше называть полным именем,— сказала Карина,  улыбаясь. До меня до-вольно быстро дошло, что её неполное имя — Кара, и мне тоже стало смешно
— Хотя,— продолжила женщина,— неполное имя, наверно, обозначает именно то, чем я являюсь для окружающих, да и для себя тоже.
— Неправда! — горячо возразил я.— Вы… ты ошибаешься… наверно, ты ошибаешься.
— Ты очень добрый,— тихо сказала Карина.— Если бы имелись какие-то корыстные побуждения или преступные замыслы, то я бы это почувствовала.
— Никаких побуждений и замыслов не имеется,— охотно подтвердил я.— Впрочем, есть один…
Мы вышли в зной раскалённой улицы.
— Мне уже страшно,— призналась Карина.
— Можно не бояться, потому что замысел очень простой: а не заглянуть ли нам в кафе-мороженое?
— Если это преступление, то с удовольствием стану преступницей.
И мы, как семиклассники, отправились в кафе-мороженое.
Заведение располагалось не очень далеко, оно напоминало аквариум, в фасадной стенке имелась распахнутая стеклянная дверь, из которой тянуло прохладой и безмятежным по-коем. На правах джентльмена я пропустил Карину вперёд и шагнул следом. В лицо мягко пахнул сдержанный аромат её духов, и почему-то этот лёгкий запах нежно уколол моё сердце сладкой болью. Я осторожно втянул воздух широко раскрытыми ноздрями.
— Нравится? — Карина, улыбаясь, смотрела на меня через плечо.
— Очень,— честно признался я.— Французские?
— «Шанель»,— с гордостью ответила Карина и тут же сникла, вспомнив, видимо, о своих финансовых проблемах.— Это подарок. Коллега по работе вручил на 8-е Марта.
— Хорошие у тебя коллеги.
— Да, он смешной, толстенький, не жадный.
Я согласно кивнул и усадил спутницу за столик.

Глава девятая

Впервые за долгое время меня угораздило проспать до девяти часов утра, а проснув-шись, испытать давно позабытую приятную истому. Такое бывало только в юности: глаза не открываются, тело налито сладкой немощью, в сердце радость, в душе — беспричин-ное счастье. Казалось, всё это осталось в прошлом и никогда не повторится. Но, оказыва-ется, извилистая дорога жизни способна совершать самые невероятные повороты. Не зря говорят: история движется по спирали; видимо, это утверждение справедливо и по отно-шению к отдельно взятой человеческой жизни.
Поднявшись на ноги, я поставил чайник, принёс с кухни сравнительно чистое полотен-це и аккуратно стёр с телевизора слой пыли. Потом пришлось искать пульт управления. В конце концов, пульт отыскался. Впервые за долгое время экран осветился внутренним светом, потом появилось изображение симпатичной дикторши, она хорошо поставленным голосом рассказывала о событиях в мире. Если честно, то эта вполне обычная ситуация была для меня достаточно экзотичной. Я, в общем, не отвергаю необходимости средств массовой информации, но считаю, что время, проведённое у телеэкрана, надо вычеркнуть из отпущенного нам земного срока. То есть, пассивно наблюдая за чужими делами, чело-век незаметно для себя проплывает в кресле мимо своей реальной жизни. Поэтому я дав-ным-давно отказался от вредных телеманских привычек.
Именно по этой причине вчерашнее общение с Кариной стало для меня не совсем при-ятным. Вначале женщина посмеивалась над моим незнанием телезвёзд, сериалов, скан-дальных и прочих программ. Потом выяснилось, что я вообще не ориентируюсь в мире телевидения. После этого, как мне показалось, Карине стало скучно. И, как назло, из глу-бин сознания выплыла давно забытая фраза: быть можно дельным человеком — и думать о красе ногтей…
Ну, правда, чего я добился, игнорируя красочные отчёты о чужой жизни? Впрочем, во-прос надо ставить иначе: разве моя жизнь стала от этого интереснее, лучше, богаче? Ко-нечно, я разбираюсь в тонкостях, недоступных пониманию многих людей. Однако, на-пример, в глазах Карины я просто невежда. Тут как в песне: вот уж действительно — всё относительно… Значит, надо возвращаться к людям.
Красиво шевеля губами, дикторша рассказывала о трудностях, навалившихся на все-мирно известную финансовую корпорацию, а трудности, оказывается, были вызваны из-менением цены на энергоносители, что, в свою очередь, обусловило снижение какого-то индекса… Ребята, мне бы ваши заботы! Вчерашняя прогулка по городу заметно обезжи-рила мой и без того скудный бюджет, значит, надо брать у Петра Семёновича очередной заказ, садиться за работу, трудиться в поте лица. И никакие индексы тут не помогут.
Руководство малоизвестной экзотической страны начало агрессию против соседнего крохотного государства. Мировая общественность обеспокоена развитием событий, соз-дана комиссия при ООН, проведено экстренное совещание, составлен меморандум… Ин-тересно, знает ли об этом капрал, который поднимает в атаку своих сильно загорелых бойцов?
Чайник на кухне завыл обиженно, по-собачьи, хотя, при покупке он значился как чай-ник со свистком. Облегчённо вздохнув, я выключил телевизор, после чего отправился зав-тракать. Может человек оторваться от проклятого ящика хотя бы во время завтрака? Уж если на то пошло, мне гораздо интереснее Федькина игрушка. Сидя перед телевизором, я представляю собой барана с большими рогами, на которые можно навешать огромное ко-личество самой разнообразной лапши. А в виртуальном мире мне предоставлены неогра-ниченные полномочия, там моей воле нет преград, как говорится, ни в море, ни на суше. Это намного интереснее, чем лениво ползать по телеканализации и при этом понимать, что на любом канале ты пешка, от которой ничего не зависит. Какое мне дело до финан-совой корпорации, которая терпит бедствие из-за повышения цен на энергоносители? А вот по красотке Каэрас я уже соскучился. После оптимизации Джая жизнь девушки, на-верняка, изменится. Разумеется, к лучшему. Так приятно наблюдать, как улучшается хотя бы чья-то жизнь. В этом есть позитивное начало, а в нашем сером существовании так мало позитива…
А может, ты, Паша, соскучился по разноцветным глазам, которые могут напомнить те-бе кого-то?
Ваша ирония, господин Бхавакан, совершенно неуместна. Во-первых, я никого не за-бывал и не собираюсь этого делать. Во-вторых, я, в отличие от вас, являюсь обычным че-ловеком, которому не грех помечтать о простых человеческих радостях. И вообще, кому какое дело до того, как проходит моё личное время? 
 Я перебрался в комнату, решительно разбудил монитор, придавил клавишу Enter — картинка тотчас ожила, жизнь в виртуальном мире продолжилась. Сильно присмиревший Джай осторожно пробирался в сторону широкого крыльца, где всё так же сидела его сест-ра. Люди толпы не обращали на парня никакого внимания, но он как будто чего-то опа-сался или стыдился. Поэтому путь от питейного заведения до храма затянулся на несколь-ко долгих минут. К окончанию этого срока мне уже не терпелось увидеть встречу Каэрас и её заново рождённого брата.
Наконец, Джай выглянул из-за угла храмового здания, посмотрел по сторонам, негром-ко позвал сестру. Девушка оглянулась, проворно поднялась на ноги и в одно мгновенье оказалась рядом с ним. Он сказал что-то очень тихим голосом, склонил голову и, видимо, готов был опуститься на колени. Изумлённая Каэрас обратила взор к небу, в глазах её за-блестели слёзы, очень похожие на слёзы радости. Она порывисто обняла брата и хотела что-то сказать, но не смогла этого сделать — похоже, чувства переполняли душу, ком в горле мешал произносить слова.   
Сцена примирения и всепрощения длилась недолго. Через малое время брат и сестра, всё так же обнявшись и негромко беседуя, двинулись в сторону Старой Деревни. Инте-ресно было бы понаблюдать за ними, но я испытал неловкость, как будто заглядывал в за-мочную скважину. К тому же, меня давно манила водная гладь, раскинувшаяся далеко за городом, почти у самого горизонта. Я взмыл над площадью, лихо развернулся и полетел в ту сторону. Водоём быстро приближался, он становился всё больше, и вскоре стало по-нятно, что это море.
По берегу этого моря росли не пальмы, а сосны, и это слегка напоминало Прибалтику. Да-да, Фёдор рассказывал, как когда-то, ещё в советское время, он был на одном из при-балтийских курортов. Видимо, сохранились хорошие фотографии или очень приятные воспоминания. Да и я с удовольствием повалялся бы на песочке в хорошей компании. Впрочем, на сегодняшний день друзей у меня почти нет, сказывается затворнический об-раз жизни. Но ведь когда-то они были. Например, в школе. Из школьных товарищей больше всего запомнились Лёха Евсеев и Петька Кустов. Кстати, он обожал воду во всех её проявлениях. И это море ему бы очень понравилось…
Поднявшись выше, я увидел вдали большой остров. Как хорошо не иметь ограничений в векторах и скорости передвижения! Через малое время остров оказался подо мной. Вы-глядел он довольно приветливо. Поперёк, почти посередине, протянулась продолговатая лысая горушка, подножие которой было затянуто буйной зеленью. Слева от горушки, на округлой оконечности острова, стоял город, составленный из двух- и трехэтажных домов. Сверху хорошо просматривались прямоугольные кварталы, гладкие мостовые, ряды зелё-ных насаждений. По улицам бесшумно катились трамваи и автомобили антикварного ви-да, но прохожих было немного. На окраине города находился маленький порт с единст-венным причалом, на котором сосредоточилась толпа приличных размеров. Я приблизил-ся и вгляделся в происходящее. Толпа состояла, в основном, из женщин и детей, которые размахивали руками и платочками. А, вот в чём дело: от берега отчаливал пароход, на па-лубе теснилось значительное количество мужчин, одетых в одинаковую форму. Похоже, это были матросы или солдаты, и они отправлялись в какой-то поход или на войну. С кем собирались воевать эти люди, было непонятно, и я решил пока осмотреть другую часть острова.
Справа от продолговатой горушки раскинулась зелёная равнина, местами поросшая ле-сом, там и сям на этой равнине виднелись небольшие деревушки. По соседству с дере-вушками паслись на лугах стада домашних животных, кое-где уютно лежали широкие по-лосы возделанных полей. На деревенских улочках, на полях и пастбищах видны были лю-ди; как и на портовом причале, это были, в основном, женщины и дети… 
На горушке, разделяющей остров, нет никаких пограничных знаков. Это во-первых. Далее: выходящая из города дорога переваливает через срединное возвышение и разделя-ется на несколько отростков, ведущих к разным деревням. Сверху это похоже на дерево, имеющее корни, ствол и маленькую крону, роль которой выполняет прибрежный город. Значит, вся территория входит в состав одного государства. На острове не видно мужчин, зато их много на пароходе, который уже вышел в открытое море. Всё это может означать, например, что в стране объявлена мобилизация, причиной этой мобилизации могла стать война. Но с кем? И кто инициировал военные действия? Конечно, это можно разузнать, обратившись к базам данных. Однако, мне хотелось разобраться в ситуации самостоя-тельно.
Я вернулся к портовому городу. Женщины на причале всё так же размахивали платоч-ками, но вряд ли это можно было увидеть с палубы — пароход отошёл от берега на значи-тельное расстояние. Какое-то время за ним двигался катер с высокой трубой, извергавшей чёрные клубы дыма, но вскоре и катер повернул назад. Я поднялся выше, с этого места был виден и остров, и далёкий берег, в глубине которого едва-едва просматривался Сар. Пароход двигался в ту сторону. Похоже, именно островитяне затеяли эту заварушку.
Но не стоит сразу же обвинять их в агрессии, причин морской вылазки может быть множество. Вполне возможно, что это ответный удар, реакция на прошлые, неизвестные мне действия предполагаемого противника. И, кстати, кто он? На материке может быть множество государств, множество городов наподобие Сара. Да и какое мне дело до вирту-ального городишки, который для собственного и моего развлечения нарисовал отец Фео-дор? Впрочем, неподалёку от Сара стоит Старая Деревня, там живёт девушка по имени Каэрас. Если быть точнее, девушка с разноцветными глазами, а имя её очень созвучно с именем Карины…
Ничего не поделаешь, надо забираться в справочный отдел. Пошарив по вкладкам, я нашёл базы данных. Сар оказался одним из окраинных городков небольшого государства Рамия. Столица страны имела весьма оригинальное (ха-ха!) название — Рамиполис. От-личительной особенностью Рамии было наличие больших запасов природных ископае-мых. Однако, эти богатства почти не использовались, страна была аграрной, экономика слабой, жизнь текла ни шатко, ни валко. Более того, руководство Рамии неохотно шло на внешнеэкономические контакты, что вызывало недовольство менее обеспеченного ресур-сами островного соседа. История взаимоотношений двух стран насчитывала несколько войн и вооружённых конфликтов. Все они перечислялись в базе данных, но связывались не с определёнными датами, а с именами правителей.
Исходя из полученной информации, можно было сделать вывод о том, что жители ост-рова действительно затеяли новую войну. Вернее, их армия движется в сторону Рамии, чтобы начать военные действия. Впрочем, этот вывод может быть и неверным — мало ли, куда отправились вооружённые островитяне. Они могут быть не врагами, а союзниками, и плывут на материк, чтобы помочь рамийцам отразить удар другого, неизвестного мне противника…
Я открыл Социум. Оказалось, что на единственном материке планеты проживает дю-жина разных народов, объединённых в пять государств. Два из них — Северное и Южное — находились на достаточно высоком уровне развития, обладали развитой промышлен-ностью, продвинутым сельским хозяйством, хорошо вооружёнными армиями. Всё это управлялось решительными и неглупыми правителями.
Рамия входила в сферу влияния Северного государства и активно поддерживалась его правительством — северяне дорожили рамийскими запасами природных ресурсов. Юж-ному царству подчинялся знакомый мне остров под названием Дадиан и небольшая мате-риковая страна Тирсия. Силы противоборствующих альянсов были примерно равны, столкновения происходили с давних времён, яблоком раздора была богатая, но инертная Рамия.
Ну, что же — ситуация стара, как мир, ничего нового отец Феодор не придумал. Не на-до быть аналитиком, чтобы понять смысл происходящих событий: при подстрекательстве южных правителей островитяне предприняли очередную попытку оттяпать у соседа ла-комый кусочек. Вполне возможно, что в заварушку ввяжутся богатые и сильные северяне, и вот вам очередная здешняя война. Впрочем, всегда и везде одно и то же... 
Умные головы всех времён и народов пытались и по сию пору пытаются объяснить жизнь, вывести всеобщие законы развития, выдать рекомендации. А мне кажется, что мир наполнен броуновским, то есть беспорядочным и малоосмысленным движением. У каж-дого его участника своя цель, к ней он стремится, торопится, и вектор его торопливого движения пересекается с векторами других людей. Это приводит к столкновениям и кон-фликтам, очень часто в них нет почвы для личных неудовольствий и обид. Наверно, правы те, кто всё спокойно просчитывает: если выгодно — мы и лбами можем чикнуться, а не-выгодно — откажемся от цветов-стихов-поцелуев…
Я закрыл все окна и вновь оказался над блистающей гладью моря. Впрочем, оно не бы-ло абсолютно ровным — за дадианским пароходом тянулись белые усы пены, переходя-щие в лениво расползающиеся борозды, которые постепенно изглаживались и превраща-лись в такую же зелёно-голубую гладь. До берега оставалось не очень далеко. А у при-брежных сосен проявилось какое-то шевеленье. Я приблизился, в это же время из-под зе-лёных крон выметнулся всадник и во весь опор поскакал по берегу реки в сторону Сара. Видимо, пограничники заметили приближение неприятеля и отправили гонца в свой штаб.
Мои предположения подтверждались, и это вызвало во мне смутные опасения. Чего опасаться мне, высшему божеству виртуального мира? Тем более, мне — чайнику из ста-рой хрущёвки? Будем рассуждать логически. Дадиане совершают внезапное нападение, и оно вполне может оказаться успешным. Во-первых, фактор внезапности. Во-вторых, ра-мийцы слабее в военном отношении, к тому же, их мужчины (если судить по жителям Са-ра) пристрастны к горячительным зельям. То есть, многих из них можно взять голыми ру-ками. В-третьих, до столицы Северного государства, наверняка, не очень близко. Совре-менной связи нет, пока гонцы доскачут, пока армия соберётся в поход…
Это значит, что может пострадать мирное население. В том числе, обитатели Старой Деревни, от городка   до неё рукой подать. Вполне возможно, пострадает и Каэрас — про-стая деревенская девушка с образованием II ступени. Кстати, её брат стал, кажется, не-плохим парнем, его тоже жалко. Конечно, оба они изобретены моим другом Фёдором, это просто игра, досужая забава взрослых людей. Но…
Может, я незаметно для себя схожу с ума?
Как бы то ни было, однако, мне кажется, что между странной федькиной игрушкой и реальной жизнью существует какая-то связь. Иначе, чем объяснить, что удаление и вос-становление Джая вызвали арест и освобождение Джоника-Ванечки? Примеры можно продолжить…  Иными словами, если пострадает Каэрас, то это каким-то непостижимым образом может повлиять на жизнь Карины. А мне очень бы этого не хотелось. Значит, я должен предотвратить нападение дадианских вояк. В конце концов, я Бхавакан или кто?
Да ну, бред какой-то! Каким образом игрушка, закачанная в допотопный комп, может оказывать влияние на реальную жизнь? Такого не бывает, чудес на свете нет. А раз так, то защита рамийцев от иноземного вторжения — это просто игровой момент. Очередной ход в шахматной партии. Проще говоря, е-2 — е-4. И никто не мешает мне передвинуть пешку с клетки на клетку. Правда, пока неясно, как это сделать. Стоп, кажется, где-то встреча-лось мне мудрёное словечко Катаклизмы. И надо поторапливаться, дадианский пароход начинает сбавлять скорость.
 В списке катаклизмов значились землетрясения, тайфуны, смерчи, цунами, ураганы, засухи, наводнения, саранча, нашествие грызунов, мировая революция. Последние пять пунктов, а также первый (землетрясения) были отвергнуты сразу. Остались четыре подхо-дящих варианта воздействия на непрошенных гостей. После непродолжительного разду-мья были исключены смерчи и цунами, принцип действия которых мне не совсем понятен. Чем тайфун отличается от урагана, я тоже не знаю, но само слово ураган всё-таки ближе моему сердцу.
Итак, ураган! Я щёлкнул выделенную строчку, открылся новый список: включить, вы-ключить, направление, скорость ветра, сила (в баллах от 1 до 12), продолжительность, процент жертв и разрушений. От такого перечня стало слегка не по себе. Успокойся, Паша, это просто игрушка…
Времени почти не оставалось. А в экстремальных ситуациях, как известно, включаются дремавшие прежде резервы организма, в целом, и мозга, в частности. Наверно, поэтому алгоритм действий сложился сам собой. Я удалился в пустынную часть моря, выделил квадрат приличных размеров и запустил туда ураган, предварительно указав южное на-правление и мощность в 10 баллов. Оказалось, что, во-первых, контуры урагана были очерчены чёрной линией, которая постоянно изгибалась, изменяя конфигурацию и место-нахождение катаклизма, и, второе, движением ураганного пятна можно было управлять с помощью мышки. Это напоминало вордовскую функцию перетаскивания выделенного фрагмента.
За пару-тройку секунд я перетащил ураган к берегу Рамии и направил его на дадиан-ский пароход. Бедные островитяне! Они, конечно, люди прибрежные, к стихиям привыч-ные, но даже этих морских волков должна была напугать внезапная ярость, с которой мгновенно разбушевавшаяся стихия накинулась на переполненное железное корыто. По-хоже, с баллами вышел перебор. Уверен, что в эти ужасные минуты сотни глаз в страхе обратились к небу, сотни сердец наполнились мольбой о пощаде, сотни уст многократно прошептали имя великого Бхавакана…
Искомканная ветром вода подхватила пароход и потащила его прочь от берега. Я взле-тел повыше, чтобы видеть приближающийся Дадиан и предотвратить столкновение судна с каменистым берегом. Очень не хотелось брать на свою совесть такое количество жертв, пусть и нарисованных отцом Феодором. Какое-то странное волнение охватило мою душу, и, видимо, от этого волнения я вдруг забыл, как отключить смоделированное мною бедст-вие. А расстояние между пароходом и островом стремительно сокращалось. Пока роешься во вкладках, бедных матросиков-солдатиков, пожалуй, расшибёт в мелкие дребезги...
Во избежание подобного варианта развития событий я слегка изменил вектор движения урагана — в случае полного цейтнота судно минует опасную сушу и избежит гибели. Будь Федька рядом, он, конечно, похвалил бы меня за такую предусмотрительность. Да я и сам чувствую, что стал гораздо лучше разбираться в компьютерных делах…
Волнение моё утихло, в душу вернулась уверенность. В конце концов, я Бхавакан или кто? Пожалуй, пора отключать отработавший своё катаклизм, иначе по инерции кораблик унесёт слишком далеко в открытое море. Неизвестно, что или кто таится в его глубинах. Выползет какой-нибудь динозавр или гигантский спрут, греха не оберёшься. Я открыл нужную вкладку, выбрал строчку выключить и щёлкнул мышкой. Змеистая чёрная линия, обозначающая границы урагана, исчезла, скорость ураганного пятна заметно снизилась, изрытая ветром поверхность моря стала постепенно выглаживаться.
Только теперь обнаружилось, как сильно пересохло у меня в горле. Пришлось сходить на кухню и выпить кружку воды. Когда я вернулся, пароход осторожно подходил к при-чалу. Кажется, всё закончилось неплохо. Жители Рамии избежали иноземного вторжения, дадиане благополучно вернулись домой, их матери, жёны и дети, только что пережившие самые, наверно, страшные минуты своей жизни, изумлённо разглядывали внезапно вер-нувшийся корабль и, наверняка, коллективно плакали от счастья. У меня на сердце было спокойно и радостно — я показал себя неплохим Бхаваканом…
Однако, спасителю пароходов и государств пора подумать о пропитании. Игрой сыт не будешь, надо что-то кушать. Хотя, дело даже не в этом. Жизнь непредсказуема, в любой момент может сложиться ситуация, похожая на то, что было вчера. В смысле, Карина со-ставит мне компанию, мы отправимся гулять по городу, а город полон соблазнов, город требует денег. И что — скромно опускать глазки и покорно ожидать, когда женщина рас-платится по счетам? Нет, это выше моих сил, такой расклад просто невозможно предста-вить. Значит, надо выбираться на волю, искать червячка пожирнее, хватать его жадным клювиком и быстренько нести в гнёздышко…
— Пётр Семёнович?.. Здравствуйте, это Павел… Дела в Кремле, у нас — делишки… Сильно соскучился по работе. Не подкинете чего-нибудь интересного и срочного?.. Обя-зуюсь выполнить в кратчайший срок и с высочайшим качеством... Премного вам благода-рен!

 Глава десятая

За короткое время удалось сбегать в издательство, принять прохладный душ, запра-виться лапшой быстрого приготовления и томатным соком. В полдень я приступил к вы-полнению очередного заказа. Работа была обычная, довольно нудная, мало кому интерес-ная, но других способов пополнить бюджет не было. Они, конечно, есть, нынешнее время предоставляет огромное количество вариантов на любой вкус и интеллект. Вся беда в том, что я мало пригоден для жизни в нынешнее время. Поэтому, не остаётся ничего иного, как мозолить молодецкое плечо далеко не праздничной, но понятной и привычной лямкой.
Однако, сильно разогнаться не удалось — внезапно зазвонил телефон. Я даже вздрог-нул, потому что телефонный звонок в моей квартире звучит не слишком часто.
— Говорите.
— Здравствуй, Павел. Это Карина.
Лексические обороты, деепричастия и прочая туфта мгновенно вылетели из моей голо-вы.
— Очень рад. Здравствуйте… Здравствуй… Очень…
— Павел! — решительно перебила Карина и тут же добавила упавшим, тихим голосом: — Ванечка заболел…
Меня как током ударило — оптимизация!
— Что, что случилось? Чем заболел?
— Не знаю,— так же тихо ответила Карина.— Он как бы здоров, но, в то же время…
— Я буду немедленно!
— Да, приходи.
Она назвала адрес и код входной двери.
Прошло не более десяти минут, и я протянул руку, чтобы нажать обшарпанные кно-почки с заветной цифирью. Однако, сделать этого не удалось — внутри что-то щёлкнуло, дверь шевельнулась, чуть слышно пискнула, после чего медленно отворилась, и на пороге возникла фигура Джоника-Ванечки. При взгляде на эту фигуру мне стало ясно, что пер-вую часть двойного имени необходимо опустить, она совершенно не подходит к внешне-му виду молодого человека. А этот вид настолько ярко отпечатался на моей сетчатке, что, кажется, до сих пор стоит перед глазами.
Ванечка сильно отличался от того задрипанного, бесшабашно улыбающегося бомжика, который встретился мне в сквере у магазина. Прежде всего, он, Ванечка, был чисто умыт и выбрит, усики подстрижены, причёска уложена волосок к волоску, ногти  подточены и покрыты защитным лаком. На свежей рубашке не наблюдалось даже малейшей складоч-ки. Брюки были отутюжены так, что казалось, будто именно стрелки, больше похожие на рёбра жёсткости, поддерживают ноги в вертикальном положении. Не новые, но очень ухоженные туфли блестели, как никелированные. Но эти метаморфозы составляли не са-мую значительную часть общих перемен.
Увидев это лицо, можно было подумать, что его владельцем является лучший ученик духовной семинарии. Разумеется, отличник теоретической и практической подготовки, поступивший в заведение не корысти ради, не наживы для, а токмо для чистого и неус-танного служения идеалам добра, вселенской любви и всеобщей справедливости. Отблеск именно этих идеалов сквозил в широко распахнутых глазах, выражение лица было сми-ренным и, в то же время, не оставляло сомнений в том, что под этим внешним смирением таится неукротимый дух непримиримого борца со всяческой скверной.
Увидев меня, Ванечка ласково улыбнулся, приложил руку к сердцу и негромко, но ра-достно сказал: — Здравствуйте.
Показалось, что он меня не узнал, а его радушное приветствие могло быть адресовано любому встречному. Я молча кивнул, не зная, как вести себя в подобной ситуации. Из-за плеча Ванечки тревожно выглядывала Карина.
— Вы не хотите пожелать мне здоровья? — слегка озадаченно спросил Ванечка. Каза-лось, он не может поверить, что такое возможно.
— А, да,— спохватился я.— Конечно, здравствуй.
— Вы желаете здоровья неискренно.— Он нахмурился и внимательно оглядел меня с головы до ног.— Вы притворяетесь, а это нехорошо, это равнозначно обману.
— Прости, если что не так,— я невольно пожал плечами.
— Вы просите прощенья формально, то есть, продолжаете притворяться и обманывать. Обманывает тот, кто боится или презирает окружающих. Обман — признак дурного за-мысла…
Карина умоляюще посмотрела на меня и приложила палец к губам. Да я и сам понял, что в этой щекотливой ситуации лучше помолчать. Так прошло несколько секунд. Мне показалось, что к окончанию этой паузы Ванечка даже обрадовался — его предположения сбывались на глазах.
— Нежелание поддерживать разговор означает, что человеку либо нечем возразить, ли-бо он задумал дурное и выжидает, когда можно нанести коварный удар.
Юноша прямо-таки сыпал афоризмами. Правда, трудно согласиться с его логикой, бо-лее нелогичной, на мой взгляд, чем логика женская. А возражать и спорить — как против ветра воду лить. Трудно понять, когда было легче: в обществе алкашей, ради которых Джоник ограбил родную сестру, или сейчас, под прицелом этих праведных глаз.
— Здорово, обалдуй! — раздался густой женский голос.— Ну и вырядился! В ресторан, что ли?
Я обернулся и увидел толстую старуху в панамке, сарафане и сандалиях на босу ногу. Она весело смотрела на Ванечку, совершенно не замечая нас с Кариной. А Ванечка, ка-жется, просто не понял, что прозвучавшие слова адресованы именно ему.
— Что, не узнаёшь? Или головка со вчерашнего бо-бо? — старуха громко захохотала, а потом, просмеявшись, назидательно добавила: — Смотри, Ванька! Не бросишь пить — худо! Кирдык нечаянно нагрянет, когда его совсем не ждёшь…
И она снова оскалила редкозубый рот.
— Это вы мне говорите? — наконец, вымолвил Ванечка.
— О, о! Какие мы вежливые! Уже нагрянул, что ли?
— Простите, мне непонятны ваши слова.
— Ну, точно! Кирдык подкрался незаметно. Семёновна! — (Возглас в сторону скамей-ки у соседнего подъезда).— Слышь, чего скажу — Ванька на белочку нарвался! — И, кру-то развернувшись, старуха поспешила к навострившим уши подружкам.
— Кричать в общественном месте неприлично,— сказал Ванечка и строго посмотрел вслед. Сразу после этого на его лице отразилась сосредоточенная работа мозговых изви-лин. Похоже, через малое время  результатом этой работы стало убеждение, что  в крат-ком выступлении старой женщины имелось множество отклонений от морально-этических, лексических и юридических норм.
— Постойте! — громко сказал Ванечка и решительно двинулся к соседнему подъезду. Карина закрыла лицо ладонями и сокрушённо привалилась к стенке. Я шагнул через по-рожек, но не знал, что нужно сказать или сделать. Так мы и стояли молча до тех пор, пока на улице не послышался вой сирены. Он стремительно приблизился, в открытой двери промелькнула газелька «Скорой помощи», шум у соседнего подъезда значительно возрос, а через минуту вновь заголосившая сирена стала стремительно удаляться.
— Может, это и к лучшему,— неуверенно сказал я.— Крыша над головой, койко-место, кормят, ухаживают…
— Прости, Паша,— прошептала Карина.— Мне нужно побыть одной.
После этого она повернулась, отняла ладони от мокрого лица и стала медленно подни-маться по лестнице. Я вышел на улицу — а что оставалось делать? Народу у соседнего подъезда прибавилось за счет немалой толики местных пенсионеров. Взбудораженные из-вестием, они дружно собрались для выяснения деталей и подробностей.
Но разве Ванечка сумасшедший? Я неспешно брёл по улице, пытаясь ответить на этот вопрос. Человек попробовал жить, выполняя искренне, от всей души, правила и установ-ки, которые призваны управлять жизнью отдельного гражданина и общества в целом. Из этих правил и установок состоят многие житейские путеводители, начиная с заповедей Христа и Магомета, включая Моральный Кодекс строителей коммунизма и Правила юных пионеров, заканчивая сводами уголовного, гражданского, семейного и прочего права. Что плохого в их неукоснительном исполнении? Абсолютно ничего. Тогда почему приехала «Скорая помощь»? Причём, человека забрали без долгих разбирательств, практически мгновенно.
Опираясь на логику, можно сделать единственный вывод: книжная мораль и реальная жизнь движутся параллельными курсами, то есть, курсами, которые не пересекаются. Вернее, пересекаются, но только по причине искривления материи (по Лобачевскому). Иными словами, пока жизнь течёт ровно и спокойно, правила, в общем, не нужны, но как только случилось искривление, так нам тотчас надо бежать либо в церковь, либо к участ-ковому…
Размышляя о скорбной нашей жизни, я как-то незаметно оказался дома. О работе нече-го было и думать, умные мысли иссякли, поэтому пришлось включить телевизор. После минутного тыканья в кнопки пульта выбор пал на последние известия. Дикторша была другая, но тоже симпатичная, с такими же активными губами. Оказалось, что непонятный мне индекс экономической активности слегка повысился, и дела у известной финансовой корпорации тут же стали налаживаться. Не связано ли это с тем, что я взял у Петра Семе-новича заказ и приступил к новой работе? Бред, конечно, но не удивлюсь, если когда-нибудь выяснится, что связь между этими разнородными явлениями всё-таки существует.
Оба-на! Агрессия малоизвестной экзотической страны против соседнего крохотного государства приостановлена по причине внезапно начавшегося наводнения! Причём, в ре-зультате стихийного бедствия погибла часть вооружённых сил, многие жители страны ос-тались без крова над головой… Это что же получается? Мой Старший Коллега, управ-ляющий нашим миром, обошёлся с нарушителями спокойствия гораздо жёстче, чем я, да ещё и неповинных родственников превратил в бомжей. Видимо, указал конкретный про-цент жертв и разрушений…
Но, как говорят на Западе, — уай? Вы же самолично отправляли на Землю Сына Своего с проповедью всепрощенья, добра, любви и справедливости. Неувязочка у Вас — к сожа-ленью, не знаю имени-отчества… На словах одно, на деле другое. Совсем как у нас, греш-ных. К тому же, Иисус Христос был реальным Сыном Божьим — ходил по воде, насыщал народные массы малым количеством продуктов, исцелял больных, воскрешал мёртвых. Разве не мог Он сделать соответствующий пасс руками, щёлкнуть пальцами — и вот оно, Царство Божие на земле! Все друг друга любят, уважают, ведут себя прилично. Алкашей, тунеядцев, проституток, наркоманов нет и в помине, граждане добросовестно трудятся, воспитывают детей, занимаются творчеством. Что-то вроде коммунизма, о котором меч-тали пламенные революционеры. Каждый похож на оптимизированного Ванечку, а если кому-то вздумается отступить от какого-либо правила — тут же сирена «Скорой помо-щи»…
Я выключил телевизор (много — вредно) и отправился на кухню. Видимо, от пережи-ваний и шибко умных мыслей захотелось что-нибудь проглотить.  В холодильнике оты-скалась луковица, в настенном шкафчике — пакет с макаронами, а на кухонном столе — полбутылки подсолнечного масла. Вполне нормальное сочетание. Значит, можно присту-пать к приготовлению блюда. Попутно поставим на плиту чайник со свеженалитой во-дой… Однако, простые понятные действия и предвкушение трапезы не смогли отвлечь от размышлений. Недодуманная мысль — как недокуренная сигарета. Кстати, когда-то бало-вался этой заразой, потом бросил.
Животные и растения не знают многих наших проблем, потому что жизнь фауны и флоры идёт по строго определённым законам. Трудолюбие пчёл, бобров и муравьёв есть не что иное, как элемент программы, отключи её — от трудолюбия не останется и следа. Без программы цветы не смогут закрывать чашечки перед дождём, рыбы не двинутся к месту нереста и т. д. Впрочем, человеческому организму также присуще программирова-ние. Например, когда холодно — мы дрожим, если жарко — потеем. Встроенный ин-стинкт самосохранения спасает от опасностей, половой инстинкт ведёт к размножению, инстинкт материнский — к сохранению своего вида. Любой внутренний орган человека настолько сложен, так удачно спроектирован и настроен, что современной науке подни-маться до такого уровня ещё очень долго. Проще говоря, программирование налицо, но оно касается, в основном, материальной части.
Душа — другое дело. Хоть и сказал философ о нравственном законе внутри нас, но при взгляде на окружающих (да и на себя самого) с трудом верится, что был прав этот, безус-ловно, умный человек. Так называемый духовный голод (в отличие от реального желания скушать чебурек) изначально заложен в сознание очень немногих представителей вида Homo sapiens, и эти немногие являются скорее исключением из правила, чем самим пра-вилом. У основной же массы населения заботы самые земные. Говорят, стремление к вы-сокодуховному и прекрасному можно воспитать, то есть, запрограммировать, но эта новая программа, не предусмотренная Творцом, чаще всего, гораздо менее устойчива, чем стремление утолить жажду стаканом воды или пива.
Человек не в состоянии разгадать Высший Замысел. Но можно сделать предположения. Например: Творец не предусмотрел механизмов жёсткого регулирования духовных про-цессов для того, чтобы душа человека оставалась свободной. Именно по этой причине Ии-сус, выполняя волю Всевышнего, не стал насильно насаждать совершенную форму бытия, то есть, пресловутое Царство Божие. Более того — зная всё наперёд, он показал своей земной жизнью дальнейший путь человечества: жестокость власть имущих, неверие и хамство толпы, предательство, непосильный труд, страдания, мучительная смерть на кре-сте. Для обеспечения свободного выбора предложил и альтернативу, а именно — десять заповедей, следование которым позволит избежать плохого сценария.
Не надо быть крутым философом для понимания того, какой путь избрало свободное духом человечество. Но даже теперь, находясь у подножия креста, на который нас могут вздёрнуть в любой момент, мы думаем, в основном, о чебуреках и пиве, то бишь, о зем-ных благах. Как показывает история, люди не склонны к добровольному исправлению. Каждое новое поколение, считая себя уникальным, совершает прежние ошибки, которые давно уже перешли в разряд вечных.
А прав ли Он был, давая духовную свободу неразумным представителям одного из биологических видов?
Стоп! Масла достаточно, соли в самый раз, порезанный лучок стал мягким и слегка ру-мяным. Макароны почти готовы. Теперь они должны немного постоять, за это время можно заварить свежий чай и насыпать в вазочку любимых сухариков. Конечно, многова-то мучных изделий, это, говорят, не очень полезно. Надо бы купить каких-нибудь овощей-фруктов. Впрочем, в макаронах есть луковица, обойдёмся пока этим…

 Глава одиннадцатая

После обеда я немного повалялся на диване, а потом попробовал вернуться к выполне-нию полученного у Петра Семёновича заказа. Однако, посторонние мысли не давали со-средоточиться, поэтому пришлось отложить работу на неопределённое время.
Во все времена находились желающие организовать совершенное общество — в рам-ках закрытой общины, в пределах ограниченной территории, в отдельно взятой стране. Методы использовались самые разные: религиозное воздействие, устроение соответст-вующих экономических условий, применение той или иной идеологии, устранение ина-комыслящих, уничтожение некондиционных групп населения. Гелиополис, многочислен-ные церковные организации, крестьянская республика батьки Махно, третий рейх, совет-ское общество — ни одна из попыток не увенчалась успехом, благие намерения привели к дикости и уродству.
Но наличие этих попыток, упорство преобразователей и реформаторов подтверждает, что люди хотят жить в условиях социальной гармонии, незыблемой экономической ста-бильности, всеобщей высокой духовности. Это является главной вековой мечтой челове-чества. Наверно, эта мечта похожа на горизонт, который всё время отодвигается. И то ска-зать: коммунизм — в светлом будущем, Царство Божие — за последней чертой земной жизни, а то, что сегодня, совсем не похоже на мечту. 
Осуществить вековечные чаяния человечества в полной мере мог бы, наверно, только сам Творец. Осмелюсь предположить, что для их воплощения необходим иной сценарий, который предусматривает энергичную одномоментную акцию по кардинальному исправ-лению человеческого сознания. Имеется в виду тот самый пасс руками, щелчок пальцами — раз! и готово…  Все друг друга любят, уважают, ведут себя прилично. Алкашей, туне-ядцев, проституток, наркоманов нет и в помине, граждане добросовестно трудятся, воспи-тывают детей, занимаются творчеством…
Но Он не захотел. Похоже, всё ещё надеется на то, что мы добровольно возьмёмся за ум, обуздаем пагубные страсти, избавимся от вредных привычек, станем поголовно белы-ми и пушистыми. Воистину, Божественное терпение. Но даже это сверхпрочное терпение не выдерживает, и Создатель довольно жёстко наказывает своих неразумных чад. Но прав ли Он в своём нежелании круто поменять этот мир? Не моё, конечно, дело, но ведь можно было бы попробовать… Стоп! Если продолжать размышления в том же духе, то, пожалуй, можно последовать за Ванечкой. Да и грех это — давать советы Вседержителю… Не пора ли отвлечься?
Я поднялся с дивана, разбудил монитор и придавил Enter. Тотчас проступили очерта-ния дадианского морского порта. Пароход причалил, по широкому трапу бежали счастли-вые вояки, навстречу им рвались жёны, матери и дети, все обнимались, целовались, гомон стоял такой, что мне пришлось убавить громкость звука в колонках. Вот уж действитель-но — хорошо то, что хорошо кончается. Порадовавшись за дадианцев, я поднялся чуть выше и увидел множество радостных людей, которые широким потоком направлялись к высокому зданию, похожему на храм. Видимо, там назревала благодарственная служба в честь чудесного спасения дадианских воинов. Мне стало интересно, и я рванул вслед за толпой.
В это время зазвонил телефон. Ждущее моё сердце гулко и неровно бухнуло —  Кари-на! Если честно, мне уже давно хотелось позвонить, но останавливали слова о том, что ей надо побыть одной. Всё понятно, у меня такое тоже бывает. И я даже не думал, что жен-щина захочет поговорить со мной через такое короткое время.
Однако, я ошибся, радость оказалась преждевременной. Поговорить со мной захотел не кто иной, как сам отец Феодор.
— Паша! — кричал он в трубку.— Срочно нужна твоя помощь! Слышишь меня?
— Да,— ответил я.— Фёдор, это ты загрузил в мой компьютер игру с Саром и Старой Деревней?
— Какой ещё деревней? Паша, не перебивай, дело важное и срочное. Не в службу, а в дружбу — сходи, пожалуйста, к Вадику Громову, у него нет телефона, никак не могу на него выйти, а он мне нужен.  Скажи, что я жду его звонка в любое время суток. Пиши ад-рес…
— Фёдор! — закричал я довольно громко.— Ты знаешь Карину?
— При чём тут Карина? — возмутился Федька.— Кто такая Карина?
— Женщина с разноцветными глазами.
— Паша, ты пьяный, что ли? Не знаю я никакой Карины, брось дурить мне голову, пи-ши адрес.
Он назвал улицу, дом и квартиру.
— Записал?
— Да. И Джоника-Ванечку не знаешь? — неуверенно спросил я, цепляясь за послед-нюю надежду.
— Паша, что с тобой? Что случилось?
— Нет-нет, ничего,— успокоил я.
— Ты точно сходишь к Вадику Громову?
— Конечно. Я, собственно говоря, уже иду.
— Спасибо, Паша, всегда знал, что ты настоящий друг. Ну, будь здоров, вечером пере-звоню.
И он отключился.
Чуть звенящий холод начал заполнять моё нутро снизу, от живота. Он неспешно под-бирался к сердцу, и оно, как будто в предчувствии опасности, билось гулко и неровно, словно пытаясь вырваться, убежать и спрятаться. Итак, Фёдор непричастен к тому, что творится в моём компьютере. А кто причастен? Кто устроил всю эту заварушку?
Я внимательно осмотрел свой антикварный аппарат, всё было нормально, никаких про-водков, которые могли бы замыкаться, например, на телеантенну или батарею централь-ного отопления, не торчало. Любой, даже не очень продвинутый компьютерщик, от души посмеялся бы над моими подозрениями, но нам, чайникам, простительно думать, что сиг-налы из космоса могут поступить в компьютер даже через дырочки в корпусе системного блока. Как бы то ни было, случайная информация извне категорически исключается.
Стоп! Прежде всего, надо успокоиться, взять себя в руки, обдумать создавшуюся си-туацию. Я, как во сне, вышел из дома и направился к неведомому Вадику Громову. Улица, на которой он живёт, была мне знакома, значит, двигаться можно на автопилоте.
Как сказал классик, в жизни всегда есть место вариантам. Что мы имеем на сегодняш-ний день? Уже выяснилось, что случайный выход в постороннюю информационную сис-тему типа Интернета или ноосферы Земли нужно убрать сразу. Вариант второй, реалисти-ческий: всё-таки именно Фёдор загрузил мне свою игрушку, а сегодня позвонил только для того, чтобы выяснить, клюнул ли я на его удочку. Понятно, что для продолжения игры ему нельзя признаваться в своей причастности к этому делу. А Вадик Громов — правдо-подобный повод, может, и нет никакого Вадика Громова. Так сказать, шутка гения.
Вариант третий, фантастический. Федька, действительно, ни при чём, значит, кто-то пытается через меня так или иначе воздействовать на жизнь людей. Например, какие-нибудь инопланетяне, которые хотят взять планету под свой контроль. Впрочем, в этом случае они бы действовали более решительно. Например, при помощи гипноза или других способов подавления личности. Нет-нет, шестое чувство подсказывает, что зелёных чело-вечков надо отбросить. Лично мне неизвестно, существуют ли они вообще, как говорится, в принципе.
— Эй, землячок! — послышался голос извне, откуда-то сбоку. Я отвлёкся от своих мыслей и обнаружил, что нахожусь недалеко от чахлого примагазинного скверика, кото-рый в последнее время стал местом действия многих событий. На дорожке, ведущей к знакомой скамейке, стояли уже виденные мною алкаши — клетчатый и полосатый, сбоку притулился третий, одетый в дырявую майку, из которой выпирали загорелые плечи. По-лосатый недовольно хмурился, клетчатый, напротив, улыбался и призывно махал чумазой рукой. Я свернул с тротуара и приблизился к живописной троице.
— Здравствуйте.
— Вежливый,— клетчатый засмеялся и посмотрел на товарищей, словно призывая их тоже посмеяться. Однако, полосатый отодвинул его в сторону, решительно шагнул вперёд и схватил меня за руку.
— Ты, говорят, к Каркуше клеишься,— сказал он, дыхнув мне в лицо кислой вонью многодневного перегара.— Это пожалуйста, не возражаем. Но ты, говорят, Джоника в дурдом спровадил, чтоб не мешал вашим шашням…
— Как вы смеете! — громко крикнул я и попытался освободить руку.
— Заткнись, падла,— угрожающе процедил полосатый.— Делай, что хочешь, а Джони-ка добудь. Иначе…
— Товарищ сержант! — ещё громче закричал я, хотя ни сержантов, ни лейтенантов по-близости не было.
— Да брось ты его! — без улыбки сказал клетчатый и беспокойно оглянулся по сторо-нам. Полосатый разжал пальцы и грубо толкнул меня в плечо.
— Помни, падла, что я за друга порву любого, как промокашку.
И троица поспешно скрылась.
Претензии ванечкиных дружков были настолько нелогичными и глупыми, что я тут же решительно выбросил из головы  эту случайную встречу. На освободившееся место тот-час вернулись недавние мысли. 
Вариант четвёртый, бредовый. Он, то есть, Творец, понял, что духовная свобода чело-вечества — это ошибка, неверный путь, который ведёт к страданиям и катастрофам. Но исправить эту ошибку самостоятельно, наверно, невозможно. Недаром говорят: Бог в че-ловеке, человек в Боге. Иными словами, человечество является частью Бога, и чтобы ис-править эту часть, надо оптимизировать Самого Себя. Человек, созданный по образу Бо-жию, может контролировать и даже в чём-то изменять своё сознание, а вот подсознание и надсознание ему недоступны. Видимо, образец, по которому сотворён человек, имеет те же проблемы. А ведь именно в подсознании и надсознании находятся главные программы, которые надо бы оптимизировать в первую очередь… 
Как хорошо, что люди не умеют читать мысли друг друга. Иначе, первый же прохожий вызвал бы для меня карету «Скорой помощи» — той самой, которая увезла Ванечку. А может, мне самому обратиться к соответствующему специалисту?
Дверь нужного мне подъезда имела кодовый замок, на лавочке неподалёку сидели до-сужие пенсионерки, всё это, вместе взятое, предвещало не очень приятную сцену. Однако, деваться было некуда. надо было проникать внутрь. Пришлось выпрямить спину, выпя-тить грудь колесом, напялить на лицо приветливую улыбку и бодренько, на полусогну-тых, подкатить к старушенциям, которые при этом разглядывали меня дружно и безза-стенчиво.
— Добрый день, барышни! — энергично выговорил я, стараясь вплести в интонацию значительную толику игривости. Две «барышни» дружно поджали губы, третья чуть за-метно усмехнулась. Именно она и ответила на моё приветствие: — Здорово, коль не шу-тишь.
— Рад вас видеть,— продолжил я охмурять старушек. Они, однако же, промолчали, лицезрение моей персоны, видимо, не вызвало у них ответной радости. Три подозритель-ных, колючих взгляда продолжали чутко следить за каждым моим движением. Вообще-то, в этом нет ничего плохого, во времена экстремизма и терроризма подобная бдительность должна приветствоваться.
— Мне к Вадиму Громову из четвёртой квартиры,— признался я,— а кода входной двери не знаю.
Бабушки переглянулись и снова уставились на меня.
— Очень надо,— уточнил я.— Да вы не волнуйтесь, я быстро, одна нога здесь, другая там.
Бабушки переглянулись ещё раз, после чего усмешливая открыла рот, собираясь что-то сказать. Но не успела.
— Вы ко мне? — голос послышался откуда-то сверху, чуть справа. Я поднял взгляд и увидел молодого лысоватого мужчину, который выглядывал в раскрытое окно первого этажа.
— Если вы Громов, то к вам.
— Я Громов,— заверил он.— Одну секунду.
Через малое время железная дверь щёлкнула изнутри и открылась. Провожаемый раз-очарованными взглядами старушек, я вошёл внутрь. Вход в квартиру был справа, сразу после невысокой ступеньки-приступочки. Хозяин оставил дверь открытой, из квартирного нутра слегка воняло краской и жареной салакой. Через несколько шагов мы оказались в комнате, стены которой почти не просматривались за холстами, картонками и кусками бумаги. Все эти плоскости были покрыты разноцветными пятнами, в сочетании которых с трудом различались портреты незнакомых мне людей, изображения фруктов, вазочек, бу-тылок, а также диковинные пейзажи, которые в реальной жизни вообще не встречаются. Вадим Громов, несомненно, являлся художником.
Посреди комнаты стоял мольберт с подрамником, на холсте виднелось что-то непонят-ное. На первый взгляд, это было обнажённое женское тело, но уже через пару секунд я был готов поклясться, что художник изобразил человеческое лицо. Впрочем, при внима-тельном рассмотрении это тело-лицо напоминало кисть руки с причудливо изогнутыми пальцами, а вместо глаз можно было различить прозрачные камушки на двух непримет-ных колечках.
— Нравится? — спросил хозяин. Странно, но в присутствии этого совершенно не зна-комого мне человека не хотелось кривить душой.
— Мне кажется,— решительно сказал я,— что авангардисты, по своей сути, напоми-нают портных голого короля.
— Тут не совсем авангардизм,— поправил меня Громов.— Впрочем, это не имеет зна-чения. Что ещё вам кажется?
Я молчал, сбитый с толка его поправкой. Выждав небольшую паузу, Громов начал от-вечать за меня.
— Ещё вам кажется, что все авангардисты-кубисты-имажинисты — это люди, вообще не умеющие рисовать.
— Я этого не говорил.
 Он взял карандаш и чиркнул графитным жалом по валявшемуся на тумбочке листу бумаги. Мне стало не совсем уютно, потому что в голову мою неизвестно откуда залетела именно эта мысль: авангардисты просто не умеют рисовать, поэтому с умным видом кор-чат из себя непонятых гениев.
— Но подумали, не так ли?
— Даже если и подумал — что в этом плохого? Каждый человек имеет право на собст-венное мнение.
Громов, бросая на меня быстрые взгляды, небрежно чиркал карандашом по бумаге
— Согласен. А если мнение ошибочное?
— Ошибочность или правильность мнения трудно проверить.
— Отчего же? — Громов бросил карандаш на тумбочку, придирчиво осмотрел исчёр-канный листок и протянул его мне. Я невольно вздрогнул — с листа смотрело на меня моё изображение. Сходство было почти стопроцентное, но не это внешнее сходство заставило меня вздрогнуть. Говорят, что человек состоит из трёх образов. Первый — каким его ви-дят окружающие. Второй — каким он представляется самому себе. Третий, главный — каков человек на самом деле, а это, кстати, известно только Создателю.  Вздрогнул я отто-го, что на рисунке Громова проявились не только два первых образа, но, как мне показа-лось, частично проглянула и третья, совершенно незнакомая мне сущность. 
— Беру свои слова обратно,— пробормотал я.— И мысли тоже.
Громов улыбнулся и развёл руками.
— Если честно,— признался он,— мне до сих пор непонятна цель вашего визита.
— Ах, да! Сегодня позвонил Фёдор, он очень хочет связаться с вами по важному делу.
— Вы друг Фёдора? — обрадовался Громов.
— Приятель.
— С этого и надо было начинать. Может, чаю?
— Не откажусь,— согласился я.— Только вы позвоните Фёдору, а то он подумает, что я не выполнил его просьбу.
— Конечно,— заверил Громов.
— Правда, я не знаю номера, по которому надо звонить.
— Он мне оставил, когда уезжал,— успокоил меня хозяин.— Выпьем чаю, и позвоню по карточке с автомата. А набросок возьмите на память о том, что не все художники — портные голого короля.
— Спасибо.
Мы прошли на кухню, где было на удивление чисто и уютно. Газовая плита блестела, посуда сверкала, больничную стерильность разбавляли чайные чашки антикварно-музейного вида, они ровно стояли на полочке и ждали своего часа. Вскоре час настал, ибо закипел белый хай-тековский чайник. С видом средневекового алхимика хозяин поколдо-вал над небольшим, также антикварным заварником, в нос шибанул могучий аромат, ко-торый легко прогнал запах краски и жареной рыбёшки. Не особо разбираюсь в металлах, но мне показалось, что чайные ложечки были из серебра…
— Так на чём мы остановились? — спросил Громов, прихлёбывая горячий чай. Похо-же, он наскучался наедине с холстами и рад был поговорить со свежим человеком. Тем более, что человеку известны слова «авангардизм, кубизм, имажинизм».
— Вы убедили меня в том, что умеете рисовать. Но мне, однако же, непонятно, зачем вам эта (я махнул рукой в сторону мастерской) не совсем понятная…
— Мазня,— подсказал Громов.
— Можно и так сказать,— согласился я.— Ничего не знаю о вашем материальном по-ложении, но если бы вы писали, например, портреты, и писали их в реалистической, клас-сической манере, то оно, материальное положение, наверняка, могло сильно упрочиться.
— Самый лучший реалист,— возразил Громов,— это цифровой фотоаппарат. Он без-укоризненно фиксирует внешний образ того, что создано человеком, природой и Всевыш-ним.
— Разве этого мало?
— Для фотоаппарата — в самый раз.
— Хотите сказать, что у вас другая задача?
— Задачи в школе,— Громов улыбнулся,— а я давно уже вырос из школьных штани-шек.
Его слова сбили меня с толку, пришлось немного помолчать, подыскивая нужные сло-ва. Однако, собеседник не стал дожидаться окончания этого мыслительного процесса.
— Мне приходилось думать об этом,— признался он.— Действительно, почему так бывает? Основная масса здравомыслящего населения делает деньги, устраивает уютные гнёздышки, тащит в эти гнёздышки всё, что необходимо для комфортной жизни, а в это же самое время кучка непрактичных недотёп пачкает холсты, ищет небывалые рифмы, терзает струны и клавиши.
— Вы забыли актёров, танцоров, учёных…
— Неважно. Главное в том, что вам понятен ход моих мыслей. Из этого следует, что и вы, вполне возможно, задавали себе подобные вопросы.
— Да, конечно,— подтвердил я.— Однажды мне показалось, что я довольно близко по-дошёл к тому, чтобы найти некоторые ответы.
— Интересно было бы послушать,— оживился Громов.
— Мне кажется, что в жизни есть две вечные, неразрешимые загадки: любовь и творче-ство.
— Почти полностью с вами согласен. Только хотелось бы уточнить, что загадок не две, а всего одна, так как любовь, по большому счёту, это тоже творчество.
— Может быть,— согласился я.
— Разумный человек стремится познать самого себя. Но он, человек, сотворён по обра-зу Божию.
Я невольно напрягся, потому что прозвучавшие слова самым тесным образом перекли-кались с моими недавними мыслями.
— Стало быть, Бог, подобно человеку, также стремится познать самого себя. Люди-творцы — это некий коллективный орган, генерирующий энергию Его самопознания.
— Вы хотите сказать, что эта ваша руко-лице-женщина (я опять махнул рукой в сторо-ну мастерской) до своего появления на холсте была неизвестна Создателю? Или её вооб-ще не существовало?
— А существует ли слово, которое вы скажете через минуту?
Встречный вопрос опять загнал меня в тупик.
— Впрочем, через минуту мы с вами можем говорить о погоде, ценах, политике и про-чих банальностях, не так ли?
Я согласно кивнул головой.
— А вот дети иногда произносят слова, которые никто никогда не слышал. Тогда вдруг оказывается, что и эти небывалые созвучия до поры хранились в человеческом сознании. Многократно повторённые, они со временем становятся банальными. Но им на смену приходят новые. Отыскивание подобных неизвестных перлов в сознании Создателя — это и есть творчество. Процесс поручен избранным, отказаться от участия в нём невозможно. А непосвящённые пишут, как вы говорите, портреты, делают деньги, устраивают гнёз-дышки…
Я молчал, пытаясь осмыслить услышанное.
— Пейте чай,— посоветовал Громов,— а то остынет.
— Да-да,— машинально согласился я и поднёс чашку к губам.
Заметив мою лёгкую заторможенность, он снова улыбнулся.
— Да не берите вы в голову, это же один из вариантов.
— А что, есть и другие?
— Конечно, — подтвердил Громов.— И все вилами на воде писаны, ибо человек жи-вущий не в состоянии познать Бога.
— Вы агностик? — удивился я.
— Может быть,— беспечно ответил Громов.
— А как же Писание, заповеди, священнослужители?
— Видно, они, священнослужители, пили чай с Господом, как вот мы с вами, именно тогда Он и продиктовал все необходимые тексты.
Понятно, что это шутка, но смеяться не хотелось, и губы почему-то не складывались в улыбку.

Глава двенадцатая

Я медленно брёл по улице и обдумывал свои старые мысли, к которым добавились громовские слова. Как ни думай, получается замкнутый круг: стремясь к самопознанию, Создатель обрекает людей-творцов на беспокойную, часто неустроенную жизнь; за это людям-творцам даровано право воздействовать на человеческое сознание, а также обязан-ность подвигать народные массы к выполнению Заповедей; но все рифмы, божественные созвучия, гениальное лицедейство — глас вопиющего в пустыне; нежелание жить по За-поведям приводит к всеобщим страданиям, но что-либо изменить невозможно — челове-чество является частью Бога, а Он не может оптимизировать Самого Себя…  Не означает ли это, что через мой старенький компьютер совершается некий обходной маневр, в рам-ках которого неограниченные возможности делегируются обычному гражданину, и он, гражданин, должен принять решение, способное кардинально изменить человеческую жизнь на планете Земля?
Солнце палило нещадно, но по всему моему телу поползли ледяные мурашки. Спокой-но, не надо нервничать, тем более, что вся эта галиматья не может быть правдой. И то ска-зать: кто ты такой, чтобы претендовать на должность Первого Зама? Есть патриарх, папа римский, куча президентов, премьеров, партийных и профсоюзных боссов… Впрочем, это всё чины и звания. Но есть мудрецы-философы, подвижники-страстотерпцы, святые угод-ники, всей своей жизнью доказавшие, что они имеют право…
— Паша!
Я вздрогнул и оглянулся. К тротуару медленно подкатывал белый автомобиль явно иностранного производства, из переднего пассажирского окна выглядывала Карина, именно она позвала меня.
— Здравствуй, Паша.
— Здравствуй.
— Как хорошо, что я тебя увидела. Сильно занят?
Я молча пожал плечами.
— Еду проведать Ванечку. Если хочешь, присоединяйся.
— Конечно! — я открыл заднюю дверцу и быстро забрался внутрь.
За рулём сидел солидный мужчина лет пятидесяти, толстенький, с седой шевелюрой, с гладко выбритым синеватым подбородком, в тёмных очках. Он глянул на меня через круглое, могучее плечо и аккуратно тронул с места.
— Знакомься, Паша, это Егор Петрович, коллега по работе. Он предложил свою по-мощь, потому что клиника далеко за городом, добираться долго и неудобно, с пересадка-ми. 
— Очень приятно,— сказал я и вдруг понял, что во всей этой малоприятной ситуации более дурацкую фразу трудно придумать. Вот и добрый дяденька чуть заметно усмехнул-ся, и зеркало заднего вида послушно запечатлело эту снисходительную усмешку.
— В смысле, приятно познакомиться,— уточнил я, однако, попытка оправдаться только усугубила положение. Егор Петрович снова усмехнулся и тут же великодушно сгладил неловкость простым вопросом, заданным по-свойски, по-простецки:
— Чем изволите промышлять?
Докладывать о жизненных достижениях в кожаном салоне чужой импортной тачки — дело не из лёгких, но деваться было некуда.
— Редактор,— скромно признался я и, во избежание не совсем приятных уточнений, добавил: — Не главный и даже не старший.
— Не место красит человека,— чутко утешил Егор Петрович. Однако, в этом утешении прослушивались нотки хорошо замаскированной жалости. Впрочем, это была даже не жа-лость, — с какой стати незнакомые люди будут жалеть друг друга при первой встрече? Здесь чуть заметно сквозила смесь снисходительности и превосходства взрослого, успеш-ного человека по отношению к пацану-салаге, у которого всё ещё впереди. Нормальное явление, если бы «салаге» было семнадцать лет… И что плохого сделал я этому седовла-сому джентльмену?
Двигатель урчал негромко, с затаённой силой, мы то и дело заметно ускорялись, и вы-рывающаяся на волю мощь прижимала меня к спинке сиденья. За окном быстро мелькали прохожие, автобусы, дома, мигали огни светофоров, порывисто струилась зелень насаж-дений. Этой шевелящейся зелени становилось всё больше — приближалась окраина горо-да. Вот мы повернули направо, плавно обогнули «стекляшку» уличного кафе, и я вдруг вспомнил культпоход в кафе-мороженое, дуновенье  прохладного воздуха, аромат фран-цузских духов. Оказывается, коллегу по работе — смешного, толстенького, не жадного — зовут Егором Петровичем, он является владельцем шикарной иномарки и оказывает Ка-рине благотворительные транспортные услуги…
Что это — ревность? Вот уж не думал, что в моей душе может завестись это дурное чувство. Никогда прежде не понимал ревнивцев, они казались мне не совсем здоровыми людьми. Видимо, эта болезнь заразная, надёжных прививок от неё не существует, и никто не застрахован от инфекции…
Понятно, что я не возьмусь за кухонный нож, не побегу на чёрный рынок за пистолетом с глушителем. И вообще, надо успокоиться. Где-то довелось прочитать, что ревность, во-преки известной поговорке, не имеет никакого отношения к любви. Ревность — родная дочь эгоизма и жадности, это проявление инстинкта собственника, опасение потерять своё имущество или какую-то его часть. И если это действительно так, то надо тем более успо-коиться, потому что Карина не является моей собственностью, я не имею на неё никаких прав, поэтому просто глупо ревновать женщину к этому холёному суперстару. Пусть жи-вёт.
А жаль, ведь я мог бы разделаться с ним, как говорится, по полной программе. Надо только определить, кем этот Егор Петрович представлен в виртуальном мире. То есть, найти персонаж, который соответствует моему сопернику. Я даже подозреваю, что искать надо по месту работы Каэрас, то есть в мэрии Сара.  А дальше — дело техники. Разумеет-ся, я никогда не пойду на подобные меры, но разве нельзя хотя бы помечтать?
Однако, помечтать я не успел.
— Приехали,— объявил Егор Петрович, и машина остановилась возле высоких глухих ворот, рядом с которыми приютилась проходная будка, аккуратно сложенная из сизого силикатного кирпича. В квадратное окно выглянул мужичок неопределённого возраста, лысоватый, в очках, в сером халате. Мы дружно выбрались наружу.
— Погуляйте пока,— предложил Егор Петрович.— А я всё узнаю.
Он бодренько поднялся на невысокое крылечко, открыл обтянутую дерматином дверь и скрылся в будке. Вскоре оттуда послышалась оживлённая беседа, представлявшая собой некий слитный звуковой поток, из которого то и дело выделялась настойчиво повторяемая фраза: — Не положено!
Потом голоса умолкли, на крыльце появился Егор Петрович, он весело подмигнул нам обоим и энергичным кивком головы пригласил в машину. Мы сели, тотчас половинки во-рот расползлись в противоположные стороны, и машина въехала на заповедную террито-рию. Слева от проходной устало притулилось старое двухэтажное здание, стены которого покрывала местами осыпавшаяся извёстка — похоже, здесь находился административный корпус. Чуть поодаль там и сям над зелёными кущами возвышалось несколько шиферных крыш; прямо по курсу, шагах в двадцати, дорожка, по которой мы не успели даже разо-гнаться, проходила мимо глухого забора, но вскоре начиналась высокая вольера, обтяну-тая металлической сеткой. Там среди кустов и деревьев гуляли по травке больные.
Зря Егор Петрович уговаривал мужичка в будке — эти двадцать шагов мы могли бы пройти пешком…  Впрочем, всё понятно, человеку захотелось лишний раз показать своё могущество. Не положено! — а я проеду. Кстати, вахтёра психиатрической лечебницы, равно как любого другого вахтёра, можно уговорить только при помощи длинного рубля. То есть, налицо демонстрация финансового благосостояния. Всё правильно, женщинам это нравится… 
 Машина остановилась, мы выбрались наружу и подошли к сетке. В вольере было до-вольно шумно, некоторые пациенты громко и настойчиво повторяли каждый свою фразу, другие обращались к окружающим и пытались что-то им объяснить, кто-то пел, а из глу-бины прогулочной площадки слышен был жалобный плач женщины и басовитый муж-ской хохот. Наше появление привлекло некоторое внимание, несколько человек осторож-но приблизились к сетке и внимательно разглядывали блистающий на солнце автомобиль. Среди подошедших был и Ванечка, он придирчиво всматривался в машину, словно искал в ней какие-либо изъяны. На нас он не обращал никакого внимания.
Я ощутил чей-то пристальный взгляд, оглядел обозримое пространство и обнаружил миловидную, аккуратно причёсанную женщину, которая стояла поодаль и сверлила меня глазами. Такие взгляды называют проницательными, и случись подобная встреча в другой обстановке, то мне, наверно, было бы очень неуютно.   
— Ванечка! — взволнованно позвала Карина. Парень посмотрел на женщину и, как мне показалось, сделал это не потому, что узнал сестру, а просто среагировал на звук челове-ческого голоса. Карина с удвоенной энергией продолжила свои призывы, но брат, чуть помедлив, вновь перевёл взгляд на иномарку. Вскоре в этом взгляде просверкнула живая искорка, Ванечка левой рукой уцепил стоявшего рядом мужичка за рукав и величественно воздел десницу. Наверно, ему захотелось высказать свои замечания по поводу того, что автомобиль не является служебным, и проникновение неслужебного автомобиля на тер-риторию данного заведения является явным нарушением правил и предписаний.
Ванечка сделал глубокий вдох, рот его раскрылся, губы зашевелились, язык задвигался. Но звука не последовало. Картина была настолько непривычной, что я невольно сделал шаг в сторону оратора. Из раскрытого ванечкиного рта слышалось шипенье, натужный сип и почти неразличимое ухом жалкое попискиванье. В состоянии полного недоумения я повернулся к Карине — она не спускала глаз с брата и уже плакала, сотрясаясь всем те-лом. Женское сердце гораздо быстрее мужского разума постигло горькую истину: Ванеч-ка напрочь потерял голос, но не от простуды или другой какой-то болезни; Ванечка ли-шился речи в результате постоянных тщетных попыток исправить этот несовершенный мир…
— Ничего страшного,— бодро заверил Егор Петрович.— В столь юном возрасте болез-ни не опасны, они, чаще всего, проходят совершенно бесследно.
Карина безутешно зарыдала. Нужно как-то успокоить женщину, сказать слова утеше-ния, прикоснуться к плечу, погладить по волосам… Но все эти действия в присутствии посторонних были невозможны и, наверно, поэтому, мне захотелось уйти. Тем более, что симпатичная незнакомка, стоявшая поодаль, смотрела на меня всё так же внимательно и отчасти даже изумлённо.
— Кстати! — деловито спохватился Егор Петрович, как будто не замечая рыданий Ка-рины.— Ванюшка! Мы тебе гостинцев привезли!
Тотчас был открыт багажник, и на свет появился пластиковый пакет, из которого вы-глядывали апельсины и румяные яблоки. Егор Петрович шагнул к вольере и легко поднял тяжёлый пакет, но до верхнего края сетки было слишком высоко.
— Ничего страшного! — уверенно сказал Егор Петрович, словно отгоняя этой слегка преувеличенной уверенностью малейшую мысль о возможной неудаче. Вскоре мягко за-урчал двигатель, машина совершила ловкий маневр и встала почти вплотную к ажурной стенке вольеры. После недолгих поисков в багажнике нашлись два вполне чистых джуто-вых мешка, один из них был постелен на капот, другой занял место на крыше автомобиля. Подхватив гостинцы, Егор Петрович довольно ловко взобрался на самый верх, через мгновенье увесистый пакет завис над ванечкиной головой.
— Лови!
Ванечка посмотрел вверх, взгляд его стал ещё более строгим, губы зашевелились го-раздо активнее, чем у дикторов телевидения, указующий перст десницы крупно завибри-ровал в воздухе.
— Чудак-человек,— пробормотал Егор Петрович и тут же успокоил себя своим корон-ным заклинанием: — Ничего страшного…
Сразу после этого он повернулся в мою сторону.
— Извини, землячок, забыл твоё имя. Впрочем, неважно… Там, в багажнике, есть верё-вочка, подай, пожалуйста, будь другом.
Я подал верёвочку и побрёл краем вольеры в сторону проходной. Этот человек привык доводить до логического завершения любое своё начинание. Целеустремлённость — его главное качество. И уж если он нацелился на Карину… Тягаться с таким — то же самое, что боксировать со встречным электровозом, уж кому-кому, а мне об этом даже думать не стоит. Я бездумно цеплялся пальцами за тёплые проволочные звенья, сетка колыхалась, шуршала, слегка позванивала, и этот почти неслышимый звон печально отдавался внутри опустевшей души…
— Ты всё исправишь,— вдруг послышался сбоку, слева, взволнованный женский шё-пот. От неожиданности я вздрогнул и резко повернул голову. За сеткой, совсем рядом, стояла та самая женщина, которая всё это время издали смотрела на меня. Как ей удалось подкрасться так незаметно? Вблизи женщина не выглядела красавицей, общий облик пор-тила непропорциональность черт лица, сеточка мелких морщинок покрывала лоб и щёки, а от взгляда явно безумных глаз мне стало не по себе.
— Ты всё исправишь,— настойчиво повторила женщина звучным, хорошо поставлен-ным голосом.— Ты всех спасёшь, ведь ты главный исправитель. Скоро всё это кончится, и мы будем такие же, как все. Ты поможешь нам, потому что по-другому нельзя. Ты поста-раешься, и всем будет хорошо. Никто другой не в силах сделать того, что можешь ты. Ты главный, всё в твоих руках…
Женщина говорила всё быстрее и громче, при этом она энергично ударяла по сетке обеими ладонями. И чем быстрее и громче звучала эта безумная речь, тем большим ужа-сом наполнялась пустая моя душа. Я отвернул лицо, прибавил ходу, хотелось закрыть уши ладонями, чтобы не слышать железного шороха вольерной стенки, торопливых шагов су-масшедшей, её напористых, свободно льющихся слов.
Наконец, вольера кончилась, на смену рабице пришёл высокий глухой забор. До про-ходной оставались считанные метры, сзади с яростью и страстью кричала несчастная женщина, она молила меня о спасении и предрекала всеобщее благоденствие. Видимо, от этих неистовых криков я почувствовал головокружение, ноги сделались ватными, они не хотели нести моё тело. Пришлось привалиться левым плечом к серым доскам, чтоб не-много перевести дух. Слышать бредовые крики стало невмоготу, и я всё же закрыл уши ладонями. Боже, какой ужасный день! И зачем только я поехал в это скорбное место?
— Что с тобой, Паша? — послышался встревоженный голос Карины. Я открыл глаза и повернул голову вправо. Карина была рядом, она с неподдельным испугом смотрела на меня. Чуть дальше, на дорожке, стоял автомобиль Егора Петровича, хозяин с довольно участливым видом выглядывал из водительского окна. Я вдруг подумал, что если вот сей-час каким-то образом удалить его подстриженные усики, то будет заметно, с каким пре-зрением приподнята верхняя губа.
— Всё в порядке,— пробормотал я.— Всё хорошо.
— Ничего страшного,— констатировал Егор Петрович.— Поехали.

Глава тринадцатая

Я попросил остановить машину, хотя до моего дома было довольно далеко. Егор Пет-рович охотно притормозил возле тротуара, никто ни о чём меня не спросил. Ну и ладно. Лучше прогуляться пешком, чем томиться в неловком молчанье и видеть в зеркале побед-но торчащие усики.
— Спасибо за компанию,— сказала Карина, помахала рукой, и они уехали. А мне захо-телось выпить, то есть, принять внутрь энное количество какой-нибудь спиртосодержа-щей жидкости. Давненько не возникало у меня подобных желаний. А если и возникали, то были подавлены в самом зародыше. Хорошим антиалкогольным средством служило опре-деление, прочитанное когда-то у Достоевского: опьянение — добровольное сумасшествие. И вообще, спокойное, размеренное существование, наполненное посильной работой, не располагало к отклонению от верного курса.
События последнего времени не только нарушили  ход привычной, предсказуемой жизни — они породили желание окунуться в стихию временного одурения. Более плотное соприкосновение с реальной жизнью, видимо, изменило меня… Стоп! Хватит разглаголь-ствовать — если возникло желание, значит, надо действовать. Я оглянулся по сторонам и увидел подходящую вывеску. Над лестницей, ведущей в подвал обычной пятиэтажки, криво висел продолговатый щит, на котором выцветшими буквами было выведено слово «ПОГРЕБОК». Хорошее название, тем более, в такую жару.
Я спустился по вытоптанным ступеням и открыл обшарпанную дверь. За дверью, дей-ствительно, было прохладно, но освещённое электролампами помещение не отличалось изысканным дизайном. В противоположной от двери стене имелось буфетное окно, отку-да выглядывала полная женщина в халате, который когда-то был белым. Вдоль стен, справа и слева, стояли деревянные столы и скамейки, за столами там и сям приютились несколько мужчин. Несмотря на различие в возрасте, внешности и одежде, у клиентов по-гребка имелось одно общее свойство: они пили пиво и вели задушевные разговоры. Неко-торые были настолько увлечены процессом, что не обратили на меня никакого внимания.
Я подошёл к окну, женщина подняла на меня глаза, но выражение лица осталось таким же усталым и равнодушным. В заведение зашёл очередной алкаш — чему тут радоваться? Это незаслуженное пренебрежение усилило желание выпить, я заказал сто пятьдесят граммов водки (ничего другого не было, только водка и пиво), присовокупил к заказанно-му чебурек (в меню он значился, как чебурек с мясом), расплатился и сел за ближайший столик. За соседним, лицом ко мне, сидел красномордый, бородатый, но лысый мужик примерно сорока пяти лет. Он спокойно пил водку, запивал её пивом и даже не поднял на меня глаза. Рядом привалился к стене и спал ещё один — серое лицо, тонкая немытая шея, из открытого рта выглядывают жёлтые от табака зубы. Мне почему-то показалось, что мужиков связывает какое-то родство или давняя мужская дружба.
Закуска была, в общем, нормальная, чуть тёпленькая, водка, к сожалению, имела почти ту же температуру. Это осложняло процесс, но деваться было некуда, и я выпил залпом почти половину дозы. Вопреки не самым приятным ожиданиям, ничего страшного не произошло, тёплая жидкость прокатилась беспрепятственно, запах тёплого чебурека ус-мирил вызванное алкоголем содрогание тела и души. Кстати, водка оказалась вполне ка-чественной, это порадовало, и я начал неспешно закусывать. С каждым укусом дистро-фичный чебурек казался всё более вкусным, жизнь становилась всё более привлекатель-ной. Дело кончилось тем, что мне почему-то вспомнились слова князя Владимира Свято-славича: веселие Руси есть пити, без этого не знаем, как и быти… Не скажу, что после горького причастия стало очень весело, но недавние дорожно-дурдомовские страсти пока-зались мелкими, пустыми, недостойными глубоких переживаний.
Совсем не факт, что Егор Петрович ухаживает за Кариной. Вполне возможно, что он просто добрый малый, который без долгих раздумий и излишнего пафоса помогает ближ-нему. Но даже если у моих подозрений имеются какие-то основания, глупо обвинять  в чём-либо этого довольно милого человека. Из нас двоих он выглядит предпочтительнее, а кто в этом виноват? Вместо ответа я сделал приличный глоток из стакана и поднёс к нозд-рям остаток чебурека. Кстати, Егор Петрович выглядит предпочтительнее с точки зрения обывателя, с позиции члена общества потребления. А у некоторых женщин, как известно, имеются свои критерии оценки представителей противоположного пола. Вряд ли Карина настолько меркантильна, чтобы клюнуть на какую-то паршивую иномарку…
О криках женщины из вольеры вообще не хотелось думать, хотя, если честно, эта тема даже после выпитого и съеденного всё ещё продолжала меня тревожить. Понятно, что бред сумасшедшей случайно совпал с моими мыслями о всеобщей оптимизации. Такое случается. Пусть редко, но бывает. Вспомнилась история, рассказанная знакомым парнем. Самую обычную воинскую часть посетила делегация американских военных. Переводчик был наш, российский, он и шепнул отцам-командирам, что американцы по ходу дела на-мерены предложить якобы шуточные состязания в стрельбе, а для страховки привезли под видом мелкой рядовой сошки профессионального снайпера. Руководство всполошилось — разве могут ребята из стройбата состязаться с заморским профи? Дело осложнялось тем, что делегацию сопровождала приличная толпа иностранных журналюг с микрофона-ми и камерами. Однако, деваться было некуда, пришлось встречать гостей хлебом-солью. По русскому обычаю налили, конечно, и водочки, причём, неоднократно. С особым раду-шием угощали младший командный состав (переводчик не знал, кто именно является снайпером). Как ни тянули кота за хвост, но страшный момент настал. Американский полковник вышел на плац, где были выстроены наши солдаты, сказал приветственную речь и, между прочим, предложил проверить, в какой армии лучше стреляют. Поставили мишени, тотчас появился подсадной снайпер. Он был, конечно, подшофе, но талант, как говорится, не пропьёшь, и парень попал в девятку. Русская водка, конечно, сделала своё дело, однако, в нашей части в девятку попадали только молодые командиры, которые в данный момент были гораздо пьянее снайпера. К тому же, американский полковник, хит-ренько улыбаясь, громко объявил, что сам выберет российского стрелка. После этого мед-ленно пошёл перед строем. Все наши бойцы стояли мужественно, только в одном взводе началась возня — пытались спрятать известного на всю часть недотёпу-раздолбая, кото-рый за время службы не попал ни разу даже в «молоко». Опытный американец сразу всё понял и, естественно, вытащил бедолагу из строя. Лейтенант успел шепнуть: — Не тяни! Стреляй сразу! — Парень встал перед мишенью, отвернул лицо в противоложную сторо-ну, крепко зажмурил глаза, после чего поднял дрожащую руку с пистолетом и выстрелил. Десятка! Журналисты закричали «браво», американские военные были смущены, наши отцы-командиры и солдаты — потрясены до глубины души. Правда, американский пол-ковник после нескольких дополнительных стаканов высказал предположение, что русские стратеги замаскировали под видом недотёпы лучшего снайпера Российской Армии. Но наши-то ведь знали — чистейшей воды случайность…
Представив лицо американского полковника, я тихонько засмеялся.
— Чего лыбишься, придурок?
Я поднял глаза и увидел хмурое лицо лысого бородача, который смотрел на меня с подчёркнутым вызовом, и этот вызывающий взгляд быстро наливался тяжёлым гневом.
— Это вы мне? — удивлённо спросил я, причём, удивление моё было вполне искрен-ним.
— Ты мне не вычь! — повысил голос бородач.— Видал я таких интелюляев!
— Откровенно говоря, мне не совсем понятна причина вашего недовольства…
— Ты меня не зли! — он грохнул кулаком по столу и стал медленно подниматься с места. В погребке на некоторое время стало тихо, лица присутствующих обратились в на-шу сторону. И в этой зыбкой тишине чей-то голос объявил: — Карла норму принял, щас начнёт интеллигента гонять.— Другой голос уверенно подтвердил: — Точно! Он их шиб-ко не любит…
Карла… Странное имя для обитателя российской глубинки. Я пригляделся к бородачу и вдруг понял, что если на эту розовую лысину напялить соответствующий парик, то му-жик будет вылитый Карл Маркс. Некстати вспомнился анекдот про дворника, который был очень похож на теоретика коммунизма. Когда этому дворнику предложили сменить внешность, он спросил: — А умище, умище-то куда я дену? — Мне опять стало смешно, и моя невольная усмешка окончательно разъярила лысого Карлу. Он выбрался в проход ме-жду столами и грозно подвинулся в мою сторону. Явно агрессивное действие сопровож-далось словами: — Поржи ещё, чистоплюй, я тебе такое устрою!
Мне, действительно, стало не до смеха. Прорваться мимо разбушевавшегося алконавта не было возможности, и, в то же время, получать ни за что, ни про что тумаки очень не хотелось. Спасало одно: бородач вдруг вернулся на своё место и стал допивать оставшее-ся пиво. Это не могло продолжаться без конца, потому что пива оставалось немного. Я с надеждой посмотрел в сторону буфетчицы, но та спокойно и равнодушно протирала ста-каны серым полотенцем. Видимо, Карла ежедневно «принимал» норму и неоднократно гонял заплутавших интеллигентов.
— Товарищи! — громко сказал я, обращаясь к присутствующим, после чего поднялся на ноги. Карла глянул на меня поверх кружки и, не переставая глотать, подвинулся к про-ходу.
— Товарищей зовёт,— без злобы прокомментировал чей-то голос.
— А позавчера очкарик-то, помните? — вмешался другой,— всё господ поминал, а от-куда здесь господа?
— Очки у него были красивые, золочёные,— вспомнил третий.— Но слабые — быстро хрустнули…
В диалоге не чувствовалось злости или угрозы, люди просто обсуждали увиденное, вспоминали о прошлом, это была рутина, обычная жизнь, привычная для здешних завсе-гдатаев. Я допил свою водку (не пропадать же добру!), сунул в рот остаток чебурека и решительно вышагнул в проход между столами.
— Куда! — взревел Карла. Пустая кружка грохнула донышком по деревянной столеш-нице, бородач злобно запыхтел и начал вставать на ноги. Однако, что-то мешало это сде-лать, грузная фигура энергично приподнималась и тут же оседала вниз. Это было похоже на то, как сторожевой пёс кидается вперёд, а цепь его не пускает. Я перевёл взгляд с ма-линового от ярости лица немного влево и заметил, что спавший до этого мужичок с тон-кой шеей проснулся и цепко держал приятеля за одежду. Вскоре и Карла заметил это.
— Пусти! — заорал он во всю глотку.
— Нет,— спокойно и убеждённо отрезал мужичок.— Этого не моги.
— Пусти, Масяня! — блажил Карла.
— Этого нельзя,— уговаривал тощий Масяня всё таким же спокойным голосом.— Это-го ни в коем случае.
— Пусти!
— Этот так ответит, что весь мир содрогнётся… Проходи, любезный, не опасайся, пока сил моих достаёт держать этого кабана… Не балуй, братка, не балуй!
Стараясь выглядеть спокойным и беспечным, я протиснулся возле беснующегося Кар-лы, прошёл мимо изумлённых зрителей и вскоре выбрался на солнечный свет. Опьянение моё полностью прошло, видимо, оно испарилось под воздействием внезапного стресса. И похмелья не было. Вместо него я испытывал тревогу, которая постепенно усиливалась. Слова моего недавнего спасителя странным образом совпадали по мысли с криками сума-сшедшей из дурдомовской вольеры. Впрочем, ничего странного в этом нет. Опьянение — добровольное сумасшествие… Иными словами, у той женщины и у этого мужичка одина-ковые глюки, только и всего.
Мне захотелось домой, и я ускорил шаги. Не слишком ли много реальных событий для человека, привычного к уединению и неспешным умственным занятиям? Каждому своё: кто-то суетится ради карьеры, денег, иномарок, кто-то наслаждается покоем, волей и гар-монией; кто-то радуется квартальной премии, которая будет израсходована за полдня, кто-то восхищается бездонной синевой вечного неба…

Глава четырнадцатая

Квартира опять оказалась незапертой, видимо, какие-то мысли отвлекли меня, когда я уходил. Но, похоже, никто не воспользовался моей оплошностью, то есть, ничего, кажет-ся, не пропало, следов пребывания непрошенных гостей также не наблюдалось. Впредь надо быть внимательнее, ведь если унесут мой компьютер, то я окажусь в полном финан-совом ауте. Вообще, надо взять себя в руки, выбросить из головы ненужные мысли и при-ступить к активной, плодотворной работе по выполнению очередного заказа…
Я разбудил монитор и вновь оказался над толпой островитян, которые дружно шагали к храму. Торжественная служба по случаю спасения  дадианских воинов уже началась, из высоких распахнутых дверей проливалось стройное многоголосие хора и зычный речита-тив здешнего пастыря. Пролетев под аркой главного входа, я оказался в большом задым-лённом помещении, где горело множество светильников, а внизу, на гладком каменном полу, теснилась многочисленная разномастная толпа. Слова молитв и песнопений были непонятны, картина, в общем и целом, не отличалась от той, которую приходилось на-блюдать в наших реальных храмах. Я собрался уже выбраться наружу, но захотелось по-чему-то взглянуть на здешние иконы. На колоннах и боковых стенах какие-либо изобра-жения отсутствовали. Вообще, икон насчитывалось немного, они имели небольшие раз-меры и помещались на передней стене. Краски были довольно тусклыми, освещение не-достаточно ярким, разглядеть священные холсты издали было трудно, и я подлетел по-ближе…
Я подлетел поближе и вздрогнул — этого не может быть! Неужели посещение дурдома и обычной пивной помутило мой разум? Нет-нет, об этом лучше не думать, у меня всё хо-рошо, это всего-навсего совпадение. А может, просто показалось? Я порылся в карманах, нашёл листок с громовским наброском и внимательно рассмотрел его. Нет, не показалось. Для верности пришлось приложить листок к экрану монитора и сравнить рисунок с глав-ной дадианской иконой. Вскоре сомнения рассеялись окончательно: и на иконе, и на гро-мовской картинке было изображено одно и то же лицо. То есть, там и там было начертано моё изображение. Что же это получается? Получается, что не только редкие алкаши и су-масшедшие, но и некоторые художники знают обо мне то, что мне самому даже в голову не приходило…
Такое ощущение, что кто-то планомерно пытается убедить меня в некоей моей исклю-чительности, уникальности, избранности, если хотите. И этим таинственным незнакомцем не может быть Фёдор. Действительно, он же не мог знать, какая мечта ударит в голову по-хожего на Карла Маркса алкаша из малопрезентабельного заведения с весёлым названием «ПОГРЕБОК». Впрочем, с красномордым Карлой можно было договориться — за хоро-шую выпивку такие ребята готовы на всё. Но как можно предвидеть и запланировать спонтанное посещение дурного подвальчика культурным, не склонным к выпивке челове-ком, то есть, мной? А найти общий язык с одной из пациенток психиатрической клиники — это вообще нереально. Тем более, что моё появление в клинике было совершенно слу-чайным, за пять минут до посадки в машину Егора Петровича даже мне самому не при-шло бы в голову, что я могу оказаться в этом не самом весёлом месте.
Предположим, что Фёдор является гениальным психологом, экстрасенсом, который всех окружающих, включая меня, насквозь видит. Благодаря своим суперспособностям, он организовал всё это шоу. Но возникает резонный вопрос — зачем? Ради чего тратить уйму драгоценного времени, вкладывать огромное количество энергии? Прибыли ника-кой, а в наше время бесплатно никто не работает. Нет, это, конечно, не Фёдор.
Но если это не Фёдор, тогда кто же? Зелёные человечки? Или ребята из параллельных миров? Впрочем, гражданину, родившемуся в эпоху материализма и научного коммуниз-ма, не о чем волноваться — в происходящем не может быть никакой мистики-мурыстики, налицо не что иное, как цепь нелепых случайностей. Иных объяснений нет и быть не мо-жет.
Я выбрался из дадианского храма, взмыл в небо и через малое время оказался над Ста-рой Деревней. Если быть точнее — возле дома Каэрас. Первое, что бросилось в глаза: чис-то умытый, причёсанный, прилично одетый Джай, благостно улыбаясь, чинил покосив-шуюся изгородь. Ему помогал плешивый старичок, которого я уже когда-то видел. Ах, да, во время той ужасной сцены, когда прежний Джай отнял у Каэрас золотую серёжку, именно этот старичок выглядывал из-за плетня и ехидно улыбался. Понятно: изменился Джай, изменилось и отношение к нему…
Пришла старушка, угостила работников питьём из кувшина. На лице старичка отрази-лось некоторое разочарование (видимо, питьё было безалкогольным), но старушка крас-норечиво покосилась на Джая, и старичок тотчас согласно закивал головой.
Каэрас не показывалась, и я предположил, что она на службе. Это было мне на руку. Внизу мелькнула речка, уплыли назад широкие луга, вскоре я оказался в центре Сара и быстро отыскал здание, которое показалось похожим на мэрию. Входная дверь, в отличие от высоких порталов дадианского храма, была закрыта. Открывать двери я пока ещё не научился, надо было забираться во вкладки, отыскивать необходимые указания. Оттягивая неприятную процедуру, я решил осмотреть здание снаружи и завернул за угол. Почти все окна заведения были открыты (погода в Саре, видимо, подстать нашей), за окнами видне-лись местные клерки, склонившиеся над важными бумагами. Я обогнул ещё один угол и внимательно вгляделся в раскрытые окна. Стоп! Мои предположения оправдались — в одной из комнат за обычным канцелярским столом сидела Каэрас. она что-то писала в толстую тетрадь, то и дело заглядывая в отдельные листы, которые, похоже, были черно-виками. На спокойном лице девушки жила чуть приметная улыбка, вызванная, может быть, любимой работой или, что более вероятно, ощущением постоянной радости по по-воду недавних позитивных перемен в жизни. Они ведь могут стать предисловием к ещё более радостным событиям, например, к свадьбе, к счастливой семейной жизни, к рожде-нию детей…
Вдруг Каэрас скосила глаза в сторону и слегка нахмурилась. Наверно, в комнате что-то произошло. Я приблизился и заглянул внутрь. У входной двери стоял пожилой толстячок, седой, нос картошкой, лицо в морщинках. На мясистой шее красовалась массивная золо-тая цепь, в нижней части которой висела, вернее, почти горизонтально лежала на выпук-лом животе солидная золотая бляха. Это не было похоже на украшение, а напоминало не-кий знак отличия. Похоже, вошедший был каким-то здешним начальником.
Каэрас привстала, приветствуя босса, он небрежно махнул пухлой ручкой и по-хозяйски пересёк пространство комнаты. Завязался разговор, который поначалу был сугу-бо служебным, потом на физиономии босса появилась блудливая ухмылка, а лицо Каэрас явно порозовело. Девушка то и дело вздыхала и уводила взгляд в сторону, за окно, при этом её разноцветные глаза смотрели прямо на меня. И в этом взгляде чувствовалась по-давленность и усталость, Домогательства жирного борова начались явно не сегодня. И, кстати, совсем нетрудно догадаться, прототипом какого реально живущего персонажа яв-ляется этот малосимпатичный дядечка.
Так вот, значит, как, Егор Петрович! У таких, как вы, для достижения цели все средства хороши. В том числе, использование служебного положения в личных корыстных целях. Однако, не на того нарвались, гражданин начальник. Обычно, за униженных и оскорблён-ных заступаются небесные силы, но я, в порядке исключения, могу обойтись собственны-ми ресурсами. Некоторое время назад мне захотелось помечтать об этом, а вот теперь, по-хоже, пришла пора действовать.         
Многое зависит от того, как Карина относится к этому товарищу, который мне не това-рищ. Если выяснится, что она равнодушна к Егору Петровичу, можно просто его удалить. Был человек, и нет человека, найдут другого начальника, и всё образуется, Как говорят, свято место не будет пусто.
Можно Егора Петровича оптимизировать, в этом случае он составит компанию Ванеч-ке. Я вспомнил железную сетку, крики сумасшедшей женщины. Нет, это слишком жёст-кий сценарий. Несмотря на большие возможности, я всё же не Господь Бог. Обычный че-ловек, который в течение пяти минут порадуется одержанной победе, а потом, наверняка, начнутся угрызения совести. От этой дамы, как от осени — не спрятаться, не скрыться…
Стоп, кажется, придумал. Гораздо гуманнее и приятнее организовать человеку повы-шение по службе. Если начальника Каэрас перевести в столицу Рамии, то реальный Егор Петрович сможет занять креслице в одном из крутых московских офисов. Что в этом пло-хого? Однако, внезапный карьерный взлёт может вскружить многие женские головки, и если этот карьерист позовёт Карину с собой, то она, не дай Бог, может согласиться…
Да нет же! Если отражением Карины является Каэрас, то о подобном согласии не мо-жет быть и речи. Кроме этой прямой подсказки имеется другой аргумент: сердце моё ясно чувствует, что при всём, как говорится, уважении к коллеге по работе, Карина больше расположена ко мне. А если бедное моё сердечко ошибается, то совсем  неважно, уедет она с Егором Петровичем или останется в нашем городе…
Я открыл базу данных, быстро нашёл отдел главного считариуса. Так и есть: с фото-портрета начальника отдела смотрел на меня тот самый боров, который в это самое время делал грязные намёки невинной девушке по имени Каэрас. Посмотрим, что это за гусь…   
«Господин Двани, 49 лет, житель Сара, образование высшей ступени, профессия — счётное дело, работает главным считариусом мэрии Сара, доход высокий. Почётные об-щественные должности (список). Награды (длинный список). Больная печень, артрит, из-быточный вес (и т. д.). Родители умерли, жена Ксава, 47 лет… ». Далее перечислялись взрослые дети и множество прочих родственников.
Закрыв базу данных, я какое-то время наблюдал за господином Двани, который почти вплотную приблизился к Каэрас и что-то непрерывно говорил. При этом пухлая ручка главного считариуса медленно, почти незаметно перемещалась к плечу девушки. Я зага-дал: начну боевые действия сразу после того, как эта потная ладошка прикоснётся к Ка-эрас. Ждать пришлось недолго. Каэрас вскочила на ноги и отпрянула к стене. И в то крат-кое мгновенье, пока Двани собирался сделать шаг в сторону несговорчивой сотрудницы, я успел взять в рамку и выделить жирную тушу престарелого охальника. Туша замерла, од-нако, надо было спешить, потому что за пределами рамки выделения обнаглевший на-чальник вплотную приблизился к Каэрас.
После щелчка правой кнопкой мыши на экране появился короткий список: удаление, нейтрализация, оптимизация, вариант пользователя. Удаление и оптимизацию мы уже проходили, чем-то средним между ними, надо полагать, является нейтрализация, но вре-мени на проверку нет. Остаётся только одно: вариант пользователя. Щёлк! — выплыла панелька с белым окном посредине. Над окном мигала надпись: «введите описание же-лаемого действия относительно выделенного объекта». Отлично, это как раз то, что надо.
Я быстро набрал на клавиатуре команду: «главного считариуса мэрии Сара перевести в столицу страны Рамиполис и назначить заместителем министра счётного дела Рамии». Аминь! В смысле — Enter.
Рамка с застывшей жирной тушей исчезла, и сразу же послышался стук в дверь. Госпо-дин Двани отпрянул от испуганной, рассерженной Каэрас, быстро схватил со стола не-сколько бумажек и громко произнёс какое-то слово. Дверь отворилась, вошёл человек, та-кой же толстый, с такой же цепью, но без золотой бляхи. Похоже, это был заместитель или помощник главного считариуса. Низко поклонившись, он подал боссу голубой пакет с множеством печатей различной формы и размера.
Недовольно хмуря кустистые брови, господин Двани отошёл немного в сторону и вскрыл пакет. Покосившись на помощника и Каэрас, сделал ещё несколько шагов и вынул из пакета сложенный лист бумаги. Отвернувшись от присутствующих, развернул посла-ние и быстро его прочёл. Вскинул брови и перечёл ещё несколько раз. Протёр глаза, вни-мательно, со всех сторон оглядел разорванный пакет. Недоверчиво покачал головой, опус-тился на ближайший стул, после чего подал послание помощнику. Тот с поклоном принял листок и начал громко читать. Остановился, быстро пробормотал прочитанное, словно не веря глазам своим, и начал читать снова — громко, торжественно и радостно.
Дослушав эту декламацию, господин Двани поднялся на ноги и, не взглянув на Каэрас, величественно удалился. Помощник, постоянно кланяясь, семенил следом. Выражение гнева на лице Каэрас сменилось удивлением, а потом радостью. Не думаю, что она радо-валась за главного считариуса, получившего внезапное повышение по службе. Хотя, именно это неожиданное событие стало причиной нечаянного счастья, ведь оно, событие, избавило и впредь избавляло девушку от домогательств ненавистного начальника.
Оставалось ожидать дальнейших изменений реальной жизни. Если честно, то очень хо-телось, чтоб ничего не произошло. Это будет означать, что странные события последних дней есть не что иное, как цепь случайных совпадений. А вообще, всё нормально, всё в порядке, никакой мистики-мурыстики, никаких…
Резко зазвонил телефон, я вздрогнул и поднял трубку. Это был Пётр Семёнович. Не-привычно строгим голосом он сказал, что если в ближайшее время я не выполню работу, заказ будет передан другому. Есть на свете более расторопные ребята. И вообще, сотруд-ничество с безалаберными людьми чревато нештатными ситуациями, которых легко из-бежать. Для этого необходимо всего-навсего поменять сотрудников… После этого он бро-сил трубку.
Мне и прежде приходилось выслушивать нарекания в свой адрес, но открытым текстом угроза отставки была высказана впервые. Начальники всегда стремятся к абсолютной мо-нархии, а главное качество абсолютного монарха — умение лавировать между двумя или несколькими противоборствующими силами. Похоже, Пётр Семёнович нашёл парня, ко-торый мог бы меня заменить. Не факт, что эта замена произойдёт немедленно, однако, у гражданина начальника появился довольно мощный рычаг воздействия. Ну, что же, сила ломит и соломушку, деваться мне некуда, а посему — слушаю и повинуюсь…
Пришлось свернуть виртуальную картинку и открыть файл с текстом, который нужно было редактировать. Причём, очень срочно, иначе, быть беде.

Глава пятнадцатая

Я работал почти всю ночь, правда, около четырёх часов утра прилёг на диван и в тече-ние получаса спал глубоким, здоровым сном. Проснувшись в половине пятого, выпил крепкого чая и продолжил трудовую вахту. В полдень случилось ещё одно короткое чае-питие, к четырём часам работа была закончена.
Знакомый путь до издательства я преодолел с большим трудом, подъём на второй этаж был похож на штурм Эвереста. В конце концов, заветная дверь отворилась, я буквально вполз в кабинет главного редактора и положил на стол флэшку с нужным файлом.
— Вот,— прошептал я (голос внезапно пропал, видимо, из-за переутомления) и рухнул на стул. Пётр Семёнович молча вставил флэшку в порт, без какого-либо выражения на ли-це полистал открывшийся текст. Раза два-три гладкая инопланетная голова согласно кач-нулась, но знаменитого «угу, угу» не последовало.
— Работа сделана,— тускло сказал Пётр Семёнович, отводя глаза в сторону.— Она бу-дет оплачена. Вы, Павел Петрович…
Впервые в жизни главный редактор обращался ко мне на «вы» и называл меня по име-ни-отчеству. Это было совсем непривычно, даже дико. Сердце моё испуганно ёкнуло и провалилось куда-то вниз. Там оно и трепыхалось, судорожно прогоняя кровь по жилам, и эта кровь гулко гудела в висках и затылке.
— Вы, Павел Петрович, меня, конечно, извините, но наше дальнейшее сотрудничество невозможно. Человек вы хороший, работник неплохой, но без дисциплины в наше вре-мя…
Я был как в тумане и с трудом нашёл выход из кабинета. Пётр Семёнович что-то гово-рил вслед, он даже поднялся на ноги, но мне хотелось одного — как можно скорее вы-браться из здания издательства и убраться как можно дальше от этого ужасного места. Неизвестно откуда материализовалась сотрудница, она почти силой втащила меня в боко-вой кабинетик и заставила расписаться в ведомости. Я с трудом понимал, что происходит, и женщина, сердито ворча, долго засовывала в мой карман нетолстую пачечку денег. На-конец, я был отпущен и вышел на улицу.
С запада веяло прохладой и влагой. Ветер с гнилого болота — так в Новостарске назы-вают западный ветер. Солнце светило с прежней силой, но в воздухе уже чувствовалась скорая перемена погоды. Видимо, от этой возможной перемены у меня разболелась голо-ва, хотя, никогда прежде такого не случалось, я не входил в число метеозависимых людей. Всё когда-то начинается, и с этим ничего не поделаешь.
Квартира, разумеется, оказалась незапертой, но сегодняшнюю мою забывчивость мож-но объяснить крайней усталостью и плохим самочувствием. Я прошёл в комнату и рухнул на диван. Тотчас явилось откуда-то гладкое лицо Петра Семёновича, у которого выросла вдруг борода, и главный редактор превратился в Карлу из «ПОГРЕБКА». Карла замахнул-ся огромным кулаком, однако, ударить не успел, потому что борода исчезла, а марксовы усы преобразовались в остренькие, победно торчащие пики, из-под которых проглянула ехидная усмешка Егора Петровича. Метаморфозы сопровождались противным гулом и отдалённым воем. Внезапно в эту какофонию вплёлся резкий прерывистый звук, который заставил меня очнуться от ужасных видений.
Я кое-как поднялся и, не открывая глаз, поднял трубку телефона. Это была Карина, она просила придти в  н а ш  скверик, потому что ей необходимо посоветоваться со мной по очень важному делу. С трудом шевеля языком и губами, я пообещал явиться немедленно. Сразу после этого сознание, кажется, покинуло меня, а когда глаза мои открылись, передо мной возникла Карина, которая сидела на знакомой скамейке и нервно комкала носовой платок. Нужно было сесть рядом, но вдруг подумалось, что если я опущусь на эту госте-приимно распластанную доску, то подняться обратно будет невероятно трудно. Однако, Карина не заметила моих сомнений, похоже, она была сильно взволнована. Глядя снизу вверх, женщина порывисто вздохнула и заговорила не своим,  каким-то официальным и, в то же время, извиняющимся голосом.
— Павел, мне нужно с тобой поговорить. Ты умный, добрый, деликатный…
— Что случилось? — перебил я, потому что ноги плохо держали меня, а сесть на ска-мью по-прежнему было боязно.
— Егор Петрович…— Карина умолкла, стиснула пальцами платок и снова порывисто вздохнула.
— Что? — нетерпеливо потребовал я.
— Его приглашают в Москву, в министерство…
Ледяной озноб пробежал по моей коже, волосы на затылке зашевелились и встопорщи-лись, в глазах потемнело, ноги сделались такими слабыми,  что мне пришлось вцепиться в спинку скамьи.
— Паша,— испуганно прошептала Карина. В лицо мне пыхнуло вдруг знойным жаром, это неизвестно откуда взявшееся палящее дуновенье сцепилось с владевшим мною холо-дом, от страшной борьбы двух непримиримых начал тело моё начало корёжить и мелко потрясывать. Крик рвался из груди, и я дал себе полную волю.
— Поезжай! — закричал я во всю глотку.— Отправляйся хоть в Москву, хоть в Париж, убирайся хоть с Егором, хоть с Карлой, хоть с чёртом лысым! Зачем тебе редактор-неудачник, у него же нет иномарки, его же не приглашают в столичное издательство! По-езжай, отправляйся, убирайся на все четыре стороны!
Наверно, я ещё кричал и говорил что-то в том же духе, однако, сознание моё стало по-степенно отключаться, и память не сохранила всех сказанных тогда слов. Напоследок мелькнуло испуганное лицо Карины, её глаза, наполненные ужасом, потом всё погасло и смолкло. Какое-то время было темно и тихо, а когда наступило просветленье…
… а когда наступило просветленье, я обнаружил себя сидящим на скамейке в дальнем дворе. Вокруг было пустынно, ни детей, ни старушек у подъездов, даже собаки попрята-лись. И это немудрено — на Новостарск наползала огромная чёрная туча, дальняя окраина которой то и дело освещалась вспышками молний. Оттуда доносились глухие раскаты грома, эти небесные взрывы становились всё громче. Гроза приближалась, сильно посве-жело, в воздухе запахло озоном.
Я выбрался из двора и побрёл в сторону своего дома. Прохожих и машин не было, го-род замер, казалось, что жители покинули его, воспользовавшись при этом всеми транс-портными средствами. На улице становилось всё темнее, в этом тревожном полумраке ве-село и ненужно сияли огни светофоров. Издали, из-под тёмного брюха грохочущей тучи, прилетел крепкий ветерок, рванул листву на кустах и деревьях, погнал по асфальту бу-мажный и пластиковый мусор. Вскоре стало так темно, что в некоторых квартирах вклю-чили электрический свет.
Превозмогая слабость, я прибавил шагу и через некоторое время добрался до знакомого магазинчика. Похоже, во время дикого, небывалого припадка, сопровождавшегося вре-менной амнезией, неуправляемое тело ринулось в противоположную от моего дома сто-рону. Теперь дом был почти рядом, к началу дождя можно было успеть добраться до род-ного дивана, однако, внезапная мысль остановила меня. Я вдруг подумал: оглушённая, ошеломлённая моими криками Карина, может быть, ютится сейчас в этом скверике — в мраке, одинокая, беззащитная… Брось, парень, никого там нет, всё закончилось, Карина сидит в уютном гнёздышке Егора Петровича, и сладкая парочка вдохновенно обсуждает детали предстоящего отъезда.
Ветер усилился, рвущиеся над землёй ветви почти перекрыли проход, пришлось отвес-ти их рукой. За кустами смутно белела опрокинутая урна, наполовину засыпанная кучей мусора. На скамье, кажется, никого не было, но я всё же подошёл, чтобы в этом удостове-риться.
— О! — послышался радостный возглас.— На ловца и зверь бежит.
Взгляд мой невольно метнулся влево и зафиксировал некое движение — от стены мага-зинчика просочились сквозь кусты три тёмные фигуры и мгновенно окружили меня.
— Я тебя предупреждал, падла! — зловеще произнёс другой голос.
Сразу после этого с неба хлынул дождь, и вместе с тяжёлыми, густо летящими каплями на меня с трёх сторон посыпались удары. Очень скоро тело моё оказалось на мокром не-ровном асфальте, на смену твёрдым кулакам пришли ещё более твёрдые и увесистые нос-ки разнообразной обуви. Сопротивляться этой неутомимой молотилке не представлялось возможным, уворачиваться или кричать было бессмысленно, оставалось смотреть молча, снизу вверх, и только лишь взглядом моя натура выражала своё категорическое несогла-сие с происходящим. Это несогласие, по большому счёту, не имело никакого смысла, по-этому сильнее боли, терзавшей тело, душу мою донимало ощущение полного бессилия.
Сверкали молнии, яркие вспышки выхватывали из темноты лица мучителей. Клетча-тый, как всегда, улыбался, похоже, ему было весело. Полосатый заводила, напротив, хму-рил брови и хищно скалил зубы. Лицо третьего, загорелого, не выражало никаких эмоций, человек выполнял определённые действия, он просто работал. Странно, но почему-то я вдруг увидел всю картину разом, причём, не только снизу, но и сбоку, со стороны, а потом даже сверху. Невольно вспомнились рассказы о том, как после смерти душа человеческая, готовясь устремиться ввысь, бросает прощальный взгляд на бренное тело.
Это бренное тело, наполненное болью и страданьем, было готово к вечному прощанью, однако душа не торопилась улетать в небесную высь. Душа была возмущена явной не-справедливостью и медленно наливалась тяжёлым гневом. Вскоре к нему добавились об-жигающая ярость и нетерпеливое ожидание. Этот эмоциональный коктейль не позволял сознанию отключиться, он бодрил и призывал к отмщению.
По пустынной улице неспешно проехал, шелестя шинами, автомобиль с мигалкой, ог-ненные всплески равномерно рождались в темноте, тут же умирали и появлялись снова. Два раза эти новорожденные вспышки совпали с молниями, скверик при этом осветился ярко, наподобие цирковой арены во время парада-алле… Вернее всего, именно эта празд-ничная иллюминация спугнула вконец озверевших алконавтов.— Атас! — крикнул поло-сатый, и троица исчезла в мгновение ока.
Несмотря на основательную потерю физических сил и ощутимые боли во всех частях тела, я почти сразу, хотя и с трудом, поднялся на ноги. Лицо покрылось влагой, но это был только дождь. Челюсти стиснулись сами собой, всё тело тряслось, из груди рвалось рыда-нье, и если бы из глаз хлынули слёзы — стало бы гораздо легче. Но слёзы застряли внут-ри, в каком-то потаённом центре, именно из этой глубинной точки распространялась внутренняя вибрация, которая с каждой секундой усиливалась. Казалось, ещё немного, и тело моё взорвётся, взлетит на воздух, рассыплется на множество осколков.
Я выбрался из сквера и устремился к своему дому. Адская смесь возмущения, гнева и ярости плотно заполнила душу, как порох заполняет деревянную бочку. Почти все окна в домах светились уютным электрическим огнём, за этими окнами сидели беззаботные лю-ди, которым не было до меня никакого дела.
Милицейская машина важно и никчёмно удалялась по улице в противоположную от меня сторону.
В тёмном небе возникла гладкая голова, имевшая в авангардной части такое же гладкое лицо,— главный редактор Пётр Семёнович! Давление в пороховой бочке сильно увеличи-лось.
Карина! Дыханье спёрло так, что стало невозможно дышать.
Алкаши, эти мерзкие твари, так долго били и пинали меня — за что?
Во втором классе, на уроке природоведения, Лёха Евсеев залез под парту и дёрнул за ногу одну вредную девчонку. Та завизжала, мы все засмеялись. Лёху отправили в угол, а меня в другой, потому что смеялся громче всех. Но разве это справедливо?
Разве всё это справедливо?
Простой вопрос — риторический, не имеющий ответа,— сдетонировал одновременно со вспышкой самой мощной, самой чудовищной молнии, затрещали где-то провода, разом погасли окна и светофоры, в это же мгновенье рванула адская смесь, заполнившая мою душу.
Я, Бхавакан, исправлю искривлённый мир! Я наведу порядок в этом хаосе! Ещё не-сколько десятков шагов, несколько ступенек вверх, и закончатся извечные страдания че-ловечества, не будет сильных и слабых, богатых и бедных, больных и здоровых, красавцев и уродов, без пяти минут министров и уволенных редакторов… Один щелчок компьютер-ной мыши, всего один щелчок!
Когда я свернул в свой двор, в окнах вновь вспыхнули электрические огни. Это было хорошим знаком — при нормальном освещении удобнее подниматься по лестнице…
Дверь квартиры оказалась не только незапертой, но и слегка приоткрытой — прекрас-но, на этом можно сэкономить двадцать секунд драгоценного времени… Мокрый, гряз-ный, разъярённый, я влетел в свою комнату и остановился, словно натолкнувшись на кир-пичную стену. 
За столом сидел мой друг Фёдор. Быстро щёлкая по клавиатуре компьютера проворны-ми пальцами, он внимательно смотрел в монитор и широко улыбался. Ему, конечно, было слышно, как я вошёл, поэтому, улыбка предназначалась именно мне. Я замер и окаменел, как памятник Ленину на главной площади.
— Наконец-то! — весело сказал Фёдор, не отрываясь от монитора и клавиатуры.— А я пришёл, квартира незапертая, значит, хозяин вышел на минутку… (щёлк, щёлк). Решил подождать и, заодно, прибраться в этом многострадальном аппарате… (щёлк, щёлк-щёлк). Только прошёл в комнату, отключилось электричество… так, что здесь у нас? ой, как всё запущено!..  Только хотел уйти, а его опять включили. Врубил компьютер, вошёл в Setup… ну, вот, кажется, всё.
Фёдор повернулся в мою сторону и протянул руку для приветствия, но тотчас рука опустилась вниз, улыбка мгновенно испарилась, в глазах метнулся неподдельный испуг.
— Паша! Что случилось?
Фёдор быстро поднялся и сделал шаг в мою сторону. Вместо ответа я оттолкнул его в сторону, рухнул на стул перед компьютером — на экране монитора привычно маячили значки рабочего стола. Щёлк! выключить компьютер! о`кей!... томительные секунды — раз, два, три, четыре, пять, шесть… оранжевая надпись ТЕПЕРЬ ПИТАНИЕ КОМПЬЮТЕРА МОЖНО ОТКЛЮЧИТЬ…
— Паша! Что происходит?
Это были последние слова, зафиксированные моим угасающим сознанием. Какое-то время было темно и тихо, а когда я очнулся…
… а когда я очнулся, то обнаружил себя сидящим за столиком в «ПОГРЕБКЕ». Борода-тый Карла совал мне в губы стакан с водкой и заботливо приговаривал при этом: — Ничо, паря, щас мы тебя вылечим! — Карлин брат или товарищ Масяня приготовил чебурек и, похоже, прикидывал, как бы половчее впихать закуску в мой рот. Тут же, поблизости, сгруппировались другие завсегдатаи кабачка, они с интересом и сочувствием наблюдали за происходящим. Даже буфетчица вышла в питейный зал и, пригорюнившись, смотрела на меня жалостливым бабьим взглядом.
— Ничо, паря, щас мы тебя вылечим,— снова повторил Карла. Мне пришлось сделать глоток, но только в знак уважения к людям, проявившим неподдельное внимание к моей скромной персоне.
— Очухался,— объявил чей-то голос.
— Слава тебе, Господи!— искренно воскликнула женщина и размашисто перекрести-лась.
— Водочки хлебнул,— вставил ещё кто-то,— значит, жить будет.
— Цыц! — рявкнул Карла, но тут же сменил гнев на милость и обратил ко мне доволь-но приветливое лицо.— Ну, как ты, болезный?
— А что случилось? — спросил я, постепенно приходя в полное сознание.
— С лестницы ты грохнулся, так кубарем и прокатился, а потом черепушкой в стену. Мы думали — коньки отбросишь, а ты крепкий оказался. Хлебни ещё, паря, легче станет.
— Вообще-то…— с сомнением протянул я.
— Чего это?
— Я на халяву не живу.
— Так мы же от всей души, от чистого сердца.
Внезапные слёзы подступили к моим глазам и полились так обильно, что прятать или вытирать их было совершенно бессмысленно. В кабачке стало совсем тихо.
— Ах, вы, божечки мои,— простонала буфетчица и, по-утиному переваливаясь с ноги на ногу, скрылась в недрах своего рабочего места. Через малое время она вернулась и по-дала довольно чистое вафельное полотенце. Карла по-хозяйски перехватил его и начал аккуратно вытирать моё лицо.
Милые, добрые, душевные люди! Слёзы всё так же текли из моих глаз, и вместе с ними уходила прочь тяжесть, сложенная из обиды и ярости, возмущения и злобы, гнева, зависти и отчаянья. Когда стало совсем легко, я улыбнулся, сунул руку в карман и выложил на стол нетолстую пачку мятых, чуть влажных денег. 
— Чего это? — удивлённо спросил Карла.
— На всех! — радостно объявил я.
Некоторое время было тихо. Потом Карла слегка отодвинулся от меня и положил поло-тенце на край стола.
— Ты, паря, это… не думай…
— А я и не думаю,— перебил я.— Думать, вообще, вредно! Гуляем, братва!

Эпилог

По словесному описанию бородатый Карла и компания заочно опознали моих обидчи-ков. На следующий день мы выловили этих раздолбаев и отпинали их по полной про-грамме. После этого массовое гулянье возобновилось с новой силой. Оно закончилось только вместе с деньгами.
Я вернулся домой, постепенно всё успокоилось, пришло в обычную норму. Фёдор по-мог найти работу в другом издательстве. Теперь каждое утро приходится подниматься ни свет, ни заря, приводить себя в божеский вид и, подобно всем нормальным людям, от-правляться на службу. Главный редактор мною доволен и даже обещал прибавку к жало-ванью.
Какое-то время Фёдор, человек интеллигентный, не тревожил меня расспросами, но по-том всё же осторожно попытался выяснить, что произошло в тот грозовой вечер. Я расска-зал про Карину, Егора Петровича, Ванечку и его дурных собутыльников. Мой друг от всей души мне посочувствовал, это сочувствие было настолько искренним, что я не удер-жался и выложил историю про чудеса, которые творились в моём компьютере.
Фёдор не поверил. Он говорил, что так не бывает, и откровенно смеялся мне в лицо. Кстати, именно с тех пор мой друг называет меня при встрече Бхаваканом. Я вполне серь-ёзно заверяю, что если бы он вернулся из командировки на день позже, то сегодня мир и человечество были бы совсем другими. Фёдор снова смеётся и советует заняться беллет-ристикой в стиле фэнтэзи.
Однажды раздался телефонный звонок.
— Здравствуй, Паша.
— Кто это?
— Это Карина.
— Карина? Ах, да…  Как погода в Москве?
— Не знаю, я там никогда не была.
— В смысле?
— Я родилась, выросла и живу в Новостарске.
— А…
— Ты меня не дослушал и всё неправильно понял.
— Что я должен был понять?
— Егор Петрович, действительно, позвал меня с собой, я просто хотела спросить тебя, умного, чуткого, деликатного, как отказаться от этого предложения, чтобы как можно меньше обидеть человека. Всё-таки Егор Петрович много для меня сделал, и просто по-слать его подальше было бы не совсем порядочно. Как ты думаешь?
Я молчал. Во-первых, потому, что не знал ответа. Во-вторых, мне было стыдно. Ум-ный, чуткий, деликатный…
— Теперь это всё в прошлом,— сказала Карина. Видимо, она почувствовала моё заме-шательство и решила таким образом сгладить неловкость.— Как ты живёшь?
— У меня всё в порядке. А как твои дела?
— Ванечка пошёл на поправку, скоро его, наверно, выпишут. Доктор сказал, что это был неизвестный науке случай…
— Очень рад.
— Ты ничего не хочешь мне сказать?
— Если честно, то хочу. Но не по телефону.
— Да-да, ты прав. И какие будут предложения?
— Я знаю один скверик…
— Со скамьёй?
— Да. И с опрокинутой урной.
— Я тоже знаю этот скверик.
— Завтра?
— Да, можно с утра.
— С утра не могу, я на службе.
— Как интересно!
— Может, в половине шестого?
— Хорошее время.
— Тогда до завтра?
— До завтра.
И она положила трубку.