Глава 3. Блокпост

Начало - http://www.proza.ru/2009/12/22/480

9 июля 2012 года. Я лежал в сырой траве, которая неспешно покачивалась в медленном танце с легким ветерком. Он неторопливо гнал по небу стадо пушистых облаков, чьи бока подсветило розовым закатным цветом уплывающее за горизонт солнце. Я лежал в двух шагах асфальтированной дороги, покрытая сетью трещин, она упиралась в красно-белый шлагбаум блокпоста, что являлся своеобразной границей между Кордоном и Свалкой.

Человек издревле устанавливал границы, ему всегда надо было знать, где начало, а где - конец, от и до. В пространстве без таких вешек, мы теряемся, нас пугает подобное безграничье. Нам необходимы ориентиры, между которыми дозволено провести пусть и не прямую, но всё равно направляющую линию.

Я лежал в придорожной траве, и мне было плохо. Конечно, не так, как двум псевдопсам, которые валялись в нескольких метрах от меня. Хотя, судя по запекшимся пятнам крови, желто-зеленой слюне, что ещё стекала сквозь клыки, подёрнутой мертвенной плёнкой глазу, одному на двух псов, вывалившимся из распоротого брюха кишкам, моим противникам плохо не было. Им было всё равно. А мне хотелось жить.

По ноге огнём растекалась боль, стоило мне пошевелиться. От одного взгляда на раны, оставленные псевдопсами на моём теле, начинало мутить, неведомая сила сжимала желудок, выдавливая из него последние соки. Предательское сознание неуклонно пыталось вытолкнуть меня в убаюкивающую пустоту обморока.

Между отключками я смог вколоть пару вакцин и кое-как перебинтовать рваные раны. Повязка вышла хуже, чем у школьницы, которая первый раз попала на урок по начальной военной подготовке, но на большее сил не хватило. Даже настойчивое желание выжить пока не могло сдвинуть меня с места. Тело, словно тяжелая баржа, твёрдо село на мель. Любая попытка потревожить его сразу пресекалась либо резкой болью, которую никак не могла удушить вколотая в плечо порция кетонала, либо головокружение с приступом тошноты и очередным обмороком.

Надо полежать, предательски крутилось в голове. И я соглашался с этим.

А совсем недавно я возвращался на Кордон усталый и грязный, как шахтёр после смены, но довольный жизнью и, главное, здоровый. Рюкзак с хабаром приятной тяжестью давил на плечи. В специальных контейнерах покоились найденные на Свалке артефакты и удача – случайно добытые «Мамины бусы».

Такое везение в Зоне не бывает случайным – здесь надо быть или пахарем, которому иногда воздается за труды, или фартовым чуваком, как говорили местные бандиты, добывавшие хабар банальным гоп-стопом. Я пока не определился, что позволило мне найти столь редкие и дорогие «Мамины бусы». Да и так ли это важно? Ведь они были и мирно покоились в глубине рюкзака, сбоку которого свисала вязанка из десятка хвостов слепых псов – тоже неплохой приработок.

В общем, настроение было солнечным, как и вечер, которым я возвращался на Кордон. Северный блокпост миновал без проблем и уже собирался ускориться к заброшенной ферме, что  приткнулась на холме возле рухнувшего железнодорожного моста, как…

Без шума и привычного атакующего рыка из густых зарослей на меня кинулась псевдособака. Я краем глаза успел заметить какое-то движение, мелькнувшую тень, как в правое бедро вместе с клыками погрузилась резкая боль. Её вспышка быстро достигла мозга, раскрыла рот и выдавила из горла дикий крик.

Наверняка его услышали на блокпосту, но думал ли я тогда о военных? Точно, нет. Они были опасностью, но не настолько ощутимой, как впившаяся в ногу псевдособака. Мне повезло – я не упал. После первой атаки тварь решила немного отступить, видимо выбирая точку для следующего удара. Глазами встретился с горящими ненавистью красными огоньками на чёрной оскаленной и вымазанной кровью морде. Сомневаюсь, что мой взгляд остановил вторую атаку, но псина всё-таки замешкалась. На секунду, может чуть больше. Этого хватило, я дернул дулом «Абакана» в сторону хищника и выпустил короткую очередь между двух глаз, в которых давно исчез последний отблеск разума.

Бронебойные пули раскроили череп псевдособаки, как острый нож банку консервов. Она дернулась, помедлила и прыгнула. Укусить не смогла, но тяжелое мертвое тело ткнулось в мою окровавленную ногу, источающую зажженным камином боль, заставило вскрикнуть, неловко отступить и повалиться на спину.

И тут же из кустов, как чёрт из преисподней, выпрыгнула вторая псина. Она была меньше первой, но, что сразу почувствовала моя правая покалеченная нога, не менее одержимая жаждой убийства. Боль вспыхнула ниже колена. Мне даже показалось, что я услышал, как её клыки, легко пройдя сквозь кожу и мышцы, клацнули о кость. Боль вновь рванула вверх ракетой, и я опять заорал.

Стрелял, почти не целясь. Остатки рожка выплюнулись с грохотом в псевдособаку. Пули, легко пробили тощее тело, вырывая куски шерсти и внутренностей. Псина, не отпуская моей ноги, задергала головой. Боль заклокотала кипятком, горло сдавили спазмы – я не кричал, только хрипел и разбрызгивал слюну. Находясь на грани беспамятства, ловя остатки сознания, я ударил животное левой ногой в голову. Пинок получился несильный, скорее похожий на конвульсию, но мертвая псевдособака уже не сжимала челюсти и, потеряв опору, завалилось на бок. Вслед за ней в звенящую темноту отправился и я…    

Тень упала на моё лицо, дохнула луком…
Жив, сволочь…
Кто-то поднял мою руку, то ли пытаясь нащупать слабый пульс, то ли снять ПДА…
Пристрелить, да и дело в сторону…
Острое впилось в ногу, разливая по телу приятную легкость…
Майор шустро тебе поотрывает все выступающие части тела…
Моё тело воспарило. Качнулось и опустилось на что-то мягкое. Вновь вознеслось и закачалось на волнах. Хорошо, покойно, сонно…
Хвосты отрезай и рюкзак захвати…
Легко вверх, легко вниз, немного вправо, немного влево. Как хорошо, вот только вместо колыбельной – тяжелый, гад…

Сознание включилось водопроводным краном. Всхлипнуло, булькнуло и потекло ручейком отрывочных картинок. Зона, свалка, Кордон, пседособаки, боль… Где я? Открыл глаза, но не увидел. Темнота вокруг. Плотная и холодная, как в карцере.

Так же было в той горной пещере, выплыла картинка в памяти. Последние дни перед выпускными экзаменами, а мы, вытряхивая из головы шелуху знаний, веселой кампанией отправляемся на пикник. Горячий шашлык и холодное пиво, девичий смех, ужимки, приглашения на подвиг. Хмель сглаживал выступающие углы опасности и предостережений, и тянул нас на склон горы, в которой зияла в половину человеческого роста пасть пещеры.

Тусклый свет от фонарика китайской зажигалки выхватывал её стены, осыпающиеся мелкими комочками глины и увитые локонами корней облепихи, уютно расположившейся на склоне горы. Из пещеры тянуло прохладой и сыростью, которые смешались с запахом грядущих неприятностей. Вовка, стабильный троечник и любимчик старшеклассниц, согнувшись, протиснулся в эту земную пасть. Он пытался заманить за собой ещё кого-нибудь, но вдруг его веселое погогатывание превратилось в сдавленный вскрик и приглушённый удар. Мягкого тела о твердые камни.

Мы тащили обмякшего Вовку из чрева пещеры втроём. Только что весёлый, и вот тряпичная кукла, у которой закатываются глаза, стоит опустить её на спину. Одноклассницы звонили в «скорую», но в истерике не могли объяснить, что и где произошло.

Я пошевелился, скрипнула панцирная кровать, за ногу грубо дёрнула боль. Её бесцеремонность упорядочила бегущие картинки. Наверняка меня схватили военные и приволокли на блокпост, который я так удачно миновал. Вроде бы…

Вовку мы тогда спасли, даже в сознание привели до приезда врачей, и через три месяца он вышел из больницы. А кто вытащит меня?

И что я здесь делаю? Этот вопрос я задавал себе с первого дня прихода в Зону. Но прошёл год, а я так и не приблизился к ответу ни на шаг. Я не раз пытался нащупать ту точку, где моя дорога, причудливо вильнула, попетляла среди холмов сомнений и вывела к Чернобылью, за сотни километров от дома.

Мои изыскания походили на усилия хирурга, который пытался в горячке найти тромб в сосуде умирающего пациента. Врачебная интуиция подсказывала, что путь выбран верный, но в самый последний момент – раз! – скальпель проходил мимо.

В блужданиях по лабиринтам памяти я добрался и до студенческих лет. Но там искать было бесполезно. Ибо прошли они не без помощи родителей вполне сытно и разгульно. Не могу сказать, что к получению диплома юриста я не приложил усилий. Нет, я не вгрызался в изучаемые предметы, как отдельные сокурсники, по большей части приезжие и закоренелые отличники, но и на экзамены не ходил неподготовленным. Моя практика показывала - трое суток штурма предмета вполне достаточно, чтобы не оказаться в списке «хвостатых».

Не было за спиной несчастной любви или других серьёзных жизненных передряг, из-за которых в Зоне оказалась большая часть её обитателей. Кто-то в роли сталкеров, кто-то – бандитов.

Я плыл по жизни, как белый пароход, и наверняка бы за моим бортом тихо промелькнули бы берега успешной зрелости, а позже и обеспеченной старости. Но где-то я напоролся на риф. Сначала течь была незаметна, а когда её обнаружили – пароход уже не спасти. Даже шлюпки спустить не успели.

Подозреваю, что всё началось со статьи в Интернете, на которую я случайно наткнулся, готовясь к бракоразводному процессу. Он сулил неплохие премиальные, поэтому следовало изучить отдельные аспекты дела внимательнее.

Написал воспоминания бывший сталкер. Если такие встречаются. Это ведь как со шпионами. У них тоже нет отставников, несмотря на то, что и они доживают до пенсии.

В статье в красках описывалась борьба за выживание в Зоне, добыча артефактов, восхвалялась настоящая мужская дружба, которую можно найти только там, за Периметром. Прочитал, помечтал и вроде забыл, окунувшись в ежедневную суету. Но, видать, статья отложилась в памяти, поставила метку.

Похоже на то, будто всю жизнь слушаешь только одну радиостанцию, которая транслирует классическую музыку. И неожиданно настройка сбивается. То ли гроза повлияла, то ли очередная вспышка на солнце. И вот сквозь размеренное дыхание мелодии Бетховена вдруг прорывается залихватский рок-н-ролл.

Всего несколько мгновений, а потом всё быстро вернулось на круги своя. Но не в твоей голове. Фазы сдвинулись, привычные связи закоротило, и ты осознал: услышанное тебе понравилось и уже ловишь себя на том, что крутишь ручку настройки.

Авантюристом я не был, даже в школе перед дракой пытался разрешить всё мирным путём, а не бросался без оглядки на противника с кулаками.

Однажды наш класс «А» на пустыре за школой решил выяснить отношения с параллельным «Б». Драки не случилось – учителя и директор подоспели вовремя, зато было много разбирательств, слёз и выпоротых задниц. Наш классный руководитель тогда спросил у меня:

- Витя, почему ты не пошёл со всеми?

- Мама мне купила новые брюки, не хотел их испачкать или порвать.

Не оставляло рациональное мышление меня и сейчас. Так что вторым вопросом, который я задавал себе в Зоне, был: «Почему я до сих пор здесь?»

Романтики я хлебнул за год с избытком, погулял со смертью под ручку, в глаза её бездонные заглянул, но на Большую землю так и не сбежал.

И ведь из Витьки Аномалии получился не самый плохой сталкер. У меня появилось, как это называл мой наставник Волк, сталкерское чутьё. Хотя, судя по нынешнему положению, оно тоже давало сбои.

В двери заскрежетал ключ, она со стоном распахнулась, и в комнату пролился тусклый желтоватый, будто скисший апельсиновый сок, свет. Только теперь я понял, в какой кромешной тьме находился.

- Выходь, - послышалось из коридора.

Я попытался приподняться, но головокружение обрушилось снежной лавиной и опрокинуло на кровать. Проснулась боль в ноге и впилась в неё с жадностью голодного волка. Я застонал.

- А ну-ка, мальцы, выньте его из апартаментов, - распорядились в коридоре.

Возле двери затопали. Свет померк, когда в камеру ввалились двое военных.

- Куда его? – спросил один из них.

- К майору тащите.

Моё желание и состояние их не волновало. Они подхватили меня под руки, грубо стащили с кровати и поволокли по коридору. Ощущение, что меня выбросили в космос. Перед глазами кружились в безумной вальсе звёздочки, тошнота подкатывал к горлу, а ноги болтались в воздухе, иногда цепляясь за пороги.

Меня втащили в комнату, которая тонула в полумраке, и бросили на табурет. Дёрнувшаяся в ноге боль вскинулась вверх, ударила в голову и прояснила сознание.

За небольшим столом сидел военный в обычном мундире, но без погон. Даже нашивок никаких не было. Он откинулся на спинку стула, и его лицо скрылось в тени. Настольная лампа - единственный источник света в комнате, казалось, согнулась в поклоне и рассматривала белый чистый лист бумаги и зелёную ручку.

Я пытался рассмотреть майора, он же внимательно изучал меня. А потом резко наклонился и вошёл в круг света. Я вздрогнул и отшатнулся. Закрыл и открыл глаза – ничего не изменилось.

- Да, - качнул лысоватой головой майор, - сходство с Лаврентием Павловичем [1] мне и самому не нравится. Но в работе помогает, поэтому я смирился.

Военный снял очки в круглой оправе, как у Джона Леннона, и стал протирать стёкла. Водрузив их на нос, майор тем же платком промокнул лоб.

- Имя! Фамилия! Отчество! – неожиданно рявкнул военный, словно трижды выстрелил. Я подскочил и едва не свалился с табурета. – Извините, всё не могу привыкнуть к тому, где нахожусь. Но, знаете ли, формальности.

Я сглотнул горькую слюну. Неожиданные, без перехода смены образа майора пугали больше, чем встреча с кровососом. К тому же я не мог определить, когда мне военного больше бояться: когда он орёт, а его лицо наливается кровью, или говорит ласково, а глазки за стеклами очков поблёскивают, будто две маслины.

- Тень, - кашлянул я. Язык плохо слушался и цеплялся, как репейник за зубы. Майор удивленно приподнял левую бровь, но аккуратным почерком старательно занёс в протокол.

- Тень так Тень, - сказал он. – Честно говоря, меня фамилия не волнует. Наверняка в Зоне её никто и не знает. Цель нахождения на режимной территории?

- Сталкер.

- Давно?

- Около года.

- На приличный срок тянет. И там, и здесь. Значит, с тобой можно говорить о деле.

- О каком?

- Малый ты на вид не дурак, поэтому не будем томить друг друга, - майор сделал паузу. Наклонился, достал из ящика стола бутылку минералки и протянул мне. Непослушными пальцами я кое-как скрутил пробку, разбрызгал часть воды на себя и припал к горлышку.

Давно ничего столь вкусного я не пробовал. В пересохшее горло вливалась не вода, а божественный нектар от богов Олимпа. На глазах выступили слёзы, часть воды струйкой стекала по подбородку на шею. Майор тем временем продолжал:

- Мне в Зоне нужны свои люди. Глаза и уши, изредка – ноги и руки. Для мелких поручений.

Я икнул и поставил пустую бутылку на стол. Ветер рукавом комбинезона лицо.

- А если я не соглашусь.

- Интересно, сколько сталкер Тень проживёт в Зоне, когда по ней пойдёт слух, что он спутался с военными?

- Недолго, - я расслабил ворот комбинезона, который вдруг стал тесным. Будто на шею накинули удавку и начали медленно её затягивать.

- И я так думаю, - кивнул майор и улыбнулся. – Конечно, я мог бы дать тебе время подумать, но разве это что-нибудь изменит?

Возражать было глупо. Всё равно, что оспаривать результаты шахматной партии, в которой тебе поставили мат через три хода после её начала. Я застонал и закрыл глаза – единственная уловка, что позволяла потянуть немного время. Не знаю зачем, но почувствовал – сейчас в этом моё спасение. Отсрочить неизбежное хоть на пять минут. Как выкурить сигарету перед расстрелом.

- Больно? – в голосе майора проступило сочувствие палача. – Так мы сейчас тебя подлечим. Бумаги заполним, подпишем и укольчик поставим.

Я смотрел на военного и постепенно осознал, что он незримо изменился. Как будто с него смыли все краски. Черно-белый человек в таком же мире. Когда он успел преобразиться, я не заметил.

«Может, это предвестник обморока? Я в него падаю, но время замедлилось и решило показать мне этот неуловимый переход?» - проплыли в голове, как корабли в тумане, мысли. Но сознание я не потерял. Всё так же сидел перед столом и пялился на майора, который с не меньшим удивлением смотрел на меня.

И мы заговорили. Словно марионетки, которых дергают только за язык и нижнюю челюсть.   
- Кстати, ваше начальство знает?
- А зачем ему… Когда уже всё равно?
- Нет, ещё не все равно.
- А мне уже.
- Трагично как-то звучит…
- Угу. Образ у меня сегодня такой.
- Вас сегодня просто заносит на аллегориях… или аллигориях… правильное – подчеркнуть.
- Да бросьте! Не видали вы заносов.
- Пугающе.
- Не так я и страшен, как может показаться…
- Так речь и не о вас… а о заносах.
- Тем более. Не так страшен занос, как, к примеру, понос.
- Занос с поносом - это жесть.
- Зато дело обыденное.
- Почти лозунг в столовой интерната для глухонемых: «Когда я ем, я как всегда».
- Смотря, что ем… Перец чили и не таким языки развязывал.
- Вывалившийся язык не всегда что-то означает.
- Особенно, если это испанский галстук…
- Здесь, как раз, наоборот, - имеет значение. Хотя и в прошедшем времени.
- А в прошедшем времени уже мало, что имеет значение…
- Если только для будущей жизни. Хотя, опять же, смотря для кого.
- Вот думаю, вид испанского галстука и мог бы развязать язык глухонемому.
- Не… прошлое есть прошлое… Оно просто есть… И ему пофиг имеет оно для кого-то значение или нет. Его уже не изменишь.
- Изменив отношение к прошлому, можно преобразить будущее, не говоря о настоящем.
- Так прошлое от этого все равно не изменится. И ему пофиг под каким углом вы его будете рассматривать.
- Так и нам пофиг, что оно там о себе думает, прошлое это.
- Что-то вы сегодня философски настроены.
- Так надуло с крыши. А прошлое, кстати, нам дульки показывает и радуется.
- И как-то идиотски при этом выглядит. Радостное и с дульками.
- Угу. Это ведь в одну реку два раза не войдешь, а в дерьмо, пожалуйста.
- Единственное утешение: в дерьмовую реку тоже не войдешь дважды.
- В такую реку только туда… а  назад хода нет.
- Не, то дерьмовое болото.

Тихий хлопок, будто в соседней комнате лопнула лампочка. Из головы, как вилку из розетки, выдернули ледяные щупальца, что червями ползали в мозгах. И сразу вернулся цвет. Майор обмяк, но через мгновение его взгляд стал осмысленным.

- Контролёр подорвался на растяжке! - донеслось из коридора.

Глухо забормотал пулемёт на вышке. Хлопки гранат, как жидкие аплодисменты, старческий кашель автоматов.

- Кровососы! – закричали за дверью комнаты, в которой мы сидели с майором. – Прорвались на КПП! – По бетонному полу гулко затопали коваными сапогами.

Майор тряхнул головой, резво вскочил, выхватил из-под стола «Абакан» и выбежал из комнаты.

Я не знал, что делать. Боль вновь стала вгрызаться в ногу и парализовала мой разум. Она выворачивала вены, дергала за нервы и огоньком зажигалки подсмаливала кожу на ноге. Когда это стало невыносимо терпеть, я встал с табуретки и, прихрамывая, доковылял до шкафа в углу комнаты. По пути отметил, что рядом валяется мой рюкзак.

Слизывая с прокушенной губы кровь, открыл дверцу и сразу наткнулся на армейскую аптечку. Укол промедола через штанину и ощущение, что я сбросил боль подобно балласту…

Я воспарил к небесам. Головой пробил пуховую перину облаков…
Крылья-руки ловят ветер. Солнце заливает всё вокруг золотом…
Полёт…
Я - воздушный змей. Но нить натягивается и дергает за ногу, я срываюсь в пике…
Всё быстрее и быстрее. За спиной хлопки сломанных крыльев. Так падают ангелы, покидая небеса…
Я проваливаюсь сквозь серую пелену облаков…

В коридоре раздался крик, короткая автоматная очередь, сильный удар. Что-то падает на пол, словно мешок картошки. Прямо за дверью шлёпающие шаги, сопение.

Я вжался в спинку стула и перестал дышать. Ногти впились в левую ладонь, на которой выступили капельки крови. В голове туман, будто я оказался ранним утром на болоте. Он никак не хочет рассеиваться.

Шлепающие шаги начали удаляться, и вскоре всё стихло. Только после этого я заметил, что в окно просачивается предрассветная серость. Я потянулся и выключил лампу, сгрёб со стола оставленный майором листок. Тихо свернул его в несколько раз и спрятал в карман комбинезона.

«Сколько я был в отключке? Что делать? - вопросы выскочили, как две тарелочки в стрелковом тире. – Бежать, бежать».

Подкрадывавшаяся паника была жестоко изгнана, и я методично обыскал стол, в котором ничего интересного не оказалось. Зато содержимое шкафа – аптечки, несколько магазинов от автомата и антирадов – перекочевало в мой рюкзак. Я его с трудом, морщась от боли в ноге, пристроил на спину.

Сейф оказался закрытым. Я добрёл до двери и стал прислушиваться. Тишина. Мёртвая. Только в висках гулким эхом отдаётся стук сердца. Бинты на ноге пропитались кровью, и появилось острое желание вернуться к стулу и сделать перевязку. Но я толкнул дверь и почти вывалился в коридор, ухватившись за косяк.

В желтоватом свете, который лился от мерцающих лампочек, я увидел труп военного. Он лежал лицом вниз в неестественной позе со свернутой на бок головой. На стене подсыхала кровавая аэрография.

Меня замутило, но я сдержался, заставляя себя смотреть на валявшийся рядом с трупом «Абакан», заляпанный бурыми пятнами. Подобрав автомат и заменив магазин, я осторожно двинулся дальше.

Казалось, весь блокпост пропитался ржавым запахом крови и ледяным дыханием страха. Мои зубы постукивали подобно метроному. Перед глазами проплывали обрывки серых облаков.

За углом в луже вонючей жидкости валялся кровосос. Его голова была разорвана автоматной очередью. Дальше – труп военного. Ещё один. Опять кровосос. И здесь меня накрыло, как пляж волной…

Впереди расплывчатые силуэты, качаются, словно японские фонарики на ветру…
Щелчки затворов, подобно приветам из жестокой реальности. Но силуэты приближаются. Или я плыву к ним навстречу? 
Смотри, как его мотает. Зомби что ли?
Откуда? Может шмальнуть разок…
Погоди, это же Тень. Эй, Тень… ень… нь… Гитарной струной лопнуло в голове, со свистом хлестнуло по оголённым мыслям. Больно…
Силуэты приближаются, словно деревья, тянут корявые ветви к лицу. Бежать…
…мать, юркий какой. В бубен ему, а потом на базу снёсем…
Взрыв сверхновой выбрасывает меня в беспредельный космос, в котором тело парит подобно осколку погибшей планеты…
Тяжелый, сволочь…

Открыв глаза, я увидел склонившегося надо мной Волка. Удивление и радость отражались на его лице. Моей же первой мыслью стала благодарность Зоне. И за то, что выручила, и за то, что не убила, спасая.


Бишкек, 1 июня 2009 года – 30 января 2010 года.


--------------------------------------------------------
1 – Берия, нарком внутренних дел СССР.