Стол без компьютера

Стол без компьютера
(рассказ)

Этот стол без компьютера в заводской бухгалтерии сразу бросился мне в глаза. На всех остальных стояли компьютеры, где и два, а здесь только пылились папки и бумаги. Я обратил внимание, что столы остались старые, ещё с тех времён, хотя в помещении сделан евроремонт.
И много знакомых лиц встретил я здесь, молодые девушки, тогда только начинавшие работать, превратились в пожилых женщин, но многих из них я узнал. Если не считать компьютеров, то в остальном всё осталось по прежнему. Кто работал, кто пил кофе, кто говорил по телефону (мобильному), кто вышел покурить…
А этот стол был свободный, за ним никто не сидел. И я вспомнил, что это стол Фёдора Николаевича, после его ухода, никто не стал его занимать. И мне захотелось рассказать вам эту историю, произошедшую в большом дружном бухгалтерском коллективе в семидесятых годах двадцатого века.

***
Большой завод, и бухгалтерия тоже немалая, человек пятнадцать. Кто-то начисляет зарплату, кто-то составляет балансы, кто-то готовит различные отчёты... О теперешней компьютеризации, тогда только мечтали. Заводские программисты только начинали делать для недавно приобретённой ЭВМ Минск-32 программу по начислению зарплаты, а пока всё приходилось делать вручную, точнее, с помощью электрического калькулятора под названием «Искра», который работал от розетки. И то, он казался чудом техники, старые бухгалтера помнили ещё механический арифмометр Феликс («железный Феликс») и конторские счёты…
Мне тогда казалось, что когда произойдёт настоящая автоматизация конторского труда, появятся настольные компьютеры, о которых мы, жители СССР, знали только из книг, то и не надо будет столько бухгалтеров, достаточно будет двух человек… Но, побывав недавно в той же бухгалтерии, по прошествии трёх десятков лет, я удивился, что народу меньше не стало, совсем наоборот...
И так, дружный коллектив. Собственно, тогда все коллективы были дружные. Равенство – отличная вещь! Зарплата у всех почти одинаковая. Не совсем, конечно, у Василия Васильевича, главбуха, к примеру, 250 рублей, а у Вали, молодой работницы, только окончившей техникум, 110. Но по нынешним временам, двукратная разница не в счёт. Сейчас она может быть и десятикратной. В колхозе, на овощной базе, и на Ленинском субботнике работали все, не считаясь с чинами. И в праздничные, вернее предпраздничные, дни все дружно садились за импровизированный праздничный стол тут же в бухгалтерии. Делали складчину и молодых посылали в магазин за выпивкой, а кто постарше раскладывали салаты, принесённые из дома. И, приняв по рюмке-другой, дружно затягивали песню, тоже не считаясь с должностями. Пел Василий Василич, пели бухгалтерши средних лет, улыбались, но подпевали молодые девчонки, молодёжь тогда не шибко жаловала «деревенские» песни…
Вы не подумайте, что там была какая-то идиллия. Нет, это были нормальные люди. Лёня, например, любил выпить. Порой, когда его не было в послепраздничный день, и за него приходилось работать другим, много нелестных слов можно было услышать в его адрес. Да и бухгалтера-то почти сплошь женщины, как же без склок… В общем, обычный коллектив.
Но один человек явно смотрелся в нём инородным телом, даже не смотрелся, а был им.
Фёдор Николаевич казался стариком, хотя, как я сейчас понимаю, полвека это не старость. Но он выглядел гораздо старше. Всегда в аккуратно отглаженном, хотя и старом, костюме, белой рубашке и при галстуке. Всегда чисто выбрит, с коротко постриженными усами. Он был на редкость старомодным, будто из 40-50 годов. Он говорил: «я служу бухгалтером», хотя уже лет двадцать, а то и тридцать, все говорили «я работаю». Придя на службу, он надевал нарукавники, которые носили счетоводы при царе Горохе, чтобы подольше сохранить свой старый пиджак. Как работник он был незаменим, в своём деле он понимал больше всех, даже Василия Васильича, который часто консультировался у старого служаки. И когда кто-то просил у него помощи, а это бывало часто, Фёдор Николаевич помогал всегда, хотя порой и не удерживался от намёка, мол, разве вас этому не учили в институте, или техникуме?
Он почти никогда не бывал на больничном, не выпивал. Никогда не отказывался от поручений, не ставил вопрос о повышении своей небольшой зарплаты, хотя Василий Васильич старался всегда дать ему премию побольше. Он был со всеми вежлив, даже тех, кому по возрасту годился в отцы, называл на вы…
Но его не любили, в дружном коллективе он был одинок. И сам Фёдор Николаевич был в этом виноват. Он никогда не поддерживал разговоров, не связанных непосредственно с работой. В коллективе, где он работал не одно десятилетие, никто ничего не знал о его личной жизни, женат он, или холост, есть ли у него дети и прочее. Многие одинокие женщины средних лет смотрели на него с интересом, но ему они интересны не были. Когда дружный коллектив садился за праздничный стол, у Фёдора Николаевича тут же находилась причина уйти. Впрочем, никто и не настаивал, так как понимали, что, останься Фёдор Николаевич, праздника не получится. Не выпьешь лишней рюмки, не расскажешь анекдота, про политику, и, тем более, про женщин…А главное, не позволишь себе ничего лишнего в общении с противоположным полом, что любил Лёня, да и сам Василий Васильич был не прочь. В конце концов, на то и праздник!
А Фёдор Николаевич был ко всем очень строг. Он никому ничего не говорил, но всем своим видом давал понять, что в рабочее время надо работать, а не отвлекаться, что одеваться на службе надо скромно (особенно молодым женщинам и девушкам в миниюбках), и много ещё чего… Это у него хорошо получалось, скорчить соответствующую физиономию, когда молодая бухгалтерша долго разговаривала по телефону с очередным кавалером, или рассказывала подругам о вчерашнем свидании.
В общем, некомпанейский человек, не наш человек. По причине своей «ненашести» он и не продвинулся по службе, хотя по своему уровню давно бы уже мог быть главбухом. Но какому директору хочется иметь такого главбуха, при котором рюмки не выпьешь и слова лишнего не скажешь? И, когда недавно освободилась эта должность, то предложили её не Фёдору Николаевичу, а Васе, которому было под тридцать. Вася был свой парень, который и за столом хорошо смотрелся, и обладал человеческими слабостями, присущими большинству молодых мужчин, да к тому же был недавно принят в партию, в отличие от беспартийного Фёдора Николаевича. Но Вася был умным человеком. Он сразу всем дал понять, что Фёдор Николаевич теперь не просто бухгалтер, а его неофициальный заместитель. У самого Василия Васильича был теперь свой отдельный кабинет, а Фёдор Николаевич сидел вместе со всеми и бдил. Когда он был на рабочем месте, а он был там почти всегда, то всем остальным ничего не оставалось, как работать. И даже, когда Василий Васильич уходил в отпуск, или уезжал в командировку, и его замещал Фёдор Николаевич, тот не переходил в начальнический кабинет, а оставался в общем помещении, и никому не давал расслабиться.
Но ведь у каждого человека есть какая-то слабость, просто не все это показывают. Была слабость и у старого бухгалтера. Он был страстный игрок. Нет, он не играл в карты, не проигрывал жалование, и, тем более, казённые деньги, но он регулярно и в больших количествах покупал лотерейные билеты. И когда их «добровольно» распространяли на службе, и когда давали в магазине на сдачу, и просто так. И даже не скрывал свою страсть от окружающих, хотя и следовало.
Купив билеты очередной лотереи, он аккуратно выписывал номера билетов и их серии на листочке бумаги, и, дождавшись, пока чернила подсохнут, устраивал эту бумажку под стеклом на своём рабочем столе, а сами билеты хранил дома. И в день, когда публиковалась таблица розыгрыша, он в обед брал газету и садился проверять. Понятно, что в силу своего характера, он никому ничего не говорил, но все знали, что крупных выигрышей у него не бывало. Но, глядя, как он проверял номера, было ясно, что мечта о крупном выигрыше владела его сердцем. Зачем были нужны шальные деньги пожилому одинокому человеку (все были уверены, что он одинок), никто не знал. Может, и характер его сложился по причине небольшой зарплаты. Действительно, парадокс. По долгу службы он ворочал миллионами, а получал в среднем меньше двухсот рублей в месяц.
В тот злополучный день Василий Васильич должен был с годовым отчётом по персоналу ехать в штатный отдел финуправления облисполкома. Вообще, ничего сложного в сдаче отчёта не предполагалось, он был подготовлен на славу, много раз выверен и выправлен, ведь руководил этой работой Фёдор Николаевич. Но в последний момент главбух подумал, что на всякий случай лучше взять с собой своего заместителя, вдруг по ходу приёмки возникнут какие-нибудь вопросы. Тот стал было отказываться, мол, и так работы много, но, во-первых, слово начальника – это слово начальника, а, во-вторых, это предложение было довольно лестным, нечасто приходилось бывать в «сером доме», как в просторечье называли облисполком, простому человеку. В общем, покочевряжившись для порядку, старый служака собрался, и на казённой машине (директорской «Волге»!) с начальником поехал в присутственное место. Поехали они часов в одиннадцать утра, надеясь успеть до обеда, но замешкались. Приехали за десять минут до перерыва, и начальник отдела велел им зайти после обеда.
Ничего страшного, они сходили в столовую, закрытую для простых смертных, где по ценам обычной рабочей столовки кормили, как в хорошем ресторане, не торопясь, покушали, посидели. Потом сдали отчёт без сучка и без задоринки, и когда вернулись к себе в бухгалтерию, было уже полтретьего. Фёдор Николаевич был в приподнятом настроении, он купил в киоске газету с выигрышной таблицей, и предвкушал, как сейчас будет проверять...
Если бы он мог знать, что произошло, пока его не было! Но он этого знать не мог. А произошло вот что.
Маша и Люся, две подружки, студентки, проходящие в заводской бухгалтерии производственную практику, возвращались с обеда. До конца перерыва было ещё минут пятнадцать, можно было бы прогуляться по улице, но холодно. Пойти в курилку, но они уже после обеда выкурили по импортной сигарете, и делать было нечего. Решили просто посидеть и поболтать. Но на глаза им попалась газета, лежащая на столе. Видно курьер принёс. Люся сразу увидела, что в газете лотерейная таблица.
- А давай, проверим, что этот старый хрыч выиграл, - предложила Маша.
Делать всё равно было нечего, и девушки подошли к столу старого бухгалтера, где под стеклом лежала бумажка с номерами и сериями купленных билетов, и стали проверять. Из пятнадцати билетов один выиграл рубль, и один пять рублей.
- Опять «Волгу» не выиграл, – ехидно сказала Люся, - и куда ему старому столько денег?
- Да, - сказала Маши, - опять Николаичу не повезло.
И тут её осенила мысль:
- А давай его разыграем!
- Как?
- Очень просто, припишем ему номер билета, который выиграл «Волгу». Вот смеху будет!
А, надо сказать, что Маша была мастерицей на разные выдумки. Если бы она свою энергию пустила на работу, то цены бы ей не было. Но бухгалтерское дело её не сильно занимало. Она в фининститут пошла не потому, что ей это было интересно, а потому, что так решил папа, начальник одного из областных управлений. Он сказал, что бухгалтерская профессия самая женская. Он же и пристроил её с подружкой сюда на практику, в надежде, что она тут приживётся и останется работать. Как дочку большого начальника её не шибко загружали, Василий Васильевич потакал во всём. Но Фёдор Николаевич не делал разницы между ней и прочими молодыми сотрудницами, и ей порой доставалось. За опоздания, за плохое знание бухгалтерской премудрости, за внешний вид, за личные разговоры по служебному телефону в служебное время... И, надо сказать, что неприязнь эта была взаимна. Фёдор Николаевич узнал бы о себе много, если бы послушал, что Маша о нём говорит женщинам бухгалтерии, когда его нет...
А с Машей связываться было опасно. После октябрьских праздников, она зло и остроумно подшутила над Лёней. Это был добрый малый, тридцати лет, разведённый и алиментщик. И выпить, как уже говорилось, не дурак. За что его невзлюбила Маша, сказать трудно. Может, за то, что во время застолья, когда все уже были навеселе, попробовал приударить за ней. А, может, и за то, что не проявил в этом деле настойчивости? Она для порядку его отшила, а он больше и не рискнул. Но ей почему-то очень захотелось Лёне насолить. Случай подвернулся быстро. Когда в первый послепраздничный день тот по обыкновению опоздал на службу, в бухгалтерии зазвонил телефон.
Мужской голос позвал Василия Васильевича и, представившись младшим лейтенантом милиции Сидорчуком, начальником смены медвытрезвителя, сказал:
- Ваш сотрудник Леонид Петров вчера был доставлен к нам. Через час я буду сдавать смену, и информация о нём будет направлена к вам на завод...
У Василия Васильевича отвисла челюсть, сердце сильно забилось. Он, пока не стал начальником, и сам был не прочь составить компанию Лёне, и по-мужски был с ним солидарен, но теперь, будучи на руководящей должности, смотрел на это совсем с другой стороны. Он представил себе, какие неприятности будут у него лично, у бухгалтерии, у завода, как это скажется на показателях социалистического соревнования... И он, пытаясь взять себя в руки, спросил:
- А можно ли что-нибудь сделать, чтобы не...
Он не успел закончить фразу, как милиционер сказал:
- Пусть кто-нибудь срочно приедет к нам, и привезёт двадцать пять рублей, и заберёт Петрова. Надо успеть до пересменки.
Василий Васильевич побежал в вычислительный центр завода, нашёл наладчика ЭВМ Гришу, закадычного друга и собутыльника Лёни. Тот понял с полуслова, взял у главбуха четвертной (хорошо оказалась с собой, деньги, по тем временам немалые!), отпросился у своего начальника и поехал на такси на другой конец города в предместье Колхозное, в самый дальний вытрезвитель. Деньги на такси тоже дал главбух. Вернулся он через два часа злой, как чёрт. Никакого младшего лейтенанта Сидорчука там не оказалось, как и Лёни.
У входа в заводоуправление он столкнулся с самим Лёней, который с большого бодуна, хоть и с опозданием, но шёл на службу. Он мало, что понял из сбивчивого рассказа друга, в котором каждое второе слово было матерным. В бухгалтерию они зашли вместе, ругаясь на ходу, и  Василий Васильевич ничуть не сомневался, что Гриша Лёню привёз из вытрезвителя. Как друзья ни пытались убедить главбуха, что произошла ошибка, тот не поверил. И даже возвращённые деньги не помогли. Хоть Василий Васильевич никому ничего не сказал, но, почему-то вся бухгалтерия судачила о том, что Лёня переночевал в вытрезвителе. А, поскольку коллектив был в основном женский, то это вышло за пределы бухгалтерии, и Василий Васильевич имел неприятный разговор с директором завода и парторгом. И даже, Фёдор Николаевич, хоть и никогда не участвовал в пересудах, но и он своим видом показывал бедному Лёне, что это позорно, пользоваться услугами вытрезвителя...
И только Люся знала, что это Машины проделки. Впрочем, и она к этому была причастна. Ведь это её ухажёр звонил главбуху.
Так что, для Маши ни составило особого труда придумать шутку с билетами. Она быстро нашла в таблице номер и серию билета, выигравшего автомобиль, и Люся аккуратно, подделывая почерк старого бухгалтера, приписывала эти номера в бумажку из-под стекла на его столе. Аккуратно промокнув чернила, и ещё немного для гарантии подсушив бумагу, девушки положили её обратно под стекло, и с самым невинным видом стали готовиться к работе, с интересом ожидая развития событий.
Одному Богу известно, чего им стоило полуторачасовое ожидания Фёдора Николаевича, но они дождались.
А он зашёл в бухгалтерию в приподнятом настроении, сел за свой стол, и, взяв газету, стал проверять номера своих билетов. Надо отдать ему должное, это был выдержанный человек, и, найдя крупный выигрыш, он не подал виду. На вопросы сослуживцев, о том, как лотерейные дела, ответил уклончиво. Посидел немного, достал калькулятор, какие-то ведомости, начал, было, работать. Потом опять открыл газету, опять проверил номера. Встал из-за стола, прошёлся по бухгалтерии, вышел в коридор. Прошёлся по коридору, вернулся. Начал работать, но опять отложил свой труд. Пошёл, было к начальнику отпроситься пораньше домой, но Маша попросила:
- Фёдор Николаевич, а вы можете показать, как умножать на счётах? Вы вчера обещали.
Вчера он проверял её расчёты и нашёл ошибку. Девушка пыталась эту ошибку списать на неисправный калькулятор, но не удалось. И Фёдор Николаевич сказал вроде того, что, мол, вам молодым все условия созданы. Мол, на калькуляторе и идиот подсчитает, а мы в ваши годы на счётах работали, и то не ошибались. Она сказала, что на счётах можно только складывать, на что он ответил, что можно всё, и умножать, и делить... Дело было в конце рабочего дня, и разговор закончился. Он, конечно, был готов и задержаться, чтобы показать, как работать на счётах, но она торопилась. И вдруг сейчас вспомнила.
И Фёдор Николаевич был вынужден показывать, как на счётах делается умножение, как деление, подробно объяснять, хотя вряд ли молодые подруги что поняли. Они специально ведь затеяли этот разговор для издевательства, в гробу они эти счёты видали!
Потом они, опять прикинувшись паиньками, затеяли разговор о балансе, об активе и пассиве, почему они должны сходиться, в общем, о важных материях. А, надо сказать прямо, не каждый бухгалтер может объяснить, что такое баланс. И опять Фёдор Николаевич, взяв волю в кулак, объяснял молодёжи основы бухгалтерской науки. Он так увлёкся, что его стали слушать все, кто был рядом. Сам Василий Васильевич вышел из своего кабинета и принял участие в разговоре. Он даже предложил организовать учёбу для молодых сотрудников, на что Фёдор Николаевич с удовольствием согласился...
Отпроситься пораньше как-то не получилось, потом нашлись срочные дела, и домой он поехал как все, в полшестого вечера. Был январский вечер, дни стояли по-зимнему короткие, и уже темнело. Старый бухгалтер сел на троллейбус и поехал в дальний микрорайон, где жил.
Это был его последний рабочий день. Последний в жизни, потому что жить ему оставалось недолго.
Когда на следующий день Фёдор Николаевич не явился на службу, Василий Васильевич забеспокоился. Нельзя сказать, что старый бухгалтер вообще никогда не болел, но это случалось крайне редко, последний раз лет пять назад, когда Вася ещё не был начальником. Он хотел позвонить Фёдору Николаевичу домой, узнать, в чём дело, но оказалось, что номера его домашнего телефона ни у кого нет. В отделе кадров дали только адрес, сказав, что домашнего телефона старик не имеет. Василий Васильевич для порядка позвонил в городскую справочную, но ему подтвердили, что по указанному адресу телефон не значится. Он хотел послать кого-нибудь из сотрудников съездить к Фёдору Николаевичу домой, но у всех были срочные дела, а практикантки отказались наотрез, мол, это в их служебные обязанности не входит. Тут главбуха срочно вызвал директор, потом позвонили из главка, в общем, он закрутился и так закончился рабочий день...
Когда же и на следующее утро старый бухгалтер опять не явился, Василий Васильевич, с плохим предчувствием, вызвал Лёню, и, дав ему десятку, велел чего-нибудь купить и съездить проведать Фёдора Николаевича. Лёня сразу согласился. Он предложил заехать после работы, поскольку жил неподалёку, но начальник сказал:
- Поезжай сейчас, боюсь, что что-то случилось. Он должен был позвонить.
Лёня купил яблок, конфет, что ему подсказала его холостяцкая фантазия, и поехал. Когда часа через два он вернулся, Василий Васильевич сразу понял, что случилось неладное.
- Фёдор Николаевич умер... позавчера ночью... инфаркт... жена в больнице...
Из сбивчивого рассказа Лёни, трудно что-либо было понять. Квартира закрыта, сведения получены от соседки-пенсионерки. Жена бухгалтера в больнице тоже с сердечным приступом. Оказывается, у него есть жена, уже двадцать лет парализованная...
Всё это Лёня рассказал и всему коллективу. Он очень близко к сердцу принял эту беду. Они с Гришей помянули Фёдора Николаевича техническим спиртом с ЭВМ, закусили яблоками, которые были куплены утром. И главбух, первый раз, ничего не сказал на это.
Через два дня состоялись похороны с поминками, дружный коллектив завода всё организовал. Коллеги узнали много нового о своём умершем товарище. Оказывается, он в сорок первом, в составе народного ополчения защищал Москву, в армию его не взяли по здоровью. Когда в автокатастрофе погиб единственный сын, жену парализовало, и он двадцать лет за ней ухаживал. И умер от инфаркта, немного не дожив до своего пятидесятилетия. Все думали, что он гораздо старше. Двоюродная сестра покойного сказала, что деньги ему были нужны на лечение жены, он надеялся поднять её на ноги...
Жена-инвалид, впрочем, ненадолго пережила мужа. Через месяц её тоже хоронили, и опять помогал завод...
О том, как это всё произошло, Василий Васильевич узнал примерно через месяц. Как говорится, женщины тоже умеют хранить тайны, но сообща. Главбух вызвал подруг-практиканток и потребовал всё рассказать, как было. Они поначалу пытались отпираться, но потом Люся расплакалась и всё выложила.
Что они хотели только подшутить, что ничего плохого не желали, что они не знали, что у Фёдора Николаевича больное сердце. Он же никогда не жаловался на здоровье... И шутка над Лёней тоже вышла наружу.
Василий Васильевич, человек, в общем-то, уравновешенный, был в гневе. Работать теперь ему было крайне тяжело. Оказалось, что всё держалось на покойном Фёдоре Николаевиче, без него бедный Вася не справлялся. И всё из-за этих пигалиц. К слову сказать, после смерти Фёдора Николаевича, он недолго продержался на руководящей должности, и скоро стал опять простым бухгалтером Васей... Так, что не только Фёдора Николаевича ему было жалко, но и себя...
И, не придумав ничего лучше, он сказал:
- Да идите вы ... к чёртовой матери!
Хотелось выразиться покрепче, но не позволяло воспитание... 

***
Вот, что припомнил я, глядя на единственный стол без компьютера. Под бумагами виднелись старые конторские счёты.