Вата

Ира  жила, как все. В ритме Москвы,  в чувствах своих 24 лет,  со своими мыслями-пчелками, со своими проблемами-паучками. Иногда читала модные журналы, смотрела попсовые фильмы, имела в голове  пару словечек аля  эллочка-людоедочка  и вообще не выбивалась из ритмов, строк, устьев большой реки. Рядом   плыли подобные же крупиночки девочки-мальчики, женщины-мужчины, бабушки-старики. Приятными  заводями были привычки ночных разговоров с подругой Верой, которые начались еще лет 10 назад, в период косичек и первых поцелуев. Время, конечно,  обтесывало их по верхам. Вера стала карьеристкой и роковой женщиной. Ира - девушкой типа  «милых». Менялись прически, слова, выражения, привычки, но оставались  подруги  неразлучно.
Ира жила как все не всегда.  Когда она еще не знала Веры, когда не носила длинных косичек, а была круглым и мягким существом с легким пушком вместо копны  волос на голове,  тогда она жила странно. Маленьким детям полагается плакать, маленьким детям полагается  капризничать, расти,  удивлять родственников инстинктивными хватательными выпадами в сторону их носов, ушей и волос. Бабушка Иры, видимо, этого не знала. Она вообще была глупа -  про электричество и газ  не желала говорить и  надолго поссорилась с мамой Иры  из-за того, что та отправилась в город «за непонятно какими благами». Бабушке на руки попал младенец-  и бабушка воспитывала его до пяти лет в странной жизни и плыла с ним по странной реке. Ах да, бабушка была ведьмой.  Умела превращаться в кошку и варить снадобья из листьев диких растений, она заговаривала дождь и по весне  помогала распаляться солнцу.
Обо всем этом, конечно, Ира не помнила. Единственный образ,  касаемый  этого раннего странного детства,  другой реки, был заключен в ощущении тепла живого тела где-то под боком, и блестящих светящихся глаз кошки в ночной темноте.
Именно с этого образа началось качанье реальности.  Как первый толчок землетрясенья, пришло первое сновиденье- кошка. Она  висела в  бесконечной  белой пустоте и шла сквозь нее уверенно и невозмутимо. Черный элегантный зверь  в  один прыжок разрезал  пространство, на миг  ,на кратчайший миг задержавшись на середине пути, что бы взглядом пригвоздить Ирино самосознание.
На следующий день все казалось немного необычным- и простыни, и воздух и кружка с синими узорами. Ире показалось, что чайник никогда не звучал так.. Требовательно, а погода на улице никогда не пробирала так глубоко. Был туман. Долго не подходил автобус. Люди двигались медленно. Девушки были одеты броско. Усталые глаза женщин накрашены слишком ярко,
Целый день цвета играли в странную игру- выдавали свои пороки. К середине дня от этого неслышимого крика Ира безумно устала. Она не могла спокойно слушать  лекции, спокойно смотреть в глаза  преподавателей и однокурсников, в которых, у всех без исключения виделась ей сеточка красных сосудиков.
-Ты уходишь?
Спросила взволновано вера, когда увидела ее  у гардероба
-Да, мне плохо. простудилась наверно
По дороге домой отделаться от пыльного ощущения нехорошего не удалось.
Хотелось только спать. И прямо в троллейбусе она и заснула.
Теперь видение наполнилось запахами и звуками,  наметились границы огромного неправильно-треугольного неба. На большой площадке в центре розово-голубого озера сидела, скрестив ноги, старая опрятная женщина с очень правильными чертами лица.  Она была чуть азиатка , спокойная и молчаливая. Посмотришь на такую и сразу поймешь, не скажет ни слова просто так.
Говорить с  Ирой, женщина, конечно не стала. Это было бы совсем излишне.  Стоило только посмотреть ей в глаза- «ах»- глаза  необычные, каждый зрачок как небо и как земля, наполовину голубой, наполовину карий. Посмотреть в такой глаз- упасть сразу в открытый туннель из миллиардов звезд, посмотреть в такой глаз, лишится дыхания, страха, тела и только падать остается после такого, падать свободно и нежно в объятиях космоса.
Но из  обволакивающего, манящего падению  женщина Иру выдернула. Оказалось, что она никуда не падала, а по-прежнему стояла перед азиаткой.
«Не  падай в мои глаза раньше времени»- голос шел из самой Иры, он не дырявил тишину, как наши слова, но звучал внутри, так же естественно, как  стучало сердце.
«Бабушка?»
Спросила Ира.
У нее получалось говорить  только как человек, да ей простительно.
Бабушка улыбнулась. Лицо азиатки-монашки и странные глаза не должны и не могли были обмануть спящую.
« Я давно не дарила тебе подарков, а тебе так нужно  вылезти из болота»
У девушки действительно было чувство, что она в болоте. Здесь конкретно, в этом кусочке мира, у нее под ногами была пустота, но где-то, это она понимала, где-то она вечно в болоте.
« Я  могу дать тебе только то, что имею сама, такие правила. Чувствовать все и  быть всем. Боюсь только, девочка моя,  как бы эти  подарки не стали хлебом, на который ты наступишь. Поэтому я дам тебе еще  кое-что, если ты захочешь.»
Чувствуя, что эта странная женщина ей кровь, ей забота и любовь, Ира подступилась к ней ближе. Лицо  светилось розоватым  холодным  светом. Вокруг  него и рук парили маленькие  цветные облачка. Можно было прислушаться- к себе конечно- и услышать как они звенят. Бабушка  погладила одно облачко и мягко притянула в ладонь. На бабушкиных  руках не было морщин. Потом   она оказалось сразу предельно близко к внучке и обняла ее. Это были  крепкие объятия, свежие, как ветер на высокой скале, как холодная вода в жаркий день.
Ира проснулась. В  пустом автобусе она  сидела, свесив голову на грудь. Что-то  мягкое было в сжатой руке. Посмотрела-  вата.
-Девушка, конечная
Крикнул водитель. Ира встала и вышла. Как только  нога коснулась земли стало больно и жарко, как будто сразу напала горячка и заболели все мышцы. 
Стало очень страшно. Потому что боль была не ее. Сначала она не поняла чья, но стоило ей задать этот вопрос, про себя без слов, как она получила ответ. Разовый дождевой червь под каблуком ее ботинок.
-Господи
Пробормотала Ира
И тут же не стало сердца, не стало дыханья, боли, стало просторно, равно и опять, опять страшно.
-Нет, нет, не хочу
Подумала девушка,  пугаясь сгустка невыразимой силы внутри.
Навстречу прошли люди, и волна чувств вновь подхватила Иру. Как вода наполняет сосуд, так   очертания эмоций и состояний людей были простой формой для девушки.
Была боль, было много боли. Она пряталась разбойником во всех, в каждом. Жижа из страха, страданий, плоти накрывала с головой.
-Утону в этом болоте
Вот какая мысль приходила в голову
Быстрей домой, в пустую квартиру, что бы уж никого не чувствовать, не быть ими.
Стоп. – а вата?
-Может, я сошла с ума или что-то с моей головой, но бабушка предупреждала, бабушка дала вату.
Вата была теплая и мягкая, как ей и полагается быть. Ира заткнула  уши и стало тихо. Не исчезли  человеческие звуки- они то как раз стали слышней без  скрежета, что издавало все изнутри. Слышимость стала как прежде.
Она пошла домой,  иногда неловким движением проверяя не выпала ли вата. В лифте висело большое зеркало. Ира взглянуло на себя- обычная такая Ира, и совсем не скажешь, что знает, слышит, была. Зеркало не отразило никакой ваты, да девушка и не думало ее искать в нем. Еще чего, глупость какая.
Дома  Ира налила себе горячего кофе и задумчиво завернулась в плед.
За  неполную минуту, которую она слышала и чувствовала все, ей стало понятно, что есть  колодцы страшнее звездных, что можно упасть в такое страдание, в такую темноту, из которой не  улетишь на  космической тарелке и  из которой не сможет достать бабушкина рука.
И все-таки  удивительно было знать, что каждая деталь мира,  носящая и неносящая  имени имеет свое состояние существования.
-Интересно, а можно ли почувствовать  что-то конкретно?
Вату вынимать было страшно, но очень любопытно. А если только немного, если только одним ухом?   Не хотелось снова упасть в бесконечную боль мира, от которой можно сойти с ума окончательно
-Одним ухом может быть и можно. Кого послушать, кем стать?
Первой на ум пришла Вера. Правое ухо освободившись, услышало, конечно, не только ее,  но в гуле звуков, Ира различила знакомость подруги и стала ей. Было легче, потому что Вера не слышала внутренних киков вещей, а была просто человеком. В теле  Веры было уютно но немного тревожно. Она несла тяжелую сумку через плечо, шла из института, думая о ней,  об Ире, и  о том, как быстро сегодня та ушла. «Надо ей позвонить»- действительно, в воспоминаниях Веры Ира выглядела совсем неважно. Кроме потока мыслей, который затем нахлынул на эти первые размышления,  в голове ее сидел какой-то червячок. Мысль такая, которая в любой другой селится и иногда кажется ее нет, но на самом деле она- почти все.
Вот оно что. Ира не могла поверить. Вот оно что, оказывается. Почувствовав себя вновь собой, заткнув ухо, Ира долго плакала, обхватив голову руками. Много несправедливости, это можно принять, да. Но если она если она касается, как рука  покойника- холодным неестественным прикосновеньем- то этого стерпеть нельзя.
Вера мечтала, вера была создана для такого . И мечту эту исполнить не могла, потому что внутри, в теле, работал механизм ошибки
Простая, казалось бы ситуация. Но сколько выросло из этой земли для Верочки. И никому она не сказала о главной свои мысли ни слова.
Раздался телефонный звонок. Раз, два, три. Отвечать?
Ира решила ответить
-Ты как?
Раздался голос подруги
Ира не выдержала и разревелась в трубку.
-Что случилось? Ты плачешь? Я приеду, никуда не выходи.
Вера испугалась за Иру и уже бросила трубку, что бы мчаться к ней.
-Бабушка
Зашептала Ира, сомкнув до боли глаза
-Бабушка
-Можно подарок
Она говорила тихо, но знала, что бабушка  услышит
Вокруг вновь оказалась треугольное небо, пустота с облачками и  старая женщина-азиатка.
- я не могу дарить того, что не имею сама. Но ты можешь отдать кое-что и получить взамен что захочешь.
-Что?
- дар не слышать и не чувствовать
-Вату?
-Они предпочитают, что б ты звала их облаками
Отдать вату-облако значило  ходить по раскаленной жизни босиком, не прикрывая ничем себя от волн гнева, страданий и болей. Везде чувствовать смерть и быть всем ради  подруги? Ради одного голоса в миллиарде голосов
-я согласна.
Вата пропала из ушей и оказалась на своем прежнем месте,  можно вновь было услышать ее переливчатый звон.
Надо было идти, и Ира со страхом пошла, понимая, что, когда откроет глаза, ничего не остановит лавину.
Но лавины не последовало. Ничего не свалилось сразу, и больно и много. Московская квартира молчала, только свет играл с занавесками
-Неужели я не чувствую?
Удивилась Ира, но тут же поняла,  что знает, как это- быть тюлем, играющим с солнечным лучом, поняла,  каково лучу прорезать холодный воздух, как девушке на реке хорошо от  ветра, обдувающего лицо, как ее конькам просторно разрезать лед, а пару из ее рта подниматься ввысь, как это- птица, напрягающая крылья для полета и наблюдающая внизу движущуюся фигуру, каково это- шуруп из молекулярной стали на космическом корабле , лунный грунт  и пыльные бури на марсе.
У   Веры будет ребенок. Это Ира знала наверняка. Для мелодий жизни- смерть неотъемлема,  но чтобы  сбить этот мотив иногда нужно самому брать правильные ноты.
«Пойду  работать врачом, -  подумала Ира-  пусть рождаются дети,  а я буду  жить и слушать».