Нектар Вечности.
Ты мне пытаешься что–то сказать,
Моя Тень.
Ты смотришь с вызовом сквозь окоем
Зеркала.
Я вижу яркие сны, но их смысл
Невнятен.
Подозреваю, их утро моё
Исковеркало.
Ты прорастаешь в мой разум. Я злюсь.
Искры. Крик:
На объяснение дерзости нет
Времени!
И с деликатностью, близкой к нулю
Изнутри
Ты корректируешь мыслей моих
Направление.
Я изменился. Я себя не узнаю.
Я ощущаю твою жажду как свою.
Теряет краски небес глубина.
Медленно
Сползают сумерки, плечи мои
Кутая.
Полураздетая полулуна
Бледная
Напоминает акулий плавник.
Я запутался.
Ты предлагаешь мне минус на плюс.
Истина
Где-то поблизости. Бью в пустоту-
Вмятина.
Я в неизвестное вглядываюсь
Пристально
И понимаю, что выход один -
Доверять тебе.
И я веду тебя к престолу, моя Тень.
Ты ориентируешься лучше в темноте.
Если тебе кажется, что ты готов
к Вечности – проверь еще раз.
Мое почтение тому, кто читает эти строки.
История, о которой будет поведано далее, является ничем иным, как попыткой не сойти с ума.
Очередной.
Никакой гарантии, что последней.
Ибо когда рушится привычный тебе мир, оставляя тебя наедине с неизвестностью… Впрочем, обо всем по-порядку.
Мое имя Грэйс Дефо ; Grace Death Of ; Grace Of Death. Сразу хочу оговориться: я не писатель, я художник, но так как пребываю в уверенности, что гениальная личность должна быть гениальна во всем, это меня не остановило.
А сейчас самое время предупредить.
Если вы – охотник… (Огромная просьба к тем, у кого имя Ван-Хельсинг вызывает в лучшем случае литературные или кинематографические ассоциации, - пропустите этот абзац!) Итак, если вы охотник, то не надейтесь почерпнуть из данного источника полезную для себя информацию. Несмотря на то, что события, изложенные далее, на самом деле имели место быть, вам не удастся воспользоваться ею, чтобы каким-либо образом навредить нам. Слишком много бессонных ночей потрачено на то, чтобы исключить эту возможность. После «бессонных ночей» следовало бы поставить смайлик, но Джино, мой редактор, говорит, что это пошло, а в спорах с ним я, наверное, еще долго не достигну хоть какого-нибудь успеха.
Теперь если вы – вервольф. Приношу свои извинения - в этой книге о вас ни слова. Ну, почти ни слова. Вовсе не потому, что я игнорирую ваше существование или не верю в него. Просто в то время, когда происходили описанные здесь события, я встретил только одного, причем догадался, кто он такой, когда опасность уже миновала. Прошу расценивать, как комплимент. Однажды мы поменяемся ролями, и вам это известно. А я в свою очередь сделаю все от меня зависящее, чтобы дожить до этого момента.
Hail! Где ты, мой потерянный читатель? Теперь, когда я разобрался с основными недругами, все дальнейшее – для тебя!
Часть первая.
ТруЪ
1
Едва солнце зашло за горизонт, как я проснулся. Я всегда просыпаюсь с заходом солнца. Даже если лег до этого за два часа. Сразу же зазвонил телефон. Я наполовину выпутался из черных шелковых простыней и взял трубку. Кончики моих губ поползли в стороны, обнажая длинные клыки. Недешево обошлось мне это украшение, гораздо дороже, чем эксклюзивные черные простыни или стилизованный под человеческий череп телефон, но, чтобы иметь возможность вот так хищно улыбаться, я был готов отвалить дантисту еще столько же. И вот, я улыбался по двум причинам, потому что у меня были клыки, и потому что звонила Медуза.
- Все еще валяешься? – послышался из трубки жизнерадостный голос возлюбленной. – Вставай, кровосос. Придешь, как обычно, когда все уже будут слишком пьяные, чтобы попадать по струнам.
- Ты же знаешь, ma cherie, - томным голосом протянул я, не прекращая улыбаться, - это не в моей власти. Мое сердце не забьется, пока не скроется солнце.
- Да, да, да… - согласилась моя девушка. – Но в универе ты появляешься стабильно каждое утро.
- В универе – это не я, – как, обычно, ломался я. – Это моя проекция на окружающий мир, позволяющая получать образование, не выходя из квартиры.
- А ты не мог бы сейчас прислать эту свою проекцию в «Welcome»? Обещаю, скучать ей не придется.
- Твое предложение настолько заманчиво, что, пожалуй, в этот раз я оставлю ее дома, а в «Welcome» наведаюсь лично. Так что бросай трубку, иначе я так и не вылезу из постели.
- Нет, ты бросай.
- Ты бросай.
- Давай вместе бросим.
- Давай. Тринадцать – четырнадцать!
И мы бросили трубки.
Я потянулся, чувствуя, как приятно скользит по коже гладкий шелк, выпутывая из простыней оставшуюся половину меня. Окинул придирчивым взором свое тело и в очередной раз остался доволен. Кожа казалась еще более бледной в обрамлении угольно-черного. Мышцы не то, чтобы очень внушительные, но красивые. Так говорила Медуза, так считал и я тоже.
Да, да, разумеется, знаю. Вампир обязан спать в гробу, иначе на него будут косо поглядывать другие вампиры. Что ж, придется признаться. Некоторое время я спал в гробу. Оказывается, это вполне удобно, если вам нравится лежать неподвижно. Можно еще вертеть шеей и шевелить конечностями в определенных пределах. Нормально. Трудности начинаются, когда нужно повернуться на бок. То есть повернуться-то можно, но колени не согнешь. А хочется. И сгибать колени, и шевелиться. А если спишь не один? Тогда потребность двигаться превращается в жизненно важную необходимость.
Я честно терпел две недели. Потом, проклиная все на свете и поскрипывая затекшими суставами, задвинул гроб под кровать. От угрызений совести меня спасало то, что единственным известным мне вампиром был я сам, так что косо поглядывать на меня было некому.
Я встал, подмигнул своему отражению в зеркале. Зеркало было моей второй победой практицизма над традицией. Я решил, что буду в нем отражаться, и в этом случае даже не утруждал себя объяснениями, почему.
Пройдя в кухню, я включил микроволновку и чайник. А как вы думали? Чтобы ничего не есть на людях, необходимо перекусить дома. Возвращаясь, запнулся о мольберт, задернутый тканью, под которой отдыхало от меня очередное неоконченное произведение. Вообще-то, неоконченное – сильно сказано. Заказ я получил только вчера, но уже подготовил поле битвы, а также боеприпасы, стало быть, начал.
Объясню. Родители оплатили мою учебу, машина – их же подарок на совершеннолетие, а после произошел конфликт. Встал вопрос о переезде в Антверпен, это в Бельгии. Я, естественно, уперся. Выше моего понимания, как можно по собственной инициативе поменять Лос-Анжелес на государство, которое на карте-то находится лишь методом исключения. Нет, я понимаю, у них там бизнес, но я, вообще-то, еще учусь. Мать пыталась пролить масло на волны, предложив повременить с эмиграцией до окончания университета, но я сказал, что не уеду и потом. Пришлось напомнить, что я уже совершеннолетний. Доходчиво напомнить. Отчим ляпнул что-то насчет «тогда и обеспечивай себя сам», а я не люблю ультиматумов.
Короче, с тех пор я и обеспечиваю себя сам, рисуя обложки для дисков или изобретая логотипы для начинающих групп. Правда, беру деньги далеко не всегда, ибо основная масса моих клиентов зачастую сама перебивается с гаража на подвал. Но я, все-таки, без ложной скромности, хороший художник. И примерно раз в полгода объявляется серьезный клиент, готовый отдать за красивое оформление своего очередного релиза серьезную сумму, а заодно обеспечить автографами меня и всех моих «бесплатных» знакомых.
Пока я принимал душ, мой завтрак согрелся.
Сосредоточенно поглощая порцию печенки с картошкой, я думал, что сегодня буду пить кровь.
Медуза, моя Медуза! Как всегда, точно угадала мое настроение. Абсолютно не склонная к депрессии, но в то же время утонченно-готичная, Медуза мне дьявольски нравится. У нее натуральные черные волосы, не то, что у меня – крашеные, с оттенком печали подумал я. Зато у меня клыки – тут же реабилитируется самосознание. Кроме того, она слушает правильную музыку, ничего не имеет против небольшой боли, обожает тех представителей фауны, от которых большинство представительниц прекрасного пола впадают в шок, и самое главное - абсолютно нормально воспринимает мой образ жизни, не считая меня свихнувшимся на мистике идиотом, как, к моему снисходительному сожалению, считают все остальные.
Не минуло и процента Вечности, как я справился с мэйк-апом, собрал волосы в хвост, застегнул жилет, набросил камзол, расправил кружева на груди и запястьях, и отправился в ночь. Конечно, я не являлся в то время настоящим вампиром. Пожалуй, если бы возникла крайняя необходимость как-то идентифицироваться, я назвал бы себя вампир-готом. Можно просто готом, но это чересчур поверхностно. Большинство готов делают фетиш из смерти. Вамп-готы делают фетиш из жизни. Вечной жизни. Пусть даже ради нее придется умереть.
Музыку было слышно издалека. Я втиснул свой кроваво-красный «бентли» между двумя черными «фордами», различавшимися только номерами. Получилось красиво.
Заплатив у входа, я вошел в клуб и сразу же поднялся на второй этаж. Там меня обычно и поджидала Медуза с друзьями.
- А вот и наш упырь! – раздалось сзади. И тут же тяжелая ладонь с силой хлопнула меня по плечу. Я с трудом удержал равновесие. Иногда Торментоса хочется просто придушить. Останавливают две вещи – поднос с напитками, балансирующий на второй его ладони, и тот факт, что Торментос - младший брат моей девушки.
- Грэйси! – обернулась Медуза и, вскочив со своего места, бросилась мне на шею. Я сдержанно улыбнулся, потом склонился и поцеловал затянутое в кружевную перчатку запястье. Сегодня она была особенно неотразима. Короткие волосы, собранные в два пучка, большие зеленые глаза, густо подведенные черным и выкрашенные черной помадой губы делали ее похожей на кошку. Медуза вернулась за столик, а я занял место рядом с ней, задвигая печаль в глубину своего темного сердца. Друзья не хотят звать меня Grace of Death, предлагали GD, и я быстренько замял этот вопрос – так и до «Джедая» недалеко.
- Официанты все как будто смылись, – сообщил Торментос, со звоном сгружая на стол бокалы. Всем по «Белому танцу», мне – «Кровавый Восход», ысстессно.
Он перегнулся через перила.
- Ну, так и есть. Снуют, как мураши, по первому этажу, сюда даже не поднимаются.
- Так ты же сам – официант! – заметила Джана, его девушка и подруга моей. – Они видят тебя здесь и не лезут.
- Но сегодня не моя смена, – обиженно протянул Торментос. – Пойду, отдам поднос, а заодно скажу Стиву пару ласковых.
- Мы уже решили: тебя опять задержали прогуливающимся с кровоточащим сердцем в руке, - подмигнула мне Джана.
- Устал повторять: не прогуливался, а домой шел. Печенки в мясном не оказалась, и пакеты полиэтиленовые тоже закончились.
- Если б не твой внешний вид, тебе бы гораздо быстрее поверили.
- Кто поет? – проигнорировал я, вглядываясь через перила на сцену.
- Джеффри Ортега, – ответила Медуза, - но почти все хиты уже исполнили, так что самое интересное ты пропустил.
- Ничего подобного! Самое интересное только начинается, – улыбнулся я, имея в виду, конечно же, себя.
Джана закатила глаза. Я ухмыльнулся.
Да, обычно я склонен к преувеличению, но сейчас не хватает размаха. Новость, которую я после некоторых пыток согласен сообщить, достойна самого трепетного ожидания.
Однако, кажется, зря я твердил себе это, пока собирался. Столик был заставлен блюдцами с остатками пурпурного крема. Как это выглядело до встречи с моими друзьями, я мог видеть на демо-образце, представленном отдельно.
- Это кому? – кивнул я на четвертую порцию, когда вернувшийся Торментос присоединился к нашей компании.
- Съест, - предположила Джана.
- Не-а, - радостно возразил Торментос, и они скрепили пари рукопожатием.
Я поставил локти на стол, скептически косясь на пирожное, всем своим видом выражая, как устал повторять, что вампиры такого не едят.
- Ешь, а то закончится, - не желала проигрывать Джана.
Я фыркнул:
- Глупо есть что-то только потому, что оно еще не закончилось.
- Да ты только попробуй! – закатила подведенные глазки Медуза. – Оно вкусное!
- Поверю на слово. - Пирожное, на самом деле здоровенный кусок черничного торта, не могло быть невкусным.
- Неужели совсем-совсем не хочется? – взмолилась Джана.
Интересно, на что они поспорили.
- Ну как знаешь.
- Торментос!
- А что? – округлил глаза Торментос, подтаскивая к себе мое блюдце. – Я и так долго ждал, пока он придет и откажется.
Я проводил равнодушным взглядом сладкий сегмент. Имидж дороже.
Завтра, когда никого не будет, забегу сюда и закажу себе такое же.
- Ты, кажется, начал новую картину? – осторожно забросила первую удочку рыжая лисичка Джана.
- Начал, – кивнул я. - Как закончу – приходите полюбоваться.
- А ты угостишь нас своим фирменным блюдом? – спросил Торментос, с нескрываемым удовольствием уписывая мое пирожное.
- Это каким же? – удивился я, лихорадочно вспоминая. Я умел готовить только два блюда – печенку с картошкой и картошку с печенкой. Третье и четвертое сами собой возникали, когда отсутствовал один из ингредиентов. Ах да! Еще яичница со скорлупками, но об этом никто не знает.
- Ну как же! – очень искренне удивился он. – Супчик из летучей мыши!
Девчонки залились смехом.
Я угрожающе зарычал, на что Торментос ответил интернациональным жестом, носящим смешное название «я в домике», то есть, подняв и соединив над головой кончики пальцев.
Да, чувствуется, эту злосчастную мышь мне будут вспоминать до конца дней моих. Что, и вам интересно? О, Пламя Ада! Опустите мне веки…
Ладно. Расскажу исключительно с корыстным умыслом. Теперь, если кто-нибудь еще спросит об этом происшествии, я суну ему книгу, раскрытую на этой странице.
Однажды я поймал летучую мышь. Ладно-ладно, увидел и подобрал, это днем было. Мордочкой она напоминала черта и, впав в экстаз, я тут же решил поселить ее у себя дома. Но видимо, мышь не очень хорошо себя чувствовала, потому что даже ночью летать не хотела, а только ползала по занавескам и мебели. Что бы я ей не предлагал – не ела. Я достал энциклопедию и прочел, что летучие мыши предпочитают исключительно живой корм. Я понял, что придется выпустить зверька. Мышь была чудовищно хорошенькой, и мне страшно не хотелось с ней расставаться, но я решил твердо и в тот же вечер, выйдя на улицу, посадил ее на дерево возле своего дома. Когда утром я собирался в университет, то обнаружил мышку на том же месте, где оставил. Я отцепил ее от коры и положил на ладонь. Мышка мелко-мелко задрожала, а потом затихла, сразу же начав остывать. Я еще долго смотрел на нее в надежде, что она еще раз шевельнется, но так и не дождался. Тогда я вернулся домой, расправил ей крылья и положил в холодильник. Жалко, конечно, но и труп летучей мыши – вещь для гота ценная.
Вернувшись с занятий, я уже знал, как собираюсь поступить.
Сначала я натянул резиновые перчатки. Нет, вру! Сначала «Tiamat» включил на «Repeat». Потом натянул резиновые перчатки и вооружился скальпелем. Я никогда не снимал шкурки, оказалось - просто, но понадобился еще и пинцет. Помню, сделав продольный разрез, я восхитился, какие красивые и развитые грудные мышцы у этой маленькой зверюшки.
Провозился долго. Мышь у меня была только одна, и я очень не хотел ничего испортить. Я снял шкурку с головы и туловища, оставив в ней для поддержания формы тонкие косточки конечностей и хвоста. Отделив освежеванную голову от всего остального, я бросил ее в железную кружку и, налив воду, поставил на плиту. Я где-то читал, что таким способом вываривают черепа.
После чего занялся шкуркой. Для начала хорошенько отмыл ее шампунем. Потом оторвал кусок газеты и скатал из него два продолговатых комка – побольше и поменьше. Сверху натянул уже немного подсохшую шкурку так, чтобы больший комок пришелся под туловище, а меньший – под голову. Расправил крылья, ушки и вспомнил, что у меня где-то оставалось несколько адсорбирующих пакетиков из-под обуви, которые мне все было некогда выбросить. Я полностью засыпал ее этими пакетиками и поставил сушиться на полку. Закончив со шкуркой, я вернулся к мышиной голове. Запах был аппетитным.
Время шло, я все подливал и подливал испаряющуюся воду, небольшие волокна бурлили в бульоне, но все-таки основная масса вареной плоти оставалась на костях. Вручную отколупывать оставшееся мне что-то не улыбалось. По моему представлению, достать из воды я должен был совершенно чистый череп и уже завтра продеть его в сережку на ухе. Потеряв терпение, я решил ускорить процесс, добавив в зелье чего-нибудь едкого. Я добавил стирального порошка и средство для чистки кафеля - полезла пена. Из кружки она, к счастью, не выбралась, но видимость снизилась до нуля.
Отчаявшись что-либо разглядеть, я взял книгу и забрался в кровать.
И проснулся, как обычно, на закате. О, черт! Я бросился на кухню и снял с плиты кружку. Вода выкипела почти вся. Еще раз черт! Прошло несколько часов… Что там вообще могло остаться? Я поднял крышку, но из-за пены ничего не было видно. Тогда я разбавил горячую холодной и слил воду в раковину. Терзаемый страшными предчувствиями не увидеть вообще ничего, я заглянул внутрь. И закричал от ярости. Улыбающийся череп моей мышки и не думал обнажаться. Я понял, что все-таки придется сделать ЭТО голыми руками. Собравшись с духом, я взял в руки маленькую головку и она… Дальнейшее лучше не представлять. А если коротко, то просто рассыпалась на составляющие. Ни о каком черепе не могло быть и речи, в наличии имелся лишь набор из не поддающихся идентификации частиц плоти и нескольких совершенно прозрачных чешуек, более хрупких, чем снежинка. Приняв подобающее ситуации скорбное выражение лица, я сунул руку под кран и пустил воду.
А как же шкурка? - спросите вы. Шкурка высохла и украшала мою стенку целых две недели. Через две недели ее съела моль.
Но вернемся к нашей маленькой компании за квадратным столиком, над которым с материальностью запрещенного здесь табачного дыма витало вполне объяснимое нетерпение.
Еще вчера я сообщил друзьям, что у меня крутой клиент, но не сообщил, кто. Это была моя любимая игра. Я играл в нее редко, как вы помните, раз в семестр, и поэтому ни за что не сдамся так быстро. Медуза едва не подпрыгивала на своем стуле, Джана уже съела всю помаду с губ, а Торментос… ладно, он всегда такой. Им оставалось только ждать, когда я соблаговолю раскрыть карты, потому что, стоит начать вызнавать напрямую, - и тогда я точно ничего не скажу. Терпение, друзья мои, терпение и наводящие вопросы.
- А что там будет изображено? – Пальчики возлюбленной гладили под столом пряжку моего ремня. Если она считает, что я тут же растаю и выложу все, то она чересчур самоуверенна. Впрочем, пусть старается. Ох… В следующий раз надену брюки с заниженной талией.
- Не имею ни малейшего представления.
Медуза надула губки и убрала руку. Зря. Я ведь правду сказал.
- Я буду черпать вдохновение из ночи и музыки. Мой разум станет проводником, рука – инструментом. Я вознесусь к небесам и спущусь на самое дно преисподней в поисках образа. Я проведу канал из мира неосуществленных возможностей в наш мир, и демоны ночи ринутся из тьмы небытия на чистый лист, как мотыльки из темной комнаты в открытую форточку.
Над столиком воцарилось молчание. Окинув взглядом вытянувшиеся лица друзей, я понял: меня в очередной раз занесло. Меня иногда заносит.
- Да ладно, не обращайте внимания, - махнул я рукой. - Все нормально.
- Да, конечно, - осторожно проговорил Торментос, отодвигая опустевшее блюдце. - Для того, кто считает себя вампиром, вполне естественно.
Я прикрыл глаза и выдохнул сквозь зубы. Этот тип в полной мере оправдывал свое прозвище. И он опять за свое.
- Я не считаю себя вампиром, я и есть вампир, - поправил я.
- Том, ты, кажется, клятвенно обещал не доставать его пока? – нахмурилась Медуза.
Джана тоже глядела на него осуждающе.
Я спрятал усмешку в бокал. Коктейль обжигающей лавой пролился в глотку. Ну лисы! Пока молчу, значит, нельзя, а как только расскажу, сразу станет можно?
- Он первый начал, - невозмутимо парировал Торментос и, заправив выбившуюся прядь за ухо, упрямо заявил:
- Вампиров не бывает.
Я пожал плечами и улыбнулся чуть более искренне. Торментос, в общем-то, парень неплохой, в трудной ситуации я бы на него с уверенностью положился. Беда только в том, что в отсутствии трудных ситуаций он не упускает случая довести меня до белого каления, и всегда одним и тем же способом - пытаясь доказать, что я не вампир. Я же в свою очередь делаю все от меня зависящее, чтобы отстоять это звание. Этот наш спор длится уже несколько месяцев, и всегда при свидетелях – Том не хочет, чтобы его победа осталась незамеченной. В том случае, разумеется, если он когда-нибудь одержит ее. Что же касается меня – я ничем не рискую, поскольку изначально делаю вид, что вовсе не собираюсь ничего никому доказывать.
Самый первый спор я выиграл за секунду, не сказав ни слова.
Тогда он рискнул заметить, что у вампиров бледная кожа. Я не пользовался ни пудрой, ни тоном, как большинство готов, как Торментос, но под слоем черной краски цвет моих волос – рыжий, и, как большинство рыжеволосых, я обладаю от природы очень светлой кожей, которая, впрочем, легко краснеет по поводу и без. Я протянул руку и положил ее поверх его пальцев. Когда я это сделал, покраснел Торментос. Даже он не стал бы покрывать тоном руки.
С тех пор мы оба стали изощреннее в словесных баталиях, но флаг победителя по-прежнему оставался за мной. В прошлый раз мы сошлись во мнении, что тот, кто пьет кровь - однозначно вампир. Видимо, с тех пор Томас обдумал новые аргументы.
- Я вполне могу назвать тебя кровососом, но не вампиром, - азартно продолжал он. - Вампиры не выносят дневного света, не питаются обычной едой, обладают сверхъестественной физической силой, не отражаются в зеркалах и не отбрасывают тени, превращаются в летучих мышей, волков и туман. Согласись, не все это применимо к тебе?
Джана и Медуза в унисон вздохнули. Ясно, что с выяснением имени клиента придется подождать, пока мы с Торментосом в очередной раз не выясним отношения.
Моя рука описал изящную дугу, нечто среднее между воздушным поцелуем и траекторией бумажного самолетика – я поставил бокал на стол.
- Предположим, только предположим, что ты прав, и вампиров не существует. - Я небрежно откинулся на спинку стула так, будто это было кожаное кресло из галереи «Арт-декор» за полторы тысячи долларов. - Тогда откуда у тебя такие четкие представления о них?
- Оттуда же, откуда и у тебя, - отразил атаку Торментос. - Книги, фильмы, РПГ и так далее.
- В таком случае позволь полюбопытствовать, сколько книг о вампирах ты прочел? – Что-то подсказывало мне, что, вопреки порядку перечисления, информация на бумажных носителях стояла в приоритетах Торментоса как бы не дальше, чем «и так далее».
Торментос закатил глаза, припоминая:
- Три, нет, четыре. Аудиопостановки считать?
- А я триста, нет, четыреста, - перебил я. - И смею тебя заверить, сплошь и рядом в литературе встречаются вампиры, не отвечающие предъявленным тобою требованиям.
- Например?
Я хмыкнул. Мне удалось перевести бой на мое поле, а он все еще надеется выиграть. Что ж, безумству храбрых…
- Выбери параметр, который я должен буду опровергнуть.
Торментос не думал и секунды.
- Солнце.
Очень предсказуемо.
- Брэм Стокер, «Дракула».
Мысленно поаплодировав себе за то, что заставил друга опустить глаза (какой же ты гот, если не читал «Дракулу»?), я решил смилостивиться:
- Как ты помнишь, Дракула мог свободно существовать при свете дня, но избегал этого, поскольку днем терял свои сверхспособности.
- То есть солнце ослабляло его! – воскликнул Торментос в достаточной степени торжествующе, чтобы я забыл о милосердии:
- А ты сам в жару слишком ли бодрым себя чувствуешь?
Девчонки захихикали, но аплодисментов я не дождался. Значит, продолжаем:
- Светобоязнь – относительно позднее введение в вампирской тематике. Этот миф возник и развивается под влиянием искусства кино. В настоящее время красиво гореть на экране – основное требование к бедной нежити. На самом же деле ночной образ жизни вампира вызван спецификой охотничьих привычек, а днем, как и любой ночной хищник, мы попросту спим.
Медуза смотрела на меня с нескрываемым восхищением. Джана тоже, хотя болела за Торментоса.
Торментос пару минут обдумывал ответ. Остатки «Белого Танца» в его бокале помогали ему это сделать незаметно.
- Хорошо, - наконец, сказал он, - я признаю, что существующие представления о вампирах слишком вариативны, чтобы собрать из них не противоречащий сам себе образ, но это лишь укрепляет меня во мнении, что вампиры – существа из легенд. Ты же сидишь сейчас передо мной и допиваешь уже второй коктейль. Ты не менее материален, чем любой из нас. Ты не вампир, Грэйси.
Я рассмеялся, позаботившись о том, чтобы клыки засияли во всей своей семнадцатимиллиметровой красе.
- Понятия абсолютны лишь в определении. Тот, кто ближе всего к идеалу, может называть себя так.
- Джордж Локхард, «Симфония Тьмы», - узнал цитату Торментос.
Я молча отсалютовал ему бокалом. Он проигрывал, но проигрывал красиво.
- И все же есть одна вещь, с которой ты не поспоришь.
Я вопросительно приподнял бровь, подбадривая Торментоса жестом, дескать, выкладывай.
- Бессмертие.
Я мог бы припомнить пару сюжетов и на этот случай, но вместо этого улыбнулся и сказал:
- Пока все идет хорошо.
Аплодисменты девушек возвестили мою безоговорочную победу.
- Ладно - ладно, - ворчал Торментос под этот гул, - сжирайте меня, стервятники, выклевывайте глаза, ломайте кости крыльями. – И вдруг, опершись обеими руками на стол, подался вперед:
- А ну хватит почивать на лаврах! Немедленно выкладывай, что у тебя за заказ!
«Ого! Немедленно? Неслабо», – подумал я, едва не поперхнувшись последними каплями «Восхода», а вслух спросил:
- Не то что?
- Не то Медузка не даст тебе крови.
Я расхохотался и повернулся к возлюбленной, предлагая оценить шутку. Она премило улыбалась.
Что?
Вот значит как?
Правила поменяли, не известив крупье?
Ладно. Месть не заставит себя ждать. Сейчас я сделаю так, что победа ваша станет пирровой.
Я наклонился к самому лицу Медузы, пристально всмотрелся в ее глаза и негромко, но отчетливо произнес:
- «Псы Преисподней».
Я видел, как ее зрачки расширились, как в них отразилось сначала неверие, потом восторг, испуг (что если я все-таки пошутил?) и, наконец, такое сумасшедшее ликование, что не оставалось сомнений – она сама превратится в пепел в пламени неистового желания, если я откажусь пить ее кровь.
Но я милостив.
Я не откажусь.
- Грэйси, это просто здорово! – воскликнула Джана, Медуза еще не обрела дара речи.
Торментос молча поднялся и исчез в толпе. Приятно, что и его зацепило.
«Псы» были любимой группой нашей компании, но никто не фанател от них так, как моя Медуза. Она не пропускала ни одного их концерта. Два последних диска были у нее с автографами. Она упрямо утверждала, что Вампир Шейн однажды кусал ее. Если бы это было правдой, я бы сдох от ревности.
Я все еще купался в восхищенных взглядах двух очаровательных готесс, когда вернулся Торментос с бутылкой шампанского, завернутой в полотенце.
Наклонившись ко мне, он учтиво, как на работе, поинтересовался:
- Вампиры пьют шампанское?
Я сказал, что только по большим праздникам. Он кивнул и налил первому мне.
Шампанское оказалось розовым.
- А что случилось с Анжеликой Харт? – спросила Джана, когда вино было разлито, и Торментос сел рядом с ней, приобняв за плечи. - Почему они не продолжили работать с ней? Мне понравилось оформление последнего альбома. – И тут же спохватилась. – Не обижайся, Грэйси, ты знаешь, твои работы мне тоже очень нравятся.
- Она умерла, – подала голос Медуза.
Торментос кивнул.
Бокал дрогнул в моей руке. Надо же. Не знал. Я не был знаком с Анжеликой лично, но видел некоторые ее работы. Она оформляла релизы многих хороших групп, но, видимо, «Псы Преисподней» стали для нее последними. Я грустно усмехнулся. Теперь все стало на свои места. Я-то думал, с чего вдруг они обратились ко мне. Множество талантливых художников работают в рок-индустрии, но со всеми ними нужно договариваться заранее. «Vice Media» подгоняет, у них сроки, альбом практически готов, а обложки нет – я словно своими глазами увидел метания Шейна и понял, что моя удача – это всего лишь обратная сторона чьей-то трагедии.
- За Анжелику, – сказал я и поднял бокал.
Молча выпили. Пузырьки закололи язык и нёбо. Давно я не пил шампанского. Минута молчания – и не больше. Нет пользы мертвым от скорби живых, и нет моей вины в том, что мертвые немертвым уступают дорогу. Будет трудно соперничать с Анжеликой Харт, но я постараюсь, будь я проклят, очень постараюсь. И моя муза Медуза мне в этом поможет.
Я встал. Медуза с интересом посмотрела на меня и поднялась тоже.
- Уже уходите? – удивилась Джана.
- Да чего уж там! – пробормотал Торментос. - Питайтесь прямо здесь.
В этот раз он сказал «питайтесь», а не «соситесь», что было уже значительным прогрессом. Его напускное пренебрежение меня не обмануло. На самом деле ему было безумно интересно посмотреть, как это происходит. Ха! Так ему и позволили!
И я, обернув Медузу, словно крылом, отворотом камзола, устремился к лестнице.
Ночь обдала нас прохладой и вязким ароматом новорожденных листьев.
Может, я и был свихнувшимся на мистике, но идиотом не являлся по определению. Поэтому после двух коктейлей и шампанского садиться за руль не собирался. Тем более, в такое полнолуние. Далеко углубляться в парк мы не стали. Музыка все еще была слышна.
Поцелуй - краток и нежен. Продолжительные и страстные поцелуи оставим на потом. После продолжительных и страстных поцелуев готы выглядят так, словно угля наелись. Только на угольно-черных простынях это будет уместно.
- Хочешь сама сделать это? – спросил я шепотом.
Медуза отрицательно замотала головой и, сняв перчатку, протянула мне руку.
Она всегда отказывалась, когда я спрашивал. А я всегда спрашивал. Я сдвинул один из своих перстней по фаланге вниз и согнул палец, фиксируя его неподвижно. Перстень представлял собой неравномерно вытянутую пентаграмму. Выступающий вперед луч пентаграммы был специально заточен. Обняв Медузу, я приставил острие к внутренней стороне ее запястья. Она напряглась, я это чувствовал. Не в силах больше ждать, я сделал микроскопический, но глубокий надрез. Моя возлюбленная вздрогнула и тихо застонала от наслаждения. Выступила кровь. Облизнув губы, я припал к ранке. Медуза застонала еще сильнее и положила голову мне на плечо. Божественный солоновато-металлический вкус тронул мой язык и потек, потек прямо в мозг по нервам. О-о-о!
«Не поделишься, приятель?»
Я едва не подпрыгнул от неожиданности. Какая зараза посмела? Я в гневе огляделся, собираясь выявить наглеца. А выявив, сделать так, чтобы в следующий раз он десять раз подумал, прежде чем дерзнуть отвлечь вампира от его трапезы. И обомлел. Передо мной стояла девушка.
Почему же голос, который я слышал, был мужским?
«Потому что это был твой собственный голос!» - вновь прозвучало в моей голове. Я понял, что именно в моей голове, потому что губы девушки не шевелились.
Она выглядела, как замороженное лакомство. Сливочная кожа, гладкий шоколад волос, вишневая карамель г… глаз!!
Отзываю один восклицательный знак. Аналогичные линзы я не купил, посчитав, что уже не оригинально. И прикид… Минус еще один знак. Кружевные чулки, коротенькое платьице, не оставляющее сомнений, что именно чулки, а не колготки. Поверх платья – байкерская «косуха». Тяжелые ботинки на шнуровке – пока неплохо, да? Теперь представьте комья грязи на ботинках, поползший стрелками чулок и траурную каемку под ногтями. Откуда выкопалась, девочка?
Я понял, что от ее внимания не ускользнула моя нелестная оценка. Как понял? Просто глаза ее стали совершенно дикими. Что я подразумеваю под термином «дикие»? То, что мне стало страшно, едва я взглянул в них.
Она придвинулась ближе, глаза ее стали еще злее, в то время как губы продолжали улыбаться.
- Это потому, что в охоте я предпочитаю более жесткие методы, – сказала она вслух. Голос ее оказался под стать глазам, и я рефлекторно сглотнул. У меня было такое чувство, что, не будь мои волосы стянуты на затылке резинкой, они бы вздыбились, как у пса. Опомнись, Grace of Death! Что может быть страшного в этой девчонке?
Быть может, то, что она так свободно читает мои мысли?
- Ты тоже вампир? – спросил я не своим голосом.
Девушка запрокинула голову, явив небу такие же, как у меня, клыки, и залилась хрипловатым смехом. Я в ужасе смотрел на этот приступ, постепенно склоняясь к версии, что вижу перед собой опасную сумасшедшую. Чуть более, чем я, свихнувшуюся на мистике.
Когда она, отсмеявшись, опустила голову, я увидел в уголках ее глаз капельки крови.
- Тоже… - простонала она.
- Пойдем отсюда, – шепнул я Медузе.
Она не пошевелилась. Тут только до меня дошло, что за все это время моя девушка не издала ни звука. Голова Медузы спокойно лежала на моем плече. Потрясающее самообладание? Я приподнял ее подбородок, чтобы заглянуть в лицо. Голова ее бессильно откинулась назад. Теперь мы очень напоминали классическую иллюстрацию к готическому роману. Я положил пальцы в ямку меж ее ключиц и с облегчением почувствовал пульс. Всего лишь без сознания. Я лихорадочно стал вспоминать, что делают в таких случаях. На попытке бегства можно было поставить крест.
Я сбросил на землю свой камзол, кое-как расстелил одной рукой и осторожно уложил на него Медузу. Что дальше? Доступ воздуха! Я расстегнул и снял с нее шипастый ошейник, нервными движениями распустил шнуровку корсета.
Все это время незнакомка с интересом наблюдала за моими действиями.
- Почему ты пьешь кровь? – спросила она. У меня явственно зачесались кулаки. Будь она парнем, давно бы уже валялась с разбитым фэйсом.
- Потому что хочу! – резко бросил я. – И потому что она не против!
- Ты считаешь себя вампиром?
- Я и есть вампир! – оскалился я. Отрепетированная фраза сама сорвалась с моих губ, и я был слишком зол, чтобы жалеть об этом.
- Настоящий вампир не интересуется, будет ли против его жертва. Он просто берет, и все.
- Я не такой.
Незнакомка разразилась очередным приступом зловещего смеха.
- Не такой? Ты уверен?
- Абсолютно! – Я уже был близок к той черте, за которой мне будет плевать, что она девушка.
И в следующее мгновение произошло нечто невероятное. Я взлетел в воздух. Не будь время полета столь коротким, мне бы это, возможно, даже успело понравиться. Приземление мне не понравилось однозначно.
Я упал на спину и некоторое время не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. И только у меня начало получаться, как мое горло оказалось прижатым к земле. Коленом, обтянутым кружевным нейлоном. Я принялся обеими руками отдирать его от своей шеи, но у меня ничего не выходило. Задыхаясь, я с ужасом подумал, что, вполне вероятно, могу умереть прямо здесь и сейчас. А эта сумасшедшая будет использовать свои «жесткие методы» уже применительно ко мне. Я представил, как отреагируют некоторые мои недоброжелатели, когда самого известного в определенных кругах вампира найдут наутро растерзанным. Поняв, что джентльменским набором я не обойдусь, я стал пинать оседлавшую меня девицу в спину. Становиться персонажем курьезных баек страшно не хотелось.
Попытки кричать не увенчались успехом. Я бил изо всех сил – и никакого эффекта. Девушка сидела, как влитая и продолжала давить коленом. Когда я уже почти потерял сознание, я вспомнил о своем перстне. Не медля больше ни секунды, я вогнал острый шип пентаграммы в гладкое бедро чуть выше темной полоски кружев и что было сил рванул в сторону. Послышался треск вспарываемой кожи. Девушка взвизгнула и буквально взвилась в воздух. Я же перекатился на живот, мгновенно осознав, как же это больно и прекрасно – дышать! Вот только вскочить на ноги я не успел. Гадина вновь оказалась сверху, но уже на моей спине. Она схватила меня за волосы и несколько раз сильно приложила лицом об асфальт.
«Сволочь! – раздавалось в моей голове, пока сама голова с истинно металхэдовским исступлением клевала родную планету. – Ты причинил мне боль!»
Я видел кровь на асфальте, видел, что с каждым таким «клевком» ее становится больше, и в ужасе понимал, что еще один такой удар – и мой череп треснет по швам, как у переварившейся летучей мыши. Потому что не грязь у нее под ногтями, а чья-то отнятая жизнь. Потому что ладони к моим волосам очень уж характерно липнут. Я выбросил руку назад, намереваясь еще раз воспользоваться перстнем, но адская наездница перехватила мое запястье и заломила за спину так, что я взвыл. Другой рукой она продолжала удерживать меня за волосы. Я вспомнил, где-то читал, у сумасшедших бывают приступы недюжинной силы. Порой с одним щуплым психом с трудом справлялись пятеро санитаров. Кажется, это объяснялось тем, что из-за каких-то там нарушений они в любое время могут тратить неприкосновенный запас жизненных сил, к которому у нормальных людей открывается доступ только в чрезвычайных ситуациях. Если так, то самое время откупоривать мой.
Видимо, и эти мои мысли она прочла. Она рывком увеличила давление на мои суставы, и в плече, локте и запястье одновременно что-то хрустнуло. Я выгнулся всем телом и захлебнулся криком. Возможно, и потерял сознание, но, когда обрел его, понял, что все еще кричу. Боль была невероятной. От боли перед глазами плыли цветные круги. От боли в ушах звенело.
- То есть ты считаешь, - прорываясь сквозь этот звон, говорила девушка, - что имеешь право называться вампиром, потому что испытываешь потребность пить кровь? Что ж, я покажу тебе, что такое настоящая потребность! Ты познаешь жажду!
И в следующий момент она с рычанием вцепилась в мою шею.
2
Говорят, время перед смертью растягивается настолько, что успеваешь вспомнить всю свою жизнь; так вот – это истинная правда. Вот только я не стал тратить последние секунды на ретроспективные воспоминания. Другие мысли терзали мой мозг: «Сколько жертв ей нужно за ночь, если я уже, по-крайней мере, второй? Уберется ли она восвояси, покончив со мной, или же примется за Медузу, покорно ожидающую своей участи на ложе из моего камзола? О нет! Боже, только бы ей хватило меня!»
Кровь стекала мне на грудь. Рубашка прилипла к телу. Тварь прямо за моим ухом ворчала и шумно сглатывала, все глубже вгрызаясь в плоть. Я уже знал, что она не человек. Я уже не знал, где боль сильнее – в разорванной шее или в сломанной руке. Слабость обволакивала меня по мере того, как чудовище насыщалось. В конце концов, у меня не осталось сил даже на крик.
А потом я умер.
Долго ли продлилось это необычное состояние, не имею ни малейшего представления, ибо там, за гранью незримого, не было ничего. Абсолютно ничего. Даже времени. Одно я знаю точно – я был чрезвычайно счастлив, что это состояние меня почему-то выплюнуло.
Я резко вдохнул и открыл глаза. Я по-прежнему лежал на асфальте лицом вниз. Голова кружилась. Я подтянул к плечам ладони и попытался опереться на них. Левую что-то кольнуло. Я машинально сгреб это что-то в кулак и поднес к лицу. Изображение двоилось и троилось. Я закрыл один глаз и тогда не удержался от крика.
- Сука!!!
Встав на локти, я сунул вторую руку в рот.
Так и есть! Эта тварь обломала мне клыки! Но через мгновение всплыла еще более страшная мысль. Медуза!
Я вскочил. Удалось, хотя зрение снова расфокусировалось. Кое-как поймав картинку, я развернулся на сто восемьдесят градусов. Каждое движение отдавалось болью во всем теле.
Я увидел ее.
Медуза лежала там же, где я ее оставил, с головой завернутая в мой камзол.
Я бросился к ней, и внезапно замер. Сердце тревожно сжалось.
Разве я укрывал ее?
Затрачивая на каждый шаг нечеловеческое усилие, я продолжал приближаться.
Опустившись на колени, дотронулся до камзола. Я потянул на себя, но ткань не скользила. Она отлипала.
Я вынужден был обеими руками зажать рот, чтобы не закричать.
Обнаженные плечи и грудь моей возлюбленной были располосованы глубокими параллельными порезами, а горло просто представляло собой одну зияющую рану.
Мой сотовый оказался разбит и отказался работать. Тогда я открыл сумочку Медузы. Пальцы заскользили по кнопкам. Девятка и единица окрасились алым.
- Дежурная слушает, – послышался профессионально-безэмоциональный голос.
У меня хватило ума ни словом не обмолвиться о вампирах.
Когда я вновь обрел способность воспринимать действительность, вокруг было светопреставление. Машины, вспышки. Над Медузой колдовали какие-то люди.
Потом я очнулся уже в машине. На моей шее была повязка.
Меня спросили, как я себя чувствую.
- Что с моей девушкой? – в свою очередь спросил я.
- Жива, – ответили мне и повторили вопрос.
Я сказал, что у меня сломана рука. Мне ответили, что нет, не сломана. После чего потеряли ко мне интерес.
В больнице я отвечал на вопросы пожилого полисмена. Мне показали несколько фотографий, но ни в одной из них я не опознал напавшую на нас вампирессу. Потом на вопросы полисмена помоложе, который особенно интересовался, к какой из сект сатанистов мы принадлежим и какие принимали наркотики. Я отвечал, что ни к какой и никакие.
Закончив допрос, коп склонился ко мне так близко, что я почувствовал запах сэндвича с лососем, и прошипел:
- Молись, чтобы она не выкарабкалась, ибо тогда тебе крышка, чертов сектант!
Я стиснул кулаки. После всего, что я пережил, желание разбить его ухмыляющуюся физиономию стремительно превращалось в намерение. Боюсь даже предположить, как в таком случае закончилась бы вся эта история. Но руки вдруг отказались повиноваться мне. Пальцы разжались. Я почувствовал смертельную усталость.
«Если сейчас же не отпустят, - сонно подумал я, - вырублюсь прямо на стуле».
3
Признаться, пробуждение было самым готичным пробуждением в моей жизни, ибо произошло сие знаменательное событие не где-нибудь, а в морге. Надо отдать мне должное, - в то, что это морг, я врубился сразу.
Первым, что я увидел, с трудом разлепив глаза, была застежка «молнии». Я поискал «язычок» и не нашел. С внутренней стороны их, как правило, не делают. Чувствуя себя бабочкой при выходе из кокона, я расширил пальцем маленькое отверстие и повел вниз. Стенки и потолок моей узкой камеры были металлическими, почти зеркальными. Так я доказал один вампирский миф и развенчал другой. Вампиры видят в темноте.
В том числе и свое отражение.
Повязки на моей шее не было. Как, впрочем, и раны. Я поднял руку и провел более тщательный анализ того места, с которого начали отделение моей головы от тела, но осязаемое совпало с увиденным. Ничего. Гладкая кожа. Артерия стукнула в пальцы и снова надолго затихла.
Время было самое что ни на есть подходящее, чтобы полежать и поразмыслить в спокойном уединении, кто я теперь, и каким образом мне дальше действовать. Но я просто неимоверно замерз, поэтому, пропустив первое и второе, сразу приступил к действиям.
Благодарение небесам, квадратная дверца над моей головой открылась от простого толчка. Я осторожно высунулся из своего убежища и увидел… никого не увидел. Тогда я выполз полностью. Теперь я смеюсь над этим эпизодом, вспоминая, чем была вызвана такая предосторожность. Все-таки Грэйс Дефо и после смерти остается самим собой! Мне было проще совсем замерзнуть, чем сверкать голым задом перед неизвестно кем. Но неизвестно кого тоже не было. Ступив на пол, я понял, что мне что-то мешает. Некоторое время я тупо смотрел на бирку, «украшающую» большой палец моей ноги, потом наклонился и убрал ее.
На прозекторском столе валялся недоеденный бутерброд, и от одного его вида мне стало дурно. Я схватил со спинки стула халат, оставленный, судя по всему, хозяином бутерброда, и без промедления набросил на плечи. Болела шея (последствия страстного поцелуя вампирессы), болела голова (последствия бурных взаимоотношений с асфальтом), болела рука (последствия перелома, который, как бы ни убеждали меня врачи, все-таки был). Я хотел есть, пить и… в любом случае, оставаться здесь дольше, чем уже пробыл, не собирался.
Я шел по коридорам, щурясь от яркого света. Босые ступни тихо шлепали по пахнущему дезинфекцией полу. Я искал кого-нибудь, кто подтвердит мне, что я жив, даже если это неправда. Но все как будто вымерли. Наконец, мне попалась медсестра с тщательно спрятанными под головной убор волосами. В руках она несла пачку бумаг, которые изучала чуть ли не носом.
- Добрый вечер, – окликнул я ее не вполне дружелюбно. Я был раздражен. Я все никак не мог согреться.
Медсестра взвизгнула и обернулась ко мне. Второй раз взвизгнуть у нее не получилось, хотя оснований для этого стало не в пример больше. Босой лохматый парень в медицинском халате на голое тело, по всей видимости, труп, – таким я увидел себя ее глазами.
- Кто засвидетельствовал мою смерть? – бросил я совсем уж неделикатно.
- Не знаю, только что заступила на смену, – залепетала побледневшая медсестра. - Доктор Маури, я полагаю.
По мере того, как я подходил, она пятилась.
- Я могу его увидеть?
- Кабинет четыреста два. Это четвертый этаж. Если он еще не ушел. Лестница там, – она махнула рукой так, будто отбивала мяч.
Лестница за ее спиной была гораздо ближе, но я не стал наседать. Поблагодарил и, зябко кутаясь в халат, пошел в указанном направлении.
Доктор Маури, оказавшийся рыжеватым блондином субтильного телосложения, уже звякал ключами.
- Не уделите мне минутку внимания, сэр? – спросил я, когда он соизволил меня заметить.
- Простите, с кем имею честь..? – закашлялся доктор Маури.
Я молча сунул ему под нос бирку с именем.
- Не представляю, как это могло случиться! – Маури нервно расхаживал по кабинету, в то время как я, уже облаченный в грязную, зато свою одежду, удобно расположился в его кресле с чашечкой кофе. - Вы не подавали признаков жизни. Ну вообще никаких! – всплеснул он руками, очевидно, мысленно прощаясь с карьерой.
- Вам виднее, доктор, – отмахнулся я. - Я не разбираюсь в этом.
Чашка приятно согревала руки, но кофе я никогда не любил, поэтому не притрагивался к напитку.
Вместо этого я поспешил перейти к интересующей меня теме.
- Меду… э-э… Карина Фейрвуд, девушка, которую привезли прошлой ночью. Как она?
– Просто чудо, что выжила, потеряв столько крови. Хорошо, что вы быстро позвонили. Ей сделали переливание и наложили швы. Не хотелось бы вас огорчать, но останутся шрамы, эта собака ее основательно потрепала…
- Собака? – переспросил я.
- И куда смотрят службы контроля… - вздохнул Маури. - Вечером ваша подруга пришла в себя и все рассказала полиции.
- Я думал, она в критическом состоянии, – нахмурился я от мысли, что ее тоже допрашивал тот детектив, любитель лосося.
- Уже нет. Ее перевели из реанимации в обычную палату. Она поправится. По сути, главная ее проблема на сегодняшний момент –психологический шок.
- Кровь Ада! – схватился за голову я. Одной рукой, чтоб не расплескать кофе. – Она ведь думает, что я умер!
- Мы не хотели сразу сообщать ей, - оправдывался Маури, - но это первое, что она спросила, придя в себя, и не успокаивалась, пока не получила ответ.
- Сомневаюсь, что она успокоилась, получив его, – прошептал я.
На виноватое лицо доктора было больно смотреть. Но только не тому, кого по ошибке упрятали в морг. Как еще не анатомировали, удивляюсь.
- Я могу ее видеть?
- Это совершенно исключено, – замотал головой доктор. – Приходите утром, с девяти до одиннадцати.
Вот так. Все его сочувствие не выдержало конкуренции со снобизмом.
Негромкий щелчок – и что-то горячее капнуло мне на колено. Я перевел взгляд на чашку. На белом фарфоре змеилась трещина, которой раньше не было. Я поставил чашку на стол. Что-то подсказывало мне, что с девяти до одиннадцати я однозначно никуда не пойду.
И тут меня осенила идея.
- Если вы позволите мне увидеть ее сейчас, я забуду о… - и я достал из кармана мертвецкую бирку. – Конечно, при условии, что вы уничтожите все следы моего пребывания здесь.
Я видел, что в глазах его поселилась неуверенность, и дожал:
- Подумайте, доктор. Инцидент будет исчерпан.
Раньше я никогда не занимался шантажом. Говорят, новичкам везет.
К моему глубокому разочарованию, Медуза спала, а будить ее я посчитал уж совершеннейшим кощунством. Я постоял немного, послушал ее дыхание. Потом повернулся и вышел из палаты.
- Это даже к лучшему, – успокаивал меня доктор. – Сначала мы скажем ей о вашем «воскрешении», а вы уж потом появитесь.
Его слова были не лишены смысла, и мы пошли бок о бок по коридору. Медуза выживет. Это главное.
Но доктор, видимо, боялся, что из-за неудавшегося свидания наша сделка аннулируется, потому что продолжал сообщать мне важные подробности.
- На вашем пальце был перстень…
Я оглядел руки.
- Был… И не один. Где они сейчас?
- Я видел только один. В форме звезды. Детектив Мартенсон спрашивал, могли ли раны на шее Карины Фейрвуд быть нанесены острым концом перстня.
Он замолчал, видимо, ожидая моей реакции. Но я только хмуро смотрел ему в глаза.
- Я ответил, что это абсолютно исключено. Характер разрыва плоти совершенно ясно указывал на то, что в данном случае поработала чья-то пасть.
- Чья-то? – переспросил я. – Вы же сами сказали, что это была собака.
- Ну, - замялся доктор. – Вообще-то это не я сказал, а мисс Фейрвуд. Откровенно говоря, на собаку не очень-то было похоже. Впрочем… - Его взгляд как-то странно поплыл. - Сейчас столько разнообразных пород, а дворняги, бесконтрольно скрещиваясь друг с другом,… дают совсем уж немыслимые помеси, так что…
Я не вполне осознавал, что именно делаю, но, повинуясь какому-то азартному интересу, продолжал.
- …совершенно точно это была собака! – закончил доктор.
Я был поражен.
Я не отпускал взгляд доктора Маури, а он не смел отводить. Повинуясь неизвестно какому по счету чувству, я медленно и четко произнес:
- После того как уничтожите все записи о моей смерти, вы забудете, что когда-либо меня видели. И сейчас вы не видите меня тоже.
Сказав это, я моргнул.
Контакт прервался.
Взгляд доктора приобрел осмысленное выражение. Он рассеянно посмотрел на часы и, удивленно подняв брови, заторопился по коридору. Я едва успел убраться с пути.
Я укусил себя за руку, чтобы удостовериться, что не сплю. И, вздрогнул от боли - обломки клыков оказались острее, чем были, когда были клыками. Я слизнул кровь, и ранки тут же, на моих глазах, затянулись.
Найти близорукую медсестру не составило большого труда.
4
Выйдя на улицу, я полной грудью вдохнул ночной воздух. Мне показалось, или он действительно стал насыщеннее? Я сбежал по ступенькам вниз. Безумно хотелось домой, в привычный мир. К моим черным простыням и неоконченной картине. К холодильнику. Н-дасс… Теперь уже и здесь ассоциации… Но сначала я должен забрать свою машину. Я поймал такси, однако тормознул, немного не доезжая до «Welcome».
- С тебя пятнадцать, - сказал водитель. Я поймал в зеркале заднего вида его равнодушный взгляд.
- Ты меня не видел.
- Уговорил, брателло, – ответил таксист, закуривая. – Тогда двадцать.
«Что ж, неудача – тоже опыт», - решил я, отсчитывая деньги (бумажник мне вернули вместе с одеждой).
Значит, либо работает не взгляд, либо взгляд, отраженный через зеркало, не работает.
Такси отъехало. Я свернул с дороги и буквально через пару минут был на месте. Снова громыхала музыка. И, кажется, даже та, что вчера.
Здесь все и произошло. Я отгонял подступающий страх. Говорят, преступник всегда возвращается на место преступления, но я никогда не слышал, чтобы так же поступал пострадавший. Все-то, Grace of Death, у тебя не так, как у людей…
Мой ботинок неприятно лип к асфальту. Интересный запах. Нет, собаки здесь совершенно ни при чем. Я потрогал свой нос, ровный и тонкий, без малейших признаков перелома. И как с него могло натечь столько крови, что она за сутки не высохла? И почему никто не слышал, как я кричал? Ах да… Музыка.
Что-то блеснуло в зарослях шиповника. Я подошел ближе и всмотрелся. На тонкой веточке покачивался один из моих перстней. Я снял его и тут же с воплем отбросил. Подув на покрасневшие пальцы, я натянул перчатку и все равно подобрал его. Полчаса лазания по кустам – и обнаружились остальные. За исключением того, с пентаграммой, который, собственно, и не был серебряным. Я понял, что сам машинально скинул их, когда серебро начало меня обжигать, только вот убей бог, не помню.
Ссыпав собранные перстни во вторую перчатку, я пошел к «Welcome». Была мысль зайти в клуб, съесть то пирожное, но, во-первых, денег осталось мало, во-вторых, кто меня пустит в таком драном виде? Я нашел свой алый «бентли» между двумя белыми «фиатами» и, забравшись внутрь, вырулил на шоссе.
Дома, не раздеваясь, метнулся к холодильнику. Меня просто-таки трясло от голода. Достав из морозилки печень, я кинул ее в микроволновку. Пока она размораживалась, налил стакан воды в надежде утолить жажду. Но, видимо, часть мозга, отвечающая за глотательный рефлекс, пострадала сильнее других. Отпив едва ли четверть стакана, я обнаружил, что не могу больше, хотя пить по-прежнему хотелось. От размышлений меня отвлек сигнал, оповещающий о том, что мой ужин (завтрак?) стал мягким.
Заниматься чисткой картофеля я абсолютно не настроен, а значит, в сегодняшнем меню у нас блюдо номер три. Быстро нарезав печень, я побросал фрагменты в сковородку и поставил на плиту. Последний кусочек, самый маленький, я, не удержавшись, положил в рот.
Было бы любопытно посмотреть на выражение моего лица со стороны. Наверное, так должен выглядеть индийский йог, достигший состояния самадхи.
Я тут же выключил плиту и, сорвав с нее сковородку, принялся поглощать аппетитные кусочки. Нет, я по-прежнему не мог глотать. Я жевал и высасывал выжимаемый зубами сок. Как ни странно, меня это насыщало. Разжеванную и высосанную массу я выплевывал, чтобы тут же приняться за следующий кусочек. Я не думал, как это выглядит со стороны, о некоторых вещах лучше вообще никогда не задумываться. Лишь когда запас печени в холодильнике опустел, я почувствовал себя более-менее сносно. «Завтра надо будет купить еще» - подумал я, опершись на стену и стаскивая сапоги.
Остановись!
Хочу в душ. Мечтаю о душе.
Грэйси, стой!
Камзол полетел на пол. Сверху приземлился жилет. Я стал расплетать шнуровку на рукавах рубашки, на вороте она и так не сохранилась.
Что ты делаешь?
Хочу смыть с себя всю эту грязь. Почему нет?
Да когда ты, наконец, прекратишь делать вид, что ничего не случилось?
Что?
Я замер на пороге ванной, не выпуская дверной ручки, как будто в ней было мое единственное спасение. Прямо напротив висело огромное, в полный рост, зеркало. Я смотрел на свое отражение. Отражение смотрело на меня.
Ты ведь знаешь, что произошло?
Знаю.
Этого недостаточно, ты должен это принять.
Я принял.
Ни черта ты не принял! У тебя не было на это времени. Сейчас оно есть. Давай, впадай в шок.
Я испугался настолько, что произнес вслух:
- Не хочу.
Придется. Твой разум не выдержит, если не сбросишь напряжение прямо сейчас.
- Кто ты?
Никто. Ты разговариваешь сам с собой.
- С чего бы мне это делать?
С того, что больше тебе никто не поможет. Ты в необычной ситуации, Грэйс.
- Да уж, – произнес я, холодея. - Это причина, но я спрашивал не об этом. Ответь иначе.
Я часть твоей личности, отвечающая за сохранение рассудка. Ты выделил меня из себя, потому что нуждаешься в собеседнике.
- Ты всегда будешь откликаться, когда у меня возникнет необходимость поговорить?
Нет. Только когда твоя психика в опасности.
- Я что, схожу с ума?
Да. Но все еще можно исправить.
- Как?
Слушай меня.
- Как я узнаю, что опасность миновала?
Ты перестанешь слышать меня.
- Мне это подходит. Что я должен делать?
Подойди ближе, ты должен увидеть это и сказать. Обязательно вслух.
- Я вижу.
Не спорь. Ближе.
Я шагнул вперед, прикрыв за собой дверь. Что плохого, что я веду себя последовательно? Я остановился перед зеркалом. Я не совсем понимаю, что творится в моей голове, но я знаю, что произошло прошлой ночью, и мне необязательно кричать и биться в истерике, чтобы справиться с этим. Я устал. Мне страшно. Хорошо-хорошо. Я смертельно устал и мне смертельно страшно. Все? Я не понимаю, зачем? Что произойдет, если я произнесу вслух то, что и так знаю? Что изменится?
Так почему бы не произнести?
Как угодно. Мне не трудно. Я говорил это не единожды.
- Я – вампир.
Ложь!
Я дернулся, как от пощечины. Верно, правдой это было вчера.
- Я – Вампир!
Сегодня и отныне так.
Вьесчи… Стригой… Носферату…
Я медленно опустился на пол, не отрывая взгляда от зеркала. Черные волосы, с левой стороны слипшиеся в твердые сосульки. Разорванный ворот рубашки, тоже твердый. Как интересно… На красном кровь заметней, чем на черном. Теперь, приглядываясь, я видел, как ее много. И не вся она моя – это я тоже каким-то образом видел. К горлу подкатила тошнота. Сухое, как наждак, небо царапнуло язык, когда я попытался сглотнуть. Словно сам воздух в комнате стал гуще. Мне пришлось приложить усилие, чтобы его колебания еще раз сложились в два из трех моих любимых слов. Слова остались теми же, но смысл их углубился до самого Ада!
- Я – ВАМПИР!!!
Я смотрел в зеркало, и боялся моргнуть, словно отражение в нем могло исчезнуть. Да нет, если бы могло, то уже исчезло бы, и я не увидел бы этих искристых глаз. Карих с красноватым отливом. Ближе к отливу. Черт возьми, Грэйс! Очнись! Ты что, боишься сказать «красных»? Залакированная кровь, влажный кленовый огонь. Два ярких воспоминания - рассвет и закат, которых я больше никогда не увижу. Которые теперь навсегда со мной. Дьявол!
Конечно же, я представлял это не так.
Конечно же, я представлял это.
Я мог не верить, думая, что верю. Я мог не думать, веря, что это ничего не меняет. Я мог не знать, и все же был обязан. Не представлять я не мог.
Вампир, прекрасный и смертельно опасный демон. Пылающий страстью или безразличный ко всему. Он или она, чаще он. Увидит во мне то, чего нет в других, или же не увидит ничего. Сделает это ласково или жестоко, но никогда быстро. А когда я проснусь для новой жизни, в которой больше не будет предела совершенству, мы будем плечо к плечу править ночью и вместе охотиться под серебристым светом луны.
Наверное, я должен быть счастлив. Моя мечта исполнилась почти в точности.
Почти.
И это чертово «почти» как ложка дегтя в бочке… Крови?
Я не нужен своей создательнице. Она обратила меня из прихоти. Думала ли она, что я переживу рассвет? Вряд ли.
Я взглянул на свою жизнь с точки зрения настоящего носферату, наслоил на это изрядную долю цинизма, жестокости, извращенного чувства юмора и коварства – всего, что видел так или иначе в глазах вчерашней вампирессы, и получил ее мысли: «Считаешь, что все знаешь о нас? Тогда попытайся выжить, а я посмотрю, что у тебя получится».
Не знаю, будет ли она действительно наблюдать за мной, но я попытаюсь. Нет, черт побери, я не в том положении, чтобы пытаться. Я выживу.
Мое отражение решительно сдвигает брови в зеркале, в машине таксиста до одури воняло чесноком, но я в нее сел, мое сердце, черт побери, бьется! Я буду проверять по очереди все известные мне вампирские мифы, пока не разберусь, что из них правда, а что вымысел. Неплохо бы найти других вампиров, но это потом.
А теперь я в душ. Никто не против?
…
Ну и славно.
Стоя под упругими струями душа, я думал. После того, как я разобрался в себе, мне стало гораздо легче. Наверное, я, действительно, был близок к умопомешательству. Хотелось бы верить, что уже нет. Не хватало еще сойти с ума, получив бессмертие. Кстати, а бессмертен ли я? Вопрос немаловажный. Я бы даже сказал, первостепенный.
Горячие капли били по макушке. Розовые струйки стекали с моих волос на грудь, разбиваясь о колечко в соске. Хирургическая сталь, не серебро – тысяча благодарностей отговорившему меня мастеру, в ухе-то ни одного не осталось. Я вспомнил белые зубки Медузы, смыкавшиеся на этом колечке, и меня бросило в жар. Я быстро повернул рычаг вправо, и несколько мгновений скулил под ледяным дождем, прежде чем повернуть обратно. Не отвлекаться! Думать. Плевать, что уже мозги вскипают.
Только вчера мы сидели вчетвером в «Welcome», где я хвастался новым заказом. Только вчера, а кажется, месяц назад. Всегда считал, что время – понятие объективное, теперь сомневаюсь.
Итак, я вампир. Ничего не скажешь, занимательный уик-энд получился! И что мне делать дальше? Как жить? О том, чтобы признаться кому-нибудь, не может быть и речи. Если даже я, не без оснований считавший себя специалистом по немертвым, до сих пор не подозревал, что они несколько больше, чем воплощенные в красивом мифе людские страхи, значит, вампиры скрывают свое существование. А если они скрывают его, следовательно, у них есть на это причины. И пока я не разберусь во всей этой непростой ситуации, я не считаю разумным поступать как-то иначе.
Прошли почти сутки с момента моей официальной смерти. Глупо надеяться, что, стерев память медсестре и доктору, я уничтожил все следы. Наверняка остались документы в полиции. Наверняка уже сообщили в университет. Оу! Бедная моя Медуза! Гипнотизируя доктора, я не подумал, что некому будет сообщить ей о том, что я жив. Еще и этим нужно заняться. И поскорее.
Стоп, стоп, стоп! А почему, собственно, меня должно все это волновать? Я жив, так ведь? Я просто проинформирую об этом как можно больше народу, а со своими бумажками и несоответствиями полиция пусть сама разбирается. Обвинений ко мне ни к мертвому, ни к живому, не предъявлено, следовательно, и скрываться мне незачем.
В сущности, что произошло?
Мы с Медузой гуляли в парке, где на нее напала собака. Когда я пытался оттащить псину, мне тоже досталось. После того, как я обратил собаку в бегство (герой, аж противно), я вызвал скорую. Неудивительно, что после таких событий на допросе, где меня же еще и подозревают, мне стало плохо. Придя в себя и удостоверившись, что после заключения медиков все обвинения с меня сняты, я отправился домой, где и продрых весь следующий день без задних ног. Чем не версия? Да еще немного – и сам поверю!
Меня воодушевил этот план. Выбравшись из душа, я немедленно начал претворять его в действительность.
Для начала позвонить! Кому? Только не Торментосу, лучше Джане. Я влажной лапой натыкал номер.
- Да, – послышался голос Торментоса.
Я вздохнул.
- Это я. Грэйс.
- Ты!? Ты, сукин сын, ты жив? Я убью тебя!!!
Признаться, я не ожидал такого. Даже от него не ожидал.
- Том, ты сообщи Медузе, что я не…
Гудки сообщили мне о том, что Торментос бросил трубку. Все еще в шоке, я повторно набрал номер, но телефон оказался отключен.
Я еще некоторое время стоял, прильнув мокрым ухом к собранным в концентрические круги дырочкам. Потом положил трубку, прекратив ее бессмысленное пиканье.
Ладно. Я слышал голос Джаны на заднем плане. Она-то уж точно сообщит. Но надеяться всегда хуже, чем знать. Хорошо, что электронная почта – круглосуточное явление.
Я включил компьютер и принялся сочинять опровержения. В первую очередь отправил родителям (дай-то бог, чтобы успеть!). Потом в университет (не представляю, как собираюсь дальше в нем учиться). Потом «Псам» (совершенно не улыбается потерять такой замечательный заказ). А потом просто по всем адресам своей телефонной книжки.
С чувством глубокого морального удовлетворения я выключил комп. Сразу выяснилось, что комп и чувство глубокого морального удовлетворения выключаются одной и той же кнопкой. Я скис.
Часы показывали 5:15. Тишина напрягала. Как бы мне ни хотелось оттянуть этот момент, мне все равно придется пойти спать. Сегодня я очнулся в морге. Что будет завтра? А если я проснусь человеком, и окажется, что вся эта история мне только пригрезилась? Что я почувствую, радость или разочарование? Уже одно то, что я задавался этим вопросом, наводило на определенные мысли. Кем бы я ни проснулся, засну я вампиром. Это я после светской беседы с собственным отражением осознавал четко.
Я подошел к окну, посмотрел на бледнеющее небо, потом рывком задернул шторы. Что бы там я не наговорил Торментосу, есть миф, который я не собираюсь проверять. Тщательно удостоверившись, что просветов между тяжелыми бархатными складками не осталось, также поступил и со всеми остальными окнами в доме. На кухне занавесок не было, и я закрыл туда дверь, положив под низ скатанный в валик коврик. Ложась в постель, я продолжал думать, что же еще можно сделать.
5
Проснулся я от боли. Извините, не совсем так. Никакая боль не заставит вампира проснуться раньше времени. Просто, очнувшись ото сна, я почувствовал, что мою правую ступню что-то нестерпимо жжет. Высунувшись из простыней (и когда успел завернуться с головой?), я посмотрел на торчащую из-под них конечность. Сразу же захотелось отвернуться, но я сдержался и продолжил обследование. Ожог. Уж не знаю, какая степень, но точно не первая. Кожа вздулась пузырями, а кое-где и сползла клочьями. Кроме того, всю правую половину тела покрывали розовые пятна, которые тоже болели, если до них дотронуться.
- Проклятье! – выругался я вслух.
Солнца вампиры боятся, да еще как! Хорошо еще, голову инстинктивно спрятал. Я сглотнул, представив. И ткань – совсем ненадежная защита… Очень хотелось надеяться, что лимит ежесуточной опасности на сегодня я уже исчерпал.
Я встал, пропрыгал на одной ноге к компьютеру, и нажал «Power». От боли можно отвлечься, если есть на что. Как раз мой случай. Меня просто распирало от любопытства, что там приготовила мне электронная почта. Открыв «ящик», я присвистнул. Сообщений накопилось аж восемнадцать! Но не успел я кликнуть первое, как меня скрутил приступ острейшей боли в желудке.
- Чему ж тут удивляться, Грэйс? – пробормотал я, как только стал способен. - Когда ты в последний раз нормально ел?
Кое-как выпрямившись, я поковылял на кухню.
И не надо так на меня смотреть! В последней из прочитанных мною книг вампиры могли питаться человеческой пищей. Вчера я дал себе слово, что буду проверять все известные мне сведения, вот и иду. Проверять.
Печень я прикончил вчера, оставалась картошка. Блюдо под номером четыре.
Я долго смотрел на картофелину, вертел ее в пальцах так и эдак, потом бросил в ящик и достал другую. Новый корнеплод приглянулся мне ничуть не больше. Я вдвинул ящик обратно и закрыл холодильник.
Не прокатило.
Я вернулся к почте. Приступ стих также внезапно, как и начался, наверное, картошка отбила аппетит. Кроме этого, было еще несколько хороших новостей.
Родители ужаснулись моему посланию, из чего следует, что им так и не сообщили, иначе реакция была бы прямо противоположной.
Мой заказчик перевел мне аванс, о чем и проинформировал, не забыв поздравить с воскрешением. Я посмотрел на занавешенный мольберт. Хотя бы завтра начать.
Следующие сообщения – ассорти самых разнообразных эмоций, кто пугался, кто недоумевал, кто впадал в негодование, а кто и откровенно ржал. Пропустим. Будет представлять интерес, когда мне понадобится составить мнение о конкретном человеке.
Последнее было от Джаны. Она предлагала встретиться в «Welcome». В полдвенадцатого.
Я посмотрел на часы.
С удовольствием.
Время было уже пять минут одиннадцатого, поэтому я только расчесался, подвел глаза и стер с ногтей остатки черного лака. Покрыть их заново я уже не успевал. Привычно оскалившись на зеркало, с восторженным удивлением обнаружил, что клыки мои видоизменились. Вчера они почти не отличались от человеческих, разве что формой, угловатой в местах отлома. Теперь же вытянулись едва ли не вдвое и слегка загнулись назад. Понятно тогда, что за крошки я выплевывал, когда проснулся. Куски искусственной эмали отщелкивались от меняющих форму зубов, как засохшая грязь от ботинок. Я подцепил ногтем самую неприглядную неровность, и она с треском отвалилась. Подавив в себе желание более тщательно очистить зубы (занятие увлекательное, а времени едва-едва), оделся полностью в черную кожу. Все обтягивающее, ибо какой смысл в коже, если она не обтягивает? Из украшений – египетский анкх на шее. Он, как и почти все у меня, был серебряным, но через кожаный жакет не обжигал. Я с тоской посмотрел на перстни, понимая, что они однозначно остались в прошлом. Вздохнув, надел перчатки без пальцев. Самым сложным оказалось натянуть правый сапог. Я подумал, что неплохо бы прикупить что-нибудь от ожогов. Только вот что? Ладно, спрошу у Джаны. Девушки всегда прекрасно осведомлены о таких вещах (видимо, инквизиции так и не удалось до конца искоренить гены целительниц). Я взял трость с набалдашником в форме паука, мрачно отметив, что используемая ранее лишь в декоративных целях, она, наконец, послужит по своему прямому назначению, и похромал к гаражу.
По дороге я исколол весь язык – все время тянуло потрогать кончики новых клыков. От того, что ранки заживали также быстро, как и появлялись, боль от проколов не становилась приятней. У меня и раньше была такая привычка, но те клыки, на которые я извел весь предыдущий гонорар, и близко не были так остры, как те, что достались мне бесплатно. Хм… Вычеркните последнее слово. То, что перед «хм…», сам я этого не сделаю.
Через час мы сидели за нашим любимым столиком на втором этаже. Перед Джаной стоял бокал сока, передо мной точно такой же минералки.
- Новые линзы? – спросила она.
Плохой признак. Если Джана начала разговор с вопроса, значит, сильно нервничает.
- Что случилось? - не стал тянуть резину я.
Она как-то ссутулилась. Пальцы ее переплелись на ножке бокала. По желтой поверхности сока пошла рябь.
- Сам-то как думаешь? Это было ужасно. Мы перепугались. На самом деле. Такая свистопляска. То два трупа, то один. Сказать никто ничего толком не может. Я так рада, что вы оба живы!
Я видел, что она готова расплакаться. Только не это.
- Джан, посмотри на меня.
Она вопросительно вскинула глаза.
- Все хорошо, - сказал я, подкрепляя свои слова ментальным посылом. – Все уже хорошо.
Взгляд Джаны затуманился, потом прояснился. Она медленно выдохнула и даже чуть-чуть улыбнулась. Гора с плеч.
- Торментос не хотел, чтобы я встречалась с тобой. Ты уж не говори ему, ладно?
- Не скажу. Ты сообщила Медузе?
- Мы вдвоем и сообщили.
- И как она отреагировала?
- Плакала.
Видя, как мгновенно погрустнел мой взгляд, теперь уже Джана попыталась меня подбодрить.
- В университете был полный переполох! Представляешь, они уже приготовили твою фотографию в черной рамочке с ленточкой, когда пришло твое сообщение. И ты знаешь что? – Джана сделала глаза настолько торжествующие, что я не выдержал и спросил:
- Что?
- Мне удалось ее стащить!
- Вау!!! – воскликнул я. - С собой?!
- А то!
Спасибо ей огромное, на несколько счастливых мгновений я забыл обо всем на свете. Взяв портрет в руки, я не удержался:
- Хе! Где ж они откопали такую… цивильную?
Реально не помню, чтобы у меня такая была. Волосы красить я начал со второго курса, а здесь я еще рыжий. Я рассматривал фотографию и уже прикидывал, куда ее поставлю, а Джана в предвкушении ожидала заслуженной благодарности, как вдруг меня скрутил приступ, по силе превышающий все предыдущие.
Я оскалился и зашипел, запрокинув голову. Мне показалось, будто у моего желудка выросли зубы, этими зубами он схватил кишки и рванул их к горлу. На меня оборачивались, но мне было все равно. Я склонился на стол, как на плаху.
- Что с тобой? – не на шутку испугалась Джана.
Ее страх я ощутил всей полостью рта.
- Сейчас… пройдет… – выдавил я, чувствуя, что, если она еще немного придвинется, то у меня просто крышу сорвет от жажды.
- Ты не заболел?
- Нет, – простонал я. – Я… умер.
Справа от меня возникла чья-то рука. Я успел разглядеть эмблему клуба на запонке, когда передо мной поставили бокал, наполненный темно-красной жидкостью.
Признаться, я и не заметил, как он подошел, этот официант. По удивленному лицу Джаны я понял, что и она тоже, хоть сидела к нему лицом.
- Подарок заведения, – сказал официант и исчез также неслышно. Я слишком поздно понял, что надо было сделать. Догнать, расспросить, хоть немного задуматься о том, кто этот человек, и почему он знает, что мне нужно… Но со мной случилось то, что в психиатрии называется предпочтением близких целей.
В тот момент меня уже ничего в мире не интересовало, кроме темного лоснящегося кружка в сверкающей хрустальной оправе.
Я взял бокал за ножку, как за стебель цветка. Тяжелая жидкость лениво качнулась в хрустале. Осторожно пригубив, я понял, что это, а, сглотнув, уже не мог остановиться. Допив до конца, я сунул туда язык и быстро-быстро облизал стенки. Лишь на дне осталось маленькое красное пятнышко, до него я не дотянулся.
Джана густо покраснела.
- Знаешь какое-нибудь средство от ожогов? – спросил я, чувствуя необходимость разрядить обстановку.
Джана достала карандаш для глаз и на салфетке написала длинное, из двух слов, название.
- Вот. Спросишь в аптеке.
6
Дождь накрапывал едва-едва, но довольно давно, так что асфальт вымок и заблестел, темный, словно антикварное зеркало. Разноцветные огни сигали с дороги на бампер, плавно перетекали на ветровое стекло и соскальзывали вниз, поджидая следующую машину. Я заехал в одно место – в баке стало больше бензина, а на карточке меньше денег.
Мир как-то аккуратнее, четче. Быть может, из-за дождя? Так странно я себя еще никогда не чувствовал. Не плохо. Не хорошо. Не знаю. Восприятие до болезненного обострилось, словно со всех моих рецепторов содрали старую кожу, а новая еще не успела нарасти. Щетки дворников ритмично скребут стекло, беспрестанно смахивая крохотные цветные капли. На самом деле, конечно, бесцветные, но из-за неугомонных огней такими не кажутся, сегодня особенно. Бледные пальцы в черной коже едва касаются руля. Непривычно удобно им без колец, и еще непривычнее от того, что я обратил на это внимание. «Бентли» идет мягко, полное взаимопонимание с дорогой. В голове ледяная ясность, но и на сердце – лед. Не могу не наслаждаться этим восхитительно-умиротворяющим покоем, и в то же время не могу абстрагироваться от терзающих мой мозг мыслей. Я только что выпил целую пинту крови, и все равно, целуя руку Джаны на прощание, присматривался к венам. Мне не хочется думать о том, что было бы, если… но, кажется, меня никто не спрашивает.
Я машинально потрогал языком клык, и на этот раз не укололся. Набираюсь опыта.
То, что вкус крови вампиры и люди чувствуют по-разному, я осознал, как никто. Все еще свежа память, а мне есть с чем сравнивать. Вкус, который я ощутил, когда теплая маслянистая жидкость потекла мне в рот, отличается от того, каким я его знал в бытность мою смертным, приблизительно как блестящий, только что сошедший с конвейера «Ламборджини дьябло» от его изображения на почтовой марке. Это был взрыв! Шок! Феерия! Пляска на оголенных нервах! Колоссальное усилие воли мне потребовалась, чтобы второй раз не привлечь к себе внимание всего зала, закричав уже от наслаждения. Дело даже не столько во вкусе, сколько в эйфории, такой мощной, такой всепоглощающей, что я вот так взял и свалял дурака с этим официантом, и от того, что сейчас последними словами корю себя за недальновидность, ситуация в лучшую сторону не меняется.
Или меняется?
Я открыл окно, чтобы выплюнуть очередной кусочек искусственной эмали. В салон пахнуло мокрым городом.
«Подарок заведения». Стандартная фраза, но на самом деле так не бывает. Заведения подарков не делают. Кровь мне послало конкретное лицо. Не посетитель – это ясно из формулировки. Значит, начиная от бармена и так далее по служебной лестнице вверх. Придется завтра посчитать ступеньки. Почему не сегодня? Потому что возвращаться – плохая примета, потому что сейчас я направляюсь в больницу к Медузе и потому что третье из трех моих любимых слов – имя моей девушки. Мне плевать, что полпервого ночи. Мне больше не нужно ничье разрешение. Я отведу глаза любому, кто вознамерится встать на моем пути.
Я - ВАМПИР!
Клиника Святой Каталины утопает в зелени, как поздравительная открытка в букете цветов. Подъезжая к ней с северо-востока, видишь только крышу. Еще имеется табличка, указывающая, что именно под этой крышей находится, но лично я ее заметил только со второго раза. Можно спорить, что в первый раз мне было совсем не до табличек, но мне лень тратить время на споры, тем более, что я уже приехал и останавливаюсь.
То ли эта клиника непопулярна, то ли это просто мне так везет, но снова здесь было тихо, как в склепе. На служебной стоянке одиноко белел фургон, остальные, очевидно, на вызовах. Теперь я знал, что эти машины оборудованы по последнему слову техники, чего не скажешь о самой клинике. Нет, внутри-то да, все на уровне, но снаружи… Не плохо, вовсе нет, просто как-то… неофициально. Ну дом и дом.
Я вылез из машины, ночная свежесть тут же пробралась в рукава и ворот, заиграла в волосах нетерпеливыми пальцами. Дождь кончился, и лишь под деревьями, с гладких душистых листьев продолжала катиться влага. По обеим сторонам крыльца вперемешку с фонарями высились эвкалипты. Эвкалиптовые ветви смыкались над головой, образуя арку, и, пока я поднимался по лестнице, несколько капель упало мне за шиворот. Я засмеялся, окатите меня с ног до головы, - не замечу. Медуза, любимая, я уже иду!
Я открыл дверь, и… Едва не рухнул на порог, настолько моя целеустремленность превысила мои способности. Я подтянулся на дверных ручках, чтобы выпрямиться.
Не понял.
Попробовал сунуть руку в дверной проем – интересное ощущение, словно сухой электрический ветер по коже. Тогда я убрал руку и вытянул сразу две. На этот раз получилось только по локти, дальше ладони будто вдавливались в мягкий пластик. Я стал медленно забирать левую – правая проваливалась глубже. Наоборот тоже работало. Забавно. Невидимый барьер пропускает массу или объем, равную массе или объему одной моей руки. А если… Я опустил конечности и впихнул туда голову. Ветер ударил мне в лицо, волосы заклубились за ушами, я всем телом навалился на преграду, но ветер только усилился. Мне стало трудно дышать, и я ослабил давление, тем более, что ко мне уже направлялся охранник, по всей видимости, заинтересовавшийся моими манипуляциями.
- Все нормально, офицер, - сказал я, отступая на пару ступенек вниз. – Все нормально. – Повернулся и зашагал.
Все было отнюдь не нормально. Я два раза собирался разозлиться, но не вышло - удивление пересиливало все остальные чувства. Я забыл о своем намерении проверять вампирские мифы, а вот мифы обо мне забывать не собирались. Вампир не может войти в человеческое жилище без приглашения, это известно всем. Но разве больница попадает под определение жилища?
Я обошел здание.
Наверное.
Клиника частная, а значит, у нее есть хозяин. Но ведь доктор Маури сказал приходить завтра…
Ага. А я потом стер ему память. Даже если это и не отменило приглашения, «завтра» закончилось около часа назад.
Я остановился в тени эвкалипта. Вон там, на третьем этаже, палата Медузы. Свет не горит. Медуза спит, а может быть, и нет. Я мог сколько угодно наблюдать ее окно, но и только.
Дерево произрастало довольно далеко от стены. В том, что я смогу взобраться по нему, я не сомневался, но вот смогу ли я допрыгнуть и удержаться на подоконнике? Теоретически да. Практически… Еще и с обожженной ногой… Хотелось бы больше уверенности.
Так-с… Какие еще на повестке ночи мифы?
Через несколько минут я точно знал, что вампиры не умеют:
a) ползать по отвесным поверхностям
b) просачиваться сквозь стены
c) летать
Я зализал ободранные ладони и, мысленно ругая Стокера, побрел обратно к машине.
Остановившись перед «бентли», я воровато оглянулся по сторонам, потом присел и схватился обеими руками за бампер. Когда я выпрямился и поднял руки, мы с моей машиной оказались в одинаковой позе. Очень осторожно я опустил автомобиль на землю и забрался внутрь. А может, и дверца ячейки морга была заперта, как положено? Ах вот почему вместо того, чтобы просто открыться, она вывалилась на пол! Взглянув в зеркало заднего вида, я поймал себя на том, что бессовестно улыбаюсь во все тридцать два с лишним.
Блин, я вампир. Со всеми вытекающими.
Придя домой и сняв носок, дабы полечить ногу с помощью рекомендованной Джаной мази, я увидел, что лечить уже нечего. Да не в том смысле нечего! Как раз наоборот. Ожоги затянулись, и выяснилось, что хромаю я уже просто по привычке.
Но я все равно намазал ступню.
Ненавижу покупать что-нибудь напрасно.
Перекидной календарь показывал второе и пятое мая. Я отрешенно вспоминал, куда мог подеваться листок с третьим и четвертым, пока искал сегодняшнее число.
Вот. Время восхода солнца - 4:22. Ну и короткие же ночи в мае! До рассвета оставалось чуть менее трех часов, а у меня правило. Вообще-то, у меня много правил, но одно из них – не притрагиваться к авансу, если ничего еще не сделано. Сегодня я еще его не тратил, но завтра кое-что намечается, а я понятия не имею, сколько это может стоить. Подумаешь, вернулся с того света… Это не повод менять свои планы, если в планах у меня – сделать шикарную обложку для «Псов Преисподней». Очень подозреваю, что их благосклонность будет не лишней, когда я буду заново завоевывать благосклонность Медузы. Джана сказала, что Медузу еще как минимум неделю не выпишут. Придется изрядно постараться, чтобы объяснить, почему за это время я к ней ни разу не пришел.
Я включил музыку, бросил на пол пачку бумаги. Пачка была свежей и не рассыпалась.
Можете назвать меня отставшим от жизни, но рисую я красками. Компьютер мне нужен лишь на заключительном этапе, когда я наношу лого группы и название альбома. Потом уже люблю повозиться с готовой картиной в Photoshop, поиграть цветами, добавить или убрать тени, но обычно и этого не требуется, и я возвращаюсь к первоначальному варианту без изменений.
Холст пока что - только напоминание, стимул, до него еще далеко. Сначала я должен подготовить серию эскизов на бумаге, из которых группа выберет один или парочку, и уже с ними я в дальнейшем буду работать. На все мне дали три недели. Не разгуляешься, но бывало, я управлялся и в более короткие сроки.
Иногда заказчик обращался ко мне, уже имея полностью сформировавшуюся идею, и мне оставалось только воплотить ее в жизнь. Тогда я управлялся за пару дней, но удовольствия получал меньше по одной простой причине – не чувствовал себя автором. Мне гораздо больше нравится, когда клиент оставляет мне простор для творчества. Вообще-то, чаще всего так и было. Мне предоставляли тексты песен, сообщали название альбома, указывали направление, а остальное я додумывал сам. И не покривлю душой – это были мои лучшие обложки. В этот раз и вовсе ограничились фразой: «Чтобы была кровь», так что можно сказать, полностью развязали руки. У меня редко получалось нарисовать что-нибудь, на чем крови не было.
Вооружившись карандашом, я вытянулся на животе и замер неподвижно, рука на верхнем листе. Я просто лежал и слушал, погружаясь в атмосферу интро, концентрируясь на всплывающих перед глазами образах. Бас-гитара, более вязкая, чем еще не разогретые ударные, прилежная ритм, необузданная соло, длинный клавишный проигрыш, отсылающий на несколько веков назад, неоклассика… Когда Шейн запел, мои пальцы задвигались, покрывая сияющую белизной поверхность едва уловимыми штрихами. Я отстраненно наблюдал за тем, что делает моя рука, свою задачу я ведал четко, моя задача – не мешать.
Я как раз заканчивал четвертый эскиз, когда звонок будильника возвестил, что еще одна ночь вырвана мною из пасти Вечности. Я заводил его, чтобы успеть принять душ перед рассветом и поискать, где я, собственно, буду спать. Кровать, как я уже понял, не подходит. Нужно что-нибудь более закрытое. Ванная подошла бы наилучшим образом, если бы один креативщик не соорудил под самым потолком окошко в форме кельтского креста. Может, шкаф? Там моя изобретательность, напротив, пришлась кстати. Поверху тянется лампа дневного света, и выключатель внутри – попробуй без света найди среди кучи черных вещей ту единственную, которую, собственно, и ищешь. Мокрый, в полотенце, я растянулся на кровати. Да, шкаф подходит. Надо только еще предварительно замотаться во что-нибудь посущественней полотенца. Озарение пришло неожиданно. Я хлопнул себя ладонью по лбу, да так, что полетели не только брызги, но и искры. Грэйс, ну ты и дурак! Я вскочил с кровати и бухнулся перед ней в упор лежа. Если кто думает, что я вдруг решил поотжиматься, то вы обо мне слишком уж хорошего мнения. Я заполз в пыльную темноту, нащупал, схватил и потащил на себя. Назад было гораздо легче, чем когда я его туда засовывал.
Довольный, я откинулся на пятки и ласково провел ладонью по черной полировке, стирая пыль. И как я все время ухитряюсь забыть, что из большинства возможных кандидатов на роль вампира, я все-таки наиболее подготовленный?
Я снял крышку гроба. Белый атлас заставил меня прищуриться.
Ладно, первый рассвет – не моя заслуга, но я пережил второй, и все последующие тоже намерен. Все, что от меня требуется – чуть больше внимания к своей неотмирной придури. Две ночи назад, в дивное весеннее полнолуние, одной взбалмошной вампирессе из Лос-Анжелеса вздумалось создать наследника. Что ж, она явно угадала с выбором. Я улыбнулся. Или, наоборот, просчиталась.
Я лежал, пялясь в атласную обивку крышки, и впервые за двое суток чувствовал себя в безопасности. Завтра я сделаю изнутри засовы, и мне будет еще уютнее.
Нет, время, определенно, понятие субъективное. Столько всего произошло…
Вампиры существуют…
И теперь я один из них…
По-моему, логично.
7
Проснувшись, я перепугался, что снова попал в морг, настолько сильно замерз. Зуб на зуб не попадал буквальным образом. Я сдвинул крышку и высунулся из гроба. И почти сразу же, безо всякой прелюдии, - приступ жажды. Я замер, коленями еще в гробу, лицом уже в ковре. Больно… Это что, я каждую ночь питаться должен? Хреново… В холодильнике печень и мясо. Много печени и еще больше мяса. Огромный сочнющий кусок - вчера позаботился. Но, пока не отпустит приступ, до холодильника как до луны на велотренажере. Слабой рукой я стащил с кровати одеяло.
Зазвонил телефон, вовремя, блин. До телефона было ближе, чем до холодильника, лишь это заставило меня среагировать. По пути сильнее заворачиваясь в одеяло, я подполз и схватил трубку.
- Алло…
- Извините, я, кажется, ошиблась номером.
Гудки…
Я повесил трубку и прилег неподалеку, с усилием откашливаясь, чтобы, когда Джана перезвонит, мой голос уже меньше напоминал рычание динозавра, исхудавшего до ящерицы.
Звонок.
- Алло…
- Ой, Грэйс, а я тебе весь день звонила. Что с твоим голосом? Ты вчера очень плохо выглядел, тебе хуже, да?
- Пустяки, - выдавил я, скривившись от боли и от осознания того, что она вновь начала с вопросов. – Обыкновенная простуда. Депрессировал, прогулялся под дождем, замерз. - Почти все правда. - Выкладывай, что у тебя стряслось?
Джана вздохнула.
- Кто-то сказал Торментосу, что мы с тобой вчера встречались.
- Черт, это не я.
- Да я и не думаю, что ты. Скорее всего, кто-то из официантов.
Я досадливо поморщился. Действительно, наивно было надеяться, что никто не проболтается. Я же вчера весь этаж на уши поставил.
- Все нормально? – спросил я. Как бы ни был глуп вопрос, не спросить – еще хуже.
- У меня да. Мы помирились. Но тебе он сказал, голову оторвет. Я звоню, чтобы предупредить, чтобы сегодня ты не появлялся в клубе. Сегодня его смена.
Я озадаченно постучал кончиком языка по кончику клыка. Не укололся.
- Знаешь, как раз сегодня я обязательно должен быть в клубе. Я вполне понимаю Торментоса. Я сам себе не могу простить, что не уберег Медузу. Нет ничего удивительного, что он так зол на меня.
- Нет-нет, ты даже близко не представляешь, КАК он зол на тебя!
Я чуть сильнее сжал трубку. Сама того не понимая, Джана задела мое самолюбие.
- Если дело дойдет до драки, скорее всего он окажется на полу. Не я. – Слишком быстро я проговорил это и слишком поздно понял, что трепаться с девушкой о ее парне в таком ключе - не лучшая из стратегий. Джана разозлилась.
- Нет, ты почему такой эгоист? Ты можешь хоть раз взглянуть на ситуацию с другой стороны? Не имеет значения, кто из вас окажется на полу, Торментос в любом случае потеряет работу, если это будет пол клуба «Welcome».
Я смутился. Обвинить меня в эгоизме – все равно, что воду в том, что она мокрая. Я знаю свои недостатки и борюсь с ними, иначе бы меня это не тронуло.
- Думаешь, он может устроить сцену прямо в «Welcome»?
- Я не думаю, я это точно знаю. Может.
Я с тоской вспомнил свое отражение в бокале крови. Новый приступ боли нахлынул прямо поверх первого, и тут же оба стихли, видимо, восприняв мелькнувший в голове образ как обещание.
- Давай так: я зайду в клуб и постараюсь не попадаться Торментосу на глаза. Быстро сделаю свое дело и уберусь. Гуд?
Послышался тяжелый вздох в сторону от трубки. Раньше я бы его не услышал.
- Ладно, Грэйс, давай начистоту. На минуту безо всякой готической шелухи. Я спрошу, и ты ответишь мне честно, а потом мы благополучно забудем об этом разговоре, хорошо?
- Хорошо, - сказал я, не понимая, к чему она клонит, но догадываясь, что мне это вряд ли понравится.
- Пообещай, что ответишь честно, - потребовала она.
- Обещаю… - нет, мне это совершенно точно не понравится. - Спрашивай.
- Ты на самом деле веришь в вампиров?
Я замер. И чувствовал, как на том конце провода замерла она. Что мне сказать? Сейчас я думаю одно, две ночи назад я бы ответил по-другому. Но две ночи назад она бы и не спросила, значит…
- Да.
Джана вздохнула. Она явно ожидала другого ответа, и ей понадобилось несколько мгновений, дабы скорректировать свой.
- Торментос тоже.
- Что???
- Торментос верит в существование вампиров, и верит, что ты один из них. Всегда верил.
- О Господи!
- А я ведь просила ответить честно, - укоризненно проговорила Джана.
Я все еще не мог отойти от шока. Вот уж на кого подумал бы в последнюю очередь. Торментос, эта вечная заноза в заднице, никогда не упускающий случая поднять меня на смех, на самом деле относился ко мне серьезнее, чем все остальные? Он верил мне? Верил, как никто? Верил, как я даже сам себе не верил?
- Это еще не все, - прервала мои размышления Джана.
- Кровь Ада, еще что-то?
- Он думает, это ты сделал.
- Что сделал? - Я даже не сразу понял, что она имеет в виду, настолько это было невозможно.
Джана вздохнула снова.
- Увлекся.
У меня отвисла челюсть. Я забыл про холод, я забыл про жажду, я забыл о необходимости дышать.
- Да он в своем уме? - возмутился я, когда вспомнил. - Всему же есть предел, как он вообще смеет так думать?
Джана вздохнула еще тяжелее. Разговор со мной явно выпивал из ее все соки. Быть может, я еще и энергетическим вампиризмом пробиваюсь?
- Не ходи в клуб, Грэйс. Я уверена, чем бы ты ни хотел там сегодня заняться, это может подождать до завтра. Я вышлю тебе по мылу график Торментоса. Пожалуйста, несколько дней не попадайся ему на глаза. Подожди, пока он успокоится.
- Хорошо, - севшим голосом проговорил я.
- Спасибо, - тихо поблагодарила она. – Тогда я бросаю трубку и сажусь за компьютер. Полагаю, на занятиях ты завтра не появишься?
- С чего ты взяла? – прошептал я, холодея.
- Ну ты ведь болеешь.
- Ах да… - я почувствовал себя полным дураком.
- Может, это и к лучшему.
Ничего себе заявление, но я понял, что она имеет в виду.
- Может быть.
- Пока, Грэйси. Не пей ничего холодного.
- О кей. Буду только теплое. Пока.
Я лежал на полу, все еще сжимая вяло попискивающую трубку. Том думает, что я напал на свою возлюбленную! Каково, а? Мне, действительно, захотелось тут же его увидеть, чтобы сказать: «То, в чем ты меня обвиняешь, полнейшая, несусветная чушь!» Ну, или то же самое несколько другими словами. Я уверен, что смогу его убедить, но не уверен, что в процессе этого убеждения мой друг не успеет потерять работу.
Ладно, так уж и быть, визит к владельцу клуба отложу до завтра, а сейчас осторожненько, пока не вернулся приступ, позавтракаю. Я уже вычислил, что заглушенного таким образом голода хватает часа на четыре. А за это время я успею подготовить еще несколько эскизов для «Псов Преисподней». Жизнь продолжается. Несмотря ни на что. В том числе и на смерть.
На кухне я загрузил мясо в блендер и нажал на кнопку. Это быстрее, чем жевать и, как ни крути, цивилизованнее. Стараясь особо не вглядываться в мутную жидкость, залпом опустошил стакан. После вчерашнего мне не показалось это вкусным, да и питательным – не особо. Вот так и растут запросы. В первую ночь я едва не прыгал по комнате от наслаждения. А может быть… Ничего сложного. Я вынул из ящика нож, приставил острие к запястью и чиркнул поперек вен. Кровь потекла не сразу, будто решая, стоит ли, а потом неожиданно быстро, и первая капля расплескалась по линолеуму прежде, чем я успел ее поймать. Я присосался к запястью, прислушался к ощущениям… Нифига. Отстранился – рана затягивалась на глазах. Я мог бы открыть ее снова, если бы был смысл. Смысла не было.
… Пятьдесят восемь, пятьдесят девять, шестьдесят.
Шестьдесят.
Ровно шестьдесят перламутровых ракушек обрамляют край ванны.
Ну и что?
Я вновь по подбородок зарылся в пену.
Зачем я их посчитал-то?
Я все еще размышлял над этим, сидя на кровати и суша волосы феном, пока не заметил, что Шейн с постера «Псов Преисподней» смотрит на меня укоризненно. В самом деле, мне что, больше заняться нечем?
Одевшись, я полез за эскизами, но, открыв папку, понял, что достал не ту. Захлопнув ее и отложив прочь, я вдруг почувствовал ничем не объяснимое сожаление, побуждающее взять ее снова. Возможно, если я подчинюсь этому странному порыву, то пойму почему? Я пожал плечами и взял папку.
Вообще-то, мою дипломную работу можно было считать практически готовой. Даже выводы уже распечатаны. Не доставало лишь математической части общим объемом не более полутора страниц, но эта математическая часть… Скажем так, поэзия цифр никогда не была близка мне. Я уже несколько раз переделывал, но получающиеся у меня результаты по-прежнему не желали объяснять сделанные мною выводы.
Впрочем, какое это теперь имеет значение?
Хм…
Я разложил перед собой графики, бросил взгляд на таблицу и сразу нашел несоответствие. Ошибка была в формуле и тянулась аж до предпоследнего этапа. Последний я еще не осилил, а то бы она проникла и дальше.
А я-то радовался, что уже все почти готово. Да здесь работы на неделю.
Я поискал глазами ручку и вытащил еще несколько чистых листов. Жажда мешала сосредоточиваться, и я сосредоточивался, чтобы мешать жажде.
Ближе к утру я валялся на кровати под монотонное жужжание принтера, выплевывающего один за одним листы готовой дипломной работы, которую мне никогда не защитить просто потому, что не защитить никогда. Едва ли экзаменационная комиссия согласится собраться ночью специально для меня. Не то, чтобы я всерьез планировал связать свою дальнейшую жизнь с термической перегруппировкой Кляйзена 2-оксипропаргилантрахинона, но кому помешает такой диплом?
Взгляд мой невольно упал на фотографию, которую принесла Джана. Я поставил ее на подоконник, как напоминание, что шторы открывать нельзя. Ну да, первый курс. Рыжеволосый молодой человек улыбается в камеру и абсолютно не подозревает, что именно эту фотографию четыре года спустя перечеркнет траурная ленточка. Мне захотелось зарыться в подушку и зареветь, как в детстве, но вместо этого я поднес ладонь ко рту и одним клыком, одним быстрым движением располосовал ее по краю. После чего повернулся на спину и смотрел, как кровь выступает каплями, заполняет собой рану и, наконец, устремляется вниз по предплечью изгибистым алым щупальцем. Я вздохнул. Напряжение оставило меня. Вид и запах крови – первое средство, когда требуется привести меня в чувство. И тогда я сказал себе: «остановись». Остановись, Grace of Death! Пора бы уже прекратить себя жалеть. Приятно, не спорю, но хватит уже! Ты всегда славился способностью выловить плюс в море минусов, но совсем необязательно поступать подобным же образом с минусом в море плюсов. Ведь не одну только жажду принесло твое обращение. На ее фоне все остальные способности тускнеют, но стоит только ее утолить, и…
Что «и»? – Кровь дотекла до локтя и остановилась.
Итак, я умею:
Внушать людям свою волю.
Быстро заживлять ожоги и порезы.
Хоть и с трудом, но приподнимать автомобили.
Неплохой наборчик для начала.
Плюс ко всему еще внезапно открывшееся пристрастие к математике. Не настолько, конечно, сильное, чтобы, встретив россыпь рисовых зерен на дороге, забыть про охоту и приняться считать их, но, кажется, настолько, чтобы пересчитать их на обратном пути.
Честно, не думал, что этот миф окажется верным.
Кровь я слизал, а с локтя – стер.
Гроб вернулся под кровать. Оказалось, чтобы забраться в него, вовсе не обязательно его вытаскивать. А так даже лучше. Еще… темнее.
8
Машин у клуба было много, я долго искал свободное место для парковки, в итоге все равно пришлось остановиться чуть ли не за квартал и прогуляться пешком. Я был не против, я люблю ходить по ночному городу, но вскоре мне это разонравилось. Как-то удручает, что сердце каждого встречного стучит громче, чем твое собственное.
В самом оживленном месте сновали двое – парень и девушка в одинаковых футболках с надписью «Шоколад» и с одинаковым хищным взором. У каждого в руках пачка рекламных листовок. Похоже, зарплата у них сдельная, иначе с чего бы им торчать здесь так поздно? Я ускорил шаг и попытался свильнуть в сторону, но мне все-таки всучили фотографию симпатичной загорелой девушки, почему-то обернутой в фольгу. Шейка и голые плечики девушки невольно притягивали взгляд, и, полагаю, не только вампиров.
Я вчитался в текст:
Только у нас
новые модели турбо-соляриев
Салон «Шоколад»
Встречай весну в шоколаде!
- Очень смешно, – буркнул я, и обнаружил, что мне действительно смешно. Завернув за угол, я бросил листовку в ближайшую урну, на неровную кучку точно таких же. Кто, интересно, подсказал ребятам обосноваться возле вампирского клуба? Много же они здесь заработают, выбирая из толпы самых бледных.
Задрав голову, я по-новому посмотрел на горящую алым вывеску «Welcome», и уже точно знал, что с этим клубом что-то нечисто. В том варианте, если вампиров считать нечистью.
«Welcome». Снаружи сие заведение выглядит мрачно и броско, эдакий замок - тире - храм с башенками и шпилями, коваными решетками и круглыми витражами, а также четырьмя выходами на четыре стороны света (специально проверял по компасу, вот такой я зануда). Благодаря четырем выходам, или в моем случае, входам, здесь даже при большом скоплении народа почти никогда не бывает очередей. Но фэйс-контроль, разумеется, есть, поэтому вам не придется опасаться, что какой-нибудь поляну попутавший рэпер нарушит ваше уединение недоуменным «йо?».
Я заплатил у западного входа и с головой окунулся в знакомую атмосферу. Ах, «Welcome», цитадель темной эстетики и больного воображения. Наверное, я провожу здесь слишком много времени, раз чувствую себя в этом странном месте, как дома. Но разве я один? Не слишком ударюсь в гиперболу, сказав, что потерянные души всего города находят здесь успокоение. Общая мысль «меня не понимают!» сплачивает в эгрегор тех, кто по определению не способен существовать в группе. Не то чтобы здесь все сразу ринулись тебя понимать, но здесь это и не нужно. У каждого из приходящих сюда свои тараканы в голове, скрытые от посторонних глаз маской если не любви, то, по крайней мере, ревности Нарцисса, или выпяченные напоказ ею же. Действуя по принципу «улучшай мир, начиная с себя», никто из нас не способен продвинуться дальше. Что следует за «начиная с себя»? «Покончить с собой»? Те, кто приходит к такому выводу, значат для этого мира еще меньше, чем те, которые вообще не задаются этим вопросом. Моя философия в ином – мир не идеален, но другого нет, а самосовершенствованию нет предела, лишь пока жизнь продолжается. Я прошел через смерть, и она меня не впечатлила. В мои планы не входит повторять неприятный опыт.
По дороге наверх я не пропустил ни одного зеркала. Я художник. И одновременно модель, свое собственное произведение искусства. На этот раз я превзошел самого себя. У меня встреча с, возможно, вампиром, и я не собираюсь выглядеть, как выпускник семинарии. Снова в черной коже (это чтобы меня быстрее вспомнили), но куртка расстегнута наполовину, под ней – майка – сеточка. На бедре – петли цепей. Ошейник с двумя рядами разнокалиберных шипов стал достойной альтернативой жгучим серебряным кулонам. Волосы…
- Ох, простите… - Иногда нужно и под ноги смотреть, чтобы не натыкаться на людей. Так, на чем я остановился?
… Волосы распущены, глаза подведены. Пришлось-таки глотнуть немного мясного сока, чтобы руки не тряслись. Про себя я окрестил этот сок псевдопищей. А нормальная пища меня ждет совсем, совсем скоро.
Зеркала кончились, а вместе с ними и лестница. Второй этаж встретил меня тройным контрастом черного мрамора, белого пластика и алого бархата.
Мой любимый столик занимала троица киберпанков, возбужденно обсуждающая последний концерт Мерилина Менсона. Я тоже был на этом концерте, но не был согласен с их мнением, что «главный враг христианской Америки» реально набросился с кулаками на своего гитариста. По-моему, они это специально подстроили, впрочем, могу ошибаться. Выйдет DVD – гляну ближе.
Бармен за стойкой трудился, не покладая проворных рук.
Кажется, тот же, что был здесь, когда мы вчетвером отмечали мой заказ перед тем, как… Я даже вспомнил имя, хотя мог бы и не вспоминать – оно все равно написано на бейджике.
Я сел на свободное место у стойки и стал ждать, когда в потоке клиентов старины Стива наметится брешь.
- Стивен.
Он обернулся ко мне, молодой и аккуратный, как новый доллар, на его губах наметилась вежливая полуулыбка:
- Да, сэр?
- Мне необходимо поговорить с владельцем этого заведения. Вы не могли бы мне помочь в этом вопросе?
- Боюсь, что нет, сэр, – изобразил на своем лице искреннее огорчение бармен. - Мистер Вайс уехал из города пару дней назад.
Проклятье!
- Надолго?
Полуулыбка стала четвертьулыбкой.
- Он никому не докладывает, и я не исключение, простите.
Если бы не «простите» в конце его реплики и не легкий кивок-поклон, она могла бы показаться грубой, но Стивен не занимал бы эту должность, если бы так четко не чувствовал границу.
- Что будете пить? – как ни в чем ни бывало спросил Стив и ненавязчиво подвинул ко мне карту вин.
- А что бы вы посоветовали такому, как я? – я решился и быстро показал клыки.
Бармен ответил понимающим взглядом. Он склонился к карте с другой стороны так, что между нашими лбами пролез бы не всякий бокал, и, водя ногтем над перечнем, стал пояснять, заговорщицки глядя мне в глаза:
- С восьмого по шестнадцатый очень похоже по цвету, девятый и одиннадцатый – еще и по консистенции, десятый подается теплым и с пряностями…
Очень скоро я его не слышал. Как радио, о котором забываешь, если мозг занят более важным. Я видел прозрачную капельку под его волосами, готовую скатиться на лоб. Ему было жарко, как и мне, но я-то в коже, а он только в тонкой рубашечке. Две извилистые венки на выбритых полосками висках ритмично приподнимали кожу. Я чувствовал эту пульсацию у себя на языке.
- Мне нужна настоящая кровь.
Улыбка застыла на его лице, как приклеенная. Он медленно выпрямился, и я с ужасом понял, что проговорил последнюю фразу вслух.
- Извините, заказать можно лишь то, что перечислено в этом списке.
Если он добавит в свой коктейль ощущений еще хоть немного страха, я перепрыгну через стойку и повалю его на пол. Я поспешно отодвинулся – слишком яркой была вспыхнувшая в мозгу картина.
- Что ж, тогда мне лучше уйти, - сказал я, ободряюще улыбнувшись Стивену. Судя по его побледневшему лицу, ободряющую улыбку мне следовало бы вначале отработать перед зеркалом.
Люди расступались передо мной, пока я шел к выходу.
Мне хотелось ослабить ошейник.
Разумеется, я этого не сделал.
Пару дней…
Спохватился бы сразу – не пришлось бы ждать. А теперь когда он вернется?
Я оглянулся на Стивена – он смешивал коктейль для очередного клиента. Мне показалось, или его движения стали более хаотичными? Подойти извиниться – еще бутылку уронит. Ладно, оставим так, пусть ложится еще одним камнем на моей совести. Если все пойдет, как надо, в лодку Харона мне не садиться.
Я свернулся в мягком кожаном кресле на первом этаже и слушал музыку. Это кресло находилось в относительном удалении ото всех колонок, и было единственным здесь, которое не вибрировало. Когда накатывал очередной приступ, я откидывался на спинку и молча страдал под прикрытием темноты, когда боль отступала - смотрел на танцующих, каждый из которых мог бы уменьшить мои мучения, и ничего не предпринимал по этому поводу. Да и что бы я мог предпринять?
- Выглядишь супер, не хочешь потанцевать?
Я поднял взгляд. Блондинка в белом кружевном топе и красных виниловых шортах улыбнулась кроваво-красными губами. Ее губы блестели так же, как шорты.
- Благодарю, но мне хочется побыть одному.
Ее улыбка превратилась в ухмылку, она развернулась и ушла в перемежающуюся цветными вспышками темноту, преисполненная осознанием собственного достоинства. Я отклонил уже несколько подобных предложений. А может быть, зря? Может быть, и мне следует подняться и пойти в зал: «Мисс, вы так очаровательны, не позволите ли прокусить вашу шею?». Я улыбнулся своему отражению в зеркалах на противоположной стене. Три или четыре девушки улыбнулись мне в ответ. Хм, что-то раньше я не замечал такого пристального внимания со стороны альтернативного пола, даже когда приходил сюда без Медузы. Или это вампирские штучки? Если да, то как ими пользоваться? Инструкция прилагается или нужно скачивать из Интернета?
- Привет. Танцуешь?
Один из подлокотников моего кресла прогнулся под джинсовой попкой брюнетки в короткой футболке с белым по черному знаком «анархия».
- Привет. Нет.
- А подумать? – Она отклонилась назад, и сила тяжести плавно уложила ее спиной на мои колени. Полуторадюймовые ногти провели по моей груди, цепляясь за сетку.
Я невольно отпрянул. Брюнетка засмеялась и, перекатившись, оказалась на коленях у моих ног.
- Подумать, - многозначительно повторила она, и кончик ее проколотого языка завибрировал, как у змеи.
Я сглотнул и медленно покачал головой. Сказать «нет» вслух уже не получилось.
- Ну и дурак, - пожала плечами она и поднялась.
«Может быть, - думал я, глядя ей вслед. – Может быть».
Черт возьми, не надо так со мной! У меня есть Медуза, и я ее люблю!
Я чуть повернулся и закинул ногу на подлокотник. Прочь все, это мое кресло.
Чья-то горячая рука провела по моим волосам. Я едва не разбил челюсть о собственное колено – терпеть не могу, когда сзади подкрадываются, и обернулся через плечо. Худощавый юноша смущенно улыбался, держа одной рукой два бокала выражаясь полицейским сленгом «пенящейся жидкости желтого цвета». Впредь так и буду называть шампанское, чтобы мне его не хотелось. Подведенные глаза парня выражали столь неприкрытое восхищение, что я поежился. Кажется, кое-кто неправильно истолковал мои отказы девушкам.
Если вы меня спросите, как я отношусь к сексуальным меньшинствам, я отвечу, что я к ним не отношусь, но и гомофобией не страдаю. Мне кажется примитивным строить свое отношение к человеку, исходя из его сексуальных пристрастий. В конце концов, мое влечение к крови тоже не каждый первый разделяет. Поэтому обижать парня я не буду, но разочарую, это как пить дать.
Я встал, взял его за плечи и аккуратно отодвинул с дороги.
- Прости, друг, я не тот, кто тебе нужен.
Взлетая вверх по лестнице, я надеялся, что Стив уже успокоился. Покончу с этим делом и буду выбираться отсюда. Все-таки прохлаждаться в ночном клубе, когда твоя девушка в больнице – не есть хорошо.
- Скажите, пожалуйста, этот мистер Вайс… - Ну и что мне мешало подумать над формулировкой заранее? Как обойти слово «вампир»? Пауза затянулась, и я, кое-как собрав остатки красноречия, выпалил, наконец:
- Он похож на меня?
Стивен поставил передо мной заказ – бокал минералки, и тоном, не оставляющем сомнения в своей искренности, заявил:
- Он ваша полная противоположность.
Машин на улице стало меньше, но моя от этого ни на миллиметр не приблизилась, снова пришлось идти.
- Подожди! – донесся чей-то взволнованный голос.
В боковом зеркале чьего-то навороченного джипа я увидел бегущего за мной давешнего парня, уже без бокалов.
Этого еще не хватало.
Прочтя уйму литературы о вампирах, я, конечно, знал, что детям ночи полагается быть бисексуальными, но поделать ничего не мог. Мужчины мне не нравились. Ни под каким соусом.
Поэтому я сделал вид, что оглох и пошел дальше.
И тут меня скрутил такой приступ жажды, что я вынужден был опереться на капот того же самого джипа, чтобы перевести дыхание.
- Вам плохо? – послышалось сзади. – Я могу чем-нибудь помочь?
- Да… Иди сюда! – обернувшись, я схватил его за голову и ткнулся в шею.
Он в изумлении отпрянул.
- Прямо здесь? Пойдем лучше ко мне. Тут недалеко.
Но я не мог больше ждать.
- И здесь нормально!
Это должно было случиться, рано или поздно должно было. В глубине души я понимал это. Понимал, но почему-то думал, что приспособлю для этого что-нибудь взамен утраченного перстня. Я даже не представлял, что буду кого-то кусать клыками. Можете смеяться, но клыки мне казались слишком ценными, чтобы ими кусать. А это оказалось так естественно, так… прикольно, словно я уже проделывал это тысячу раз. Ощущение хрупкой живой плоти в руках, вкус горячей солоноватой кожи, легкое напряжение челюстей, дикое возбуждение – и вот уже сама жизнь прорывается изнутри на поверхность, успевай только ловить языком.
Но это было еще не все.
Мир Тьмы не переставал меня удивлять. Мысли парня потекли мне в голову вместе с его кровью. Я узнал, что зовут его Жан (или в отдельных случаях Жанна) и что он просто в восторге от моих глаз. Я узнал, что он абсолютно не представляет, что с ним в данный момент происходит, а представляет нечто совершенно иное, что, в свою очередь, не хотелось бы представлять мне. А еще он рассматривал как вариант мой способ знакомиться, приняв за несомненную симуляцию внезапное ухудшение моего самочувствия.
Это поразило меня так, что я поперхнулся, и кровь попала мне в нос. Я вынужден был отстраниться, чтобы сделать вдох ртом, и тогда обнаружил, что, в общем-то, пора заканчивать.
Жан, тяжело дыша, висел в моих руках. Глаза его смотрели на все и ни на что конкретно. Я повернул его к свету уличного фонаря, чтобы осмотреть раны, но увидел только черные следы своей помады. Я быстро стер их большим пальцем, потом усадил его на асфальт, спиной к колесу джипа, быстро оглянулся по сторонам и бегом помчался к своей машине.
Можете сколь угодно говорить мне, что я поступил нехорошо, бросив его так, но каким-то десятым чутьем я знал, что с ним все будет в порядке.
Уже в машине, выруливая на шоссе, я свободно отдался во власть эйфории.
А теперь и со мной тоже.
9
Привет, я Грэйс-вампир. Прошло около двух недель с того времени, как мы с вами в последний раз виделись. Поверьте, для меня они пролетели также незаметно, как и для вас. Поздравляю, больше вы не услышите нытья по поводу голода. Я охочусь, как и подобает настоящему носферату. Со смехом вспоминаю, сколько возможностей упустил в первые ночи, не решаясь попробовать - оказалось, это проще простого. Двух – трех человек на ночь мне хватает, может быть, хватит и одного, но я боюсь пить помногу. Боюсь не без оснований, потому что остановиться бывает трудно. Поначалу я считал глотки. Раз, два, три, четыре, пять, шесть. Шесть – и я зализываю. Но тут возникла проблема, не ставшая причиной трагедии лишь потому, что я вовремя ее заметил. Когда пьешь, легко увлечься, но когда считаешь, оказывается, еще легче. Сказать цифру «семь» мне хочется не меньше, чем сделать еще один глоток. Поэтому я бросил вычисления, и пью так.
Мои охотничьи угодья – «Welcome» и, как альтернатива, улицы ночного Лос-Анжелеса, потому что никуда, кроме «Welcome» меня не пускают. В смысле, не приглашают, что для меня одно и то же. График Торментоса у меня висит над зеркалом. С владельцем клуба я так и не переговорил, все откладываю на потом. Как ни приглядывался, не заметил, чтобы здесь кому-нибудь вообще подавали кровь, хотя… с восьмого по шестнадцатый очень похоже по цвету, девятый и одиннадцатый – еще и по консистенции… ну, и так далее. Мне это уже без разницы – не могу мечтать о крови, оправленной в хрусталь, когда вокруг под живые гитары и клавиши извиваются в танце живые сосуды. Блондинку в красных шортах я попробовал на следующую же ночь, но вот брюнетку – анархистку отыскать все не удается. Но я не жалею. Здесь и без нее столько интересных личностей! Никогда бы не подумал, что вон та высокая дама с хлыстом и в короне из ножей, на самом деле археолог, большую часть времени проводит на коленях с кисточкой где-нибудь в пустыне Средней Азии и в Л. А. бывает от силы пару месяцев в году, когда и отрывается. А миниатюрная японка в клетчатой юбке в складочку и белых гольфиках, возраст которой ни на глаз, ни на вкус определить не получается, зовет себя Майкл Ли, мистические новеллы которого я уже полгода с переменным успехом разыскиваю по всему Интернету. Жан, моя дебютная жертва, постоянно ошивается в клубе, но я его избегаю – парень возомнил себе невесть что.
Иначе говоря, «Welcome» - идеальное место для позднего ужина, если бы не одно «но»: все-таки, здесь слишком людно. Как бы ни был велик ассортимент, жертву я могу выбрать только одну, и все остальные при этом тут же переходят в категорию потенциальных свидетелей. Потому, потусовавшись немного, я все раньше выхожу на улицу, где меньше вероятности быть замеченным. Я выискиваю одиноких прохожих, спрашиваю «который час?» или еще какую-нибудь белиберду. Едва только человек встретился со мной глазами – он мой. Я внушаю ему, что я – самое лучшее, что с ним может случиться в жизни, потом спокойно увожу его в тень, отгибаю на сторону голову и прокусываю шею. По окончанию сеанса приказываю все забыть – и всего делов! Тактика моей охоты не срабатывает, когда меня видят одновременно два и более человека. Я просто не в состоянии удерживать контроль над их разумами. Кто-то выходит из-под моего влияния и в самый неподходящий момент начинает кричать, так что мне приходится в спешном порядке ретироваться, только раздразнив аппетит. Конечно, я по-прежнему предпочитаю девушек, но так уж выходит, что одинокими ночными прохожими чаще всего оказываются мужчины.
Менять свой обычный имидж не вижу причин. На улице от меня не шарахаются, скорее наоборот, и проблем с общением у меня нет. Выгляжу лучше, чем когда-либо ранее. Кожа побледнела до перламутрового, вокруг глаз, наоборот, пролегли естественные тени, я их лишь слегка подкрашиваю, чтобы сделать неестественными. Пирсинг уха я возобновил. Семь стальных колечек взамен утраченных серебряных – и даже не пришлось ждать заживления. Клыки полностью очистились от чужеродной материи, и теперь сияют безупречной хищной формой в те редкие моменты, когда я позволяю им засиять - как видите, я стал осторожнее. Внешне они напоминают те, которые у меня когда-то были, но только внешне. Строение же их заключает в себе несколько интересных особенностей. Например, они могут довольно существенно вытягиваться, не меняя при этом свою костную структуру, но выдвигаясь из челюсти наподобие кошачьих когтей. Причем это происходит непроизвольно, в моменты наивысшего нервного напряжения, мужчины меня поймут. В первое время я часто ранил собственные десны, потом нашел выход. Когда клыки удлиняются, следует, не разжимая губ, слегка опустить нижнюю челюсть. Выражение лица при этом становится несколько надменным, зато десны остаются в целости и сохранности. Кроме того, верхняя (или правильнее назвать, нижняя) треть клыков сзади оснащена бритвенно - острой кромкой, так что ими можно не только прокалывать, но и довольно эффективно резать. Я развлекался и так и так, но не заметил, чтобы мои жертвы чувствовали хоть какую-нибудь разницу.
Сегодня я не пробыл в «Welcome» и десяти минут. Только взял флэшку у Майкла Ли (Майкла ли?) и сразу вышел. Глянул - программа обещает быть интересной, но охранник при входе в обмен на несколько зеленых бумажек украсил мое запястье фирменной Welcome’ской печатью – литерой«W», напоминающей два вампирьих клыка, так что в течение всей ночи я могу сюда запросто вернуться. Вообще, меня смешит и раздражает этот обряд. Смешит, потому что, как я ни пытаюсь абстрагироваться от въевшихся в подсознание клише, все равно чувствую себя телеграммой. Раздражает, потому что приходится сдвигать, а то и снимать один из напульсников, а клеймить любую другую часть тела, окромя запястья, охранник отказывается. Не подумайте плохого – самым неприличным из того, что я ему предлагал, была тыльная сторона ладони. Но и смех, и раздражение я смиряю, поскольку помню, как неудобно было с билетами. В общем, как говорил наш губернатор, когда еще был терминатором, I’ll be back!
Запахи улицы делились не на приятные и неприятные, а уже на съедобные и несъедобные – признак приближающегося приступа. Да, я голоден, но, как и обещал, не жалуюсь. Вообще-то, есть кое-что, что заставляет мое сердце ликовать наперекор всему, в том числе и жажде, и я еще более ускоряю шаг.
Теплый июньский ветер дует мне в лицо, и я распустил волосы. Появлюсь, как всегда, эффектно.
Я заметил ее едва ли не быстрее, чем учуял. Девушка стояла на углу между уже закрывшимся итальянским кафе и еще на что-то надеющимся китайским рестораном. Ее рыжая грива полыхала в ночном воздухе и закрывала лицо, поэтому она то и дело поворачивалась ко мне спиной, предоставляя ветру исправить то, что натворил.
Одна. И никого вокруг. Идеальная ситуация. Машинально отметив это, я благополучно отмел эти мысли прочь, и с улыбкой пошел ей навстречу. Джана исключена из списка моих жертв, хоть даже и не подозревает об этом. Сегодня днем Медузу, наконец, выписали. Торментос не отходит от нее ни на шаг, и, пользуясь этим, рыжая улучила момент для встречи со мной. Она торопится, поэтому поохочусь я позже.
- Бу-у!
- Грэйс, дурак, ты напугал меня! Никогда больше так не делай!
Я галантно отвесил низкий поклон, всем своим видом выражая глубочайшее раскаяние, а заодно пряча улыбку.
- Леди опасно прогуливаться ночью одной. Позвольте скучающему вампиру проводить вас до дома.
Джана взяла меня за голову ладонями и выпрямила:
- Ну и лицемер же ты, Грэйс. Ведь я здесь из-за тебя!
Я добавил во взгляд еще немного вселенской скорби и дрожащим голосом прошептал:
- Мне нет оправдания.
Она снова отвернулась, чтобы пригладить волосы.
- Если бы ты хоть иногда появлялся в университете, мне бы не пришлось сочинять небылицы про внезапно заболевшую родственницу, которая не в состоянии сама дойти до аптеки. Депрессия депрессией, но осталось-то только защититься.
Тут надо оговориться. Мою дипломную работу Джана отнесла в деканат, и она (работа) ввергла там какого-то светоча науки в шок. Причем в хорошем смысле, так что, несмотря на мою злостную непосещаемость, никто меня ниоткуда не исключил, они все еще надеются меня когда-нибудь увидеть. Что касается меня, то я их письма уже даже не вскрываю.
- Молю о снисхождении! - для пущей убедительности я выбрал место на асфальте почище и встал на колени.
Джана обернулась, взяла меня за руку и молча подняла.
Я нахмурился. Что-то пошло не так. По моим подсчетам, она уже давно должна была рассмеяться, но она просто смотрела на мою руку, не решаясь выпустить.
- Холодная, - едва слышно произнесла она, после чего поднесла ко рту и подышала.
Я не мешал ей, хоть и знал, что это бесполезно. Я ведь еще не питался.
И молчит. Почему? Хочет, чтобы я сам поднял эту тему? Не вопрос.
- Как Медуза?
Джана вскинула на меня испуганные глаза.
- Грэйс…
- Дальше, - потребовал я некоторое время спустя.
- Она… С ней все в порядке.
- Отлично, - настороженно проговорил я. - Так что? Когда я смогу ее увидеть? Ты договорилась о встрече?
Джана медленно качнула головой. Влево - вправо, и вновь замолчала.
Мне это уже начинало порядком надоедать.
- Слушай, необходимую атмосферу ты уже нагнала - я весь на нервах. Теперь выкладывай все, что не договорила.
Джана вымученно прикрыла глаза, я позволил ей это. С закрытыми глазами все девушки разговорчивее.
- Она не хочет тебя видеть.
В первое мгновение я соображал, на каком языке она это сказала, в следующее решил, что ослышался, а потом с ужасом понял: это не так.
- Как… не хочет? – выдавил я, как только снова обрел дар речи. - Ничего не понимаю! Что значит, не хочет? Что конкретно она сказала?
- Сказала, что с нее достаточно вампиров.
Мне внезапно стало холодно. Медуза не могла так сказать. Вернее: как она могла так сказать? Что произошло? И сам же себе ответил. Ничего, кроме того, что произошло. Но это же ничего не меняет! Есть вещи, которые переживают все! Любовь, например.
- Она ведь не подразумевала под этим, что с нее достаточно меня?
- Не наседай, - глаза Джаны все еще были закрыты, лицо - напряжено. - Я стараюсь передавать ее слова в точности.
- Мне нужно обязательно ее увидеть, – заключил я. – Не может быть, чтобы она это серьезно!
Веки Джаны открылись, и я, признаюсь, вздрогнул.
- Ты не понимаешь. Она веселая, смеется, но как только речь заходит о тебе, она замыкается и начинает плакать. Почему ты не приходил к ней в больницу?
- У меня были на то веские причины. Клянусь!
- Назови хотя бы одну!
Я открыл рот, но дальше этого мое объяснение не продвинулось.
- Не трудись, - прервала мои мучения Джана. - Не передо мной тебе нужно оправдываться.
Я закивал:
- Да, знаю, перед ней. Так дайте мне возможность! Я безумно хочу ее видеть. Я очень скучаю по ней. Передай, что я очень люблю и очень скучаю. Скажи, что я буду ждать ее завтра здесь сразу же после заката!
- Я передам, но не думаю, что это что-нибудь изменит. Ее шея – это что-то страшное.
- Господи, да она что, боится, я ее брошу? Из-за шрамов? – Я фыркнул, изображая, насколько эта мысль абсурдна.
Лицо Джаны вытянулось, она быстро прощелкала всеми суставами пальцев – крайняя степень раздражения. Я что, опять смотрю на ситуацию с какой-то не той стороны? Гнев, светившийся из-под густо накрашенных ресниц девушки, говорил: вот именно.
И я понял.
Я и никто другой виноват в том, что с ней случилось. Я привел ее туда – прямо в зубы чудовища. Но откуда же я мог знать? А она? Понимала ли она, вообще, что происходит? Мои жертвы не понимают. Быть может, ей и в самом деле привиделась собака? Или она вообще не приходила в сознание? А я, мерзавец такой, не пострадал. Ирония судьбы: если бы я не выжил – Медуза бы меня оплакивала. А что если… - у меня даже дыхание перехватило от этой мысли, – что если Торментос убедил ее в своей бредовой версии? Убедил, что я сам это сделал? Да ну, ересь! Бред собачий! Она никогда бы в это не поверила. И тут же липкие черви сомнений поползли по моим извилинам: а вдруг, все-таки, убедил? Да я ему башку отверну точно! Блин, придурок! Ну надо же!
Я схватил ее за плечи, но тут же отпустил, почувствовав напряжение в скулах – знак выдвигающихся клыков.
- Помоги мне, Джан, помоги! Мне необходимо увидеть Медузу. Ведь она же любит меня не меньше, чем я ее. Ведь ты же об этом знаешь! Или ты тоже думаешь, что это я порвал ей шею?
- Нет, - сдержанно ответила девушка. - Я так не думаю.
- Спасибо. Так ты поможешь мне? Нам? - быстро поправился я.
Джана еще раз нервным движением руки пригладила волосы и кивнула, от чего они снова упали на лицо:
- Я передам то, о чем ты просишь, но сначала передам то, о чем попросила она.
Она расстегнула сумочку, и я с замиранием сердца ожидал чего угодно – от «Смит-и-Вессона» тридцать восьмого калибра до остро заточенного осинового кола. Но ни то, ни другое не поместилось бы в ее маленькой сумочке, разве что все остальное вытряхнуть…
- Вот.
Я подставил руку, и на ладонь мне легло колечко – потрясающей красоты женское лицо, обрамленное волосами из переплетенных змей. Личико, выполненное в серебре, было слишком маленьким, чтобы усмотреть в нем сходство с лицом Медузы, но тем не менее это была она. По крайней мере, показывая ювелиру эскиз, я на этом настаивал.
Я сжал кулак и вопросительно посмотрел на Джану, и увидел в ее глазах то, что не хотел бы ни в чьих и никогда.
Жалость.
- Я обещал проводить тебя, - сказал я то, что должен был, а не то, что хотел. А хотел я остаться один, и как можно скорее.
- Не стоит беспокоиться, Грэйс, я возьму такси.
Она отошла метров на пять и замахала рукой словно по волшебству вынырнувшему из темноты желтому автомобилю. Тому самому, что подвозил меня тогда от клиники. Как это я определил? Угадайте с двух раз.
Мигнув напоследок фарами, машина скрылась за поворотом. И только тогда я заметил, что рука горит огнем. Проклятое кольцо! Я размахнулся и швырнул его в мерцающее искрами небо.
Но ни одной звездой над миром не стало больше. Я посмотрел на ладонь – серебро прочно вплавилось в самый ее центр. Я отодрал его вместе с клочьями кожи и спрятал в карман. Ярость утихла, вместо нее я обзавелся настойчиво требующим внимания стигматом. Нет лучшего лекарства от душевной боли, чем боль физическая, но в моем случае даже она помогала плохо.
В «Welcome» я так и не вернулся. И охотиться тоже не стал. Вместо этого пошел домой и до утра просидел за компьютером, килобайт за килобайтом погружаясь в до слез натуральные в своей трагичности миры Майкла Ли. Я сопереживал ее героям в надежде отвлечься от собственных проблем, и даже достиг на этом поприще некоторого успеха. Если бы не будильник, я бы так и заснул мордой в клавиатуре, и ни одна проблема бы меня больше никогда не коснулась, поскольку шторы задвинуть никто не удосужился. Зачем я их, вообще, открываю? Стоит же фотография. Но будильник прозвенел, и я, задвинув шторы, полез под кровать.
Приступ жажды поймал меня за мгновение до сна. Я мстительно усмехнулся и, помахав боли ручкой, отошел в мир иной уже сбился со счета какой раз в жизни.
10
Сижу на скамейке, мысли расползаются, как тараканы, крупные капли небесной скорби разбиваются о кожу куртки на тысячи более мелких и вновь собираются, устремляясь вниз. Дождь. Снова. На редкость дождливое лето. По кому ты плачешь, небо?
Струи, сбегающие с моих волос, проложили многочисленные русла на груди и спине, и даже сквозь куртку я их чувствую. За ночь дорога превратилась в реку. Потоки воды омывают мои подошвы и с плеском уносятся дальше, вниз по улице, к ближайшей решетке канализации. И в плеске этом слышится: «бессмысленно, бессмысленно, бессмысленно». Конечно, какой уж тут смысл, если впереди – канализация? Сижу на единственном сухом месте этой скамьи, потому что дождь начался уже после того, как я здесь обосновался, а было это ни много, ни мало, а пять часов назад.
Я задрал голову и, наконец, подставил дождю пылающее лицо.
Медуза не пришла.
И больше в этой главе мне сказать нечего.
11
О, Ночь! Я в отчаянии! Я только что убил человека! Я борюсь с желанием остаться здесь, возле его трупа, и дожидаться рассвета. Я и не понял, как это случилось. Он каждый вечер двигался по одному и тому же маршруту, собирая жестяные банки. Я бы никогда даже не посмотрел в сторону этого бродяги, но жажда стала нестерпимой, а две предыдущие ночи не были ко мне благосклонны. Я даже не стал его зачаровывать. Я просто подкараулил старика, набросился сзади, зажал его рот ладонью… Кровь его была отвратительна на вкус, не говоря уж о коже. Когда его сердце успело остановиться? Разве я так много взял? Всего каких-то пару глотков. Что мне делать? И банки эти вокруг… Я позвонил 911, и они сейчас приедут. С минуты на минуту. Так чего же я жду?
Как мог быстро, я мчался по переулкам, моя тень бежала впереди меня. Я уверял ее, что сейчас приедут специалисты и спасут этого несчастного, но самому поверить в это все никак не удавалось, потому что…
Кому ты лжешь, Грэйс-вампир? О какой паре глотков ты говоришь? Ты ведь пил, не отрываясь, сколько хотел. А потом еще, когда уже насытился, досасывал остальное. Даже чудо не вернет этого бедолагу к жизни. Можешь с уверенностью лепить на лацкан первую звездочку. Или, если тебе угодно, пентаграмму.
Так что же мне делать? Вдруг меня найдут? Что если меня вычислит полиция?
Тогда ты пропал. Так что оставь нытье на потом, а сейчас в темпе делай все возможное, чтобы этого не произошло. Никто ничего не видел. Беги домой – и тихо, как дохлая летучая мышь. Мне тут погибать с тобой абсолютно не улыбается.
Кровь Ада! Я что, снова схожу с ума? Что это, если не начало шизофрении? Безумие – не тот багаж, который я предпочел бы захватить с собой в Вечность. И второй раз в жизни я задал себе вопрос: «а бессмертен ли я?»
А ты проверь как-нибудь, – цинично посоветовала тень, видимо, обидевшись на «начало шизофрении».
Ворвавшись в дом, я тут же запер дверь, и лихорадочно, будто за мной уже кто-то гнался, опрокинул на нее шкаф. Лишь после этого на негнущихся ногах вошел в комнату и замер, уставившись на черный квадрат, на самом деле белый под тонким слоем шелка. Вот оно – мое спасение от мыслей! Я на полную громкость включил музыку и сорвал с мольберта ткань. Мои пальцы перестали дрожать, едва коснулись карандаша.
Я не творил – посредством графитового стержня я переносил на холст свою боль, свой страх и отчаяние. Я не знал, что хочу изобразить. Мне казалось, я просто держу карандаш, а рука сама ведет меня туда, где и без меня есть, чему ужаснуться. Точные, бескомпромиссные штрихи покрывали некогда белый квадрат, превращая его в окно, в ровно прорубленный люк в другой мир. Каков он, этот мир? Какие неведомые сущности населяют его? Полагаю, он должен быть страшнее, намного страшнее, чтобы мне захотелось остаться в этом.
Любимая музыка превратилась в пытку. Она ревела и выла, давила в грудную клетку, отдавалась вибрацией в зубы. Гитары резали по живому. Клавиши били по оголенным нервам. Ударная установка будто вся целиком расположилась у меня в голове. Но я не хотел этого прекращать. Я отложил карандаш и взял тюбик краски. Главное – не останавливаться. Выдавил на палитру черную акриловую кляксу. Главное… Не… Тонкая синтетическая кисть. Самая тонкая в моем арсенале. Крохотный хвостик колеблется, будто пламя свечи. Кончик хвостика черный.
12
Проснулся я в гробу, из чего следовало заключить, что и заснул, вероятнее всего, здесь же. Абсолютно не помню, как ложился. Помню, что рисовал. Смутно помню, что. Тихо. Значит, и музыку выключил тоже. Или колонки сгорели, что не менее вероятно. Что ж, надо выбираться.
Я вылез из-под кровати, да так и замер. Мольберт стоял отвернут к стене. Множество мыслей промелькнуло в моей голове по этому поводу, но побеждала одна: «Раньше я никогда так не делал». Липкое, тревожное чувство подобралось вплотную к пределу моего восприятия. Я вспомнил это чувство – также медленно, но неотвратимо я подходил в ночь своего обращения к завернутой в мой камзол Медузе, также я подходил к мольберту. Я схватился за угол. Мольберт крутанулся на деревянной ножке и встал прочно, как сама неизбежность.
Холст, забрызганный алой краской, и одновременно - стекло, заляпанное кровью. Окно. Следы от пальцев на гладкой поверхности. И сразу же за ним – бледное лицо. Существо за стеклом - само спокойствие, даже умиротворенность, но достаточно несколько мгновений просто смотреть ему в глаза, как становится не по себе от понимания причин подобного спокойного самосозерцания. Легкая усталость, ироничная полуулыбка, снисходительно посланная в очередной раз не победившему свету - и поверх всего этого кровавым росчерком безжалостного приговора – остатки последнего пиршества. Я смотрел чудовищу в глаза, и чем дольше смотрел, тем отчетливее понимал: между нами не так уж и много различий. Вернее мы похожи, как близнецы. Я мог бы быть им, если бы никогда не был человеком. Он мог бы быть мной, если бы я только позволил. А почему нет? Он не враг мне, просто все мои душевные терзания для него бесконечно далеки. Он не знает, почему меня так гнетет разрыв отношений с девушкой, которая не в состоянии порадоваться тому, что, встретившись лицом к лицу со смертью, мы оба выжили. Он не видит беды в том, чтобы забрать бессмысленную жизнь нищего старика-алкоголика, которому уже и так немного осталось. Он просто неспособен понять, что мешает мне подняться и пойти готовить новый холст для «Псов». Сейчас он разобьет стекло и выпрыгнет наружу, и останется здесь, и сделает все, как надо, предоставив мне заниматься самобичеванием в деревянных оковах подрамника. Какая разница, где? Абсолютно никакой. Внезапный звонок телефона заставил меня вскрикнуть. И тут словно вуаль сорвали с моих глаз.
- Я и сам справлюсь, - прошептал я, на всякий случай отодвигаясь подальше. – А ты – просто миллиметровый слой краски на полуторамиллиметровом слое ткани, и не тебе мне указывать, что делать.
Вслед за этим я схватил трубку, но услышал гудки. Кто-то позвонил мне, но передумал в последний момент. Что значит, кто? Медуза, конечно! Я набрал номер, но телефон оказался отключен. Я набирал еще и еще, но результаты не отличались разнообразием.
Тогда я аккуратно положил трубку (научился аккуратности в рекордные сроки, случайно расколотив парочку весьма ценных для меня артефактов) и, повернувшись, с диким криком ударил кулаком в зеркало, прямо по своей злобно оскаленной физиономии. Стекло взорвалось тысячей острых ножей, я едва успел прикрыть глаза предплечьем, как его тут же ужалило несколько раз. Когда эхо звона стихло, я осторожно опустил руку. Никогда больше не поверю ни единому фильму. Все время меня обманывают. На стене передо мной, словно цветок чертополоха, красовалась неровная вмятина с красной сердцевиной и колючками разбегающихся трещин, под ногами валялись осколки стекла, обломки рамы и ошметки штукатурки. Сверху на этот бардак мягко спланировал непостижимым образом не пострадавший график Торментоса. «Зеркало я еще куплю, - размышлял я, сметая в совок окровавленные осколки и поминутно косясь на «череп», - а вот телефон, который звонит вовремя – вряд ли».
Нельзя сказать, что, выплеснув ярость на зеркало, я успокоился, но меня словно четвертовали на три неравные половинки. Одна продолжала стенать над прошлым, вторая обдумывала перспективы будущего, третья, в коей по большему счету и находилось мое сознание, корпела над настоящим, грунтуя холст для новой картины. Раз уж органическим синтезом мне не заниматься, лучше сосредоточиться на наиболее вероятной работе.
Эскизы я закончил еще неделю назад.
Сначала я собирался сделать слайды и отправить Кейту Рейнольдсу, драммеру и по совместительству менеджеру «Псов» по e-mail, чтобы, когда группа выберет понравившийся, перенести его на холст. Но Кейт попросил лишь сообщить, когда эскизы будут готовы. Я сообщил. Теперь вот жду ответа.
Голова у меня еще гудела после вчерашнего, поэтому музыку я включать не стал. Включил клипы. Без звука. Пусть мелькают, скрашивая мое одиночество.
Когда я закончил и поднял голову, на экране четыре виолончелиста сидели в ряд перед голой стеной. Апокалиптика, «Путь». Низкобюджетный, черно-белый клип, тем не менее, один из моих любимых. Я взял пульт и понемногу прибавил громкость. Низкие и яростные запилы благородных инструментов, терзаемых совершенно не по-благородному, набрали силу урагана. Внезапно перед музыкантами выросли их тени. Черные, до жути узнаваемые силуэты. И уже они играли, в то время как их ошеломленные прототипы сидели, не шелохнувшись. Фраза окончилась, роли поменялись. Вызов был брошен и принят. Каждый из музыкантов сражался с собственной тенью с такой дикой яростью, словно от победы зависело, кто продолжит жизнь дальше, а кто исчезнет, едва погаснет свет. Ярость на лицах, ярость в движениях. Чистейшей воды ярость. Я выключил клип. Мне стало страшно. Я помнил, кто победит, но вдруг на этот раз все будет иначе? Я не хотел этого знать.
Я еще раз посмотрел на мольберт, потом встал и отвернул его к стене. Видимо, что-то знают горячие финские парни, о чем я догадался только сегодня. Приятно, что, если я и схожу с ума, то не один.
13
Накатило. Лежу в гробу и плачу. Телефон разрывается, а я опять забыл включить автоответчик. К черту…
Мне снилась Медуза. Со времени моего обращения мне вообще ничего не снилось. И вот сегодня… Я вновь видел ее, белую в черном, на алом камзоле, пропитанном кровью. Белое, черное и алое – других цветов в моем сновидении не было. И еще во сне она была в сознании. Она плакала и пыталась прикрыться, прижимала кружевной ладошкой не грудь, но хлюпающее располосованное горло. Я приближался к ней, чтобы утешить, но она скулила и пятилась, путаясь в складках длинной юбки. Завязки корсета болтались под обнажившейся грудью, тушь стекала по щекам извилистыми потеками, распухшие губы кривились от крика, - но я все равно видел, какая она красивая. Я хотел сказать ей об этом.
Я ненавижу себя.
Ненавижу.
За то, что не смог уберечь ее. За то, что вновь и вновь прокручиваю в памяти еще свежий сон. За то, что заставляю его зачерстветь, запечатлевая навсегда то, что мог бы забыть, если бы постарался минуту назад. За то, что слова «чтобы утешить» я написал, спасаясь от угрызений совести.
Во сне ничего подобного не было. Никаких угрызений никакой совести. Во сне я был таким, каким вообразил меня Торментос. Во сне я был таким, каким нарисовал себя сам. Но я не такой! Если я когда-нибудь стану таким, я не хочу больше жить. Мне такая Вечность не нужна!
Быстро же ты расклеился.
- А ты вообще заткнись!
Услышав свой крик, я начал рыдать в голос.
Телефон умолк, видимо, тоже потеряв терпение.
К тому времени, как моя истерика сошла на нет, меня два раза посетил приступ жажды, и я решил встать, не дожидаясь третьего, главным образом потому, что в гробу, да еще и под кроватью, как я уже упоминал, не особенный простор для конвульсий.
Только я встал, как телефон зазвонил снова. На сей раз я взял трубку:
- Да?
- Добрый вечер, - произнес голос, которого я не знаю.
- Добрый, - со всем возможным скепсисом выдавил я. – Грэйс Дефо. Чем обязан?
- Кейт Рейнольдс, «Псы Преисподней». Я по поводу обложки. Я получил ваше уведомление. Когда можно приехать посмотреть эскизы?
- Да хоть сейчас! – выпалил я, не подумав.
- Ну, сейчас навряд ли, - засмеялся на том конце провода Кейт, - но часа через два могу. Вы поздно ложитесь?
- О да! – воскликнул я. – Скорее даже рано.
Я уставился на постер, украшающий стену, а конкретно на Кейта, не в силах поверить, что как раз с ним сейчас и разговариваю.
- Понятно, - засмеялся он снова. Видимо, веселый человек, чего по мрачному лику на фото никак не скажешь. – Что ж, тогда сообщите мне, пожалуйста, где вы находитесь.
Я сообщил.
- Не так уж и далеко. Пожалуй, я появлюсь раньше. До встречи, мистер Дефо.
- До встречи, мистер Рейнольдс.
Дождавшись, пока он положит трубку, я положил свою и провел серию быстрых ударов по воздуху, едва не сбив ногой люстру. Если за каждый скверный сон реальность будет платить мне ТАКИМИ сюрпризами, я согласен смотреть кошмары ежедневно. Я оглядел квартиру – вроде бы порядок, а там, где беспорядок, там он творческий. Кейт Рейнольдс приедет ко мне сегодня! Меньше чем через два часа! Потом ликование приобрело несколько другой оттенок. На задворки сознания вкралась мысль: мы будем здесь только вдвоем. Он и я. И никто ничего не заподозрит.
До боли закусил губу. Не сметь даже думать об этом! Черт возьми! Мне нравится Кейт, и это автоматически разжигает во мне жажду. Я все еще не оправился после убийства того старика, так неужели я думаю, что смогу когда-нибудь простить себе смерть Кейта? Кажется, я начинаю понимать, почему Темный Дар называют проклятьем.
Я включил последний альбом «Псов» и отправился в душ, оставив дверь открытой для лучшей слышимости. Где-то на середине второго трека я начал подпевать.
Совесть нашептывала мне: Тебя бросила девушка, ты убил человека, и радуешься?
- Да, черт возьми! Радуюсь! – закричал я вслух. - У меня уже иссякли силы посыпать голову пеплом. Возможно, позже я вернусь к этому занятию, но дайте мне передышку хотя бы на эти два часа! В данной конкретной точке времени и пространства я счастлив, так не нужно меня трогать, пожалуйста!
Не знаю, к кому я взывал в тот момент, и кто меня услышал, но, судя по внезапно нахлынувшему спокойствию, мою просьбу исполнили.
Высушив волосы и немного придя в себя, я облачился в нечто похожее на приталенную сутану священника, только с множеством ремней и пряжек вокруг торса. Высокий воротник я скрепил металлической застежкой в виде козлиного черепа в натуральную величину. Витые рога круто изгибались, подчеркивая мою прекрасной формы нижнюю челюсть и лицо в целом. Осталось заняться этим самым лицом. Я сел перед трюмо и, словно в первый раз, не знал, с чего начать. Начну с черного – карандаш, лак, а там видно будет. Вскоре, действительно, стало видно. Расчесывая волосы, я чуть было не закричал от отчаяния. Давно уже пора было закрасить корни. Что мешало? Я беспомощно оглядел все сгрудившиеся под зеркалом тюбики, и ни на чем мой взгляд не остановился. Тогда я открыл дверцу трюмо и вытряхнул на пол все, что лежало там. В груде пустых тюбиков из-под солнцезащитного крема я все же нашел то, что нужно - старый баллончик с цветным аэрозолем. Не помню, чтобы я такой покупал, наверное, кто-то из друзей забыл на одной из вечеринок. Хоть бы это был черный! Пшикнул на запястье - белый. А, ладно, тоже сойдет. Я встряхнул баллон и направил струю вдоль пробора. Потом подумал и выкрасил две тонкие пряди по обе стороны лица. Я отделил эти пряди и пустил поверх козлиных рогов. Ничего себе так получилось. Теперь только перекрасить ногти на одной из рук в белый – и я укомплектован.
К тому времени, когда ажиотаж моего ожидания вышел на финишную прямую, я сидел перед зеркалом и чувствовал себя богом. Для меня это что-то вроде медитации. Безупречный внешний вид – то, что внушает мне уверенность.
Но тут раздался звонок в дверь, и вся моя уверенность мгновенно испарилась. Мне сразу захотелось сорвать с себя всю атрибутику, и вообще, сделаться как можно незаметнее, но, клянусь, снимать это еще дольше, чем надевать. Вдруг Кейту не понравятся эскизы, и что я тогда буду делать? Да, знаю, я параноик, но мне от этого знания не легче.
Я выскочил в прихожую и ошеломленно уставился на опрокинутый шкаф. Тьфу ты черт! Я поспешно поднял его и заново утрамбовал за дверцы все, что из него вывалилось.
За это время в дверь еще раз настойчиво позвонили.
Я мельком взглянул в зеркало, подтер размазавшуюся под глазом черноту и открыл дверь.
Кейт.
Собственной персоной. Стой, сердце! О нет, шучу, не надо, бейся!
- Милорд? – удивленно спросил Кейт и чуть наклонил голову.
Я отступил, чувствуя, как похолодели кончики пальцев. Я что, перестарался с имиджем? Одно из двух, либо Кейт хочет сделать мне приятное, либо смеется над моей готичностью. Сам он выглядел довольно обычно, если не сказать обыденно – футболка, джинсы, кроссовки. Не встретишься лицом к лицу – так и не узнаешь. И как вы думаете, какое из двух объяснений показалось мне более правдоподобным?
- Грэйс Дефо, - представился я, нахмурившись. Мне всегда было плевать, что думают обо мне другие, а сейчас я с изумлением обнаруживаю, что на «Псов» это правило не распространяется. - Пожалуйста, входите.
Он улыбнулся. У него не было клыков. Я улыбаться не стал. У меня были.
Я закрыл дверь, и мы прошли в комнату, где я указал Кейту на кресло.
- Чай, кофе, чего покрепче?
Спросил и замер. Как-то я покупал, не помню, мелочь какую-то, ремень, что ли… Девушка у кассы обмолвилась, что для избавления от запаха кожи лучше всего помогают кофейные зерна. Наверное, она сама не ожидала с моей стороны такой бешеной благодарности. С тех пор кофе в моем доме – запрещенный к импорту продукт.
- Нет, благодарю, - садиться Кейт тоже не стал. - Я предпочел бы сразу приступить к делу.
Я выдохнул, постаравшись сделать это незаметно. Перед смертью не надышишься.
- Хорошо. Прошу вас, сюда, - раскрыв папку с эскизами, я стал раскладывать их на столе. Руки не тряслись – браво. Чем еще удивишь, носферату?
Кейт двинулся к столу, но вдруг остановился.
- Мистер, э-э…?
Я удивился. Обычно люди запоминали, как меня зовут, с первого раза.
- Зовите меня просто Грэйс, - сказал я.
Он посмотрел на меня так, будто я назвался Тутанхамоном, и пожал плечами:
- Хорошо. Прошу простить мне мое любопытство, Грэйс, вы еще с кем-нибудь работаете?
Я проследил его взгляд.
- Сейчас нет.
- В таком случае можно мне взглянуть?
Я подошел, развернул мольберт и сдернул с него ткань. Мне не хотелось туда смотреть, и я не смотрел. Я смотрел на Кейта.
Я видел, как меняется его лицо. Нечто неуловимое, но не оставляющее сомнений в своем воздействии.
- Сильно.
Я пожал плечами. Соглашаться – нескромность, спорить – просто ложь.
- Мистер Дефо, то есть Грэйс, я, конечно, взгляну на эскизы, для этого и пришел, но если среди них будет что-то, что мне понравится больше, чем эта картина, я удивлюсь.
Я не сразу сообразил, что это комплимент.
- Вы имеете в виду, что хотели бы видеть в качестве обложки именно этот вариант?
Он улыбнулся:
- Чрезвычайно близко к тому, что я имею в виду.
- А Шейн?
- Шейну понравится.
- Я… – я смочил слюной внезапно пересохшее горло, - не возражаю.
Кейт снова обезоруживающе улыбнулся мне. На этот раз я не выдержал и улыбнулся в ответ. После обсуждения некоторых вопросов касательно класса моего сканера и программного обеспечения, Рейнольдс посмотрел эскизы и высказал соображение, что некоторые из них вполне можно будет использовать в следующий раз, но сейчас он хочет именно то, что видел на мольберте.
Он так и сказал: «Я хочу». Видимо, все-таки он принимает решения.
Вау! Это что, со мной только что в устной форме заключили долгосрочный контракт?
Все больше склоняюсь к мысли, что жизнь после смерти не так уж и плоха.
Проводив Кейта до машины (ну интересно же было, какая! темно-синяя «шкода-октавиа», если не только мне), я вернулся и послал воздушный поцелуй своему автопортрету. Как так? Да вот так. Я продал не картину, а права на ее использование, после выхода альбома выложу на Deviantart’е – еще и скачают все, кому не лень. Бросив взгляд на часы, даже удивился. Кейт пробыл у меня всего каких-то минут пятнадцать.
- А нервных клеток сгорело как за целый год, - закончил я вслух.
«Тактично ли продать своей любимой группе в качестве обложки свой собственный автопортрет? – думал я, аккуратно подцепляя курсором краешек «Песьего» логотипа и растягивая его до требуемых размеров. - Тактично, если они сами об этом попросят, но от этого не менее нагло».
О виртуальное дно моего почтового ящика стукнулось сообщение. Я свернул Photoshop, чтобы посмотреть, не от «Псов» ли. От «Псов»! На сей раз от самого Шейна. Приветствие, несколько ни к чему не обязывающих, но крайне приятных художнику фраз, и, наконец, главный вопрос: когда? Я снова вызвал Photoshop, сохранил изменения в файле и закрыл программу.
После чего отщелкал: «Уже».
«Можете сейчас переслать файл?»
- Какой нетерпеливый, – шепчу, в последний раз лихорадочно инспектируя исходный и финальный варианты на предмет недостатков. Не найдя, архивирую оба и отсылаю.
Через несколько минут приходит ответ:
«Сильно».
Я улыбнулся и пожал плечами, дабы не нарушать алгоритм успеха, и успех не заставил себя ждать:
«Оставшаяся сумма гонорара поступит на ваш личный счет утром. Спасибо. Благосклонности муз Вам и удачной охоты. Надеюсь на дальнейшее сотрудничество».
Мне даже жарко стало. Я перечитал еще раз. Все верно, «удачной охоты»! И что он этим хотел сказать? Я задумался. Подразумевает мою охоту на крутых клиентов? Да непохоже. Это даже не за уши притянуто, а за что-то еще менее вразумительное. Да нет, вроде все путем. Нервное перенапряжение дает о себе знать. Наверное, услышав от Кейта, что я «кошу под вампира» Шейн решил польстить моему самолюбию, а может быть, он всегда так прощается, откуда мне знать? Ведь если Кейт в обычной жизни обычен, необязательно и Шейн должен таким быть. Н-да… Неудачное время выбрала Медуза, чтобы меня бросить. Мысль, задуманная злорадствующей, захлебнулась в ядовитом скепсисе.
Кстати! А ведь я обещал, что, когда закончу картину, приглашу всех посмотреть. Я начал писать приглашение, но мой энтузиазм сошел на нет еще до первой запятой. Ну и кто из этих «всех» придет? Нет, я не готов, просто не готов к очередному отказу. Пусть увидят сразу на дисках. Кейт сказал, что мое имя будет фигурировать в буклете. Я еле сдержал смех. Имя! Да мое лицо на обложке! Я закрыл документ, не сохраняя.
Удачной охоты, говорите? Я взглянул на часы. Только не сегодня. Через двадцать минут мне уже надо быть в гробу. А вот завтра посмотрим, какая дичь попадется мне в зубы, если сам Вампир Шейн пожелал мне удачи!
14
Дождя не наблюдалось, но воздух был свеж, видимо, прокапало вечером. Я шел, кутаясь в шикарнейший черный кожаный плащ со сверкающими пряжками на груди и настоящим вампирским воротником-стойкой, в точности по моему эскизу. Я заказал его еще до обращения, а выкупил только сегодня – своеобразный привет с того света от Грэйс–человека Грэйс–вампиру. Плащ сидел идеально и пах, как садомазохистский рай (в чем его отличие от садомазохистского ада пусть вам кто-нибудь другой объясняет). Лето в Лос-Анжелесе жаркое, как, впрочем, и зима, но ночью ветер меняется и становится ощутимо прохладнее, так что плюс к моему голодному ознобу длинный плащик более чем кстати.
Я заприметил этого старикана еще в «Welcome». И сам себе удивился, обычно я выбираю помоложе. Я расхаживал вокруг, сужая круги, пока не понял, наконец, почему на него так запал. Во-первых, он не курил. Никогда. Удивляюсь, что в защитном арсенале книжных вампироборцев не фигурирует такое простое средство, как сигарета. Малейшая примесь никотина в крови способна вызвать отвращение вплоть до рвоты даже у самого голодного вампира. Лично мне хватило одного раза. Тогда я и узнал точно, сколько крови помещается в одном вампирском глотке. Гораздо больше, скажу я вам, чем в человеческом. С алкоголем почти то же самое, но это зависит от градуса. А во-вторых… вы еще не забыли о моем позднем ужине? Во-вторых, старик был так похож на Элиса Купера, что дух захватывало. Наверное, он и сам знал об этом сходстве, потому что глаза подводил и волосы красил в черный. Думаю, что красил, потому что по всем параметрам ему уже полагалось быть седым. Пройдя мимо, я встретился с ним взглядом и тут же отвел. После этого человеку внезапно захотелось подышать свежим воздухом.
И вот я иду за ним метрах в пяти, наступаю ногами на его тень, а он даже не оборачивается.
Дышу приоткрытым ртом – клыки вытянулись дальше некуда. Пошли уже четвертые сутки, как у меня ни капли во рту, и меня трясет от одного только вида идущей впереди тощей фигуры в джинсе и коже. Все, погуляли и хватит! Сворачивай в переулок. Почему-то старик меня не послушался. А! Ну конечно. Обогнать, обернуться, повторить приказ.
На сей раз подействовало. «Элис» сдал назад и завернул в темный провал между двумя домами. Я вошел следом.
- Что такое?
Хороший вопрос. Что такое «голубое в черном, и не единой праведной мысли»? Ответ: «глаза Элиса Купера». А у тебя такие же, и это меня заводит. Не волнуйся. Не надо озираться по сторонам – там никого нет, я весь здесь, перед тобой. Не надо кричать, даже не думай об этом. Не отталкивай мои руки, они ничего плохого не делают, видишь, в них нет оружия. Все будет хорошо. Красивая у тебя рубашка, только зря ты ее носишь с поднятым воротником, опусти и расстегни верхнюю пуговицу, так будет лучше. И еще одну… Не правда ли, так гораздо лучше? Свободнее. Не бойся. Не надо бояться. Тебе понравится. И мне, конечно, понравится тоже. Посмотри на меня. Разве от меня можно ожидать подвоха? Посмотри на меня. Я безобиден. Я просто воплощение безобидности. Я настолько безобиден, что мне самому нужна защита. Ты ведь защитишь меня, правда? Защитишь от голодной смерти? Ты ведь не хочешь моей смерти? Ты ведь уже любишь меня? И я тебя люблю тоже. Я преклоняюсь перед тобой. У тебя такая мягкая шея… Мягче, чем у всех этих зеленых юнцов. Твое тело почти невесомо. А на вкус ты, словно выдержанное вино. Каждым глотком хочется наслаждаться бесконечно. Каждый глоток хочется считать. Пожалуй, я буду считать. Не волнуйся. Я не причиню тебе вреда. Не волнуйся. Я не скажу цифру «семь».
Один… два… три… четыре… пять… шесть… шесть с половиной… шесть и три четверти… Шесть и… А-а, черт! Дыши, сукин сын, дыши! Проклятье! Только не это! Только не снова! Дыши, я сказал!
Я падаю вместе с ним на асфальт. Его волосы разметались по земле, и на сей раз я замечаю седые корни. Я ощупываю его карманы – быть может, он носит с собой какие-нибудь лекарства, но ничего не нахожу. Деньги, ключи и водительское удостоверение на имя Дастина Чейза. Все. У него даже сотового нет. Надо вызвать «скорую», но до ближайшего автомата бежать минут пять, и еще сколько они будут ехать? И я делаю единственное, что смог придумать – искусственное дыхание. Слезы отчаяния текут по моим щекам, я продолжаю вдувать в его легкие воздух и ритмично сдавливать грудную клетку. Я рыдаю, потому что не знаю, с какой силой давить, и пару раз под моей ладонью что-то хрустнуло.
Когда хрустнуло в третий раз, я не выдержал и, вскочив, пинком отправил ящик с горящим мусором в другой конец переулка. Потом без сил привалился к кирпичной стене, и съехал по ней вниз, безжалостно калеча новый плащ. Колени мои дрожали, руки тоже. Вампир, что ж ты делаешь…
Чей-то тихий стон вырвал меня из глубин самоанализа.
Я отнял руки от лица и неверяще уставился на пытающего подняться «Элиса». Я бросился к нему.
- Мистер Чейз, не надо вставать.
Он оттолкнул мою руку, и вновь попытался встать, но скривился от боли и со стоном упал на спину.
- Что, черт возьми, вы со мной сделали?
- Не шевелитесь, пожалуйста. У вас сломаны ребра.
- Откуда вы знаете? Это вы мне их сломали?
- Поверьте, я не хотел ничего плохого.
- Я не знаю. Вы вытащили мои деньги и документы, что я должен думать?
Я собрал разлетевшиеся по асфальту бумажки, ключи, и вложил ему в карман.
- Я думал, вы чем-то больны и искал лекарства. Я хотел помочь!
- Я ничем не болен, и до встречи с вами мне не нужна была помощь.
- Я отнесу вас к своей машине и мы поедем в больницу.
- У меня есть своя машина.
- Хорошо. Я отвезу вас на вашей машине. Где она? У «Welcome»?
- Не скажу.
- Ладно. Тогда, все-таки, на моей.
Я просунул руки ему под плечи и колени.
- Я тяжелый.
- О нет.
Я поднял его на руки и, все еще всхлипывая, понес.
Зеленая волна подхватила «бентли» и сопровождала до самой клиники.
Передо мной раскрыли двери и сказали: «Входите!» И я вошел, безо всякого электрического ветра; но словно от ветра болтались под моим правым локтем худые лодыжки Чейза.
Люди в фисташково-зеленых халатах материализовались ниоткуда и вновь растворились в воздухе, забрав с собой моего «Элиса», а меня оставив размышлять на тему: почему в этой клинике всегда ровно столько персонала, сколько нужно?
Этим я и занимался, сидя в приемной, в самой середине длинного ряда белых пластиковых стульев. Ну и еще, конечно, ждал.
Когда дверь отворилась, я так быстро подскочил к доктору, что он подскочил тоже. Я извинился и спросил:
- Ну что?
- С мистером Чейзом все будет в порядке. Для своего возраста он, можно сказать, феноменально здоров. Трудно сказать, почему упало давление, с пожилыми людьми это случается.
- Что с ребрами?
- Вы делали ему массаж сердца?
Я кивнул.
- При этом нередко ломаются ребра. Не переживайте. В итоге вы его спасли.
Вздох облегчения вырвался у меня из глотки. От доктора это не ускользнуло.
- Вы его родственник?
- Нет, - обессилено мотанул я головой. Язык заплетался. – Просто проходил мимо.
- Приятно, что и в наше время встречаются личности, которым до такой степени небезразлична судьба постороннего человека, – ответил доктор, ни на секунду мне не поверив. Но мне было плевать, верит он мне или нет. Я едва вторично не стал убийцей, и «едва» в этой фразе пугало меня ничуть не меньше, чем радовало «не».
15
В борьбе с самим собой выиграть нельзя
- силы неравные.
(Из готского фольклора.)
Ты посвящаешь горсть земли
Гранитным плитам.
Жизнь обретает цену лишь
Когда пролита.
Осина, факелы, кресты –
Средневековье.
Все те, кто мнит себя святым
Заплачут кровью…
Ох, извините, заслушался и не заметил вас. Сегодня в «Welcome» презентация нового альбома «Псов Преисподней». Не вживую, конечно, иначе, чтобы спасти замок от разрушения, пришлось бы окопать его рвом, запустить в ров пираний, а на крышу уложить с десяток снайперов, вооруженных арбалетами с оптическим прицелом. «Псы» по клубам уже давно не выступают. Их удел – стадионы и концертные комплексы.
Поднимаясь на второй этаж, я смотрю под ноги. Пожалуй, даже преувеличенно внимательно. Или влево, или вверх, но только не вправо – не туда, где вся стена увешана этими чертовыми зеркалами! Боже, что я говорю! Опять начинаю выходить из себя, еще раз извините. Мое настроение колеблется между абсолютной яростью и абсолютной апатией, не слишком-то задерживаясь в переходах. Мысли путаются, словно в голове поселилась шкодливая кошка и проворной лапой реагирует на любое подозрительное шевеление – даже не предупредил, что за окном – середина июля, и с нашей последней встречи прошел почти месяц. Увы, на сей раз не могу сказать, что время пролетело для меня незаметно. Убедиться, насколько заметно, можете и вы – достаточно просто взглянуть на меня. Ах, не можете? Ну, немного потеряли. В частности, это и является причиной, почему у меня испортились отношения с зеркалами. Ладно, ради вас посмотрю вправо, один-единственный разок, в одно-единственное зеркало… Кровь Ада, лучше бы я в них не отражался, никакого чувства такта у этих бездушных стекол. Сразу говорю, словом «неважно» здесь не обойдешься. Все еще не передумали?
Да уж, на что я надеюсь… Впрочем, вряд ли вам станет так же страшно, как мне. Начнем с лица. Мумию представляете? Так вот, я выгляжу лучше. У меня по-крайней мере нос есть, но в остальном сходство феноменальное. Лицо мое исхудало до такой степени, что кажется, вот-вот – и начнет проглядывать череп. Глаза запали, под ними еще четче обозначились темные круги, причем не так, как я раньше добивался с помощью косметики, а как-то вовсе неприглядно. Волосы потеряли блеск и вроде бы даже кое-где начали седеть. Кожа бледная – хорошо, но в то же время и какая-то серая – плохо. Под кожей неуверенно петляют пересохшие русла сосудов. И мышцы, где мои красивые мышцы? Раньше выпирали даже под одеждой, а теперь что выпирает? Ребра! Я стал похож на скелет. Хорошо, хоть силы при этом не убавилось, но все равно, если настоящие вампиры так и выглядят, то, уж простите за тавтологию, в гробу я все это видел.
Что со мной произошло? Точнее, как я до такого докатился? Попробую сформулировать, пока еще язык ворочается. Раньше я думал, что хуже клаустрофобии для вампира быть не может, но, похоже, я и здесь выпендрился.
Мой любимый столик не свободен – мужчина, по виду – типичный клерк, на деле – создатель графических романов, вдохновленно разглядывает черно-белый набросок – пробное творение своей маленькой дочери. Я невозмутимо сажусь перед ним и кивком откидываю волосы с правого глаза. Мангака молча поднимается, собирает свои бумажки и уходит. Скорее всего, на улице он вспомнит, что жена у него уже год, как умерла, так что позвонить благоверная могла ему разве что с того света. Неизящно, но уж как получилось. Я занавешиваю глаз обратно. Мой сомнительный коллега сам виноват. Пора бы уже запомнить, что здесь всегда сижу я. И, вообще, вы должны быть на моей стороне, история не короткая, не на лестнице же мне ее рассказывать.
Виной всему, конечно же, то злосчастное убийство, но и оно стало лишь первым шагом к развитию моей фобии. Вторым стал Дастин Чейз, мой незабываемый «Псевдоэлис». Чейз больше не появляется в «Welcome», и мне остается только надеяться, что с ним все в порядке. После того, как я отправил его в больницу, я запретил себе даже думать об охоте. Я впал в депрессию, заперся дома, и более чем серьезно настроился скорее умереть, чем стать причиной еще чьей-нибудь смерти. Я, наконец, осознал, что каждый из тех, кто питал меня до сих пор, рисковал не чем-нибудь, а жизнью, и отнюдь не на добровольных началах. Последующие девять ночей я собственноручно превратил в ад. Я сорвал шторы вместе с гардинами и раскрыл нараспашку окна, надеясь, что однажды не успею спрятаться. Но это привело лишь к тому, что каждый раз, как только небо начинало светлеть, я еще раньше оказывался в гробу, и лишний час дрожал от ужаса, намертво вцепившись в засовы, фиксирующие крышку изнутри. Проснувшись, я включал музыку и выключал самообладание. Я кричал. Я резал вены бритвой и рисовал на стенах кровью. Я жег в ванне книги о вампирах, в которых находил хоть толику неправды, и в итоге лишился всей своей немаленькой коллекции. Я сочинял жуткие по своему содержанию стихи и читал их своему автопортрету. Некоторые ему нравились, не выдержавшие же критики вирши отправлялись вслед за книгами. Гуляющий по квартире сквозняк помогал избавляться от гари. Восьмую и девятую ночи я просто лежал неподвижно в промежутках между страшными приступами, на десятую с воем выскочил на улицу, судя по затрещавшим под ногами кустам – через окно, и набросился на первого, кого зафиксировали мои слетевшие с катушек органы чувств. То, что больше на тот момент никого поблизости не было, я спишу на милость небес. То, что моей жертвой оказалась Медуза, выходящая из машины, я понял, когда сделал первый глоток. Думаете, это меня остановило? Как бы не так. Я продолжал пить, отмечая лишь, что кожа под моими губами не так эластична, как прежде. Словно кто-то нашептывал мне, что ничего плохого не происходит, наоборот, все очень хорошо. Так хорошо, как я уже забыл, что бывает. Я закрыл глаза и приготовился воспринимать мысли, но прежде увидел воспоминания. Очень и очень недавние. Оскалившееся красноглазое чудовище, человекообразное, хоть и передвигающееся на четырех конечностях. А потом Медуза закричала. Этот крик вырвал меня из ласковых пальчиков просыпающейся эйфории, как внезапное отключение электричества из компьютерной игры. Одновременно до меня вдруг дошло, что я делаю. Потом изрядную долю Вечности я прижимал любимую к серебристой дверце «ауди», и, зажав ладонью ее рот, убеждал, что ничего этого не происходит. За это время раны на ее шее успели затянуться. Уже будучи абсолютно уверенным, что ни следа от моей сегодняшней несдержанности в ее памяти не осталось, я еще раз перестраховался - и Медуза потеряла сознание. Это было нормально. Это было неопасно. Это была гарантия. Я усадил ее обратно в машину и как был босиком, бросился бежать. Куда? Вопреки тому, что вы могли подумать, я успел сделать всего только два глотка. После столь продолжительного голодания этого не хватило даже на то, чтобы смочить горло. В буквальном смысле: нёбо было как наждак, из бокового зеркальца «ауди» смотрела мумия. Я не знал, надолго ли прояснился мой рассудок, и помчался вниз по улице в надежде быстро найти жертву, быстро перекусить и вернуться. Действительно, долго бегать не пришлось – соседка, миссис Коннор выгуливала своего любимца – той-терьера по кличке Терминатор. Как вы понимаете, интересовала меня отнюдь не собака, закатившая при моем приближении настоящую истерику. Давно заметил: недостаток роста псы компенсируют избытком самомнения. Еще на моей улице обитают дог и мастифф, и вот они при моем приближении скулят.
- Пожалуйста, Грэйс, только не возражайте ему! – запричитала миссис Коннор, проворно подхватывая захлебывающегося лаем Терминатора на руки. – Иначе он упадет в обморок.
Я не знал собачьего языка, следовательно, возразить не мог, хотя хотелось отчаянно – терьер брызгал слюной, делал вид, что вырывается и явно не стеснялся в выражениях. Но не это стало причиной моего замешательства, позволившего миссис Коннор вообще что-то сказать. Я понял, что не могу заставить себя сделать то, зачем явился. Не могу укусить! Времени на рефлексии не было; быстро извинившись, я помчался дальше, и через пару минут заметил парня и девушку, уединившихся под сенью уже облетевшей вишни. Грубо толкнув парня в плечо, кивнул: «отойдем?», девчонке молча приказал оставаться на месте. Но, удалившись на расстояние невидимости, снова не смог напасть, и даже после того не смог, как довольно чувствительно получил под дых. Один раз. Большего по нашему обоюдному мнению «обкуренный дистрофик» не заслуживал. А вот теперь, кажется, самое время для рефлексий.
Возвращаясь к дому, я трясся от ужаса: я умру! о небо! я разучился питаться и вскоре умру от голода! Но с оттенком немалого облегчения: уж теперь-то Медузе точно ничего не угрожает.
И остановился как вкопанный.
Медузы не было. «Ауди» тоже. Тишина. Только полукруглая дверца почтового ящика тихонько скрипит, покачиваясь от ветра, словно дразнящий язык под раззявленным ртом. Опять открылась, замок ни к черту. Я подошел к ящику, потом пригляделся, сунул руку в его жестяное нутро и вытащил на свет диск «Псов Преисподней» с моим лицом на передней стороне обложки и автографами всех членов группы на задней. Мой Медузе подарок. Я вынул буклет и перелистал страницы, взял за сгиб и потряс - ничего. Под самим диском тоже ни записки, ни полслова… Я всунул буклет обратно и аккуратно захлопнул коробочку. Кому нужна записка? И так все предельно ясно. Она вернула его. Она для этого и приезжала.
У меня ушло чуть более двух часов, чтобы привести в порядок собственное жилище, и в основном это касалось окон. Измазанные кровью стены – не в счет, мне нравится. Не то чтобы в течение этих девяти суток у меня не появилось желания разнести здесь все в труху, - появлялось, и не раз, просто я привык направлять энергию хаоса внутрь себя, и лишь незначительная часть этой энергии просочилась вовне, так что кроме книг мне жалеть и не о чем.
В ту же самую ночь я вышел из затворничества. Опасности для людей я не представляю, поскольку по-прежнему не могу питаться. И даже как будто приступы стали реже и милосерднее в угоду этому страху.
Большую часть времени я провожу здесь, в «Welcome», занавесив лицо неопределенного цвета патлами, спрятав худые, как птичьи лапки руки под стол, и никто ко мне не лезет. Кайф. Не знаю, какой смайлик символизирует горькую усмешку. Что мне на сей раз мешает добиться встречи с владельцем клуба? Не знаю. Боюсь, что и не хочу знать, где он добывает себе кровь. В ту ночь, увидев глазами Медузы свой истинный облик, я испытал сильнейшее потрясение. Потрясение от безысходности. От осознания собственной беспомощности перед зверем по имени «Жажда». Девять суток без крови не только не ослабили Грэйс-вампира, но еще больше разозлили его. А вот силы Грэйс-человека подорвали основательно. Я вступил в бой с собственной Тенью, со всем темным, что во мне было, со всем темным, что во мне появилось. Я думал, в борьбе с самим собой нельзя проиграть, но выяснилось – наоборот. Надо знать меня и степень моего самолюбия, чтобы понять, почему все остальные вампиры вмиг показались мне еще менее достойными доверия.
«Настоящий вампир не интересуется, будет ли против его жертва. Он просто берет и все». Моя создательница немного успела рассказать за время нашего общения, и мне не приходится выбирать, к каким из ее слов прислушиваться.
И все же, какие бы противоречивые чувства не раздирали меня по поводу мистера Вайса (одна фамилия чего стоит!), vice (зло, порок, недостаток, физический дефект, норов, безнравственность) «Welcome» - моя единственная отдушина. С некоторых пор я хожу сюда бесплатно, просто гипнотизируя охранника. Нечестно, скажете? А куда мне деваться, если за деньги меня больше не пускают? Мой фэйс, видите ли, не проходит их контроль!
Хвала небесам, хоть внутри на мой покой никто не покушается.
Боль острой спицей пронзила от сердца до мозга, свернулась в кольцо, проросла сквозь череп колючками; я поприветствовал ее улыбкой. Кто-то может поспорить, что это был оскал, но мне лучше знать. Боль – это не так уж и плохо. Боль отвлекает от мыслей, а мысли мои насквозь отравлены страхом. Сколько времени я смогу вот так без крови? Что если я доживаю свою последнюю ночь? Каждый раз, ложась в гроб, я все сильнее сомневаюсь, что проснусь назавтра. Мне страшно. Я не хочу умирать, но иногда очень хочу. По-крайней мере смерть избавит меня от лицезрения враждебных зеркал, в каждом из которых, в каждом из осколков которых – чертов зомби! Мысль текла мимо, но зацепилась за терновый венец моего страдания, да и вывернулась наизнанку. А вдруг это и есть моя истинная личина, а прежняя красота – иллюзия, которую я обессиленный не могу поддерживать? И на ум приходят уже не «Интервью с вампиром» и «Царица Проклятых», а все больше «От заката до рассвета – 1,2,3». Я помотал головой, спасаясь от наваждения. Нет уж. Придерживаться первоначальной версии безопаснее для психики. Все равно опровергнуть ее нисколько не легче, чем доказать.
- Грэйси, это ты?!
Кажется, я поспешил с выводами, кому-то все еще есть до меня дело. Что ж, это поправимо. Я качнул головой влево, вправо, приоткрывая кулисы волос, дабы показать: я.
- Что с тобой? Почему ты так выглядишь? – от испуга Джана растеряла всю свою тактичность.
Я свою тоже собирать не намерен:
- Ну, Медуза же не хочет меня видеть, я остался без крови. Скоро превращусь в скелет и рассыплюсь по косточкам.
Джана села, точнее упала в кресло напротив.
- Спасибо за диск. От меня и от Торментоса. Честно, не ожидала, что на обложке будешь ты сам. И автографы от всех… Неужели с каждым удалось пообщаться?
Я с царственным видом кивнул. Зачем ей знать, что дисков мне прислали десять штук, и все с автографами? Кроме того, она первая меня обманула. Насчет «спасиба» от Торментоса.
- А мы защитились, - сказала она без радости.
- Поздравляю, - в тон ей ответил я. Ну что, будем проигрывать в реальности всю электронную переписку заново? Сейчас скажет: «У тебя еще осталась возможность стать дипломированным специалистом, но имей в виду, с каждым днем эта возможность тает». Да пофиг. Я на химический пошел, потому что алхимия – это труЪ.
- Покажи вены.
Я окаменел.
- Что?
- Грэйс, мне не хотелось бы настаивать в таком тоне, но… У меня нет другого выхода. Ты… просто покажи и все.
Я медленно задрал рукав, потом другой, со стуком положил обтянутые серой кожей кости на стол, будто предлагая их под наручники. Не без злорадства заметил тень отвращения на красивом личике Джаны. Что, не нравится? Согласен, неприятное зрелище, но, уж извините, без дырок от иглы.
- Достаточно? Все увидела, что хотела? – язвительно бросил я, опуская рукава и пряча конечности под стол.
- Грэйс, зачем ты так? Я же только хочу помочь, а ты крысишься! – И вдруг:
- Что с твоими глазами?
- А что с моими глазами? – поинтересовался я, подавившись фразой: «Ты мне очень поможешь, если не будешь больше соваться не в свое дело».
Вместо ответа Джана выудила из сумочки и протянула мне раскрытую пудреницу с зеркальцем.
Радужки мои были темно-бордового оттенка кагора. Но, как только я это увидел, они начали светлеть.
- Глаза как глаза, - я вернул пудреницу, предварительно воспользовавшись ей по прямому назначению, после чего улыбнулся до самых десен. Только улыбка от моего лица и осталась. Улыбка и сверкающие из темных провалов глаза.
Джана поднялась и, наконец-то, оставила меня в покое. На самом деле я уже жалел, что приказал ей это сделать, но контрприказ отдать не мог, потому что не видел ее лица. Впрочем, какая разница… Надо смотреть правде в глаза – я потерял всех своих друзей, и ту ниточку, что все еще связывала меня с Джаной, тоже давно было пора перерезать. Друзья вампиру не полагаются. Друга не полагается хотеть укусить. О небо, я все еще чувствую ее запах. Запах, запах… Запахом сыт не будешь, иначе я бы уже объелся. Я могу опустить веки и, пользуясь одним лишь обонянием, пересчитать людей на всем этаже, включая лестницу.
Наверное, что-то подобное должен ощущать Тантал. И голод, и жажда одновременно. За что его так, не помню… А-а, ну да, ну да… Тоже кого-то съел. Но он-то из царства Аида выбраться не может, а я из «Welcome» запросто.
- И ничего я не крысюсь, в смысле, не крышусь, блин, еще смешнее… - бормотал я уже дома, стаскивая ботинки. Далось же мне это слово! И чего оно меня так задело?
Даже в гробу я продолжал так и сяк склонять злосчастного грызуна, абсолютно, как выяснилось, не приспособленного для образования производных глаголов первого лица единственного числа. Ответ пришел за мгновение до рассвета, и покойник из меня, подозреваю, вышел колоритный. Проснувшись, я закрыл рот, сузил до нормального размера глаза, и уже точно знал, куда можно превосходно приспособить крысу.
16
Можно подумать, я первый вампир, которому больше не хочется нападать на людей! То есть, конечно, еще как хочется, но это-то и напрягает! Помнится, еще Луи в «Интервью с Вампиром», столкнувшись с той же проблемой, питался крысами, да и в «Маскараде» существовала такая практика.
Имидж – ничто! Жажда – все! Час спустя в вязаном свитере с геометрическим рисунком, который не надевал со школы и джинсах, немногим моложе свитера, я рыскал в районе городских трущоб. Вонь здесь стояла невыносимая. В голове вертелось одно и то же слово: «докатился». И вертелось оно не абы как, а на мотив «Последнего Отсчета» Европы. Я даже принялся тихонько подпевать, потом решил, что крысы на дудочку только в сказках ведутся, и примолк. Один раз я заметил кошку. Потом кошка заметила меня и удрала со всех ног. Я преисполнился обиды, потому что раньше кошки меня любили.
Нет, я никогда не позволю себе напасть на кошку. Они все, как одна, напоминают мне Медузу. И Медуза от меня удрала, как только я стал вампиром. Где справедливость? Что за дискриминация? Но если здесь есть кошки, не логично ли предположить, что должны наличествовать и крысы? Не надо, не отвечайте. Сам вижу, что скорее, наоборот.
А это тогда что?
Я бросился быстрее, чем успел подумать об этом и – о чудо! – моя рука сомкнулась на мохнатом трепыхающемся тельце. Крыса взвизгнула, я резко встал, вперив восторженный взгляд в черные бусинки глаз.
Но крыса отвернулась от меня и впилась в артерию между большим и указательным пальцем. Я вскрикнул от боли и затряс рукой. Брызги крови полетели во все стороны. Крыса мягко шмякнулась оземь и, издевательски махнув голым хвостом, скрылась в куче мусора.
«Очень смешно! – думал я, зализывая прокушенную руку. – Очень, черт тебя дери, смешно!»
Ну и ладно. Пойду в зоомагазин и куплю кого-нибудь более безобидного и заодно менее грязного. Кролика, например. Злясь на себя за то, что не допер до этого раньше, я побрел в направлении к цивилизации.
По дороге до меня дошло, что ни один зоомагазин не работает после захода солнца. Я зарычал от обиды и думал уже повернуть назад, чего, как вы помните, терпеть не могу, как вдруг совсем близко почувствовал странный запах. Запах был незнакомым и не то чтобы приятным, но идентифицировался, как съедобный. Задрав голову, я увидел в темной стене заброшенного здания еще более темный провал чердака. Выше моего роста, но вполне доступно для прыжка начиналась ржавая лестница. И я полез. Ну… мне просто стало интересно, что может так пахнуть.
Достигнув верхней ступеньки, я сунул голову в квадрат Малевича, да так и замер с открытым ртом, как когда-то в детстве на шоколадной фабрике. Все охватываемое глазом пространство занимали голуби. Белые, черные, рыжие, но абсолютное большинство серые, с пестрыми крыльями, так называемые сизари. Черт возьми! Кто бы мог подумать, что я так подвержен устоявшимся клише! Кому нужны кусачие помойные крысы, когда в наличии чистенькие, благородные птички! Одновременно пригибаясь для прыжка, я подобрался вперед – ближайшие ко мне голуби вытянули отливающие зеленью и пурпуром шеи и открыли ярко-оранжевые глаза. Тогда я не стал больше ждать и прыгнул в самую гущу пернатых. Казалось, все пространство вокруг ожило и захлопало крыльями. Ворох перьев взвился в воздух. Я закашлялся, зажмурился, поскользнулся, но не упал, и даже на ощупь схватил в каждую руку по голубю. Проигнорировав лестницу, я спрыгнул с чердака, и столкнулся с проблемой. Как кусать человека, я понимал хорошо, но как кусать птицу – у меня такого инстинкта не было. Куда втыкать клыки? А зачаровывать надо? Брэд Питт в «Интервью…» показывал это крайне невразумительно. И тут, без церемоний подвинув Питта, на помощь пришел Оззи Осборн. Не лично, конечно, хотя вряд ли встреча с «Великим и Ужасным» на этом самом чердаке поразила бы меня больше, чем перспектива воспроизвести кое-какой факт из его биографии. Преодолев отвращение и, что оказалось гораздо труднее, жалость, я сунул голову правого голубя в рот, после чего сомкнул челюсти. Вам станет легче, если я скажу, что напоследок птица героически клюнула меня в язык? Мне не стало. Выплюнув откушенную головку, я стал пить из тушки, как из бутылки. Но, едва сделал глоток, как меня вывернуло наизнанку такой гадостью, которую и вообразить себе невозможно. Я догадался, что вместе с кровью мне в рот попало содержимое птичьего желудка, после этого меня еще раз стошнило. Тогда я стал ловить ртом быстро иссякающие струйки крови, не поднося птицу ко рту. Левого голубя постигла та же участь. Когда я, особо ни на что не надеясь, вновь влез на чердак, мне удалось вторично впасть в шок по той же самой причине – птицы вновь сидели по своим местам, и некоторые из них уже даже закрыли глаза.
- Да что ж вы такие безмозглые? – с досадой и радостью в голосе шептал я, хватая за крыло следующего пернатого.
Домой я вернулся за пятнадцать минут до рассвета. «Последний Отсчет» забылся, вместо него на исклеванном языке вертелась «Кровавая баня в раю» Оззи (BLOODBATH IN PARADISE). Никакой эйфории – чувствовал я себя отвратительно. Мой организм бунтовал против голубиной крови. Я изо всех сил сдерживал рвотные позывы, памятуя о том, что кровь – это жизнь. Всего же во мне плескались жизни восемнадцати голубей. На душе паршиво дальше некуда. Ощущаю себя распоследнейшим подонком. Завтра приду еще.
17
Что может быть парадоксальнее вампира, ночь напролет зависающего в «Vampire The Masquerade: Bloodlines»? Только вампир, не пьющий человеческую кровь. Именно это «только» я и пытаюсь устранить, бродя по просторам виртуального Лос-Анжелеса. Поясню для тех, кто не в курсе: идея игры заключается в том, чтобы, став вампиром, не превратиться в потакающее своим страстям чудовище и не нарушить Маскарад, открыв смертным свою сущность. Знакомо, да? В игре семь доступных кланов.
Бруха - анархисты и воинствующие радикалы, убежденные идеалисты и неисправимые бунтари, их путь - постоянное противостояние существующему порядку вещей.
Гангрел – вечные одиночки, лучше, чем кто-либо другой нашедшие общий язык со зверем внутри себя. Могут не только управлять животными, но и сами превращаться, частично или полностью.
Носферату – обезображены обращением, посему вынуждены скрываться от людей. Шпионы и лазутчики, наиболее близки к вампиру хтоническому еще и преимущественно подземным обитанием.
Тореадор - вампиры – художники, покровители искусств. Классический готический тип вампира, упор на внешнюю эстетику образа, его красоту, аристократичность и чувство обаяния декаданса. Больше всех связаны со смертным миром, в основном на почве искусства и развлечений.
Малкавиан – все без исключения неизлечимо сумасшедшие, обладают способностью слышать голоса и видеть истинное положение вещей. Их сумасшествие – и проклятие, и дар свыше, оно либо становится огромным подспорьем, либо непреодолимой преградой на их пути, в зависимости от того, насколько вампир сопротивляется своей природе.
Вентру – элита вампирского сообщества, носители власти. Их силами все кланы объединены в Сообщество, где поддерживается идея Маскарада - сокрытие от мира людей существования бессмертных. В силу своей аристократичности не имеют возможности получать питание от животных.
Тремер – алхимики и оккультисты, охотники до Тайного Знания, появились в результате мистических ритуалов черной магии.
«Ну и кто? – думал я, отвечая на вопросы анкеты. - По призванию тореадор, по образованию скорее тремер, выгляжу как… Как ни прискорбно, сейчас ближе всего к носферату».
Проанализировав мои ответы, компьютер выдал вердикт: «малкавиан». Я погрозил монитору кулаком и пошел за вентру, специально, чтобы не иметь возможности питаться крысами. Помню, как я в первый раз играл в «Маскарад». О-о, это было нечто! Я просиживал за компьютером сутки напролет, потом в универе клевал носом, не прекращая думать: кому можно доверять? какую из «сестер Воерман» оставить в живых? кто убил Алистера Граута? Совершенно никакой возвращался домой, мечтая об одном – спать! Но, чтобы добраться до кровати, необходимо пройти мимо компьютера, и вот мимо-то как раз и не получалось. В мозгу прояснялось, открывались скрытые резервы, рука сама тянулась к мыши, а курсор – к иконке в форме анкха. То, что действие игры происходит в Лос-Анжелесе, добавляло реалистичности. Наложившись на хроническое отсутствие сна, крышу мне это тогда снесло напрочь. Интересное и жуткое ощущение, когда уже в реальности, забыв дома, к примеру, флэшку, досадуешь, что только из-за нее придется туда-обратно перезагружаться; когда идешь по коридору в университете и по привычке заглядываешь в каждую дверь; когда среди приведенных под цифрами реплик нет той, которую хочется выплюнуть в лицо этому двуличному ублюдку, и ты кричишь ее вслух…
Вот в этом-то и заключается моя идея – во что бы то ни стало вернуть то ощущение. Основная трудность в том, что теперь время мое ограничено световым днем, вернее, темнотой ночи, и остается только надеяться, что этого хватит, чтобы спаять игру с реальностью, и с той же простотой, как я это делаю, нажав клавишу «f», снова начать питаться человеческой кровью. А что же голуби? – возможно, спросите вы. Действительно, с тех пор, как я нашел голубиный чердак, жизнь моя более или менее наладилась, каждая ночь уже не кажется мне последней, вот только на внешнем виде это никак не сказывается. Мне все хуже и хуже, я не могу головы повернуть без чудовищного скрипа в шее, у меня уже зубы шатаются, когда я пытаюсь их почистить, а что-то мне подсказывает, что зубы у хищника отказывают в самую последнюю очередь. Все, хватит! Хочу я этого или нет (а я хочу), я вампир. Я не претендую на пиршество каждую ночь, но мне нужно подпитываться человеческой кровью хотя бы иногда. И да простит меня небо.
Но не только из-за предположительно терапевтической ценности «Маскарада» я уделяю ему столько места на этих страницах. Дело в том, что именно «Маскараду» я обязан тем, что мы с Медузой однажды познакомились. Расскажу, пока загружается Чайнатаун.
Это был первый семестр первого курса. Я вышел из лекционного зала, проклевав носом всю биохимию. В коридоре меня обогнала девушка. Я мгновенно проснулся и ускорил шаг. Мое внимание привлекла даже не столько сама девушка, сколько эмблема - компас и надпись «тремер» на ее сумке. У меня есть оправдание - третьи сутки уже я изводил себя и компьютер, не зная, как выплыть из подземных катакомб через наполняющиеся резервуары: при включенном насосе не удается преодолеть встречный поток воды, а при выключенном некуда и плыть – сухо. Вблизи девушка оказалась еще и красивой. Кокетливо постукивая глянцево-черными ногтями по ремешку сумки, она выслушала мой вопрос, после чего сказала:
- Пропеллер не мгновенно раскручивается.
Даже не помню, сказал ли тогда «до свидания», так быстро оказался дома. Через пять минут после запуска игры я не знал, на какую клавишу жать, чтобы поцеловать улицы виртуального Лос-Анжелеса.
На следующий день я вновь отыскал девушку, чтобы поблагодарить за совет. Она улыбнулась и ответила:
- Передавай Меркурио привет, Беккету спасибо за предупреждение, Штрауссу – мои извинения, я взяла у него книгу и не вернула.
- Хорошо, - сказал я, сдерживая улыбку. – А как тебя там зовут?
- Так же, как и здесь, - пожала плечиками девушка. – Медуза.
Впоследствии выяснилось, что, кроме увлечения одной и той же игрой, у нас с ней еще много общего. А когда она сказала, что Вампир Шейн однажды пил ее кровь, я понял, что ей не меньше моего хочется осуществления моих фантазий. Ко времени, когда роман Грэйса и Медузы дошел до кульминационного момента, мой перстень был уже остро заточен.
Ладно, пока всё. Я в Лондон за подвесками, в смысле в Чайнатаун за саркофагом.
Адью.
18
Начнем с того, что затея с «Маскарадом» полностью провалилась. В принципе, тут же можно было бы и закончить, если бы не… Заинтриговал? Это я умею. Но вернемся к тому, чего пока еще не умею.
Четыре ночи подряд и половину пятой я не вылезал из компьютера… Сейчас вторая половина пятой, и я выбрался на улицу попрактиковаться. Как вы уже догадываетесь, толку - ноль.
Об первого я едва не споткнулся. Он так и не заметил меня. Худой и темноволосый, в джинсах и красно-белой куртке, он скорчился на ступеньках, ведущих к пирсу, и одну за другой отправлял эсэмэски с видавшей лучшие времена «Моторолы». Рядом стояла початая бутылка «будвайзера», и Грэйс–перестраховщик счел это обстоятельство достаточной причиной для капитуляции.
Второго я обнаружил на перекрестке недалеко от отеля «Амбер». Он топтался в мерцающем свете издыхающего фонаря, поминутно поглядывая на часы. В красной бандане, в тонкой, несмотря на прохладу ночного воздуха, зеленой майке, - есть у «качков» такой закидон. Я подошел ближе - и ничего. Клыки даже не шевельнулись. Быть может, мне не понравились его голые плечи, присыпанные обгоревшими трупиками насекомых? Никогда не любил приправу. Он попросил у меня закурить, а я не курю. Через пять минут его подобрала машина, а я по-прежнему не курю. В последний раз мигнув, фонарь надо мной погас, а уцелевшие мошки-камикадзе разлетелись кто куда в новых поисках светлого будущего.
Третья, девушка с прической короткой до прозрачности, вышла из такси и заторопилась по направлению к отелю. Черное шелковое платье полностью открывало спину, лишь на шее – тонкая тесемка, которая мне никоим образом не помешает. Я пошел за ней. Я в мельчайших подробностях рассмотрел вытатуированные на изящных лопатках крылья, не понимая, что мне мешает прыгнуть, зажать ей рот и так далее. Или обогнать, завладеть взглядом и опять же и так далее. Она ни разу не обернулась. Я проводил ее до самых дверей. Внутрь же меня никто не приглашал.
Скрипнув зубами, я развернулся на сто восемьдесят градусов и помчался по направлению к голубиному чердаку. Лузер.
Я прекрасно понимаю, кто я и где я. Я не выполнил основное условие для стирания границ реальности – недостаток сна. Я не могу его выполнить.
Больше разозленный, чем угнетенный своим фиаско, я быстро шел знакомой дорогой. Сколько времени у меня в распоряжении? Часа полтора - два? Надо бы обзавестись календарем с указанием точного времени восхода солнца и таскать собой.
Район городских трущоб разверзся предо мной с гостеприимностью могилы. Я никогда не появлялся здесь в таком виде, но переодеваться было некогда.
Чердак уже близко, уже пахнет. Пах бы лучше, если бы я с самого начала потрудился выбрасывать обескровленные тушки подальше. От одной мысли, что сейчас снова откусывать головы, мои шаги непроизвольно замедлились. Летучая мышь, пролетая мимо, мазнула крылом по лицу. Так бы и врезалась, если бы я не уклонился. Я совсем упал духом. Это что, меня уже эхолокация не фиксирует? Кто из нас уклоняться-то должен?
Я не обратил на них внимания, - их было двое. Они на меня обратили, - я был один.
- Эй, нифер, не видел тут собачку, породы крашеная борзая, вот в точно таком же, как у тебя, ошейнике?
Ох и давненько же ко мне никто не приставал, все больше за версту обходят. Я обернулся на голос и понял, что двое хомо псевдосапиенсов, сидящих на капоте разрисованной тачки (ну не автомобилем же это убожество называть!) меня в упор не видят, а видят кучу «серебряных» украшений и дорогие шмотки на шатаемом ветром дистрофике. Вонь с чердака смешивалась с их вонью, и ассоциации не заставили себя ждать.
- Как же, видел, мочилась на истлевшие останки двух дворняг, – ответил я, привычно заводя руку под плащ, к цепи.
Когда-то я потратил немало времени на то, чтобы научиться сдергивать ее с бедра за доли секунды, и только потом позволил себе так отвечать на наезды. Помнится, мы с Торментосом однажды так отделали тех двоих придурков в вязаных шапочках… Не отрицаю, бывало, что и нас отделывали, но никогда, если враг не обладал численным преимуществом по крайней мере вдвое.
- Остряк, – соскочил с капота один из «сапиенсов», черный в коричневой безрукавке. Он вразвалочку приблизился ко мне, поблескивая узким лезвием, весь вид которого буквально вопил о том, что оно никогда в лицо не видело лицензии. – А давай проверим, что острее, ты или финка? – Другой, белый, но загорелый до черноты, зачем-то полез в багажник.
Я передумал снимать цепь и просто оскалился, полагая, что этого будет достаточно. Ошибочка.
- Ничё, - кивнул негр, после чего оскалился тоже.
Я отшатнулся, и не столько от мерзкого запаха, сколько от представшей моим глазам картины. Зубы в его верхней челюсти росли в два ряда. Нижнюю я не разглядел – мне верхней хватило.
Борясь с тошнотой, я отвел взгляд, всерьез опасаясь, что иначе мне этот ротик всю оставшуюся Вечность сниться будет. Наверное, только этого он и ждал, потому что тут же пырнул меня ножом в живот. Ну, в смысле, хотел пырнуть.
Я и опомниться не успел, как мои клыки оказались внутри его тела, по пути зацепив парочку крупных сосудов. При ближайшем рассмотрении сосуды оказались венами, а тело – шоколадного цвета рукой, и впился я в нее чуть пониже бицепса. Тогда я вцепился еще и пальцами, фиксируя сустав неподвижно в лучших рекомендациях пособий по медицинской помощи. Нож стукнулся о землю.
О Небо! Ка-а-а-йф!
Негр орал благим матом (долго же до некоторых доходит!), и бил меня свободными конечностями преимущественно по голове, что мне не нравилось. А что мне нравилось – так это его страх, волнами растекающийся по сосудам с каждым ударом сердца. И за это удовольствие я готов был платить неким дискомфортом, тем более что каждый удар был слабее предыдущего, а потом они и вовсе прекратились. Я услышал шевеление сзади и стал разворачиваться. Попробуйте развернуться, удерживая во рту восемьдесят килограммов живого веса, и поймете, почему я сделал это недостаточно быстро. Что-то ужасно твердое опустилось поперек моих лопаток. Я выплюнул вкусную руку, негр выпал в осадок, и я невозмутимо перешагнул через него.
Встретившись со мной глазами, второй противник бросил биту – совершенно бессмысленный жест, не находите? – и бросился наутек.
Я погнался следом. Не потому, что хотел еще, а просто не мог не погнаться. Когда-то в детстве меня учили не бегать от собак, чтобы не провоцировать их агрессию. Видимо, улепетывающего во весь дух человека не учили аналогичным вещам насчет вампиров. Толчком в спину я придал ему еще немного ускорения, и он не смог завернуть там, где нужно, а со всего размаха впечатался в дощатый забор, исписанный замысловатыми до абсолютной нечитаемости граффити. Прежде чем он успел еще что-нибудь сделать или хотя бы закричать, я придавил его поясницу коленом, одной рукой зажал склизкий от крови рот, а другой быстро обшарил на предмет наличия средств самообороны. Первый голод был утолен, и я уже соображал яснее. Не хотелось бы, чтобы в разгар самого интересного он откуда-нибудь вытащил что-нибудь колюще-режущее. Мои поиски увенчались успехом по обоим параметрам – и нож, и намного более устрашающего вида отвертка звякнули о камни вне пределов досягаемости моей незадачливой жертвы.
- У меня крест на шее! Ты не можешь! У меня крест на шее! – хныкал смертный в процессе обыска.
- Серебряный? – уточнил я.
- Ага, - всхлипнул он.
- А цепочка?
- То-оже…
- Очень мило с твоей стороны предупредить об этом. – Я обернул цепочку его же воротником и отвел в сторону, после чего преспокойнейшим образом присосался.
Теплый ветер ласкал мне лицо и шею. Полы расстегнутого плаща трепетали за спиной, словно расправленные крылья. Впервые за много ночей я не чувствовал вымораживающего душу холода. Впервые за много ночей я, наконец, согрелся. Я шел и рассматривал свои руки, постепенно приобретающие нормальный цвет и форму, брал волосы в щепоть и замечал, что они такие же мягкие, как раньше. Когда я добрался до зеркальной двери парфюмерного бутика, мне оставалось только счастливо рассмеяться. Не только оттого, что я снова стал хорошо выглядеть. Кажется, я излечился от своей фобии. Разумеется, из этого не следует, что я вернусь к тому разгульному образу жизни, какой вел ранее. Нет уж. Мне больше не нужны случайности. Теперь, зная, как долго вампир способен существовать без крови, я волен более тщательным образом подойти к вопросу выбора жертв. И кажется, придумал новый способ как.
19
Специально для него я надел короткую куртку. Специально для него из заднего кармана моих брюк наполовину высовывался бумажник. Не пришлось даже применять гипноз, чтобы из огромного количества своих потенциальных «клиентов» он выбрал именно меня. Я буквально чувствовал, как возрастает его напряжение по мере того, как все дальше и дальше углублялся в темноту переулка. Сзади послышался мягкий щелчок выкидного ножа – видимо, он решил не ограничиваться бумажником. Переулок был не совсем переулком, обвалившаяся часть стены сделала его тупиком, и вор об этом знал. А я не знал. Предположительно. Иначе с чего бы ради пошел сюда?
Вскоре я остановился в «замешательстве», оглядывая перегородившую путь груду кое-где еще слепленных между собой кирпичей. На самом деле периферийным зрением осматривая дыру в стене, откуда это все вывалилось. Вор тоже замер, потом решительно шагнул вперед. Ножа под лопатку я не опасался. Нож для антуража. Припугнуть. Подкрасться сзади, вытащить кошелек – максимум, на что был способен этот человек. Не знаю как, но я чувствовал, что ему даже курицу зарезать духа не хватит. Когда он меня окликнул, меня уже в переулке не было. А был я… Правильно, внутри полуразрушенного здания, балансируя плохо приспособленными для этого ботинками на тонкой железной арматурине. Поудобнее зацепившись коленями, я свесился вниз, как какая-нибудь летучая мышь, и поскреб ногтями бетон, на случай, если человек не догадается, куда я делся. Намек оказался лишним. С ножом наизготовку он уже стоял в проеме, и широко открытыми глазами пялился в темноту. Прицелившись, я запустил в сжимающую нож кисть куском кирпича, и выкидушка, пару раз провернувшись в воздухе, скрылась в зловещих недрах подвала. Не теряя времени на крик, человек развернулся бежать, но ноги бестолково замолотили по воздуху - схватив его за голову, и одновременно зажимая рот, я втянул его наверх.
- Это все? Это мне что, на чай?
Тощая женщина в мини-юбке и вязаном топе попятилась, но оступилась и упала на асфальт.
- Рико, пожалуйста, не надо! Я принесу еще!
- Черта с два ты принесешь, кроме триппера, ****ь! – зарычал сутенер, пиная ее в живот носком дорогой кожаной сандалии. Проститутка скорчилась и закашлялась кровью.
- Кончай ныть и приведи себя в порядок. Хочешь жить – работай, ленивые здесь не выживают.
- Я не ленивая, - хныкала женщина, вытирая рот тыльной стороной ладони, - никто из этих импотентов на меня не смотрит. Умоляю, Рико, дай дозу. – Поднявшись на колени, она вцепилась пальцами в его брюки.
Рико брезгливо покосился на ее окровавленную руку и, шагнув назад, легко вырвался из объятий.
- А под дозой ты кому нахер сплющилась?
Он развернулся и пошел к стоящей неподалеку машине, сортируя мятые купюры и раскладывая по разным отделениям бумажника. Я осторожно выступил из тени. Проститутка была наркоманкой, причем на последней стадии туберкулеза, но Рико – совсем другое дело. Подождав, пока сутенер, бормоча себе под нос что-то не до конца цензурное, приблизится, наткнется, поднимет недоуменные глаза, я легонько ткнул его лбом в переносицу.
Он пришел в сознание быстро, - я еще пил. И заорал, как сумасшедший. Еще бы – я ведь буквально жевал его шею! Собственно от этого он и пришел в сознание. Кровь брызгала вверх и вправо, заливая половину моего лица и половину его. Закончив, я обильно полил рану слюной и, схватив его куцую бороденку в кулак, сказал, не пряча медленно втягивающихся клыков:
- Еще раз ударишь женщину – вернусь и продолжим.
Я выслеживал его уже третьи сутки. Я прошел почти весь город, увлеченный необычным следом, и не ошибся. Его душа была поделена надвое. В одной половине была лишь клубящаяся темнота, вторая о первой ничего не знала. Вторая умела любить: сынишку, который так же, как он сам в детстве, увлечен самолетами, и вполне возможно, что в отличие от него, когда-нибудь станет летчиком; жену, мягкие волосы которой отливали бронзой, а руки, нежные и ласковые, одним прикосновением дарили тепло и уют, которых так не хватало в детстве. Первая тоже умела любить: кровь, разбрызганную по стенам, вываленные на грязный пол внутренности с прилипшим к ним мусором и ощущение единения с богом, когда направляемый неумолимой рукой нож входит в мягкий живот, как в масло. Вторая почти полностью завладела всем временем, оставив первой лишь воспоминание о том, что было когда-то и фантазии о том, что могло бы случиться в будущем, но на этот раз все будет не так. При мысли о бронзовых волосах, зажатых в кулаке, человек улыбнулся.
Я подошел и тронул его за плечо.
- Да? – удивилась вторая.
- Кто ты? - насторожилась первая, почувствовав родство.
- Я тот, кто ввергнет тебя в Хаос, - ответил я обеим и с рычанием впился в покрытое щетиной горло.
Первая рычала и билась, но не в полную силу – она всегда стремилась к хаосу, только не верила мне, но я постепенно убеждал ее верить: «Не враг, не враг, не враг…». «Еще какой враг! – внушал я второй. – Кто ты такой, чтобы противиться мне? Я убью тебя, а потом твою жену и ребенка!» Я очень надеялся, что вторая, которой хватало воли столько времени сдерживать первую, будет сопротивляться до последнего. Если же нет, то пусть умирает тоже, я не допущу, чтобы мальчик и женщина пали жертвой моих нравственных терзаний.
Но первая издохла первой, и я втянул клыки. Эйфории не было. Не знаю почему. Зализав раны и убедившись, что человек дышит, я аккуратно уложил его в тень кустарника и, отряхнув с брюк налипшие хвойные иголки, побрел к выходу из парка.
И был уже совсем близко от центральных ворот, когда услышал:
- Эй, братишка, ты ничего не напутал?
Часть вторая.
Цвет крови – разный.
20
- Эй, братишка, ты ничего не напутал?
Я обернулся, да так и замер с открытым ртом. Сердце заколотилось как бешеное.
Вампир, а я мгновенно опознал, что это вампир, подошел ко мне и уставился в глаза. Он – в мои, а я – в его. Вау! Я думал, у всех вампиров радужки красные, но у этого оказались светло-серыми, настолько «светло», что сливались с белками. Готично. Э-э-э… Меня о чем-то спрашивали? Черт, не помню…
- Из какого ты клана, такой раскованный?
- Я… - На этот раз попытался ответить быстро и чуть было не ляпнул «вентру» - …Я не знаю.
Его удара я не заметил, но, судя по тому, что упал, схватившись за внезапно занывшую челюсть, удар все-таки был.
Плюс боль – не минус интересно. Одного удара, оказывается, недостаточно, чтобы вывести меня из шока – прижимая ладонь к подбородку, я продолжал пялиться на Сородича во все глаза. Он выглядел как актер, которого загримировали для триллера, но одели для вестерна. Бледная кожа, трехдневная щетина, каштановые, ниже плеч, волосы, и абсолютно нечеловеческий взгляд. Эдакий инфернальный ковбой. Экстраготично.
Вампир сделал шаг вперед, вновь сократив расстояние, на которое я отлетел.
- Отвечай, – сказал он сверху. Зрачки его зловеще заблестели из-под шляпы.
- Простите, я действительно не…
- «Простите» тут не отделаешься. Ты охотишься на территории клана Кейн. Почему? Совсем рядом нейтральная зона. Экстрима захотелось? Ну так я его тебе обеспечу.
Он чуть развернул кисть, и лунный луч скользнул ниже, туда и обратно по гладкой поверхности длинного ножа. Когда и откуда он его вытащил, я не успел заметить. Это меня отрезвило.
- Пожалуйста, не надо! - куда он намеревался его засунуть, мне тем более выяснять не хотелось.
- Обоснуй.
- Я не знал, что здесь территория клана Кейн.
- Мог бы придумать что-нибудь оригинальнее, - хмыкнул вампир и сделал еще один шаг.
- Мог бы, - согласился я, не прекращая отползать. – Но правда, как всегда, не так эффектна. Один из недостатков правды.
Вампир ступал за мной неспешными, размеренными шагами.
- Да не волнуйся ты так. Я тебя не убью, просто порежу слегка, пущу кровь взамен той, что ты украл. Но, конечно, постараюсь сделать это как можно более болезненно - это отучит тебя совать клыки куда попало.
Инстинкт изо всех сил дернул меня вскочить и бежать, но вмешался другой, и по его неопознанности я понял, что это нечто новое, что-то, приобретенное вместе с Темным Даром. Я нарек его инстинктом хищника. Безосновательно, пожалуй, но он задавил инстинкт дрожащей жертвы и приказал мне оставаться на месте. Самое неприятное, что это отнюдь не означало, что мне перестало быть страшно. Я смотрел, как вампир приближается, и пытался вспомнить то ощущение тоски по себе подобным, которое я испытывал в самом начале своего становления. Получилось. Естественное желание избежать направленной агрессии никуда не делось, но потеряло плотность, сквозь него проступило реальное положение вещей. А реальное положение вещей заключалось в том, что вампир с ножом не враг мне, мы одной масти, только он ходит по своим клеткам, а я играю вслепую, и, что скрывать, не всегда угадываю с ходом. Но если я хочу разобраться в этой непростой игре, мне придется принять ее правила. И чем раньше, тем лучше. Смерть мне, вроде бы, не грозит, а остальное… Остальное я переживу.
- Хорошо, - выдавил я.
Мое согласие не удивило его абсолютно.
- Встань и прислонись спиной к дереву.
Двигаясь, словно во сне, я сделал то, что мне сказали – встал, вжался лопатками в мшистый ствол и опустил руки. Ногти вцепились в кору. Сердце билось так, что казалось, ветки трясутся именно от этого.
Бог мой, я что, всерьез собираюсь позволить ему себя резать? Похоже, да.
Вампир подошел, картинно вращая клинок между пальцами. Потом остановил его и медленно вдавил острие мне в щеку. Черт, я до последнего надеялся, что это не будет лицо… Я закрыл глаза и тут же открыл, поняв, насколько с закрытыми хуже.
- Это научит тебя уважать границы, - сказал вампир и повел лезвие вниз.
Я вздрогнул, но не столько от боли. Это было терпимо. Честно. Такая резкая, но сырая и горячая пульсация. Кровь потекла на подбородок быстрыми струями, сразу начав остывать. Такое я выдержу… Выдержу… Только бы не шумело так в ушах, и небо над головой вращалось бы чуть помедленней. А «ковбой» приставил острие уже ко второй моей щеке.
- Было бы больше пользы, если бы вы мне показали, где проходят эти так называемые границы, – собственный голос показался мне вязким и тягучим, как смола.
Вампир опустил нож и схватил меня за окровавленный подбородок. Я тихо взвыл, потому что тупую боль переношу хуже, чем острую, а последствия прямого в челюсть относятся к первой категории. Вампир всматривался в мои глаза, будто увидел в них что-то чрезвычайно интересное. Ну, я-то в его глазах точно видел интересное. Себя в двойном экземпляре. И порезы на лице, слева большой, справа маленький. А потом мир как-то странно потемнел, и разобрать что-либо стало трудно.
Вампир взял меня за плечи и оторвал от дерева.
- А ну-ка сядь.
Я опустился с его помощью на траву, чувствуя, что еще немного, и меня вырвет. Не надо низкой иронии. Я не боюсь крови. Я просто не привык, чтобы меня резали.
- Я просто не привык, чтобы меня резали, - повторил я вслух, в основном, чтобы проверить голос. Голос загустел еще больше, вот зараза…
Вампир присел возле меня на корточки, все еще поигрывая ножом, но уже без выраженной агрессии, просто, чтобы занять руки. И нож, и руки были в крови. Моей крови.
- Похоже, ты не лжешь. Или лжешь очень умело. Что с тобой произошло, юноша?
Я заговорил осторожно, стараясь глубоко дышать и не отвлекаться на куда более актуальный вопрос: сильно ли он рассердится, если я еще и сблевану на его территории?
- Еще раз приношу свои извинения. Я действительно не знаю ваших законов. Какие-то из них я нарушил, и подозреваю, не только сегодня. Я был обращен всего два месяца назад, и мне никто ничего не объяснял. Я не видел больше эту вампирессу.
Вампир еще пару минут рассматривал меня, как энтомолог новый вид бабочки. Я уже вполне пришел в себя, когда он вынес вердикт:
- Я тебе не верю.
Я почувствовал себя смертельно уставшим. За последнее время я так погряз во лжи, что сиюминутное откровение стало для меня как глоток воздуха. И то, что мне не поверили, я воспринял крайне болезненно.
- Почему?
- Ты знаешь такие слова, как «обращен».
- Да все их знают! – не выдержал я. – Все, кто видел хоть один вампирский фильм! А я специально интересовался этой темой. Прочел массу литературы.
- А-а, гот.
Я с облегчением кивнул. Хоть это объяснять не придется.
- Мое имя Корвин. Как твое?
Угу. Теперь самое время вспомнить о приличиях.
- Грэйс.
- А той, что тебя обратила?
- Понятия не имею.
- О, как это похоже на нынешнее поколение – тащить даму в постель, даже не справившись о ее имени.
- Да не тащил я никого в постель! Я был со своей девушкой, когда эта вампиресса вмешалась. Она пообедала мной, а потом закусила моей подругой.
- Она не пообедала тобой, она тебя обратила. Почему, если ты, как утверждаешь, видел ее впервые?
- Думаю, ее оскорбило мое поведение.
Корвин усмехнулся.
- Для того чтобы подарить человеку Вечность, требуется несколько больше. Что ты такого сделал, что ее так впечатлило?
- Я пил кровь своей девушки.
Вампир в недоумении воззрился на меня своими блестящими глазами.
- Зачем?
Я вздохнул. Все-таки придется объяснять.
- Мне это нравилось. Не так, как сейчас, но нравилось, черт возьми! Возбуждал сам процесс и возбуждала ее готовность отдать свою кровь для меня!
- Хорошо, хорошо, я понял! – закивал Корвин. – Особенно последнюю часть. Так твоя девушка тоже гот?
- Да, - сказал я, недоумевая, какое это может иметь значение.
- Тогда твоя мистресс – преступница. Готов трогать нельзя.
Я заморгал:
- Это еще почему?
- Они – наше прикрытие, - пояснил вампир. – Охотникам приходится быть очень осторожными, чтобы из-за случайной ошибки не загубить свою душу убийством невинного.
- Охотникам, - повторил я безо всякого выражения и схватился за голову. Удивительно, что я об этом ни разу не задумался. Если существуют вампиры, почему бы не существовать тем, кого это не устраивает?
Корвин кивнул с самым серьезным видом.
- То есть, сам того не зная, я все время подставлялся под осиновый кол?
- Дался вам этот кол, - хмыкнул Корвин. - Выстрел в голову из пистолета калибром побольше – и ты столь же вероятно мертв. - Ничуть не смущаясь, он слизал мою кровь с лезвия и спрятал его в рукав. На сей раз я заметил краешек ножен.
- Ты можешь заживить порезы. Я не возражаю.
Так и клонит написать: «Я высунул язык и облизался». На самом деле просто плюнул в ладони и прижал к ранам. После обращения мой язык не стал длиннее и не раздвоился. К сожалению.
- Ты сейчас как слепой щенок, тебе необходимо разобраться в ситуации, иначе ты не выживешь, - резюмировал Корвин и встал с явным намерением уходить.
Ну ничего себе!
- Я думал, ты мне в этом поможешь!
Он по-кошачьи облизал руки, потом перевел на меня донельзя удивленные глаза:
- С какой стати я должен этим заниматься? Найди свою мистресс.
- У тебя есть какие-нибудь соображения по поводу того, как бы я мог это сделать?
- Зови ее!
- Как? Сложить ладони рупором и кричать? Или позвонить на радио? А может, дать объявление в газету?
Я чувствовал, что мне уже нечего терять и поэтому наглел. Корвин открыл было рот, но так и не нашел слов для объяснения, в итоге снова повторил: «зови» и сделал несколько жестов, ни один из которых не натолкнул меня на мысль, как же это все-таки – звать.
Я покачал головой.
- Она едва не убила мою девушку, она обратила и бросила меня на произвол судьбы. Меньше всего я хотел бы увидеть ее снова.
Он присел так быстро, что плащ взметнулся над головой. Я даже пикнуть не успел, как снова получил возможность оценить остроту ножа, на сей раз горлом.
- Извини, но у меня такое в голове не укладывается, - прошипел он мне в лицо. - Вы оба алогичны. И ты и твоя мистресс!
Вслед за этим он встал и снова спрятал нож. По сравнению с выхватыванием это у него получалось чуть менее ловко.
Я не знал, как реагировать на эти его перепады настроения.
- Извини, я голоден, – неожиданно признался он. – Поэтому раздражен. Ты ни при чем. Физиология.
Я промолчал. Знал бы он, как я голоден. Одна жертва за трое суток – кошкины слезы.
Осторожно коснувшись шеи, я взглянул на пальцы. Следов крови не было. Я думал, будут.
- Только вынуди меня достать его еще раз – и будут.
Я удивленно поглядел на него снизу вверх:
- Ты читаешь мои мысли?
Он развел руками:
- Я думал, ты специально не закрываешься.
- О кей, – быстро сориентировался я, тогда прочти сейчас.
И я со скоростью, на которую только способна мысль, прокрутил в памяти все, что со мной произошло, начиная с того незабываемого ужина в «Welcome» и до сегодняшней ночи, щедро приправив все это смесью отчаяния и мольбы о помощи. Если и это его не проймет, тогда не знаю.
Вампир стоял, не шелохнувшись, молча, уставившись в одну точку, и в тот момент совсем не казался живым. Я решил подождать. Может быть, усвоение информации происходит медленнее, чем передача.
Заодно решил встать, а то почему он всегда садится?
Наконец, вампир оттаял. И, похоже, во всех смыслах.
- Интересная история, юноша. Мне даже почти удалось проникнуть в голову твоей мистресс. Не хотелось бы тебя огорчать, но вряд ли она думала, что ты выживешь. Скорее, надеялась на обратное. Ладно, ты не хочешь ее видеть, а она тебя. Допустим. Но и дикарем ты в наше время жить не сможешь. Рано или поздно тебя убьют. Либо охотники, либо вервольф, либо Нахтцерер Принца, если Сообщество сочтет, что ты нас всех подставляешь.
- Я не собираюсь никого подставлять, - пролепетал я, неуверенно перекатывая на языке слово «вервольф».
- До сих пор ты только этим и занимался. В «Welcome» и другим подобным ему заведениям охотиться запрещено. Можно запросто навлечь святош. Узнает Винсент Вайс – тебе несдобровать. То, что догадался стирать память жертвам – хорошо, это тебе зачтется. Но трупы за собой надо убирать.
Сердце мое кольнуло. Инцидент со стариком я старательно обошел.
- Дурак бы я был, если бы слушал только то, что ты решил мне показать. Я сам покопался в твоей голове, раз уж представился такой случай. Хорошо еще, что этот бродяга никому не был нужен, а если бы это была единственная дочка какого-нибудь нефтяного магната? Человеческая полиция такой бы вой подняла, и тебя бы взяли – большая ошибка их недооценивать. В их распоряжении день, а твое убежище, мой друг – просто карточный домик, – он взмахнул пальцами, изображая, какая незатейливая судьба ждет мое жилище под воздействием полицейского штурма.
- Что же мне делать? – подавленно спросил я.
- Идти непосредственно к старейшине своего клана с просьбой о покровительстве. Он не в праве отказать.
Нет, с логикой он определенно не дружит.
- Если я даже не знаю, к какому клану принадлежу, как мне найти старейшину?
- Ты не Кейн, - задумчиво проговорил Корвин. - И не Аррива. Чарующего я узнал бы с первого взгляда. Остается либо Норд, либо огромное количество семей поменьше.
- Огромное. Количество. Семей, - повторил я ошеломленно. – И сколько же в Лос-Анжелесе нам подобных?
- Пара сотен есть, - ответил Корвин. – Точнее не скажу, не интересовался. Ладно, пойдем, - он посмотрел на часы, - я покажу тебе территорию, на которой ты сможешь охотиться. Пожалуй, это все, что в моих силах для тебя сделать на данном этапе.
Разумеется, я не стал спорить. На данном этапе.
21
- И как назло, ни одного японца с фотокамерой.
- Что ты имеешь в виду? – спросил Корвин.
- Да так.
Мы бок о бок шли по ночному городу, сохраняя вежливую дистанцию вытянутой руки. Вампир-гот и вестерн-гот, оба в плащах. И беседовали, если это можно так назвать. Это было довольно непривычно – разговаривать на пределе слышимости (человеческом пределе, разумеется, друг друга мы слышали прекрасно), и я то и дело срывался на нормальный голос, отчего Корвин недовольно морщился. Тем не менее отвечал подробно, если мой вопрос ему нравился, или не отвечал вовсе в противном случае. В первую очередь я узнал, что территория города четко поделена между населяющими его кланами, но в то же время остается множество ничейных лакун, на которых охотятся приезжие, а также все, кому заблагорассудится.
Я сначала отнес себя ко второй категории, но Корвин сказал, что и первая пока не исключена. Если та, что меня обратила, приезжая, то и я автоматически получаю статус гостя, несмотря на то, что родился и всю жизнь провел в Лос-Анжелесе. Такая вот занимательная геополитика.
Попросив поподробнее, я попал в точку. Оказалось, это любимая тема Корвина, и мне оставалось только внимать. Так я узнал, что:
Миром правят вампиры. – Оптимистичное начало.
Наиболее влиятельные обладают территорией.
Вампиры, обладающие территорией, имеют статус Мастера. Вампиры, не обладающие территорией, должны признать над собой власть какого-нибудь Мастера, чтобы иметь возможность охотиться на его землях, но это необязательно, - как я уже упоминал, существует множество ничейных лакун. Все, даже Мастера, подчиняются Принцу. Принца зовут Фернандо Аррива. У Принца нет своей территории. Вампиры клана Аррива охотятся, где захотят. Отсутствие собственной территории обеспечивает Принцу мобильность, и он может менять место жительства, обустраиваясь там, где его вмешательство более всего необходимо. Сейчас Фернандо живет здесь, в Лос-Анжелесе, и приехал он сюда около пятидесяти лет назад, когда битва местных за господство над городом едва не переросла в вооруженное столкновение. Кандидатов в Мастера было три, и один из них – Эдвард Кейн, родоначальник линии Корвина, самый древний из ныне живущих вампиров. Невзирая на это, двое других, Фелиция Норд и Винсент Вайс ни за что не хотели сдавать своих позиций. Как раз перед приездом Принца они объединились, чтобы вместе уничтожить Эдварда. Явившись в город, Аррива приказал прекратить всяческие распри, мотивируя тем, что население Эл-Эй способно прокормить втрое большее количество вампиров, и объявил Мастерами всех троих, поделив территорию поровну. Причем, чтобы никто не остался в обиде, в дележе принимали участие также все трое, после чего результаты распределили по жребию. Аррива тоже остался здесь на неопределенное время. Ему понравился Лос-Анжелес.
Дальше.
Деление вампиров на кланы – не миф, но линий крови гораздо больше, чем в том же «Маскараде» и между ними меньше различий. Принадлежность к клану определяется сильной духовной привязанностью между ближайшими «родственниками» в сочетании с почти маниакальной ксенофобией по отношению к вампирам других кровей. Что же касается различных способностей, тут зависимость не столько от линии крови, сколько от того, какие качества каждый конкретный вампир в течение своей жизни предпочитает развивать. Так что по прошествии веков два «родственника» могут отличаться сильнее, чем «свой» и «чужак». Тем не менее родство не есть нечто эфемерное, оно легко определяется на вкус; слизав мою кровь с лезвия, Корвин выяснил, что я не Кейн. Почему он решил также, что я не Аррива, я так и не понял. То ли вопрос ему не понравился, то ли он не знал, как объяснить.
Зато он поведал мне кое-что такое, о чем бы я никогда не догадался спросить.
Я, оказывается, еще не до конца сформировавшийся вампир! А до конца я сформируюсь только через несколько веков! Вамп, полностью вошедший в свою силу, называется «имаго». Слухи о сверхскорости, внезапном исчезновении и появлении ниоткуда, поджигании предметов силой мысли – все это об имаго. Мне сразу стало интересно, на какой стадии Корвин. Единственным взглядом мне дали понять, что спрашивать возраст у нам подобных – верх неприличия. Ну и ладно. А то не понятно, откуда у него такая любовь к ковбойскому прикиду. Наверняка «золотая лихорадка» развивалась у него одновременно с «серебряной аллергией».
Когда спустя полтора часа (ничего себе, «совсем рядом»!) мы добрались до ничейной территории, мне хватило беглого взгляда понять, почему она ничейная.
- Здесь западло охотиться? – ступая по битым стеклам, спросил я.
- Кровь есть кровь, - сухо ответил Корвин.
Я был готов с этим согласиться, но как-то некстати вспомнил, что каждый укус начинается с довольно интимного поцелуя.
- Мне кажется, легче найти в этой помойке бриллиант, чем чистую шею, - пробормотал я.
- Есть и плюсы, - заметил Корвин, не став спорить с последним утверждением. - Вряд ли кто хватится твоей жертвы, если вдруг увлечешься.
- Я не хочу… увлекаться.
- Тогда советую как можно скорее начать охоту. Чем дольше ты голодаешь, тем труднее тебе будет контролировать процесс, когда все-таки доберешься до жертвы.
Я остановился.
А ведь действительно! В ту роковую ночь, когда произошло убийство, я был голоден уже двое суток как! Все не мог поверить, что Медуза меня бросила! Лучше бы поверил, кретин…
А потом снова голодал: сначала со психу, потом наоборот – Кейт, некогда было. А потом Чейз. Я даже взвыл с досады. Ну не могут такие сложные жизненные вопросы иметь такой простой ответ!
Уж не говорю о последующей девятисуточной депрессии, когда я посчитал, что смогу одолеть зверя, не давая ему есть. Когда ошибся.
Заметив, что сильно отстал, я вновь догнал Корвина.
Но позвольте, а как же тогда Жан? До него я вообще не охотился, и уж он-то, исходя из вышесказанного, должен быть сейчас доподлинно мертв.
Я быстро прокрутил ситуацию в памяти.
Ну конечно! Кровь попала мне в нос, и я должен был решать, чего хочу больше – сделать еще один глоток или еще один вдох. Я выбрал вдох, и только после этого спохватился: «Кстати, а как там моя жертва?».
Если бы Жан тогда не выжил, я бы подумал, что так бывает всегда, и сейчас бы был уже серийным убийцей, если… если бы вообще был.
А может именно это и произошло с моей мистресс? Может, она просто не знает, что можно по-другому? Да нет, вряд ли. Ей это нравится, только этим можно объяснить ее необоснованную жестокость. И она нарушает законы Сообщества, об этом тоже забывать нельзя. С другой стороны, а я сколько их нарушил?
- А здесь я уже охотился, - сказал я, бороздя пальцами по дощатому забору, покрытому замысловатыми до абсолютной нечитаемости граффити.
- Тихо! Из-за тебя я сегодня тоже охочусь здесь.
- Но почему? – убавил я громкость. - Ты же еще успеешь вернуться.
- У меня есть и другие дела, кроме поиска пищи. Кстати, может хватит уже таскаться за мной? Иди поешь.
Я замялся. Я уйду, вернусь, а его уже не будет, а вдруг за это время мне еще какой важный вопрос на ум придет? Кроме того…
- А можно мне посмотреть, как ты это делаешь?
Он посмотрел на меня так, будто я попросил за чем-то неприличным пронаблюдать, и вдруг замер, как вкопанный.
- Интересный запах…
- Голуби? - предположил я.
- Ну-ну, - покосился на меня вампир и вдруг исчез.
Я завертелся, оглядываясь, пока не догадался посмотреть наверх.
Нет, мне определенно еще есть, чему поучиться. Прямо над моей головой, спиной через перила балкона перегибалась женщина в ночной рубашке. Довольно симпатичная, если вы не любитель таких, чтобы над грудью ребра просвечивали. Я любитель. Глаза ее были закрыты, руки расслабленно лежали на перилах. Корвин нависал над ней, словно ворон, едва слышно сглатывая. Я быстренько прикинул, как он мог туда забраться, и повторил путь.
Краем сознания я чувствовал, что два вампира на одном хилом балкончике, да еще с жертвой – это уже перебор, но любопытство победило.
Подняв голову, Корвин широко открыл рот и как-то так завернул язык, что слюна брызнула двумя струйками аккурат в ранки.
- Ух ты! – я тут же попробовал повторить, но у меня ничего не вышло.
Тем временем Корвин уложил женщину на деревянный пол. Мне пришлось посторониться.
- Конечно, немного несвоевременно напоминать, но мы же не можем войти в жилище человека! – не удержался я.
- А мы и не пойдем, - сказал Корвин, спрыгивая вниз. Я последовал за ним, рискуя подвернуть лодыжку. Плащ догнал и перегнал меня, надевшись на голову. Пока я выпутывался, Корвин опять успел уйти вперед.
- А что это она делала на балконе ночью? – крикнул я, ускоряя шаг.
- Не знаю, - пожал плечами Корвин, - лунатик, наверное.
Что-то в этом «наверное» было не так. Я шел сзади, и не видел его лица, но с уверенностью мог заявить, что он улыбается.
- Да ты сам приказал ей выйти!
Корвин обернулся:
- Долго думал?
Улыбка совершенно изменила его лицо. Кажется, я не прогадал, подождав, пока он утолит голод. Я поравнялся с ним, и мы снова пошли бок о бок.
- Когда-то уже пробовал ее, - продолжал Кейн. - Теперь могу вызвать в любой момент. Если не слишком далеко.
- А не слишком далеко – это в каком радиусе от эпицентра? – И в мыслях не было шутить, меня действительно интересовал этот вопрос, но Корвин согнулся пополам от хохота. Мне не оставалось ничего иного, как подождать. К счастью, прошло это также внезапно, как и началось. Вампир снова нацепил угрюмую маску ковбоя.
- Весело тут с тобой, но мне, действительно, пора. Где ты прячешься от солнца?
- Дома. В гробу.
Вампир возвел очи небу.
- С ума сойти… Дай мне на всякий случай свой телефон и скажи адрес.
Я вынул бумажник и достал визитку. Вампир бегло глянул на номер, но саму визитку не взял. Наверное, тоже циферки любит и запоминает при случае.
- Давай теперь ты, у тебя все еще шрамы заметны.
Я смотрел ему вслед и пытался представить, какой прием ожидал бы меня, окажись я Кейном.
- Корвин!
Он обернулся:
- Что еще?
- Мы бессмертны?
Некоторое время он стоял, словно мраморное изваяние, и только ветер шевелил распущенные под шляпой волосы.
- Условно, Грэйс. Пока ничто нас не убьет. Условно.
Только когда он совершенно скрылся из виду, я понял, что он в первый раз назвал меня по имени.
22
Сначала я ждал его звонка. Первые ночи старался не затягивать с охотой, чтобы как можно быстрее оказаться дома. Вот когда пожалел, что не счел нужным купить сотовый. Потом махнул рукой – стало очевидно, что звонить мне никто не собирается.
Вспыхнувшая было обида угасла от единственной слезы. Какой смысл обижаться на вампиров за то, что они оказались не такими, как я их себе представлял? Почти маниакальная ксенофобия по отношению к собратьям других кровей в наилучшем виде. Пожалуй, все-таки придется поискать свой клан, только тогда я могу рассчитывать на какую-нибудь благожелательность. Хотя вряд ли. В моем клане принято перед обращением избивать до полусмерти, и бросать на произвол судьбы потом. Но это так, к слову.
Ксенофобия – штука серьезная, не буду с этим спорить, только вот почему тогда я по отношению к Корвину не почувствовал никакой враждебности? Шрамы исчезли, челюсть зажила быстро, и в память о той ночи у меня абсолютно ничего не осталось. Иногда я невольно задавал себе вопрос: «А не приснился ли мне Корвин Кейн? Не породило ли его мое истосковавшееся по общению воображение?»
Равно как не встречал я и других. Если в Лос-Анжелесе действительно около двух сотен вампиров, то ума не приложу, где эта инфернальная толпа от меня прячется.
Впрочем, вру. Кое-что осталось. Кое-что, за что я должен быть благодарен Кейну. Информация. Конечно, вопросов у меня теперь гораздо больше, чем было до его ответов, но это еще Сократ, рисуя кружочки на песке, объяснял. Сейчас я интенсивно тренирую новые способности. Не заходя в «Welcome», могу вызвать каждого, кого кусал ранее, по очереди. Но, не притрагиваясь, отправляю обратно. Чужое. Нельзя.
В целях исключения нежелательных эксцессов охочусь как минимум дважды за ночь, по-прежнему предпочитая преступников, или на худой конец, за неимением настоящего преступника, просто морально разлагающуюся личность, благо (?!) таких хоть отбавляй.
«Бентли» впал в спячку в гараже, а я все больше предпочитаю пешком. Стук сердец больше не пугает, а, наоборот, подзадоривает.
Сегодня я устроил себе маленький праздник, не став искать на второе морально разлагающуюся личность, а соблазнившись на симпатичную продавщицу дисков.
Аккуратно уложив ее кудрявую головку на стол, на пачку музыкальных журналов, чтоб помягче, я сунул деньги в кассу и отбил себе чек, после чего спрятал во внутренний карман долгожданный концертник Мерилина Менсона и аккуратно притворил за собой дверь. Люблю запах новых книг и дисков. Пожалуй, из несъедобных это мои
любимые запахи.
Дома я врубил телевизор и принялся искать пульт, чтобы переключиться на DVD. Все это время тринадцатый канал безнаказанно осквернял мое жилище. Я нашел пульт и уже готов был нажать на кнопку, как вдруг замер, потому что на экране мелькнул краешек вывески «Welcome», потом изображение сменилось, и я увидел женщину в строгом костюме цвета бананового мороженого. Уголки умело мелированной прически «карэ» дерзко выгибались к микрофону.
- С вами Моника Стар, и мы на месте происшествия. Идемте за мной.
Женщина опустила микрофон и, лавируя между разноцветными спинами, двинулась куда-то в гущу событий. Оператор двинулся за ней и я, соответственно, тоже. Люди, вспышки – что-то мне это напоминало. Наконец камера перестала трястись, и я увидел укрытое тканью тело с медленно проступающими пятнами крови. На не поместившихся под покрывалом ногах – сетчатые чулки и босоножки на платформе, на откинутой в сторону руке – штрих-код позерских поперечных шрамов. Не хотела она умирать, на самом-то деле.
Моника один раз обернулась, словно проверяя, идем ли мы за ней, после чего бесцеремонно подошла к телу и откинула ткань. Я успел увидеть фрагмент кости в кровавом месиве и устремленные в небо мертвые глаза, прежде чем чья-то ладонь накрыла объектив; потом пленка дернулась, отмоталась назад и кадр застыл, давая менее расторопным телезрителям полюбоваться на обнаженные позвонки. Моника Стар появилась прямо поверх этого изображения.
- Сегодня утром в районе ночного клуба «Welcome» был обнаружен труп молодой девушки с множественными ранами в области лица и шеи…
Область лица и шеи Моника обвела плавным жестом. Я сильно заподозрил, что карьеру на телевидении мисс Стар начинала с прогноза погоды.
- Смерть наступила от большой потери крови, - продолжала Моника. - Эксперты утверждают, что все раны нанесены зубами хищного животного. Это уже восьмое подобное нападение за последние два месяца. Как и предыдущие семь жертв, Линда Райан являлась постоянным посетителем клуба «Welcome», в определенных кругах называемого также вампирским. На вопрос: клыки какого животного могли бы оставить такие раны, эксперты не дают однозначного ответа. Явно недостаточное количество крови на месте преступления прибавляет таинственности каждой из смертей. Оставайтесь с нами, впереди вас ждут новости спорта.
Я выключил телевизор. Мне уже было не до Менсона. Восьмое нападение… Как это понимать, моя дорогая создательница? Почти забытая злоба захлестнула меня с новой силой. Пульт с треском раскрылся в кулаке диковинным цветком металла и пластика. Я швырнул обломки об пол, и они весело запрыгали вокруг моих ног. И эта стерва Моника Стар не лучше! Крови ей недостаточно! Один из парадоксов нашего времени: настоящие трупы в новостях – нормально, а лишнее пятнышко крови в кино – пропаганда насилия и некрофилии. Никогда не удавалось понять.
Впрочем, причем здесь Моника… Я готов обвинять кого угодно, только бы не обвинять себя. И не… Ее.
Вот так, я даже не знаю ее имени. Она сделала меня тем, кто я есть, и в глубине души даже против собственной воли я продолжаю испытывать некую благодарность. И эта призрачная благодарность заставила меня забыть обо всем, в том числе и о том, кто такая моя мистресс. Может, конечно, какой-то другой вампир орудует в Центральном Парке, но лично я в этом очень сомневаюсь. Я радовался и страдал. Я отчаянно пытался выжить, а она тем временем продолжала убивать. Я предпочел забыть о ней, выкинуть из головы, а ведь она предельно ясно дала понять, что всегда так охотится. Почему так? Мой эгоизм воистину не имеет границ. Почему я не могу адекватно воспринимать чужую смерть, если не сам стал ее причиной? Даже сейчас я разозлился не за то, что она убивает, а за то, что позволила себе раскрыть свою суть. О чем она думает? Она всех нас подставит! Это же прямое нарушение Маскарада! Тьфу ты! Ладно, игра игрой, но проблема-то реальная! Конечно, люди не верят в вампиров, это ясно, как день. С другой стороны: а Торментос? Ладно Торментос, а охотники? Что же делать? И должен ли я что-нибудь делать? Определенно, потому что бездействие меня убьет, только вот что? Я знаю, кто убийца, но еще не настолько свихнулся, чтобы делиться этими сведениями с полицией. Мне же будет хуже, если полиция до нее доберется. Всем нам. Ясно одно - ее преступную деятельность необходимо прекратить. Неясно другое – необходимо ли мне ввязываться в это дело? Я не до конца понял, как организовано вампирское сообщество в этом городе, но наверняка наилучшим образом, если раньше в средства массовой информации ничего такого не просачивалось. Вампиры появились не вчера. Наверняка у них отлажены пути пресечения подобных инцидентов. Наверняка Центральный парк уже взяли под наблюдение люди того же Вайса. Вряд ли его устраивает, что кто-то уничтожает посетителей его клуба. Немного подождать – и ее поймают. Подождать… и сколько еще человек расстанутся с жизнью? Поймают… и что тогда ее ждет? Ее убьют на месте, или дадут возможность оправдаться? Какое право они имеют о ней судить? Что они вообще о ней знают? Что я о ней знаю? А вдруг она сама была обращена и брошена на произвол судьбы один на один со своей собственной природой? А вдруг ее первая жертва не выжила, и ее это сломало? Я не понаслышке знаю, как легко поддаться на провокации своей темной половины. Я потер пальцами виски. Споры с самим собой утомляли. И с чего я вдруг взялся ее оправдывать? Тоже мне, адвокат дьявола нашелся. С другой стороны, что мне мешает самому все выяснить? Ведь охотился же я на преступников, сделаю то же самое с поправкой на природу объекта. Если она просто не умеет не убивать, я разыщу ее и научу. Если же такой образ жизни – ее сознательный выбор, тогда… Будем решать проблемы по мере поступления.
Вот так вампир Грэйс принял решение, которое не осмелился бы принять месяц или два назад - решение разыскать свою создательницу. Теперь я был в своей наилучшей форме, сытый и целеустремленный, но все равно, память о том, как легко это хрупкое создание со мной расправилось, не давала мне покоя. В глубине души я понимал, что ситуация изменилась, и по идее, сейчас я должен быть сильнее ее. Не потому что я мужчина, далек я от шовинизма подобного рода, а потому просто, что она мне едва по подбородок. Но все равно волновался. Надо бы напугать какого-нибудь смертного, но не пить, пока не накачается валерьянкой. Ох, смиренно прошу простить меня за этот мелкий вампирский юмор. Плохой вампир, плохой.
Согласно законам жанра я должен сейчас вспомнить о существовании приятеля-хакера, одиноко обитающего неподалеку в крошечной замусоренной комнатенке, большую половину которой занимает супернавороченная компьютерная система с обновляющимися по мере недельного устаревания прибамбасами. И этот приятель, тоже согласно законам жанра, обязан быть просто счастлив взломать для меня сверхсекретную базу данных лос-Анжелесской полиции и выудить оттуда всю информацию касательно «Убийцы из Центрального парка».
Но, как бы ни было притягательно таковое развитие сюжета, приятеля-хакера у меня нет, а мои собственные способности ограничиваются виртуозным владением парой-тройкой графических редакторов и примерно таким же количеством стрелялок. Поэтому я поступил менее эффектным, но не менее эффективным способом. Я пошел в «Welcome» и впервые в жизни не стал абстрагироваться от того, что говорят за соседними столиками. Не прошло и двадцати минут, как я уже знал, что:
a) Все жертвы неизвестного маньяка были готами.
b) Убийца каждый раз выпивает из горла жертвы кровь.
c) Все убийства совершаются в одно и то же время – в четыре утра.
d) Моника Стар – стерва, конечно, но стерва временами полезная.
Не видя смысла медлить далее, я поднялся из-за стола, но тут же осел обратно – в двери, показав значок охраннику, входил детектив Мартенсон. Собственной персоной. Лососем от него в этот раз не пахло, но боюсь, что эти ассоциации теперь дихлофосом не выведешь.
Душа моя проворно спряталась в ботинки, и я пригнулся, чтобы быть поближе к ней.
Первой мыслью было: «Все. Конец. Меня нашли». Перед глазами вновь запрыгали разноцветные алюминиевые банки. Потом я вспомнил новости и громадным усилием воли взял себя в руки. Он здесь не по этому поводу.
Все жертвы были постоянными посетителями «Welcome». Ничего удивительного, что детектив явился сюда опросить круг возможного общения пострадавших. Но если они уверены, что девушек убило животное, зачем кого-то опрашивать? Сомневаются? Не хотелось бы…
Тем временем детектив огляделся как ковбой в салуне и направился к восседающему в одиночестве человеку средних лет. Сходство детектива с ковбоем усилилось, так как дон Нарлус, обладатель ярко выраженной европейской внешности, еще более ярко выраженно косил под индейца.
- Думаешь, выбрал самого нормального? – злорадно усмехнулся я. – А про тихий омут не вспомнил? Ничего, скоро вспомнишь.
Дождавшись, пока Мартенсон усядется, я проскользнул за его спиной к выходу. У дверей не выдержал и обернулся. Детектив раскладывал на столе фотографии. «Индеец» с отсутствующим видом разглядывал экспозицию. Ноги машинально завернули меня обратно, и вскоре я сообразил, что меня так насторожило – снимков было девять.
Опомнился я уже на улице, усилием воли заставил себя перейти на шаг. Чего я, собственно, паникую? Ну и что, что девятый снимок – мой? Ну и что, что я на этом снимке мертвый? Блин, какая сволочь сфотографировала?! Я думал, я привлекательнее выгляжу, когда… Когда я понял, что злюсь главным образом из-за неудачной фотографии, мне стало гораздо легче. За последнее время я с кем только не разговаривал, но всегда только мысленно. Никто ему ничего не скажет, а дон Нарлус тем более. Дон Нарлус ярый поклонник Кастанеды. Он его так загрузит своими тоналями и нагвалями, что через две минуты детектив забудет, зачем он пришел, через четыре – где он находится, и еще пару дней спустя будет беспокойно оглядываться, проверяя, не появилось ли новых дыр в светимости.
Знаю.
Кусал.
23
Я стоял, задрав голову, вдалеке от света фонарей. Колючие звезды казались пушистыми в подернутом дымкой небе. Ветра не было. Неподвижные ветви деревьев создавали впечатление нереальности, картонности окружающего мира, словно я оказался среди декораций к мрачному, но невероятно прекрасному сюжету. Словно я сам стал декорацией. Но то, что я слышал, не совпадало с тем, что я видел. Из-за того, что я слышал, мир отнюдь не казался мертвым. Мелодия жизни переполняла его до краев, она плескалась и бурлила, забивалась в трещины древесной коры, пропитывала землю. Тихая, ненавязчивая, неслышная для того, кто просто задумался о чем-то насущном. Звуки доносились четко, со всех сторон. Я стоял, благоговея перед тем, что мне отныне доступно. Я стоял и слушал Лос-Анжелес.
Снизу раздалось тихое постукивание - прямо по носку моего ботинка пробежала сороконожка.
Стоп. Не так тонко. Грубее. Сменить ближний свет на дальний. Расширить круг поиска.
На мосту авария, нет, это слишком далеко. Чуть ближе… Вот так, да.
Хотя все равно автомобили. Такое впечатление, что автомобилей в Эл-Эй больше, чем людей. Одни уезжают, останавливаются другие, слышится плеск бензина, оттуда же доносится запах - автозаправочная станция. Я слегка поворачиваю свой радар. На заднем дворе итальянского кафе коты затеяли драку из-за объедков, а может быть из-за прекрасной сеньориты, сгорбившись, застыли друг напротив друга в стадии психологического устрашения. Это надолго. Под карнизом того же кафе беспечно спали голуби, но вдруг тишина взрывается хлопаньем крыльев – сеньорита придумала, как можно с пользой убить время. В «Welcome» крутят «Virtue To Vice» Deathstars, а прямо возле входа чья-то машина упорно не желает заводиться. И я люблю Deathstars, но сейчас кое-что другое одним махом стягивает на себя все одеяло моего внимания, которым я так заботливо укутывал район, - совершенно особенный звук, совершенно особая музыка, словно электрический ток по проводам, едва различимое гудение живой крови. Небыстрые шаги. Хруст сухих веточек под двумя парами ног. Шепот и тихий смех. И основной ритм мелодии - два жарких, бьющихся в унисон сердца. Я повернулся на звук и медленно пошел, стараясь ничем не выдать себя. Низ кожаного плаща я заранее намотал на руку, чтобы не цеплялся за ветки.
Они тоже выбрали тьму.
Я увидел их по ту сторону освещенной дорожки, и дальше двинуться не рискнул. Они тоже больше не двигались и не говорили, просто стояли, обнявшись, и смотрели на небо. Он и она. Оба моего возраста. Оба длинноволосые, с ног до головы в черном, с подведенными черным глазами. Он обнимал ее сзади за талию, ее руки лежали поверх его рук, а голова – у него на плече. Я гадал, кажутся ли им звезды пушистыми. Мне захотелось оставить их в покое и не мешать, и только я развернулся, чтобы покинуть это место, как вдруг внезапно понял, что как раз этого-то делать нельзя. Весь груз беспокойства, которым они пренебрегли, свалился на мои плечи. Каково, а? Время – без пяти четыре! Здесь трупы раз в неделю находят, а они звездами любуются! Ну да, понятно, ti amo, la vita belle, новости не смотрим, окромя друг друга ничего не замечаем…
Но в то же время я знал, что в парке больше никого нет. Если моя мистресс вознамерилась сегодня попировать, то выбор блюд у нее невелик. Я повернулся обратно. В любом случае, я почувствую, если кто-нибудь еще здесь появится. А пока этого не случилось, я с этого самого места ни ногой, в конце концов, не я проводил кастинг на роль живца, они сами напросились.
Девушка развернулась в объятьях возлюбленного, нежно, пальцами, провела по краю его вздыбленной гелем челки.
- Чего бы тебе сейчас больше всего хотелось? – услышал я ее дрожащий шепот.
- Что может возжелать в такую дивную ночь вампир? – в свою очередь спросил парень и улыбнулся, демонстрируя длинные клыки.
Ух ты, это уже интересно! Я пригляделся. Дешевые пластиковые накладки. У меня тоже такие были, самые первые, приходилось говорить осторожно и придерживать языком, чтобы не выпадали. И что же ты ими собираешься делать, Дракула?
Парень сунул руку за отворот бархатного камзола, послышалось тихий треск разрываемого полиэтилена – о нет, только не это! Только не секс! Не заставляйте меня становиться вуайеристом! Сказал же, я отсюда никуда не уйду, уже без двух четыре! Но девушка уже собирала к плечу широкий плиссированный рукав платья, обнажая сгиб локтя, и я облегченно вздохнул, моя репутация была спасена. Правильно, этим вы и дома займетесь, давай быстрее, доставай нож, или что там у тебя… Я затаил дыхание, предоставив сладчайшему из ароматов самому коснуться ноздрей. Вопреки ожиданиям, этого не произошло. Я сдвинулся на несколько метров левее, чтобы лучше рассмотреть, почему. Ах вон оно что! Он брал кровь шприцем.
- Но это же совсем неэротично! – возмутился я, и тут же зажал рот ладонью.
К счастью, никто меня не услышал. Парень вынул шприц, снял иглу, и я наконец-то почувствовал вожделенный аромат крови. Как было бы замечательно попробовать обоих, хотя бы для того, чтобы прочесть их мысли, узнать их поближе. Ну кому будет хуже, если я только слегка кусну? Глупое какое-то правило… Я невольно подался вперед.
И тут что-то твердое ткнулось мне под левую лопатку, и я как-то сразу догадался, что вряд ли «сникерс».
Парень в черном сунул шприц в рот и вдавил поршень. А мне в ухо пролился тихий женский голос, глубокий и спокойный, как океан в штиль:
- Именем Аррива ты арестован. Сопротивляйся – и умрешь.
24
- Четыре ноль ноль, скажи спасибо своей пунктуальности – она тебя погубила.
- Леди, чудовищная ошибка! – воскликнул я, пригибаясь под очередной преградившей путь веткой. Мои руки были связаны за спиной проволокой, так что мне приходилось изрядно лавировать, чтобы не поранить лицо. - Вы ведь ищете убийцу из Центрального парка, так вот я – это не он.
- Скажи еще, что намерения напасть на этих милых голубков у тебя не было, - донеслось сзади.
- Воронят.
- Что?
- «Воронята», готский аналог «голубков», - повторил я, мрачнея. Что было, то было, теперь уже не отвертишься. Первое же, что я должен был тогда спросить у Кейна – это как скрывать свои мысли.
- Так ты Кейн?
- Нет.
- Жаль.
Ага, и мне тоже.
- Леди, я ведь правду говорю, можете порыться в моей голове и во всем убедиться лично. - Я снова попытался развернуться, но мне снова не дали, удержав за плечо.
- Аккуратнее, ты все еще под прицелом. За предложение, конечно, спасибо, но только оно не по адресу. Моя задача – тебя изловить и доставить, разбираться в причинах и следствиях твоих поступков будут другие.
Самое время описать ту, что меня пленила. Собственно, именно для этого я все время пытаюсь обернуться. Стыдно сказать - я до сих пор ее еще не видел.
- Не вертись, глаз на ветке оставишь!
Это подействовало. Остаток пути я был послушным мальчиком. Послушным, но не молчаливым.
- Хотя бы посмотрите, что не я убил тех девушек!
- Разберемся. В любом случае ты не имеешь права здесь находиться. Ты не испрашивал разрешения у моего Сира, я тебя не помню.
Хм, а я думал, у Аррива нет собственной территории.
- Тот, кто тебе это сказал, - в голосе вампирессы появились отчетливые нотки металла, - пусть попробует повторить то же самое мне. - Принцу принадлежит все, что тебя окружает, все, чем ты дышишь, по чему ступаешь и даже то, что ты видишь в зеркале!
Я с досады стиснул зубы. Ну почему она читает только те мысли, которые не надо?
Мы вышли из парка и остановились у… наверное, все-таки, «хонды». Я смотрел и думал, что же такое должно было упасть на бедную иномарку, и какого веса, и с какой высоты, и сколько раз, прежде чем она приобрела форму небольшого астероида? То, что машина была доверху заляпана грязью, только усиливало сходство. Я не испугался ехать на ней лишь потому, что не верил, что она еще способна на это. Но тут передо мной раскрыли дверь, и я потерял интерес к машине, потому что, наконец, получил возможность рассмотреть вампирессу:
Красивая. Да-да, не ожидайте, что я сразу научусь перескакивать этот эпитет, и переходить к конкретике. Вообще-то, первое, что бросалось в глаза – это ее рост. Она была даже выше меня, но, опустив взгляд, я с удовлетворением увидел сапожки на шпильках. Возможно, если она их снимет, мы сравняемся. Волосы светлые, подстрижены очень коротко, за исключением челки, дерзко спадающей на один глаз. Цвет глаз – голубовато-стальной, радужки столь же светлые, как у Корвина, но с темной каемочкой, поэтому с белками не сливаются. Кожаные брюки в обтяжку, кожаный, очень короткий топ девушки, абсолютно не комплексующей по поводу размера груди, но ревностно оберегающей каждый сантиметр обхвата бицепса, каждый кубик пресса. Но, несмотря на рельефные, очень развитые мышцы, линии тела плавные и удлиненные, запястья тонкие. С таким скелетом ей никогда не достичь стероидных объемов «Мисс Олимпии», хоть и старается, видно, что старается. Именно благодаря мышцам, понял я, ей удавалось при таком росте не выглядеть тощей. Стоило ей перенести вес с ноги на ногу, как все это тренированное великолепие пришло в движение и уложилось в новую, ничуть не менее привлекательную картину.
- Мне, конечно, льстит такое пристальное внимание, - сквозь зубы процедила вампиресса, - но ты прекрасно сможешь продолжить свое занятие и в машине. - Передо мной красноречиво пошатали дверью и еще менее двусмысленно надавили на макушку.
Никогда не сидели вдвоем с девушкой в доверху заляпанной машине? При случае обязательно попробуйте - потрясающе интимный разговор может получиться. Правда, у нас не получилось никакого.
- Меня зовут Грэйс, - начал я, едва она присоединилась ко мне в салоне. – И я всего только пару месяцев, как вампир. Меня обратили и бросили, так что я был вынужден учиться всему самостоятельно. Лишь несколько ночей назад я впервые встретил себе подобного, и он мне кое-что рассказал, но этого все равно мало, а своих координат он не оставил, только мои запомнил, и хорошо еще, если запомнил, а не просто сделал вид, что запомина…
Договаривать я не стал, потому что дуло во рту как-то не очень способствует красноречию.
Прекрасные глаза вампирессы смотрели на меня умоляюще.
- Меня зовут Вита, - прошептала она. – И я всего только пару веков, как вампир. Обещаю, у тебя будут самые благодарные слушатели совсем скоро, а сейчас помолчи, пожалуйста, у меня была непростая ночь.
После этого она убрала пистолет, и я смог закрыть рот, гадая, как теперь избавиться от привкуса оружейной смазки. Ответ пришел быстро - никак, и я спросил, впитав в голос столько желчи, сколько смог:
- Это средство передвижения оснащено какими-нибудь приспособлениями типа ремней безопасности, в частности мое сидение?
- Разумеется, – усмехнулась вампиресса. - Там, справа! - И рванула с места так, что я ударился затылком о подголовник.
Третье знакомство с вампирами оказалось ничем не лучше первых двух. Надо отдать мне должное, когда я хочу кого-нибудь разозлить, у меня это всегда получается.
25
Объективно мы ехали около сорока минут, субъективно в два раза дольше. Куда – затрудняюсь ответить, потому что с моей стороны отсутствовала щетка стеклоочистителя. За время поездки я проклял все, что еще не было проклято до этого. Попробуйте удобно устроиться на переднем сидении автомобиля со связанными за спиной руками, да еще и не вылететь при крутых виражах через боковое или ветровое стекло на выбор, и поймете, о чем я толкую.
Когда, наконец, машина остановилась, меня уже меньше волновало то, что ждет в будущем, я благодарил небо, что эта бешеная гонка вслепую осталась в прошлом.
Вита вышла из машины и помогла выбраться мне, чего я никак от нее не ожидал. И даже поправила мне волосы, за время поездки полностью скрывшие лицо, ибо резинка, благодаря которой они держались в хвосте, стала добычей какой-то особенно цепкой ветки в парке. И первая мысль, посетившая меня, когда я вновь обрел способность видеть: Что же, интересно, нам понадобилось в метеоцентре?
Лишь когда для того, чтобы попасть в здание, нам пришлось пройти через два контрольно-пропускных пункта под внимательными взглядами десятка вооруженных автоматами парней, которые, впрочем, пропустили нас без вопросов, все стало по своим местам.
- Это такой же «метеоцентр», как я – Нина Хаген.
- Ну почему же? – сжала мой локоть вампиресса. – На одиннадцатом этаже есть кабинетик, и там действительно сидят метеорологи.
Я кивнул:
- Ну, может быть, на такой же процент и я Нина Хаген.
Вампиресса улыбнулась, и я не стал выжидать более подходящего случая:
- Вита, я ведь правда ни в чем не виноват! Меня обратили насильно!
Вита изогнула бровь:
- То есть мне только кажется, что ты выглядишь так, будто всю жизнь об этом мечтал?
Я открыл рот… И закрыл, в первые секунды не придумав достойного ответа, а потом время было упущено. Вот это я называю загнать в тупик словом – искусство, в котором до сих пор мне не было равных. И это притом, что сама в черной коже, колец в ухе еще больше, чем у меня, и кто такая Нина Хаген, не спросила.
Мы быстро шли по коридору. Навстречу попадались люди и вампиры. Некоторым из бессмертных Вита коротко кланялась, но большинство кланялись ей.
Мы уже были возле лифта, когда нас догнал вампир с перевязанной бинтами головой. Из-под повязки торчали длинные пепельно-серые локоны. Сам по себе цвет замечательный, но белые бинты его счастливым обладателям категорически противопоказаны – волосы кажутся грязными. Кроме того, он заметно прихрамывал.
- Вита! Ты куда сбежала? Нам обоим было велено идти в лазарет. Я думал, ты там уже, но Алистер тебя и в глаза не видел.
Он и Вита одновременно нажали на кнопки соседних лифтов.
- Еще из-за ребер я Алистера не беспокоила, - процедила вампиресса. - И так срастутся.
- А пуля? – не унимался хромоножка. – Ждешь, когда корни пустит? - На меня он не обращал абсолютно никакого внимания, будто я – пустое место.
Вита поморщилась:
- Ладно, зайду, как только освобожусь. Как там наш святоша?
- С ним Мэлл работает. Я, кстати, туда. Что-нибудь передать?
- Передай, пусть добавит от меня. Моей машине теперь поможет разве что реквием, а гонорара, что за эту мразь заплатят, даже на это не хватит. И забери мои наручники. Мне их принципиально никто не возвращает.
Вампир кивнул и вошел в раскрывшиеся двери. Наш с Витой лифт пришел секундой позже.
- Терпеть не могу извлекать пули! – прорычала она, ткнув верхнюю кнопку. - Терпеть не могу Алистера! Не будь она серебряной, так бы и оставила, а теперь этот эскулап и две предыдущие заметит. – Она резко, сквозь зубы, выдохнула, прислонилась спиной к движущейся стенке и замерла, уставившись в пол.
Конечно, она не ко мне обращалась. Просто вслух посетовала на жизнь, как хоть единожды в жизни любой человек, которому очень больно. Представив где-нибудь внутри себя кусок серебра, я забыл про ноющие под проволокой запястья.
- В вас стреляли? – осторожно спросил я. - Серебром?
Вампиресса подняла голову, и воззрилась на меня, будто неожиданно заговорила нажатая ей кнопка. Ее радужки стремительно начали темнеть, совершенно сливаясь с обрамлявшей их каемочкой. Она злилась. На себя за мгновение слабости. На меня, что недостало такта промолчать. На вампира с забинтованной головой, которому не мешало бы укоротить язык. На неведомого мне Алистера и весь остальной мир, в котором существуют серебряные пули и те, кто ими стреляет. Потом злость ушла, а вместе с ней и темнота из прекрасных глаз. Может быть, искренность моего сочувствия не была так уж ей отвратительна.
- Да… - услышал я ее сдавленный голос. - Охотники на вампиров на вампирах не экономят. И специально подобрали такой калибр, что навылет не получается. Ненавижу. – Выплюнув последнее слово, она отвернулась в сторону, и я понял: телефон доверия отключили за неуплату.
Лифт открылся, и мы вышли. Несмотря на довольно навязчивую мысль: «Куда меня ведут и чем это может грозить?», мне было все-таки до ужаса интересно. Похоже, я попал в самый центр вампирьего логова. По крайней мере, за последние пять минут я увидел гораздо больше пяти вампиров. И людей, зачастую сопровождающих их, такое соседство ничуть не шокировало. Или они не знают? Вот нисколько бы не удивился. Мне и без этого было чему. Сначала поднимались на лифте, потом целую вечность спускались по винтовой лестнице. Пару раз мне казалось, что я нащупал в этом какой-то глубинный смысл, но он постоянно ускользал от меня. По мере спуска покрытие стен превратилось в каменную кладку. Электрические светильники сменились факелами в изящных кованых кронштейнах. Такое впечатление, что где-то здесь из-под земли бьет вектор времени, и, продолжая спуск, мы постепенно придем к динозаврам. Сам спуск меня не пугал, я уже понял, что спать мне сегодня придется здесь, а раз так, то чем дальше от солнца, тем лучше. Зато по-прежнему нервировала неизвестность. Чем ниже, тем отчетливее чувствовался запах крови. Сладкий, металлический, глубоко въевшийся в стены. Здесь что, склад продовольствия?
Мы свернули в коридор и миновали множество дверей с решетками, я подумал, что здесь, должно быть, держат людей, кровь которых впоследствии употребляют в пищу. Помню, тогда мне понадобился весь мой эгоизм, чтобы порадоваться, что я уже не человек. Коридор заканчивался приоткрытой дверью, без решетки. Вита толкнула ее ладонью.
- Рихард, оформишь?
- В наилучшем виде, – донеслось изнутри. Послышался шорох и два стука, потише и еще потише, будто кто-то, вложив предварительно закладку, захлопнул книгу, а потом мягко спрыгнул с небольшой высоты.
Вита посторонилась, и из комнаты вышел коротко стриженый блондин в черной кожаной куртке, на плече которой была нашита эмблема – щит, а на нем черная собака с двумя парами глаз. Где-то я уже такое видел. А! Ну правильно, в анимэшке «Хеллсинг». Там главный герой Алукард в такую зверюшку превращался. Блондин оценивающе посмотрел на меня, а я невольно сравнил его с Витой. Что-то в них было бы общее, даже если бы они не были так похожи внешне. А они были похожи. Не так, как родные брат и сестра, а так, словно один сознательно копировал внешность другого. Словно Рихард подстригся и сделал пирсинг по той же схеме, что и Вита. Словно Вита подкачалась и надела каблуки, чтобы догнать его. И у обоих одинаково задрожали кончики губ от еле сдерживаемой улыбки. Как меня, все-таки, бесит, когда все, кому не лень, читают мои мысли!
Улыбки пропали с их лиц, так и не появившись.
- А кто это? – спросил Рихард.
- Он называет себя «Убийцей из Центрального парка».
- Я называю?! – возмутился я, но не был удостоен ответа.
- Ладно, забирай его, - сказала Вита. - Не могу присутствовать, пойду к Алистеру.
- Прошу, - галантно указал мне на дверь Рихард.
Я протиснулся между ними, гадая, сработает ли, если загадать желание, в итоге загадать не успел, о чем пожалел, поскольку то, что предстало моим глазам, породило множество всевозможных вариантов. Необязательно быть слишком искушенным в этом вопросе, чтобы с первого взгляда распознать камеру пыток. Я развернулся на сто восемьдесят градусов и выскочил в коридор:
- Убийца из Центрального парка – моя создательница!
Блондины переглянулись, и вампиресса сказала, заталкивая меня обратно:
- Что ж, если ей небезразлична твоя судьба, она здесь появится. Будем с нетерпением ждать.
У меня не оставалось сил даже усмехнуться.
Я смотрел в спину Рихарду и думал, что можно попробовать вырубить его ударом ноги, пока он кричал, высунувшись в коридор:
- Алистеру привет!
Ответное рычание донеслось из коридора, а я так ничего и не сделал.
Все еще улыбаясь, Рихард вошел в камеру.
- Садись, где сочтешь удобным.
Я сел на высокий табурет без спинки и подлокотников, не за его удобство, а потому что он был единственным в комнате, на чем отсутствовали крепления.
Рихард же принялся возиться с установленным под потолком блочно – цепным механизмом, над предназначением которого мне не очень хотелось задумываться, тем более что и думать там было нечего.
- Ну, что, поговорим сейчас, или сначала дыба? – спросил он, не отрываясь от своего занятия.
Я заценил юмор и только потом понял, что юмора-то и не было.
- Сейчас.
Рихард неодобрительно посмотрел на меня и опустил руки:
- Слушай, это даже неинтересно. Так быстро сдаешься… Давай притворимся, что я этого не слышал, а?
- Ну уж нет! – откланялся я. – Готовься конспектировать.
26
- Представляю выражение лица Виты, когда она узнает, что поймала не того, - мечтательно глядя в никуда, улыбался Рихард.
- Я говорил ей это неоднократно.
- Поверь, эффект будет куда красочней, когда ей скажет об этом Принц.
- Значит ли это, что я могу идти? – спросил я, вставая.
- О да, конечно, не смею тебя задерживать, однако я думал, ты захочешь помочь нам в поисках настоящей преступницы. Я ошибся?
Я молча сел обратно. Ничто так не бесит, как ответы на риторические вопросы, а бесить Рихарда мне сейчас меньше всего хотелось.
Он сидел напротив в каком-то опутанном проводками кресле, и ему было уж точно удобнее, чем мне.
- Та, что обратила тебя… Опиши ее.
- А разве ты не видишь ее в моих мыслях? – За время разговора я узнал, что вампиры друг к другу никогда не обращаются на «вы».
- Между двумя бессмертными это происходит не так, как между вампиром и человеком. Не кино, а, скорее, книга. Я считываю события, но не образы. Все лица и предметы окрашены в цвета моего восприятия.
- Бледная, невысокая, каштановые волосы чуть длиннее моих…
По скептическому выражению лица вампира я понял, что говорю что-то не то.
- Очень красивая.
Вампир только фыркнул.
- Кожаная куртка, ботинки, тоже кожаные, чулки…
- Тоже кожаные?
- Нейлоновые, – вспыхнул я. Мне было не смешно. Что я ему, в конце концов, сделал?
- Таких полно. Даже в этом здании. Особые приметы есть?
Я задумался.
- Я порезал ей бедро.
Вампир покачал головой.
- Два месяца назад? Все равно, что нет.
Мы еще несколько минут помолчали, и я время от времени чувствовал, как внутри моего черепа проползает что-то чужеродное. Что-то, принадлежащее Рихарду.
- Ну ты даешь! – засмеялся он уже в который раз и снова сосредоточился.
Я ничего не ответил на это, а просто сидел, рассматривая «интерьер», и понятия не имел, какой конкретно эпизод моей жизни он сейчас анализирует. Нашел я и книгу. Она предусмотрительно лежала лицом вниз, но на корешке дублировалось название: «Бессмертная и безработная» Надо же! Самая примитивнейшая беллетристика на вампирскую тему, которая мне только попадалась в руки. По иронии судьбы огня она избежала, потому что я ее еще до этого кому-то подарил. Никогда бы не подумал, что Рихард таким увлекается.
- Говоришь, однажды тебя уже ловили за браконьерство? – вдруг спросил он.
Ну, если это называется «говоришь»…
- Да, как только зашел на территорию Кейн, сразу поймали.
«Но до этого спокойно охотился в районе клуба «Welcome», - подумал я про себя, - в Центральном парке и западной части города».
- Владения Вайс и нейтральные земли. Тебе повезло, что клан Винсента слишком малочислен для такой большой территории, и браконьерство его не особенно заботит.
Действительно, наверное, повезло, раз он так считает. Черт, запястья болели уже нестерпимо, и я тоже начал злиться на тех, кто не возвращает Вите наручники. Злость придала уверенности:
- Слушай, тебе не составит труда чуть-чуть отвлечься?
Рихард недоуменно посмотрел на меня.
- Вообще-то, я уже очень глубоко залез.
- Я о том, почему я до сих пор связан?
- А! – приподнял светлые брови Рихард, будто это стало для него открытием. – Да я уже почти закончил. Ладно, скажи тогда сам, чтобы времени не терять. Этот парень, который верит в вампиров, Торментос, как его настоящее имя и где его найти?
Я похолодел. Я с силой выпихнул разум Рихарда из своей головы так, что она взорвалась болью, и не успокаивался, пока мысленно не выстроил кирпичную стену между собой и им, пока не обернулся ей, словно саваном, замыкая сверху и сзади, и даже снизу, одновременно покрывая начищенным до зеркального блеска серебром. И только потом сообразил, что только что сделал.
Поза Рихарда не изменилась, но глаза мгновенно заволокла серая инеистая пустота. Пустота Абсолюта. Пустота Истинной Смерти. Пустота, заглянув в которую, я увидел свое наиболее вероятное будущее. Я сжался в комок внутри своего кирпичного кокона и видел, что мысли мои защищены надежнее счета в швейцарском банке, но в то же время прекрасно осознавал, что сижу на табурете в камере пыток со связанными за спиной руками, наедине с высококвалифицированным палачом.
Я опустил глаза. На каменном полу в чадящем свете факелов дрожала моя тень.
- Торментос не имеет к этому никакого отношения.
Рихард медленно встал. Я не поднимал взгляда и видел теперь только его ноги в высоких туго зашнурованных ботинках.
Отдай Торментоса!!! – завизжала моя тень. – Его не тронут!
Но я молчал. Теперь я в это не верил. А через мгновение буду верить еще меньше. Я вскинул голову, чтобы встретить надвигающуюся пустоту так, как подобает рыцарю ночи - Вампиру.
Рихард оседлал мои колени и почти ласково охватил ладонями мое лицо. Ноготь его большого пальца уперся в мой правый зрачок.
- Убери блок, - услышал я его спокойный голос.
Нет ничего на свете хуже страха. Нет ничего хуже страха и во тьме тоже. Я не расслышал собственного шепота:
- Прошу, не надо!
- Не буду, если разрушишь стену. И немедленно.
Я чувствовал, как глазное яблоко дрожит под его ногтем. На нижнем веке скопилась влага. Мне отчаянно хотелось моргнуть. Мне отчаянно хотелось кричать. Мне отчаянно хотелось, чтобы он слез с меня. Способен ли я залечить такую травму? А что если нет? А даже если и да? Слезы хлынули двумя потоками. Я сломался. Я не смогу. Я выдам Торментоса. Я всхлипнул:
- Катись к черту…
О небо, что я сказал?! Я что было силы дернулся назад, но Рихард держал крепко. Я попробовал встать, но жесткие ранты его ботинок ударили по ахилловым сухожилиям, и я рухнул обратно.
- Ты же понимаешь, - не менял тембра вампир, - ничто из того, что ты пытаешься предпринять, не помешает мне сделать то, что я задумал. Последний шанс, другого не будет: снимаешь блок?
- Катись к черту!!! – Вот и думайте после этого, что величайшую ошибку в своей жизни невозможно повторить дважды.
- Что ж, мне очень жаль, Грэйс.
Я почувствовал, как ноготь вампира усилил нажатие, и закричал от неописуемого ужаса. Я не верил, что выживу после этого, у меня просто сердце не выдержит. Кто-то рядом кричал тоже, но мне до этого по понятным причинам дела не было. А напрасно.
- Прекратить! Приказ Принца.
Мы оба замерли.
Рихард повернул голову к двери, я же просто замер. Потом ноготь убрался от моего зрачка, я сморгнул слезы и тоже обратил внимание на пришельца. Да еще как обратил! Я буквально сожрал его глазами, едва ли не до экстаза наслаждаясь бинокулярным зрением, с которым уже успел распрощаться.
Черноглазый, с волнистыми, огненно-рыжими волосами до плеч, в безукоризненно - черном современного покроя костюме, на удивление гармонично сочетающимся с унизанными старинными перстнями пальцами, вампир стоял в дверном проеме и держал в вытянутой руке сложенный вчетверо листок бумаги.
Рихард слез с меня и взял у него листок.
Я проделал в своей стене окошко, дабы послать рыжеволосому «Спасибо!»
Вампир благосклонно прикрыл ресницы.
Дочитав, Рихард поклонился:
- Будет сделано, лорд Кейн.
Не говоря больше ни слова и не удостаивая никого из нас взглядом, лорд Кейн вышел из камеры.
- Ладно, не так уж было и интересно, - махнул бумажкой Рихард, снова превратившись в этакого рубаху-парня, с которым всегда весело провести время за бокалом-другим крови. Сняв со стены какой-то кривой клинок, он подошел сзади и перерезал стягивающую мои запястья проволоку. По пальцам сразу же побежали колючие мурашки – кровь, почувствовав свободу, хлынула в пережатые сосуды.
Проволока оказалась не проволокой, а гибким синтетическим шнуром. Рихард собрал обрезки и бросил в камин, где они тут же начали плавиться и вонять.
Спохватившись, я вновь возвел стену.
- Позволь совет, - буркнул мой несостоявшийся палач. - Просто жалко смотреть на твои мучения. Твоя стена слишком громоздка, хватило бы и зеркального покрытия.
Я нахмурился: как же, так я тебе и поверил! Жалко смотреть на мучения, кому другому скажи! Но в ту же секунду почувствовал, что он прав. Действительно, прекрасно хватило бы. И я стал постепенно разбирать кирпичную кладку.
Рихард снова сел передо мной, положив локти на колени. Пустота ушла из его глаз, но я знал, что это неправда, она осталась, просто заполнилась интересом, сочувствием, радостью бессмертного существования в этом мире, странной приверженностью к псевдоготическим детективчикам - всем тем, чем и был на самом деле вампир по имени Рихард. Это открытие ошеломило меня. Я понял, что, несмотря на то, что он только что едва не сделал со мной, я смогу разговаривать с ним без ненависти.
- А ты смелый, - сказал Рихард. - С первого взгляда я решил, что глаза будет достаточно, и в первый раз за сто с лишним лет ошибся. Вот только тебе все равно рано или поздно придется ответить на заданный вопрос. Не мне, так тому, кто возьмет над тобой опеку. А будешь упрямиться – будет больно, и далеко не так аккуратно, как это сделал бы я.
- Кто это был? – спросил я, растирая запястья и думая, что в гробу я видал такую опеку.
- Эдвард Кейн.
- Старейший из ныне живущих вампиров?
Рихард кивнул.
- Не менее твоего удивлен, что такая важная персона спустилась к нам под землю.
Я не был удивлен, я был дико благодарен. И у меня наклевывалась версия, кому.
- Что же заставило его это сделать, что в приказе?
Рихард посмотрел на меня прищурившись и протянул тоном капризного подростка:
- А здесь не сказано, чтобы я тебя с ним знакомил.
Мне захотелось вскочить и вырвать у него из рук бумажку, но я еще в детстве плакал над кошкой, которую сгубило любопытство.
- Хотя бы можешь примерно сказать, что там?
- Хотя бы могу. Примерно. Твоя судьба будет решаться на более высоком уровне. Я бы даже сказал, на самом высоком, - добавил он, вздымая указательный палец. - Пойдем. – Он встал, и я, наконец, тоже. - Твой статус изменился, - ты превращаешься в гостя, а гостю в подобном месте делать нечего.
Надо сказать, обратно мы шли не тем же самым путем, что сюда. По крайней мере, если бы мне попадались прикованные по обе стороны коридора люди, я бы это запомнил.
Рихард украдкой посматривал на меня время от времени, и я понял, что он специально повел меня здесь. Я же включил весь свой врожденный артистизм, чтобы выглядеть индифферентно, и истово молился, чтобы зеркальная оболочка, защищающая мои мысли, не подвела. Я старался смотреть прямо перед собой, но проклятое вампирское периферийное зрение! Так я еще яснее видел обе стенки. Так я еще отчетливее фиксировал детали.
Натянутые цепи.
Железо, до крови впившееся в худые запястья. Со всех сторон - вздымающиеся и опадающие ребра, и ощущение, что сам коридор пульсирует, словно живой, словно длинная сырая кишка чего-то живого с жестокой оговоркой «пока еще». Запах отчаяния пополам с ненавистью скопился до потолка затхлой, неподвижной мутью и с каждым шагом слой за слоем лип к лицу, точно паутина. Некоторые из прикованных были обнажены, на других еще оставались какие-то клочья одежды. Большинство мужчины, но встречались и женщины. На всех без исключения виднелись следы укусов, и я гадал, как же так получилось, ведь слюна заживляет. Не то чтобы на тот момент это являлось вопросом первостепенной важности, но я не знал, на что еще отвлечься. Не обвините в малодушии, но если бы только укусы! Я не мог смотреть на глубокие, до черноты, ожоги, на содранную лоскутами кожу, на страшно изломанные суставы. И не смотреть не получалось. Слава Ночи, глаза у всех были на месте. Напрягало другое – все они смотрели на меня. Многие уже не дышали, но все, кто еще был способен держать голову, смотрели на меня.
Я шел точно посредине, как можно дальше от стен, и Рихарду волей-неволей пришлось сместиться в сторону. Никто из прикованных не шевелился, и я думал, что мне будет легче, если я буду воспринимать их как восковые фигуры в музее. Я повторял себе, что ухожу отсюда, и это уже хорошо. Эгоистично, но еще более эгоистично - страдать в их присутствии, жалеть себя за обязанность смотреть на то, что они вынуждены испытывать. И все же перед одним из «экспонатов» я остановился, как вкопанный.
Рихард оказался настороже:
- Знаешь ее?
Да, я узнал ее. Несмотря на отросшие до плеч волосы. Несмотря на синяки, ожоги и длинные ссадины, густо оплетающие все ее обнаженное тело. Брюнетка-анархистка, та, что предлагала тогда потанцевать в «Welcome». Так вот ты где.
Я медленно-медленно выдохнул, заставляя сердце биться ровнее и гигантским усилием воли снизил внешние проявления испытываемого мной шока до уровня легкой заинтересованности. Внутренне же стало еще хуже. Закон сохранения энергии, чтоб его…
- Видел однажды. За что ее так?
Есть разница – видеть страдания постороннего тебе человека или же девушки, которая, пусть недолго, но лежала у тебя на коленях.
- За что? – Рихард был серьезен. - Она охотница. Успела убить троих, прежде чем попалась. Рисковая штучка – работала по ночным клубам. Приставала к посетителям, смотрела, кто поведется. Обладая устойчивостью к гипнозу, шла с вампиром, куда он вел. Место, выбранное им, и ее целям отвечало вполне. Что дальше, точно неизвестно - не признается, но вкратце – гаррота из хирургической струны и – voila! Тело отдельно, голова отдельно. А ты что, чуть было не стал четвертым? – угадал по моему побледневшему лицу Рихард.
Собственный голос показался мне чьим-то чужим:
- Она убивала быстро. Почему не поступить с ней адекватно? Почему не убить ее прямо сейчас? – Клянусь, при взгляде на ее выгнутые в обратную сторону колени, ничего более гуманного в голову не пришло.
- Адекватно? - Рихард очень аккуратно взял меня за отворот плаща и очень сильно встряхнул. - Парень, ты о чем сейчас говоришь? Она упокоила троих бессмертных. У них впереди была Вечность, а у нее – так и так могила. Мы взяли ее, и что толку? Наших братьев не вернешь! Все, что мы можем, - это ускорить ее уход и тем предотвратить другие убийства. По-твоему, это адекватно?
Он отпустил мой плащ и отвернулся.
- Кроме того, она прекрасна в своей стойкости. Работать с ней – одно удовольствие. Не хнычет, молчит. Не то что некоторые.
Это «некоторые» не относилось ко мне исключительно благодаря Корвину и Эдварду Кейнам.
Я восстановил равновесие и заново сфокусировал зрение. Лучше бы ограничился первым.
- Здесь все охотники? – спросил я, оглядывая длинные ряды живых и мертвых.
- Все до единого.
- Почему они нас убивают?
- Хороший вопрос, - Рихард повернулся, и я увидел, что глаза его уже почти восстановили свой голубовато-стальной оттенок. - Только почему ты мне его задаешь?
Я повернулся к охотнице и как можно бережнее взял в ладони ее лицо. В до предела расширившихся зрачках под длинными слипшимися ресницами я видел, что она тоже меня узнала.
- Как тебя зовут?
Она молчала.
Смотрела на меня и молчала. Никто и никогда не смотрел на меня с такой ненавистью.
- За что ты хотела меня убить? – спросил я снова. - Ведь я ничего тебе не сделал.
Охотница вновь ничего не ответила, но ненависть в ее глазах сменилась откровенным презрением. Цепь тихонько звякнула, и я перевел взгляд на источник звука. Кровь Ада. Я отступил на шаг. Вампир из нее вышел бы не чета мне. Девушка бесстрашно смотрела мне прямо в глаза. Левая ее кисть, сколько позволял наручник, была развернута, средний палец оттопырен. На правой кисти этот палец отсутствовал, вытекшая из раны кровь покрывала то, что осталось, длинной ажурной перчаткой.
Горький комок застрял у меня в горле. Дыша через раз, я силился понять, что заставило ее выбрать путь убийцы. Единственное объяснение, которому я согласился бы поверить, это то, что кто-то очень хитроумно и качественно запудрил ей мозги. И этому «кому-то» я бы и сам не постеснялся оторвать голову.
Прекрасно осознавая, как бессмысленно выглядят мои действия, я аккуратно, кончиком ногтя вычистил засохшую слизь из уголков ее глаз и убрал прилипший к губам волос. Она не мешала.
Я пошел вперед еще быстрее Рихарда. Он тоже ускорился:
- Не переживай. Ей недолго осталось. За время предстоящей Ассамблеи всех их убьют.
Я резко развернулся:
- Зачем ты показал мне это? – я чувствовал, как поползли из десен клыки.
Рихард выглядел растерянным, но меня не проведешь – я видел, как он чуть опустил нижнюю челюсть.
- Думал, ты голоден. Кровь сильных духом весьма ценится. Получится замечательный коктейль для гостей, но мы можем вернуться и попробовать немножко сейчас. Хочешь?
- Нет! – Я стиснул зубы и пошел дальше.
- Зря. Эта дамочка – изысканный деликатес.
Мелькнула мысль, что можно действительно вернуться и выпить всю ее кровь, подарив тем самым милосердную смерть, но чего бы я этим добился? Она одна из многих, а всех мне не выпить. И как воспримет это Рихард? Не настолько далеко я сам ушел от камеры пыток, чтобы подвергать опасности свое и без того неизвестно насколько шаткое положение. Кроме того, я не был уверен, что смогу сделать это. Я только однажды убивал, и никогда целенаправленно. И только попробуйте сказать, что я испугался. Да, я испугался! И грандиозный «аминь» на этом!
До самого лифта мы молчали. Мне зверски хотелось умыть лицо и руки.
- Опять вниз?
- Вверх.
Я прислушался к ощущениям. Действительно, вверх.
- А почему кнопка нижняя?
- Чтобы невнимательные путались.
Думаю, не надо объяснять, на чью могилу соль.
Длинный пустой коридор. Электрические светильники, не факелы. Погашены. Конечно, уже очень поздно.
Металлическая, обшитая планкой дверь, с белым в черном ромбике номером «-508». Нам оказалось туда.
Рихард открыл дверь ключом, вошел первым и сказал «заходи». Я не стал упрямиться. Я несколько успокоился, видимо, усталость и нервное истощение торопили и без того уже очень близкий сон.
- Поживешь пока здесь, - сказал Рихард, выкладывая из шкафа на кровать стопку чистого постельного белья. - Рассвет через тридцать пять минут, но в душ успеешь. Мыло, шампунь, расческу – все бери, только зубную щетку не трогай. Я тебе завтра принесу.
Я удивленно посмотрел на Рихарда:
- Это что, твоя комната?
Он пожал плечами.
- В приказе не сказано, где тебя поселить. Сказано только, чтобы ты оставался в здании, но сейчас со всего мира съезжаются гости, и я не знаю, какие комнаты забронированы, а какие нет. В общем, надеюсь, тебе здесь понравится.
Я не знал, что сказать. Пришлось то, что думаю.
- А ты где будешь? Пойдешь обратно в камеру?
Рихард сделал безразличное лицо.
- Да я и так практически все время там провожу, разве что не спал до сих пор. Не забивай голову.
Обалдеть! Я угадал. И одновременно подумал, что он вполне мог оставить меня в подземелье. Это тоже не противоречило приказу.
Благодарность моя словесно не оформилась. После того, что я увидел внизу, я просто не мог выдавить из себя «спасибо».
Рихард благоразумно не стал дожидаться.
- Завтра увидимся. Все, оставайся.
Он вышел за дверь, и я услышал, как в замке несколько раз повернулся ключ. И все-таки я пленник. Кто бы сомневался.
Я сбросил плащ и быстро перестелил постель, одновременно осматриваясь. Комната была маленькой, без окон, чему я только порадовался, потому что мой уютный гроб остался дома, а прятаться в шкафу – сомнительное удовольствие даже для вампира, наверняка назавтра будет болеть спина.
Наскоро приняв душ, я выключил свет, забрался в постель, завернулся в одеяло и только тогда осознал, что уже целую Вечность не засыпал в кровати.
Я чувствовал себя смертельно уставшим. Слишком длинной была эта ночь, слишком много всего произошло. Я думал, что вырублюсь сразу же, - слишком мне было удобно, но как бы не так, и я лежал, пялясь открытыми глазами в темноту, тет-а-тет со своими мыслями. Наверное, исследуя мое сознание изнутри, Рихард все-таки что-то там повредил, или включил и забыл выключить, из-за чего я никак не могу успокоиться. Мысли переполняли мою бедную голову, крутились, терлись гладкими боками, наползали одна на другую. Изматывали.
Я думал, где сейчас может быть Вита, и заметил ли Алистер две предыдущие пули. Я думал о парочке оставленных в парке готов, о том, вернулись ли они благополучно домой, или же их все-таки нашла моя мистресс. Я думал о Корвине, о том, что мне по гроб жизни не расплатиться с ним. И, как я ни пытался этого избежать, я думал о людях, прикованных внизу, по обе стороны длинного холодного коридора. Я думал, как это ужасно, стоять там в темноте, терпеть боль и знать, что скоро тебя убьют. Я вновь и вновь повторял себе, что каждый из них убивал ни в чем не повинных вампиров, и все же не мог смириться, что на самом деле все это видел. Осторожнее загадывайте желания, осторожнее, не так уж и редко они исполняются. Наконец-то я среди себе подобных, а изначальный вопрос как был актуальным, так и остается. Что теперь со мной будет? А потом взошло Солнце, и я как никогда был рад этому.
27
Мне снилась черная собака с двумя парами глаз, в одной из которых безумствовало пламя жизни, в другой - серая инеистая пустота, пустота Абсолюта, пустота Истинной Смерти. Собаку звали Нахтцерер.
Я проснулся и, не открывая глаз, повернулся на другой бок. Ну и сон. Моя рука нащупала гладкое плечо, спустилась до талии, и я крепче притянул к себе Медузу.
- Мне приснилось, что тебя покусали, а меня обратили, дальше было еще много интересного, но это я потом расскажу, - прошептал я, глубже зарываясь лицом в ее волосы. Глубоко вдохнув запах сирени, я приготовился снова заснуть и… И резко открыл глаза. Сирень - единственный из цветочных запахов, который Медуза терпеть не могла!
В следующий момент я сидел на полу, яростно растирая затылок, потому что, выскакивая из кровати, запнулся о стул и со всего маху приложился об угол стола. Еще можно было бы понять, если бы это случилось до того, как я увидел в своей постели незнакомую девушку, но это произошло после, поэтому испуганное, завернутое в одеяло создание нечего было и пытаться списать на последствия черепно-мозговой травмы.
- Милорд, вы в порядке?
- Ага! В полном, - я протянул руку и, не глядя, схватил с опрокинувшегося стула тот элемент одежды, который обычно надевают первым.
- Отвернись.
Она надула губки, но послушалась. Я быстро оделся.
- Если ты пришла к Рихарду, - говорил я, застегивая молнию, то должна была уже убедиться, что я – это не он.
- Я пришла к вам, Грэйс.
Я замер.
- Что ты сказала?
- Я пришла к вам, Грэйс. Можно мне уже повернуться?
Я не ответил, я медленно обошел кровать и остановился перед девушкой.
- А что тебе от меня нужно?
- Мне? – брови девушки изумленно изогнулись. Она явно не ожидала такого вопроса.
Я сложил руки на груди и подозрительно сощурился:
- Ты метеоролог?
- Нет. – Она опустила голову, краска прилила к ее лицу от еле сдерживаемого смеха. - Я – ваш завтрак.
Я долго молчал, различные эмоции кипели в моей голове, и я никак не мог прийти к выводу, что же все-таки чувствую. В конце концов я нашел в себе силы выговорить:
- Уходи.
Улыбка исчезла с ее лица, будто ее сорвало ветром. Она подняла на меня взгляд, который иначе как оскорбленным назвать было нельзя, потом резким движением сбросила с себя одеяло и, нисколько меня не стесняясь, принялась одеваться. Я отвернулся.
Когда я повернулся, она все так же сидела, насупившись, на краю кровати, только уже в белых туфельках, белой юбке и сиреневой кофточке. Руки на коленках, очень мило.
- Ты все еще здесь?
- Я не могу уйти, милорд, нас заперли на ключ, – голос ее дрожал, в покрасневших глазах блестели слезы.
О, нет-нет-нет-нет-нет! Только этого мне сейчас недоставало – быть запертым наедине с плачущей девушкой. Еще и по моей вине плачущей. Вот уж никогда бы не подумал, что можно обидеться на ЭТО! Я присел перед ней на корточки:
- Слушай, у меня и в мыслях не было тебя обижать. Прошу прощения за свою грубость. Я просто… Просто я привык охотиться, мне никогда вот так просто не предлагали… То есть, предлагали, конечно, но я тогда еще не был вампиром. И то, что я проснулся не в своей постели и не один, тоже, знаешь ли, несколько выбило из колеи. Ну пожалуйста, не надо плакать.
Девушка, закусив губу, слушала мои сбивчивые извинения. Ее лицо было спокойно, но я видел, каких усилий ей это стоило, по щекам двумя непрерывными дорожками текли слезы. Всхлипнув, она тихо-тихо прошептала:
- Я вам не понравилась. Почему? Я некрасивая?
- Что? – Я даже задохнулся от столь явного абсурда. - Да любой, глядя на тебя, слюной захлебнется!
- Но не вы.
- А… А у меня просто в горле пересохло от восхищения! – нашелся я.
Она шмыгнула носом и вновь закусила губу. Черт, в таком состоянии ей еще одно слово утешения – и плотина прорвется. Я поступил по-другому. Я оперся ладонями о кровать по обе стороны от ее бедер, подался вперед и двумя длинными движениями слизал влагу с нежных щек.
Она потрясенно воззрилась на меня и перестала плакать.
- Вампиры и так могут?
- Вампиры и не так могут, - авторитетно заверил я ее.
Она еще раз всхлипнула и вдруг прильнула ко мне так, будто я был единственным в этом жестоком мире, кто достоин доверия. Ну что за удивительная девушка? Я тоже обнял ее, снова вдыхая аромат сирени.
- Как тебя зовут? – спросил я, подбородком сдвигая ее волосы с шеи.
- Мэган.
- И что же мне с тобой делать, Мэган?
Она еле слышно вздохнула.
- Кусать.
- Тогда посмотри мне в глаза, чтобы я мог зачаровать.
Она выполнила мою просьбу, но попросила:
- Только не это, милорд, пожалуйста! Я хочу чувствовать.
Я смотрел на нее, на милый вздернутый носик, на слегка размазавшуюся тушь, отчего макияж стал ближе к такому, какой я люблю, и знал, что самый простой способ понять ее – сделать так, как она просит.
- И ты не боишься? – все-таки спросил я напоследок.
- Но вы ведь знаете, когда нужно остановиться.
Ее уверенность оказалась очень заразительной.
- Знаю, - ответил я, и притянул ее к себе.
Она вздрогнула. Ее пальцы сжались в кулаки, собирая на спине мою рубашку, но уже в следующее мгновение расслабились. Я вынул из ран клыки и глубочайшим из поцелуев втянул в себя кровь, предотвращая свертывание. То, что я почувствовал, сделав глоток, превзошло все мои мыслимые и немыслимые ожидания. Если еще кому-нибудь вздумается утверждать, что кровь есть кровь, то убедитесь сначала, что я как минимум в другом часовом поясе. Изумительно! Не средство утоления голода, но настоящее лакомство! Был в ней какой-то привкус… доверия, что ли. Покорности, думаю. Радости, уж точно. Я сделал еще один глоток, и у меня закружилась голова. Не только от осознания того, что жертва в моих руках знает, что с ней происходит, и все же позволяет мне пить, но еще и от совершенно обалденного запаха. Я сжимал в объятиях хрупкую фигурку Мэган и нёбом чувствовал, что там, внизу, она уже насквозь мокрая. Мое поле зрения сузилось, стало почти как у человека, цвета запылали ярче, линии размазались. Я оставил ее шею и набросился на рот, впился в губы, совершенно потерял голову. Я подхватил ее на руки и бросил на кровать, придавливая собой сверху. Наши уста ни разу не разомкнулись. Одно движение – и ее юбка оказалась на талии. Мэган протестующе застонала. Или поощрительно? Какая разница, если я все равно не смогу остановиться? Когда это было в последний раз? Два месяца назад? Три? Молнию вниз, пуговицу прочь – и вот уже я перпендикулярен сам себе. Твердое колено уперлось мне в живот, и я легко смахнул его в сторону. Уперлось другое. Не выводи меня из себя, девочка. Она снова застонала мне в рот и легонько стукнула кулаком в спину. Не обращая внимания, я отпихнул и это колено тоже. Кровь стучала у меня в висках и не только. Я елозил пахом по ее промокшим трусикам и спустил руку, чтобы сдвинуть их в сторону. Все чаще в последние недели я невольно задавался вопросом, кто же я в первую очередь, вампир или мужчина? Проверим?
Мэган двумя руками вцепилась в мои волосы и, сильно дернув, высвободилась из-под поцелуя. Сделав глубокий вдох, она повернула голову набок и вновь прижала мое лицо к своей шее. Ранки уже затянулись, и я укусил снова, за что был немедленно вознагражден сладострастным полустоном-полувоем. Стройные ножки в ажурных чулках скрестились за моей спиной, буквально вдвигая меня туда, куда не пускали только что. Я вскрикнул, потому что сильно обжегся, и из чистого самосохранения рванулся назад. Но она подала бедра навстречу и еще сильнее сцепила ноги, не позволяя мне выйти. Можно подумать, я собирался. Просто совершенно нереально выдержать это, не двигаясь. Я вновь нырнул к горячему, влажному дну. Жар был невыносим, и наслаждение тоже. А я для нее настолько же холоден? Я закрыл глаза и увидел Медузу. Вздрогнул, открыл и увидел Мэган. Закрыл и увидел Мэган. Время залихорадило и заструилось неравномерно. Два равноценных удовольствия рвали мое тело в противофазе. Я так долго не продержусь. Но разве можно долго? Я вновь отстранился, опасаясь пропустить сигнальные огни. Я не могу. Я не должен. Я сделал уже гораздо больше шести глотков. Но она просила, она обняла мою голову руками и, жалобно постанывая, изо всех сил тянула на себя. Я решил, что если на это хватает энергии, значит, можно еще, и в третий раз прокусил ее шею.
Мозг давно устал сопротивляться телу, тело же не сбавляло темпа. Я согрелся от ее жара, и уже не так болезненно ощущал разницу температур. Внезапно Мэган напряглась и дико закричала, ее ногти вонзились в мои лопатки, а кровь стала еще вкуснее. Я не останавливался. Я прорывался сквозь эту жаркую пульсацию к своей собственной вершине. Ее грудь подрагивала под тонким, мокрым от поцелуев шелком, и я внезапно осознал, что мы оба до сих пор практически полностью одеты. Это оказалось последней каплей. Я вырвался из ее объятий прямо в открытый космос. Сомкнул руку на том, что не удержать, пальцы свело от напряжения. Если закрыть глаза, можно увидеть вулкан. Если открыть… О трон Люцифера! Розовая!
Я поднял взгляд на Мэган. До сих пор я никогда не видел, как выглядит после укуса моя жертва, потому что старался как можно быстрее скрыться с «места преступления», сейчас же не было смысла упускать такую возможность. Мэган медленно, двумя руками вернула на место юбку, повернулась набок и подтянув колени к груди, затихла. Она была очень бледной. Зрачки расширены, веки слегка трепетали. Я не удержался, подполз и легонько поцеловал ее. Она не ответила.
Тогда я последовал ее примеру – тоже лег и замер, полностью отдавшись ощущениям. Вопрос: «кто же я в первую очередь?» разрешился раз и навсегда. Две мои эйфории прекрасно дополняли друг друга.
- Вижу, ты уже позавтракал.
Меня внезапно посетили фантомные боли в запястьях и правом глазу. А еще мне очень захотелось запустить в Рихарда чем-нибудь тяжелым.
- Но-но, - разгадал мои намерения Рихард. – Я чай принес. Сладкий.
Я незаметно (хотелось бы верить) застегнул «молнию» и повернулся. Действительно, в руке у него была большая белая кружка, с краю которой на нитке свисала маленькая картонка с логотипом «Лисма». Он поставил ее на стол и затряс рукой. Видимо, чай был ко всему еще и горячий.
- Зачем?
- Эгоист, - изрек Рихард. - Это для нее. Тебе вот, - и он достал из кармана нераспакованную зубную щетку и пачку одноразовых бритвенных станков.
- А, спасибо. Сколько я тебе должен?
- Нисколько. Подарок фирмы.
- Ладно, передавай тогда фирме спасибо.
Я схватил щетку, станки, и ретировался в ванную.
В ванной меня встретил неприятный сюрприз – зеркало. И собственный укоризненный взгляд из него. Я тут же потупил глаза и, крутанув кран, плеснул ледяной водой в лицо. Кровь Ада, что на меня нашло? Раньше я никогда себя так не вел. Она несколько раз фактически сказала «нет». Я должен был отпустить ее немедленно, но у меня даже мысли такой не возникло, наоборот, с каждым «нет» я все больше и больше заводился. Черт. Меня сбило с толку ее возбуждение. Я принял желание отдать кровь за желание отдаться. Действительно, несложно спутать. Конечно, если бы от момента, когда я сказал «знаю» и до настоящего момента я все время думал тем, что выше шеи, а не тем, что ниже пояса, я бы…
С другой стороны, а зачем было обвивать меня ногами?
Я еще раз плеснул в лицо.
Она ведь тоже не железная. Кто из нас обещал держать процесс под контролем? А?
Раздевшись, я шагнул в душ. Тугие струи закрыли мне веки, пригладили волосы. «А ведь ты только что изменил Медузе», - угрюмо констатировало проснувшееся благоразумие. Я разозлился. Или просыпайся вовремя, или спи дальше. Медуза меня бросила. Что с того, что я по-прежнему люблю ее? Ей наплевать. С нее достаточно вампиров. С Мэган вот недостаточно. Довольно естественно заняться сексом с девушкой, с которой проснулся в одной постели. Правда, логичнее начать с вопроса, естественно ли просыпаться в одной постели с незнакомой девушкой? Но разве я это подстроил? Только джентльменское благородство по отношению к прекрасному полу не позволяет мне озвучить вердикт: «Сама виновата».
Хорошо, я виноват. Я и только я. Это была ошибка, но ошибка не из разряда тех, за которые коришь себя всю жизнь. Я сделал выводы, впредь буду осторожнее.
Я выключил воду и вылез, стараясь не поскользнуться – все еще слегка пошатывало. Как-то внезапно вдруг дошло, что до сих пор я ни разу не вспомнил о прикованных в темном коридоре охотниках. Жалость и злость зацарапались изнутри, но далеко не так сильно, как вчера. Похоже, мне действительно надо было хоть на время забыть обо всем и расслабиться.
На двери висел длинный синий махровый халат, я подумал, подумал, да и одел. Какие проблемы, завозникает – сниму. Пойду в комнату, извинюсь, если потребуется.
Уже взявшись за ручку двери, я взглянул в зеркало. В свои честные-пречестные глаза:
- И никогда больше не смей меня обвинять, если сам угрызений совести не испытываешь.
Когда я вышел, ни девушки, ни кружки не было. Я не расстроился. Мне было, что сказать Мэган, но сейчас во сто крат важнее, что скажет мне Рихард.
Вампир сидел и быстро щелкал по клавиатуре ноутбука. Свет монитора отбрасывал на его руки и лицо зеленоватые блики.
- Там, внизу, электричества нет, - пояснил он, как будто бы это была не его квартира.
Я переступил с ноги на ногу.
- А я видел проводки на кресле.
- А! Моя слабость, не удержался, купил. Кресло опережает события.
Я не стал спрашивать адрес магазина, где всегда в наличии эксклюзивные электрические стулья. Вряд ли он не в курсе, что тут только что происходило в его постели, один запах чего стоит, но если молчит, не стоит напрашиваться. Я сел на кровать и под тихий стук клавиш принялся сушить волосы полотенцем. Закончив печатать, Рихард нажал «Print» и повернулся ко мне:
- У меня есть некоторое количество времени ответить на некоторое количество вопросов. Воспользуешься?
Ну еще бы.
- Где Мэган?
Рихард закатил глаза.
- Странная расстановка приоритетов. Я думал, ты спросишь: «Что теперь со мной будет?»
- О кей, - я сложил полотенце пополам и бросил на спинку кровати. - Что теперь со мной будет?
Рихард моргнул и пожал плечами:
- Понятия не имею.
Я покачал головой. Попытки рационального осмысления логики этого парня пора бы уже и бросить. Спрошу иначе.
- Я по-прежнему пленник?
- Я не знаю. Там, наверху, твой статус меняется каждую секунду.
Я стиснул челюсти и принялся рассматривать интерьер. До сих пор было некогда. О человеке многое можно сказать по его квартире, может быть и мне некоторая рекогносцировка поможет заговорить на языке Рихарда хотя бы со словарем?
Первое впечатление - не мрачно. На жилище вампира не похоже. Преобладающие коричневые, бежевые и лимонные тона. Обстановка скромная до аскетичности – шкаф, кровать, один стул, две тумбочки, письменный стол с ноутбуком и принтером. На каждой из тумбочек по колонке. Приличные. Провода тянутся к ноутбуку. Музыку, стало быть, любит. Уже неплохо. Все остальное пространство - забитые книгами полки. В общем, ничего из того, что я не знал ранее. Ладно, начнем с ничего не значащих вопросов, может, удастся «пристреляться».
Вампир многозначительно провел ногтем по ряду колец в ухе, и я поспешил с вопросом. Вышло гниловато даже для пристрелки.
- Это здание изначально строилось для вампиров?
Рихард смотрел на меня долго-долго, и я уже решил, что не снизойдет до ответа. Но он все-таки сподобился:
- Как догадался?
- Здесь не предусмотрены окна.
- Не думаю, что вид из окна тебе бы понравился. Мы, знаешь ли, под землей.
Я приподнял бровь.
- Поэтому минус перед номером комнаты?
- Именно так.
- А почему метеоцентр, а не, к примеру, банк крови?
- Подумай.
Я подумал.
- Банк крови действительно занимает много места, а метеорологи – не очень.
- Да нет, не поэтому! – расхохотался Рихард. – Просто банк крови – это очень уж… - он пощелкал пальцами.
- По-вампирски? – закончил я.
- Вот именно. Охотников там – пруд пруди. Даже среди рабочего персонала.
Ладно, вроде бы пристрелялся.
- Так где, все-таки, Мэган?
- С ней все в порядке. Не волнуйся.
- А кто она? В смысле тебе? Почему ты дал ей ключ?
- С чего это ты взял, юноша? – Безразличный тон Рихарда не скрыл легкой настороженности. - Мэган – просто донор. Я просто привел ее и оставил. Не говори глупостей.
Я покачал головой. Два раза «просто»?
- И как это ты успел?
- Ну, я-то просыпаюсь гораздо раньше тебя.
- Да??? – весь мой скепсис мгновенно выветрился через несуществующую форточку. - Я думал, все вампиры просыпаются на закате!
- Ничего подобного. Только имаго. Остальные в той или иной степени позже. И засыпают, кстати, раньше рассвета, если это твой следующий вопрос.
Ну вот. Приехали. Мой календарик можно выкинуть. Вместе со словариком.
- Расскажи мне об имаго.
- Совершенные. Вампиры, полностью вступившие в свою силу, независимые от своего создателя.
- Ты имаго? – быстро спросил я.
- Нет еще, - мотнул головой Рихард. – Слушай, Грэйс, давай сменим тему. Тебе об этом еще очень и очень рано думать.
- Хорошо, тогда ты можешь сейчас проверить, я случайно не из твоего клана?
Еще один уже откровенно настороженный взгляд.
- У меня нет клана. Я Нахтцерер.
Опять это слово. Спросить прямо – опять не ответит.
- Но ведь кто-то же тебя создал?
- Тот, кто меня создал, погиб от руки тех, кто впоследствии очень пожалел о том, что дал уйти обреченному на смерть неофиту.
Я прикусил язык. Кажется, я невольно задел худшую из незаживших ран. Впредь надо быть осторожнее с вопросами, но как, если их все прибавляется и прибавляется?
- Неизвестность сводит меня с ума, - сказал я со вздохом.
Я подразумевал ситуацию в целом, но Рихард, к счастью, не понял.
- Тебе будет спокойнее, если я скажу, что твою судьбу будут решать самые влиятельные вампиры мира? Уже почти все в сборе.
Я почувствовал, как закололо кончики пальцев.
- Поверить не могу! - Предательская улыбка рванулась к ушам. - Неужели им до такой степени небезразлично?
Рихард тоже улыбнулся, но было в его улыбке что-то нехорошее. Злое. Может быть, и не злое, может быть Нахтцерер по-другому не умеют.
- Ты, парень, кем себя возомнил? – спросил он очень мягко. - Ассамблея проводится каждые пятьдесят лет. Сначала решат актуальные вопросы, а после, если останется время, займутся тобой.
Не знаю, во что там превратилась улыбка на моем лице, я избавился от нее с феноменальной скоростью.
- А какие вопросы у нас сейчас считаются актуальными?
- Да как всегда, - махнул рукой Рихард. – Охотники, экология…
- Экология?
- А ты полагал, хоть кого-то из смертных по-настоящему волнует, что будет с планетой через двести лет? – усмехнулся Нахтцерер.
Я задумался.
Рихард встал, взял из принтера распечатанный листок и скрутил его в трубочку прежде, чем любопытство за неимением кошки вновь ограничилось мною.
- В следующий раз увидимся только завтра, скажи, тебе еще что-нибудь принести?
Я посмотрел на свои ногти – десять памятников древности.
- Жидкость для снятия лака, если не сложно.
Рихард поднял бровь и кивнул, стряхивая ее обратно.
- Последний вопрос, и я ухожу.
Я пожал плечами. Как скажете. И набрал воздуха в легкие.
- Термин «Нахтцерер» применялся для обозначения вампиров в северной Германии. Происхождение его неоднозначно. С первой частью слова вроде бы все ясно: «Nacht» - ночь. Дальше сплошные разночтения: Zahren (поглощать, изнурять, питаться) - питающийся ночью? «Zahre» (слезы) – ночные слезы? «Ceres» (Церера) – служитель культа Цереры? Я встречал даже такой вариант, как Nachzehner, в котором и «ночь» исчезает, без «t» превращаясь просто в предлог. Когда группа людей умирала от одной и той же болезни, окружающие часто признавали того, кто умер первым, причиной смерти остальных. Согласно преданию, так происходило потому, что родственники забывали положить монетку (Zehner) в рот покойнику. Нахтцерером считался недавно умерший человек, вновь вернувшийся из могилы, чтобы нападать на живущих, обычно на семью и знакомых. Условием возникновения Нахтцерер являлись необычные обстоятельства, сопутствующие смерти – самоубийство, например, или же несчастный случай.
Нахтцереры, как было известно, имели привычку жевать свои собственные конечности в могиле (вера, вероятно, возникшая из-за того, что находили тела, ставшие жертвами хищников после захоронения в неглубоких могилах без гроба). Когда подозрительный гроб откапывали и открывали, Нахтцерера обнаруживали лежащим в луже крови.
Чтобы обезопасить себя от нападения Нахтцерер, люди принимали превентивные меры по отношению к людям, чья жизнь заставляла подозревать их в посмертном вампиризме. Проще говоря, калечили трупы. Например, перебивали кости голени и поворачивали ступни назад, отрезали голову и втыкали спицу в рот, чтобы прикрепить голову к земле или же закрепить язык. Или более гуманно. Укрепляли перед горлом трупа серп, чтобы, если тому вздумается встать, он сам себе перерезал глотку. Иногда просто клали в ноги горсть земли с порога родного дома в расчете, что вампир будет лежать смирно, думая, что никуда и не уходил.
Но самым верным способом защиты считалось нарисовать на морде черной собаки еще одну пару глаз. Таких собак вампир боялся как огня и уходил навсегда.
Вот, пожалуй, и все, что когда-либо читал или слышал о Нахтцерер. Теперь, с твоего позволения спрошу: я ничего не упустил?
Рихард пристально смотрел на меня одним темным глазом и одним светлым.
- А в южной Германии вампир как назывался?
- Блаутзаугер, - не моргнув глазом ответил я, - дословно «кровопийца»…
Быстро подняв раскрытую ладонь, Рихард пресек уже готовое сорваться с моего языка продолжение лекции.
- Из-за тебя я опаздываю. Я отвечу на твой вопрос завтра. Пока, Грэйс.
И он скрылся за дверью, не забыв запереть ее. Черт. Я думал, забудет.
Я снова остался один в чужой квартире, в чужом халате, с чужого позволения. И, судя по всему, надолго. А дома, между прочим, непросмотренный диск Мэрилина Мэнсона. Я встал, прошелся туда-сюда мимо полок с книгами. Есть тут что-нибудь, что я не читал?
Ага, Джим Батчер, что-то не припоминаю… Я взял книгу и открыл на первой попавшейся странице:
«…Вокруг Бьянки и за ее спиной стояло с дюжину вампиров: костлявые члены, мешковатые черные тела, истекающие слюной клыки, кожистые перепонки между руками и телом. Несколько вампиров вскарабкались на стены и угнездились под потолком жирными черными пауками…»
У меня даже слезы выступили от смеха. Кажется, я начинаю понемногу врубаться в прелесть подобной литературы. Я забрался в кровать и открыл книгу сначала.
28
Я засыпаю за тринадцать минут до рассвета. Это я вычислил элементарно, лежа в постели и держа перед глазами электронные часы. Последнюю зафиксированную мозгом цифру я при пробуждении отнял от времени восхода солнца, и получил результат – эти самые тринадцать минут. Посмотрел бы я, как бы вы разгоняли скуку, будучи запертым в четырех стенах.
Встав, я даже не стал отлынивать от отжиманий, но вскоре бросил эту дурацкую затею. Не потому, что сложно, за кого вы меня принимаете? Наоборот. Слишком легко, и толку никакого. Я поднялся и побрел в ванную, хватая по пути высохшее за день полотенце.
Мне не надо бриться каждую ночь, но через раз приходится. Люди, утверждающие, что у вампиров не растет щетина, кругом неправы. И волосы у нас растут, и ногти надо подстригать время от времени, и мыться мы любим. Выйдя из ванной, я облачился в так приглянувшийся мне халат и снова залез в постель, дабы спокойно, в удобной обстановке, предаться размышлениям на тему: «Как бы так сказать девушке, что сожалеешь, чтобы она ни в коем случае не подумала, что тебе не понравилось?» Я как раз обдумал первую реплику и подготавливал пути отступления на случай нежелательной реакции, как вдруг послышался знакомый лязг ключа в замке, и в комнату вошли двое: Рихард в своей неизменной кожаной куртке, и незнакомый парень в черной майке без рисунка и художественно драных джинсах, не вампир.
Я встал.
Парень был невысок, ниже меня и Рихарда. Волосы его были даже не рыжие, а истинно цвета крови, естественно, крашеные. Я мгновенно понял, зачем он здесь.
- А где Мэган? – вырвалось у меня вместо приветствия.
Рихард посмотрел на меня, как на идиота.
- Ты не можешь питаться от нее каждую ночь. Возьми Фрэнка, он ничуть не хуже.
Парень, названный Фрэнком, без лишних предисловий стянул через голову майку и опустился передо мной на колени. Не буду лгать, будто бы это мне совершенно не понравилось, но прошу понять меня правильно, если бы на его месте была Мэган… Мм… А так я оценил только символичность его позы, отнюдь не удобство. Ведь, чтобы питаться, я тоже вынужден буду встать на колени. Что-то не хочется.
- Фрэнк.
- Да, милорд.
Вдохновенное обожание в глазах. Терпеть не могу, когда не знаю причины.
- Тебе лучше подняться и сесть на кровать.
Он сделал так, как я сказал, и во взгляд его добавилось предвкушение.
Черт. Я обернулся.
- Рихард, не уходи, пожалуйста!
- А что? – улыбаясь самыми кончиками клыков, спросил Нахтцерер.
Да уж не потому что опасаюсь быть совращенным. Просто пусть видит, а не строит впоследствии догадки.
Удостоверившись, что Рихард оставил попытки незаметно выскользнуть, я снова сосредоточился на доноре.
- Зачаровать?
- Нет! Пожалуйста, нет!
Я кивнул, заползая коленями на кровать. Фрэнк медленно откинулся на локтях и запрокинул голову.
Его эрекция меня, мягко говоря, смущала. Лучше уж охотиться. Но я был голоден, и постарался забыть об этом. Я устроился так, чтобы не видеть. Я навис над человеком, одной рукой упершись в спинку кровати, другую положив ему под затылок. Мои мокрые волосы отрезали весь остальной мир, кроме клочка кожи, пересекаемого пульсирующей артерией. Не знаю, что на меня нашло, но укусил я больно. Знаю, что больно. Фрэнк жалобно вскрикнул, а я чуть развернулся и выглянул из-под волос. Вот так мне уже больше нравится. Низко, мелочно, но теперь я мог пить и не отвлекаться. Вкус был превосходен. Не нежная самоотверженность Мэган, но благоговейное уважение с оттенком страха. Я втягивал в себя кровь, Нахтцерер наблюдал, Фрэнк скрипел зубами и комкал простыни. Сделав свои шесть глотков, я вопросительно посмотрел на Рихарда. Он подошел и коснулся пальцами шеи донора.
- Можешь еще.
Я снова укусил. На этот раз аккуратнее. Ну остались у меня еще кой-какие зачатки совести.
Пальцы Рихард не убрал, и я пил, пока он не сказал: «хватит». Когда я отодвинулся, человек не шевелился. Цвет лица его без преувеличений догнал мой. Сквозь не до конца прикрытые веки виднелись белки закатившихся глаз.
Я в панике взглянул на Рихарда, и он поспешил успокоить:
- Все в порядке. Так бывает. Не волнуйся.
Он оперся на кровать и, уронив голову бесчувственного Фрэнка набок, провел пальцами по вспухшему следу от первого укуса.
Я ужаснулся. Я же зализывал! Тем не менее след остался, причем не две аккуратные дырочки, а глубокий багровый полумесяц.
Я еще раз лизнул. Полумесяц не исчез.
- Проклятье! Как это исправить?
- Никак, - пожал плечами Рихард, тоже вытягиваясь на кровати. – Он знал, на что шел. Правда, вряд ли рассчитывал сегодня кормить двоих, так что заплатить придется вдвое против обычного, ну да это мелочи.
- Заплатить? – я не вполне понял, что он имеет в виду.
- А ты думал, он за «спасибо» работает?
Он взял правую руку Фрэнка и показал мне. На сгибе запястья красовалась татуировка – белый силуэт голубя внутри черного силуэта летучей мыши. Я видел такую и у Мэган, просто тогда не придал значения.
- «АД» - прокомментировал Рихард. – Ассоциация Доноров. – Он разжал пальцы, и рука человека безвольно упала вдоль тела. – Он получит деньги, и немалые. Стоит ли беспокоиться из-за какого-то шрама?
Я еще раз осмотрел дело клыков своих. Коснулся пальцами.
- Стоит.
Рихард пожал плечами:
- Издержки профессии.
Я нахмурился:
- И сколько я тебе должен?
- Не забивай себе этим голову, - сказал вампир, задумчиво наматывая на палец кроваво-красную прядь. – Потом предъявлю счет тому, кто возьмет над тобой опеку.
Фрэнк вздрогнул, и мы оба отдернули руки.
Я еще больше нахмурился.
- Я сам в состоянии за себя заплатить.
Рихард окинул меня ленивым взглядом:
- А оно тебе надо?
За те пару секунд, что мы молчали, Фрэнк так и не пришел в себя, и я снова забеспокоился:
- Слушай, а как это так, сначала ты от него питался, потом я? Откуда у него столько крови?
- Вообще-то, я питался одновременно с тобой.
Я недоуменно приподнял брови.
- Мне не так много крови нужно, если в избытке боль. Иначе говоря, когда ты так страстно вгрызся, я, находясь рядом, тоже урвал свой кусок Вечности.
Ну да, так оно обычно и бывает. Я ничуть не удивился. Воспринял как само собой разумеющееся. Что, поверили? Да у меня просто эпитеты кончились, чтобы описывать один шок за другим.
- И как долго ты смог бы существовать без крови, к примеру, в том коридоре с охотниками?
Рихард улыбнулся, показав один клык:
- Вот это я называю «конструктивная постановка вопроса». Не пробовал, но думаю, несколько недель без жажды. Правда, выглядеть буду как черт-те что…
- Об этом можешь не рассказывать. И все вампиры так могут?
- Все Нахтцерер.
- А я?
Он слегка повернул голову и посмотрел на меня поверх алой шевелюры Фрэнка.
- Не знаю, пробуй. Все бессмертные стараются обрести альтернативный источник питания. Это престижно и способствует выживанию. Не обязательно боль. Прислушивайся чаще к себе и поймешь, какими чувствами смертных тебе удобнее питаться.
Я открыл рот. Закрыл. Открыл снова:
- Так ты мне скажешь, в конце концов, что такое Нахтцерер?
Но Рихард перекатился на живот:
- Тсс, Грэйс. Позже. Кажется, наш общий друг приходит в себя.
Первое, что сделал Фрэнк, очнувшись – потрогал шею. Первое, что я сделал, увидев это – извинился. Рихард тяжко-тяжко вздохнул и в прямом смысле слова махнул рукой:
- Пойду принесу чай. Горячий? Со льдом? Джем? Сахар? Мед?
- Горячий, - прошептал Фрэнк, - джем. - И Рихард скрылся.
Я тут же встал с постели. В конце концов, в комнате и стул имеется.
Фрэнк выполз следом, подобрал свою майку и стал натягивать так медленно и неохотно, словно она была мокрой. Необязательно было читать его мысли, чтобы понять, что он был не очень доволен сеансом.
Я не выдержал:
- И сколько ты таким образом зарабатываешь?
Он назвал цифру.
Я присвистнул. Больше вопросов у меня не возникло.
Он снова сел, почти упал, на краешек кровати, и уронил голову на руки. В таком вот неподвижном состоянии мы оба и дожидались Рихарда.
Щелкнул выключатель, и все трое сощурились, но Фрэнк адаптировался быстрее. Когда он брал из рук вампира дымящуюся кружку, руки его заметно тряслись. Мне показалось, или во взгляде Рихарда мелькнула тень беспокойства?
- Я, пожалуй, отнесу его до машины, - сообщил он мне тихо, пока мы оба наблюдали поединок человека и жидкости.
Я кивнул. Мне показалось это хорошей идеей.
Наконец противник был повержен, и Рихард с победителем на руках прикрыл за собой дверь, не забыв запереть ее на ключ. Черт. Я думал, забудет.
Не долго думая, я схватил с полки Джима Батчера. Десять минут у меня точно есть.
Даже лязг ключа в замке показался мне раздраженным. Я поспешно запомнил страницу и вернул книгу на полку.
- На чем мы остановились? - спросил, войдя, Рихард.
- Нахтцерер, - подсказал я.
- Нахтцерер, - кивнул Рихард и вдруг бросился ко мне, склонился, уперев руки в спинку стула, на котором я сидел. – Ты видишь меня. Я Нахтцерер. Что еще тебе непонятно?
Я сидел, боясь пошевелиться. Пустота то проглядывала из его глаз, то пряталась обратно. Что могло произойти за эти десять минут? Что-то с Фрэнком? Но меня спросили, и я отвечу.
- Как ты таким стал?
Рихард отпрянул, но я все же успел увидеть в его глазах кое-что помимо пустоты и гнева. Кое-что, что испытывал сейчас и я.
- Можешь не отвечать, если не хочешь.
Он рассмеялся:
- Ну спасибо, что разрешил.
Все. Мое терпение тоже небезгранично. Больше ни слова не скажу. Что бы там ни скрывалось за этой маской шута, мне это больше неинтересно.
Рихард вздохнул, сложил руки на груди и прислонился спиной к дверце шкафа. И только потом посмотрел на меня. Безо всяких масок.
- Моего Сира убили охотники. Я был не старше во Тьме, чем ты сейчас, и никак не смог бы помешать этому. Но это я сейчас понимаю, а тогда был просто вне себя от ярости, что Морган, заслышав подозрительный шум, приказал мне скрыться в потайной комнате. Через четыре слоя дерева я слышал, как он бился с четырьмя, слышал, как они его взяли, как они его спрашивали. Где он прячет сокровища, нет ли еще кого-нибудь из дьяволов в здании. Это продолжалось всю ночь, и я отчаянно хотел опрокинуть шкаф, скрывающий согреваемую моим дыханием дверь, но Морган был моим создателем, и пока он не отменил приказа, я не мог ослушаться, не мог покинуть свое убежище.
Когда мне все же удалось это, я прекрасно понимал, что это значит. Я бросился к неподвижно лежащему посреди комнаты Сиру. Ему уже ничем нельзя было помочь. Все его тело обвивал след от серебряной цепи, а из неподвижной груди торчал кинжал, вырезанный из проклятого дерева.
Рыдая в голос, я поднял Моргана на руки. Я отнес его на крышу и оставил там, сам же вернулся и лег спать, зная, чем займусь при пробуждении. Запах каждого из палачей впечатался в мою память навсегда.
На следующую ночь я разыскал всех четверых. Первый мирно ужинал в кругу семьи, улыбчивый и спокойный, окруженный кучей разновозрастных ребятишек. Я представил, каково это будет – свернуть ему шею, каково это будет – оставить без кормильца всю эту невинную ораву. Сомнения застали меня врасплох. Надо оговориться, что до этого я еще ни разу не убивал. Никогда. Морган сам считал убийство грехом, и меня учил технике щадящего укуса. Стиснув зубы, я решил начать с чего-нибудь полегче, а потом вернуться и добить этого. Но в остальных семьях ситуация была не лучше, похоже, заповедь «плодитесь и размножайтесь» эти смертные восприняли самым буквальным образом. Я утолил голод прохожим и скрылся в ночи. Много недель после этого я приходил снова и следил за каждым из четверых сквозь щели в ставнях. Но это привело лишь к тому, что жестокие убийцы, которых я знал лишь по голосу и запаху, в моей памяти совершенно стерлись, вытеснившись этими благочестивыми, высоконравственными людьми, преисполненными веры и сострадания.
Осознав это, я прекратил свое еженощное паломничество. Я отправился, куда глаза глядят, снедаемый ненавистью к миру и презрением к самому себе. Я не думал о будущем. Я нигде не оставался подолгу. Хотелось есть – я начинал искать жертву, хотелось спать – начинал искать укрытие. Много раз я просыпался с ожогами, потому что место, выбранное мной, оказывалось недостаточно надежным. Много раз я чудом избегал кары других бессмертных, возмущенных моим присутствием в своих владениях. Но это не могло продолжаться бесконечно. Я был пойман, страшно избит и доставлен к Принцу. Я не боялся. Я думал: «Вот, наконец, все и закончилось». Но Фернандо приказал освободить меня от цепей и долго говорил со мной. Он спрашивал, почему я веду такой образ жизни, какой веду, и я, не видя смысла скрывать, рассказал ему все. Он признался, что хорошо знал Моргана. Я покаялся, что не смог за него отомстить. Он предложил сделать меня способным на это. Я согласился. Так я стал Нахтцерер. Десятилетия ушли у меня на то, чтобы слиться со своей тенью, стать единым целым. Многие, обучавшиеся Контролю вместе со мной, уходили, не выдержав испытаний. Я не ушел. Мне было некуда.
Рихард замолчал и опустил голову. В комнате повисла тишина. Такая мертвая, что тиканье часов могло бы показаться оглушительным, и именно поэтому, а не только потому, что там цифр больше, вампиры предпочитают электронные.
- Так ты убил тех охотников? – услышал я свой голос.
Рихард посмотрел на меня совершенно темным взглядом.
- Один не стал меня дожидаться – умер естественной смертью, но остальных я нашел. И их семьи тоже. Вырезал до последнего младенца.
Я чувствовал, что должен что-то сказать, но не находил слов. Когда я спрашивал, убил ли он, я хотел, чтобы он ответил «да». Что же со мной такое? И чего я хочу теперь?
Тишина взорвалась низким гулом. Я даже не понял, что это вибрирует мобильник, пока Рихард не поднес его к окаймленному колечками уху:
- Да?
И мы оба услышали голос Виты:
- Бросай все и быстрее сюда! Он умирает!
Выскочив, он забыл запереть дверь. Я вышел в коридор, поглядел по сторонам, походил туда-сюда, да и вернулся обратно.
Полчаса спустя вернулся и Рихард. Мрачнее тучи.
- Умер? – выдохнул я.
Рихард кивнул.
- Как?
Он бросил на меня злобный взгляд:
- Не думаю, чтобы тебя это каким бы то ни было образом касалось.
- Нет уж! – взвился я. – Думай, что меня это самым непосредственным образом касается! От чего он умер?
- Разгрыз капсулу с ядом, а что?
Кое-что начало до меня постепенно доходить, но слишком медленно, чтобы я понял, хуже от этого или наоборот.
- Прости, ты о ком сейчас говоришь?
- Об охотнике, который спихнул «хонду» Виты с обрыва. Она что, успела тебе рассказать?
- Нет, - сказал я, без сил опускаясь на стул. - Я думал, ты о Фрэнке.
- О каком таком Фрэнке? – заморгал Рихард и вдруг повысил голос: – О доноре что ли? С ним все в порядке. Я посадил его в машину, дал денег и отправил домой. Ну ты и развел меня на информацию, Грэйс!
Стараясь не замечать дрожи пальцев, я вытер пот со лба ладонью.
- С чего это вдруг смерть какого-то охотника превратилась в такую трагедию?
- Бывший глава клана Нахтцерер пропал без вести. Есть подозрение, что его захватили охотники, и эти подозрения так и останутся подозрениями, потому что кое-кто кое-кому не догадался прочистить пасть! Если в ближайшее время не будет улова, боюсь, мы потеряли собрата. Но это наши внутренние проблемы. Не влезай больше. У тебя и своих предостаточно.
29
Не влезай.
Поверьте, Рихарду пришлось повторить эту фразу достаточное количество раз, прежде чем я послушался. Ночи бежали одна за одной, а ситуация нисколько не прояснялась. Я больше не выходил за пределы комнаты. Каждую ночь Рихард приводил мне донора, но всегда уже после того, как я встану. Мэган я так больше и не видел, но с Рихардом мы, несмотря на явное расхождение в некоторых философских вопросах, можно сказать, сдружились. Тем не менее я старался ни на минуту не забывать о его второй сущности и о том, что сделала бы со мной она, не вмешайся Эдвард. Поначалу было довольно трудно поддерживать зеркальную стену, едва только я о ней забывал, как она истончалась, протаивала дырами, как льдинка под весенним солнцем, но потом я привык и уже напротив, не понимал, как это - ходить открытым?
Я том за томом прикончил Батчера и начал Шарлин Харрис. Выпросил у Рихарда позволение включать комп, но из нормальной музыки обнаружил только Falco. Каково же было мое изумление, когда я услышал песню, которой не было в моем сборнике «Everything»! Я тут же пробежался глазами по всему трек-листу и нашел еще несколько. «Естественно не было, - фыркнул Рихард на мой вопрос. – Ведь он написал их уже после своей смерти».
Нахтцерер иногда забегал буквально на минутку, иногда оставался подолгу и отвечал на в изобилии рождающиеся у меня вопросы, но ближе к рассвету всегда спешил на свое рабочее место. Я чувствовал, что если предложить ему остаться, сказать: «Какая разница, два трупа в одной постели или один?», то он согласится. Потому и не предлагал. Во-первых, я не сплю с мужчинами. Во-вторых… ну не сплю я с мужчинами! Если он останется, мне придется пойти вниз, а я туда не хочу.
Да, еще!
Самое главное.
Убийства в Центральном парке прекратились. Вот ей-богу, не знал бы точно – подумал бы на себя.
Ничто не говорило мне, что именно эта ночь окажется для меня судьбоносной. Никаких вещих снов, шепчущих голосов в ухо. Я по-обыкновению, валялся в кровати и читал, когда вошел Рихард и сказал:
- Собирайся, идем.
Я не стал запоминать страницу.
Бездействие и Неизвестность уже выкопали мне могилу и курили неподалеку в обнимку с лопатами, так что я только спросил, брать ли плащ.
- Бери. Скорее всего, ты сюда не вернешься.
По дороге я не вытерпел:
- Ты уже знаешь, что меня ждет?
- Если Винсент Вайс не предъявит претензий, тогда все будет в порядке.
- А если предъявит? – отгоняя подступающую панику, спросил я.
- Тогда тоже все будет в порядке, но только после того, как с тобой закончу я.
Я остановился:
- Прости, не понял тебя, что-что ты со мной сделаешь?
- Все, что потребует Винсент, - сказал Рихард, даже не оборачиваясь проверить, иду я за ним или нет. Но я, конечно, шел.
- Слушай, успокой меня, скажи, чего ожидать в худшем случае?
- Не уверен, что тебя это успокоит.
Если и мелькнула мысль сбежать, то я быстро от нее избавился, ибо лучше страшный конец, чем бесконечный страх. Кроме того, вряд ли я сам найду отсюда выход. После лифта была лестница. Потом снова лифт. Развилка. Винтовая лестница. Кто-нибудь, покажите мне схему аварийной эвакуации, хотя, учитывая тот факт, что большая часть здания находится под землей, была бы уместнее спелеологическая объемная карта. То, что придется вновь идти по «коридору боли» я понял задолго до того, как мы к нему спустились.
Рихард не солгал. Живых в тоннеле не осталось. Но идти по нему стало нисколько не приятнее – тела тоже никто убрать не удосужился. Так они и висели в цепях, и некоторые – довольно давно. Это меня взбесило:
- Почему не убрать их? Воняет же.
Это взбесило Рихарда:
- Прах врага не воняет, это лучший из ароматов. У тебя под плащом что?
- А то ты не видел!
- Придется снять. И плащ тоже. Все, что выше пояса, долой.
«Блин, - думал я, разоблачаясь. - Хорошо, что я эксгибиционист». – А зачем?
Рихард взял мою одежду и аккуратно повесил на крюк в стене, предварительно стряхнув с него чьи-то бренные останки.
- Пошли.
И мы пошли.
Слишком много дверей мы миновали, чтобы я испытывал трепет перед каждой следующей, поэтому, когда я оказался на ярко освещенном подиуме, вокруг которого амфитеатром поднимались бесконечные трибуны, то даже не успел испугаться. А потом восхищение вытеснило все остальные чувства. И дело даже не в великолепном убранстве зала; не в изящных кованых канделябрах, освещающих пространство бесчисленным количеством свечей; не в изобилии черного с золотыми прожилками мрамора, начищенного так, что крохотные язычки пламени многократно повторялись в отражениях, а изысканная роспись высоченного потолка, где прекрасные ангелы и не менее прекрасные демоны сплетались не то в смертельной схватке, не то в любовных объятиях, просматривалась также и глубоко под ногами – всего этого я сразу и не заметил, потому что сотни вампиров взирали на меня сверху и со всех сторон, и перед их неземным совершенством тускнели нимбы ангелов, падших и пока еще нет. Все бессмертные были просто до нереального красивы, каждый по-своему, и художник во мне тихо выл от передозировки.
Я вдруг понял, что слишком сильно сжимаю ладонь Рихарда, хотя совершенно не помнил, каким образом она оказалась в моей руке. Неужели я выглядел таким потрясенным, что он решил поддержать меня? Не может же быть, чтобы я сам за него схватился. Я аккуратно высвободил пальцы и принялся искать в зале Корвина или хотя бы Эдварда, но взгляд не скользил, цеплялся за каждое совершенное лицо, за каждый изящный изгиб руки, за каждую пару сверкающих глаз.
Мне внезапно стало стыдно за свой неподобающий вид, но вскоре я забыл об этом думать. Если здесь и существовал какой-нибудь дресс-код, то к нарушителям никаких санкций не применялось. Один хмурого вида субъект был одет еще менее моего, правда, его широкие плечи покрывала черная, шелковистая шкура, и я не понял какого животного.
- Рихард, - услышал я приятный голос совсем рядом, - спасибо, ты можешь занять свое место.
Я оглянулся, но не успел разглядеть говорившего, потому что Нахтцерер положил ладонь мне между лопаток и надавил. Сам тоже склонился в поклоне, после чего убрал руку с моей спины и неслышно удалился.
Я остался один. Ничто не препятствовало мне медленно выпрямиться.
Говорю в том порядке, как увидел.
Короны на его голове не было. Нет, правда, если бы она была, то обязательно сверкнула бы на идеально начищенных туфлях.
Жемчужно – серые брюки без единой складочки кроме стрелок, о которые можно по-неосторожности порезаться, прятались под длинный, до колен пиджак, приталенный и застегнутый на все пуговицы. Пена белых кружев стекала из рукавов до самых унизанных перстнями пальцев. Той же формы воротник взвивался изысканным цветком под самый подбородок, перехватывался шейным платком зеленовато - бирюзового цвета и скреплялся бриллиантовой брошью в виде ночного мотылька с длинными узкими крыльями, веретенообразным тельцем и пушистыми, насколько может быть пушистой золотая филигрань, усиками. Конечно, если бы я начал знакомство с Фернандо Аррива как положено - с лица, я бы таких подробностей не запомнил. Когда же я все-таки добрался до него, я забыл о них напрочь. Лицо Принца было лишь на тон темнее обрамлявших его кружев, и казалось сделанным из тончайшего фарфора – настолько четкими и гармоничными были очертания лба, скул, подбородка. Прямые низкие брови добавляли теней к естественной вампирской окантовке глаз, делая взгляд выразительнее и вместе с тем жестче, что было совсем не лишним на фоне общего изящества черт. Цвет глаз я бы окрестил нефритовым, если бы когда-нибудь хотя бы парочке нефритов удалось заблестеть как серебро. К такому изысканному наряду подошли бы длинные волнистые локоны, но волосы Принца были коротко подстрижены и безупречно уложены, что бросалось в глаза и придавало его образу изрядную толику современности. Я бы назвал его рыжим, если бы не знал Джану, не помнил себя, и не видел Эдварда, поэтому назову его блондином, что тоже будет правильно, но тоже если не смотреть на Рихарда. И сомневаюсь, что корона сделала бы его более Принцем, чем он уже был сейчас. Вся его фигура просто олицетворяла собой величие. Не надменность, не высокомерие, но именно величие. И что-то еще. Что-то малопонятное. Что-то, к чему я оказался совершенно не подготовлен. Ему хотелось доверять. Сразу и безоговорочно. Никому из присутствующих в зале я не стал бы, по крайней мере, безо всяких на то оснований, а ему… Вдруг вспомнилась случайно оброненная Корвином фраза: «Чарующего я узнал бы с первого взгляда». Ясно. Теперь ясно. Действительно, будь я хоть на малую толику столь же харизматичен, как Принц, у Корвина и мысли бы не возникло пойти на меня с ножом.
Античный лук губ изогнулся в едва заметной улыбке:
- Как твое имя, неофит?
- Грэйс, - почти шепнул я, но громче и не требовалось.
- Обнажи свои мысли, Грэйс, чтобы все присутствующие узнали, что с тобой произошло.
Я не мог ослушаться. Я уже понял, что на меня действуют некие чары, и чувствовал, что их не так уж и сложно преодолеть, что я легко научусь этому в будущем, но только в том случае, если сейчас не поставлю под сомнение саму вероятность наступления этого будущего. Я посмотрел Принцу прямо в глаза и позволил зеркальной оболочке истаять.
Аррива аккуратно взял меня за плечо и развернул лицом к высокому собранию. После чего отступил на несколько шагов и приказал начинать.
Сначала я и не понял, что изменилось. При этом сам факт того, что что-то изменилось, сомнений не вызывал. Спустя пару секунд я начал различать тонкое гудение, будто само пространство наэлектризовалось и завибрировало. Гудение нарастало, и одновременно усиливалось мое беспокойство. Звук был красивым, но ассоциации не из приятных: осиное гнездо, или высоковольтные провода – что-то в любом случае опасное. Я не выдержал и завертел головой, пытаясь отыскать источник угрозы, но источника не было, точнее, их было слишком много, они были везде. Вампиры, любовь всей моей жизни, древняя раса бессмертных, окружали меня со всех сторон, а я был один из них, но совершенно себя таковым не ощущал. Более того, никогда еще я не осознавал свое одиночество и уязвимость столь остро. Дальнейшее произошло слишком быстро. Воздух над верхними рядами задрожал, словно бы от тепла, но, конечно, отнюдь не от этого. Волны невидимой энергии вздыбились, изогнулись, опали и вдруг со страшным ревом хлынули вниз, на меня.
Я вскрикнул и сжал виски ладонями. Я понял, почему меня заставили снять стену, вовсе не потому, что она могла бы сдержать такой напор, просто иначе меня изранило бы осколками. Когда мои мысли сканировали Корвин и Рихард, я этого почти не почувствовал, но сейчас в мою голову влезли не один, не два, не десять, а сотни вампиров одновременно, и это было по-настоящему больно. Мой мозг словно вскипел. Словно сотни горячих сверл вбуравились в череп, взбивая и перемешивая с костяными опилками его злосчастное содержимое. Рот наполнился кровью, и я понял, что слишком сильно сжимаю челюсти при максимально выдвинутых клыках, но новый крик уже рвался наружу, и я еще крепче стиснул зубы. Я сглотнул, но кровь пошла еще и носом, и будь я вторично проклят, если не чувствовал теплых струй, бегущих из ушей и глаз.
Меня шатало и вело под влиянием чужеродных полей. Я согнул колени, чтобы встать устойчивее. Непрерывно моргая, я вглядывался в лица бессмертных в надежде увидеть хоть какую-то тень сострадания, хоть какой-то намек на то, что пытка подходит к концу. Но либо грешны мои слезы, окрасившие весь мир в беспощадные цвета крови, либо и в самом деле в сияющих взорах вампиров отражалось одно лишь равнодушное созерцание. В отчаянии я оглянулся на Принца, но он вообще не смотрел на меня, вполголоса переговариваясь с Рихардом. В интервале между двумя сокращениями сердца я смотрел на них и не понимал, куда делась обида. И вдруг понял, и это стало для меня таким открытием, что на какое-то мгновение даже боль отступила на второй план: Принц Фернандо Аррива, властитель немертвых, единственный из собравшихся здесь, кто не может читать меня, и это плата за его дар очарования. Так вот почему он окружает себя Нахтцерер, специалистами по выяснению истины! Конечно, их способности с лихвой компенсируют ему отсутствие собственных. Ну еще, может быть, интуиция. Фернандо резко повернулся, и я поспешно поднял глаза к потолку, где высоко-высоко, между кожистой перепонкой черного крыла и воздушными перьями белого свисало вниз головой мое маленькое отражение.
Осторожнее, Вампир, здесь осторожнее. Придержи в секрете свою проницательность и еще не такое увидишь.
Я с трудом переводил дыхание. Придержи в секрете, легко сказать. Как, если мои мысли сейчас прозрачны, как стеклышко? Максимум, что я мог сделать – это закрыть глаза, чтобы в них не отражалось ничего лишнего. И как это всегда бывает в таких случаях, боль усилилась. Но даже сквозь боль я увидел. Как обещали, еще и не такое. Оказывается, меня еще основательно щадили! В череподробительном верчении сверл прослеживалась определенная очередность. Одни бессмертные покидали мой мозг, подключались другие. Одни наблюдали момент моего обращения, другие – уже последние ночи. Но их было слишком много, и я уже не был хозяином в своей собственной голове. Меня сместили до позиции наблюдателя, и мне оставалось только удивляться тому, что я еще способен удивляться. Кое-что из того, что лицезрели вампиры преломлялось, отражалось, накладывалось одно на другое, проецировалось обратно. Подозреваю, что каждый из них видел все правильно, но в моем восприятии все причудливым образом перемешалось, что повлекло за собой поистине невообразимые эффекты.
В итоге я просыпался в одной постели с Кейтом Рейнольдсом, Моника Стар на пару с доктором Маури раздавали всем, входящим в «Welcome» мои посмертные фотографии, а от детектива Мартенсона, ножом вырезающего на моем запястье клыкастую литеру «W», изысканно пахло сиренью. Закончив, Мартенсон превратился в черную собаку с двумя парами глаз и откусил мне голову. От того, что я напоследок клюнул его в язык, мне легче не стало.
Очнувшись, я обнаружил, что боли больше нет, а я все еще стою. Примерно так же прямо, как сосна на склоне оврага, но стою. Страшно себя зауважав, я заново сориентировался по-вертикали и заметил, что взгляды всех присутствующих прикованы к Фернандо Аррива. Я добавил свой.
Принц сделал знак Рихарду, и тот приблизился ко мне, на ходу разворачивая большое белое полотенце. Я принял его и вытер лицо. Кровь казалась необычайно яркой на этой пушистой поверхности. Я с сожалением возвращал его.
Что дальше? Хотелось бы думать, что самое страшное позади, что боли больше не будет, но одна навязчивая мысль сильно мешала этому: «На кой черт меня заставили раздеться?»
По всей видимости, сочтя мое состояние удовлетворительным, Принц вновь взял слово. Он говорил по-английски, но все сказанное дублировал ментально:
- Дитя, оставшееся без своего создателя до окончания периода становления, в подавляющем большинстве случаев обречено на гибель. Уже одно то, что этот юноша выжил, характеризует его как сильную личность с незаурядной способностью к адаптации. Последний вопрос к Мастерам города, прежде чем мы приступим к идентификации. Лорд Кейн, остались ли у тебя какие-либо претензии к Грэйсу?
- Нет, - ответил Эдвард, и только тогда я его увидел. Он сидел прямо передо мной. В самом первом ряду. - Плата с него уже взята. Моим наследником.
Я медленно-медленно выдохнул. Дайте нож, на ладони вырежу: «Не забыть поблагодарить Корвина».
- Леди Норд, - снова заговорил Принц, - имеются ли у тебя претензии к Грэйсу?
- Нет, Фернандо, - промурлыкала светловолосая вампиресса в длинном облегающем платье цвета ночи и ослепительно улыбнулась, впрочем, до глаз ее улыбка не дошла, в слегка прищуренных осколках зимнего неба до дрожи ясно читалось: «А жаль».
«Еще неизвестно, кому сильнее» - выдал я в отместку свой самый пленительный взгляд и с удовлетворением застиг вспышку удивления под встрепенувшимися ресницами леди Норд на долю секунды раньше, чем она успела ее погасить.
- Лорд Вайс, - я едва не подскочил от голоса Принца, хотя его интонация была абсолютно идентичной предыдущим двум вопросам. - Требуешь ли ты, чтобы Грэйс был немедленно наказан за причиненный твоему домену ущерб, или согласишься подождать до окончания идентификации, дабы урегулировать этот вопрос уже с его покровителем?
Я замер.
- Не нужно, - послышалось откуда-то слева.
Я повернул голову так быстро, что в шее что-то хрустнуло. Мои веки непроизвольно взметнулись вверх, хотя при взгляде на него хотелось наоборот, прищуриться. Белый – не совсем удачный с литературной точки зрения эпитет, но зато самый подходящий. Белый костюм, белая кожа и прямые волосы чуть ниже плеч, также совершенно белые. Только неизменно-темная окантовка глаз выделялась на фоне этой сияющей белизны, да еще сами глаза, успевшие за время, пока я это все рассказываю, дважды поменять цвет. Неудивительно, что, войдя в зал, я увидел его первым.
- Я снимаю свое требование о наказании. У меня нет претензий, - произнес владелец клуба «Welcome», и его радужки в очередной раз потемнели.
Я бы еще поразмыслил над этой загадкой, может быть даже осознал, какая меня только что миновала опасность, но Эдвард Кейн уже стоял рядом, и я вынужден был переключить свое внимание на него. Ниже меня на полголовы, он казался настолько же выше исключительно благодаря силе взгляда. Вот уж у кого глаза никогда не потемнеют, потому что и так беспросветно-черные. Интересно, как тогда определить, когда он сердится? Впрочем, не настолько интересно, чтобы выяснять. Сердце у меня еще слишком интенсивно билось. Или уже? Я знал, что я не Кейн, и все же в глубине души теплилась надежда. А вдруг?
Он укусил меня в плечо. То самое, которого касался Принц. Столь стремительно, что болевой импульс дошел до мозга, когда он уже отодвинулся.
- Он не моей крови, - сказал лорд Кейн, после чего отступил назад и покинул подиум, вернувшись на свое место.
Я скосил глаза – по коже сползала единственная алая капелька. Раны уже не было. И вновь поднял взгляд, ибо Фелиция Норд грациозно спускалась по ступенькам. Так могла бы двигаться кошка, принявшая человеческое обличие. Каждый шаг, каждый, даже самый непринужденный жест ее вызывал восхищение. Если заснять на видео, а потом сделать раскадровку, то любой из полученных снимков мог бы свободно украсить обложку диска какой-нибудь готик-дум команды. Ну конечно, добавить снега, льда, холодного света звезд и парочку больших кошек как олицетворение всего мягкого, и в то же время смертельно опасного, снежных барсов к примеру, чтобы не выбиваться из темы и цветовой гаммы.
Фелиция остановилась прямо передо мной, потрясающе близко. Заново возведенная стенка из чистого серебра скрывала мои мысли, но я ничего не мог поделать со своими глазами и с тем, что они выдавали с предательской откровенностью. Ее обнаженные плечи, обласканные светом свечей, казались глаже шелка, а пшеничного цвета волосы стекали до самой талии, охватить которую ладонями настолько же реально, насколько невозможно осмелиться. Женщина с большой буквы. Нет, Женщина мало. Вампиресса. Она положила затянутую в перчатку ладонь мне на затылок, вынуждая согнуться и подставить шею. Укусила чуть ниже уха, и это было почти не больно, а продлись немножко дольше, уверен, стало бы приятно. Но леди отстранилась и сообщила мягким и холодным, как свежевыпавший снег, голосом:
- Он не моей крови.
Я провожал ее силуэт взглядом отчаяния и до последнего тянул с выдохом, чтобы не потерять ее запах. Но выдохнуть пришлось.
Третьим был тот самый субъект в шкуре, блестящая чернота которой совершенно сливалась с цветом его собственных волос, так что я не смог определить, какой они были длины, и вот он-то укусил так, что мне пришлось изо всех сил стиснуть зубы, чтобы не взвыть от боли. Когда он выпрямился, я молился, чтобы он не признал меня. На внутренней поверхности локтя два глубоких пореза заживали так интенсивно, что вся рука дергалась.
- Он не моей крови.
Я перевел дыхание и с трепетом оглядел трибуны, уходящие чуть ли не за горизонт. Вот, значит, как все это будет происходить. И сколькие из этих прекрасных и могущественных созданий вонзят в меня клыки, прежде чем моя кровь будет узнана? Кто из них даст мне второе имя, имя своего рода? Выдержу ли я это испытание? Должен. Хотя бы из любопытства.
Шли часы. Земля медленно поворачивалась к Солнцу. Самые влиятельные бессмертные мира подходили ко мне по одному и кусали. Некоторые не больно – просто царапали одним клыком и быстро повторяли языком. Другие же впивались так, будто я был яблоком в рекламе зубной пасты. В глазах каждого, кто подходил ко мне, я пытался прочесть, что меня ждет, но почти никогда не угадывал.
Принц сидел за своей кафедрой и следил за процессом, не вмешиваясь.
Всем лордам и леди хватало буквально капельки, чтобы определить родство, точнее, отсутствие оного. Тем не менее, никто принципиально не слизывал уже вытекшую кровь. Каждый предпочитал сделать свою собственную ранку.
Я терпел. У меня уже голова кружилась, а они все не кончались.
И каждый, выпрямляясь, говорил:
- Он не моей крови.
Прошел еще час. Мне очень хотелось пить. Хотя бы воды. На моем теле не осталось не единой раны. Тем не менее я был весь залит кровью. Кровь покрывала меня от подбородка до ремня, собиралась на кончиках пальцев, капала на пол. Верх брюк неприятно лип к телу. Сотни мужских и женских лиц слились в один невыносимо прекрасный лик андрогина, который я тоже уже не видел, так как совершенно потемнело в глазах. Свинцовая тяжесть навалилась на затылок, и я понял, что на сей раз уже по-настоящему теряю сознание. Мир завертелся по трем осям, но чьи-то горячие пальцы сжались на моих плечах, не давая упасть. Человек? Жажда мгновенно взбодрила. Я обернулся, оскаливаясь. В глазах прояснилось. Рихард.
- Сам стоять сможешь? – шепотом спросил Нахтцерер.
Я напряг ноги, позвоночник, и с усилием выпрямился. Насколько же упала температура моего тела, что руки Рихарда показались горячими? Я кивнул.
Рихард отпустил меня, шепнув напоследок: «Это был последний», но я уже и так видел, как грациозно поднялся со своего кресла Чарующий, и слышал, как зазвучал под расписным сводом зала его хорошо поставленный голос:
- Никто из Старейшин не признал его крови. На моей памяти это первая из Ассамблей, на которой присутствуют все. До сей минуты меня это только радовало, но теперь я вынужден сделать вывод, что либо один из вас солгал, либо неофит обращен кем-то из Теневых. Мне бы не хотелось, чтобы верным оказалось первое предположение. - В голосе Принца прозвучали нотки чистого металла. - Если же это так, мои настоятельные рекомендации - признаться немедленно.
Он сделал паузу, но молчание было ему ответом.
- Я обещаю, что приму во внимание необычность ситуации и нервозность обстановки.
Тишина, казалось, сделалась еще тише.
Принц вздохнул.
- С другой стороны, вероятность второго не так мала. Теневые кланы – одно из главных наших бедствий. Они не уважают законы и привлекают внимание охотников. Они убивают бесконтрольно, и столь же спонтанно создают потомков, нимало не интересуясь их дальнейшей судьбой. Я не тороплю. Подумайте. Кто согласен принять на себя заботу об этом неофите?
Я украдкой посматривал на лица Совершенных. Некоторые и в самом деле раздумывали, но большинство уже давно для себя все решило. Например, Фелиция Норд выглядела откровенно скучающей в отличие от Эдварда Кейна, который был стопроцентно нейтрален. Я метнул взгляд в сторону Винсента Вайса. Он сидел, уставившись в одну точку, так неподвижно, что напоминал алебастровую статую, и даже цвет его глаз стабилизировался где-то на середине гаммы серого. Я почувствовал напряжение в скулах и медленно опустил нижнюю челюсть.
Ни следа не осталось от того воодушевления, с каким я входил сюда. Мне стало до одури противно. Я испытывал непреодолимое желание немедленно покинуть зал, но меня останавливал долг перед Корвином и острое ощущение того, что это станет моей последней выходкой. Чем дольше тянулось молчание, тем ярче разгоралось пламя моей ярости. И черт с вами. Останусь здесь, заведу себе еще одну пару глаз, выучусь заплечных дел искусству – не самый плохой способ скоротать Вечность, надо только постараться и вспомнить что-нибудь, что хуже этого. Я не поворачивал головы, но это было и не нужно. Я едва шевелил глазами, но видел все. Я видел Рихарда, преданным псом застывшего за плечом Принца, и попытался представить себя на его месте. Вздор. Я перевел взгляд на Принца, позволившего этой унизительной для меня паузе затянуться до неприличия, и что-то во мне сломалось.
Я опустил веки и, когда открыл их, то знал, что под ними больше ничего не отражается.
А кто вообще, и с чего решил, будто я мечтаю быть принятым вами? Меня кто-нибудь спросил? Поинтересовался? Я прекрасно обходился без вас до сих пор, а теперь и тем более справлюсь. Я больше не нарушаю ваших законов, у меня есть нейтральная территория и мои преступники. Я здесь только потому, что хотел остановить злодеяния своей создательницы, раз вы, такие всесильные, оказались неспособны. Но теперь мне даже на это наплевать, потому что хотите вы этого или нет, а я такой же как вы, и меня тоже гораздо больше беспокоит целостность собственного ногтя, чем чья-то загубленная жизнь. И уж тем более мне плевать, что каждый из вас обо мне сейчас думает.
Я посмотрел вверх, и впервые в загробной жизни между мной и моим отражением не было никакой разницы. Я понял, что больше никогда не услышу голоса своей тени. Я – Вампир. И это все, что мне нужно знать, чтобы быть счастливым. Кровь, подсыхая, стягивала кожу. Вообще-то, я очень люблю это ощущение. Ждать и ни на что не надеяться оказалось существенно легче.
Принц вновь обвел взглядом присутствующих.
- Винсент Вайс, только ты не пил от него.
Владелец клуба «Welcome» поднял голову.
- Не счел необходимым.
В зале послышались возмущенные шепотки. Даже я, признаться, не ожидал такого непочтительного ответа. Хотя мне все равно, конечно.
- Не счел необходимым внять приказу своего Принца? – даже как-то весело уточнил Аррива, после чего воцарилась мертвая тишина.
- Что за фарс, Фернандо? – голос Винсента был так же тих, но полон желчи. - Моих наследников можно пересчитать по пальцам одной руки, и среди них нет ни одной похожей по описанию девушки.
Принц добросовестно выслушал эту тираду, после чего спокойно произнес:
- Винсент, продегустируй парня.
Лорд Вайс бросил на Принца уничтожающий взгляд, но, видимо, в третий раз возражать не разрешалось. Быстрыми, четкими шагами он подошел ко мне.
На этот раз я сам выбрал куда, протянув ему руку.
Он укусил больно. Словно все еще злился на Принца, а я был каким-то образом причем. Вцепился в середину предплечья, выбрав место меж ржаво-алых потеков. Смотрите, какой брезгливый… И вдруг резко выпрямился и, прежде чем я успел отпрянуть, схватил меня двумя руками за голову. Его странные глаза окончательно сразили меня. Я постиг, наконец, какого они цвета. Какого цвета зеркало? Вот такие же. И эти два маленьких зеркальца оказались вдруг очень близко. Я оцепенел от неожиданности и не знал, что делать. Жест его не нес агрессии, но и не сказать, чтобы очень уж мне нравился. Потом он отпустил меня и сделал шаг назад. Медленно, словно слова давались ему с трудом, он произнес:
- Ты… моей крови!
В зале послышались изумленные возгласы, даже Фернандо казался озадаченным, словно, когда говорил, что это возможно, вовсе не подразумевал ничего подобного. Я же не испытал ни всплеска радости, ни гнета печали, я просто мысленно поблагодарил Винсента за то, что он сказал «ты», а не «он», как все остальные.
- Это невозможно, - пробормотал Вайс и повторил: - Невозможно.
Это понравилось мне уже меньше. Принцу, очевидно, тоже.
- Не думаю, что среди присутствующих отыщется кто-либо, кто не знает, что это как раз возможно, - сказал он. - Отвечай, ты принимаешь неофита в семью?
Винсент достал из нагрудного кармана платок и вытер окровавленные губы. Он пил аккуратно, просто не мог не задеть уже измазанную кожу.
- Вне всяких сомнений, да.
Он вновь повернулся ко мне и положил ладонь мне на плечо.
- Я приглашаю тебя в свой клан, Грэйс.
Он улыбнулся, и, несмотря на смятение, все еще царившее в его удивительных глазах, улыбка эта не была фальшивой.
Я не знал, как принято отвечать в таких случаях, поэтому просто поклонился.
- Что ж, замечательно, - объявил Фернандо Аррива. - Я благодарю всех за участие. Одиннадцатая Ассамблея Вечных объявляется закрытой.
Пространство зашумело. Вампиры начали подниматься со своих мест и группами покидать зал, проходя мимо нас.
Сзади возник Рихард с полотенцем в одной руке и недостающими элементами моего облачения в другой.
Вручая мне полотенце, он выглядел предельно сосредоточенно, как человек, изо всех сил старающийся не рассмеяться. Я уже открыл рот, чтобы спросить, что его так насмешило, но Рихард отдал Винсенту мою одежду и растворился в толпе.
Я стер ту кровь, что еще не засохла и обменял полотенце на рубашку. Я ожидал запаха падали, въевшегося в ткань, но не всегда приятно, когда ожидания оправдываются. Я как раз засовывал руки в рукава плаща, когда Эдвард Кейн, поравнявшись с Винсентом, остановился и тихо сказал:
- Камень, брошенный в воду, зарылся в ил, но круги до сих пор идут.
От меня не скрылось, как потемнели глаза Винсента, но может быть, он просто посмотрел на что-то темное. В спину Эдварду, например.
Корвина я так и не увидел. Я понял, что нам, несовершенным, вообще-то, не место на Ассамблее. А еще я понял, что Винсент Вайс не пользуется большой любовью в вампирском сообществе. И первая мысль по сравнению со второй меня даже радовала.
Глоток свежего воздуха был столь же желанен, как глоток свежей крови. Немногие вышли из метеоцентра вместе с нами, лишь те, у кого был шанс до утра добраться домой. Тем не менее, автомобили отъезжали один за другим. Мы с Винсентом быстрым шагом пересекали парковку. Он так и нес испачканное моей кровью полотенце, а еще разговаривал по сотовому:
- Я еду домой. Не один. Все вопросы потом. Приготовь, пожалуйста, комнату.
Закончив разговор, он посмотрел на меня, не сбавляя шага.
- Ты довольно долго отсутствовал. Тебя никто не ищет? Позвонить никому не хочешь?
Ага. Родителям. В Бельгию.
- Нет. Благодарю.
Лорд Вайс кивнул, захлопнул мобильник и спрятал в карман.
Двери белоснежного «БМВ» сами распахнулись навстречу. Я успокоил себя, что, наверное, это какой-нибудь пульт дистанционного управления у него в кармане, но когда машина завелась, руки Винсента не скрывали даже перчатки, и я прекрасно видел, что в них не было никакого пульта.
Изнутри «БМВ» оказался таким же слепящее-белым, как и снаружи.
Вампир-альбинос повернул ко мне голову:
- Твое убежище не отвечает требованиям безопасности. Я распоряжусь о его переоборудовании и оснащении лучшими системами защиты, а пока поживешь у меня. Сейчас уже поздно, поехали. А завтра займешься перевозкой вещей, которые тебе необходимы. Рассчитывай недели на две. Тебе нужна машина, или все войдет в сумку?
- Машина, - ответил я, без сил откидываясь на подголовник.
Винсент вырулил на шоссе.
- Ты голоден?
Я замотал головой:
- Рассвет слишком близко. Перетерплю до завтра.
Но он отпустил руль и, выпростав из пиджака руку, расстегнул запонку на манжете белоснежной сорочки. Все это время «БМВ» преспокойно следовал своему курсу и сворачивал там, где надо.
Он протянул мне руку.
За последнюю неделю я привык к тому, что кровь предлагают, к тому же был слишком слаб, чтобы сопротивляться соблазну. Я аккуратно сдвинул тонкую ткань. Мои пальцы казались почти человеческими на фоне его алебастровой кожи.
- Сколько можно взять?
Винсент Вайс улыбнулся самыми кончиками губ:
- Ты так хорошо себя контролируешь?
- Не так хорошо, как хотелось бы, - признал я.
- Сколько раз ты убивал?
Под его проницательным взглядом я не смог солгать.
- Один раз.
- И это не первая жертва. Ты очень хорошо себя контролируешь, Грэйс, - серьезно сказал он. – Сколько сможешь. Как можно больше.
Я держал руку вампира за ладонь и чуть ниже локтя. Я закрыл глаза и медленно, с наслаждением провел губами по его запястью, всем своим существом ощущая его фарфоровую гладкость, потом раскрыл рот и впился клыками. Кожа была тугой, и мне пришлось сдавить челюсти намного сильнее, чем обычно, чтобы прорвать ее. И тогда я понял, что именно этого мне всегда хотелось – изо всех сил сжать челюсти. И я прекратил себя сдерживать. Винсент дернулся, но руку не забрал, а я стиснул пальцы и сделал первый глоток. Словами не передать, но, за неимением альтернативы, попробую.
Как вспышка света, только всеми органами чувств одновременно. Эйфория накатила практически сразу и была во сто крат сильнее, чем я мог выдержать без стона. Кровь оказалась необычайно вязкой, и высасывать ее было нелегко, но я старался. Раз или два я расширял рану клыками. Пальцы Винсента дрожали. Меня тоже начало слегка трясти. Я глотал и глотал и никак не мог остановиться. Я уже понял, что это и наслаждался этим пониманием. Я узнавал лорда Вайса так же, как он меня двадцать минут назад.
- Ты моей крови! - выдохнул я, насытившись.
Его бледное лицо тронула улыбка. Мне было бы гораздо спокойнее, если бы он смотрел на дорогу. Проведя по ранам онемевшим языком, я прилип щекой к кожаной обивке сидения и вырубился. Эта глава меня основательно вымотала.
30
Первым, что я почувствовал, просыпаясь, был запах падали, и я тихо застонал от отчаяния. Но, открыв глаза, с изумлением обнаружил, что ночь вокруг – та же самая, а белоснежный «БМВ» вместе с его похожим на призрака водителем вопреки всяческой логике - не сон. Я сразу же все вспомнил. Отчаяние – изумление – дикая радость – неплохое развитие событий. Винсент беспокойно оглянулся на мой стон, но увидев, что все в порядке, снова обратил разноцветный взор на дорогу. Пока я спал, он положил-таки руки на руль и сейчас крутил его вправо – мы сворачивали на подъездную аллею. Ветви неподстриженных кустов зашелестели по окнам. Приехали?
Я подался вперед, с почти осязаемым волнением ожидая, когда свет фар скользнет по каменной кладке уходящих ввысь стен. Но тьма развеялась, а вместе с ней и мои наивные, ничем не обоснованные мечты. Откуда бы в Эл-Эй взяться средневековому замку? А о наличии здесь более поздней стилизации я бы, несомненно, знал. Короче, обыкновенный трехэтажный особняк, каких сотни в этом престижном районе. Впрочем, повременю с выводами до тех пор, пока не увижу все. К тому же замок у Винсента тоже есть. Я имею в виду «Welcome».
Мы обогнули фасад и въехали в гараж.
- Твое беспокойство вполне объяснимо, - сказал Винсент, заглушая мотор, - но заверяю – ты в безопасности.
Мне хотелось ему верить, и я изредка потакаю своим желаниям. Пока мы шли по мощеной фигурными кирпичиками дорожке к крыльцу, я думал, что всегда такую хотел, но у меня хватило денег только на белый гравий.
В воздухе вязко пахло эвкалиптами. Серебристые перила, черные ступеньки. Окровавленное полотенце лорд Вайс снова взял с собой, словно выше его сил было с ним хоть на минуту расстаться. Набрав сбился-со-счета-скольки-значную цифру на клавиатуре электронного замка, он толкнул дверь и обернулся:
- Входи.
И я смог войти. Дверь за моей спиной закрылась.
Тихо. И темно. И безлюдно, прошу извинить за неточность, но «безвампирно» вообще не звучит. Лучше перефразирую: никто не вышел нас встречать. А здесь вообще кто-нибудь есть?
Винсент щелкнул пальцами, и мягкий свет залил пространство огромной гостиной. Тоже никакой архаики. Изысканный, элегантный, но вполне современный интерьер. Преобладающие цвета – черный, белый и различные оттенки бежевого. Огромный подковообразный диван, два кресла, стеклянный столик. Две симметричные лестницы, укрытые черными коврами, плавно изгибались вверх и в стороны. Между ними, почти не выступая из стены, располагалось японское чудо техники с диагональю не меньше сотни дюймов. Еще будучи человеком, я угробил уйму нервных клеток, размышляя, как вписать компьютер, телевизор и колонки в средневековый интерьер, в конце концов бросил эту затею и обустроил свое жилище в стиле «готик/фетиш/индастриал/а плевать, что не подходит, главное, что мне это нравится», а настоящие вампиры, оказывается, идут в ногу со временем и нисколько не заморачиваются по этому поводу. Но тут вспомнился освещенный тысячами свечей зал под метеоцентром. Вампиры разные бывают.
- Пойдем, - прервал мои размышления лорд Вайс, направляясь к левой лестнице. Я молча последовал за ним. Подошвы утопали в густом черном ворсе. Те же ковры продолжались и на третьем этаже, куда мы завернули. Освещения в коридорах не предусматривалось, но оно не так уж и нужно было нам.
- Входи, - прозвучало еще раз, когда Винсент открыл дверь самой последней по коридору комнаты. И я шагнул из черного ворса в белый.
Свет был выключен, но яркие блики от камина гуляли по ковру, по стенам, по кожаной обивке мебели. Я поежился. Здесь даже больше белого, чем у меня дома черного. Так много белого, что мне захотелось встать поближе к теплу, что я и сделал сразу после Винсента. Винсент бросил окровавленное полотенце в огонь. Туда же последовал и платок, которым он вытер губы. После этого он обернулся:
- Объяснять нужно?
Я отрицательно качнул головой.
- Мне гораздо интереснее, как ты разжег огонь.
Вампир тихо рассмеялся. Я поднял взгляд на предыдущую строку, и вопросительного знака не обнаружил, так что обижаться на такой ответ не мог. Но тут Винсент заговорил. И ладно бы со мной.
- Джино, покажись, чтобы юный лорд Вайс не приписывал мне чужие заслуги.
От того, как он назвал меня, мое сердце вспыхнуло радостным пламенем, в мгновение ока сгорело дотла и возродилось из пепла, забившись с новой силой, прежде чем я понял, что информация предназначалась для другого. Высокий черноволосый вампир, от горла до самых подошв дорогих туфель затянутый в черное - я не заметил его с самого начала только потому, что он не хотел этого, ибо не заметить его по какой-либо другой причине не представляется возможным. Я думал, что за сегодняшнюю ночь познал все грани красоты, но я ошибался. Я мог увидеть только Джино, и этого было бы достаточно. Все вампиры красивы, это так. Темный Дар выправляет мелкие недостатки и заново шлифует достоинства, вытягивает все самое лучшее в образе конкретного человека. Это не блажь. Это функционально. Это помогает нам охотиться. Но бессмертный, замерший у окна, и это ясно как ночь, еще до обращения был избранником красоты, а превратившись в вампира стал просто ее персонификацией. С жемчужной белизной его лица не справлялись даже алые блики от огня. Из-под изящно выгнутых черных бровей двумя ярчайшими изумрудами горели глаза, настоящий изумруд, скрепляющий высокий ворот его рубашки, и близко не сверкал так ярко. Волосы, когда-то волнистые, но распрямившиеся под своей тяжестью, спадали великолепным черным плащом ниже колен. Но стоило вампиру шевельнуться, и у меня сразу возникла версия, почему его не было на Ассамблее Совершенных. Его левая рука отсутствовала по локоть, и как он ни прикрывал ее волосами, это все равно было видно. Манжет пустого рукава был подколот к плечу. Я испытал настоящую физическую боль от такой несправедливости, от такого зверского надругательства над прекрасным, и даже не подумал, что ему, наверное, в несоизмеримо большей степени больнее. В какой-то момент я понял, что уже некоторое время не дышу, зато новый вдох получился слишком уж громким.
Винсент сдвинулся так, чтобы быть ближе к нему, чем ко мне, и я невольно сравнил их, не сразу разобравшись, какое это неблагодарное занятие – сравнивать противоположности. Винсент поправил галстук. Если бы я не знал, что он могущественный древний вампир, я бы решил, что он нервничает.
- Грэйс, это Джино, мой наследник и ближайший друг. Его слово – это мое слово. А мое слово – закон.
Джино прищурился, что, вероятно, должно было означать вежливый кивок, я же молча переваривал информацию. Не каждую ночь встречаешь сразу двоих таких, чье слово – закон. Плюс Фернандо Аррива, итого три. А не многовато ли у меня вдруг стало начальников?
- Джино, это Грэйс, новый член семьи.
Зеленые глаза Джино попытались выжечь мои. Это было неожиданно, но далеко не первая неожиданность за сегодня, так что я сумел не зажмуриться, и лишь прищурился, скопировав его жест.
Винсент положил руку на плечо Джино и слегка сжал:
- Ты приготовил комнату?
Джино продолжал смотреть сквозь меня.
- На втором этаже возле лестницы. - Его голос был спокоен, да и взгляд оставался ясным, как стеклышко оптического прицела.
- Почему именно ее? – поинтересовался Винсент, продолжая массировать его плечо.
- Большую я не успел бы за то время, что ты предоставил.
- Тогда я пойду, провожу Грэйса, после чего вернусь, и мы поговорим.
Даже сквозь затворившуюся за спиной дверь я чувствовал обжигающий спину взгляд зеленых глаз.
Когда мы спустились на этаж, я сказал:
- Ему не понравилось, что я здесь. Он разозлился.
- Не поэтому, - проговорил вампир тихо. – Просто он терпеть не может жалости, а ты не сдержался.
Я покачал головой:
- Он возненавидел меня раньше.
Бледная кисть с ключом замерла в миллиметре от замочной скважины. Один мимолетный взгляд, и зеркальные глаза Винсента стали карими – он вновь повернулся к двери. Замок щелкнул, открываясь.
- Ты проницателен. Учту на будущее. – Он толкнул дверь, и мы вошли. Приглашения на этот раз не потребовалось.
Комната была довольно маленькой и совсем неуютной. Два кресла, кровать изножьем к окну, письменный стол и пара девственно-пустых шкафов. Если бы постороннему наблюдателю предложили сравнить ее с моей, а потом спросили, в какой из них обитает вампир, он бы без колебаний выбрал мою прежнюю.
- Здесь есть окна, но нет штор? А как же солнце? – спросил я в попытке отвлечься от неприятных мыслей на еще более неприятные.
- Если хочешь, повесь, но солнечные лучи сюда в любом случае не проникнут, - сказал Винсент, со стуком бросая ключ на тумбочку. - Стекла изготовлены из специального материала. Они меняют свою прозрачность в зависимости от освещения. Кроме того, они бронебойные. Никакой автоматики, которая может отказать, чистая кристаллохимия.
- У меня будут такие же? – восхитился я.
- Их установят в первую очередь. А теперь я вынужден попрощаться. Отдыхай. Навести меня завтра, когда проснешься. Кое-что обсудим.
Я склонил голову, чтобы пряди волос упали на лицо.
- А Джино там будет?
Мгновение лорд Вайс молчал. Потом сгибом указательного пальца приподнял мой подбородок.
- Такой юный. Вдвойне юный. Как человек и как вампир. Ты хоть отдаешь себе отчет в том, насколько ты красив?
Вопрос застал меня врасплох, но я собрался и ответил:
- Ну конечно. Я же вампир.
- Но едва ли осознаешь, насколько твоя красота пугает?
- Пугает?
Винсент мизинцем другой руки отвел мои волосы за ухо.
- Сегодня милостью Принца ты имел возможность присутствовать на Ассамблее. Ты лицезрел и близко контактировал с величайшими из нас. Никогда еще столь молодой бессмертный не удостаивался подобной чести. Следующий шанс представится тебе очень и очень не скоро. Полагаю, интуитивно ты понимал это и постарался как можно подробнее все запомнить. Ты видел многих, так скажи, видел ли еще у кого-нибудь глаза, подобные рассвету?
- Нет, - мне было не по себе от того, что он так долго касается моего лица, но я не знал, что сделать, чтобы он прекратил, и радовался тому, что не знал, и злился от того, что радовался. - Так же, как ни у кого не видел глаз, подобных зеркалу, - сказал я уже ощутимо злее. - И глаз, способных затмить ярчайшие из изумрудов, - закончил я дрожащим от ярости шепотом.
- Зеркало не убивает, - покачал головой Винсент. - Изумруды не убивают. Тебе придется свыкнуться с тем, что другие вампиры сами того не осознавая будут искать в тебе опасность, в чем бы она, по их мнению, ни заключалась.
- И в чем же она заключается по мнению Джино, мне позволено будет узнать?
- Не прежде, чем будет позволено мне, - жестко отрезал Винсент, и у меня сразу пропало желание медитировать на собственный гнев. Я примирительно потупил взор.
- Значит, виной всему цвет моих глаз? Так просто? Не могу с вами согласиться, милорд. Я никогда не чувствовал, чтобы кто-то из бессмертных меня боялся.
Он улыбнулся, переместив ладони на мои плечи.
- Что же ты чувствовал?
- Враждебность. Отчуждение. Предвзятую веру в то, что если я имел возможность совершить нечто неблаговидное, то я обязательно именно так и поступил.
- Разве это не в точности то же самое, что сказал я?
Я посмотрел на него, уже готового уходить и прошептал свой последний на сегодня вопрос:
- Как вы… ты это понял?
Винсент изящно обернулся через плечо, и глаза его стали в точности, как мои.
- Я на короткой ноге со страхом. Я узнаю его под любой маской. Я им питаюсь.
После этого он покинул комнату, оставив меня в одиночестве и полнейшем смятении.
С трудом отодрав рубашку от тела, я встал под душ и долго соскребал засохшую кровь ногтями. Кровь смешивалась с водой и закручивалась красивой спиралью вокруг серебристого стока – в лучших традициях «Психоза». Зеркало не убивает… Это так, но… Я упоминал, что у меня непростые отношения с зеркалами? Я сосредоточился на мелочах, только чтобы не думать над тем, что сказал мне Винсент. Расческа в полиэтилене, мыло в обертке, зубная паста в коробке – вероятно, Джино просто нелегко было все это распаковать. Я задумался, когда же он потерял руку, что успел отпустить волосы, чтобы скрыть этот недостаток, и мне стало еще грустнее. Неужели регенерация вампиров не абсолютна? Обязательно спрошу у Винсента, когда этого черного кардинала рядом не будет.
А ведь сейчас они оба там, наверху, и говорят обо мне. Как жаль, что я этого не слышу. Впрочем, может и хорошо, что не слышу?
- Может, и хорошо, - кивнул я сам себе, выключая воду.
Потом я лежал в холодной постели и смотрел на светлеющее небо. Если Винсент солгал насчет окон, то утро превратит в пепел все мои надежды и переживания. Почему-то от этой мысли накатило ледяное спокойствие. Я мог бы пойти в ванную и спрятаться там, но не шевельнул и пальцем. Я смотрел на небо и видел, как оно постепенно заполняет всю комнату. И меня. Небо заполняло меня.
Не страшно.
Если моя история закончится сейчас, я об этом не уз…
31
Я проснулся и первое, что ощутил - как по лицу текут слезы. Я проснулся, и первым моим вдохом стал всхлип. Я был ошеломлен и напуган этими слезами. Вампиры не часто плачут, и вряд ли когда-либо во сне. Я пытался остановиться, но у меня не получалось. Я не мог выровнять дыхание, я задыхался. Вчера случилось нечто важное. Кое-что настолько важное для меня, что, даже будучи уверенным, что это было на самом деле, я не решался открыть глаза из страха, что тут же сыщется рациональное объяснение, почему это не так. Слезы сочились сквозь смеженные веки, стекали струйками по вискам, пропитывали волосы и подушку. И вместе с ними меня покидали боль, напряжение, неуверенность, одиночество. Но не страх, страх только усиливался, и нет ничего на свете хуже страха. Тогда я не выдержал и открыл глаза, готовясь умереть, если все, что я пережил вчера, окажется сном. Я открыл глаза, и небо улыбнулось мне тонким серпиком месяца в не зашторенном окне.
Все.
Это.
Явь.
Вчера вампир по имени Грэйс обрел семью.
В зеркале ванной я увидел свои окровавленные глаза. Струйки слез прочертили алые дорожки по вискам, словно дужки очков. Быть может, поэтому вампиры более циничны и менее сентиментальны? Когда плачет человек, это не так заметно. Я макнул палец в подсыхающую влагу и мазнул им по переносице, завершая картину. После чего, наконец, умылся. Моя рубашка высохла, но встала колом, и я понял, что она безвозвратно испорчена, как впрочем и брюки. Ну и пусть. Я их уже видеть не могу. Сегодня буду дома, переоденусь. Мне не терпелось оказаться дома, но еще больше не терпелось увидеть Винсента. Странно, да?
Я потянул ручку входной двери, да так и застыл на пороге, встретив пронзительный взгляд изумрудно-зеленых глаз. Джино приветливо улыбнулся, и улыбка его никак не вязалась с длинным тонким кинжалом, зажатым в единственной руке.
- Добрый вечер, - выдавил я, пятясь из зоны его досягаемости.
- Более чем, - произнес Джино. И беспрепятственно перешагнул порог.
Мне показалось, что тень моя метнулась в сторону быстрее, чем я. Но и я ненамного отстал, надо отдать мне должное. Как я оказался на полу за кроватью, я вообще не понял, но когда вставал, из моего кулака свисала метровая цепь с тяжелым карабином на конце. И в тот же момент я осознал свою ошибку. Он старше, наверняка опытнее, но у него нет руки, так что в ближнем бою у меня еще были шансы. Если же он метнет кинжал с такого расстояния, я вряд ли сумею уклониться. К сожалению, Джино это тоже прекрасно понимал, и, больше не делая попыток сблизиться, перехватил кинжал за лезвие.
И я сказал:
- Признаюсь честно, я не уверен, что отобью этот нож. Скорее всего, он в меня все же воткнется, но не сомневайтесь, как только это случится, я выдерну его и, уж будьте уверены, придумаю, что с ним делать дальше!
Джино не шевелился. Похоже, обдумывал мои слова. Наконец, он произнес:
- Никак не могу сообразить, как перейти от этой нелепой ситуации непосредственно к цели моего визита.
- Если под нелепой ситуацией понимать неудавшуюся попытку убить меня, а под целью – удавшуюся, то, боюсь, не могу вам посочувствовать даже из вежливости.
Он кивнул:
- Да я уже и сам понимаю, что выгляжу несколько двусмысленно.
Я больше не отвечал, весь, до кончиков пальцев готовый к действиям. Мое сердце колотилось так, словно пыталось пробить себе путь наружу. Не знаю, что там у вампиров вместо адреналина, но процессор эта штука разгоняет просто фантастически.
- А как тебе такой вариант, - наконец, изрек Джино. - Я остаюсь на месте, ты подходишь и забираешь у меня кинжал?
Я скептически усмехнулся, и это был ответ.
Джино встряхнул головой, отчего его волосы заструились сияющим иссиня-черным водопадом.
- Клянусь своей честью, что не причиню тебе вреда.
- Почему я должен вам верить? – поинтересовался я, стараясь смотреть на него как на угрозу, а не как на того, чей портрет обязательно в скором времени напишу, если жив останусь.
- Потому что мы одна семья, разве нет?
Мое сердце словно сжали в кулаке. Черт, он знал, куда бить. Если я сейчас погибну, напишите на моей могиле: «Кто не рискует, тот все еще ходит среди вас». Я несколько раз повернул кисть, наматывая цепь на кулак, так что остались свободными лишь несколько звеньев с карабином, потом медленно подошел к вампиру и сомкнул пальцы на рукояти кинжала. С моим ростом мне редко на кого в жизни приходится смотреть снизу вверх. На Джино пришлось.
Я все еще ожидал подвоха, поэтому, когда он дернул кинжал на себя, автоматически сделал то же самое. Оружие, естественно, осталось в моей руке.
В следующее мгновение Джино протягивал мне сложенную чашечкой ладонь, быстро наполняющуюся кровью.
- Я приношу свои извинения за то, что вчера повел себя столь бестактно. Я не хочу, чтобы это мимолетное недоразумение повлекло за собой последствия и искренне надеюсь, что по крайней мере в этом вопросе ты со мной солидарен.
Я не стал дослушивать про то, как он не хочет и на что надеется, кровь уже хлестала на пол, и я бросился зализывать. Я не высасывал из порезов, наоборот, всеми силами старался их закрыть. Откуда-то я знал, что для Джино в его теперешнем состоянии любая потеря крови нежелательна. Но от той, что уже вытекла из ран, я не мог отказаться – вылизал узкую бледную кисть сверху донизу, и даже не удивился, ощутив вспышку света всеми органами чувств сразу. Как быстро привыкаешь к хорошему!
- Милорд, да вы псих, - выговорил я, когда все было кончено, и на его ладони остались лишь несколько розоватых шрамов. - Я бы на вашем месте не рисковал так близко от сухожилий.
Мы сидели на полу у открытой двери, Джино практически на пороге. Его волосы расстелились вокруг нас обоих черным волнистым океаном с синеватыми бликами на волнах. Мне хотелось до них дотронуться. Я отдал ему кинжал, и он спрятал его под пиджак, в поясные ножны.
- Слишком длинный манжет, чтобы резать запястье, - пояснил он, вставая. - А мое горло, извини, только для Сира. Кстати, он тебя ждет.
- Я в курсе, - известил я, поднимаясь тоже. - И был бы уже у него, если бы не ваши забавы с острыми предметами. Вы решили, что кровь – адекватная цена за единственный взгляд?
Он пожал плечами.
- Если этот взгляд заставил тебя предположить, что я способен на такое неквалифицированное покушение, то да, конечно.
Я усмехнулся и, подобрав свою цепь, прицепил ее обратно к поясу.
- Вместе пойдем?
Джино отрицательно качнул головой, отчего великолепный каскад его волос вновь пришел в движение.
- Сир считает, вам будет удобнее разговаривать наедине.
Я мысленно восторжествовал. Значит, Мастер города прислушивается к моим словам, хоть и не подает вида.
- Что ж, тогда до свидания, - сказал я, стараясь, чтоб не слишком радостно.
- До скорого, - отозвался Джино и спустился по лестнице на первый этаж.
Я же буквально взлетел на третий.
Я поскребся в последнюю по коридору дверь и услышал:
- Входи, Грэйс.
Из распахнувшейся двери повеяло холодом.
Сегодня лорд Вайс облачился в костюм-тройку из темно-серой шерсти, благодаря чему уже не был столь ослепительно сияющ, как вчера, так что я без напряжения глаз смог разглядеть его черты. Красивое, несколько удлиненное лицо, тонкий нос с намеком на горбинку, чрезвычайно тонкие губы, зеркальные глаза, словно очерченные углем и совершенно белые ресницы – все вместе смотрелось просто потрясающе. Если бы он был девушкой, я бы сделал ему комплимент, а так пришлось только поздороваться, что и близко не выражало всей глубины моего восхищения.
Винсент присел на одно из белых кожаных кресел и указал мне на второе.
- Прошу тебя, располагайся.
Все окна в комнате были раскрыты настежь, камин не горел, и я обнаружил, что тихонько стучу зубами.
Вчера я потерял много крови. Та, которой вчера поделился Винсент, меня насытила, но за день мой организм утилизировал ее без остатка и просил еще; а от той, что я сейчас получил от Джино, жажда только разгорелась сильнее, как будто эта последняя кровь сама была голодной. Я подумал, что лихорадочно застегивать плащ будет не совсем вежливо и просто сел, пытаясь не сильно зацикливаться на ощущении, что опускаюсь в сугроб.
Лорд Вайс положил согнутую руку на спинку кресла и оперся о кулак виском, другая его рука, на которой я заметил массивный, но от того не менее изящный перстень, осталась свободно лежать на подлокотнике. Видимо, эта его расслабленная поза была призвана снизить некоторую официальность встречи, но лично я бы предпочел, чтобы кто-нибудь закрыл окна.
Он заговорил, почти не раскрывая рта, но совершенно отчетливо:
- Мой клан – это пятеро вампиров, включая нас с тобой. Той, что тебя укусила, нет среди нас и никогда не было.
Я опешил. Как так?
Почувствовав готовый сорваться с моих губ вопрос, Винсент движением руки оборвал его:
- Мы обязательно с тобой поговорим об этом, но не сейчас. На данный момент существуют более актуальные вещи. Мне важно знать, что свободно ориентируешься во Тьме, так что не бойся, задавай вопросы, если они у тебя есть, а после я расскажу то, что считаю нужным, но ты по какой-либо причине не счел.
Честно, у меня уже зуб на зуб не попадал.
- Милорд, не сочтите за дерзость, но я чувствую, предстоит серьезный разговор, к которому я смогу отнестись с большим вниманием, если вначале поохочусь.
Я специально выбрал термин «поохочусь», чтобы Винсент ни в коем случае не подумал, что я выпрашиваю глоток его собственной волшебной крови, коей нет равных в этом подлунном мире, от одного воспоминания о которой у меня… скулы сводит…
- Да, конечно, я вовсе не имел в виду, что мы сейчас обсудим все и сразу, - сказал Винсент. - Думаю, это растянется не на одну ночь. Мы дождемся твоего компаньона, и вы отправитесь на охоту, но до этого у нас есть немного времени, и я предлагаю тебе все же собраться с мыслями, дабы сформулировать свой первый вопрос.
Чтобы его сформулировать, мне вовсе не потребовалось собираться:
- Компаньона???
Винсент тихо рассмеялся, откидываясь в кресле:
- Прости, ты где собрался охотиться?
- Еще не решил, но думаю, на южной оконечности города, за кладбищем, - торопливо проговорил я. – Обещаю, я быстро, только такси возь… - и тут до меня начало понемногу доходить, что он имеет в виду. Не знаю, что уж там отразилось на моем лице, но Винсент махнул рукой:
- Ладно, вижу, тебе, действительно, лучше сначала поесть.
- Нет – нет! – встрепенулся я. - У меня готов вопрос.
- Поздно, - прищурился лорд Вайс, глядя на дверь. - Он уже здесь.
Три события произошли одновременно: я вскочил, Винсент остался сидеть, дверь открылась.
В следующий момент меня можно было бы окатить ледяной водой, и это не произвело бы никакого эффекта. Сомневаюсь, что как-нибудь иначе отреагировал бы на святую воду.
Вампир Шейн, лидер и вокалист готик-рок группы «Псы Преисподней», вошел в комнату, остановился в паре шагов от Винсента и припал на одно колено:
- Вызывал, Сир?
Я крепко держался за спинку кресла, чтобы не упасть. Перед глазами вспыхивали и растекались цветные круги.
- Приглашал, вообще-то, - мягко поправил лорд Вайс. – Можешь встать.
Поднимаясь, рокер украдкой взглянул на меня, но сразу же вернул напряженный взор к Винсенту.
- Познакомься: Грэйс Вайс. Грэйс, это Шейн, мой наследник. Он покажет тебе наши владения и составит компанию на охоте.
Если у меня и оставались какие-то сомнения, то Винсент с ними безжалостно расправился. Это был именно Шейн, взлохмаченный даже больше обычного и ошарашенный не менее моего. Не без видимых усилий справившись с собой, он встретился со мной взглядом золотистых глаз:
- Мы раньше встречались?
Я выдавил:
- Опосредованно.
- Художник?
Я кивнул, и мы оба посмотрели на Винсента.
Уголки его губ чуть заметно подрагивали. Он вчера сканировал мой мозг. Он мог сразу сказать мне, что мы с Шейном одной крови. Он не мог не знать, какое это произведет на меня впечатление. И специально молчал. Черт, и Джино знал! Вряд ли он не сказал Джино. Воистину, я среди своих.
- Можно идти? – тихо спросил Шейн.
- Не смею вас дольше задерживать, - ответил Винсент, и рука его, та что с кольцом, на долю миллиметра приподнялась над подлокотником.
Шейн подошел ближе и, вновь опустившись на колено, коснулся губами перстня. Затем он встал, отступил на два шага и посмотрел на меня. Я тоже смотрел на него. В недоумении.
Повисла неловкая пауза. Будто кто-то от кого-то что-то ждал, а этот кто-то понятия не имел, что…
- Грэйс, - сказал Винсент.
Ой.
А это обязательно?
Глаза Шейна говорили: «обязательно».
Кровь Ада.
Я подошел.
Никогда прежде не целовал руку мужчине, и это было для меня в некоторой степени дико. Я постарался сконцентрироваться на кольце. Как раз это удалось мне легче легкого: едва взглянув на него, я уже не мог оторвать взгляда. Перстень был подлинным произведением ювелирного искусства и представлял собой химеру - сову с головой кошки. Как я определил, что это сова? Да любой хищной птице приставь голову кошки, и исходник покажется совой. Просто догадки, ничего подобного я не встречал нигде раньше. Тем более было необычно ощущение, будто между мной и этим кольцом существует какая-то мистическая связь. Перстень завораживал, в нем ощущалась какая-то могущественная, туго свернутая сила. Я невольно попытался представить его на своем пальце, и даже ощутил некую фантомную тяжесть. Черт. Не хватало еще зашипеть в самый неподходящий момент: «Моя прелесссть!»
- Что это за металл? – прошептал я, понимая, что вряд ли серебро и не менее вряд ли нержавейка.
- Платина, - сказал лорд Вайс.
Я кивнул.
Разумеется.
- Как называется это существо? – спросил я снова, еще на пару мгновений отдаляя неизбежное.
«Стрикс» - прозвучало у меня в голове за долю секунды до того, как Винсент произнес:
- Стрикс.
Мне было знакомо это слово. По происхождению латинское, и означающее «кричащая сова», оно применялось и для обозначения ночных летающих демонов, высасывающих человеческую кровь. Отсюда румынское слово «стригои» - собственно вампир.
Я не отрывал взгляда от кольца. Птичьи когти выпущены, кошачья пасть оскалена, крылья распростерты. Я отметил, что расположение перьев в крыльях неидеально, слегка несимметрично, что естественно для живых сов, но практически никогда не встречается у платиновых. Каждое миниатюрное перышко казалось обдуваемым ветром. Я поразился такой тонкой работе, по сравнению с перстнем Винсента все мои колечки, по которым все еще скучали пальцы, казались грубой выбраковкой. Винсент застыл так неподвижно, что перестал казаться живым. В его глазах не было ни тени нетерпения, а ободряющая улыбка говорила, что времени на принятие решения мне будет предоставлено сколько угодно. Но чем дольше я размышлял, тем труднее мне было отважиться.
Проклятье! Никогда даже не представлял себя в такой ситуации, но, черт возьми, я делал вещи и похуже, я птицам головы откусывал!
Я опустился на одно колено. Если Шейн может это делать, то и я могу. Исключительная разборчивость для того, кто только что буквально обсосал руку Джино.
Я склонился и коснулся губами кольца, потом отодвинулся и встал. Вот и все. Только и всего. Надеюсь, часто мне этого делать не придется.
Мы уже сидели в машине Шейна, а я все еще не мог поверить в происходящее. Я не знал, с чего начать. Очень хотелось сказать ему, как я люблю его, как восхищаюсь его музыкой, и в то же время я понимал, что эти слова он слышал бессчетное количество раз, и вряд ли уже воспринимает их значение.
«Ягуар» взрычал и сорвался с места так мощно, что нас обоих откинуло на сидения. Мы выехали на шоссе, и проблема улетучилась сама собой – Шейн заговорил первым:
- Я всю дорогу ломал голову, с чего это вдруг мне позволили вернуться домой, но такого даже представить себе не мог! Я так и не понял, когда это Винсент успел тебя обратить? Ведь когда ты рисовал нам обложку, ты уже был вампиром.
Я наконец-то справился с ремнем безопасности. Скорость возносила мой восторг на новый уровень, но инстинкт самосохранения следовал своему собственному курсу.
- Винсент меня не обращал.
- О, извини, - удивился Шейн. - Я просто подумал… ведь рядом больше никого не было… Кто же в таком случае?
Я обреченно вздохнул:
- Бледная, невысокая, темные волосы, блестящие красные глаза…
«Ягуар» чуть снизил скорость.
- Я такую не знаю.
- Не переживай, - махнул рукой я. - Винсент тоже ее не знает.
- А ты точно Вайс? – прищурился Шейн.
Рука, которой я махал, плавно продолжила движение.
- Проверь.
Шейн мельком взглянул на мое запястье, и вновь воззрился на дорогу:
- Да я верю, верю. Просто не понимаю, как. Я не знал о существовании других Вайс, кроме нас четве… пятерых. Может, расскажешь, пока едем?
Благодарный за то, что он не попросил снять скрывающую мои мысли завесу (сомневаюсь, что я смог бы отказать), я кивнул:
- Все началось с того, как я получил твой заказ…
Блестящее колечко в его брови недоуменно дернулась, и большего поощрения мне не было нужно.
Я рассказывал не все. Далеко не все. Подробно описал лишь момент обращения, а дальше, боясь наскучить, выбирал только самые интересные эпизоды. Тем не менее только-только подбирался к описанию встречи с Корвином, когда заметил, что мы уже некоторое время стоим. Шейн тактично не обрывал меня, так что мне пришлось сделать это самому:
- Куда это мы прибыли?
- Ко мне, - сказал рокер, выходя из машины. – Надеюсь, ты не против, а то я так торопился, что даже не расчесался толком.
Я не шевелился и не отвечал.
Шейн открыл мою дверь снаружи и тронул меня за плечо:
- Эй, с тобой все в порядке?
- От чего умирают вампиры? – спросил я чуть слышно.
- От огня, солнечного света, осины или серебра в сердце, от обезглавливания или сильного повреждения головного мозга. А в чем дело?
- От счастья точно не умирают? – спросил я еще жалобнее.
Шейн рассмеялся тепло и совершенно по-человечески:
- Точно. Вылезай. Я тебя приглашаю.
32
И все-таки счастье – опасная штука. Голову сносит напрочь! Ну чем еще объяснить тот факт, что я даже не разглядел машину, в которую садился? Я помнил лишь, что это был «ягуар», и был он красно – черным, но на самом деле железный кот Шейна выглядит так, будто врезался в огромный пакет с донорской кровью, каким-то образом сумев защитить от брызг стекла, фары и колеса. Более кричащего способа заявить всем вокруг: «Смотрите, я – вампир!» даже я не смог бы придумать.
- Я думал, вампиры предпочитают маскироваться, - проговорил я потрясенно.
- А это и есть мой способ маскировки, - улыбнулся Шейн, пряча одни ключи и доставая другие. - Я эксцентричная рок-звезда, ты разве не знал?
Я нервозно провел рукой по волосам – подсознательное желание пригладить шерсть на загривке. Проклятые небеса и святые огни преисподней! Вот так все просто? Просто, но попробуй, поверь в такое! Гениально, но это каким экстремалом надо быть! Чтобы спрятаться, оставаясь у всех на виду. Чтобы охранять свою тайну, раскрывая ее. Чтобы под именем «Вампир Шейн» воспевать красоту Тьмы, нахально сверкая клыками перед объективами камер, проводя кровавые ритуалы прямо на сцене, имитируя высасывание крови из шей избранных из зала девушек. О, черт! Имитируя ли?
Путь преградила вычурная кованая решетка, в переплетении прутьев которой угадывались маленькие фигурки летучих мышей, но я не успел ни посчитать их, ни найти двух одинаковых.
- Подарок фанатов, - сообщил Шейн, раскрывая тяжелые створки.
Я покачал головой. В принципе, я тоже живу и выгляжу готично, но я-то таким и до обращения был! У меня-то ничего не изменилось! С другой стороны, чему я удивляюсь, если даже после того, как он прислал мне электронное письмо с пожеланием удачной охоты, у меня даже мысли не возникло, что Вампир Шейн и в самом деле окажется вампиром! Самое наглядное доказательство, что тактика «Антимаскарада» работает.
- А как ты объясняешь организаторам, журналистам и прочим неосведомленным, что не появляешься на людях днем?
Он повернулся ко мне и хрипловатым, бархатистым, проникновенным, так знакомым мне тембром, проговорил:
- А я принципиально не появляюсь на людях днем.
Сказав это, он взял меня за руку, и оказалось, что я вполне могу идти и восхищаться одновременно.
Эй, кто тут плакался на нехватку готики? Небольшой двухэтажный особняк в викторианском стиле, облицованный темным камнем и увитый плющом – таким предстала передо мной обитель моего кумира. Маленький, но ухоженный садик вплотную подбирался к стенам, зеленые плети плюща с трубочками свернувшихся на ночь цветков тянулись до самой крыши, и казалось, что дом только что всплыл на поверхность из этого моря растительности. По вымощенной камнем дорожке мы подошли к крыльцу. Ступенек, конечно же, тринадцать. Прямо над входной дверью скалилась бронзовая голова волка, при нашем приближении она издала глухой рык. Немало порадовали и две горгульи по бокам от входа. Ключ в руках Шейна был от решетки, а в дверь дома он просто позвонил, нажав на левый глаз правой горгульи.
- Ты живешь не один? – «своевременно» забеспокоился я, ощупывая правый глаз левой горгульи. Он тоже нажимался. Ух ты.
Шейн хитро посмотрел на меня:
- О нет. И в кои-то веки все дома.
Я смотрел на него и хотел сглотнуть, но во рту пересохло. Тогда я прокусил клыком язык и все-таки сглотнул.
- Кейт? Линн? Стефан? Эйрик? Марк? А кто-нибудь из них догадывается, что ты вампир? О, черт! – внезапная догадка осенила меня. – Ты ими питаешься!
Шейн засмеялся:
- Все в курсе. И я ими не питаюсь. Они – моя свита, мои вурдалаки.
- Вурда… - кто? – опешил я. - Ты хочешь сказать, они пьют твою кровь и получают часть твоей силы, не заканчивая обращение и оставаясь при этом невосприимчивыми к солнцу, серебру и так далее?
Шейн прищурился:
- Знаешь, а ты только притворяешься, что ничего не знаешь.
Я хотел еще как-то прокомментировать, но услышал за дверью быстрые шаги. Замки защелкали, дверь открылась, и на пороге возник запыхавшийся Кейт с бритвой в руке и одной намыленной щекой.
- Ты чего так трезвонишь? Что случилось? – Тут он заметил меня, но я уже спохватился и убрал палец с глаза горгульи.
- Лорд Вайс, - представил меня Шейн, сияя, как ограненный кристалл углерода.
Намыленная челюсть Кейта так и отпала. Он отошел назад, пропуская нас и закрывая за нами дверь.
- Конечно, согласно вашим вампирским законам я не вправе требовать объяснений, но черта с два я не буду их требовать! – заявил он.
- Сначала доведи до конца то, что начал, - усмехнулся Шейн. - И собери остальных в гостиной, чтобы Грэйси десять раз не повторять.
- А все уже в гостиной, - сказал Кейт, уносясь вверх по лестнице.
Здесь я чувствую необходимость несколько отойти от линии своего повествования, дабы извиниться. До сих пор я не описывал, как выглядит Шейн, полагая, что это и так всем известно. Но так как литература, в отличие от математики, допущений не приемлет, исправляю ошибку. Итак:
Вампир Шейн не очень высокого роста, но всегда на платформах. Волосы черные, с медным отливом, спереди длиннее, чем сзади, и постоянно падают на глаза. Точнее даже не падают, а постоянно там находятся, что ему, кажется, совершенно не мешает. Эти глаза какого только цвета не бывают, с какой только формой зрачка – впечатляющая коллекция контактных линз, настоящий же его цвет – золотистый, с чуть более яркой звездочкой посредине, мне даже больше нравится. В брови у него колечко, еще одно – по центру нижней губы, и третье – в ухе. Судя по тому, что я вижу, повседневная его одежда не слишком отличается от сценической: тот же черный цвет, то же обилие металла, правда без шипов. Горло его охватывает широкий кожаный ошейник с массивной пряжкой, настолько же красивый, насколько, наверное, неудобный. Ага, а расчесаться, значит, не успел…
Мы вошли в гостиную, и я уже знал, что жажда разыграется сильнее, ибо контролировать частоту сокращений сердца я еще не научился.
Стефан, бас-гитарист, стоял у раскрытого окна, и ветер трепал его черные волосы. Эйрик, клавишник, перевел изумленный взгляд с меня на афишу на стене, где мой окровавленный лик венчался логотипом «Псов Преисподней». Марк и Линн, гитаристы, валялись на диване, но при нашем появлении встали. По лицам музыкантов я понял, все всё слышали.
Шейн так и держал меня за руку, и от его ладони по моей расползалось тепло. Еще немного - и я скажу ему то, что отважился сказать Винсенту. Я восхищен, я в глубочайшем экстазе от того, что нахожусь здесь, но мне просто необходимо поохотиться.
- Грэйс Дефо, - представил меня Шейн. - Отныне Вайс. Грэйси, полагаю, ты и так всех знаешь?
Я кивнул.
- Тогда проходи, располагайся, будь как дома.
Под гробовое молчание я сел на край дивана подальше от окна. Линн, оказавшийся рядом, недоверчиво покосился из-под белокурой челки.
- Стеф, закрой окно, - велел Шейн. – И садитесь. Грэйси, им можно на «ты»?
До меня не сразу дошел смысл вопроса, но я кивнул, не дожидаясь.
Все быстро расселись по местам, на диване вместе со мной оказались Марк и Эйрик. Стефан даже занавески задернул, после чего тоже упал в кресло. Линн остался стоять.
- Линн, - тихо сказал Шейн. – Не я обратил Грэйси.
Эта загадочная фраза заставила меня насторожиться, но на лидер-гитариста оказала просто волшебное действие – он тут же уместился между мной и Эйриком с тем же трепетным ожиданием, что я видел в глазах остальных.
Кейт буквально налетел сзади на Шейна.
- Рассказывай!
- Где твои манеры? – осадил драммера вампир. – Грэйс голоден, разве не чувствуешь? Марк!
Ритм-гитарист встал, сделал два шага по направлению к Шейну и бухнулся ему в ноги:
- Молю, господин, пощадите, не надо!
- Кончай придуриваться! – улыбнулся вампир и легонько толкнул его коленом.
Марк вскрикнул и опрокинулся навзничь, будто этот толчок и вправду мог быть причиной этому и обратил полные мольбы глаза уже ко мне, но увидев мою отвисшую до земли челюсть, не удержался и захохотал в голос.
- Блин, – выдохнул я, заметив, что и все остальные втихую давятся смехом. - Ну и шуточки у вас!
Тут уже, не таясь, захохотали все, и незримо витавшее в воздухе напряжение рассеялось. Мы снова стали рок-группой и счастливым фанатом, и от того, что фанату сейчас предстояло укусить гитариста, его счастье ну нисколько не ослабевало.
Я снова взглянул на Марка. Тот, все еще смеясь, подползал ко мне – явно очередное издевательство над очередным ритуалом, благо ползти было чуть более метра по ковру. Кейт под моим взглядом поднял руки:
- На меня не смотри. Мне это никогда не нравилось.
- Он никогда и не пробовал, - подмигнул мне гитарист, расстегивая и спуская с плеч рубашку.
- До того, как я сделал Марка вурдалаком, он был донором, - пояснил Шейн. - Собственно, так мы и познакомились. Он до сих пор скучает по этому ощущению.
- Я понятия не имел, что тебе нельзя будет от меня питаться, когда соглашался, - сказал Марк, оборачиваясь.
- Можно подумать, ты отказался бы, если бы знал, - хмыкнул Стефан, играя зажигалкой.
- Я так полагаю, зачаровывать не надо? – полуспросил я.
Новый взрыв смеха:
- Ну попробуй! – несколько голосов сразу.
Говорю, а то опять забуду: Марк – это тот из «Псов», кто выглядит наиболее экстремально. Обычно во время выступления на его выбритой по бокам голове вздымается высоченный «ирокез», сейчас же его крашеные в черный волосы гладко свисали на сторону, что тоже довольно оригинально. Никто из группы не гнушался пирсинга, но Марк по количеству металла в теле вплотную приближается к состоянию киборга.
- Надеюсь, не серебро? – спросил я.
Гитарист молча прикрыл ухо ладонью.
И тогда я задал вопрос, который меня интересовал всегда, но который Рихард почему-то запрещал задавать донорам:
- Тебе что больше нравится, сам укус или уже процесс высасывания?
Марк облизнул губы, и я заметил, что кончик его языка раздвоен – довольно редкая разновидность боди-арта, в обычном салоне такого не сделаешь.
- Момент укуса.
- Тогда я могу заживлять ранки и заново прокусывать для каждого следующего глотка.
Взгляд гитариста совершенно очевидно поплыл, а глаза лихорадочно заблестели. Он еще сильнее выгнул шею и выговорил только одно слово:
- Да!
Трон Люцифера! Если бы мне когда-нибудь сказали, что этот момент наступит, я спросил бы точную дату и начал зачеркивать дни! Не в силах более сдерживаться, я рванулся вперед, сгреб его в охапку и впился в подставленное горло.
Я и не представлял, что это будет так сложно – отстраняться, сделав лишь один глоток, когда хотелось пить и пить. Каждый раз мне требовалось все большее усилие воли, ибо жажда только распалялась. Но обещания, данные гитаристу любимой рок-группы, надо выполнять, и в конце концов я сам стал получать какое-то извращенное удовольствие от того, как ловко держу под контролем свою природу. Шейн все это время находился рядом и поддерживал Марка за плечи. Кровь вурдалака пилась легко, да и на вкус была вполне человеческой, но вот в послевкусии определенно чувствовался не только оттенок крови вампира, но и отблески вспышки узнавания. Я сначала хотел сказать об этом Шейну, но передумал, видя, как он сглатывает слюну каждый раз, когда я сглатываю кровь. Ладно, если у меня когда-нибудь будет вурдалак, я обязательно дам ему попробовать. Марк же был просто в ауте. Когда его рука упала, перестав закрывать ухо, я понял, что хватит. Мгновением позже мне сказал об этом Шейн, но я уже зализывал. Кровь вурдалака оказалась сытнее человеческой.
А потом я сделал еще одну вещь, которую запрещал мне Рихард. Я сказал: «спасибо».
Не знаю, услышал ли меня Марк, он был в сознании, но где-то далеко. Вдвоем с Шейном мы осторожно уложили его на ковер. Все остальные взирали на нас во все глаза, что только укрепило меня во мнении, что Шейн – сам недавно вампир, а они – совсем недавно вурдалаки. Линн, сползший с дивана, чтобы рассмотреть поближе, так вообще еще младше меня, совсем пацан, а когда в гриме, и не скажешь. Эйрик, клавишник вытянулся на освободившейся площади во всю длину. Стефан оставил зажженной зажигалку, и только этот огонек рассеивал темноту. Кейт о чем-то думал, но я не знал, о чем, потому что, даже поглощая кровь, не смог прочесть мысли Марка, как читал мысли любой своей жертвы. Выходит, вурдалак – переходная стадия между человеком и вампиром? Выходит, не смогу я его зачаровать, даже если попытаюсь? Как интересно.
Я поднял взгляд на Шейна:
- А ты?
- А я твоим восторгом сыт, - улыбнулся вампир, гладя Марка по волосам.
Я покачал головой.
- Он серьезно, - слабым голосом возвестил Марк. - Он питается обожанием фанатов.
Я удивился его словам и тому, как быстро он пришел в себя после такой потери крови, хотя пора бы уже и перестать удивляться.
- Ну вставай, раз очнулся, - тихо сказал вампир.
- Ты тиран, Шейн, - вздохнул Марк и сел. – Немедленно отмени приказ.
Я порывисто, громко вздохнул. Оказывается, нужно было всего лишь утолить жажду, чтобы осознать, что в ней было мое единственное спасение. Теперь же мне ничто не мешало, ничто не отвлекало, и не за чем было спрятаться. Все происходящее казалось мне нереальным, как, впрочем, и все с того момента, когда кровь моя была узнана Винсентом. Я поднялся, и Эйрик, подвинувшись, освободил мне место. Шейн сел рядом со мной, а Марк прислонился спиной к его ногам. Кейт уместился на подлокотнике кресла Стефана. Линн так и остался сидеть на полу, запустив в свою знаменитую гриву свои знаменитые пальцы. Кроме него, все остальные в группе были черноволосы, но только Шейн и Стефан – от природы.
Я оглядел притихших музыкантов. «Псы Преисподней» и я. Кто бы мог подумать. В одной и той же точке пространственно-временного континуума.
Мне не терпелось задать им тысячу типично фанатских вопросов плюс один: как каждый из них стал тем, кем является. Но вместо этого пришлось повторить то, что уже рассказал в дороге Шейну и продолжить рассказ.
- Эх, если бы я только знал! – сокрушался Кейт. – Я распознал вампира, но не Вайс!
- Хочешь сказать, ты сразу понял, кто я такой? – удивился я.
- Разумеется, - фыркнул ударник.
- По глазам?
- И по глазам тоже, но в первую очередь по излучению силы.
- Это потому что ты вурдалак, или люди тоже так могут?
- Люди так, к счастью, не могут, - ответил за него Шейн. - Но вурдалак видит и слышит больше, и безошибочно определит вампира в обществе смертных, как бы тот ни скрывался.
- Ты не скрывался, - добавил Кейт.
- Если бы я только знал…
- Вот и я о том же, - согласился драммер и менеджер «Псов Преисподней».
Шейн повернулся ко мне:
- А ты его разве не вычислил?
Я удрученно покачал головой.
- Я был так близко, - не поверил Кейт, - и ты не увидел ничего необычного?
- Я готовился к необычному, - защищался я, - ты же как раз смутил меня тем, что далеко не дотянул и до нижней рамки моих представлений.
Кейт засмеялся, сразу став еще более человечным.
- Мне извиниться?
- Переживу.
К тому времени Линн успел взять акустическую гитару, и теперь тихонько перебирал струны. Не знаю, на кого именно он хотел произвести впечатление, но никому из нас не хотелось, чтобы он перестал.
- Ты видел и мою жажду? – снова спросил я.
- Я видел твою картину, - ответил Кейт. - Она не могла быть написана иначе, как под влиянием сильнейшего эмоционального шока. Я подумал, ты добиваешься этого с помощью жажды.
- Бред какой-то… - фыркнул я.
- Ну почему? – не согласился Кейт. - Многие так делают. Шейн даже как-то раз пробовал. – Он подмигнул Шейну и увернулся от брошенной вампиром подушки, после чего поднял ее и устроил себе под локоть. Басист Стефан покосился на подушку через плечо, чуть сдвинулся и положил на нее голову.
Я размышлял.
- Если ты видел мою жажду, значит, не мог не видеть моих мыслей по поводу… По поводу тебя. Ты не чувствовал себя в опасности?
Кейт улыбнулся почти как Рихард:
- Я умею постоять за себя. Рассказывай дальше.
И я рассказывал. Мелодия Линна менялась в течение моей истории, становилась то мягче, то напряженней, то успокаивала, то нагнетала эмоции, он не просто играл, он сочинял. Если когда-нибудь, в будущих песнях я услышу что-нибудь подобное, то пусть тихо, наедине сам с собой, но буду считать, что внес свою лепту. Я рассказывал дальше. «Псы» смеялись, где было смешно, хмурились, где мне хотелось, удивлялись совсем не там, где я в свое время удивлялся, переспрашивали подробности, и в итоге я опять не досказал до конца.
Линн прикрыл ладонью струны. Гитара смолкла. Шейн поднес к уху сотовый:
- Да, Сир.
Все остальные замерли, да и я тоже. Воцарилась полнейшая тишина.
- Грэйс рядом? – отчетливо послышался голос Винсента.
Шейн поглядел на меня.
- Да, Сир.
- Чем вы занимаетесь?
Шейн облизнул губы.
- Ничем.
- А почему твое сердце так бьется?
Мне показалось, что Шейн собирается ослабить ошейник, но рука его так и не коснулась пряжки, остановилась на уровне груди.
- Ты так давно не разговаривал со мной, - прошептал он, пряча дрожь в голосе. – Мое волнение понятно.
Винсент немного помолчал в трубку, после чего сказал:
- Понятно. Вы уже поели?
- Да, Сир.
- Передай Грэйсу: возле его дома ждет машина. Поезжайте туда, и пусть он соберет необходимые вещи.
- Хорошо, Сир, - сказал Шейн, но Винсент уже отключился.
Шейн захлопнул мобильник и резко встал.
- Поехали.
Марк откатился от его ног, взбираясь на диван.
- А разве мы не должны были вначале осмотреть владения Вайс? – спросил я, инстинктивно отшатываясь от «посеребренного» Марка.
Шейн замер с приоткрытым ртом, было видно, что он напрочь забыл об этом, но быстро нашелся:
- Ты хорошо ориентируешься в Эл-Эй?
- Да неплохо.
- Так зачем ездить? Линн… - но Линн уже играл. - … Ладно, Эйрик, тащи сюда карту.
- Не понимаю, зачем тебе еще машина, - сказал Шейн, на ходу расчесываясь. - Мы же и так на колесах.
Я окинул придирчивым взглядом «окровавленный» «ягуар».
- Не-е. Не войдет.
33
Ночь мириадами разноцветных огней и соблазнительных запахов билась в ветровое стекло со скоростью сто девяносто пять километров в час. У вампира Грэйса было просто превосходное настроение, у вампира Шейна – нет.
- Ты хорошо выглядишь для того, кто побывал в подземелье Нахтцерер, - мрачно заметил он.
Я пожал плечами.
- Видимо, в дополнение к не самой заурядной внешности я обладаю врожденным даром располагать к себе людей, так что даже мой палач проникся ко мне симпатией. Он принял мудрое решение не портить такую красоту, вместо этого временно поселить в своей комнате, а потом каждую ночь кормить меня донорами и развлекать беседой.
Шейн сверкнул на меня глазами и ничего не сказал. Его будто подменили после разговора с Винсентом.
- Ладно, - отбросил я шутки. – На самом деле меня спас Эдвард Кейн. А ему рассказал его наследник Корвин. Если бы не они, от меня бы сейчас мало что осталось. И, раз уж об этом зашел разговор, Эдварда я поблагодарил, но представления не имею, где искать Корвина. Ты его случайно не знаешь?
- Во-первых, не знаю, - оттаял Шейн. - А во-вторых, не советую. Винсент и Эдвард терпеть не могут друг друга.
Я снова пожал плечами:
- Ну и что? Мы-то с Корвином здесь причем? Между нами вражды нет.
- Ошибаешься, - вздохнул Шейн. – Если все-таки решишь поступить по-своему и разыщешь Корвина, спроси его, стал бы он выручать тебя, если бы знал, что ты Вайс.
- После перекрестка направо, - задумчиво проговорил я.
Шейн кивнул.
Его слова напомнили мне еще кое о чем не менее важном, но намного более приятном.
- Слушай, получается, мы теперь с тобой вроде как братья?
- Больше, чем братья, - серьезно ответил Шейн. – Мы вампиры одного клана, одной бессмертной крови.
Мне захотелось переспросить только для того, чтобы он еще раз это повторил, но не расслышать собеседника для вампира почти так же невозможно, как не выспаться.
- А у тебя есть какие-нибудь соображения по поводу того, как кровь Вайс могла попасть в мои вены? Все удивляются, но никто не говорит ничего конкретного.
Шейн покачал головой.
- Но позволь, - не отступал я, - мир велик, неужели мы пятеро – единственные? Наверняка где-нибудь остались еще Вайс, предпочитающие скрываться, игнорирующие ассамблеи…
- Исключено, - прервал меня Шейн. - Других Вайс не осталось. Все погибли в битве с охотниками много столетий назад, еще когда Винсент был Принцем. Он знает, он возглавлял эту битву.
- Винсент был Принцем? – в изумлении воскликнул я.
Шейн обратил ко мне полный неподдельного ужаса взгляд:
- Я что, не должен был тебе говорить?
Я развернулся, насколько позволял ремень безопасности:
- А что случилось? Почему он оставил этот пост?
Шейн резко отвернулся и замолчал, глядя на дорогу. На его скулах заиграли желваки. Никогда не видел, чтобы кто-либо так мгновенно замыкался в себе.
Мне это не понравилось.
- Слушай, я, конечно, не психолог, но я думаю, он специально послал нас вместе, чтобы ты ввел меня в курс дела.
- Думаешь? – сощурился рокер, не отвлекаясь от дороги.
- Да уверен!
Шейн невесело усмехнулся:
- Конечно. Если вдруг что не так, не тебе отвечать. Ладно, может быть, ты и прав, может, я действительно, дую на воду.
- Обжегся на крови? – не подумав спросил я.
- Кто тебе сказал? – оскалился он, и костяшки его пальцев на руле побелели.
Я поднял руки в примирительном жесте:
- Вообще-то ты сам. Ты упомянул, что тебе почему-то до сегодняшней ночи нельзя было появляться в особняке Вайс.
- Извини… - смутился он, удрученно разглядывая вмятины на руле. – Наверное, мне все-таки лучше было нормально поесть.
- Да ничего… - сказал я, приглаживая волосы на затылке. – Ничего страшного.
Я бы никогда не спросил, хотя уже догадывался, но он вдруг сам рванул ворот:
- Этот ошейник - знак немилости моего Сира, мне нельзя ни прикасаться к нему, ни даже закрывать одеждой! Винс застегнул его, и только он может снять, но для этого нужно хотя бы находиться на расстоянии вытянутой руки, а он меня видеть не хочет!
Выпалив все это, он яростно тряхнул волосами, и они совершенно скрыли лицо. Мне оставалось только надеяться, что он по-прежнему видит дорогу.
- Жестко, - после довольно продолжительной паузы сказал я. - Учитывая, что ты постоянно перед камерами.
Шейн кивнул:
- Сейчас не постоянно, но у нас намечается тур в поддержку нового альбома. Америка, Австралия, Европа… Не знаю, как буду выкручиваться. Похоже, никак.
И вновь замолчал, очевидно, решив окончательно доломать руль.
- Он шикарно смотрится, - попытался я утешить. – Тебе очень идет.
- Ну спасибо! – не оценил Шейн моих попыток. – Насчет людей я не переживаю, но вампиры сразу все поймут. Я было обрадовался, что Винс простил меня, раз допустил к руке, но теперь понимаю, он сделал это только для того, чтобы тебе продемонстрировать.
- За что… простил? – спросил я очень тихо и очень осторожно, всем своим видом показывая: «если не хочешь, не отвечай».
Но Шейн вздохнул:
- Ты уже видел Джино?
Я вспомнил начало сегодняшней ночи и облизнулся.
- Мы даже довольно близко пообщались.
Шейн нервным движением убрал волосы с глаз, и они, конечно, тут же вернулись обратно.
- Это я виноват в том, что он потерял руку.
- Благодарение Небу! – вырвалось у меня.
Шейн так и застыл, и я поспешил объяснить:
- Просто я думал, что травма старая, но если это произошло уже когда ты был вампиром, значит есть надежда, что рука отрастет.
- Конечно, отрастет, - неуверенно проговорил Шейн. – Здесь куда?
- Налево.
Тема интересовала, но я больше не стал развивать ее, видя, какую боль это причиняет Шейну. Оставшуюся часть пути мы ехали почти молча. Я исполнял обязанности штурмана, доказывая, что хорошо ориентируюсь в Лос-Анжелесе, и через некоторое время «ягуар» с истинно кошачьей грацией въезжал на мою улицу.
Возле моего дома стоял черный катафалк. На обратной стороне бокового зеркала я увидел эмблему – черный силуэт голубя внутри белого силуэта летучей мыши. На татуировках было наоборот – подумал я сначала, а потом понял – это здесь наоборот, иначе мыши не было бы видно на фоне черного зеркала.
- «АД»? – удивился я.
- Ну… они и так иногда подрабатывают, - сказал Шейн.
- А почему катафалк-то?
- Что тебя не устраивает? – пожал плечами вампир. - Он вместительный.
Водитель, мужчина лет сорока в темных очках, завидев нас, вышел навстречу и коротко поклонился, безошибочно опознав в Шейне старшего:
- Доброй ночи. Помощь требуется?
- Доброй ночи, - ответил Шейн. – Нет. Просто откроешь двери.
- О кей, - сказал человек, а вампиры пошли дальше.
Белый гравий захрустел под моими ногами. Нащупав в кармане ключи, я взбежал по лестнице и открыл дверь. Вау! Наконец-то я дома! Я сбросил сапоги и прошел в комнату.
Из - за порога донеслось тихое покашливание.
- Ах… да, - смутился я и вернулся. – Входи.
Шейн вошел настороженно и оглядываясь по сторонам.
- Я быстро, - пообещал я, и, схватив из шкафа сразу несколько вешалок, ушел в спальню переодеваться. Я не обманул – буквально через пять минут вернулся в черных кожаных брюках, таком же жилете и атласной рубашке под цвет глаз. Остальная одежда была аккуратно уложена в одну из двух больших спортивных сумок. В другую я планировал погрузить компьютер. Пока я разбирал его на составляющие, Шейн с любопытством рассматривал интерьер. В особенности его внимание привлекали картины на стенах и моя коллекция дисков. DVD Мэнсона так и лежал на столе; надо же, сколько за две недели оседает пыли! Да, кстати! В сумку его.
- А это что? – вдруг спросил Шейн, указывая на окровавленную вмятину в стене.
- Да так, – сказал я, сматывая провод. – Не обращай внимания. Перепсиховал как-то. Сначала хотел чем-нибудь завесить, но раздумал, начав потихоньку привыкать, как к неоспоримому доказательству моей силы.
- А-а, - протянул рокер. – Ясно. У меня для этой цели была скрученная в трубочку монета.
Мы спустились к машине. Шейн нес сумку с моей одеждой, а я – компьютер.
- Влезли бы и в «ягуар» - хмыкнул Шейн.
- Это не все, - сказал я, на что мой брат во Крови отреагировал вопросительным взглядом.
- Пойдем, - позвал я его обратно в дом. – Его я реально один не утащу - неудобно.
- И он еще возмущался, что его вещи повезет катафалк! – смеялся Шейн, одной рукой распахивая дверь, другой удерживая на весу мой гроб. Я шел следом и держал другой конец гроба. Мне не был обиден смех Шейна, я, вообще-то, радовался, что мне удалось его развеселить.
- Только не говори, что собираешься подъехать к дому Винсента в катафалке, в своем собственном гробу!
Мне эта мысль в голову не приходила, но увидев выражение моего лица, рокер снова рассмеялся и махнул рукой:
- Ладно, я сзади поеду. Эскортом.
Тут уж и я не выдержал, не люблю, когда меня долго уговаривают.
Изнутри катафалк жутко смахивал на лимузин. Шейн, честно стараясь не смеяться, сфотал меня на сотовый, после чего с важным видом перекрестил и закрыл крышку. Водителю было абсолютно до лампочки, как мы там дурачимся. Он привычно закрыл двери и завел мотор. Минут десять я ехал с закрытой крышкой, потом мне это наскучило, и я вылез. Шейн, как и обещал, ехал сзади, не отставая.
- Ну и как оно? – первым делом спросил он, когда мы вновь ступили на твердую землю.
- Скучно, - ответил я. – Решил пока еще пожить.
- Sehr gut, - одобрил Шейн, - Кейт звонил, спрашивал, как мы. Я сказал, что ты едешь в катафалке, в гробу, он не поверил, и тогда я переслал ему слайд.
Я неопределенно хмыкнул. Общаться с «Псами Преисподней» я всеми конечностями «за», но состоять при них шутом – увольте. С другой стороны, когда я видел, что Шейн фотографирует, то неужели же думал, что он в одиночку будет наслаждаться этим снимком? В общем, ладно, проехали. Мы выгрузили гроб, сложили в него обе сумки и отпустили машину. Нет, предварительно я поинтересовался у водителя, сколько ему должен, но человек сказал, что за все уже заплачено. Я решил при первом же удобном случае намекнуть Винсенту, чтобы прекращал это, у меня пока еще есть деньги.
Хм.
Благодаря «Псам Преисподней».
Шейн набирал код замка помедленнее, чем его сир, так что я успел его запомнить.
В холле, слава Ночи, никого не было. Мы втащили гроб внутрь и быстро подняли на второй этаж, во временно ставшую моей комнату. Шейн уже не улыбался, устал наверное. Но, едва только дверь за нами закрылась, как в нее тут же постучали.
- Входи, Джино, - сказали мы одновременно, и в следующий момент концентрация Вайсов на один локальный квадратный метр резко повысилась – полуторных объятий Джино оказалось вполне достаточно, чтобы обнять Шейна. А я получил возможность наблюдать, какими разными бывают черные волосы: с синеватым отливом у Джино и красноватым - у Шейна. Я бросил взгляд в зеркало в поисках отлива… Н-да-сс… быть может, мне лучше вернуться к исходной масти?
- Ты как, насовсем? – спросил Джино красновато-черную макушку.
- Не знаю, - сказал Шейн ему в плечо. - Сегодня узнаю.
- Как поохотился, Грэйс? – улыбнулся мне старший Вайс, тактично не замечая гроба.
- Великолепно, - лаконично поведал я, со своей стороны соблюдая формальности.
- Хочешь, я пойду, разведаю обстановку? – предложил Джино, но уже не мне.
- Нет-нет, - покачал головой Шейн, мягко отстраняясь. - Давай на этот раз я сам. Ты только не пойми неправильно, но он не очень хочет видеть меня, когда видит тебя.
Джино задумчиво сложил руки на груди, для чего ему пришлось охватить пальцами предплечье:
- Кажется, я все-таки понял правильно. Что ж, тогда, наоборот, постараюсь не попадаться ему на глаза. Исчезаю прямо сейчас. - И он действительно исчез, только ветер пронесся по комнате.
Я только ахнул.
- Он имаго, - «объяснил» Шейн.
- А все со временем становятся имаго? – спросил я с надеждой в степени ужаса перед отрицательным ответом.
- Все, кто доживает, - философски изрек Шейн.
Я нервно сглотнул.
- И до скольки нужно дожить?
Шейн ухмыльнулся, явив миру один клык:
- Джино только осваивает свои новые возможности, хотя родился в тысяча четыреста восьмидесятом. Во Флоренции.
Я довольно-таки изящно, но все-таки сел на кровать. Черт возьми, а? Италия… Самый расцвет Эпохи Возрождения… Микеланджело, Сандро Боттичелли, Леонардо да Винчи… И тот, кто действительно вряд ли способен на столь неквалифицированное покушение, тот, кто даже извинения приносит на кончике ножа, Джино Вайс.
- Сколько же тогда Винсенту?
Шейн улыбнулся и, взяв меня за плечо, слегка пошатал.
- Не представляешь, как мне здесь не хватало хоть кого-нибудь, кто не умеет пользоваться опасной бритвой.
Я как-то пробовал бриться опасной бритвой, и у меня неплохо получилось, но я не стал говорить об этом Шейну.
- Моя комната на этом же этаже предпоследняя, сбегаю туда по-быстрому, пока ты разбираешь вещи, - сказал он и не стал медлить с претворением планов в действительность.
- Ну конечно, - сказал я уже закрывшейся двери, еще раз отмечая для себя, что Шейну можно задавать любые вопросы, кроме тех, что касаются Винсента. Последнее – бесполезно.
В первую очередь я собрал и подключил компьютер.
Ё!
То есть Кровь Ада, конечно же!
Девятнадцать писем от мамы! Двадцать девять минут, чтобы убедить ее, что все у меня хорошо, и отговорить приезжать. Одиннадцать минут депрессии от осознания, как же на самом деле соскучился. И как терапия - три новых заказа! Причем два из них – на уже выложенные в И-нете картины. Мне оставалось только согласиться и получить денежки, чем я и занялся в оставшуюся минуту этого часа. Будь благословенен Лос-Анжелес, столица тяжелой музыки!
Я спрятал гроб под кровать, повесил на окна шторы, рассовал по шкафам одежду, убрал туда же сумки, а Шейна все не было. Тогда я выключил комп и вышел из комнаты. Особняк выглядел темным и безжизненным, а скорее всего, таким и был. Я прогулялся до конца коридора и постучал в предпоследнюю дверь.
Мне никто не ответил. Я пожал плечами, толкнул дверь и вошел. Ага, щаз! Ветер в лицо. Я кое-как поймал дверь, пока она еще недалеко отъехала и отступил назад, закрывая ее. Приглядевшись, увидел на полу под ногами клочок бумаги. Я поднял его и прочел: «Зайди к Винсенту. Шейн».
Я пожал плечами, сунул бумажку в карман и двинулся к лестнице.
Из-за двери кабинета Винсента доносились голоса. Я пошел медленнее, потому что как только остановлюсь, это будет считаться подслушиванием.
- …Мне он кажется достойным крови Вайс. Несмотря на все, что с ним произошло, он не озлоблен и не сломлен, он прекрасно осознает, кто он такой и похоже, наслаждается этим.
- Делаешь успехи, твой вывод близок к моему. Проблемы были?
- Да в общем-то нет, - замялся Шейн. - Просто… (вздох) он искренне всем интересуется, а мне с ним так легко, будто я его давно знаю, так что я порой забываю, что можно говорить, а что нет…
- Ясно, - прервал его Винсент. - Что успел выболтать?
- (Снова вздох) Что ты был Принцем.
- Что.
И это «что» безо всякого выражения даже через дверь было страшнее всего, что я когда-либо слышал.
- Прости, Сир! Я не хотел! Жизнью клянусь! – воскликнул Шейн.
- Не клянись тем, что тебе не принадлежит! – процедил Винсент.
Я в буквальном смысле ворвался в белый кабинет.
Винсент сидел в кресле. Шейн – в другом, но с совершенно очевидным выражением облегчения на лице. Наверное, я точно так же выглядел, поскольку ожидал увидеть куда более страшную картину.
- Извините, - пробормотал я.
Мне молча указали на третье кресло. Я смущенно сел, Шейн, наоборот, встал.
- Мне завтра приехать? – спросил он Винсента.
- Зачем? – повел белой бровью экс-Принц. - Грэйс теперь знает, где ты живешь. Не так ли?
Шейн несколько секунд смотрел на него, потом опустил голову.
- Можно идти?
- Не так быстро, - не разрешил Винсент и, кивнув на ошейник, будничным тоном поинтересовался:
- Не жмет?
Шейн сглотнул.
- Нет, Сир. – И выразительно покосился на меня.
- Я оставлю вас, - сказал я, вставая.
- Ни с места, - отрезал Винсент, и мне не оставалось ничего другого, как медленно опуститься обратно.
Шейн нервно куснул колечко в губе, но больше не смотрел на меня. Он подошел к своему создателю, опустился на оба колена и приподнял подбородок, отчего его лицо в кои-то веки полностью открылось.
Винсент склонился к нему, небрежным движением расстегнул пряжку ошейника, но вместо того, чтобы снять его, рывком затянул на следующее деление.
- Я не так уж часто обращаюсь к тебе, - прошипел он, запустив пальцы под широкую кожаную полосу и рванув так, что колени Шейна оторвались от ковра. - И все, чего требую – выполнять мои приказы в точности. В точности, ты понял меня?
На Шейна было страшно смотреть. Столько горя и отчаяния я никогда еще не видел ни в чьих глазах. И еще ему теперь совершенно очевидно было нечем дышать.
- Свободен, - жестко бросил экс-Принц, отпуская его горло.
Шейн вскочил на ноги и пулей вылетел за дверь. Я бросился за ним.
- Останься, Грэйс, - было произнесено таким ледяным тоном, что у меня кровь застыла в жилах, а движения непроизвольно замедлились. Я обернулся:
- Я только провожу его.
- Он знает дорогу, - сказал Винсент.
Я развернулся окончательно.
- За что ты с ним так?
- Ты слышал, за что, - сверкнул глазами Винсент, и я не понял, намекает ли он на то, что я подслушивал. Лучше исходить из того, что нет.
- Черт, да мы просто посидели, поболтали, прекрасно провели время, ты же знаешь, я их фанат, я об этом и мечтать не мог! Я был голоден, и он дал мне укусить вурдалака. Ты когда-нибудь кусал вурдалака своего клана? Это, между прочим, что-то! Владения Вайс он показал мне по карте, а мне так даже лучше, у меня фотографическая память. Потом позвонил ты, и мы поехали. Все. Ну и что тут страшного? Где здесь состав преступления?
- Из мелких проступков вырастают серьезные проблемы, - невозмутимо изрек лорд Вайс. – Может, хватит о Шейне? Давай о тебе.
- Давай обо мне, - согласился я. – Меня абсолютно не устраивает, как ты обращаешься с Шейном!
- Вот как? – расхохотался Винсент, пристально глядя на меня. - Знаешь, Грэйс, тебе сейчас многое простительно, потому что ты многого не знаешь, но имей в виду, так не всегда будет. Я создал Шейна, и с той самой ночи он принадлежит мне целиком и полностью. Я вправе даже убить его, не предоставляя никому отчета. Никому, даже Фернандо Аррива.
Меня не столько взбесило то, что он сказал, как то, что он сказал это абсолютно спокойно.
- Меня ты тоже волен убить в любой момент?
- Нет, пока ты не принес мне присягу, - хладнокровно ответил Винсент.
Великодушная честность. Я поклялся себе тысячу раз подумать, прежде чем принести кому-либо присягу.
- Даже Джино уже простил Шейна, - процедил я сквозь зубы.
Винсент усмехнулся:
- Воистину, вы плодотворно пообщались.
И в следующий момент я отлетел к двери. Да нет, исключительно силой собственных нервов и мышц, просто имаго двигаются быстрее, чем обычные вампиры, а обычных вампиров это иногда застигает врасплох. Только что Винсент спокойно сидел в кресле, и вдруг оказался непосредственно передо мной. Его зеркальные глаза стали чернее ночи, и я как-то запоздало понял, что в комнате нет ничего черного.
- Я люблю Шейна, - проговорил глава клана Вайс зловеще тихо, очевидным напряжением воли сдерживая свои чувства. - Но я люблю и Джино. А Джино убеждает всех и себя в первую очередь, что рука его отрастает, только очень медленно. Только это не так, я-то вижу, что рука его совсем не растет! Прошло уже более года, в ту ночь Шейн пострадал гораздо сильнее, но даже он, совсем молодой вампир, уже полностью восстановился, а Джино, имаго – нет! Не знаю почему человеческая кровь его больше не насыщает. Каждую ночь я даю ему свою. Я так же обязал к этому всех подвластных мне вампиров, но Джино отказывается пользоваться привилегией, утверждая, что я и так подорвал свой авторитет этим цитирую: «злоупотреблением властью». Конечно, я мог настоять, и сделал бы это, будь среди моих вассалов вампиры достаточно сильной крови!
Сказав это, он отвернулся, и в камине взревело пламя.
Было бы ложью утверждать, что я не испугался. Я даже оглядел себя, не тлеет ли одежда. Всего лишь показалось, но сердце не желало успокаиваться. Хотел ли Винсент Вайс продемонстрировать, как легко может сжечь меня или же просто выплеснул свою ярость - я не стал размышлять над этим. Я просто подошел и встал рядом с ним, плечо к плечу.
- Как это произошло?
- Пусть Шейн тебе расскажет, меня там не было, - зло ответил Мастер. - Можешь идти, полагаю, дельного разговора у нас с тобой сегодня не получится.
Но я не ушел. Не ушел, потому что никогда не умел довольствоваться очевидным. Потому что, влюбленный во Тьму, даже в черном цвете видел множество оттенков. Потому что кроме злости в голосе Винсента слышал и боль, такую, что не вынести в одиночку, и невероятную усталость от этой боли, и глубочайшее, до самого ада отчаяние.
Мне стало жаль его, но я не знал, имею ли на это чувство право. Зато я точно знал, что еще не все сделал, чтобы по крайней мере одному из Вайс стало легче.
- Разве Шейн недостаточно страдает, осознавая свою вину? – прозвучал мой вопрос.
Пламя запылало ярче. Винсент смотрел в огонь совершенно моими глазами.
- Мне лучше знать, когда будет достаточно.
Вот теперь я сделал все, что мог. Жалко только, что «все» в данном контексте означает «ничего».
- Что ж, извините, милорд, - я специально перешел на официальный тон, показывая, что не собираюсь больше лезть в душу. - Извините, что небезразлично.
Я уже взялся за ручку двери, когда услышал:
- Пусть зайдет завтра, я сниму ошейник, но информировать его об этом не обязательно.
Я обернулся. Лорд Вайс теперь стоял спиной к камину, в ареоле рыжего пламени, отчего казался тенью самого себя – темнее, стройнее и выше. Его волосы шевелились от струй горячего воздуха и, казалось, тоже пылали.
- Если вы хотите, чтобы ваши приказы выполнялись в точности, - не удержался я, – так и отдавайте их четко. «Не обязательно», это значит «ни в коем случае»?
Экс-Принц посмотрел на меня так, что я вдруг очень остро понял, кто он и кто я, сколько столетий нас разделяет и насколько неудачная идея об этом забывать. Лишь удостоверившись, что я это понял, он усмехнулся:
- Видишь, не так уж сложно разобраться в том, чего я хочу.
Я стиснул зубы, дабы еще чего-нибудь ненароком не ляпнуть и вновь повернулся к двери.
- Грэйс.
Кровь Ада. Я выйду сегодня отсюда или нет?
Огонь в камине потух. Совершенно. Даже дрова не тлели. Винсент снова сидел в своем любимом кресле. Если бы не запах дыма, я бы заподозрил, что пламя было иллюзией, впрочем, откуда я знаю, не иллюзия ли запах?
- Прости, Грэйс, я не должен был втягивать тебя в эту историю, - задумчиво проговорил глава клана Вайс. - Моя обязанность - помогать тебе с твоими проблемами, а не вовлекать в собственные. Не нахожу рационального объяснения, почему я не позволил тебе уйти и заставил смотреть на это.
Я посмотрел ему прямо в глаза.
- Если я отвечу на этот вопрос, то тоже окажусь в ошейнике?
Он изучал меня целую минуту.
- Не отвечай.
34
Солнце находилось в той стадии, когда спать еще рано, а ехать к Шейну уже нецелесообразно. Я отправил Кейту e-mail, но особой надежды на него не было – где гарантия, что кто-нибудь из «Псов» сегодня включит компьютер, и где он, этот компьютер? Что если где-нибудь в офисе под кипой бумаг? Я пожалел, что не догадался спросить номер его сотового. Возвращаться к Винсенту не хотелось, поэтому я отправился на поиски Джино.
Особняк Вайс и снаружи-то казался немаленьким, а изнутри, в темноте, да еще когда кого-то ищешь – вообще огромным. Уже описанный мною холл меж двух изогнутых лестниц открывался в еще более шикарную гостиную, в левом крыле здания располагался прекрасно оборудованный спортзал, а в правом - такого же размера библиотека. Со второго этажа начинались комнаты. В некоторые я входил свободно, в других, переступая порог, чувствовал некий дискомфорт, но все равно входил. В иных слой пыли достигал толщины в четверть дюйма. Я понял, что в них уже очень давно, а возможно, и никогда, никто не жил. Все коридоры были сплошь устланы черными коврами, что гасило даже тот минимальный звук, который вампиры издают при ходьбе, и вскоре мои ноги привыкли к приятно пружинящему под ногами ворсу. Из всех порогов этого дома лишь три не поддались мне. Две двери были заперты на ключ: одна прямо напротив моей, вторая на третьем этаже в другом крыле – симметричная комнате Винсента. Я постучался в обе, но мне никто не открыл. Третья дверь вела в подвал. То, что в подвал, я понял, когда открыл ее – лестница круто уходила вниз. Я решил, что это или запасной выход на случай непредвиденных обстоятельств, или что-то типа убежища на случай их же. В отличие от других эта дверь была окована железом и навевала мысли о рыцарских временах. Я вовсе не имею в виду, что она выглядела такой старой, просто два стражника с алебардами справа и слева от нее смотрелись бы более чем уместно. Но даже в отсутствие стражников отсутствие у меня приглашения подействовало надежней, чем скрещенные перед моим носом алебарды. Я не смог переступить порог и удовлетворить свое вполне объяснимое любопытство. В общем, Джино я так и не нашел, но от самого процесса поиска получил массу впечатлений.
Что делать, пришлось возвращаться к Винсенту. Каково же было мое изумление, когда именно там я и обнаружил Джино.
Итальянец сидел, забравшись с ногами в кресло и прикрыв глаза, а экс-Принц бережно расчесывал его неправдоподобно-длинные волосы. При моем появлении Джино открыл глаза, но в остальном картина не изменилась, для полной завершенности ей не хватало только мурлыканья.
- Ты что-то хотел? – спросил меня Винсент, медленно протягивая сквозь частые зубья гребня бесконечную иссиня-черную прядь.
Я не без усилий переключился с восприятия визуальной информации на излучение вербальной.
- Да. Телефон. Шейна.
Винсент продиктовал и, обойдя кресло, уложил расчесанную прядь на колено итальянцу. Как только он начал отделять новую, у Джино снова самопроизвольно закрылись глаза. Не знаю, кому из них больше нравился этот удивительно умиротворяющий процесс. Быть может, мне?
- Что-то еще, Грэйс?
- Нет, - тряхнул головой я. – Это все. Спасибо.
Когда я выходил в коридор, художник во мне недовольно ворчал. Художник во мне – вообще существо бестактное. Он и свежий укус на шее Винсента заметил, сволочь этакая. Что же это – кровь Джино не насыщает, слюна не заживляет, регенерация не работает? Что он за имаго такой? Вообще ничего не понимаю.
Телефон я видел в холле, но только когда уже набрал номер, сообразил, что мне дали не тот. Я-то хотел сотовый! Ладно, сам виноват, надо было конкретизировать. Обратно все равно не пойду, как бы ни хотелось.
Трубку взял Марк.
- Да?
- Марк, это Грэйс. Позови, пожалуйста, Шейна.
- А он не с тобой? – удивился вурдалак.
- Нет. Он домой поехал.
- А-а. Ну тогда наверняка где-нибудь снимает стресс. Ближе к утру вернется.
Я бросил взгляд на часы. Куда уж ближе. Я и так долго плутал по дому.
- Что значит «снимает стресс»?
Марк прищелкнул языком, очевидно, подразумевая «не тупи» но вслух, правда, не рискнул повторить то же самое.
- Ну как вы, вампиры, снимаете стресс? Так же, как и все остальные. Напиваетесь.
Верно. Как я мог забыть, что Шейну сегодня так и не выдался случай поохотиться.
- А ты не мог бы дать мне номер его сотового?
- Нет, - немного помолчав, отозвался гитарист. - Он не разрешает давать свой телефон фанатам. Прости.
Я оторопел.
- Что? Марк, ты меня помнишь? Ты, вообще, помнишь, что с тобой сегодня было? - Честное слово, это была единственная пришедшая в мою голову причина, которая объясняла бы отказ музыканта.
- Грэйси, - заволновался Марк, - ты только, пожалуйста, не обижайся. Я же не говорю «не хочу». Я не могу. Правда не могу. Прямой приказ!
У меня даже дыхание перехватило, когда я понял, что он подразумевает. Мне было нелегко в это поверить, хотя, собственно, почему?
- Это что, еще одна особенность вурдалаков?
- Ну да, - выдохнул в трубку Марк. - Я не в силах сопротивляться, если мой вампир-покровитель скажет что-либо сделать, и наоборот - не могу сделать что-то, если он это запретил.
Я несколько секунд обдумывал его слова.
- А что будет, если ты попытаешься?
- Я уже попытался, - с досадой в голосе отвечал Марк. - И только потом сказал «нет». Когда не получилось.
Хм.
- А ты можешь позвонить мне, когда он вернется?
- Это могу, - с видимым облегчением отозвался Марк. – По какому номеру?
Черт. Чертовски хороший вопрос.
- А какой у тебя на определителе высветился?
- По этому? – изумился вурдалак. Я почти увидел, как он облизнул губы кончиками языка. - А точно ты возьмешь трубку?
- Точно, - буркнул я, присматривая себе местечко на диване. – До скорого.
Я уже почти положил трубку, когда услышал:
- Грэйс?
Я вновь поднес ее к уху, хотя это было и не обязательно.
- Да?
- Ты потрясно кусаешь! - сказал Марк и отключился.
Я чуть было не подавился своим «спасибом», как мое эго - комплиментом. Слышала бы Медуза! От нее я, кстати, никогда такого не слышал, и неудивительно, разве надрез перстнем сравнится с полноценным укусом? Черт, ну почему, о чем бы я ни думал, мои мысли все время возвращаются на проторенную колею? Медуза… Мне стало грустно. Я вспомнил, какой видел ее в последний раз. Глаза закрыты, шея замотана бинтами, к руке тянется капельница. Что ж, все больше и больше тем, о которых я хочу поговорить с Винсентом, как только улажу ситуацию с Шейном. Хм. Улажу. Быстро я освоился.
Я скинул сапоги и улегся на диван, положив голову на подлокотник. Я заметил – стоит подумать о Шейне, и настроение сразу повышается; надо будет сказать ему об этом, пусть покормится. А я ведь знал, что живу с ним в одном городе, но мало ли в Лос-Анжелесе рок-звезд, недосягаемых, как кольца Сатурна? С Сатурном мы тоже в одной галактике. Я не мог поверить, когда получил заказ, и втайне надеялся, что хотя бы увижусь со своим кумиром. Увидеться мне так и не удалось, но я утешал свое самолюбие тем, что он-то только называется вампиром, а вот я… У-у, какой я крутой! Нет, Судьба, определенно, сеньорита с юмором. Смел ли я помышлять, что Вампир Шейн вдруг в одночасье станет мне ближе брата? И что в этой близи я увижу совсем другого Шейна, с совсем другими, нежели я себе представлял, проблемами?
Я перевернулся на другой бок и уткнулся лицом в спинку дивана, чтобы стало темнее. Есть минусы даже у такой полезной штуки, как ночное зрение.
Можно подумать, только в Шейне дело. Можно подумать, другие члены клана хоть на йоту менее таинственны. Джино, например. Я так до сих пор и не понял, как он ко мне относится. С чего он взъелся на меня сперва, и куда исчезла его неприязнь сейчас? Что исчезла, сомнений не вызывает - он абсолютно не умеет скрывать свои чувства. И что, в конце-то концов, случилось с его рукой? И как с этим связан Шейн?
А сам Винсент, когда-то бывший Принцем, и по какой-то причине, о которой нельзя распространяться, переставший им быть? Впрочем, он остается Мастером города, что тоже неплохо. Одним из трех, правда, наряду с Фелицией и Эдвардом, но разве трети такого города, как Лос-Анжелес не более чем достаточно для пяти вампиров? Да, кстати! Пяти!
Я как-то из виду выпустил, что есть еще один неизвестный мне Вайс. Впрочем, вряд ли стоит торопить события и приставать к окружающим с расспросами. Сомневаюсь, что удивлюсь сильнее, чем когда увидел Шейна.
Звонок вырвал меня из оцепенения. Трубка запрыгала в моих руках, и я схватил ее уже у пола:
- Да?
- Марк сказал, ты звонил, - послышался голос Шейна.
- Звонил, а что уже утро?
- Вечер. Я вчера поздно вернулся, ты уже спал.
- А… - Я завертел головой в поисках каких-нибудь часов. Не нашел. - А ты почему так поздно возвращаешься? Ты что, не знаешь, как это опасно?
Шейн длинно, сквозь зубы выдохнул.
- Прости, Грэйс, я не очень люблю телефоны. Ты что-то хотел сказать?
- Да. Ты как?
- Нормально.
- Винсент хочет, чтобы ты приехал завтра, то есть, получается, уже сегодня, - поправился я.
- Мне он сказал другое, - осторожно проговорил Шейн.
- Он передумал.
- С чего бы это? – уже откровенно настороженно.
Мне отчего-то вдруг вспомнился запах дыма. Я не ответил Шейну, пусть думает, что пожал плечами.
- Ты приедешь?
Он горько усмехнулся. То, что горько, даже по телефону чувствовалось.
- Куда ж я денусь.
- Тогда до встречи.
Я бросил трубку первым, и это меня озадачило. С не меньшим удивлением я обнаружил в своей душе то, что никогда не ожидал там найти – гнев на Шейна. Я засыпаю за тринадцать минут до рассвета, это во сколько же он пришел, что я уже спал? Кажется, я начинаю понемногу понимать методы Винсента.
Я натянул сапоги и встал, разминая шею – затекла неимоверно. Интересно, кто-нибудь видел, что я тут спал? Я поднялся к себе умыться, расчесаться и взять кредитку – вдруг уже что-нибудь поступило на счет? Жажда поприветствовала меня дружеским тычком в солнечное, как будто боялась, что я забуду о ней, как будто не верила, что я нигде не задерживаясь, вот прямо сейчас пойду на охоту. После более чем двух недель «доступной крови» я и сам уже, откровенно говоря, не верил. Тем слаще!
Я вышел из дома Вайс и набрал полные легкие звездного неба. А потом побежал. Со всей скоростью, на которую был способен. Так, как не бегал еще никогда. Ветер бил мне в лицо, трепал волосы, и полы расстегнутого плаща хлопали за моей спиной, словно перепонки рукокрылого. Запах – обещание вкуса. Ветер предлагал мне на выбор тысячу притягательных запахов, но я чувствовал: сегодня не та ночь, чтобы довольствоваться случайным прохожим. Наследник королевской крови Вайс мчался, исследуя подвластную ему территорию в поисках одного-единственного человека. Того, в чью шею уже вонзал свои неумолимо-острые клыки, вкус чьей крови помнил по прошлой, полной трудностей и опасностей, но зато своей жизни. Я должен был сделать это, чтобы спаять прошедшее с настоящим, чтобы чистым, незамутненным взглядом взглянуть в будущее. И тогда я смогу принять то счастье, что на меня обрушилось, и тогда я смогу до конца поверить в него. Только один образ стоял у меня перед глазами: Элис Купер. Только одно имя вертелось у меня в голове: Дастин Чейз. Уверен, Винсент простит меня, если я задержусь.
Я задержался.
Он вышел ко мне из черного «феррари», без перчаток и грима, с собранными в хвост волосами. Я не сразу узнал его.
- Что тебе нужно? – спросил он.
- Ты, - ответил я, подходя ближе.
- Ты уверен?
Вместо ответа я набросился на него и прокусил горло. Вот только отпрянул еще быстрее.
- Ты не Дастин Чейз!
Он усмехнулся.
- Я ведь спрашивал тебя: «ты уверен?»
Кончиками пальцев он коснулся своей окровавленной шеи и, гневно глянув на меня, приказал:
- Залижи.
Я сделал шаг вперед и поцеловал его шею, не осмеливаясь на большее.
Он рассмеялся и, развернувшись, пошел к раскрытому в ожидании «феррари».
- Кто ты? – шепнул я ему вслед.
- Ты знаешь, кто я, - ответил он, не оборачиваясь.
- Того, что я знаю, мало.
Он вновь засмеялся, и от этого смеха меня пробрала дрожь.
- Большего тебе и не полагается.
«Феррари» взрычал, но прежде чем скрыться в ночи, остановился у самых моих ног.
- Не отвлекай меня больше, вампир, - повернул голову Винсент Фурнье, - если, конечно, не хочешь, чтобы Я тебя запомнил. - И зрачки его, отразив свет фары летящего по встречной байка, сверкнули синим.
Я стоял и заново учился дышать. Если бы выпрямился и расправил плечи, наверняка стало бы легче, но я даже сплетенных на груди рук расцепить не мог. У него на плече была снежинка. Самая настоящая, кристаллик воды о шести концах. Когда я посмотрел на нее, она растаяла. И этот синий отблеск, и то, что он сказал, и сам он… Галлюцинации от голода?
Сверкающий «Харлей Девидсон» круто развернулся и остановился, фырча, рядом.
- Ты всегда охотишься автостопом? – услышал я уже знакомый голос.
Я обернулся. Байкер снял шлем, и по плечам его рассыпалась грива песочно-желтых волос. Он бросил шлем мне.
- Надень. А то еще соблазнишься.
Я недоумевающее посмотрел на него, и он не удержался от усмешки.
- Прыгай сзади, только меня не трогай - разобьемся нафиг. Эйрика впечатлило твое вчерашнее шоу, он хочет попробовать.
Я не стал спорить. Конечно, у меня были другие планы, но если Шейн распорядился подольше удерживать меня на охоте, то я докажу, что умею понимать намеки. Да и в конце-то концов, «Псов» я люблю не меньше, чем Элиса Купера.
«Харлей» летел со скоростью мысли. Шлем защищал не столько Линна от моих зубов, сколько меня от его волос. Я крепко держался за его пояс, а полы моего расстегнутого плаща хлопали за спиной, словно перепонки рукокрылого. Мы уносились в ночь, как я понял, подальше от особняка Вайс.
- Так последним, что ты пил в смертной жизни, было шампанское? – восхитился юный вурдалак. – Круто!
- Ты плохо слушал, - сказал я, радуясь, что не приходится кричать. - Последним, что я пил в смертной жизни, была кровь.
35
Мы тормознули у какого-то неизвестного мне клуба на окраине города. Клуб был так себе, средненький, с «Welcome» не стоит даже сравнивать, но закуска и пиво там подавались отменные. Что отменные, мне пришлось поверить Линну на слово, но что я действительно оценил – так это приятный сумрак внутри. Стойка бара была единственным ярко освещенным местом, и к ней, как мотыльки, слетались смертные полуночники. Мы, естественно, выбрали столик подальше, где, как выяснилось, нас уже поджидал Эйрик.
Клавишник «Псов» – типичного облика гот, высокий и худой, с гладкими черными волосами до лопаток. Если мне с недельку поголодать, не до такой степени, чтобы превратиться в мумию, но чтобы слегка заострились черты, мы будем очень похожи. Вот только проголодаться мне едва ли дадут – завидев меня, Эйрик потянул молнию «косухи», под которой больше ничего не было. Интересно, откуда такое поверье, что вампиры, питаясь, разбрызгивают кровь на километр вокруг?
Подойдя ближе, я заподозрил, что ужин отменяется - по побледневшему лицу Эйрика было ясно, что он передумал; сейчас, когда увидел блеск жажды в моих глазах, или пока ждал нас – неизвестно. Но упрямо поджатые губы и решительные движения рук успокаивали – клавишник «Псов Преисподней» ни за что в этом не признается. Единственное, что он все-таки спросил:
- А обязательно шею? Может, лучше для начала запястье?
На идентификации меня много раз кусали и в шею и в запястье, так что у меня была возможность убедиться, что в запястье больнее. Вот только объяснять все это, ежесекундно сглатывая слюну, у меня не было ни малейшего желания, поэтому я просто сказал:
- Обязательно.
Линн привстал, притворяясь, что очень заинтересован дизайном таблички «Не курить», но на самом деле прикрывая нас от случайных взглядов, а заодно обеспечивая себе наилучший обзор.
Я оперся ладонью о стол, другую просунул под затылок Эйрика, одновременно убирая его волосы. Клавишник вздрогнул, когда мои губы коснулись его шеи, и второй раз – когда клыки прорвали кожу, но потом сразу расслабился. Кто-то научил его, что так надо, наверное, Марк. «Хотя должен был я», - пришла запоздалая мысль. Если действовать осторожно – больно только в первое мгновение. Я действовал предельно осторожно. Глотая кровь Эйрика, я вспоминал, как виртуозно он управляется с шестью клавиатурами сразу. Я взял его за руку, чтобы ощутить эти волшебные пальцы в своих, и экстаз чарующей и страстной мелодией захлестнул меня. Но даже на самом пике наслаждения я не забывал позировать, ведь здесь был еще один «Пес Преисподней», которого я хотел не меньше и надеялся, что сегодняшнее шоу произведет впечатление на него (так, глядишь, и всех перекусаю)… Я просчитался. В серых глазах Линна таилась зависть, но отнюдь не к Эйрику. Я вспомнил, что он единственный из свиты Шейна, кто никогда не снимает концертные клыки.
- Спасибо, - шепнул я на ухо, в мочке которого покачивался безопасный для меня перевернутый крестик.
Эйрик тронул шею. Все всегда после этого трогают шею, если не зачаровывать.
- Гранатовый сок с сахаром, и только потом пиво, - прошептал Линн. - Согласен?
Эйрик с сосредоточенным видом кивнул. На мой взгляд, он был согласен сейчас на все.
- Присмотри за ним, - бросил Линн и направился к световому пятну в центре зала. Я тут же почувствовал ответственность за Эйрика, а также укол совести от того, что гитаристу пришлось об этом напомнить.
Впрочем, Эйрик пришел в себя так же быстро, как и Марк, и подробнее всех, кого я спрашивал до этого, описал свои ощущения. Сам момент укуса ему, к сожалению, не понравился, зато потом «будто прыгаешь с парашютом, а за кольцо дергать еще рано, перед глазами простор, и ты теоретически знаешь, что будет, когда дернешь, но только теоретически».
Вскоре вернулся Линн и со словами: «Давненько я не ел из бумажных тарелочек» выгрузил на стол первую партию еды, питья и большой стакан чего-то, выглядящего так, словно предназначалось мне. С этого самого мгновения время полетело незаметно. Я узнал, что во всем многообразии информации, выложенной о «Псах» в Интернете, только половина – правда. Причем наименее правдоподобная из половин. Я узнал, что именно в этом баре подрабатывал игрой на гитаре Линн, когда Эйрик впервые заметил его, и в прямом смысле похитил со сцены, чтобы отвести на прослушивание к Шейну. Я мог бы, конечно, в любой момент вскочить и, вытянув обвиняющий перст, объявить музыкантам, что раскусил их план, догадался, что они здесь, со мной по поручению Шейна, но… Мне было так хорошо. Я сидел в баре с теми, чье общество было мне приятно и желанно, и кто в то же время знал о моей тайной сути. Как и себе, и Эйрику, Линн поставил передо мной бутылку пива, и, хотя я не мог насладиться им иначе, как нюхать, я оценил этот жест.
- Делай вид, что пьешь, - шепнул мне клавишник. Его шея вытянулась, когда он приложился к горлышку своей бутылки и я тут же вспомнил, как прикладывался к другому горлышку. В общем, мысли о разоблачении я отбросил, а вместо этого от души развлекался, время от времени делая вид, что собираюсь уходить, и с интересом наблюдая, какие еще причины они придумают, чтобы не дать мне этого сделать. В конце концов мне действительно понадобилось уйти, чтобы потыкать карточку, и, если что, найти место, где можно ночью купить себе сотовый. Так эти двое увязались за мной, невзирая на то, что Эйрика еще немного пошатывало после моего укуса, а Линна – уже, после пива. Ох, сильно сомневаюсь, что ему уже есть двадцать один.
Встав из-за стола, я уставился на непочатую бутылку в своей руке, как будто увидел ее в первый раз.
- А в цветок вылей, - перехватил мои мысли Линн. - Шейн всегда в него выливает.
Я посмотрел на длинные, растущие сикось-накось листья неизвестного представителя комнатно-горшечной флоры и решил, что еще ноль тридцать три в его судьбе ничего не изменят.
Домой я приехал уже под утро, на такси. Вообще-то, срочно достать в Лос-Анжелесе такси - задача из области не совсем научной фантастики, но я решил ее для себя раз и навсегда – укусил четырех таксистов и зову, когда нужно, всех сразу. Как только ближайший подъезжает, перестаю звать. Я настаивал на том, чтобы подождать машину и для ребят, но Эйрик сказал, что поедет на байке Линна, потому что когда Линн кого-то везет, то никогда не разбивается. Еще один факт про Эйрика: он всегда такой серьезный и рассудительный, что ему волей-неволей веришь, даже когда он несет какую-нибудь ересь в таком вот духе. Код дверного замка я набирал, замирая от страха – что если я неправильно его запомнил, и обречен остаться на улице? Но опасения не подтвердились – дверь гостеприимно распахнулась, впуская меня внутрь.
Я щелкнул пальцами - и зажегся свет. Да конечно, незачем. Просто хотелось убедиться, что этот дом и меня тоже слушается. Только к Винсенту я не пошел. Было поздно, и если он каждую ночь расчесывает волосы Джино, то давно уже должен был начать. Вместо этого я занялся своим новым мобильником – включил компьютер и вносил номера из каталога в память телефона. С прискорбием обнаружил, что по большинству номеров, которые я внес, мне больше никогда не придется звонить.
Что-то отвлекло меня. Я прислушался к этому «что-то» и понял: за моей дверью кто-то стоит.
- Входи, лорд Вайс, - сказал я, потому что не был уверен, кто из них.
Вошел Шейн, и я сразу вздохнул свободнее, хотя это на нем, а не на мне не было больше ошейника. Впрочем, на мне тоже не было – скоро спать, и вся моя шипасто-кольчужная коллекция отдыхала в ящике стола.
Шейн молча сел в кресло, не сводя с меня глаз. Я забеспокоился, чувствуя, что дело не только в ошейнике. Что-то еще в его облике было не то, или наоборот, раньше было не то, а сейчас все встало на место. Что-то в лице, в движениях, в развороте плеч, от чего у меня сердце замирало и волосы вставали дыбом. А потом я узнал эту маску – она включалась у Шейна автоматически перед объективами камер, но здесь только я, и сотовый у меня без камеры, так к чему эта угроза в глазах?
- Ты занят? – Слова его никак не вязались с тем, что я видел, но я предпочел верить словам.
- Да не особенно, - сказал я нарочито небрежно. – Купил телефон, теперь вот вношу номера. Кстати, мне как раз твой нужен. Продиктуй, пожалуйста.
Шейн продиктовал и добавил:
- А ты что, так не запомнишь?
Я мгновенно почувствовал себя идиотом, ненавижу это ощущение, единственный способ избавиться от него – показаться умным. Я рассмеялся и отложил телефон:
- Черт, ну надо же! Никак не избавлюсь от поведенческих стереотипов человеческого бытия.
Шейн не поддержал мой смех даже улыбкой.
- Винсент сказал, ты просил за меня.
Резкая смена темы не укладывалась в мою личную схему непринужденной беседы, но была типичной для вампиров и объяснялась достаточно просто – скоро рассвет.
Я пожал плечами:
- Не представляю, зачем он сказал тебе об этом.
- Даже Джино не удавалось уговорить его, - продолжал Шейн, - хотя он пробовал, и не раз.
Мне не нравились нотки обвинения в его голосе. Я не понимал их.
- У меня навык убеждения выше, - попробовал пошутить.
- Чем у Джино? – недоверчиво приподнял бровь Шейн.
Ясно. Он не играл в «Маскарад».
Оставалось только снова пожать плечами. Это же так очевидно. Не мог Винсент поддаться на уговоры Джино, ибо тем самым демонстрировал бы, что его травма для него уже не так много значит. Скорее всего, он планировал избавить своего младшего наследника от наказания, как только старший полностью восстановится и, вполне вероятно, имел неосторожность сообщить об этом кому-либо из них, или даже обоим сразу. Но время подошло, и Винсент оказался в тупике: как отменить собственный приказ, не вынудив их заподозрить неладное? Потому-то и разыграл весь этот спектакль передо мной. Для того, чтобы заставить меня вступиться и «так уж и быть» простить Шейна досрочно. А может, чтобы проверить, вступлюсь ли. Подозреваю, что любому поступку Винсента всегда найдется более чем одна мотивация. Насколько же его самого угнетала эта ситуация, что он решил так рискнуть? Ведь он меня совсем не знает! Как он может быть уверен, что я не проговорюсь, вот сейчас например, что у Джино не отрастет рука? Проклятье! Я похолодел. А может быть он как раз этого и хочет – чтобы проговорился? Ведь невозможно же вечно скрывать такое? Ну уж нет, Мастер, разбирайся сам, я вестником печали становиться не собираюсь!
Мои размышления были прерваны самым немыслимым образом. Нет, я не заснул. Шейн бросился на меня, и я ожидал этого меньше, чем реюниона «Stratovarius». Я оказался на полу, а Шейн на мне.
- Как?! Что ты такого делаешь, из-за чего он к тебе прислушивается? – шипел сквозь зубы он. - Скажи, я должен знать!
Его лицо было искажено яростью, клыки удлинились, золото глаз потемнело, лишь яркие звездочки вокруг зрачков не изменились, засияли еще ярче на черном. Он держал меня двумя руками за горло, и я не мог дышать. Но мои руки были свободны - я мог ударить его. Кого ударить? Шейна???
- Затмение… - прохрипел я.
- Чего? – опешил Шейн и немного ослабил хватку.
- Если в моих глазах – рассвет, - сказал я уже свободнее, - то в твоих – затмение.
Он заморгал, и с каждым движением ресниц под ними прояснялось.
- Только когда злюсь, - прошептал вампир, после чего встал и подал мне руку. Я мог бы подняться и без посторонней помощи, но я принял ее.
Он тяжело опустился обратно в кресло и уронил голову на согнутые пальцы.
- Прости. Вообще-то я пришел сказать: «спасибо», а видишь, что получилось.
- Все нормально, - сказал я, незаметно поправляя ворот. - Я не злюсь. А вот вечером злился. Пообещай мне, что не будешь больше возвращаться домой так поздно.
Шейн удивленно посмотрел на меня. А что он хотел? Я тоже имею право внезапно сменить тему.
- Слушай, я вовсе не часто так делаю.
- Вот и замечательно, - зевнул я. - А теперь совсем перестань, хорошо?
- Ладно, - сдался он. - Только имей в виду, ты сегодня говоришь мне это уже шестым.
Я посмотрел на часы и демонстративно выключил компьютер.
- Передавай привет пятерым предыдущим. Особенно Марку и Эйрику.
Шейн встал, правильно истолковав намек, но обернулся у двери и наконец-то выдавил из себя улыбку.
- И как тебе Эйрик? Я его никогда не пробовал.
Я закатил глаза, показывая, как.
Он кивнул и вдруг нахмурился:
- Ты только не подумай, что это я его заставил. Он сам захотел.
- Что ты, и в мыслях не было, - легко солгал я.
- Что ж, спокойного сна. – И с этими словами он вышел.
У меня осталось время только на то, чтобы принять душ, накрасить ногти и заползти в гроб. Ну и пусть последнее незачем, простите мне мои маленькие слабости – в гробу я чувствую себя гораздо увереннее. Единственное, что я еще сделал – затащил под крышку одеяло, потому что помимо всего темного и мрачного еще очень люблю тепло и уют.
Значит, Шейн домой не поехал. Видимо, это хороший признак. Несмотря на некоторые не совсем приятные моменты, я очень рад, что ситуация так разрешилась. Мне нравится Винсент, и я не хочу злиться на него из-за Шейна. Кроме того, теперь я могу заняться своей собственной персоной, так что завтра, прежде чем пойти охотиться, я поднимусь в кабинет Винсента и задам ему один-единственный вопрос. И вовсе даже не тот, о котором вы могли подумать. Какой? А почему вы должны узнать о нем прежде моего примогена? До завтра, поприветствуйте от моего имени солнышко, а я закрываю крышку.
36
Видимо, экс-Принц не признавал никаких других цветов, кроме черного, белого и промежуточных оттенков между ними. На нем снова был белый костюм, но другой, с длинным пиджаком, почти френчем. Меня всегда ослепляет, когда он так одевается, но ситуацию спасала черная рубашка, ворот и манжеты которой были исполнены в так любимом мной стиле восемнадцатого века.
- Доброй ночи, милорд, - поздоровался я, слегка наклонив голову, машинально получилось.
Винсент улыбнулся, не показывая клыков и не отвлекаясь от своего занятия. Когда я вошел, он перебирал какие-то бумаги – весь стол был буквально завален папками. В наш век компьютерных технологий только одной причиной можно было бы объяснить такую приверженность к бумажным носителям – крайней конфиденциальностью документов. Но либо лорд Вайс недооценивал мое любопытство, либо (и не без оснований) полагал, что я в этих рукописях по-французски ничего не пойму.
- Рад тебя видеть, Грэйс, - сказал Винсент. - Боюсь огорчить, но Шейн не сможет сопровождать тебя сегодня, у него деловая встреча.
Я огорчился только для вида. Это как нельзя лучше вписывалось в мои планы.
- Что ж, справлюсь и сам. А можно вопрос?
- Сколько угодно, - разрешил Винсент. Кажется, он наконец, нашел нужную папку.
- Только один. Когда человек становится вампиром, у него исчезают шрамы, полученные до этого?
Винсент бросил на меня настороженный взгляд, закрыл папку и положил ее на стол.
- Да.
- Спасибо, - поблагодарил я и поспешил на выход.
- Постой, – он оказался прямо передо мной быстрее, чем если бы я обернулся. – Не делай этого.
Я инстинктивно отодвинулся.
- Не делать чего?
- Принимаешь меня за идиота? – вдруг разозлился лорд Вайс. – Твоя сбежавшая возлюбленная, Медуза. Не вздумай обратить ее!
- Это еще почему? – возмутился я на обе его реплики.
Зеркальные глаза Винсента стремительно темнели.
- Я мог бы сказать: потому что Мастер твоего города, родоначальник твоей линии крови запретил тебе, но скажу по-другому: потому что ты сам не уверен в правильности этого решения. Тобою движет чувство вины, но не осознанное желание создать наследника!
- Что за чушь! – воскликнул я, глубоко раскаиваясь, что не задал свой вопрос кому-нибудь другому. - Я уверен! Я люблю ее, и хочу забрать с собой во Тьму!
- Да? – прищурился лорд Вайс, складывая руки на груди и опираясь спиной на дверь. - В таком случае, почему ты до сих пор не сделал этого?
- Не представлялось возможности, – пролепетал я, и сам же, своим вампирским чутьем, почувствовал ложь. Хоть в пепел сгори от стыда и раскаяния, а сделанного не отменить - я кусал Медузу. В ту самую ночь, когда она приехала отдать диск и порвать со мной окончательно. С тех пор в любой момент мог вызвать ее, не выходя из дома. Почему я не сделал этого? Об этом спрашивал Винсент, и я ответил ложью. Но, Боги Отчаяния! Теперь я спрашиваю себя сам. Почему?
Экс-Принц больше не контролировал дверь. Он вне себя от гнева ходил из угла в угол по комнате.
- Каждый раз одна и та же история. Не успеют у неофита прорезаться клыки, как он уже одержим идеей обратить всех родственников, друзей, знакомых и любимую канарейку в придачу!
Потом он остановился напротив, взял меня за плечи и тяжело, в два выдоха сказал:
- Не каждый. Достоин Вечности.
Дернув плечами, я сбросил его руки.
- Она достойна!
Винсент покачал головой.
- Судя по тому, что я видел, нет. И твоя любовь не делает ее такой автоматически!
Я поразился, каким злым могу быть. Какого черта он видел? Рихард сказал, это как книга. Во время сканирования памяти Винсент еще не знал, что я из его клана, так что вряд ли сподобился на большее, чем просто бегло пролистать ее.
- Я не обратил ее до сих пор, - прошипел я, чувствуя, как вылезающие клыки все сильней отражаются на дикции, - потому что думал: если шрамы останутся с ней навечно, она возненавидит меня!
- А она возненавидела бы? – с интересом спросил Винсент.
Я сжал кулак так сильно, что ногти впились в ладонь.
Спокойно, вампир. Спокойно. И не капли лжи больше.
- Судя по тому, что она предпочла забыть о нашей любви из-за этого происшествия… да.
- Что ж, - кивнул он. - Это подтверждает сказанное мной ранее.
- Да как ты не понимаешь, - взорвался я. - Только я виноват, что с ней это случилось! Из-за меня у нее не шея, а полигон! Так неужели я, зная, что могу исправить ситуацию, не сделаю этого?
- Нельзя так рассуждать! – тоже повысил голос Винсент. - Обращение – это рождение во Тьму нового бессмертного, а не косметологическая процедура!
- Но именно из-за этих шрамов она меня и бросила!
Его ответ я не смогу забыть до конца ночей моих.
- Это не проблема, Грэйс. Это ее благополучное разрешение.
Я уже знал, что не сдержусь, но даже не успел испугаться. В посветлевших глазах Винсента я видел, как потемнели мои. Я зарычал. Напряжение последних недель выплеснулось единомоментно.
- Ты не можешь решать, что мне делать, а чего - нет! Если думаешь, что это право подарил тебе тот факт, что ты взял меня в клан, забудь! Я ухожу!!!
Я рванулся к двери, но Винсент поймал меня за волосы и с силой отбросил назад. Не успел я удивиться, как слева прилетела оглушительная пощечина. Падая, я схватился за угол стола, на самом деле за несколько папок, и они рухнули на пол вместе со мной, рассыпав по ковру свое франкоязычное содержимое. Половина лица тотчас же онемела.
- Прости, - услышал я только правым ухом.
Я поднял глаза на Винсента. Его взгляд был печален. Я смотрел на протянутую ладонь и не шевелился. Та же самая рука.
- Я прошу прощения достаточно редко, чтобы это считалось исключением, - сказал экс – Принц.
- Неужели? – прошептал я, стирая кровь с рассеченной губы. – На моем счету уже дважды.
Винсент хмыкнул и, видя, что я не собираюсь вставать, присел.
- Ты мне нужен трезво мыслящим. Ситуация непростая, и истерикой ее не разрешить. Ты вырван из мира смертных достаточно жестко и травмирован этим сильнее, чем осознаешь. Тебе нравится новая жизнь, но ты до сих пор цепляешься за прошлое и, как сильнейшее переживание его – за уже несуществующую любовь.
Я некоторое время молчал, разглядывая кровь на пальцах.
- Медуза любит меня, просто не может простить. Стоит мне только поговорить с ней, объяснить все – и уверен, она вернется.
Винсент покачал головой.
- Тебе не кажется, что ты все время обманываешь сам себя?
- А тебе не кажется, что ты тоже можешь ошибаться? – устало огрызнулся я.
- Возможно, - выдохнул Винсент. - Маловероятно, но возможно. Но если ошибешься ты, то понесешь наказание – запрет на обращение до конца тысячелетия. Тебе напомнить, какой сейчас год?
Подозрение заставило мое сердце тревожно сжаться.
- А Шейн в каком году обращен?
Узкое лицо Винсента еще более вытянулось. В уголке тонких губ пролегла горькая складка. Секунду он смотрел на меня так, будто это я его ударил.
- В две тысячи первом.
- Ты сам когда-то ошибся, - безжалостно заключил я. – И поэтому столь невелик твой клан.
В первый раз на моей памяти Винсент первым отвел глаза, потом сдвинул рукав к локтю, взял со стола нож для бумаг и одним точным ударом нашел вену.
- К чему это? – насупился я.
Винсент, не глядя, протянул мне запястье.
- Похоже, настало время пролить свет на твое происхождение. Это в двух словах не расскажешь, так что поохотишься в другой раз.
Я собирался отказаться. Видел, что он специально не хочет выпускать меня из дома, зная, куда я тотчас же направлюсь. Но в каждой рубиново-алой капле, медленно набухающей над порезом и быстро скатывающейся по коже вниз, было столько древней могущественной силы, а зачем она ковру? Я приник губами к ране, сделал алчный глоток, и с каждым следующим все менее понимал, как мог даже подумать о том, чтобы уйти отсюда навсегда. Винсент отворил для меня вену уже во второй раз. И я вкусил его крови, и насытился ей, и насладился ею.
- Никогда не пробовал наркотики, - прошептал я, отпуская его руку, когда эйфория отпустила меня настолько, что я смог разжать пальцы, - С чем мне сравнить?..
Он встал и аккуратно расправил черное кружево манжета.
- Ты здесь замерзнешь, спустимся в библиотеку.
Честно говоря, у меня появилась своя версия, почему лорд Вайс предпочел для разговора библиотеку. Из-за блестящего шлейфа черных волос было видно немножко кресла, немножко колена и рука, со страшной скоростью порхающая над клавиатурой компьютера.
- Мы не помешаем тебе, мой друг? – мягко спросил Винсент.
- Ты никогда не помешаешь мне, - не прекращая стаккато клавиш, ответил Джино. – И Грэйси я тоже рад видеть.
Не знаю, как он мог меня видеть, сидя спиной, ну да ладно, мне было приятно.
Мы расположились на угловом диване напротив стеллажей с книгами. Щека от удара Винсента уже не горела, и я совсем забыл, что нужно обижаться. Да и все равно не получилось бы – душа, или что там у меня вместо нее, ликовала: наконец-то я узнаю, к какому выводу пришли эти двое, на что намекал Эдвард и что подразумевал Принц!
Свет никто не включил, неяркого освещения от монитора компьютера вполне хватало, и лорд Вайс начал свой рассказ:
- Ты уже знаешь, что до Фернандо Аррива я был Властителем Немертвых.
Я машинально кивнул, с потрохами выдавая Шейна, уже прощенного, впрочем.
- Период моего правления длился с конца тринадцатого по начало шестнадцатого столетия, - продолжал Винсент Вайс. - Первоочередная задача Принца – обеспечивать безопасное существование своим подданным, а в те времена не существовало опасности серьезнее, чем инквизиция, раскинувшая свои жадные щупальца по всей Европе, где, к слову сказать, и обитало наибольшее число кланов. Не стану отрицать, что в немалой степени постигшему нас бедствию способствовали сами бессмертные, своим неосторожным поведением и тщеславной уверенностью во вседозволенности поправшие основной закон нашего существования на Земле – сокрытие своей природы от умов смертных; так что не из любви к риску я был вынужден обосноваться в Италии, под самым носом у папы римского. Здесь имеет смысл упомянуть, что в те времена еще не существовало Нахтцерер, так что бороться с нарушителями Маскарада, равно как и с охотниками я мог лишь силами собственного клана, который, конечно, был гораздо многочисленнее, чем сейчас.
Я справлялся и без Нахтцерер. Церковь била наобум, в основном ведя охоту на «ведьм» и «еретиков», но компенсировала неточность жестокостью. На каждого упокоенного бессмертного приходились сотни их собственных сородичей, а из нам подобных страдали лишь те, кто, систематически нарушая установленный порядок, позволил обратить на себя внимание. Таким образом, моя задача сводилась к тому, чтобы сделать очевидной для остальных связь между проступком и вызванными им последствиями. Я даже задумывался, не внедрить ли в управляющую структуру церкви вурдалаков, чтобы превратить ее в покорный себе карающий орган, но такое сотрудничество дурно пахло и могло отвратить от меня даже самых лояльных союзников, так что я отступился от этого проекта. Не подумай, я отнюдь не призывал своих подданных отказаться от роскоши, развлечений и светского общения со смертными. Никогда вампиры не прятались в тени человечества, испокон веков обе наши цивилизации существовали рука об руку, но только благодаря тому, что мы успешно скрывали свое существование, а тем немногим сведениям, что все-таки просачивались, умело придавали вид мифов. И я придерживался этой политики, и те, кто поддерживал меня, процветали. И так продолжалось, пока не появился он.
Александр Кёрч.
Здесь Винсент сделал паузу, и я заметил, что стука клавиш уже некоторое время не слышно.
- Не знаю, что стало причиной. Вероятно, какая-то мутация. Как бы то ни было, Кёрч обладал тем, с чем мы раньше не сталкивались - способностью видеть вампиров, безошибочно различать нас среди смертных. Кроме того он обладал устойчивостью к гипнозу – не иначе, небо, увидев, как быстро сокращается человеческое население даже без нашей помощи, создало особь, не предназначенную нам в пищу, особь, способную к сопротивлению, и в дополнение ко всему наделило ее рассудком фанатика. С юных лет Александр искал спасение в церкви. Поговаривают, что всю его семью истребили вампиры. От себя добавлю, что это правда, потому что его отец и братья обезглавили неофита клана Кейн. Почему выжил он сам – не знаю. Вероятно, его пощадили в силу возраста, стерев, а точнее, попытавшись стереть память о приключившемся. Конечно ты понимаешь, что обо всем, что я сейчас рассказываю, стало известно гораздо позднее, когда уже мало что можно было исправить. Благодаря острому уму и уверенности в том, о чем другие могли только догадываться, а также интуиции в выборе, насколько откровенным можно быть с каждым конкретным человеком, Александр быстро стал фигурой, к мнению которого прислушивались даже убеленные сединой старцы, и уже в возрасте двадцати четырех лет возглавил «Хеллсинг» - единственное из отделений инквизиции, дожившее до наших дней.
Сначала незаметно, а потом все явственнее открытая «охота на ведьм» превращалась в тайную «охоту на вампиров», причем страдали уже не неосторожные неофиты и «дикари», оставляющие за собой кровавый след, а цивилизованные бессмертные, которых на светских приемах, в ложах театров, в проезжающих мимо экипажах безошибочно выделял зоркий взгляд Александра Кёрча. Я ничего не понимал, потому что не мог предположить, что молодой человек в сутане священника, единственный раз встретившийся взглядом и не делающий никаких попыток сблизиться, может стать причиной того, что к вечеру следующего дня сразу несколько особняков знатных горожан сгорят дотла. Воины моего клана и обозленные пострадавшие убивали поджигателей десятками, но попадались только исполнители. Сам же Кёрч никогда не делал грязную работу сам, я тогда думал, что из страха. Позволительно мне было так думать, каждую ночь недосчитываясь верноподданных, которых я своей кровью клялся защищать.
Винсент вздохнул, заново переживая давно минувшую боль. На фоне светящегося монитора я видел склоненный профиль Джино.
- Не страх был причиной осторожности Кёрча. Он понимал, что роль его гораздо значительнее, и замены ему в случае гибели нет. Он был уверен, что его способности даны ему свыше для благостной цели – искоренения с лица земли «возлюбленных Люцифера», как он нас романтично, не побоюсь этого слова, окрестил.
Несмотря на то, что мы истребляли охотников со всем рвением, войско Александра не уменьшалось, ибо помимо приказов глава «Хеллсинг» щедро раздавал доказательства. Вампиры покидали Центральную Италию целыми кланами, переселяясь в более спокойные области. Мастера городов жертвовали своим статусом ради спасения семей, признавая над собой власть неаполитанских, флорентийских, венецианских соседей. В Риме остались только Вайс, Кейн и Аррива. Фернандо был тогда совсем молод, но охотники убили его создателя, и он пожелал остаться.
- Чтобы помочь тебе? – осторожно предположил я.
- В каком-то смысле, конечно, помог, - усмехнулся Винсент. – Но об этом после.
Так как я не имел права на территорию, а Фернандо ни на какую, кроме своей, не претендовал, Эдварду достались все освобожденные земли. Я был рад, что по крайней мере в этом вопросе обходятся без меня, потому что никак не мог отвлекаться от основной проблемы. Я всегда полагал, что когда дело касается смертных, время на нашей стороне. Я ошибался. К тому времени, когда у меня появился первый ключ к разгадке, клан Вайс уже уменьшился втрое.
Я говорю тебе это, Грэйс, чтобы ты понял – я был на грани отчаяния и не пренебрегал ничем, пытаясь раскопать информацию об источнике этого зла. До сих пор все плененные нами пребывали в блаженном неведении насчет всего, что представляло хоть какой-то интерес, но, видимо, мы добрались до тех, кто осуществлял связь, посредников между главой «Хеллсинг» и охотниками младшего звена. В памяти одного из них я прочел имя Александра, и без труда соотнес его с молодым священником, которого все помнили, но никто второй раз не видел. Мы обшарили весь город и окрестности, но не нашли никаких следов Александра. Каким-то образом узнав, что его инкогнито раскрыто, Кёрч исчез.
Мы продолжали уничтожать исполнителей, выходя на улицы и читая мысли всех попадающихся навстречу людей, и добились того, что убийства прекратились. Некоторое время спустя у меня появился второй ключ. От нас трудно утаить правду, но однажды ко мне привели человека, мысли которого не поддались сканированию. Мы даже не были уверены, что он охотник. Я сам вкушал его кровь и не ощутил ничего кроме собственно вкуса крови. Его выдало ожерелье из клыков, случайно выскользнувшее из-под ворота, когда я насыщался. Я со страхом понял, что либо Кёрч нашел способ обучить своих ближайших сподвижников ментальному экранированию, либо мутация в виде «homo sapiens» закрепляется. Я даже не знал, что из этого хуже. Я приказал пытать пленника, поскольку чувствовал, если кто и знает, где прячется Кёрч, то только тот, кто, подобно ему, способен скрыть от нас свои мысли. Не буду описывать тебе эту утомительную процедуру, скажу лишь, что продолжалось это несколько ночей кряду. В конце концов он не выдержал и начал твердить что-то о заброшенном монастыре на вершине горы. Это не могло быть правдой – монастырь разрушен и не может служить убежищем, тем не менее подъем на вершину занял бы более суток, а за время моего отсутствия здесь произойдет еще несколько убийств. В тот же самый момент я понял предназначение ожерелья, и проникся невольным уважением к пленнику – он приносил себя в жертву, чтобы я поверил и отправился в монастырь, взяв с собой тех, кто еще остался, и тем самым оставил без защиты город. Уважение не смягчило гнева - в порыве бешенства я ударил его по лицу и, не рассчитав, сломал шею. Я взвыл с досады, но этим нисколько не исправил ситуацию. Единственного осведомленного пленника больше не было, и, соответственно, информации тоже. Не оставалось ничего иного, как в самом деле проверить монастырь. Я послал на разведку Анабель, лучшую из своих шпионов. В бою она была не слишком сильна, но если требовалось пробраться незаметно и разузнать, я всегда поручал это ей. Проснувшись на следующую ночь, я с ужасом понял, что Анабель мертва, и в запоздалом раскаянии осознал: пленник сказал правду, не выдержав пыток, а причина, подвигшая его носить ожерелье из вампирьих клыков – только лишь его собственное тщеславие.
В скорби и отчаянии я попросил помощи у единственного, кто еще мог мне ее предоставить, у Эдварда Кейна. Его клан пострадал меньше всех, ибо он сразу, как только начались эти необъяснимые поджоги, запретил своим наследникам всякое общение со смертными, кроме охоты. Эдвард встретился со мной, но воинов дать отказался, и пытался отговорить меня от штурма, мотивируя тем, что добираться до вершины небезопасно, что будет очень трудно найти укрытие от солнца для такого количества вампиров, что этот риск нельзя считать оправданным, так как Кёрч, судя по всему, мертв.
- Ты же был Принцем, - не выдержал я. - Ты что, не смог приказать?
- Теоретически, конечно, мог, - качнул белой гривой Винсент, - но мнение Эдварда для меня тогда очень много значило. Сейчас, спустя столетия, я понимаю, что так страстно жаждал услышать эти два слова: «Кёрч мертв», что без промедления внял им. И я продолжал ждать Анабель, не в силах смириться с тем, что ее больше нет. Вампирам всегда очень трудно принять такое, не получив доказательств. А я не хотел, не хотел их получать!
Лорд Вайс склонил голову и так сжал пальцы на деревянном подлокотнике дивана, что тот жалобно скрипнул. Джино бросил на него беспокойный взгляд, но его создатель уже взял себя в руки.
- В тревожных ожиданиях прошла еще неделя. Новых убийств не происходило, тем не менее я не мог существовать спокойно, мои мысли постоянно вертелись вокруг руин монастыря. Если Кёрч мертв, единственный минус – что не от моей руки. Но если он просто покинул наши земли, дабы вершить свое «правосудие» где-нибудь еще? Эдвард – Мастер Рима, его устраивали оба этих исхода. В отличие от меня, поскольку если Кёрч уехал, то я должен был выяснить, куда, и отправиться за ним. Если бы глава «Хеллсинг» оставался уникальным в своем роде, можно было бы решить эту проблему элементарно: разослать гонцов по всему свету с приказом затаиться наглухо – срок человеческой жизни недолог. Но если Кёрч обучает других, такую практику требовалось как можно скорее прекратить. В любом случае, единственный след вел в монастырь, и прежде чем предпринимать какие-то шаги, требовалось разобраться с этой кучей изъеденного ветрами камня.
К этой финальной черте клан Вайс подошел в составе восьмерых бессмертных, из них только трое - мои прямые наследники, считая Анабель. Я по-прежнему ее считал, - добавил Винсент сквозь зубы. – Зная методы инквизиции, легче было надеяться на ее смерть, но только не тому, кто ее создал. Не тому, кто ее любил. Я оправдывал свою надежду тем, что охотники в последнее время постоянно изобретают что-то новое. Если они нашли способ сделать так, чтобы я больше не чувствовал Анабель, то я не находил в себе силы медлить дальше.
Когда я собрал всех оставшихся и объявил, что все-таки идем в монастырь, мои слова были встречены злобным восторгом – отражением того, что испытывал я сам. Все мы кого-то потеряли, и все были одержимы жаждой мести. Когда я сказал, что оставлю кого-то одного на всякий случай, чтобы кровь Вайс во Тьме не иссякла, никто не пожелал остаться, так что мне пришлось приказать Джино, который тогда был еще слишком молод для битвы, но как все молодые, не понимал этого. Джино получил инструкции ждать девять ночей, после чего, в случае нашего невозвращения, сообщить о случившемся Эдварду и, принеся ему присягу, поступить под его защиту.
- Damiane! Как же я тогда злился! - не удержался Джино.
- Теперь не злишься? – спросил Винсент до дрожи серьезно.
Длинноволосый итальянец встал, подошел к нам и опустился на подлокотник возле Винсента. Я подвинулся, чтобы дать ему возможность сесть удобней, но он не тронулся с места.
- Злюсь, - сказал Джино и, мягко завладев рукой сира, поцеловал кольцо. - Еще как злюсь. Продолжай.
- Мы облачились в длинные кожаные плащи и начали восхождение. Мы двигались очень быстро, ни один человек не выдержал бы такого темпа, поэтому для защиты и питания мы взяли с собой вурдалаков. Но, как мы не спешили, все же не смогли достичь вершины до рассвета. Мы расположились на покой, выбрав каждый для себя подходящую расщелину в скале и хорошенько укутавшись в плащ. Вурдалаки остались настороже, дежуря по очереди. Как выяснилось, не зря. Когда я проснулся, то обнаружил на каменном выступе у своих ног ровно сложенную горку из человеческих голов.
- Охотники напали около полудня, - срывающимся голосом сообщил Лоренцо, вурдалак Анабель. – Мы отразили атаку. – Еще одну голову он держал в руках.
Я оставил его в печали, ибо помочь ему в тот момент могла только Анабель. Я встал, обозревая лагерь, чтобы собственными глазами увидеть, какой ценой была вырвана эта победа. Потерь среди вампиров не было, вурдалаки исполнили свой долг безукоризненно, но сами пострадали очень серьезно. Четверо были убиты, многие не могли продолжать путь дальше. Благодарные вампиры уже поили их своей кровью, не разбирая, кто чей, некоторых буквально вырывая из лап смерти.
Я смотрел на все это и сомневался. Клан Вайс был слаб, как никогда. Причащая вурдалаков, вампиры ослабляли себя, я должен был остановить их, но как решиться обречь на гибель тех, благодаря кому мы сами едва выжили?
- Возвращаемся, - провозгласил я негромко, но каждый, кто был еще жив, обратил ко мне изумленный взор. Воцарилась тишина, такая, что слышно было, как струится кровь из не заживленных порезов.
Ингвар, мой первенец, встал, отстранив Лоренцо, для которого только что отворил вену. Светловолосый северный воин, от его гнева бежали враги, с тем же гневом он смотрел на меня.
- Сир, неужели мы отступим сейчас, когда подошли так близко, неужели не отомстим за наших упокоенных братьев и сестер? Наши сердца преисполнены ярости, и не уверяй, что твое – из другой материи.
Он выхватил из рук Лоренцо отсеченную голову и бросил ее мне. Лоренцо вскрикнул, в его пальцах остались лишь несколько прядей, а я машинально поймал голову.
Глубочайшая скорбь сдавила мне грудь, когда я увидел мертвые глаза Анабель. Оттянутые в смертельной гримасе губы приоткрывали два зловещих провала в когда-то безупречном, так знакомом ряду зубов. Ее клыки были вырваны.
Я быстро вернул безутешному вурдалаку его страшный фетиш и спросил:
- Где ты нашел ее?
- Чуть выше по склону пещера, - рыдая, сообщил он. - Оттуда и появились охотники. Там тоннель. Я шел по нему около получаса, прежде чем услышал шаги навстречу и побежал обратно.
- И она лежала так, чтобы ее нельзя было не увидеть?
- Да, - опустил голову вурдалак. – Только-только чтобы до нее не добралось солнце.
- Слишком похоже на ловушку, - сказал я.
- Это и есть ловушка, – процедил Ингвар. - На тебя поставили капкан, Принц, и ты спустишь им это?
За его спиной выстроились все остальные воины, слишком согласные с Ингваром, чтобы добавить хоть слово еще.
Все ждали моего ответа, и я не выдержал этого испытания. Благоразумие оставило меня, простерлось ниц перед шквалом уже не контролируемой ярости. Я увидел, как тень моя в свете луны восстала, и я отдался ей, провозгласив:
- Вперед, и да воцарится на небесах ад!
Мы не поддались на провокацию охотников и не свернули с курса, продолжая двигаться вверх по склону. Но все же я оставил у входа в пещеру нескольких вурдалаков под командованием Лоренцо, чтобы отвлечь его и чтобы никто не зашел к нам в тыл. Быстро выяснилось, что руины монастыря – то же самое, что сутана для убийцы, не более чем маскировка. Под обветшалыми перекрытиями таились мощные укрепления, возведенные веками позже основной постройки, и недремлющие часовые, вооруженные арбалетами. Факелы не горели, видимо потому, что мы могли их заметить. Но благодаря этому обстоятельству мы сами взобрались по стенам незамеченными и быстро сняли охрану так, что никто не успел поднять тревогу. Утоляя первый голод, я обнаружил, что опасения не напрасны – кровь легко покидала вскрытые артерии инквизитора, но вскрыть его разум не удалось. Переглянувшись с остальными, я узнал, что у них то же самое. Мы сбросили трупы со стен и разбрелись по коридорам этого улья.
- Но как вы смогли пройти? – не удержался я. - У вас же не было приглашения! И монастырь, в конце-концов, разве не святая обитель?
- Голова Анабель была приглашением, - оскалился Винсент. - Мы лишь избрали другой вход. А по поводу святости… Может ли считаться святым тот, на ком крови больше, чем на иных имаго?
К счастью, лорд Вайс и не ждал ответа.
- Какое-то время я двигался наугад, методично и тихо убивая. Но вдруг позади зажглись факелы. Похоже, смена обнаружила отсутствие часовых. Крики подтвердили мое предположение, я ринулся на крики. Тут из боковых коридоров высыпали охотники, и дорогу назад мне пришлось в буквальном смысле прорубать.
«Сир, не отвлекайся, ищи Кёрча, нас здесь трое, мы справимся!» - услышал я ментальный голос Ингвара. И я побежал дальше, превращая в куски мяса все, что попадалось на пути. В панике некоторые из умирающих забывали о защите мыслей, и в моем мозгу все явственнее вырисовывался план монастыря. Тогда я стал жечь, а не рубить, чтобы приумножить панику. Охотники – как крысы: чем ниже я спускался, тем больше их становилось; нас, действительно, ждали с другого входа. От запаха горелой плоти стало трудно дышать. Кровь на раскаленном мече дымилась. Я плохо воспринимал происходящее, после стольких убийств зверь, что в каждом из нас обитает с момента обращения, сходит с ума. Серебряные болты прошивали мое тело - я не замечал ран. Но рвала на части душу агония каждого, в ком текла моя кровь. Карлос, Тобиас, Клементина, Рене, Рейчел – их сердца прекращали биться одно за другим. Осиновым колом вошла в мое сознание смерть Ингвара, я словно своими глазами увидел, как превратившийся в факел инквизитор в последнем рывке бросается на моего первенца и, охватив его руками, срывается со стены вниз. Мир рухнул для меня, Вечность потеряла значение. Я рубился уже машинально, жалея каждый раз, когда удар врага не достигал цели. Беспощадная мысль разъедала мой разум, подобно святой воде: я привел к гибели весь свой клан, я достоин смерти, я хочу ее. Но тут я увидел того, кто, действительно, был виноват во всем. Постаревший лет на десять, еще более худощавый, но все же это был именно он – Кёрч. Он стоял в отдалении и целился в меня из арбалета. Заметив, что я его узнал, Александр спустил тетиву, повернулся и побежал. Его подручные набросились на меня с удвоенной силой. Не прекращая отбиваться, я понюхал зажатую в ладони стрелу, и с тех пор знал запах своего врага. Когда я расправился с последним из смертных, я побежал по следу. Расположение монастыря сбивало с толку, я не сразу понял, что уже некоторое время бегу под землей. Я чувствовал впереди запах Кёрча и несколько незнакомых запахов. А потом – несколько знакомых запахов. Я очутился в пещере, щуря глаза на светлеющее небо. Первые лучи солнца уже прочертили горизонт. Я увидел в этих лучах коленопреклонного Александра Кёрча. По ногам его струилась кровь - перерезав сухожилия, Лоренцо стоял над ним с занесенным мечом.
- Нет! – прохрипел я, валясь без сил на землю. – Слишком легкая смерть для этой твари. Погибли… все…
Тягостное, невозможное ощущение утраты не оставило меня даже во сне.
Проснувшись, я не ждал увидеть Александра живым, но Лоренцо проявил потрясающее самообладание. На подбородке инквизитора запеклась кровь, но губы не были разбиты. Я сначала подумал, что вурдалак заставлял его пить кровь, зная, какое это вызовет отвращение, но оказалось, Лоренцо просто вырвал ему верхние клыки и повесил себе на шею. Кроме Кёрча я нашел связанным и с перерезанными сухожилиями еще одного охотника. Над трупами остальных пытавшихся скрыться этим ходом уже вовсю трудились птицы. Задрав голову вверх, я увидел дымящийся остов монастыря.
- Этот для вашего насыщения, милорд, - указал мне Лоренцо на второго пленника, и я лишь тогда спохватился, что все мои раны обработаны, и ни единого кусочка серебра в них не осталось. Я кивком поблагодарил вурдалака и сказал, что после вчерашнего еще долго не смогу испытывать голод. Это было неправдой, просто, заметив, какими взглядами обмениваются двое пленных, я принял решение сохранить до поры их обоих. Вампир, двое смертных и потерявшие своих хозяев вурдалаки – всех объединяло одно - все сожалели, что остались в живых.
Спускаясь, я нес Александра на плече. Ближе к утру я оглушил его, чтобы развязать – и мы шли по предрассветному городу, как двое хороших знакомых, один из которых накануне очень хорошо перебрал. Лоренцо подобным же образом справлялся с другим пленником. Никто не радовался победе. Мы наняли три экипажа и разместились там все. Всю дорогу я размышлял, какой смерти предать Кёрча, но все, что ни приходило мне в голову, казалось слишком милосердным.
Солнце было уже слишком близко, и Джино не встретил нас. Отдав распоряжение разобраться с пленными, я поспешил в опочивальню своего единственного теперь уже наследника. Я долго разглядывал во тьме его закрытые глаза, спокойное лицо и искал признаки жизни. Их не могло быть – Джино уже спал, но даже понимая это, я не мог прийти в себя от ужаса.
На следующую ночь рассказывая ему о случившемся, я уже знал, что дно моих страданий все-таки ниже, чем я нахожусь. В этом мире у меня еще оставались два самых дорогих мне существа - тот, кого я люблю, и тот, кого ненавижу. Мне было не до любви, и поэтому я сконцентрировался на последнем.
Наконец-то Александр Керч оказался в моих руках. Я долго размышлял, как лучше всего поступить с ним, отметал вариант за вариантом. Я приходил к нему каждую ночь, но, даже теряя сознание от боли, он не терял присутствия духа. Все время повторял, что попадет на небеса, а любая его мука – ничто в сравнении с тем, что ожидает нас, когда его последователи придут, чтобы ввергнуть нас в преисподнюю. Тем временем вампиры стали возвращаться в Рим. Эдвард без возражений согласился вернуть земли тем, кто пожелал вернуться. Ко мне зачастили гости, но ни у кого не хватило духу поздравить меня с победой. Я был благодарен. Александр стал самым посещаемым узником моего замка за всю историю его существования. Старейшины настаивали, чтобы я не медлил с казнью, но любой из известных мне способов казался слишком милосердным в сравнении с тем уроном, что Керч нанес мне и Сообществу. Он кричал, когда раскаленные щипцы терзали его тело, но когда их убирали, в его глаза вновь возвращалось торжество. Он выплевывал мне в лицо подробности того, как умирал каждый из моих детей, и в тот момент я не знал, кто кого пытает. Он был и, думаю, остается, настоящим фанатиком. Он говорил, что мы прокляты, что у нас нет души. Что каждый из нас продал ее дьяволу в обмен на бессмертие. Пожалуй, ему следовало бы больше думать над тем, что и кому он говорит. Вне себя от ярости, я принял решение окрестить его кровью и показать, какое она может дарить наслаждение, а после – сжечь. Так же, как его сподвижники сжигали моих наследников.
Когда я вошел к нему один, без палачей, он понял, что я собираюсь сделать, и вот тогда по-настоящему испугался. Он отбивался, как одержимый, даже попытался откусить себе язык, но это не так-то просто человеческими зубами – а я действовал быстро. Я обратил его. Сделал своим наследником с единственной целью – предать смерти.
Его проклятия, доносившиеся мне вослед, ласкали мой слух. Но это было еще не все.
Я выждал, когда жажда окончательно затмит рассудок Александра, и тогда приказал привести в его камеру второго охотника, того самого, которого взяли вместе с ним. О нем все забыли, его даже не пытали, его черед подошел только сейчас. Я стоял и смотрел на первую трапезу неофита, и, когда Кёрч, осознав, что он только что сделал, поднял на меня полные отчаяния глаза, я увидел, что месть моя свершилась.
Винсент замолчал. Просто перестал говорить, ни взглядом, ни единым движением не выдавая, собирается ли продолжать рассказ или же жалеет о том, что вообще его начал. Кровавые призраки прошлого все еще кружили перед его мысленным взором, но отступали, возвращая его лицу привычное отсутствие цвета. Джино также сидел, не шелохнувшись, прекрасная тень своего создателя. Погасший монитор компьютера гонял туда-сюда светящуюся зеленым надпись «Так от всех этих смертей огради меня».
Я аккуратно выровнял дыхание. Сказать, что история, поведанная лордом Вайсом, впечатлила меня, значит сильно недооценивать мою впечатлительность. Мне хотелось встать и пройтись, желательно по свежему воздуху. Узнать, освободился ли Шейн и отправиться с ним на охоту; поговорить, просто, ни о чем, давая психике время свыкнуться с беспрецедентной мыслью, что мир существовал и до меня.
Непостижимо. Непостижимо. Непостижимо.
Тишина и темнота.
Тишина, полная звуков, и тени, которых я не вижу.
Непостижимо.
А я упрямо пытаюсь постичь.
Винсент молчал, прикрыв глаза и окончательно превратившись в статую. Он прекрасно понимал, что я сейчас пересматриваю свое отношение к нему, и не мешал. Преуспевающий бизнесмен, директор звукозаписывающей компании, владелец известнейшего в Лос-Анжелесе андеграунд-клуба, этакий светский лев. И в то же самое время опальный Принц Немертвых, вампир возрастом более тысячи лет, способный на такую изощренную жестокость… Скольких он убил за свою долгую жизнь, прежде чем это решение стало даваться ему легко? Скольких пытал, если так спокойно говорит об этом и, похоже, предполагает, что я так же спокойно это восприму? И, наконец, сколько времени мне потребуется, чтобы понять, что все, что необходимо, я уже воспринял?
Наверное, я мыслю нерационально.
Наверное смешно ожидать рациональных мыслей от того, в чьих венах кровь течет на десять столетий старше самих вен.
Кровь – это жизнь. Другая кровь – другая жизнь, и я уже не тот, что раньше. Наверное, именно с этим мне нужно прежде всего смириться. Я не задавался вопросом, чувствует ли Винсент мой страх. Я пытался понять, что меня страшит больше – то, что он совершил, или то, что кажется, в какой-то момент я счел это гениальной идеей.
- И что же случилось?
- Случилось? – переспросил Винсент.
Я не должен был быть таким жестоким, но совершенно задушить в себе любопытство мне даже с вампирскими сверхспособностями оказалось не под силу. Я хотел знать.
- Ну что-то же случилось? Ты же теперь не Принц, и Кёрч, судя по всему, жив. Значит, произошло нечто такое, что нарушило твой сценарий.
- Произошло, - кивнул Винсент. - И мне поболее твоего хотелось бы в точности знать, что.
Джино бросил на меня уничтожающий взгляд, и я знал, за какие заслуги. Кровавые призраки вернулись. Экс-Принц продолжил исповедь.
- В ту ночь в мой замок начали съезжаться старейшины.
Во внутреннем дворе замка установили деревянный крест. Стук молотка был слышен даже из камеры Кёрча. Я узнал об этом, когда заходил сказать, что завтра его жизнь окончится. Александр ничего не ответил. После того, как он растерзал своего товарища, пытки были прекращены, и большую часть времени он сидел на полу, уставясь в одну точку. Тем не менее, я ожидал хоть какой-нибудь реакции. Не дождался.
Когда солнце село в следующий раз, я пришел за приговоренным. Попробуй представить всю глубину моего… потрясения, когда я увидел, что дверь его темницы распахнута настежь, а его самого, разумеется, нет. Охранник валялся с оторванной головой. От неожиданности я даже не мог вспомнить, чья была смена, но за изломанный позвонок мертвеца зацепился краешек окровавленной бечевки. Потянув за нее, я вытащил два еще человеческих клыка Кёрча. Лоренцо. Мой верный Лоренцо.
Я поднял тревогу.
Прочесали весь замок и окрестности, но ничего не нашли. Я терялся в догадках, как это могло произойти. Неужели ментальные способности Александра после обращения усилились настолько, что он смог зачаровать вурдалака? Что я натворил? Как мог не предвидеть этого? Но паника – плохой помощник. Я убеждал себя в том, что сошедший с ума от горя, не подготовленный к бессмертному существованию инквизитор не проживет и суток. Убедить в этом разъяренных старейшин оказалось сложнее, - до того, как Кёрч сбежал, я успел сообщить о том, что обратил его. Это и тогда не вызвало бурю восторга, теперь же трон подо мной ощутимо зашатался. Клан Вайс был практически уничтожен. Союзники один за другим отворачивались от меня. Собравшиеся ради казни старейшины жаждали именно казни, а не претенциозных увещеваний о нежизнеспособности неофита.
Я решил, что ни в коем случае не допущу больше случайностей. Все, что ни случится в дальнейшем, будет зависеть от того, насколько хорошо сейчас я владею лицом и голосом. Но случайность невозможно ни укротить, ни приручить. Судьба вновь решила за меня в лице одного из стражников, молодого вампира уже не помню, какого клана. Он вбежал в Зал Совета, едва ли не снеся дверь, с криком: «Мессир, письмо!»
- Как смеешь врываться! – налетел на него Эдвард, забрал у него конверт, и вдруг замер, совершенно изменившись в лице. Рука, занесенная для удара, медленно опустилась. Не дождавшийся кары Мастера страж благоразумно ретировался в коридор. Я встал и требовательно протянул руку. Эдвард повернул голову, и в его глазах полыхала тьма. Он отдал письмо ближайшему из Собратьев, и старейшины по цепочке передавали мне запечатанный конверт. Это не имело бы никакого значения, будь письмо обычным, но тьма вспыхивала в зрачках каждого, кто касался его. Послание оказалось от Александра Кёрча! И одному только небу известно, что за процессы в воспаленном мозгу этого психопата подвигли написать его кровью. Мы чувствуем кровь лучше, чем что-либо иное в этом мире. Чтобы узнать, о чем говорилось в письме, достаточно было просто взять его в руки.
Я помню его дословно:
«Винсент Вайс, ты хотел обмануть Всевышнего, но сам был обманут. Руками вас, дьяволов, Господь возложил на меня великую миссию – стать вечным защитником мира от скверны. Ты коварством заставил меня совершить страшный грех, но Господь узрел твою подлость и простил меня. Светлый ангел Его вывел мою душу из ада и вновь вложил в это тело. Я чувствую, что и по сию ночь она при мне, это доказывает, что Господь, Отец мой, со мной и благословляет меня. Не проклинаю, ибо как проклясть того, кто уже проклят самим небом, но клянусь, что положу свою судьбу на то, чтобы низвергнуть в зловонную клоаку преисподней тебя и всех других, кого она дотоле породила».
Я понял, что это мой конец.
Понял последним из присутствующих.
Враг номер один снова был на свободе, только теперь он обладал бессмертием и неограниченной возможностью исследования свойств вампирской крови.
- Написано кровью, - нарушил молчание Эдвард Кейн. - Чья это кровь?
Я вскрыл конверт и коснулся языком багряных литер.
- Чья кровь? – повторил свой вопрос Эдвард Кейн, и это уже был прямой вызов мне.
Я ответил:
- Кровь Вайс.
Старейшины стали требовать, чтобы я призвал Александра, пользуясь властью создателя. Мне ничего не оставалось делать, как признаться, что я не проводил ритуала Кровных Уз, и не имею власти над ним.
В зале повисло молчание, перемежаемое лишь случайными взглядами старейшин, и я понял, что все они мысленно совещаются, исключая меня.
Потом все присутствующие встали, а Эдвард Кейн озвучил их общее решение: «Винсент Вайс, ты низложен».
Винсент глубоко вздохнул и прикрыл глаза. Джино смотрел на него странно. Будто не хотел, чтобы он продолжал. Но Винсент не видел.
- Такова история падения клана Вайс. Мне сохранили жизнь, но в качестве наказания за «преступление против Сообщества» наложили запрет на возрождение клана. Ни я, ни Джино не имели права создавать наследников до наступления нового тысячелетия. Тогда же встал вопрос, которого никак нельзя было избежать. У Принца нет собственной территории, даже замок, в котором мы жили, принадлежал теперь Эдварду. Мы потеряли все. Был выбор, принести присягу одному из бывших подданных или же переселяться на еще неосвоенные земли. Мы выбрали Новый Свет. Едва ли я мог предположить, что сюда же впоследствии переберется не только Эдвард Кейн, но и новый Властитель Немертвых Фернандо Аррива.
- Подожди-подожди, - перебил его я, невероятно смущенный тем, что пришлось это сделать. - Из твоего рассказа следует, что Принцем должен был стать Эдвард, причем здесь Аррива? Ты только упомянул, что он как-то помог тебе.
- Ах да, - улыбнулся Винсент, задумчиво потирая бровь. – Помощь. Что ж, слушай.
В то время не было такого четкого деления на кланы, как сейчас. По миру бродило множество диких вампиров, обращенных случайно или по каким-либо причинам оставшихся без своего создателя. Некоторые из тех, кто мне встречался, даже не знали, что они такое. Дикари создавали проблему. Они не подчинялись законам Сообщества, потому что не знали о них. Чаще всего они очень быстро погибали, выжить в Мире Тьмы без поддержки трудно.
Фернандо Аррива разыскивал таких отщепенцев и обеспечивал им поддержку. Тогда никто из нас не задумывался, для чего он их собирает. Всех устраивало, что в Ночи стало меньше диких. Но Фернандо вбирал их в свой клан, не позволяя в нем растворяться. Образовался своеобразный клан внутри клана. Точнее даже два клана под началом одного примогена. Аррива и Нахтцерер. Первых держали кровные узы, вторых – клятва верности. Первых он берег, из вторых отбирал самых лучших воинов и производил их в наставники. Он формировал армию, но никого не держал в ней насильно, поэтому вокруг него остались самые преданные, хорошо понимающие, кому обязаны жизнью. У Нахтцерер был свой предводитель, но Аррива избрал его сам. Он был так молод и верен своему господину, что не вызывает сомнений - эта должность была номинальной.
К тому времени, когда встал вопрос, кто же станет следующим Принцем, Аррива обладал собственным многочисленным и высокоорганизованным войском. Эдвард прикинул шансы и отошел в сторонку. Он, как и все остальные, полагал, что юнцу не усидеть на троне долго.
Но Аррива и здесь проявил себя неожиданно грамотным политиком. Он собрал первую Ассамблею, и с величайшим почтением выказал надежду, что мудрость и советы старейшин помогут ему избежать ошибок. С тех пор он крайне редко ошибался, а если когда и ошибся, это можно было спокойно списать на Нахтцерер.
Джино вдруг встал, сел за компьютер, отвернул монитор к Винсенту, быстро нащелкал что-то и тут же стер. Действуй он двумя руками, и я бы не понял. Но у него была только одна, и я прочел: «Забываешься!!!»
Ох, Джино, если бы ты не хотел, чтобы я это прочел, ты бы общался с сиром мысленно. Следовательно, послание предназначалось нам обоим.
Оба мы обсуждаем уже не то, для чего пришли, и последнее, что мне остается в этой ситуации – внять намеку первым.
- Значит, я происхожу от Кёрча?
- Никто из нас тебя не обращал, - пожал плечами Винсент, - следовательно так и есть. Если бы тебя обратил мужчина, я бы сразу решил, что это Александр. Но раз это не так, значит обратившая тебя вампиресса – его наследница.
- Но зачем охотнику, считающему Темный Дар проклятьем, создавать себе наследников? – задал я вопрос, неизбежный, как новолуние.
- Александру сейчас около пятисот лет, - задумчиво проговорил Винсент. Допустимо ли надеяться, что за это время ни одна из женщин не задела его чувств настолько, что он не захотел ее терять?
Я подумал.
- А разве это разрешается католическому священнику?
Винсент закатил глаза:
- О, Грэйс. Не будь таким наивным.
- Тогда скорее удивляет, что всего одна.
- Ну-ну, не преувеличивайте, мой юный друг, - вмешался, разворачиваясь к нам, Джино. – Он, все-таки, охотник и по-иному смотрит на некоторые вещи. Думаю, даже это вышло случайно. Он вампир и питается как вампир. Случайно выжившая жертва или, точнее, едва не умершая – как вам такой вариант?
- Необязательно, - возразил Винсент. - Она могла быть его верной соратницей в борьбе с вампирами. Допустим, она получила смертельную травму, и на принятие решения у Керча оставались считанные секунды.
- Не сходится, - заспорил Джино. - В его представлении милосерднее было бы дать ей умереть и попасть на небеса, чем выжить и потерять душу.
- Он мог решить, что Господь и на нее возлагает этот крест ему в помощь.
- Не мог.
- Хорошо, мог поддаться импульсу, а потом оправдывать себя этой теорией с возложением креста.
- А вот это запросто.
- Подождите-подождите, - счел нужным заметить я. – Выстроенная вами версия, безусловно, имеет право на существование, но порождает еще больше вопросов, чем ответов.
- Например? – спросили оба имаго в унисон.
- Например, зачем было соратнице Александра Кёрча меня обращать?
- Чтобы добраться до Винсента, разумеется, - сказал Джино. - Кстати, это объясняет, почему прекратились убийства – она добилась своего.
Судя по изумленно расширившимся глазам экс-Принца, ему эта мысль в голову не приходила. А вот сейчас пришла, и не то чтобы мне стало уютнее от этого.
- Говоришь, не видел ее больше? – обратился он ко мне.
- Нет, никогда.
Винсент повернулся к Джино.
- Тогда причин для беспокойства нет. Похоже, ей действительно нет до него дела.
- А что, если она просто выжидает? – не унимался настырный итальянец.
- Чего? – не выдержал я.
- Когда мы начнем тебе доверять, - пробормотал Винсент, задумавшись.
- Не обижайся, Грэйс, здесь от тебя ровным счетом ничего не зависит, - «успокоил» меня Джино.
- Я не совсем понимаю, она что, может меня против вас каким-то образом использовать?
- Пока нет.
Мне не понравилось, как Винсент изрек это «пока». Я стал спасаться:
- Послушайте, откуда бы ей знать, что я буду принят в клан Вайс? Какова вероятность?
Мне ответил Джино:
- После обращения любая из возможных дорог привела бы тебя либо на тот свет, либо к Фернандо Аррива, а через него – к нам. Это неизбежно.
- Либо в Темные Кланы, - добавил Винсент.
- Все вышеперечисленное в порядке убывания вероятности.
- Но позвольте, - не согласился я. – То, как вела себя моя мистресс, в моем представлении мало походит на типичное поведение вампироборца. Она напала на Медузу, на меня, еще на кого-то, кого я не знаю. Охотники должны защищать людей, а не убивать их! Или я не прав? Не думаю, что Александр погладил бы ее за это по головке.
- Не погладил бы, - согласился Джино. - Но кто знает, в каких они отношениях. Может, поссорились, и она решила его позлить?
- Ничего себе «позлить»! – не удержался я. – Девять зверских убийств!
- Охотники по своей природе такие же хищники, - принялся рассуждать итальянец. - Жажда убийства – общий у нас с ними демон. Но мы с младых ногтей учимся контролировать его, а охотникам это незачем. Они убивают нас, если могут, или, если не получилось, умирают сами. Она могла даже не заметить разницы, когда ее зверь поменял ориентацию.
- А Александр? – спросил Винсент.
- Возможно, он ее не контролирует, - предположил Джино.
- Как такое возможно?
- А кто бы ему объяснил, как это делается?
- Я буквально сразу научился гипнотизировать людей, без чьей-либо подсказки, - снова встрял я.
- Это не одно и то же! – отмахнулся Винсент.
Я вопросительно посмотрел на Джино, и он стал объяснять:
- Ты можешь легко подчинить себе человека, но другого вампира – только если сам его обратил, и кроме этого еще необходимо соблюсти некоторое условие, о котором лучше расскажет Винсент, так как у меня нет должного опыта.
Винсент не стал спорить.
- После ритуала Обращения, включающего и первую охоту неофита, необходимо провести ритуал Кровных Уз. Проще говоря - дать наследнику попробовать свою кровь. Суть ритуала в том, чтобы кровь новообращенного узнала кровь своего создателя и подчинилась ей. Это нужно, чтобы знать, где твой наследник, жив ли он, услышать, если он позовет. Но не только. Еще это дает власть.
После этого он посмотрел на Джино.
Тот оттолкнулся ногой, и вращающееся кресло сделало три полных оборота. Он оттолкнулся еще. Великолепная грива черных волнистых волос закружилась так быстро, что они выпрямились.
- Различают две степени одержимости, - продолжил Винсент. - Мягкий и жесткий контроль. Мягкий контроль затрагивает подсознательную сферу. Чаще всего наследник не замечает его, полагая, что поступает определенным образом по своей собственной воле.
Жесткий не заметить нельзя. Это прямое навязывание своей воли на физическом уровне. Используется редко. В основном когда связанный Узами замечает мягкий контроль и оказывает сопротивление.
- Эй! – послышался возмущенный возглас Джино. – Весьма наглядно, но может, хватит уже?
- Хватит, - согласился Винсент, и Джино затормозил, после чего волосы обернули его и кресло несколько раз.
- На самом деле я мог бы и воспротивиться, потому что уже утратил Узы, - сказал он мне, потом перевел взгляд на сира и добавил: - А подчиняюсь из врожденного чувства такта, чего кое-кому явно недостает. – Вслед за этим он принялся одной рукой выпутывать винты и подлокотники с видом поруганной добродетели.
Винсент встал и начал ему помогать. Дизайн кресла был на редкость вычурен, и волосы вампира запутались не на шутку. Я тоже решил принять участие в освобождении узника, но мне недвусмысленно указали на дверь, шепнув на ухо: «поговорим потом».
Я удалился в коридор и прикрыл за собой дверь.
Вкралась озорная мысль, что без меня он его еще сильнее примотает. Может, вампиры и психологически застревают в том возрасте, в котором были обращены? Кажется, что-то такое было у Энн Райс. Я неторопливо мерил шагами ковер и размышлял. Эти Совершенные вконец меня запутали. В их устах все так логично, а у меня опять не сходится. Если и впрямь Александр задумал использовать меня, почему не обратил меня сам? А если он не знает, как управлять своей наследницей, откуда бы ей знать, как управлять мной? Версия с внедрением меня в клан Вайс в качестве троянского коня огарка свечи не стоит. Так и скажу Винсенту. Я уже отошел на значительное расстояние, когда из библиотеки донеслось:
- Спорим, кресло будет крутиться, даже если ты упрешься в пол обеими ногами?
- Можем, конечно, поспорить, Сир, но ты проиграешь. Я тоже довольно успешно осваиваю телекинез.
И я понял: сейчас или никогда.
Я торопился. Изрядную часть отпущенного мне времени съела охота. Крови Винсента было достаточно, чтобы благополучно дожить до утра, но на то, что я задумал, требовалось больше.
Вряд ли он поверил, что я отступился. Даже если поверил, то подстрахуется. Вызовет, к примеру, завтра Шейна и как бы невзначай намекнет, что если что, то отвечать ему. И не вызывает сомнений, что великолепный, непревзойденный, но всецело зависимый от опального Принца рок-идол даже спать будет на крышке моего гроба. Именно поэтому я должен это сделать сегодня, прямо сейчас. Пока он отвлекся на Джино, пока не успел приставить ко мне соглядатая. Мне очень не хочется злить воспитанного в средневековых традициях вампира, но я не вижу иного выхода!
Знакомая улица распахнула мне свои объятия. Я уже не тот, каким она меня помнила, но непохоже, чтобы она спросонья заметила разницу.
Знакомые ворота. Знакомая крыша за ними. Я невольно задержал дыхание, сердце колотилось, как бешеное. От быстрого бега, конечно же. Конечно же не от бега. Я чувствовал, что она одна. Я чувствовал ее внутри. Меня лишат права обращения до конца тысячелетия? Но зачем оно мне, если им нельзя воспользоваться? Зачем оно мне, если со мною будет Медуза?
Я перемахнул скрипучую калитку и мягко спружинил в траву. В самом начале дорожки по-прежнему не хватало нескольких плиток. Сердце билось громче, чем я ступал. Не думать о расплате, не думать…
Я пошел к дому, привычно обходя по траве. По обе стороны от крыльца росли ранетки. Ошалевшие от калифорнийского климата деревья плодоносили два раза в год, и дважды в год дорожка к дому Фейрвудов превращалась в аттракцион. Фейрвуд-старший посадил одно в честь рождения дочери, и второе – когда родился сын. Я не помнил, какое чье, а на глаз не определялось – у Торментоса и Медузы не такая большая разница в возрасте. Остановившись под развесистыми ветвями, я достал расческу и привел в порядок волосы. По статистике изысканный вампир-аристократ пользуется большей популярностью у девушек, чем встрепанное, только что выползшее из зловонной могилы чудовище. «Впрочем, вряд ли она в темноте разглядит что-либо» - едва успел подумать я, как тут же почувствовал, что как раз сейчас являюсь объектом самого пристального разглядывания. Резко обернувшись, я, наверное, выглядел очень зловеще с зажатой наподобие кинжала расческой.
Кошка. Просто кошка. Нет не просто. Я подарил ее Медузе совсем крохотным котенком, уж не помню, по какому поводу. Может, и без.
Кошка не убежала при виде меня, но и не подошла ласкаться. Просто сидела под другим деревом и смотрела круглыми, всепонимающими глазами. Я вспомнил, как мы все втроем возились с ней, со смехом соображая, черная она с белыми пятнами, или же наоборот. Черного и белого на ее шкурке было поровну. Мы назвали ее Лакримозой.
Я спрятал расческу и позвал кошку по имени. Она окинула меня подозрительным взглядом, и вдруг взмыла вверх по стволу. Высоко в ветвях отчаянно запищала птица.
- А потише нельзя? – прошипел я с досадой, и не хуже Лакримозы вскарабкался на вторую яблоню. Перемахнуть с ветки на балкон мне еще до обращения труда не составляло.
Медуза не спала – сидела за компьютером и, судя по движениям мыши, что-то рыскала в Интернете.
У меня сердце защемило, когда сквозь два слоя стекла я увидел профиль любимого лица, в свете монитора казавшегося зеленоватым, челку, небрежно откинутую за ухо, знакомые очертания плеча и руки под серебристым шелком длинного пеньюара.
А также ошейник с шипами, такой высокий, что закрывал все горло полностью. Она и раньше носила этот ошейник, но теперь я углядел в этом новый, обидный для себя смысл.
Я не мог войти сам, но это было и не нужно. Я позвал ее.
Сдержанно, словно в замедленной съемке, Медуза повернула голову, и в тот момент, когда наши взгляды встретились, время остановилось совсем.
- Грэйси?
Я облизнул пересохшие губы.
- Да…
Она отодвинула кресло и встала. В ее зеленых глазах светилось какое-то сильное чувство, но она не могла предпринять ничего, кроме того, что я ей повелел: встать, открыть балконную дверь и переступить порог. Как только она сделала это, я бросился к ней, обнял, прижал к себе и, уже не сдерживая рвущих душу рыданий, зашептал: «Прости меня, прости… Я так соскучился…» Слезы ослабили мой контроль, и Медуза начала слабо сопротивляться.
- Пусти меня… пожалуйста… Не надо… Ты такой холодный, я замерзла… - Это было совсем не то, что я жаждал услышать.
- Я люблю тебя, - прошептал я, покрывая неистовыми поцелуями ее лицо, волосы, руки… - Я пришел загладить свою вину… Я могу это сделать!
В то же самое время я чувствовал, как бьется под толстой кожей ошейника, под тонкой кожей наивно не защищенных запястий самый нежный, самый желанный вкус. Сильнейший довод в пользу того, что я задумал – когда она станет вампиром, я перестану быть для нее опасен.
- Верь мне, - произнес я и выпустил ее, доказывая, что мне можно верить.
Она отшатнулась, подняв на меня полные ужаса глаза. Зеленые, как у кошки.
- Верь, - повторил я. Но каждый из нас понимал, что если она сделает хоть шаг в сторону покачивающейся на ветру двери, я снова схвачу ее.
Мгновение я позволил себе не думать ни о чем. Я наслаждался тем, что она рядом.
Я страдал от этого.
Я мечтал согреть ее, но не мог этого сделать так, как раньше. Я смотрел на нее с любовью и нежностью, но она, казалось, не замечала этого. Отодвинувшись насколько возможно, ссутулившись и обхватив себя за плечи, она только тихонько всхлипывала. В ее огромных влажных глазах светилась паника, и я не понимал, что сделал такого страшного. Черт! Да у меня же все лицо в «крови»! Хорош аристократ. Я вытер слезы ладонью и виновато улыбнулся. Мои клыки не должны пугать ее, ведь это привычное зрелище.
Медуза всхлипнула и закусила губу. Ветер развевал серебристый шелк, обнажая стройные ноги, но она не обращала на это внимание, двумя руками стягивая пеньюар на груди. Я смотрел ей в глаза, чтобы она не подумала, что я пялюсь на шрамы. На самом деле периферийным, более четким зрением, я именно на них и пялился. Несколько блестящих узловатых рубцов выступали за нижний край ошейника, пересекали фарфорово-бледную кожу и скрывались под шелковыми складками. Я не знал, что все настолько плохо. Ну ничего, если Винсент не солгал, то я все исправлю. А он не солгал, потому что лгать ему было выгоднее в противоположную сторону.
Ладно, хватит тянуть время, перед смертью не надышишься.
Я опустился на колени, сунул руку в карман и, быстро вытянув вперед, разжал кулак.
Мир померк перед моими глазами и вдруг вспыхнул сиянием тысячи солнц. Клыки с такой скоростью рванулись из челюсти, что я непроизвольно кивнул. Я помнил, что это больно, но ей-богу забыл, что ТАК! Сизоватый дымок взвивался над дрожащей ладонью, в центре которой медленно плавило кожу кольцо - потрясающей красоты женское личико, обрамленное волосами из переплетенных змей. Медуза.
Медуза смотрела на происходящее во все глаза. Глубочайшее потрясение вытеснило страх.
«Господи, да возьми же кольцо!» - хотелось заорать мне, лишь невероятным усилием воли я заставил себя замереть и тщательно следовать сценарию:
- То, что ты видишь – правда. Я самый настоящий вампир. Вьесчи. Стригой. Носферату. Но главное осталось неизменным – я по-прежнему люблю тебя. Я пришел позвать тебя с собою в Вечность. Скажи «да».
Она молчала. Молчала и не двигалась. Я не понимал, почему она медлит. Быть может, не верит, что мне больно? Как же, не поверишь тут. Я не настолько хорошо сдерживаюсь.
Наконец она сделала шаг, еще шаг вперед и аккуратно, самыми кончиками ногтей подцепила кольцо. Оно не поддалось. Я чертыхнулся, сам отодрал украшение и вложил ей в руку. Серебряное кольцо с частицами плоти вампира – бесценный раритет для любого гота. После этого откинулся на пятки и некоторое время приходил в себя, недостойно прижимая к груди обожженную руку.
- Тебе больно? – очень тихо спросила она.
Я вымученно запрокинул голову. Догадливая… Но по сценарию было:
- Я это заслужил…
Она медленно, очень осторожно опустилась на пол и заглянула мне в лицо.
- Ты пришел не для того, чтобы причинить мне вред?
Я покачал головой. Мне было горько и обидно, что она так думает.
- Тогда что тебе от меня нужно?
Опустив взгляд, я заметил, что кольцо она не надевает, просто держит в руках. Не решилась.
- Разве тебе никогда не хотелось стать вампиром? Получить бессмертие? Разве свет луны не ласковее света солнца? В моей власти подарить тебе вечную жизнь, вечную ночь, вечную любовь! Мне нужно только твое согласие, и, умоляю, быстрее!
Кончиками все еще дрожащих пальцев я погладил ее по щеке. Она напряглась, но не отстранилась.
- Значит, если я откажусь, ты просто уйдешь и ничего мне не сделаешь?
Я схватил ее за подбородок.
- Что означают твои слова?
Взгляд ее ожесточился.
- То, что я отказываюсь от твоего предложения.
Я остолбенел, мои пальцы разжались. Что? Изысканная месть, не хуже осинового кола. Но за что?
Я вскочил на ноги.
- Несколько шрамов на шее, которую ты все равно никогда не открываешь! Разве это сравнится с тем, что я предлагаю тебе взамен? - От злости усилилась жажда, и от этого я еще больше злился. - Не понимаю, зачем было все так усложнять? Я не вижу ничего, решительно ничего, что мешает нам снова быть вместе! Немедленно скажи, что любишь меня, я слишком давно этого не слышал!
- Я тебя боюсь! – выкрикнула она и разрыдалась.
Я инстинктивно подался к ней, чтобы утешить, но она, дернув плечами, вырвалась.
- Не трогай меня!
Я примирительно поднял руки.
- Я с Вампиром Шейном живу в одном доме! Я и тебя познакомлю.
Не помогло. Она просто не поверила. И после этой «лжи», понял я, уже ничему не поверит.
- Если ты станешь такой, как я, твои шрамы исчезнут! – выкинул я свой последний, главный козырь.
Она тряхнула волосами, выпрямилась и вдруг посмотрела на меня с такой ненавистью, что я попятился.
- Лучше на всю жизнь со шрамами, чем навсегда такой как ты!
Я едва не задохнулся от возмущения. Сколько можно меня унижать? Но потом вдруг понял, и это было еще хуже. Она сказала это не для того, чтобы причинить мне боль. Она действительно так думает.
- Но послушай, - в отчаянии воскликнул я. - Разве я виноват в том, что случилось в то злосчастное полнолуние? Я не знаю, откуда взялась эта девушка. Я представления не имею, почему она так поступила со мной. Я даже не берусь предположить, почему она поступила с тобой иначе. Но все это уже в прошлом. Если ты решила, что в благодарность за обращение я побежал за ней на задних лапках, то знай: я даже ни разу не видел ее с тех пор!
Медуза схватилась за голову.
- Какая девушка, Грэйси? Что ты несешь! Я не видела никакой девушки!
Я прижал ее к себе, а у нее уже не оставалось достаточно сил, чтобы отстраниться. Она всхлипывала и в конце каждой фразы била маленьким кулачком мне в ключицу.
- Я кричала тебе: «Остановись!»… А ты… Ты совсем свихнулся на почве этой своей готики… Ты не слушал… Мне было так больно… Так… - и она горько разрыдалась на моей груди.
- Что ты такое говоришь? - шептал я в ужасе. – Как ты можешь так говорить? Это не я… Это Торментос сказал тебе?
Она плакала, не отвечая.
- Я уйду, если ты этого хочешь. Но если сейчас уйду, то больше не вернусь никогда. Ты хочешь, чтобы я ушел?
Она не отвечала. Ее слезы жгли мне кожу, разъедали душу.
- Скажи, пожалуйста, скажи, - умолял я, гладя ее по волосам. – У меня мало времени, солнце скоро взойдет.
- Уходи… - выдохнула она, и что было силы толкнула меня в грудь.
Я отшатнулся. Не от удара. От слова.
- Уйти?
- Прочь! – выкрикнула она. – И забери свое кольцо!
Она швырнула мне в лицо кусочек серебра, наивно полагая, что я увернусь. Я не стал уворачиваться, но она все равно не попала.
Кольцо отскочило от моей ключицы, упало на пол, покатилось и исчезло в щели между перилами, где-то внизу пару раз шелестнув листвой.
Я стиснул зубы, вскочил на перила и спрыгнул вниз. Внизу постоял некоторое время в глупом ожидании, вдруг кому-нибудь, ну мало ли, станет интересно, не разбился ли я. Потом повернулся и… Нос к носу столкнулся с Торментосом.
Сверкающие праведным гневом глаза, насупленные брови. Из связанных в хвост волос, как всегда, выбиваются несколько прядей. До защиты ему еще год, так что он по-прежнему официант. Рановато со смены.
- Позволь поинтересоваться, с какой это целью ты торчишь под балконом моей сестры? Тебе мало тех страданий, что ты уже причинил ей?
Я никогда не видел Торментоса таким вежливым. Я без выражения посмотрел на него, и увидел, как близко к поверхности клокочет его ярость. Близко. Еще ближе. Все. Торментос слетел с катушек.
- Она все отрицает, но я-то знаю, что это был ты! Чертов кровососущий выродок! Если ты намереваешься войти к ней, то тебе придется сильно постараться.
- Мне очень жаль, Торментос.
- Жаль? – Торментос сжал кулаки и шагнул мне навстречу. - Жаль? Ты изуродовал ее! Ты прогрыз дыру в ее шее! Тридцать четыре шва! Она могла умереть, сукин ты сын! Чертов свихнувшийся на мистике идиот!
Я видел, как медленно его кулак несется к моему лицу, и десять раз успевал отклониться с траектории удара.
Я знал, что, перехватив его руку и сжав ее в своей, я способен превратить его кости в крошево.
В конце концов, я мог признаться, что уже возвращаюсь от Медузы, и тогда Торментос не стал бы тратить на меня время, - бросился проверять, все ли с ней в порядке.
Но я не сделал ни того, ни другого, ни третьего.
Я просто закрыл глаза.
Он все бил и бил.
А я все принимал и принимал удары.
А потом наступил момент, когда я сказал:
«Достаточно!»
Не взмолился. Не приказал. Просто почувствовал это и произнес вслух.
И Торментос остановился.
Я обошел его, как выбоину на асфальте и направился к воротам.
Мне не было нужды оборачиваться, чтобы знать, что чувствует мой бывший друг. Его ярость выплеснулась без остатка, оставив внутри пока еще ничем не заполненный вакуум. Я знал, что он смотрит мне в спину и, уже не столь уверенный в своей правоте, мучительно жалеет о содеянном. Чудак. Орудие, возомнившее себя палачом.
Я шел, ощущая, как срастаются трещины в нижней челюсти, как двигаются, принимая первоначальное положение, хрящи сломанного носа.
И это был последний раз, когда смертный безнаказанно поднял на меня руку.
Выйдя за ворота, я прикрыл за собой калитку и сразу же заметил Его. Что ж, самое логичное завершение этой чудесной ночи.
Из-за черной рубашки под белым пиджаком его руки и голова казались парящими отдельно. Зеркальные глаза смотрели отрешенно. «БМВ» ожидал неподалеку. Тяжело вздохнув, я пошел навстречу возмездию. Я ожидал чего угодно, от гневных упреков до вполне физической расправы за неповиновение, но Винсент просто достал и молча протянул мне платок. Я взял невесомый кусочек батиста и зарылся в него лицом.
- Что ты со мной сделаешь?
- Отвезу домой, - хмыкнул лорд Вайс. - Самое время.
Я вернул ему окровавленный платок, уже зная, что он его сожжет.
- Давай так, - предложил Винсент. - Я оплачу ей пластическую операцию у самого лучшего хирурга, нашего хирурга, а ты оставишь прошлое в прошлом.
Я в изумлении воззрился на него.
- Я верну все до цента! Не сразу, но со временем…
Винсент только отмахнулся:
- Чаще прислушивайся к моим словам, этого будет достаточно.
Мы шли к машине, и наши тени ползли вперед, вытягиваясь и укорачиваясь в свете уличных фонарей, словно огромные плоские пиявки. Неизбежная ассоциация…
Мне стало невыразимо легче от того, что пообещал экс-Принц, но эффект постепенно иссякал. Быть может потому, что я с каким-то мазохистским упорством вновь и вновь прокручиваю в голове каждый жест, каждый взгляд, каждое жалящее в самое сердце слово? На ресницах скапливались слезы, превращая ночь в пугающий, преждевременный рассвет. Медуза не захотела остаться со мною навечно, но боль от ее отказа, похоже, поселилась надолго. Мне хотелось схватить Винсента за плечо, развернуть и закричать: «Почему? Почему она так сказала?». Но соблюдая договор, я больше не мог возвращаться к этому вопросу. Лишь когда белоснежный «БМВ» набрал скорость, я, обессилев, сдался перед необходимостью знать:
- Как скоро после обращения вампир должен напиться человеческой крови?
- До рассвета, - изрек лорд Вайс и умолк, по всей видимости, посчитав ответ исчерпывающим.
- Иначе что? – прошептал я. - Смерть?
- Иначе не хватит энергии для завершения трансформации. Кровь вампира-мастера только инициатор процесса. Да, это означает смерть.
Я привалился лбом к боковому стеклу, глядя на дорогу и не видя перед собой ничего.
Оказалось, я забыл прятать обожженную руку. Прикосновение более холодное, чем мое, успокоило боль.
- Амнезия не навсегда. Таким образом разум неофита защищается от чрезмерного шока. Пройдет время, и ты сам все вспомнишь. Конечно, если для тебя это действительно важно, в моей власти ускорить процесс. Я не знаю точно, сколько поколений разделяет нас, но если не очень далеко, я могу попробовать…
- Не нужно, - сказал я, глядя, как единственная слеза, сорвавшись с ресниц, пересекает алым следом гладкую черноту окна, белую бархатистость обивки. – Я… помню.
Часть третья.
Ночью все кошки стервы.
37
Я проснулся. В нерасправленной постели. Одетый. Обутый. Черт! Я заснул в машине Винсента!
Рывком сел, с удивлением воззрился на обожженную ладонь, и сразу все вспомнил. Естественно, экс-Принц не станет расправлять для меня постель, и уж точно ниже его достоинства стаскивать с меня сапоги. Усмешка вышла еще более кривой, чем обычно, я провел по щеке ногтями. Эх, Грэйс… вьесчи, стригой, носферату… Под ногтями – засохшая кровь. В мыслях - хаос. Александр Кёрч… Медуза… И тут же: как он меня нес? На руках? Перекинув через плечо? Жгучий стыд захлестнул волной.
Я не глядя нащупал в кармане резинку для волос и скрутил неаккуратный хвост. На то, чтобы умыться, хватит. Что делать дальше, я не знал.
Хорошо быть вампиром. Всегда знаешь, что делать дальше. Пить хочу, как проклятый.
Громоподобные аккорды гротескно-зверски-пафосной «In blood we trust» Powerwolf`а заставили мое отражение утопить в раковине полотенце и изумленно воззриться на свой прототип. Я быстро успокоил его, что нет, мы не сходим с ума, просто мой телефон зазвонил в первый раз в своей жизни. И кто же это знает мой номер?
Я кое-как нашел нужную кнопку.
- Да?
- Выспался? – Так мог бы поздороваться Шейн, Марк, Линн или даже Торментос, но не Винсент Вайс, экс-Властитель Немертвых. Тем не менее, это был именно он.
- Да, - ответил я. – Спасибо. Извините, что…
- Зайдешь ко мне?
- Хорошо.
- Жду.
«Вызов завершен 00:04».
Вот, оказывается, как становятся миллионерами – экономят на разговорах. Я сунул успокоившийся телефон в карман. Позже надо будет обязательно убавить громкость до максимально возможного минимума – сердце колотится так, будто от него еще что-то осталось. Я сдавил ладонями виски, пытаясь унять вновь нахлынувшую боль. От голоса Винсента воспоминания, которые я гнал, вернулись. Я передумал охотиться. Узнаю, чего хочет от меня Мастер, и вернусь. Мне просто необходимо порисовать, иначе сдохну. Намного вероятнее, чем если не добавлю еще пару пинт крови к так и не растраченной вчера. Сделав из растрепанного хвоста более приемлемый, а потом и его забраковав, я вышел из комнаты с распущенными.
И успел увидеть только смазанную тень, прежде чем руку больно схватили за ожог, и вывернули за спину. От удара о стену перехватило дыхание, чьи-то жесткие пальцы пробороздили затылок, и я вдруг сильно заинтересовался потолком. Да что ж это такое с моими волосами? Почему все за них хватают? Может, заплести в косу для удобства и повесить на кончик прейскурант?
В ухо щекотно зашептали:
- Кто ты такой, и что здесь делаешь? Отвечай! Быстро!
Пока я идентифицировал шепот как женский, конечность, удерживающая мою руку в замке, угрожающе шевельнулась.
- Грэйс Вайс, - прошипел я, сделав особый акцент на «Вайс».
- Подожди минутку, - она выпустила мои волосы, чтобы схватить меня и другой рукой тоже, и я даже смог кивнуть, да, дескать, подожду. Смешно.
Потом чувство юмора куда-то улетучилось, потому что мягкие губы коснулись моей шеи.
«Ох ты!» - успел подумать я, прежде чем боль двумя острейшими иглами пронзила мою шею, прокатилась электрическими волнами до нижней челюсти, отдалась в плечо, и вновь сконцентрировалась в две пылающие точки. Я испугался. Задергался, как червяк на крючке, и примерно с таким же успехом. Объятия вампирессы стиснули меня еще сильнее, и я отчетливо представил, как прогибаются вовнутрь и с хрустом отламываются, вонзаясь во внутренние органы, ребра.
Она меня укусила! Укусила и пьет! Высасывает кровь, самым натуральным образом! Мое мироощущение резко сдвинулось по шкале страха в сторону паники. Она совершит надо мной Диаблери за то, что я назвался именем «Вайс»! Легче ли мне от того, что потом она узнает, что ошиблась и, возможно, пожалеет? Нееееееееееееет!
И тут меня отпустили. Я машинально коснулся шеи, разворачиваясь, чтобы увидеть ту, что так бесцеремонно мной, извините, не найду более подходящего слова, воспользовалась.
- Ты!? – вырвалось у нас одновременно.
Короткая стрижка, асимметричная челка. Голубовато-стальные глаза с темной каемочкой. Левое ухо окольцовано дальше некуда, правое – девственно чисто. Кожаная куртка с четырехглазой псиной на плече. На другом плече – расправивший крылья стрикс. Из ножен на бедре торчит рукоять клинка, который мне так же хочется рассмотреть поближе, как исключить из числа вероятных саму вероятность этого.
Вита.
Теперь я понял, почему смеялся Рихард, и если вы думаете, что я не повторил то же самое вслух, то плохо меня знаете.
- Он смеялся? – оскалилась Нахтцерер, и в глазах ее зажегся огонек, ничего хорошего напарнику не предвещающий.
- Честно пытался не делать этого, - честно сказал я. – А еще он сказал, что у Нахтцерер нет клана.
- Я – исключение, - надменно заявила вампиресса.
Ну конечно. А как же иначе.
Ей не понравился мой скептический взгляд.
– Я просто хотела узнать правду. То, что ты и в самом деле Вайс, настолько невероятно, что… - Она тряхнула головой, будто переключая режим диалога на более благожелательный. - Ладно, прости, что подвергла твои слова сомнению. – И ни слова о том, что меня тогда арестовали несправедливо. Поражаюсь!
- Ладно, прощаю, - ответствовал я ей в тон, аккуратно выпрямляя съехавший на плечи воротник. - Все в этом клане только и делают, что извиняются передо мной. Только почему ты сделала целых восемь глотков, в то время как Винсент определил родство практически мгновенно?
- Не могла оторваться, - пожала плечами вампиресса, улыбнувшись так, что у меня слова застряли в горле. - Тебе не надо было сопротивляться, это стало слишком восхитительно.
Я никак не отреагировал на сомнительный комплимент. Не успел. Улыбка Виты исчезла быстрее, чем появилась.
- Я теряюсь в догадках, кто твой создатель? Не Винсент – он сейчас никого, кроме Джино, не видит. Не Джино – по сходным причинам. Маловероятно, что Шейн - у него на очереди вурдалаки. Остаюсь я, что уж совсем за гранью возможного.
Тщательно упаковав в памяти кучу полезной информации о моем клане, я сказал, на всякий случай отодвинувшись подальше:
- Я из линии Александра Кёрча.
Молодец, что отодвинулся. Не уверен, что пронизывающий взгляд потемневших на два тона глаз не прожег бы во мне две ровные дырочки.
- Тогда что ты здесь забыл?
Я объяснил. Нормально, словами. Что-то подсказывало мне, что теперь-то уж она не преминет порыться в моих мозгах, только дай ей такую возможность.
По мере того, как я рассказывал, глаза вампирессы светлели, но подозрительность в них так и осталась. Забегая вперед, скажу, что она не выветрилась и по сей день. То есть, конечно, ночь. Вита – параноик, каких мало.
- С удовольствием пообщался бы подольше, но у меня назначена встреча. На третьем этаже, последняя дверь по коридору, - поспешил ретироваться я.
- У меня, представь, тоже, - сквозь зубы процедила Нахтцерер, и, догнав, пошла рядом.
- Похоже, в этом клане никто никому ничего принципиально не рассказывает? – Я не мог глумиться над ней всю дорогу, но хоть чуть-чуть.
Она раздраженно передернула плечами, и я усмотрел под курткой еще и кобуру.
- Да. И с этой минуты мне перестало это нравиться.
Я хотел галантно пропустить леди вперед, но меня схватили за шиворот, и я вошел первым. Винсент встречал нас у камина, в котором на этот раз весело потрескивало пламя. Черный пиджак и брюки, белая сорочка с пеной кружев у ворота и запястий – негатив себя вчерашнего.
- Это что за явление? – безо всяких предисловий выпалила Вита, больно ткнув мне в грудь указательным пальцем.
«Явление» качнулось вперед, восстанавливая равновесие.
- О, я вижу, представлять вас друг другу уже нет необходимости, - с легкой улыбкой проговорил Винсент. - Тем лучше, потому что сегодня вы охотитесь вместе.
- Что? – вырвалось у нас одновременно.
Мы переглянулись и снова, с разницей в ноль секунд:
- А он что, сам не в состоянии?
- Я вполне в состоянии сам!
- Вита, радость моя, - улыбка Винсента слегка померкла. – Может, объяснишь, почему всякий раз, когда ты возвращаешься от Аррива, тебя приходится заново учить этикету? Что не так в королевстве Датском?
Леди Вайс потупила взор.
- Извини, Сир.
Она подошла, опустилась на одно колено и поцеловала перстень на вытянутой в ожидании руке экс-Принца. Потом встала и поцеловала нормально, в губы. – И все равно, мог бы предупредить.
- Я думал, тебе скажет твой напарник, - сказал Винсент, обнимая наследницу, но ни тени раскаяния в его взгляде я не увидел. - Он же присутствовал при этом.
- С Рихарда я еще спрошу, - пообещала Нахтцерер. – Только почему-то мне кажется, что он сделает такие же невинные глаза и удивится: «Я думал, тебе скажет твой сир».
- А Шейн сильно занят? – снова поднял я оставшийся без ответа вопрос. Если Винсент не требует от меня поцелуя руки при каждой встрече, то я уж тем более не собираюсь навязываться.
- Сильно, - кивнул лорд Вайс. - Причащает кого-то из своих, потом будет восстанавливать силы. Я разрешил ему использовать для этой цели «Welcome». Заходите, как поохотитесь.
Вдруг Вита с изяществом змеи скользнула Винсенту за спину и, нежно куснув его в шею, зашептала так, чтобы я слышал:
- Винс, я охочусь одна, и не без причины. Быть может, лучше неофиту не видеть всего?
- Знаешь, - ответствовал лорд Вайс, приняв укус, но не предложение, - наш клан – прекрасная возможность наблюдать, какими разными бывают вампиры. Почему бы не воспользоваться ею? Нахтцерер – прекрасный опыт.
- Очень многие с тобой не согласятся, Сир, - фыркнула леди Вайс уже на улице. – Правда, потребуется некромант или в крайнем случае медиум, чтобы их спросить.
Я шел следом и благоразумно помалкивал. У меня всегда так. Когда кто-нибудь рядом психует, я, наоборот, успокаиваюсь. Я почти молился, чтобы она психовала и дальше. Почему я все-таки пошел на охоту, если решил не делать этого? Во-первых, Вита сильно отпила, во-вторых, Винсент сказал идти, а я начиная с сегодняшней ночи пытаюсь повиноваться ему беспрекословно. Если бы Вита заупрямилась, я бы все равно за ней увязался. Надеюсь, что и он свою часть договора выполнит.
Я вновь прокрутил в памяти самое первое свидание с леди Вайс и заценил иронию. Значит, вот кто пятый член клана. А я уж грешным делом подумал, что Винсент посчитал Кёрча. Вот только… Я слышал, что женщинам свойственно преуменьшать свой возраст. Выходит, у вампиресс это правило срабатывает наоборот?
- О чем это ты думаешь? – вдруг прищурилась Вита, размеренно шагая рядом. Сегодня она не пренебрегла косметикой для глаз, и очень сильно не пренебрегла, а вот губы помадой не тронуты. Очень по-вампирски.
- Пытаюсь понять, как ты вписываешься в историю клана Вайс, - не стал скрывать я.
- Уж получше, чем некоторые, - фыркнула она, и у меня, чтобы поспорить, не нашлось ни аргументов, ни времени.
- А ты что, тоже так считаешь?
Я удивленно посмотрел на нее.
- Что Нахтцерер – прекрасный опыт, - терпеливо пояснила она.
- Ну… - пожал плечами я, - если при этом все части тела останутся на месте, почему бы и нет.
Она удовлетворенно хмыкнула. Кажется, я сориентировался, какой тип комплиментов ей нравится. Но тут вдруг некстати вспомнились слова Шейна.
- А ты что, тоже умеешь пользоваться опасной бритвой?
Она круто развернулась, и я едва успел увернуться от ослепительно сверкнувшего лезвия.
И скорее почувствовал, чем увидел, как анкх, до сей поры висящий у меня на шее под воздействием силы земного притяжения устремился вниз. Кожаный шнурок, дважды охватывающий мое горло, оказался перерезан. Я рефлекторно подхватил кулон в воздухе и так же рефлекторно отбросил. Потому что… Ну люблю я серебро! Очень люблю! И ничего с этим не поделаешь! Я достал носовой платок и, обернув им руку, подобрал пострадавшее украшение. И только потом с негодованием воззрился на вампирессу, всем своим видом вопрошая: «И как это понимать?»
Улыбка Виты заслуживает отдельной главы, но попробую ограничиться абзацем. Есть особый сорт улыбок. Увидишь такую – и у тебя самого непроизвольно начинают растягиваться губы, а на душе становится легче даже в самый пасмурный день. Так вот. Улыбка Виты к таким определенно не относилась.
- Еще в чем-нибудь похожем усомнишься, - сказала она, нарочито медленно складывая бритву, - не стесняйся, спрашивай.
38
Дуться на Виту было логично, но абсолютно бесперспективно, ибо она, в отличие от меня, от игры в молчанку нисколько не страдала.
Мы шли пешком в, предполагаю, произвольном направлении, и уже довольно давно. Ночь стояла теплая и безветренная. Я расстегнул свой плащ, Вита вообще сняла куртку и несла ее, перекинув через плечо. Звуки, цвета, запахи большого города обтекали нас медленно, словно волны – киль дрейфующей лодки. Меня это устраивало. Я слишком хорошо помнил предыдущую совместную поездку, чтобы не скучать о ней. Вот только с каждой следующей минутой молчания мне становилось все труднее и труднее справляться с тоской, пирующей на воспоминаниях о предыдущей ночи.
Я вздохнул, и, тряхнув головой, переключил режим диалога на более благожелательный.
- Меня один вопрос уже давно мучает. Я постеснялся задавать его Рихарду, теперь сам виноват – придется тебе.
Любая другая обиделась бы на такую постановку вопроса, но я как интуитивно чувствовал, что ей польстит.
Ее губы дернулись в стороны, блеснули клыки. Всего лишь мгновение – и она справилась с улыбкой. Всего лишь мгновение, но я уже знал, что интуиция не подвела.
- О чем ты хотел узнать?
Я набрал воздуха в грудь.
- Почему вы с ним копируете внешность друг друга?
Она не отвечала долго. Я успел подосадовать, что опять все испортил. Наконец, она сказала, медленно, словно нехотя и нарочито безразлично:
- Просто дополнительное психологическое давление. В особо сложных ситуациях мы с ним работаем в паре. Один спрашивает, другой осуществляет Контроль.
- Контроль? – переспросил я. Ну точно своей смертью не умру.
- Управление человеком, - пояснила она. - Удержание его на границе жизни и смерти неограниченно долго. Здесь требуется особо тонкое чутье. Малейшая ошибка в оценке ситуации, передозировка нагрузки – и болевой шок обеспечен, а то и потеря рассудка, что совсем уж непростительно.
Я подавился очередным вдохом.
- У меня возникают сомнения по поводу того, что ты имеешь в виду.
- Брось. Ты прекрасно меня понял.
- А почему бы не называть вещи своими именами?
- У вещей нет своих имен, запомни это. Имя имеет наше отношение к этим вещам.
Я запомнил, и пообещал себе обязательно обдумать это позже. Я заправил волосы за ухо, чего никогда не делал. Мне не идет, но так лучше видно Виту. Черные кожаные брюки обтягивали ее ноги так, что казались нарисованными. От предыдущих они выгодно отличались наличием шнуровки по бокам и отсутствием дырок от пуль. Ниже – сапоги на умопомрачительных шпильках. Выше – черный шелковый топ под горло, но с открытой спиной. Плотно пригнанные ремешки кобуры и ножен опутывали все это великолепие, точно сосуды – бьющееся сердце. Пистолет мне не был виден – кобура справа, а я шел слева, зато очень хорошо был виден меч. В прошлый раз меча при ней не было, интересно, куда она собиралась, прежде чем ее завернул Винсент? Вряд ли я в самом деле хочу знать.
- Рихард рассказал мне, как Принц предложил ему стать Нахтцерер. Его история чем-то напоминает мою.
- Значит, все-таки ты убивал тех готов? – вяло пошутила она.
Тьфу ты.
- Да нет же. Просто такие же, как я, попадают в гвардию Принца: оставшиеся без создателя, не знающие своего клана. Но мне никто ничего такого не предлагал – вот о чем я.
Вита бросила на меня взгляд, назвать который презрительным было бы очевидным преуменьшением. Ножны меча должны были с каждым шагом бить ее по ноге. Должны были, но почему-то не били.
- Из тебя Нахтцерер, как из варежки кастет.
Я уже подумал обидеться, но… см. начало главы. Да и Вита вдруг сама смутилась. Видимо, вспомнила недавний упрек сира.
- Приблизить к себе вампира, которого ты не контролируешь – не так страшно, - принялась объяснять она. - Но приблизить к себе вампира, которого контролирует неизвестно кто… Все бессмертные становятся параноиками, когда дело касается их собственной безопасности. На такое редко кто пойдет. Поэтому, прежде чем взять тебя к себе, Принц предпочел бы удостовериться, что ни один из старейшин тобой не управляет. Только поэтому тебе не предложили. Только поэтому он вообще все это затеял.
Я хмыкнул и аккуратно перешагнул валяющуюся на дороге банку из-под «Спрайта». Раньше бы я ее пнул, но вампиры, если это возможно, избегают лишних звуков. Я не хотел быть Нахтцерер. Теперь, когда знал, что это было не исключено, уж точно.
- Интересно, знают ли охотники, что ими руководит вампир? – Я не рассчитывал на ответ, скорее предлагал вместе позубоскалить, но Вита отозвалась:
- Большинство считает, что правит династия, но не все. Ближайшее окружение в курсе. Я лично… имела дело с одним, который утверждал, что Кёрч пожертвовал своей душой на благое дело.
Я мысленно порадовался, что не только я пытаюсь наладить отношения, начавшиеся не с самого чистого листа, но и она, хоть и без особого успеха, но старается щадить мои чувства. Ведь заменила же она слово, которое изначально хотела сказать, нейтральным «имела дело».
Я посмотрел на нее, чтобы убедиться… Нет, скорее, опровергнуть… Кровь Ада! Ну не верилось мне, что где-то в глубине этих прекрасных глаз прячется серая инеистая пустота, пустота Абсолюта, пустота Истинной Смерти… Встретив мой взгляд, Вита остановилась. Оба мы остановились. Ее ладонь легла на рукоять меча, показалась тончайшая полоска стали. Если Пустота и пряталась, то очень недалеко. Я проглотил застрявший в горле комок, и откуда они только берутся, эти комки? Я первым отвел взгляд. Нахтцерер рассмеялась. Довольно приятный звук, если не смотреть, как она это делает. Меч так и не покинул ножен – щелкнул обратно.
- До сих пор мы только подозревали, что он в Лос-Анжелесе, но ты – живое доказательство! – торжествующе провозгласила она.
Я выдохнул. Наверное, только для меня очевидно, что моя мистресс упивается Вечностью отдельно от Кёрча. Но тон Виты не предполагал возражений, и я спросил:
- Похоже, тебя это устраивает?
Она резко сжала кулак, схватив воображаемую муху. Взгляд ее сделался фанатичным.
- Я обязана его поймать! Это – моя миссия, и я ее выполню!
- Потому что ты Нахтцерер? – быстро спросил я.
- Потому что я Вайс, - сказала она и разжала кулак. Из него выпала настоящая, не воображаемая муха. – Ты собираешься сегодня охотиться, или до утра бродить будем?
Я мысленно возблагодарил Жажду, что больше не способен краснеть, и буркнув: «А я что делаю?», впервые за эту ночь соизволил оглядеться по сторонам.
Оказалось, что стоим мы на пересечении Мэдисон- и Фэрри -стрит, район Стоунхем. Место не то, которое я выбрал бы для охоты. Словосочетание «нейтральная территория» вам что-нибудь говорит? И кого из нас двоих завели сюда ноги? Так как я поддерживаю миф, что меня, придется, все-таки, искать себе пищу здесь.
В доступном взгляду пространстве я отметил несколько групп смертных и несколько одиночек, но никто из них меня особо не привлек, кроме, разве что, полицейского, быстрым шагом пересекавшего улицу. Я подождал, когда он поравняется со мной, (если, конечно, правомерно применять глагол «поравняется» к тому, кто выше тебя на голову), но в последний момент передумал. По виду копа было ясно, что сколько бы я не отпил, ему это не повредит, но еще по его виду было ясно, что он на самом деле очень торопится. И я не стал. Ну не такая я сволочь, как выгляжу.
Вита усмехнулась, но я оставил это без внимания. Если бы я испытывал страх или неуверенность в своих силах, она бы это почувствовала, а так как я пощадил полицейского по другой причине, пусть усмехается, сколько влезет.
Здание, рядом с которым мы стояли и следующее слепляла кирпичная арка.
- Туда, - сказал я, и не ошибся.
Неожиданный порыв ветра бросил нам в лицо сильный запах крови, бензина и горячего металла. Я закашлялся, но и Вита тоже, что несколько скомпенсировало неудобство. Первое, что я увидел, когда мы вышли на свет - бананового цвета фургончик с логотипом тринадцатого канала и распахнутой настежь боковой дверцей. А в салоне, – нет, ну как тесен мир! - Моника Стар собственной персоной! В светло-сером брючном костюме и алых туфлях в тон блузке, сумочке и лаку на хищных ногтях. Поглядев по сторонам, я обнаружил и причину нахождения ее здесь – искореженные останки трех автомобилей и отъезжающую «скорую помощь». Полицейский, которым я пренебрег, что-то гневно говорил по рации, еще один пытался вытеснить на обочину неизбежных в подобных случаях зевак, третий фотографировал высыхающую на асфальте лужу крови. Моника Стар уютно свернулась на пассажирском сидении и красила губы. Она свое отсняла куда быстрее полицейских.
- Ты только посмотри, какое чудо! – восхитилась Вита, не узнав, и поэтому непредвзято оценив телезвезду. - Поделим? На брудершафт? – Место аварии было слишком многолюдным и освещенным, чтобы Нахтцерер удостоила его вообще какого-то либо внимания. Оба мы сконцентрировались на фургоне со спутниковой антенной на крыше.
- Нам не хватит, - прищурился я, продолжая следить за женщиной.
- Издеваешься? – выгнула бровь леди Вайс. – В теле взрослого человека около пяти литров крови.
Я отшатнулся.
- Она же погибнет!
- И что? – равнодушно пожала плечами Вита, но увидев мое лицо, не удержалась от усмешки.
- Да не напрягайся ты так. Я шучу.
Я сквозь зубы выдохнул.
- Тебе никто не говорил, что у тебя специфическое чувство юмора?
Она покровительственно похлопала меня по плечу.
- Обрадуй Шейна. Он утверждает, что у меня вообще его нет. Ладно, смакуй красотку один, жадина.
Я не стал спорить и не счел нужным медлить. Я не знал, куда отлучились оператор и водитель Моники Стар, но не предполагал, что надолго.
Я не подходил к ней, не показывал клыков, я никак не воздействовал на нее ментально. Я просто смотрел на женщину, пока она сама, своим собственным репортерским чутьем не поняла, что во мне что-то не то. Тогда я развернулся и пошел. Достаточно медленно, чтобы осторожный стук каблучков за спиной не отставал, и достаточно быстро, чтобы боялся не отстать. Днем это был просвет между двумя серыми зданиями, сейчас ни о каком свете речь не шла. Вязкая, тягучая темнота протискивалась с этой улицы на следующую, сдавливаемая серыми стенами, становилась гуще. Я завлекал Монику туда, поскольку не хотел, чтобы Вита видела то, что я собираюсь сделать. А собирался я, наконец, выяснить, насколько жажда знания мисс Стар доминирует над инстинктом самосохранения.
Но разве я выгляжу опасным?
Да, определенно.
Посредине переулка я остановился. Моника не знала, что я остановился. Для нее ночь вдали от уличной иллюминации превратилась в кромешную тьму, а шагов моих она не слышала и раньше. Она продолжала двигаться вперед, вытянув перед собой руки, широко раскрыв глаза. Я смотрел ей прямо в глаза, в красивые, ничего не видящие глаза. Фокус в том, что даже в этом случае я мог бы ее зачаровать.
Мог бы.
Если бы это не противоречило моим планам.
Она слабо пискнула, когда моя ладонь зажала ей рот, и попыталась вбить каблук мне в ступню, но я с таким коварством женщин уже знаком – не спрашивайте, откуда. Каблук высек искру из асфальта – набойки, что так красиво цокали мне вослед, оказались железными. Ногти Моники полоснули наугад, слишком острые, чтобы я опасался пропустить удар, слишком красные, чтобы опасения оказались излишни - оба ее запястья легко поместились во второй моей ладони. Я прижал ее к себе, лишая возможности сопротивляться, и сильнее надавил на лицо. Моника Стар заслуживает того, чтобы ее растерзанные останки показали в следующих новостях, только я не такой изувер. Достаточно будет, если она это представит. Я ударил клыками, и все время, пока я сосал ее кровь, она это представляла. Это было бесподобно!!! Ее отчаяние кружило мне голову, восхищало и пьянило. Я не мог позволить ей кричать, но и те звуки, что прорывались сквозь измазанную помадой ладонь, казались мне изысканной музыкой. Она не оставляла попыток вырваться, и будь я вторично проклят, если мне это не нравилось! Я знал, что она слышит, как я глотаю. Ее сердце билось мне в грудь снаружи сильнее, чем изнутри мое, но вскоре баланс нарушился, весы качнулись в другую сторону. Всхлипнув в последний раз, Моника обмякла вы моих руках. Еще глоток – и ее жизнь станет моей, ее агония насытит меня лучше, много лучше, чем просто кровь, но… разве это первый в моей Вечности соблазн? Я втянул клыки, обильно смочил слюной две маленькие ранки и уложил женщину на асфальт. После чего пальцем приподнял ее веко.
- Ты забудешь меня, – прошептал я. – Забудешь, что с тобой произошло, и вернешься к своему фургону. Но каждый раз, подходя к очередной жертве своего репортажа, ты будешь представлять себя на ее месте. Надеюсь, хоть это научит тебя состраданию, если ничто до сих пор не научило.
Я отпустил ее веко, и оно закрылось. Я пощелкал пальцами, стирая с них пятна туши.
- Беру свои слова обратно. Из тебя вышел бы неплохой Нахтцерер.
Я поднял голову. На крыше, свесив одну ногу вниз и охватив руками колено другой, сидела Вита. А пауэр-металлисты начинающей, но весьма перспективной команды из Сан-Диего не подозревают, что на обложке их дебютника вместо заурядных драконов будут горгульи.
Без единого лишнего движения, оттолкнувшись ступнями от крыши и стены, Вита спрыгнула вниз, аккурат между мной и теперь уже во всех смыслах бесчувственной Моникой.
- Ну все, пошли в «Welcome», я целую Вечность не видела Шейна.
- А ты не собираешься ужинать? – спросил я.
- Я уже поужинала, - премило улыбнулась она. – И если мне не изменяет память, в меню значился вампир.
39
Мы проигнорировали охранника у входа, а он проигнорировал нас.
Пел Джеффри Ортега, совсем как в ту самую ночь, за исключением того, что теперь-то я знаю: Джеффри – вампир, а Ортега – подвластный Винсенту клан. Вообще-то, у моего Мастера около десятка таких кланов, но некоторые из них состоят всего из одного вампира, вот каким я, например, стал бы, если бы не был опознан.
Мы поднялись по лестнице и нашли себе столик. Вита села лицом к залу, опередив меня, но я не собирался сдаваться, пусть даже для этого пришлось передвинуть стул к ней вплотную, как в кинотеатре. Правда, едва сев, я вскочил:
- Смотри – Шейн!
- Тш-ш! – одернула меня леди Вайс. - Он ест. Не будем мешать. – И, подозвав официанта, продиктовала заказ - два бокала минеральной воды. Принес он их нам так быстро, словно прятал за спиной. Перед Шейном тоже стоял, медленно выдыхаясь, идентичный, и я подумал: может, и воду минералить вампиры придумали? Хоть какой-то другой вкус.
Я подождал, пока человек уйдет, и встал снова.
- Я не помешаю.
Но меня схватили за рукав и вынудили сесть обратно.
- Позже. Когда он насытится. Если подойдем сейчас, он и нас высосет. Если интересно, наблюдай отсюда.
Я озадаченно последовал ее совету.
Трапеза Шейна выглядела как… автограф-сессия. Кто-то в зале внезапно замечал за одним из столиков знаменитость и, если хватало духу, подбегал пообщаться. Духу хватало многим. Склонен считать, что вампир скорее скрывал свое присутствие от остальных, нежели обращал на себя внимание избранных.
- Так он что, кровь вообще не пьет? – обомлел я.
- Черт его знает, - пробормотала Нахтцерер, вглядываясь. – Ты из-за его волос что-нибудь видишь?
Отпустив с автографом очередную счастливую, хоть и несколько ослабевшую поклонницу, Шейн вдруг заметил нас. Он улыбнулся, многозначительно облизнув клыки, и сделал вид, словно собирается подойти. Вита навела на него дуло кольта, сымитировала отдачу - и он упал обратно, закатив глаза, пустив изо рта струйку крови. Но вдруг выпрямился, вытер лицо и стал снова тем Шейном, которого я помнил по клипам. Я увидел, что к его столику приближается парочка готов, которых я не мог не узнать, в особенности когда рядом сидит и напоминает Вита.
- Так-так-так, - сказал я, глядя, как вампир чуть дольше необходимого склоняется над рукой девушки, преувеличенно внимательно глядя в глаза парню. – А кто-то мне говорил, что готов нельзя.
- Шейн – сам гот, - изрекла Вита.
Я выразительно посмотрел на нее. Да вы что? Серьезно?
- Шейну это официально разрешено, - невозмутимо продолжала она. - Он своей деятельностью множит их количество.
- А я своей деятельностью разве не множу?
- А что ты такого делаешь? – удивилась вампиресса.
Я в непритворном негодовании схватился за сердце.
- Ты последний его диск видела?
- А-а, - протянула она и отпила из своего бокала, игнорируя трубочку. - А я все думаю, откуда мне твое лицо знакомо. Ладно, добуду и тебе лицензию. Только не сейчас, о кей? Я еще не соскучилась по Метеоцентру.
Я кивнул. Не соскучиться по Метеоцентру – это я мог понять.
Все еще оглядываясь на Шейна, парень-гот что-то прошептал на ухо девушке. Она засмеялась. Не устояв, я аккуратно внедрил в сознание обоих по ментальному щупальцу своего с целью выяснить, как бы она отреагировала, если бы он вдруг стал настоящим вампиром… И убрался ни с чем. Ни для кого из них ни в каком «если бы» смысла не было. Он вампир. Самый настоящий. А Шейн только прикидывается.
- Нет, все же гениально придумано – вполголоса восхитился я, - заставить людей притворяться вампирами вместо того, чтобы нам притворяться людьми.
Нахтцерер отставила бокал и все-таки выкинула мешающую ей трубочку.
- Я намекала об этом Фернандо, но он считает, что Джино не достоин награды, поскольку попытка смягчить последствия ошибки своего сира – это его долг перед Сообществом, а не акт доброй воли.
Я поперхнулся минералкой, едва не отхватив и кусок стекла. Джино???
- Дж…
- А вот теперь пора, - объявила Нахтцерер. - Прихвати себе стул.
Она встала и грациозной походкой направилась к столику Шейна. Я, все еще откашливаясь, последовал за ней. Со стулом в одной руке и двумя бокалами в другой вряд ли это вышло у меня так же изящно. Незаконченный вопрос скреб горло. Я запил его минералкой. Подумаешь, Джино придумал готов. Ничего особенного.
Шейн, вставший поприветствовать нас, выглядел, как падший и до чертиков довольный этим ангел. Стройный, обманчиво-надменный, в черных брюках и блейзере с пряжками в виде летучих мышей от ворота до правого запястья. Глядя на него, я сразу вспомнил, что всего каких-то три ночи назад был счастливейшим из тех, кто больше не бьется за место под солнцем. Теперь это чувство изрядно потускнело. Сейчас, когда Шейн уже данность, а Медуза – нет.
- Приятно снова видеть твое горло, - сказала Вита, целуя рокера много ниже подставленной щеки, - я думала, быстрее ад замерзнет, чем Винсент оттает. Кто тебя так ослабил?
- Стеф, - улыбнулся Шейн. Вместо колечка в его нижней губе сегодня сиял маленький рубин, словно случайная оброненная капелька крови.
Я представил атлетически сложенного Стефана рядом с изящным Шейном, и невольно посочувствовал вампиру. Хотя, наверное, от этого не зависит. Вита выбрала место рядом с «братом», и мне все-таки пришлось сесть спиной к залу.
- И почему, интересно знать, ты меня не предупредил? – спросил я, хоть в этом опережая Виту.
- О чем? – не понял Шейн.
- Не о чем, а о ком, - поправил я, покосившись на вампирессу.
Он нахмурился, все еще не понимая, но вдруг рассмеялся, сверкая клыками на весь зал.
- Серьезно? Ребята просто попадают! Так это ты была?
Я в очередной раз почувствовал себя дураком. Я вспомнил, что, рассказывая свою историю, упоминал только те имена, без которых нельзя было обойтись. Без имени Виты я как-то обошелся. И что мне стоило вспомнить об этом чуть раньше?
Вита в упор смотрела на Шейна, словно пытаясь определить степень его искренности.
- Да правда, правда, - поторопил ее я. – Мой недочет.
Леди Вайс поглядела на меня так, что мне тут же захотелось вернуться к предыдущей точке сохранения. Я догадался обернуться и увидел зеркало, в котором из нас троих отражалась только Нахтцерер. Только там она стояла, а не сидела, удивлялась, а не злилась, и вообще была мужского пола, короче, не было за спиной никакого зеркала!
Увидев меня, Рихард мгновенно сложил один плюс один, мельком взглянув на Виту сверился с ответом, и опрометью бросился к лестнице.
- А ну стоять! – вскричала Вита, одним прыжком преодолевая и стол, и пригнувшегося меня.
Рихард рванулся в сторону, но Вита предугадала его намерения, оттеснив от стойки бара точно так же, как только что от лестницы. Подножка зацепила его лодыжку, и он едва не рухнул, но восстановил равновесие и вновь изменил траекторию движения. Чего, как было ясно видно со стороны, Вита как раз и добивалась.
- Из-за тебя, что ли? – тихо полюбопытствовал Шейн.
Я кивнул, и мы продолжили наблюдать за сражением, посасывая минералку.
Зрелище, надо сказать, было прямо-таки сюрреалистическое! Ни посетители, ни официанты абсолютно не замечали двух одинаковых вампиров, носящихся между столиков, даже когда эти самые вампиры не совсем аккуратно сдвигали их с дороги. Наконец, Вита загнала Рихарда в угол. Рихард предпринял отчаянную попытку проскользнуть под ее рукой, но был схвачен и отточено-изящным броском повержен на пол. Его собственная рука оказалась в замке, совсем как моя вечером с поправкой на горизонтальное положение. Я отметил, что как бы тихо не передвигались вампиры, падают они с тем же грохотом, что и обычные смертные. Кое-кто из последних повернул головы на звук, но все тут же вернулись к своим делам.
- Вот это сэмпл, - прокомментировал Шейн.
Я был с ним вполне согласен.
Нажав на сустав и добившись стона, Вита отпустила напарника. После чего улыбнулась так, что мне показалось, зубов у нее на пару-тройку больше, чем предполагает анатомия.
- Привет, а ты что здесь делаешь?
Если она так здоровается, то никогда не услышит от меня «до свидания».
- К Джино приехал, - выдохнул Нахтцерер, переворачиваясь на спину. – У меня книги кончились. Или сегодня здесь Винсент? Тогда я пополз.
- Нет-нет, - Вита схватила его за ремень и подтащила обратно. – Ты не ошибся. Пошли, прогуляемся до офиса.
Проходивший мимо официант невозмутимо переступил через них обоих.
- А тебе разве не надо присматривать за Грэйси? – с плохо скрываемой надеждой спросил Рихард.
Вита смерила меня заинтересованным взглядом:
- По-моему, он от меня уже несколько подустал. Правда, Грэйс?
Я не поддался на провокацию и ничего не ответил.
Вита встала и протянула напарнику руку, Рихард отверг помощь, поднялся сам, осторожно и как-то странно выгибая плечо.
- Мы недолго, - сказала Вита. – Не скучайте.
- Я еще вернусь, - добавил Рихард, - если кто-то вдруг засомневался.
Я проводил их взглядом, пока не перестал видеть, потом быстро повернулся к Шейну:
- Я все хотел спросить тебя, можно?
- Ну конечно, - пожал плечами Шейн, не понимая, почему я не мог при Вите, но принимая это безоговорочно.
- Почему тебе нельзя питаться от собственных вурдалаков? Что случится, если укусишь кого-нибудь из них?
Шейн склонил голову к плечу, задумчиво покатал по столешнице кубик льда.
- Обращение.
- Это так плохо?
- Это пока не планируется.
«Читай: не санкционировано Винсентом», - подумал я. И опять, наверное, слишком громко.
Шейн глянул по сторонам и наклонился вперед, почти к самому столу:
- Грэйс, при том образе жизни, который я веду, мне необходима свита, переносящая солнечный свет. Мы много гастролируем, и мне нужна защита днем. Когда-нибудь, конечно, они все станут вампирами, но пока время терпит. Честно говоря, при этом повышении теряешь больше, чем приобретаешь.
- Что теряешь? – зло усмехнулся я. – Солнечные пляжи? Еду? Выпивку? Что еще ты противопоставишь Вечности?
Шейн нахмурился:
- Пока они пользуются моей Вечностью, и лет на двести им хватит. Ты чего наезжаешь? Что с тобой такое?
Я откинулся на стуле, дернул головой, пытаясь стряхнуть неуместное раздражение.
- Не знаю. Может быть… Вчера схлопотал по морде от Винсента, и он был только первым на очереди.
Кубик льда выскользнул из пальцев вампира и плюхнулся в бокал. Я ничем не выказал, что наслаждаюсь произведенным эффектом.
- Ну ты даешь! – наконец, выговорил он. - А за что, если не секрет?
- Хотел обратить свою девушку, Медузу. Я тебе рассказывал о ней.
Шейн сощурил один глаз:
- Не разрешил?
- Нет. Но я все равно пошел.
Зрачки Шейна едва не вылезли за радужки. Если бы я, как Винсент, питался страхом, то мог бы сейчас не хило глотнуть. Шейн явно не постигал, почему я еще жив и в состоянии разговаривать. Я дал ему время сообразить, что в отличие от него, могу на свой риск нарушить запрет экс-Принца. И только потом, придвинувшись ближе, зашептал:
- Она отказалась! Представляешь? И не смей кивать, потому что это невозможно представить. Я пришел к ней с самым великим даром, который только существует – даром вечной жизни! Как бы гадко я ни поступил с ней раньше – все это искупает. Да я бы умер от счастья, если бы мне предложили такое! Строим из себя готик-леди, принцессу Ночи. Так вот тебе! На! Живой вампир! Не надо… Теперь вот думаю, может, ее вурдалаком сделать…
Шейн задумчиво отхлебнул минералки.
- Но ты же понимаешь, что привязанность, полученная благодаря Кровным Узам, не заменит тебе настоящей любви?
Как он меня срезал. Все время забываю, что он, хоть и не намного, но старше, чем выглядит.
- Понимаю, - обреченно кивнул я. - Но никак не могу перестать перебирать варианты.
Шейн взял меня за руку. Его была теплее. А ведь я ел.
- Как бы ни хотелось верить поэтам, любовь – не всегда то, ради чего стоит жить. Зачастую она – препятствие, которое необходимо устранить, чтобы жить дальше.
- Легко говорить, - огрызнулся я.
- Нелегко, - огрызнулся Шейн.
Я заглянул ему в глаза и вдруг увидел. Страдание. То самое одиночество сердца, какое не развеять ни шумной компании друзей, ни восхищенным взглядам поклонников, ни даже доброму слову создателя. Боль, тщательно скрываемую и неутихающую – нетающий кубик льда. И увидел я эту боль лишь потому, что чувствовал то же самое.
- Что случилось? – прошептал я. – Кто сотворил с тобой такое?
- Лика… - выдохнул он, и его голос прервался. Только спустя несколько секунд он смог продолжить:
- Я любил ее, и это была только первая ошибка. Некоторым образом я до сих пор люблю ее, хотя она была готова вырвать мне сердце.
- Прости, ты говоришь об Анжелике Харт? – спросил я тихо, – О той, что работала с вами до меня?
Он мог бы и не кивать, я и так видел, как изменилось его лицо, когда я назвал имя.
- Она вервольф.
- Вервольф… – без выражения повторил я. - Я уже несколько раз слышал об этом, но, честно говоря, не мог до конца поверить. Так они что, действительно существуют?
Шейн посмотрел на меня с такой болью в глазах, что не верить и дальше оказалось за гранью моего цинизма.
- Я думал, ты про сердце говорил метафорично.
Шейн медленно покачал головой.
- Значит, это она отгрызла Джино руку? – вдруг осенило меня.
- Джино успел вовремя, - сказал Шейн. - Последнее, что я запомнил перед тем, как потерять сознание – это его рука, всунутая меж ее челюстей, когда на мое сердце уже падали снежинки.
Я посидел немного молча, корректируя свое мировоззрение согласно изменившимся обстоятельствам.
- И кто сильнее? Мы или они?
- Они, - ответил Шейн. - Но только в звериной шкуре. Имаго могут выдергивать их из волчьего облика обратно, нам же остается только бежать.
- Выходит, это Джино ее убил?
Шейн стиснул зубы и прикрыл глаза. Я мысленно дал себе пощечину. Порой мой неосторожный язык острее клыков.
- Извини, я не хотел…
- Не за что, - вдруг улыбнулся Шейн. - Вервольфы никогда не умирают насовсем. Они возвращаются снова и снова, каждый раз в новом человеческом обличии. Они сбрасывают пришедшее в негодность человеческое тело и являются в этот мир в другом, но зверь… Зверь остается прежним. И он все прекрасно помнит.
Я потрясенно внимал. Еще вариант бессмертия?
- Значит, когда она вернется, ты сможешь узнать ее только в виде волка?
Шейн медленно провел трубочкой по внутренней стенке бокала, снимая пузырьки.
- Я должен надеяться, что она родится очень далеко отсюда, и ей там очень-очень понравится.
- Должен, но не можешь, - подытожил я.
Шейн смотрел на меня долгую минуту.
- Смогу.
Знакомые голоса заставили меня обернуться.
- Закричал бы раньше – не пришлось бы вправлять.
- Чтобы ты заново прогнала меня через курс сопротивляемости боли? Нет уж, подруга. Второй раз я на эту фишку не попадусь.
Я заметил, что Рихард больше не бережет плечо, но прижимает к себе аккуратный томик, привычно прикрывая рукой название. Когда они проходили мимо зеркала, это было то еще зрелище. Нет, четыре одинаковых вампира – это уже перебор. Но в том же зеркале я увидел и корешок книги, на котором название дублировалось. Святые небеса! Свежая Энн Райс! Где этот ваш офис? Где Джино? Откуда у него книги, которых еще даже в анонсах нет?
Я быстро повернулся к Шейну, уже успевшему нацепить свою обычную надменно-снисходительную маску.
- Охотники, вервольфы… Что еще я должен знать, чтобы выжить?
Шейн покосился поверх моего плеча.
- Расслабься. Обо всем уже позаботились за тебя.
Я оглянулся. Рихард уже куда-то исчез.
- Ну что, пойдем? – улыбнулась Вита. А улыбка Виты, как вы помните, заслуживает отдельной главы.
Я не спросил «куда», чем, вероятно, заслужил пару очков в свою пользу, но на деле мне было все равно. Где-то краем сознания я улавливал, что внезапная откровенность Шейна была призвана хоть немного успокоить мою боль, однако теперь я переживал еще и за него. Подумать только, вервольф… Вервольфы интриговали меня не меньше, чем вампиры, а теперь и они тоже существуют. Час от часу не легче.
Середина ночи давно миновала, и все бессмертные Лос-Анжелеса должны были уже покончить с охотой, кроме тех, кто считает охоту своим единственным развлечением. Я не думаю, что таких много. Странно, будучи человеком я не предполагал, что выходить на улицу сразу после заката опаснее, чем в три часа ночи. Перед самым рассветом тоже не стоит – некоторые пытаются на всякий случай напитаться перед сном. После вчерашнего я понял – сколько ни пей, а проснешься голодным.
Мы с Витой шли через парк, тот самый, где встретились в первый раз. Я отметил, что видеть ее рядом гораздо приятнее, чем ощущать сзади. Она снова забросила куртку на плечо. Я снова заправил волосы за ухо. Почему-то считается, что любоваться девушкой в открытую – неприлично, тогда как они нами могут сколько угодно. Дискриминация, наверное, но не мне отменять уже сложившиеся порядки, поэтому я разглядывал леди Вайс украдкой. Мышцы ее плечевого пояса, даже расслабленные, производили впечатление. Нет, если мне закатать рукав и так же согнуть руку, мой бицепс будет смотреться ничуть не хуже. Даже лучше. И в то же время вполне ординарно, тогда как ее – потрясающе! Такая вот дискриминация.
- Это твое оружие?
Я не сразу сообразил, что Вита имеет в виду цепь. То, что меня тоже, оказывается, разглядывают, я принял, вопреки обыкновению, без восторга.
- Просто не могу представить себе другой причины, чтобы постоянно таскать с собой такую звякающую вещь, - не без иронии пояснила она.
- Пару раз применять приходилось, - уклончиво ответил я.
- Цепь сложна в обращении. Может, покажешь, что умеешь?
Я досадливо поморщился. Заинтересовалась же. Я умею ей бить и вертеть по-всякому. Бить мне некого, значит придется вертеть, что вряд ли произведет впечатление на Нахтцерер. Тем не менее проигрывать еще до схватки не в моих правилах, поэтому я снял плащ и повесил его на ближайшую сочтенную достойной ветку. Я сделал несколько эффектных вращений (цепь гудела просто адски) и, ловко перехватив карабин другой рукой, закончил свое показательное выступление.
По взгляду Виты нельзя было понять, что она думает, оставалось ждать, что скажет.
- Ты показал, что чувствуешь оружие, уже неплохо, - наконец, произнесла она. - Теперь покажи, как им действуешь. Защищайся!
Если бы я раньше обратил внимание, что ее куртка покоится на ветке рядом с моим плащом, и тогда бы это не подарило мне преимущества – слишком быстро мелькнувшее острие меча располосовало мне руку от запястья до локтя. Кровь хлынула из пореза, мгновенно пропитывая ткань, и немногим позже - землю. Я даже не сразу ощутил боль – злость, которую я прятал в себе с вечера, выплеснулась наружу.
- Да ты хоть знаешь, сколько стоила эта рубашка? – заорал я. Проклятье! Я ведь в той же одежде, что и вчера, а вчера – готовился к свиданию с Медузой!
- Возьми свою шкалу ценностей, да повяжи себе на лоб, чтобы не вводить в заблуждение окружающих, - изрекла она и атаковала снова. На этот раз я успел отскочить, но все же недостаточно быстро - предплечье, которым я прикрыл лицо, ожгло болью. Великолепно – теперь у меня на руке крест.
- Будешь закрывать глаза – не увидишь удара, - резюмировала вампиресса, возвратным движением меча вычерчивая над моим коленом непредусмотренную дизайном прореху.
А смысл, если все равно не успеваю? Я бросил взывать к тому, чего нет и замахнулся цепью, чтобы мгновение спустя узнать, что так сильно замахиваться не надо. Меч чиркнул по ключице, и это было больнее, чем рука и колено, словно Вита хотела сказать, что в других обстоятельствах этот удар стал бы смертельным. Так и сказала бы!
Вдруг возникла идея, как избавить себя от этого унижения. Убить меня не убьют, это ясно из контекста, одежда и так уже непоправимо испорчена, а порезы я, если надо, выдержу с каменным выражением лица.
Я выпрямился и, сцепив руки за спиной, со скучающим выражением лица уставился в Вечность.
Острие меча уперлось мне в горло. Я подался вперед, и оно отодвинулось. Тени от ресниц леди Вайс стали гуще, браво, Грэйс! Новый взмах меча, и я замер, готовясь к неизбежной боли. К моему удивлению, боль оказалась избежной, только ветер свистнул в ухо, и на землю упала длинная прядь моих волос.
Спустя какое-то время я осознал, что лечу вперед. Кажется, с криком «Убью!», но может, что-то иное, недалекое по смыслу.
Вита отступила, чтобы тут же напасть снова. Как можно так легко двигаться на таких суицидальных каблуках? Я увернулся от удара, но попался на подножку. Пинком мне добавили инерции, и я покатился, собирая окровавленной рубашкой пыль и сухие листья.
Вита повернула меч острием вверх и длинным, нарочито-чувственным движением слизала с лезвия мою кровь.
Я против воли почувствовал нарастающее напряжение в паху. Вампиресса знала, что делала.
- Не ешь с ножа, - посоветовал я, вскакивая на ноги. - Злая станешь.
Вита расхохоталась.
- Всех облизанных в мире ножей не хватит, дабы обосновать славу, которая обо мне ходит.
Трудно было ей не поверить.
Счет времени я давно потерял. В сапоге хлюпала кровь. Ни одна из моих предыдущих драк не продолжалась так долго. Как выяснилось, у вампиров почти не сдает дыхание. Я несколько раз зацепил Виту по ногам, но на это ей было с высокой колокольни. Я стал метить выше – и удары перестали достигать цели. Ее же удары достигали цели почти всегда, и за это «почти» я держался, как за величайшее из своих достижений. В конце концов мне удалось намертво захлестнуть ее запястье. Не передать, каких усилий мне стоило сдержать вопль торжества.
- Неверное решение, - сказала она и, резко дернув предплечьем, вырвала цепь из моей ладони. От рывка я потерял равновесие и шагнул вперед, едва не напоровшись горлом на острие меча. Только потому не напоролся, что Вита в самый последний момент отвела руку.
- Ладно, отдыхай, - наконец, сжалилась она. - Поздравляю, ты мертв девяносто четыре раза.
«Что ж чуть-чуть не дотянула до сотни?» - так и рвалось с языка, но я его прикусил. Умнею на глазах.
- Конечно, - процедил я вместо этого, отыскивая и зализывая порезы. – С мечом против цепи – блестящая победа!
Брови вампирессы удивленно дернулись вверх.
- Вот как? Что ж, меняемся!
- Ты сказала «отдыхай»! – взмолился я.
- Я сказала «меняемся». - Она бросила мне меч, и я легко поймал его за рукоять. Отдыхать тотчас же расхотелось.
Меч!!!
Тяжелый ровно настолько, чтобы приятно ощущаться в ладони и устрашающе острый. Я несколько раз рубанул воздух, чтобы освоиться. Черт! Мне нравится.
- Готов? – послышался голос Виты. Мою цепь она намотала на кисть сильнее, чем я это делал, оставив только половину.
Еще бы не готов. Сейчас ты у меня попрыгаешь!
Я без предупреждения рубанул снизу вверх по диагонали, намереваясь прочертить такую красивую длинную царапину. Воображение живо нарисовало картину, как рвется под отточенной сталью черный шелк, обнажая белое и алое… все больше алого… Вита даже не думала уклоняться, она просто хлестнула цепью, и карабин больно ударил меня по пальцам. Меч, кувыркаясь в воздухе, отлетел в кусты. Схватка была окончена.
Если бы.
Я отпрыгивал, но удары настигали меня. В отличие от меча, не рвали кожу, но прожигали до костей. Больно было неимоверно! В какой-то момент я упал, но удары продолжали сыпаться. По спине, по плечам, опять же по пальцам, которыми я прикрывал голову.
- Да хватит же! – в конце концов вскричал я.
К моему удивлению, она прекратила.
Цепь шлепнулась в пыль перед моим носом.
- На самом деле ты мог запросто перерубить ее, эта сталь никуда не годится. Я подарю тебе другую, и научу обращаться с ней, если ты, конечно, не против.
- З-за … - стуча зубами от боли и злости, выговорил я. «… Раза» я просто не стал договаривать.
- Как же так, Винсент? Ты говорил, что тебе нельзя было никого обращать до две тысячи первого года. Я думал, в паре «Вита-Рихард» наставник Рихард, а на деле вовсе даже наоборот, а ему больше сотни, чтоб ты знал!
- Сойди с ковра, - последовал спокойный ответ.
Я отступил на порог. Впереди белый ворс, сзади черный, и тот и другой в кровавых следах моих, как оказалось, лишь в одну сторону непромокаемых сапог. Если Винсент рассчитывал, что мне станет стыдно, то выбрал неудачное время.
Дочитав абзац, лорд Вайс заложил ногтем страницу, после чего посмотрел туда, где я стоял секундой раньше, и пятно крови выгорело без остатка так быстро, что пламя не тронуло ковер.
- Так звучал приговор старейшин. Но Аррива, вступив на трон, жаловал мне «поблажку». - Он так четко проговорил кавычки, что и я не решаюсь их опускать. - Другими словами я мог создавать наследников, но с условием, что каждый обращенный до истечения этого срока Вайс должен будет служить Сообществу в качестве Нахтцерер. Пожизненно.
Тут он соизволил, наконец, сфокусировать на мне взгляд, и скептическая усмешка искривила тонкие губы. Могу понять. Определить, что я в той же самой одежде, что был вечером, смог бы не всякий специалист. Вид такой, словно через колючую проволоку продирался, недостаток ловкости компенсируя избытком энтузиазма. Только плащ оставался целым, но его я нес в руке – не захотел марать.
- Не помню, чтобы ты стучал.
Я тоже не помню. При всем желании не вспомню. А без желания так вообще…
Легкий порыв ветра - и я чуть не выбил спиной дверь. Никак не привыкну к собственной реакции на имаго. Миг – и лорд Вайс уже стоит передо мной, заложив руки за спину, внимательно вглядываясь в мои потемневшие радужки.
- Никто не упрекнет Нахтцерер в чрезмерной человечности, но человеческую речь они понимают. Вита уже вышла из того возраста, когда пища требуется каждую ночь, она может и не вспомнить, что после потери крови тебе необходимо еще раз поохотиться. В следующий раз, когда это случится, тебе следует просто сказать ей, а не доводить себя до такого состояния, в котором врываться подобным образом в мой кабинет покажется приемлемым.
Кожа лица заболела от тщетных попыток покраснеть. Сквозь пожирающую мое сердце злость Винсент достучался-таки и до совести. А хуже всего было знание, что этот стыд - бледная тень того, что я буду испытывать завтра.
- Конечно, если ты не хочешь, чтобы она тебя тренировала, я не настаиваю, - закончил лорд Вайс совершенно нейтральным тоном, но холодок пробежал у меня по спине, словно чьи-то одеревенелые пальцы.
- Ну уж нет! – процедил я, поежась. – Охотники, вервольфы… Если я собираюсь жить вечно, то просто обязан научиться защищать себя. И нападать, если потребуется.
Взгляд Винсента слегка смягчился.
- Сегодня я занимался проблемой одной нашей общей знакомой, завтра заключительный этап – и процесс будет запущен. Я полагал, тебе небезынтересно будет это знать.
- Какой знакомой? – не сразу сориентировался я.
- Уже не помнишь? – вздернул белые брови экс-Принц. – Ее имя кажется… - он уставился в пространство, будто вспоминая, но на деле предоставляя это сделать мне.
- Спасибо! – выдохнул я, когда мне стало чуть менее и чуть более больно.
Его рука поднялась ладонью вниз, но едва-едва. Мне пришлось очень сильно склониться, чтобы поцеловать кольцо. Гадать, что бы это значило, сил уже не оставалось.
40
Вода стекала по стеклу сплошным потоком, причудливо искривляя пространство. Странный приглушенный звук – первое, что я услышал, открыв глаза в своем гробу, оказался бренчанием капель по подоконнику. Мне хотелось посмотреть на ночное небо сквозь это стекло, узнать, будет ли месяц колебаться, словно флаг на ветру, будут ли исчезать и вновь появляться звезды. Но, к сожалению, дождь означает тучи. Так что я смотрел на ночное небо, но не видел ни месяца, ни звезд. Меня это огорчало чуть-чуть сильнее, чем следовало бы. Я был голоден.
В ванной я долго осматривал свое тело. Синяки сошли, порезы затянулись. Остались шрамы. Множество тонких, пересекающих друг друга линий. Я знал: стоит мне поесть, и они пропадут совсем, но подсознание не верило – все же так сильно изранен я еще никогда не был.
Я выбрал одежду, максимально закрывающую тело, натянул перчатки. Никаких сеток и шнуровок – сплошная, беспросветная чернота. Такой аскетизм в образе требовалось чем-то скомпенсировать, и козлиный череп на шею для этой цели прекрасно подошел. Ежевечерний визит к Мастеру превратился в своего рода ритуал, и хотелось выглядеть особенно хорошо после того, как так облажался вчера. Чем я, интересно, думал? Явно не тем, что оставалось целым.
Я честно собирался постучать, но дверь отворилась быстрее.
Лорд Винсент Вайс сегодня тоже слушал дождь. На нем был длинный кожаный плащ с поясом. Абсолютно белый. Я на несколько мгновений впал в ступор. Никогда не видел вампирских плащей такого цвета. Нет, я, конечно, понимаю, что ничего сверхъестественного в существовании таковых нет, но… просто не видел никогда.
- Говори, если что-то нужно, но быстро. Я уже ухожу.
Я ответил быстро, ибо ответ был заготовлен заранее.
- Просто хотел узнать, на сегодня никаких указаний?
- Нет, занимайся чем хочешь, - ответил имаго и, зажав в кулаке ключи, прошел мимо меня.
Меня кольнуло это безразличие. Я понадеялся, что это не навсегда.
Я прикрыл оставленную нараспашку дверь и догнал Винсента. Неудачная идея отвлекать Мастера Города от важных дел, но ведь на этот раз это не только его дело.
- А можно… с тобой?
Винсент остановился и внимательно на меня посмотрел.
- Я не расположен ждать, пока ты поохотишься.
Перевод: «я не собираюсь отворять для тебя вену». Дико было с моей стороны надеяться.
- Я могу и повременить с ох…, - успел сказать я, но тут в глазах потемнело, и я согнулся от внезапного приступа.
- Ох? – переспросил Винсент и высокомерно усмехнулся:
- Не рекомендую.
Боль иссякла так же внезапно, как началась, и я выпрямился. Винсент выразительно изогнул бровь. Я изогнул свою. Слишком уж «вовремя» этот приступ. Да ну, паранойя.
- Если ты идешь туда, куда я думаю, то это и меня касается, - заметил я, так и спускаясь за ним в холл аномально разговорчивой тенью.
- Не забывай, - поднял указательный палец он. - Мы с тобой заключили соглашение. Я иду туда, куда ты думаешь, но тебя это больше не касается.
Я опустил голову.
Это уже не паранойя. Он оскорблен моей вчерашней выходкой, и просто так не забудет. Он сделает все, что нужно, для Медузы, но мне при этом не присутствовать. Цена ошибки.
- Тогда зачем ты вчера сказал мне об этом?
Винсент слегка шевельнул уголком губ. Преждевременно было бы считать это улыбкой.
- Удачной охоты, Грэйс.
Он уже открыл входную дверь, и свежий, насыщенный влагой воздух ворвался в дом под грохот срывающихся с крыши струй, когда мой длинный язык конкретно запросил ножа:
- Могу я задать еще один вопрос?
- Только один, - развернулся Винсент в вихре вздымаемых ветром волос. - А потом моя очередь.
Под его взглядом мне захотелось заткнуться, извиниться и исчезнуть. Еще секунду назад я имел возможность это сделать.
- Ты увидишь… Карину?
Винсент вздохнул.
- Нет, Грэйс. Это ничего мне не даст. Я буду говорить с ее братом. Он произвел на меня впечатление, и не только тем, что обеденный перерыв проводит, изучая литературу в поисках подходящего способа нас убить.
Уже наловчившись искать в каждой реплике Винсента намек, я не сразу осознал, что он сказал открытым текстом. И вдруг дошло.
- О нет! - Вот где выплыло предупреждение Рихарда. - Ты ведь не убьешь его?! Обещай, что нет!!!
Винсент поднял раскрытую ладонь, приказывая замолчать, и я подавился продолжением фразы.
Зеркало его глаз потемнело по краям. Лицо стало жестким и непроницаемым. Тысяча лет выглянула из этой бездны. И не самая радужная тысяча.
- Откуда он знает о нас?
Я через силу сглотнул.
- Понятия не имею. Просто, наверное, догадался. Пожалуйста, поклянись, что не убьешь его! – Я кожей чувствовал, что само требование каких угодно клятв с пусть опального, но Принца Вампиров имеет тенденцию пагубно сказываться на средней продолжительности жизни. Я еще раз повторил «пожалуйста».
Винсент моргнул. Очень по-человечески.
- Зачем мне убивать того, кто на меня работает?
Я смотрел на него и не верил. Хотел верить и не мог. Он видел, что я не верю, и его это бесило. Но молю о снисхождении! Я едва не лишился глаза, оберегая эту тайну.
Винсент молчал, и я тоже, понимая: вот он, шанс. Либо уступит, либо оставит все как есть – не слишком оптимистично, но раньше и того не было. Наконец, он сказал:
- Умеешь закрываться от людей?
Я истово закивал.
- Если сможешь и согласен не вмешиваться, поехали. Должен предупредить, не все из того, что ты увидишь, тебе понравится. Но помни, если станет трудно держать себя в руках, что альтернатива для твоего друга – смерть.
Мы миновали первый зал и второй тоже. Я уже решил, что Винсент вознамерился пройти «Welcome» насквозь, однако он остановился возле двери, выглядевшей так, что не оставалось сомнений: если ее открыть, обнаружится швабра и ведро. Но дверь открылась, явив взору другие двери. И уже за ними, блестящими и бронированными, вряд ли кто-нибудь здравомыслящий стал бы держать швабру. Блестящие двери разъехались в стороны, и я увидел тускло освещенную кабину лифта с рядом аккуратных кнопок.
- Ничего себе, - вырвалось у меня.
- Если ты так на лифт реагируешь, - усмехнулся Винсент, - что же будет дальше?
Это было предупреждением, чтобы держал эмоции при себе. Все лучше и лучше понимаю вампирский язык.
Ряд кнопок оказался недлинным – всего-то две. «Вкл» и «Выкл». Шучу. От голода, когда его пытаешься скрыть, крыша едет непредсказуемо.
Винсент коснулся верхней кнопки, и мы поехали вниз. Я не удивился. Обычно VIP – зона располагается выше остальных, у вампиров же все наоборот. Чем дальше от солнца, тем престижнее. Но, видимо, от предубеждения, что нужная кнопка должна главенствовать над всеми прочими, труднее отделаться. Я мог бы еще позубоскалить на эту тему, благо не вслух, но двери разъехались, и у меня дыхание перехватило.
- Уже пора? – спросил я.
- Я скажу, когда будет пора, - отозвался Винсент, и мы вышли из лифта.
В сущности, это был всего лишь еще один зал «Welcome» с той разницей, что почти все посетители были вампирами. Ну… и еще несколько отличий.
Повсюду были прикованы люди. К колоннам, к колонкам, просто к стенам. Некоторые стояли посреди зала, подняв руки к свисающим с потолка цепям. Кое-кто был обнажен, но большинство – частично или полностью одеты. Это напомнило мне «коридор смерти» под метеоцентром, но приглядевшись, я понял, что ни на ком из смертных ни единой раны. Цепи натянуты, но не так, чтобы очень. Колонки играют тихо, в самый раз для нас, и ни вибрация, ни саунд для распятых на них людей не должны создавать дискомфорта. Я прислушался к эмоциональному фону - страх если и присутствовал, то скорее как трепетное ожидание. Это явно не пленные охотники.
Но тут, на моих глазах, голова одного из мужчин поникла на грудь. К нему тут же подошли двое, вампир и вампиресса с красными повязками на плече. Они расковали человека, и я заметил, что сам он идти не может. Я увидел на его предплечье заживающий укус, но кто это сделал, пропустил.
- Куда они его повели? – прошептал я.
- Его ресурсы исчерпаны, - отозвался Винсент. - Надо заменить.
Очевидно, я побледнел. Не так легко заметить, когда бледнеет голодный вампир, но у Винсента, наверное, опыт.
- Прости, не сразу дошел смысл твоего вопроса. Основная обязанность служителей - следить за тем, чтобы никто из доноров не пострадал. Человека освобождают прежде чем очередной забор крови становится опасен, после чего отводят в комнату отдыха, где созданы условия для максимально комфортного восстановления. Он может остаться там до утра или вернуться, если пожелает, но уже в качестве гостя.
Пока мы говорили, место у стены вновь оказалось занято. Большеглазая шатенка, единственную одежду которой составляли серьги, босоножки на шпильках и тесный кожаный корсет, с отстраненным любопытством наблюдала, как вампир с красной повязкой подгоняет кандалы к ее стройным лодыжкам.
- По правилам клуба вамп может касаться лишь обнаженной кожи, - пояснил Винсент. - Выбирая для себя одежду, доноры дают понять, как далеко с ними можно зайти.
Мы пошли вдоль стены, и заинтересованные взгляды присутствующих в зале бессмертных скользили по нам едва ощутимыми лучами. Я впервые обратил внимание на то, как мы с Винсентом выглядим вместе. Одинакового роста, он в белом, я в черном, распущенные волосы под цвет. Одинаковой длины. А может, дело и не в этом, может быть, новый член клана свергнутого Принца, ведущий свое происхождение от первостепенного врага Вамп-сообщества – это чуть более грандиозное событие, чем я себе представлял. Мне больше не льстило внимание собратьев, и я попытался отвлечься на садомазо-шоу. Э-ээ… Предполагалось, что мне станет уютнее?
Вампиресса на сцене… как бы это выразиться… занималась любовью с мужчиной, активно используя фаллоимитатор, ремешками прикрепленный к ее паху. Из одежды на ней было нечто вроде белого латексного комбинезона из таких же переплетенных ремешков, длинные светлые волосы были собраны в два хвоста. Сэйлор Мун, чтоб ее… На ее партнере, не считая веревок, был только надетый на голову полиэтиленовый пакет, черный и непрозрачный, туго стянутый у горла изящной ручкой в латексной перчатке. Я видел, как судорожно раскрывается рот человека, захватывая полиэтилен в тщетной попытке вдохнуть, и лишь мощнейшая эрекция показывала, что все происходящее ему не так уж неприятно. Тем не менее вырывался он изо всех сил, и я начал беспокоиться. Я не знал, как долго он уже обходится без воздуха. Наконец, вампиресса вонзила ноготь в натянутый его ртом полиэтилен, и глубокий хриплый вдох зазвучал разом из всех колонок. Оригинально придумано – микрофон в перстне! Сорвав с головы партнера последние клочья полиэтилена, вампиресса впилась зубами в его шею, аккуратно, на публику, пуская мимо рта кровь, и в тот же момент он кончил.
- Грэйс, мой офис на поверхности, - послышался тихий голос Винсента. - После можешь вернуться и любоваться на что угодно сколь угодно долго, но сейчас просто выбери себе шею и утоли, наконец, жажду.
Я вернулся к шатенке, потому что узнал ее. Видел несколько раз наверху за стойкой бара.
«Это вменяется в обязанность всем работающим на тебя людям?» - спросил я мысленно, дабы не прерывать трапезу.
«Разумеется, нет, - оскорбился лорд Вайс. – Только самым красивым».
«И они, конечно, могут отказаться?» – уточнил я.
«Конечно, - пожал плечами он. – Если им все равно, что я об этом подумаю».
Обратный путь на поверхность мы проделали в полнейшем молчании. Винсент очень деликатно сканировал мое эмоциональное состояние, а я не чинил ему препятствий. В том, что я тревожусь за Торментоса, он и так не сомневается, а что касается остального… Откровенно говоря, меня больше поражало то, что я не знал об этом зале, чем все, что я там увидел.
- То, что мы вычислили его быстрее охотников – уже хорошо, но окончательное решение за ним. Ты это понимаешь?
Я заставил себя кивнуть.
- Не высовывайся. Ничего не говори. Тебя здесь нет.
Я кивнул еще три раза. И медленно растворился в воздухе, как это, наверное, должно было выглядеть со стороны.
Стук повторился и Винсент сказал: «войдите».
Форма официантов «Welcome» проста до изысканности. Брюки стандартно черные, но ввиду того, что большинство посетителей предпочитают тот же цвет, верх контрастен. Рубашка – белый батист, манжеты и высокий, прилегающий к шее воротник – алый атлас. Кто заметил символику, мое почтение, я лично только сейчас сообразил.
- Добрый вечер, мистер Вайс.
- Добрый вечер, Томас, присаживайтесь. – Тон Винсента, когда он очень постарается, не очень напоминает приказ.
Торментос сел, прямо и неподвижно, но далеко не так прямо и неподвижно, как сидел я. Что бы там ни наговорил я Мастеру, как бы ни уверял в своих силах, но все же вот так, лицом к лицу, мне было трудно поверить, что Торментос меня не видит.
Винсент молчал, нагнетая обстановку. Еще чуть-чуть - и между нами троими искра проскочит.
И ни в чем меня не убедила эта пауза.
Торментос не смотрел на меня, но не смотрел и на Винсента. Пристальный взгляд не одобряется ни нашей культурой, ни глубоко упрятанными под нею инстинктами. Сейчас, получив возможность пренебречь и тем, и другим, я впервые увидел, что глаза у него большие и зеленые, с загнутыми ресницами, точь-в-точь как у Медузы. А в глазах этих – замешательство, непонимание, мельтешение реплик внутреннего диалога. «Что я такого сделал?» «Ничего. Точно знаю, ничего» «Из-за ничего бы не вызвали» И лейтмотивом – ледяное безразличие: «А плевать. Будь, что будет».
- Чашечку кофе? – осведомился Винсент.
Торментос отрицательно качнул головой.
Я задумался, что предпринял бы экс-Принц, согласись Торментос на кофе. Неужто пошел бы наливать?
- До меня дошла информация, что ваша сестра, Карина Фейрвуд, не столь давно пострадала от нападения вампира.
Я окаменел. Вот так сразу?
Торментос напрягся, усилием воли сдерживая эмоции, потом поднял взгляд.
Я и не знал, что и у людей глаза темнеют!!!
- Какие? Еще? Вампиры? – раздельно произнес он.
Винсент не отвечал, просто смотрел на него. Я не видел, что было в том взгляде, но хватило полутора секунд.
Торментос ссутулился и заправил за ухо выбившуюся прядь волос.
- Откуда вы знаете? Мне никто не верит.
- Видите ли, - улыбнулся Винсент чуть шире, чем обычно себе позволял, - я сам некоторым образом…
Продолжать ему не пришлось. Торментос вскочил.
- Ч-черт!!!
Он ринулся к выходу и рванул ручку двери, но дверь не поддалась. Тогда он двинул в нее плечом, вложив в удар инерцию всего тела. Вампир безучастно наблюдал за его действиями.
- Оставьте, Томас. Вы же видите, это бесполезно. Еще никто не выходил отсюда… подобным образом.
Тогда Торментос повернулся, сунул руку за пазуху, дернул - и в руке его закачался крест, сверкнувший так, что я зажмурился и ткнулся лицом в стол. Мое сердце билось часто-часто. Перед глазами плясали цветные пятна. Никогда прежде я не видел у Торментоса креста, и набожности за ним не замечалось, вот так сюрприз.
Винсент не шелохнулся.
- Не стоит верить всему, что о нас написано, молодой человек, - послышался его спокойный голос.
Да?
Я осторожно приоткрыл один глаз, и вновь изо всех сил зажмурился. Черт! Да Винсент просто терпит!
И вдруг полегчало. Словно соседи караоке выключили. Я понял, что Торментос убрал распятье. Поверил.
- Прошу прощения, я не хотел вас пугать, - сказал вампир с должной долей искренности. – Мне жаль, что так вышло.
- Я вовсе не испугался! – вспыхнул Торментос.
- Что ж, превосходно, - захлопнул ловушку Винсент. – Это значительно сокращает время психологической адаптации. Тогда присаживайтесь и обсудим, как нам жить дальше так, чтобы случайно не навредить друг другу.
Прикинув, что никаких других вариантов не остается, Торментос поднял опрокинутый стул и сел на краешек, напряженный, как струна.
Винсент сплел пальцы на столе, и чуть наклонился вперед. Я перестал видеть его лицо.
- Прежде всего, что вы знаете о вампирах, мистер Фейрвуд?
Я едва не фыркнул. Если бы существовало пособие на тему «Как втереться в доверие к готу», вопрос Винсента фигурировал бы в предисловии. Я ждал, что скажет Торментос. Что-нибудь насчет осины и солнца. Что-нибудь, что он обычно приводил в пример, пытаясь доказать мою вампирскую несостоятельность.
Но Торментос сказал:
- Вы тайно правите миром.
Я придержал руками челюсть – она планировала отпасть. Я мог бы гордиться другом, так тонко уловившим самую суть, но не обращен еще вампир, способный испытывать гордость в условиях паники. У Торментоса нашлось бы о чем поговорить с охотниками, вычисли они его первыми. Множество общих, интересных тем.
Винсент не изменил позы, но я видел, как напряглись его плечи.
- Вы меня удивляете, мистер Фейрвуд. Я пропускаю целые параграфы вводной информации, и перехожу сразу к делу. Как вы, наверное, догадываетесь, власть – это не только привилегии, но также и обязанности. Я – Мастер этого города, и я в ответе за тех, кто его населяет. Я глубоко сожалею о том, что произошло с вашей сестрой, но хочу пояснить: случившееся - исключение, а не закономерность. Подобные инциденты запрещены законом, и преступник будет соответствующим образом наказан, как только мы его разыщем.
- Очень ей это поможет, - скривился Торментос.
- Думаю, нет, - согласился Винсент. – Но наверняка поможет это.
Он достал из лежащей на столе папки визитную карточку и аккуратно придвинул ее к собеседнику.
«Профессор Джей Ли Сингх» - успел прочитать я вверх ногами, прежде чем Торментос коснулся черного, тисненого золотом прямоугольника.
- Один из ведущих специалистов в области пластической хирургии, - пояснил Винсент в ответ на вопросительный взгляд моего друга. – Люди боготворят голливудских звезд, а голливудские звезды – доктора Сингха, - добавил он без тени юмора.
Держа визитку двумя указательными пальцами, Стик облизнул губы, словно у него пересохло во рту.
- Сколько это будет стоить?
- Будет известно после предварительного осмотра, в зависимости от объема работы. Но вы не должны беспокоиться. Профессор уже обналичил свой аванс.
Торментос нахмурился. В какой-то момент я испугался, что он откажется. Но нет. Медузу он любит сильнее, чем свою гордость.
- Я со временем верну вам все.
- Разумеется, мистер Фейрвуд, - не стал спорить Винсент, и я понял, что реальной суммы мой друг никогда не узнает. - Тем более, что с новым жалованием вам это будет существенно легче сделать.
- С новым жалованием? – прищурился Торментос.
- У меня недавно уволился один из администраторов, - пожал плечами Винсент. - Ума не приложу, кто бы мог его заменить. Не желаете попробовать?
Он вновь распахнул ту же папку и с шелестом вытащил из нее бланк трудового договора.
Торментос поджал губы.
- Плата за сохранение тайны?
- Что вы! – улыбнулся Винсент, изящным движением кисти разворачивая к нему бланк. – Плата за сохранение тайны – сохранение вашей жизни и жизни вашей сестры. А также милой рыжеволосой мисс по имени Джана Ковальски.
Торментос сузил глаза, мгновенно преобразившись. Только что он сомневался, стоит ли доверять вампиру, теперь сомнений не было.
- Угрожаете?!!
- Боюсь, вы неправильно меня поняли, - сокрушенно покачал головой лорд Вайс. - Я всего лишь хочу сказать: люди, охраняющие мою тайну, так же, как и все, кто им дорог, находятся под моей личной защитой.
Я видел, что такая формулировка вопроса Торментосу больше нравится, но еще секунда, и он поймет, что Винсент сказал то же самое, только другими словами.
Винсент не дал этой секунды:
- Или я могу прямо сейчас все исправить, подкорректировав вам память. Выбирайте.
Торментос все еще сверлил гневным взглядом вампира, совершенно не осознавая, как близко подошел к пресловутой черте «икс». Я закусил клыком ладонь, жертвуя небу в мольбе о благополучном исходе. Винсент лгал. Я чувствовал его ложь, и он знал, что я чувствую. Подкорректировать память так углубившегося в тему человека он мог лишь одним способом.
- Лучше я буду знать, что мои догадки верны, чем догадываться, что ничего не знаю, - наконец, изрек Торментос и оглядел стол в поисках ручки.
Но Винсент протянул ему красивое белое перо и скальпель.
- Кровью, мой друг. Не будем отступать от традиций.
Торментос без возражений закатал рукав, взял скальпель и спокойно, как-то даже меланхолично полоснул поперек запястья. Позер, вовсе не обязательно было так глубоко. Кровь брызнула Винсенту на стол. Торментос невозмутимо крутанул перо между пальцев и, обмакнув в крошечную капельку на бланке, вытянул из нее свою аккуратную подпись, не обращая внимания на то, что к уголку листа уже подползает гранатово-алая лужа.
Винсент забрал листок за долю секунды до того, как это случилось. Торментос замер, словно вдруг внезапно осознал, что только что сделал. И не в смысле пореза.
- Вы позволите? – Бледные пальцы взяли его запястье.
Глаза Торментоса расширились от ужаса.
- Всего лишь залечу вашу рану, чтобы вы могли вернуться к работе. Ничего более, обещаю.
- А мне после этого не захочется еще?
Винсент рассмеялся, качнув снежной гривой:
- Нет, я не ошибся. Вы точно справитесь с новой должностью. Не захочется.
Я приказал себе дышать глубоко и размеренно. Не верилось, что все обошлось. Но рот Винсента и запястье Торментоса встретились над серединой стола, скрепляя только что подписанный договор. Лорд Вайс держал слово. Ни капли не высосал, только очистил и заживил порез, пока кончики белоснежных волос жадно впитывали со стола. Я вдруг задумался, как долог может быть путь от вежливого «я не хотел вас пугать» до цепей в подвале клуба. У меня не получилось представить Торментоса добровольно подставляющим шею. Если Винсент хоть немного искренен в своих начинаниях, то и у него не получится.
- А тот вампир, что напал на… Карину, - задумчиво проговорил Торментос, наблюдая, как смягчается гладкая ткань шрама, как проступает сквозь нее сетчатый, присущий неповрежденной коже узор. - Вы знаете, кто это был?
- К сожалению, нет, - сказал Винсент, едва касаясь уголком платка уголка губ. - А почему вы спрашиваете? Вам известна личность преступника?
- Да нет, просто… хотел узнать, что ему грозит.
- Смею вас заверить, - зловеще оскалился вампир, - он очень пожалеет о содеянном. Так вы знаете его имя?
- Сказал же, нет, - замотал головой Торментос и встал. – Понятия не имею, кто это мог сделать. Я могу идти?
- Да, конечно, - после недолгой паузы разрешил Винсент. – Адрес клиники и дата предварительной консультации - на обороте карточки, которую вы машинально положили в карман. Сейчас возвращайтесь к своим обязанностям, но в течение ночи к вам подойдет мисс Рина. Она будет стажировать вас во всем, что касается новой должности и нового статуса. Она не вампир, но вы можете задавать ей любые вопросы.
Торментос кивнул и вышел, не удостоив внимания того факта, что дверь открылась без возражений. У него будет время проститься с привычной жизнью, прежде чем окончательно погрузиться в Мир Тьмы. Мисс Рина – эта та, которую я сегодня кусал.
Винсент обмакнул пальцы в подсыхающую на столе лужу и со вздохом приложил к глазам.
- А соответствующим образом - это как? – тихо спросил я.
Лорд Вайс повернул ко мне лицо, опуская руки. Кровь закапала с его ресниц, чертя дорожки по щекам.
- Я обещал, что ты пожалеешь о содеянном. Ты жалеешь.
Это казалось невозможным, но ливень только усилился. Привычные звуки города исчезли в шуме разбушевавшейся стихии, запахи смылись, обзор сузился до нескольких метров одиночества в клетке с прутьями из дрожащих струй. Я брел по тротуару по щиколотку в воде, и клетка двигалась вместе со мной. Радость пополам с болью терзали мой измученный мозг. Торментос не выдал меня. И то, что Винсент на самом деле не нуждался в его ответе, не имело никакого значения.
41
Я несся по этажам в поисках сканера. Почти весь остаток ночи я посвятил творчеству. Не знаю, что благодарить, непрекращающийся дождь или неустойчивое психическое равновесие, но первый же эскиз изъявил твердое намерение стать единственным. То, что я не захватил из дома краски, подтолкнуло к решению: все, от начала до конца, сделаю на компьютере. Иначе какой смысл в Вечности, если не осваивать новые навыки?
Шейна дома не было – я стучал долго и безрезультатно; Виты – не знаю, мимо ее двери я прошел, затаив дыхание. Винсент еще не вернулся, но я все равно поднялся к нему. Поиски Джино я начинаю теперь оттуда.
Voila!
- Ты занят? – спросил я осторожно.
Джино кивнул, не отрывая взгляда от светящегося монитора.
После такого ответа вежливый вампир должен был как можно тише удалиться, прикрыв за собой дверь, однако вежливый, но изнывающий от любопытства вампир остался.
Не зная, как выспросить то, что меня интересует, не показавшись навязчивым, я просто убрал ментальный экран, продолжая думать о том, о чем думаю. В конце концов, я еще молодой бессмертный, мог и забыть о защите.
- Сканер в библиотеке, а книгу возьми на столе, - ответил Джино.
Ого, тактика оказалась даже эффективнее, чем я думал. Я спрашивал только о сканере, а об Энн Райс совсем забыл. Значит не совсем. Я подошел к столу, но остановился.
- Я видел, ее вчера читал Винсент.
- Он уже прочел.
Это развеяло мои сомнения, и я схватил заветный том. Джино на миг отвлекся, чтобы увидеть радость в моих глазах, и поплатился за это. Я воспринял прямой взгляд как поощрение.
- А чем ты занят?
- Работаю, - вздохнул он, осознавая свою ошибку.
Я обошел стол и заглянул через плечо итальянца. Заглавие файла заставило меня улыбнуться. «Кейтлин Мур_Кровь на лепестках розы».
- А по-моему развлекаешься. - Честное слово, сам не могу объяснить, что на меня нашло.
Никак не отреагировав на мою реплику, Джино вдруг склонился к монитору и, выделив мышью целый абзац, изменил цвет шрифта. После чего снял трубку телефона и набрал номер.
- Кейтлин, я ведь просил тебя избавиться от серебра.
- Мистер Вайс, это чрезвычайно трудно сделать, – послышался торопливый телефонный голос, - Дочитайте до конца, и вы все поймете.
- Мы же в прошлый раз договорились, вампиры не боятся серебра, серебра боятся вервольфы. Ну что мне с тобой делать?
- Мистер Вайс, обещаю, это в последний раз.
- И как, интересно, ты собираешься выполнить свое обещание, если твой роман – это начало трилогии?
- …
- Ладно, Кейтлин. Я дочитаю, и если действительно окажется, что без серебра нельзя, я это напечатаю, если нет – извини, тебе придется все переделать.
- Спасибо, мистер Вайс!
- Прибереги пока свою благодарность. Не прощаюсь.
Вампир положил трубку.
- Слышал?
Я кивнул.
- Но не понял, почему ты отчитал Кейтлин. Ведь она права – вампиры боятся серебра.
Джино потянулся, скрипнув суставами. Иссиня-черные волосы сегодня были собраны в хвост и чуть-чуть не доставали до пола. И с чего я решил, что они, наверное, жесткие?
- В наших интересах, чтобы люди так не думали, - ответил Джино.
Я мгновенно забыл про дожидающийся сканера эскиз.
- Так ты занимаешься дезинформацией! Умоляю, расскажи, как это происходит!
Либо Джино был в очень хорошем расположении духа, либо, что вероятнее, ему уже и самому надоело возиться с текстом.
- С удовольствием, - сказал он. - Оставь в покое мои волосы и сядь куда-нибудь. Не туда, это кресло Винсента, вон диван, очень удобный.
Согласившись на предложение компьютера сохранить изменения в документе, Джино оттолкнулся ногой и вместе с креслом подъехал к дивану, с удобством которого я уже потихоньку знакомился.
- С чего начать? – спровоцировал он меня.
- Сначала, - выпалил я, не осознавая последствий.
Джино улыбнулся.
- Вначале было слово.
Что такое слово? Колебание воздуха. Нематериальный объект. Зачастую абстракция. Далеко не всегда это обозначение явления или предмета, и далеко не всегда явление или предмет, обозначаемые им, существуют в действительности. Его жизнь – краткий промежуток времени. Его действие ограниченно пределом слышимости и наличием в этих пределах способных к восприятию людей. Конечно, оно может распространиться и дальше, если слышавший донесет его до других ушей, но! Слово неизбежно меняет свое значение, проходя через каждый человеческий ум. Сначала незаметно, но с увеличением количества звеньев этой цепочки – неузнаваемо.
Иное дело - слово, написанное на бумаге. Оно уже, безо всяких сомнений, материальный объект, но все еще слишком привязано к автору, чтобы считаться независимым. Оно может быть настоящим откровением для написавшего его человека, светом его сердца, но оставаться лишь бледной тенью в сердцах других. Оно слишком интимно, слишком человечно, а человеку свойственно ошибаться.
Теперь напечатанное слово. Конечно, и оно имеет своего автора, ведь машина воспроизводит мысли конкретного человека. И уже на данном этапе мы сталкиваемся с почти мистикой. Машина воспроизводит мысли – странновато звучит, не правда ли? Поверь, в начале семнадцатого века, когда человек боготворил механику и пытался объяснить все происходящие в природе процессы как взаимодействие частей сложнейшего мирового устройства Machina Mundi, эффект был просто ошеломляющим. Тисненное строгими, лишенными индивидуальности почерка знаками, пахнущее не человеческими руками, но типографской краской, слово вышло на новый уровень. Оно приобрело независимость, характер. Его больше нельзя было изменить, не уничтожив. Оно само по себе обладало властью, а печатный станок приумножил эту власть в десятки тысяч раз. Оно с легкостью подчинило менее совершенные умы. Ему поверили.
А через много лет об этом задумался Джино Вайс.
Когда мои мысли оформились в кое-какие идеи, я поделился ими с Винсентом. Сир был озадачен.
- Популяризировать идею вампиризма, чтобы маскироваться? Шаг к гибели. Поверь, если не мне, то отцу всей лжи, наилучший способ спрятаться – сделать так, чтобы в тебя не верили.
- Оглянись вокруг, – возражал я. – Мир меняется. Церковь больше не сжигает ученых, - ученые разносят в прах догматы Церкви. Земля больше не стоит на трех китах, она свернулась в шар и закружилась вокруг Солнца. Вампиров больше не существует. Если «Маскарад» так успешно выполнил свою функцию, что люди забыли о нас, не пора ли нам забыть о нем и насладиться результатами?
- Александр Кёрч не забыл, - неизменно отвечал Винсент.
Но я не сдавался. Я был твердо уверен, что в случае успеха добавлю проблем и Кёрчу. Возвращаясь к этой теме вновь и вновь, я совершенно замучил Винсента. Если я и молчал, это значило, что я обдумываю новые аргументы. Я не просил многого, я просил лишь огласить идею на следующей Ассамблее, но Сир оставался непреклонен. Я недоумевал, потому что видел - в душе он уже давно согласился со мной. Я даже получил доказательство. Однажды, когда я его совсем достал, он бросил резко и зло:
- Почему тебе не пришло это в голову, пока я еще был у власти?
Я пожал плечами. Что я мог сказать? Откуда я знаю, почему не пришло? И тут я начал понимать. Я взглянул на Винсента. От его гнева не осталось и следа. Он смотрел на меня настороженно, будто сболтнул лишнего. И это было действительно так. Мне оставалось только проглотить предложенное, что я и сделал. Настоящая причина его упрямства лежала на повехности. Два столетия назад он был низложен на точно таком же собрании. Я ничем не выказал своей догадки, но тактику поменял кардинально.
Я сделал вид, что, наконец, отступился. Идея «Антимаскарада» надолго перестала звучать в нашем доме.
Но не навсегда.
Я знал, когда будет следующее собрание старейшин. Я, вообще, много чего успел узнать, пока спорил с Винсентом. Я помнил, сколько времени требуется, чтобы добраться до Италии и тайно нанял корабль. За ночь до отплытия я объявил Сиру, что сам поеду на Ассамблею и посвящу в свои планы первого же попавшегося мне имаго.
Сир отшатнулся так, будто я его ударил. Я знал, конечно, что мое заявление ничего не значит. Все мои приготовления могли пойти прахом, просто скажи он «нет». Но Винсент ответил: «Поедем вместе». Триумфа моего не испортило даже долгое, утомительное путешествие.
Многие зароптали, увидев Сира, но оспорить право экс-Принца присутствовать на совете никто не посмел.
Винсент всю ночь молчал, не вступая ни в какие дискуссии, и лишь после того, как решения по всем вопросам были приняты, встал и взял слово. Я почти физически ощущал его взволнованность. Сам я волновался не меньше. Стук моего сердца наверняка слышали как минимум двое сидящих справа имаго. Когда Сир закончил речь, повисла мертвая тишина, но это продолжалось лишь несколько мгновений.
Легко представить, как возмутились старейшины. Еще бы! Ведь это выглядело как перечеркнуть работу многих столетий. Подчеркиваю, только выглядело! Со всех сторон посыпались яростные возражения. Винсент стоял и спокойно отвечал на атаки теми же словами, которыми когда-то я убеждал его.
- Почему Винсент, а не ты? – спросил я.
- Тогда я еще не имел права голоса на совете. Я пришел лишь как сопровождающий. Мы с Винченцо были единственным кланом, явившимся в полном составе! – усмехнулся Джино, закидывая ногу на ногу.
- Как и следовало ожидать, нас в первый раз высмеяли. Но мы заставили Совет задуматься, и это уже было немало. Когда Винсент повторил свое предложение через пятьдесят лет, трое старейшин поддержали нашу идею. И эти трое, Байрон, Норд и Цепеш были не последними имаго в сообществе. Вопрос получил возможность дискуссии.
- Но Влад Цепеш умер в 1476 году! – воскликнул я, лихорадочно припоминая, когда же родился лорд Байрон.
- Ты так в этом уверен? – показал кончики клыков Джино.
Я только махнул рукой, окончательно сраженный.
- Рассказывай дальше.
- Мы вернулись в Новый Свет с ярлыком «Эмбра Энгана», что означает «кошка, которую сгубило любопытство». Нам было позволено творить все, что угодно, но в пределах своей территории и под угрозой немедленной кары в случае нежелательных последствий. Вдали от культурной столицы мира нам было сложно подвергнуть себя этому риску, но проигравшими себя ни я, ни Винсент не чувствовали, ведь уехав, мы оставили после себя в Европе несколько таких же любопытных кошек.
Первым решился Байрон. Его вурдалак Джон Полидори, написавший в 1819 году повесть под названием «История Вампира», впервые придал образу вампира черты демонического соблазнителя, прекрасного и чудовищного, притягивающего и отталкивающего одновременно. И в этом было куда меньше вымысла, чем в мифах древности, ведь образ лорда Ратвена Полидори писал со своего покровителя, который и так разве что кровь не пил на глазах у смертных. Байрон вдохновился моей теорией, согласный, что властителям мира не подобает прятаться. Ультиматум Принца он принял с несвойственным ему смирением, а после на практике доказал то же, что я - эмпирически. Его окружало огромное количество смертных, и воистину поражала их способность закрывать глаза на очевидное. К примеру, бледный, вампирский цвет лица Байрона они объясняли ежедневным питьем уксуса. Ночной образ жизни - нездоровыми привычками. – Итальянец усмехнулся. - Знаем мы и этот уксус, и эти привычки. Из черепа одной из своих жертв он сделал чашу, в которую сцеживал кровь последующих – смертные и этой истории ухитрились придать мистическое очарование, конечно же, ни на секунду в нее не поверив.
Я тоже улыбнулся. Мне очень нравилось, что немалую часть того, что говорил Джино, я и так знал.
- Творение Полидори было первым опытом, - продолжал Джино, - и отнюдь не неудачным. Мода на вампирские романы распространилась из Англии во Францию, где перед ней не устояли даже Александр Дюма и Шарль Нодье, а затем и по всей Европе. Реакция смертных превзошла все ожидания. Многие по-прежнему испытывали отвращение, но были и те, кто с трепетом представлял себе, каково это – ощутить на своей шее страстный взгляд, ледяное дыхание, обжигающий поцелуй. Создалась парадоксальная ситуация. Писатели открыто рассказывали о том, что мы есть, а люди, лишившись предвзятости страха, жалели, что на самом деле это не так. Оказалось, всегда существовала среди человеческой породы некоторая часть согласных отдать свою кровь, если это не представляет опасности для жизни. Винсент сказал, что неплохо было бы выделить эту часть и, пользуясь карт-бланшем Аррива основал Ассоциацию Доноров, ныне известную как «АД». В настоящие дни это общество имеет филиалы практически в любой населенной части света и является серьезнейшей оппозицией «Хеллсинг» после, разве что, Нахтцерер, но вернемся к прошлому. Все мое существо ликовало. «Уорни-вампир» Томаса Прескетта Преста, «Кармилла» Джона Шеридана ле Фаню, «Фон Оберфельс» Смита Аптона, «Граф Вардалек» графа Стейнбока. Гигантский шаг вперед произошел, когда Влад Цепеш сделал вурдалаком Абрахама Стокера, менеджера театра «Лицеум» и талантливого, но в то время совершенно неизвестного писателя. До него был еще один вурдалак, Рэнфилд, тоже писатель, но он не оправдал надежд. Столкнувшись с объективной реальностью, он не выдержал и потерял рассудок, редчайший среди вурдалаков случай. Довольно скоро он попал в психиатрическую лечебницу, твердил направо и налево о нас, да ты и сам все знаешь. Там почти ничего не приукрашено.
- И мух ел? – спросил я.
- Чего он только не ел, лишившись крови покровителя, пока однажды санитары не нашли его развязавшимся и со вскрытыми ржавым гвоздем венами. Откуда в палату попал этот гвоздь, так и осталось невыясненным.
- По-моему, понятно, откуда…
- Вот и молодец, если понятно. Но я продолжаю.
Роман, ставший впоследствии неофициальной «Библией вампиров», был впервые опубликован в 1897 году. Учитывая профессию Стокера, он был быстро поставлен. В считанные десятилетия тема клыкастого соблазнителя в плаще распространилась по всему миру. Она захватила все области искусства – музыку, живопись, поэзию, театр. Ты видишь уже результаты, но тогда это выглядело так, будто кто-то столь же любопытный, сколь бесцеремонный, обратил на Темную Сторону всех девятерых муз. К тому времени все уже забыли, чья была идея, но я не искал славы. Когда появился кинематограф, мы уже по накатанной колее прибрали его к рукам. А потом и телевидение.
- А потом я, вместе с тысячами таких же вдохновленных романтикой крови стал жить, как вампир, выглядеть как вампир, вести себя, как вампир, путая карты охотникам. И в чем ваша конечная цель? – Я невольно абстрагировал себя от столь коварных существ. – Уж не легализация ли?
Джино с интересом посмотрел на меня.
- Были такие предложения. В сороковых годах прошлого века. Некто Бернс высказал мысль, что мы можем красиво проехаться на уже поднятой людьми волне борьбы за права человека. Лишь несколько Совершенных высказали мнение, что это могло бы сработать, большинство же, в том числе и мы с Винсентом, были против. Все понимали, что это решение не из разряда тех, результаты которых можно будет исправить, если вдруг что-то пойдет не так. Аррива порекомендовал Бернсу просчитать все возможные последствия этого шага, прежде чем в следующий раз выносить на обсуждение вопрос легализации. Пристыженный Бернс правильно истолковал вежливый отказ Принца, и, разумеется, не собирался ничего просчитывать, но Эмбра Энгана… Скажем так, нас не зря называют любопытными кошками. Писателям, работающим под нашим покровительством, была предложена новая тема. Твоя улыбка, Грэйс, как всегда, прекрасна, но не совсем уместна в данном случае. Никто лучше писателя-фантаста не ответит на вопрос «Что было бы, если…?»
После того, как были проанализированы результаты, вопрос отпал вторично. Вышло так, что от легализации вампиров выиграют все, кроме самих вампиров. Во всех вариантах реальности, где вампиры получили право на существование, это существование становилось слепым подобием настоящей жизни. Мы ничего не приобретем от выхода из подполья. Люди не защитят нас ни от вервольфов, ни от других опасностей, охотиться же станет не в пример сложнее. Кроме того, официальное раскрытие нашей сущности приведет толпы горячих голов под сень «Хеллсинг». Да, еще. Ты не учитываешь того, что подавляющее большинство человечества, узнав о нас, сами захотят стать вампирами. Этого никак нельзя допустить. И дело даже не в том, что тогда нам нечем будет питаться. Искусственная кровь – не такое уж и далекое будущее с развитием клонирования. Просто не все достойны Вечности. Для многих даже человеческая жизнь – слишком долго. Вампиризация всего человечества – утопия, где хищники превращаются в потребителей.
Я кивнул, признавая его правоту.
- В последнее время вы вообще озверели. Я читаю все, что нахожу по «теме», и реально не успеваю, да еще и почти сразу же экранизация выходит. Кстати, что это за странная тенденция, - я выразительно покосился на потухший экран. – Семьдесят процентов всей вампирской литературы рассчитано уже не на готов, а на романтически настроенных барышень лет семнадцати?
- Из романтически настроенных барышень получаются прелестные доноры, - парировал ничуть не уязвленный Джино. – Готы и так наши, давно сами для себя пишут. Расширяем аудиторию.
Еще кое-что о Джино - на его улыбку невозможно не ответить. И отвести глаза, когда он поправляет волосы или касается горла, сглатывая, словно забыл поесть. Я встряхнул головой, сбрасывая наваждение.
- Значит, вербовка в «АД»? Ну ты прямо дьявол – ловец душ!
- Ну, не прямая вербовка. Скорее снятие психологических барьеров на случай такой вероятности. Это не основная цель.
- В чем же основная?
- Вспомни, с чего мы начали разговор. Дискредитация методов уничтожения вампиров. Благодаря нам святую воду и осиновый кол в вампирских романах практически никто уже не использует. Светобоязнь почти изжили. Вот от серебра все никак не удается избавиться. Слишком уж перспективный литературный материал. Писатели держатся за него, как утопающий за соломинку.
- Не вижу, в чем проблема, - хмыкнул я. - Позвони Кейтлин и скажи, пусть заменит везде серебро, к примеру, на алюминий. Ctrl+H, если я не ошибаюсь.
- Не так все просто, - покачал головой Джино. - Люди не поверят алюминию. Мы можем использовать только то, что издревле известно, но неопасно для нас. Чеснок, например. Или проточную воду, которую мы якобы не можем пересечь (на самом деле просто ментальная связь ослабевает, но с изобретением сотовых…)
- А Энн Райс? – махнул я книгой.
- Кто такая Энн Райс? – Глаза Джино откровенно смеялись.
Я несколько раз зажмурился и разожмурился.
- Ты же не скажешь сейчас, что «Вампирские хроники» и в самом деле написаны вампирами?
Джино пожал плечами:
- Если и не скажу, правдой это быть не перестанет. Причем Лестат набрался наглости указать свое настоящее имя. Вероятно, чтобы лишний раз позлить охотников. Он всегда был авантюристом…
- Но я видел ее фотографии! – взорвался я.
- А я видел фотографии НЛО. О, Грэйс, - вдруг расхохотался вампир, - у тебя сейчас лицо человека, обнаружившего русалку в банке с сардинами!
- А история вампиров, - не обратив внимания на шпильку, продолжал я, - история происхождения вампиров, рассказанная в «Хрониках» - реальность?
- Скажем так, фэнтези, – улыбнулся вампир.
- Евангелие от Ламии?
- Тоже.
- Книга Нода?
Джино кивнул.
Я встал и заходил по комнате, слишком переполненный эмоциями, чтобы сидеть спокойно. Кровь гремела в висках словно самая пиратская запись самого некачественного демо самого олдскульного дэта, который только существовал в природе.
- А что, обычные люди не пишут о вампирах?
- Пишут. И много. Но увидит ли свет роман или сценарий к очередному триллеру, решаю я.
- Ты? Ты один? – не утихал я.
- Да нет, конечно, – махнул рукой Джино. - Только в моем издательстве. В остальных другие Энга занимаются тем же.
- Значит, тот, кто пишет на данную тематику и рассчитывает, чтобы его произведение увидело свет, должен просто излагать факты с точностью до наоборот?
- Ни в коем случае! – замотал головой Джино. – Иначе человеку, чуть более других знакомому с ситуацией, охотнику, например, достаточно будет бегло ознакомиться с парочкой вампирских новелл, чтобы знать, что точно на нас не действует. Лучше всего поровну мешать правду и вымысел, чтобы читатель никогда ни в чем не был уверен до конца. Разнообразие приветствуется.
- А если правами на публикацию не одобренного тобой романа завладеет издательство, принадлежащее человеку? Например, придет автор, которому ты отказал, и принесет рукопись?
- Пусть попробует, – сказал Джино спокойным тоном, но спокойствия от этого тона почему-то не прибавилось.
Я вновь рухнул на диван, механически раскрыл книгу и вновь ее захлопнул.
- Я не понимаю. Ничего не понимаю! Как можно ввести в заблуждение охотников, если глава «Хеллсинг» - сам вампир!
- Кёрч один, - сверкнул клыками Джино. - Ему не удержать под контролем информационное обеспечение организации, актив которой ежечасно пополняется новыми воинами взамен убитых. Те, что ближе к верхушке – да, проблема, но охотники низшего звена – просто пушечное мясо. Их опыт по большему счету все еще на уровне чеснока.
- А он присутствовал на последней Ассамблее? – после некоторых раздумий спросил я.
- Кто? - осведомился Джино с престранным выражением лица.
- Ну Лестат же!
- Уж будь уверен, - выдохнул вампир. - Такой случай покрасоваться…
- Ха!!! – Если торжествующую улыбку еще можно было сдержать, то это вырвавшееся «Ха!!!» избавило от необходимости стараться. - Лестат меня кусал!!!
Джино медленно крутанулся вместе с креслом.
- Как мало нужно некоторым для счастья.
42
Тьма спускается на город не сразу. Она наползает медленно, словно крадущийся хищник, осторожно запускает первые чуткие щупальца в переулки и скверы, неспешно подтягивает основное тело. Только мне всего этого не увидеть. Я просыпаюсь только когда уже совсем темно. Впрочем, темно – для других. И не в городе. И не сегодня. Такого ослепительного полнолуния на моей памяти еще не было. Внимательный читатель тут же поймет, что отведенные мне две недели уже истекли, и мое несколько усовершенствованное жилище вполне готово к возвращению своего несколько усовершенствованного хозяина. Честно говоря, когда Винсент сообщил мне об этом и предложил выбрать себе апартаменты побольше, я решил, что мне указывают на дверь, но он акцентировал: «Желательно, в пределах этого этажа». Так что теперь я живу напротив Шейна, а не напротив Виты – существенный прогресс.
Ветер усилился, и я собрал волосы в хвост, перетянув их резинкой. Как помню, во всех фильмах и романах вампиры связывают волосы черной шелковой лентой. Ума не приложу, как это у них получается - с моих даже не шелковая соскальзывает. Не иначе, у Джино был недобор по процентам неправды. Сам он, я видел, пользуется заколкой, протягивать его метры через резинку – не только конечностей, терпения не хватит.
С того памятного разговора с ним и по сей момент жизнь моя в особняке Вайс подчинялась определенному графику. Ночь меня «выгуливал» Шейн. С Шейном я просто отдыхал. Одеваясь, продумывал свой образ до мелочей, питался от Марка, иногда от Эйрика. Группа готовилась к туру, и я наблюдал за репетициями, вспоминая время, когда не мог даже и мечтать об этом. Иногда Шейн объявлял выходной, и мы всей толпой заваливали в какой-нибудь клуб, где нас чудесным образом никто не узнавал, после чего колесили по Лос-Анжелесу, причем Линн, которому в салоне «ягуара» теперь не хватало места, гнал рядом на байке, словно белокурый ангел-хранитель. Поскольку он все равно, благодаря своему и нашему сверхъестественному слуху, участвовал в разговоре, его такое положение более чем устраивало.
Но следующую ночь я просыпался с тяжелым сердцем. Я надевал то, что не жалко, связывал волосы в хвост, хватал новую цепь и спускался в холл, где уже поджидала меня смерть по имени Жизнь, моя сестра во Тьме, леди Вита. Я так ни разу и не видел, как она охотится. Кажется, ей это нужно раз в две ночи, причем почему-то именно в те ночи, когда я уходил с Шейном. Цепью дело не ограничивалось, Вита учила меня владению мечом и коротким кинжалом, а также стрельбе из своего кольта. Последнее у меня выходило все лучше и лучше, в основном потому, что мишени, как правило, не отстреливаются. С холодным оружием тоже, вроде бы, все получалось, но лишь до тех пор, пока воображаемого противника не сменял реальный. Точнее реальная. Как ни твердил я себе, что в современном мире важнее как раз умение стрелять, не помогало. Клинок, любой длины и формы ощущался моей ладонью как смертоносное продолжение руки. Пистолет – нет. И я ничего не мог с этим поделать. Вита пообещала, что как только мне удастся поранить ее, она подарит мне меч. Я обрадовался, - очень хотелось меч, а она с усмешкой добавила, что Рихард его до сих пор не заслужил.
Сегодня наша тренировка не состоялась. Позвонили от Фернандо Аррива, и Вита укатила в Метеоцентр. На спешно вызванном мною такси. По ее реакции я понял, что у нее, вообще-то, что-то вроде отпуска, и он еще не кончился. Наверное, завтра у меня будет разрешение нападать на готов. Я поругал себя за то, что радуюсь и уже с чистой совестью пошел на охоту один.
Повелитель тьмы.
Невольник тьмы условностей.
Ветер плотно оборачивает щиколотки краем плаща. Хвост свежеокрашенных волос плещется возле уха. Луна палит сверху, клеймя асфальт моей хищной тенью. Я иду, гордо выпрямив спину, в навязанном мне направлением, с навязанной мне скоростью.
Курт Сильвестер Норд, с изяществом античной статуи прислонившийся к перилам фонтана, прервал разговор со своим вурдалаком, дабы бросить на меня насмешливый взгляд. Вот из-за таких, как он, мне и приходится делать вид, что я просто так прогуливаюсь, а не тащусь, как привязанный за симпатичной блондинкой, пожирая ее глазами и негодуя, что не могу пока ничем другим. Жесть… До территории Вайс метров десять плюс – минус, а мой вероятный ужин бодро шагает параллельно границе. Но я не теряю надежды. После того, как Лос-Анжелес поделили натрое, Эдвард оставил все как есть, в то время как Винсент и Фелиция тут же, не вставая из-за стола, принялись меняться. Много бы я отдал, чтобы на это посмотреть: «Давай ты мне пристань, я тебе аэропорт» «А не захлебнешься? У тебя и так большая часть побережья. Добавь «Фаэфакс-авеню», и я, может быть, еще подумаю». Вот и получилось в итоге, что даже идя по прямой можно пересечь соседские владения не один раз. Впереди граница изгибается в мою пользу, а пока, извините, земля Норд. Находиться здесь мне можно, а вот питаться – ни-ни. Гипнотизировать жертву с целью выманить за пределы запретной зоны тоже не разрешается, это Винсент подчеркнул особо. Неужели я выгляжу таким коварным? Не надо, не отвечайте.
Девушка остановилась у светофора, и я, соответственно, чуть далее. Пьяный бездомный неопределенного возраста едва не врезался в меня, буркнув что-то нечленораздельное. Такими можно перекусывать и в гостях – никто слова не скажет, но я проводил его безразличным взглядом. Теперь, когда я знаю о своей принадлежности к королевской крови, пусть кто-нибудь другой питается отбросами общества. Вот та, чьих подошв уже касается моя тень, идеально подходит.
Светофор мигнул зеленым, и моя избранница двинулась дальше. Золотистый хвостик волос на ее макушке соблазнительно вилял с каждым шагом. Влево - вправо, влево – вправо, то закрывая, то открывая шею. Я шел сзади, боясь дышать. Интересно, куда это она так поздно одна? Точнее откуда? Джинсы, легкая курточка. Спортивная сумка через плечо. Шаг легкий, пружинистый. Фитнесс, наверное… или художественная гимнастика. Внезапно девушка ускорила шаг, и я замер, испугавшись, что как-то выдал себя. Но нет, просто мелодия на ее плеере сменилась на более ритмичную. Я вновь сократил дистанцию на расстояние броска. До территории Вайс уже девять метров. Восемь, семь с половиной… Ну давай же… Прямо или направо, меня уже оба варианта устраивают…
В-принципе, и до обращения во Тьму к моим молитвам мало кто прислушивался. Девушка бросила взгляд на часы и резко свернула влево. Минул положенный час после тренировки и уже можно, наконец, пить. Я посочувствовал ее жажде в прямом и переносном смысле, но чем ей не нравится «Welcome», вывеска которого уже наполовину видна? Нет, она выбрала какую-то занюханную кафешку, словно в издевку одним углом вылезающую за территорию Фелиции, очевидно построенную уже после «великого передела». Если даже моя гимнастка найдет столик в этом углу, в кафе наверняка слишком много посетителей, чтобы питаться. Я не умею, как Шейн, комплиментами.
Стиснув зубы, я направился за ней. Если кто-нибудь что-нибудь сейчас сзади вякнет, я лицо ему обглодаю.
Широкое и приземистое, построенное вплотную к многоэтажному зданию, кафе смотрелось как выдвинутый ящик стола. Единственное, что мне в нем понравилось – это коврик с надписью «Добро пожаловать», небрежно брошенный на ступени. Давно подозреваю, что эти коврики придумали и запустили в производство вампиры. Самооткрывающиеся двери передо мной не открылись, что болезненно ударило по моему самолюбию. Немалым усилием воли я разжал кулак, уже готовый проломить стеклянную преграду в лучших традициях Брэндона Ли, и, дождавшись посетителя – человека, вошел следом.
Эх, не мешало бы мне хоть изредка ошибаться в предположениях. В кафе было не протолкнуться. Я прикинул, где мне сесть, чтобы чувствовать себя как дома. На территории Вайс не было столиков, через нее проходила часть барной стойки. «Еще и дразнится» – усмехнулся я, увидев выбранную мной жертву именно там. Она пила гранатовый сок с выражением невероятного блаженства на лице. Наверное, сок холодный… Или пить как можно медленнее – это тоже какое-то правило спортсменов? Повинуясь порыву, я тоже заказал сок, но пить его не смог – очередной провалившийся эксперимент, только не говорите никому, что я до сих пор экспериментирую.
Со вздохом отставив стакан, я принялся делать то, что лучше всего умеют хищники.
Ждать.
Человек, сидевший между мной и моей будущей жертвой, встал и ушел. Бессмысленно с моей стороны, ведь остальных свидетелей мне не удалить. Блондинка не торопилась, и я уставился в экран беззвучно работающего телевизора. Тринадцатый канал узнаешь и без звука. Как обычно - аварии, трупы… кровь… Моника Стар с непривычно бледным лицом о чем-то вещает. Я хотел приказать бармену, чтобы прибавил громкость, но он протирал бокалы по ту сторону границы. Прежде чем меня осенило, что можно просто попросить вслух, меня осенило кое-что поинтересней. Улучив момент, когда девушка отвернулась, я ловким движением рук поменял наши напитки. Секунду она смотрела на снова полный стакан, потом столько же на меня, прежде чем фыркнуть, встать и уйти. Ее взгляд был достаточно красноречив, но мой успел сказать больше.
Выйдя из кафе, девушка направилась прямиком туда, куда мне хотелось. И живо!!!
Все!!! Граница позади! Здесь Я - царь и бог, властитель Ночи! Ты, смертная, даже не представляешь, как тебе повезло, что за тобой охочусь я. Кто-нибудь другой уже бы голову оторвал за то, что так долго водила его за нос. Я иду, пригнувшись, не из опаски быть замеченным, а от того что с каждым шагом в моем облике все меньше человеческого. Мое дыхание осторожно, пальцы скрючены наподобие когтей, жажда разыгралась настолько, что челюсти не смыкаются правильно. Но я не спешу. Под оболочкой зверя – холодный, расчетливый разум. Подальше от света, подальше от людей, вот этот переулок – то, что надо. Я вдохнул в предвкушении, намереваясь окликнуть жертву и уже окончательно зачаровать, но вдруг она уронила сумку и сама развернулась ко мне – великолепная в своей ярости. Низкая челка. Большеглазое, треугольное личико. Надпись «Nike» на подошве кроссовки. Оу! Теперь, наверное, и у меня на лице. Я отскочил назад, не желая больше попадать под удар. Другая ступня девушки с гудением пронеслась в миллиметре от моих оскаленных клыков. «Фитнесс, ага, - думал я, только успевая отклоняться и приседать под рубящими воздух конечностями, - художественная, мать ее так, гимнастика!»
Я мог бы уйти, раствориться во тьме, но… нет, уже не мог! Сопротивление жертвы возбудило меня до предела. Ее пульс бился у меня во рту, и я жаждал узнать, так ли это будет, как я себе представляю, или еще лучше. Резко выдыхая, она продолжала наступать, а я, вампир, пятился! Без рук, исключительно ногами, но как быстро! Прямой и тут же – с разворота. Мне бы только поймать ее взгляд, но как, если она все время вертится? А вот ей бы сейчас закричать, позвать на помощь, тогда я уберусь восвояси – свидетели мне не нужны. Но она этого не делала, очевидно, ничуть не сомневаясь в своей победе. Подозреваю, что кое-какие причины в виде какого-нибудь пояса у нее на это есть. Не будь я вампиром, она бы меня просто смела. А так я был все же чуть-чуть быстрее.
Проскользнув между двумя атаками, я оказался достаточно близко. Вплотную.
Маленький и от того чрезвычайно острый кулак вонзился мне под ребра. Я согнулся. Вот тебе и исключительно ногами. Дыхание перехватило. Задрав глаза, я встретил ее ликующий взгляд. Ну и ну! Да она же получила удовольствие! Я молниеносно перехватил оба ее запястья и, выпрямившись, крепко прижал к себе твердую изящную фигурку. Что ж, теперь моя очередь.
Я атаковал взглядом так мощно, как только смог. А смог я мощно.
Голубые глаза удивленно расширились, потом закатились, и девушка обмякла в моих руках.
Я легонько боднул лбом остренький подбородок, и голова ее откинулась назад, открывая шею. Тонкая кожа легко поддалась. Я отодвинулся, чтобы вынуть из ран клыки и присосался уже губами, весь, до кончиков пальцев и корней волос, превратившись в наслаждение. Вообще-то, клыки вампира снабжены кровостоками, и необязательно их вытаскивать, но тогда кровь течет хуже, и в итоге получается огромный синяк, который не зализывается, как ты его не измусоль…
- А ну отойди от нее, придурок!
Я подскочил, как ужаленный и обернулся на голос. Что за дела, я на своей территории!
Детектив Мартенсон стоял, широко расставив ноги и вытянув руки. Черное дуло пистолета смотрело мне в грудь.
По моим пальцам потекло что-то теплое. Опустив взгляд, я увидел, что кровь из укуса залила всю шею девушки и продолжает вытекать частыми толчками. Я нагнулся зализать.
- Я сказал, отойди! – возопил коп и щелкнул предохранителем.
- Сейчас-сейчас, - шепнул я, лихорадочно стараясь языком.
Выстрел прогремел так близко, что я машинально схватился за ухо. Вопреки страшным ожиданиям, оно было на месте. Но намек я понял. Я медленно присел и уложил свою добычу на землю.
- Теперь отойди! – послышалось словно сквозь вату. Блин, кажется, я наполовину оглох.
- Брось нож! - Пистолет в руках детектива слегка подрагивал.
- У меня нет ножа, - сказал я и в подтверждение поднял пустые руки.
- Лицом в землю! Руки за спину!
Я послушно слился со своей тенью.
Адреналин бурлил и плескался в крови, но я глушил его. Планы дальнейших действий менялись со скоростью тьмы. Почему я его слушаюсь? По привычке? По какой такой привычке, я всегда был законопослушным гражданином. Ага, в этом все и дело. А может, вскочить и броситься бежать? Раньше думать надо было. Попробуй вскочи из положения лежа на животе и не слови при этом пулю. Не то что бы пуля могла всерьез повредить мне, но ни убеждаться в этом, ни, тем более, опровергать как-то не хочется. Пока я размышлял, на моих запястьях защелкнулись наручники. Не важно. Подумаешь, наручники. Я не собираюсь задерживаться в них надолго.
Мартенсон охлопал мне бока, ноги, руки и даже залез пальцами в волосы, но ничего не нашел.
Пока я пытался придумать, что же такое убийственное можно спрятать в волосах, он занялся девушкой.
Он достал фонарик и очень тщательно осмотрел ее шею. Крови было много, но, похоже, он никак не мог найти ран. Я с интересом наблюдал за его стараниями. Затем он пощупал пульс и кивнул сам себе. Забавная привычка. В покер ему не играть.
- Когда она даст показания, я засажу тебя за решетку на веки вечные.
Он легонько похлопал ее по щеке.
- Мисс…
Блондинка поморщилась и вяло махнула рукой, попав детективу аккурат в переносицу.
- Отвали, козел… - сонно пробормотала она, после чего вновь затихла.
Я гаденько рассмеялся. Мартенсон глянул на меня так, что в других обстоятельствах мне стало бы чуть менее интересно, что будет дальше. На деле же я только этого и ждал.
Я встретил его зрачки своими и тихо так, спокойно спросил:
- Не против, если я сяду?
Мартенсон оставил в покое девушку и подошел ко мне:
- Не против. У меня к тебе несколько вопросов.
- Без адвоката? – заинтересовался я, подтягивая под себя ноги.
- Разумеется, без, - нехорошо улыбнулся детектив, словно в старом фильме про шпионов светя мне в лицо фонариком: – Мы же не в участке.
Таким же тоном он мог бы сказать: «Мы же не хотим оставлять свидетелей», но удивительное дело - чем больше он меня стращал, тем спокойнее мне становилось.
- И, пожалуй, первый в списке, - он сел на корточки, видимо, полагая, что сокращение расстояния между нами придадут его словам больше убедительности. - Какого черта ты здесь делаешь, если не далее, как три месяца назад умер практически у меня на руках?
Упс!
- Сразу оговорюсь, в историю, что тебя реанимировали через шестнадцать часов после остановки сердца, я не поверю, так что в этом направлении можешь даже не фантазировать.
Брови мои сами собой дернулись вверх. Ведь проверил же!
Ну ты сам напросился. Сейчас скажу, что я – это не я, а клон, выращенный из обрезка ногтя – и поверишь, как миленький.
Я уже собрался именно так и сделать, но вдруг возникла другая идея, которая меня чрезвычайно взволновала и тем привлекла, ненавязчиво провоцируя вопрос, уж не стал ли я адреналиновым наркоманом?
Я ему рассказал. Все, как на духу. Просто, чтобы посмотреть реакцию, в коей оказался слегка разочарован - Мартенсон сидел с каменным лицом. Вот не сковывал бы мне руки, а дал вместо этого блокнот и ручку – мог бы получить эксклюзивный портрет от жутко дорогого художника, прошу заметить, совершенно бесплатно.
- И твою кровь я тоже пил, - мстительно солгал я напоследок, единственный раз за всю долгую исповедь. - А теперь, - я подпустил в свои слова изрядную дозу убедительности, - сними с меня наручники и дай уйти. Как только перестанешь меня видеть, - забудешь все, что здесь произошло. – Подумав, я добавил: - И позаботься о девушке, у нее тоже проблемы с памятью. Когда придет в себя, отвези ее домой. К ней домой. Все понял? Действуй.
Мартенсон медленно встал и зашел мне за спину… Я недвусмысленно приподнял руки. И тут вдруг что-то обрушилось мне на затылок, да так, что я пробороздил щекой асфальт. Я заморгал. Какого хрена?! Потом меня схватили за запястья и вздернули вверх. Я зашипел от боли.
Мартенсон обошел меня спереди.
- Ты что-то сказал?
- Сни…
Его кулак описал дугу и мазнул меня по губам. Я вновь оказался на земле, но уже лицом в небо. Снова почувствовал вкус крови – поранился о собственный клык.
- Что-нибудь еще? – услужливо поинтересовался детектив.
Я сел и отрицательно покачал головой. Мне и раньше случалось получать по морде, но заверяю вас, в наручниках это совсем другое ощущение.
- Пожалуй, достаточно, - и, резко дернув, я разорвал цепь.
Выстрелы не смолкали. Это с каких это пор полиция палит по поводу и без? Я бежал, не зная куда. Сейчас понятно – подальше отсюда. А потом? Домой нельзя – мой адрес известен. К Винсенту – даже невероятного шанса привести туда хвост достаточно, чтобы я отверг эту мысль. Черт, так все было хорошо, только приспособился, надо же так проколоться! Расслабился, Грэйси, расслабился. И коп, зараза, не поддается гипнозу. Интересно, почему?
Обрывки цепи раздражали, звякая на бегу, я оторвал их и выбросил, оставшись лишь в браслетах. Потом как-нибудь сниму.
Переулки виляли, перетекали один в другой. В этой части города можно плутать бесконечно. Двери, двери, двери… Одинаковые, как в компьютерной игре.
Я едва не взвыл от радости, когда увидел, что одна из дверей приоткрыта. Но уже через мгновение осознал всю иронию ситуации. Ну и что, что приоткрыта? Для меня все равно, что заколочена досками. Абсолютно ни на что не надеясь, я все же сунулся туда. И о чудо! Проскочил внутрь! Еще пару внутренних дверей я преодолел по инерции.
Первым, на чем сфокусировался мой взгляд, была большая кровать со спускающимся почти до самого пола балдахином. В ту же секунду я оказался под ней. Сердце колотилось о ребра, разбивая вдребезги очередной вампирский миф.
И вдруг включился свет.
Я замер, от страха растеряв все свои сверхъестественные навыки. Шаги приближались. На меня уставились два пушистых розовых зайца… Что за идиотские тапки! А мгновением позже их обладатель заглянул под кровать.
- Ты? – захлопал подведенными глазами Жан, и я понял, почему смог проникнуть в эту квартиру.
Меня еще в прошлый раз пригласили!
- Почему ты здесь? – окончательно смутилась моя первая осознанная жертва.
- Не поверишь, - бормотал я, вытаскивая тело из-под кровати, - соскучился…
43
- Ну вот и все, - сказал Шейн, когда второй изрядно деформированный железный браслет звякнул о стол рядом с первым. – Сохранишь на память?
- Ну неужели же выброшу… - буркнул я, сгребая останки полицейских наручников в ладонь. Пальцы слушались едва-едва. Оказывается, если как следует дернуть, браслеты затягиваются еще туже, меня же угораздило еще и переспать в них.
- Тебя подвезти? - То, что первым пунктом в списке моих сегодняшних дел – встреча с Винсентом, обсуждению не подлежало. Винсент ожидает меня в своем офисе, в «Welcome», чтобы лично справиться, как я провел день, и самое главное, где.
Дома у одной из своих жертв. В шкафу. Ага, так и скажу.
- Вита, похоже, вернулась?
- Еще вчера. Когда Винсент поинтересовался, почему ты не отвечаешь на звонки.
Всего лишь аккумулятор разрядился. Представьте себе, и с вампирами такое случается. Значит, и она мне звонила. И Шейн тоже.
Ни за время поездки, ни в процессе глубокомысленного уничтожения вчерашнего маникюра в затянувшемся ожидании аудиенции моя версия событий смягчающими обстоятельствами не обросла.
Что-то, наверное, есть в Эпохе Возрождения, если вампиры, и те, кто обращен позже, и те, кто намного раньше, предпочитают одежду этого стиля.
Лорд Вайс не предложил мне сесть, и я не рискнул проявить инициативу. Черт, я даже элементарно поздороваться не смел – настолько бешеным был его взгляд под маской ледяного спокойствия. В какой-то момент я подумал, что мне уже не о чем рассказывать, но это было не так.
Когда он заговорил, медленно и негромко, чуть растягивая слова, я слегка успокоился, но потом понял – ему просто мешают клыки.
- Перечисли, пожалуйста, все ситуации, когда я дал повод думать, что твоя судьба мне безразлична.
Я опустил голову, не опуская взгляда.
- После того, как ты узнал мою кровь, не было таких ситуаций.
Винсент плавно изменил позу, поставив локоть на стол, а подбородок – на согнутые пальцы.
- Ты новости прошлой ночью смотрел?
Я дар речи потерял, дезориентированный таким неожиданно-обыденным вопросом, но все же кивнул, не зная, как обозначить жестами «но без звука».
- Тогда, вероятно, знаешь, почему Виту экстренно отозвал Аррива.
Я обратил к нему взор, полный самого искреннего недоумения.
- Вчера произошло убийство, по стилю очень напоминающее те, что были совершены незадолго до нашего с тобой знакомства. Я знаю, что это не ты, - пресек он готовое сорваться с моих губ возражение, - тем не менее счел необходимым обсудить с тобой сложившуюся ситуацию. Уже не остается сомнений, что кто-то из бессмертных сознательно вредит мне, уничтожая находящихся под моим покровительством людей. Если ты прав, и браконьер – твоя создательница, то существует определенная опасность, что она найдет куда более действенный способ. Вероятность, конечно, невелика, но я живу уже очень долго, Грэйс. Теория вероятности не в пользу бессмертных. Я не нахожу тебя в доме в то время, когда тебе давно уже надлежало явиться, никто из семьи ничего вразумительного сообщить не может, в «Welcome» ты тоже не появлялся, из чего я делаю логичный вывод, что, воспользовавшись удобным случаем, ты решил наведаться в свое старое убежище, где, поддавшись ностальгии, и остался на день. Грэйс, я ненавижу, когда моя логика мне изменяет. Я, вообще, крайне негативно отношусь к изменам.
Категоричный жест оправленной в кружево руки смел мою попытку что-либо сказать в свое оправдание.
- Впрочем, было бы неверно утверждать, что мои поиски совсем уж ничем не увенчались. Я не обнаружил следов твоего пребывания, но учуял запах человека, мужчины, агрессивно настроенного, с оружием, из которого недавно стреляли. Вот теперь можешь начать свое объяснение. Я слушаю.
Я озадаченно провел ладонью по волосам. Облегчил или усложнил он мне задачу – тот еще вопрос.
Я рассказал, опустив один маленький нюанс. Пусть сначала это переварит. Меня и в демо-версии найдется за что распять.
Лорд Вайс искал недолго.
- Смертный подкрался к тебе незаметно, пока ты ел, я правильно тебя понял?
Я кивнул, сгорая от стыда.
- Я… увлекся. Я вел ее через всю территорию Норд, и когда добрался…
- О том, что ты делал у Норд, мой следующий вопрос, - сверкнул глазами вампир. - Фелиция всласть поразвлекалась, выясняя, на что я готов, дабы заполучить тебя обратно, а после заявив, что все ее рассуждения носили исключительно гипотетический характер.
- Я больше не пойду к Фелиции…
- Ты делаешь не те выводы, которых я от тебя жду! – оборвал меня Винсент. В его голосе больше не было злости, только усталость и разочарование, и это было страшнее, гораздо страшнее, чем злость. Я почувствовал, что пальцы мои дрожат, и спрятал руки за спину, изо всех сил сжав саднящие после наручников запястья. От боли в глазах потемнело, но ужас по-прежнему слепил ярче тысячи солнц. На сутки назад не вернуться, сделанного не исправить. Я перешагнул ту черту, к которой даже приближаться не следовало – я подвел Винсента.
- Прости… - прошептал я, еще ниже склоняя голову. - Я привык быть один, полагаться только на себя… Я отвыкаю. С радостью, но отнюдь не легко. Я не предполагал, что последствия окажутся столь… масштабны. Теперь я вижу, что должен был каким угодно способом известить о своем местонахождении, но тогда мне казалось это незначительным. Я внушил Жану, чтобы ни при каких обстоятельствах не открывал шкаф, пока солнце не спрячется, но до последнего не знал, не развеются ли чары, как только я засну.
- Я бы приехал за тобой, если бы знал, куда! - прошипел Винсент с такой яростью в голосе, что я в очередной раз поразился, как обманчиво любое впечатление, которое складывается у меня о нем. Можно было попросить телефон у Жана. Элементарно.
- Поступай как считаешь нужным, ошейник или что ты там еще практикуешь. Я уже сказал, что сожалею, мне нечего добавить. Больше всего на свете я боялся подвести тебя, оказаться… проблемой. И знаешь… - я поднял голову, кивком откинул волосы с глаз. - Именно этот страх помешал мне тебе позвонить.
- Знаю, - после паузы ответил Винсент, - поэтому в этот, самый последний раз сочту твои извинения достаточными без полагающегося в подобных случаях искупления. Последнее слово он выделил взглядом, и я невольно проследил этот взгляд. Трон Люцифера! Запах крови и кожи можно не распознать лишь по одной причине - если от тебя самого несет так же. Когда я все-таки выдохнул, комната сделала то же самое. Стены офиса сдвинулись, потолок опустился. Не думаю, что Винсент стал бы использовать такие дешевые спецэффекты, скорее всего, это какое-то дикое свойство моего собственного восприятия.
На стене, на самом почетном месте красовался свернутый кольцами кнут. Не черный, но темно-темно-коричневый. Почему-то это обстоятельство меня страшно взвинтило, словно само несоответствие цвета превращало изысканный атрибут фетиш-БДСМ-эстетики просто в орудие пытки. И с чего я решил, что это только для антуража?
- У меня имеются все основания опасаться, что ты сейчас передумаешь, - прошептал я, сглатывая.
Винсент невероятно изящно поднялся из своего кресла и остановился передо мной.
- Что ты имеешь в виду?
Меня уже подташнивало от страха, но отступать было поздно и некуда.
- Полицейский все знает.
- Что ты имеешь в виду, говоря «все»? – не меняя интонации, спросил лорд Вайс.
Я рассказал.
И замер на вдохе, хотя если…, то лучше выдохнуть.
- Некоторые люди не поддаются гипнозу, - задумчиво произнес Винсент. - А некоторые вампиры… - он сделал паузу, посредине которой я не выдержал и опустил глаза, - …все никак не наиграются, – закончил экс-Принц.
Я все еще не решался поднять взгляд. Стыд, отчаяние, страх и черт знает, что еще - я чувствовал себя ужасно. Ошейник… кнут… Кому они нужны, если можно вот так уязвить взглядом? Когда я, наконец, отважился, Винсента в офисе уже не было.
Шейн увидел меня, и девушка, подкрадывающаяся к его столику, решила, что обозналась.
- Ты вернулся? – спросил я, падая в кресло напротив.
- Никуда не уходил. Обошлось?
Я пожал плечами. Мало данных для калибровки.
- Поехали скорее, - расценив мой ответ как утвердительный, просиял Шейн. - Мои днем заново пересвели заглавный трек, добавив потрясающее соло! Потрясающее – это со слов автора, я еще не слышал, но склонен верить.
Я удержал его за руку.
Тому, что Шейн как на иголках, есть причина. Первый концерт предстоящего тура «Псов» состоится прямо здесь, в «Welcome». Да, я помню, что говорил о невозможности сего мероприятия, поэтому поправлюсь: не первый, а нулевой. Негласный. Закрытый. Только для вампиров. По инициативе сами знаете кого.
- Прости… Никак не могу сегодня, поезжай один.
- А что случилось? – не понял Шейн. Я бы тоже на его месте не понял, или даже на своем месте три месяца назад.
- Ничего страшного. Просто кое-что нужно… доделать.
Шейн медленно опустился обратно.
- У тебя сейчас нет незаконченных картин. Что ты задумал?
- Разве похоже, что я что-то задумал? – заморгал я, польщенный, что он так же в курсе моего творчества, как я в его, и поэтому, наверное, недостаточно убедительно.
- Все никак не успокоишься? – сверкнул клыками вампир. - Твоя девушка осталась в прошлой жизни, смирись с этим! Нельзя обрести Вечность, ничего не отдав взамен!
- Да нет же! – отпрянул я, пораженный такой реакцией. – Я отказался от этой идеи, и незачем было напоминать!
- Тогда что? – смутился, но не отступил Шейн.
Я обреченно вздохнул, понимая, что отвертеться не удастся. Только что перенес один допрос с пристрастием, и вот опять… Ладно, Шейн – это не Винсент. Есть надежда, что поймет.
- Ты слышал, что убийства готов возобновились?
Шейн напряженно кивнул.
Я поднял руки проверить, в каком состоянии запястья, но тут же спрятал под стол, заметив, в каком состоянии ногти.
- С тех пор, как я стал частью клана Вайс, моя жизнь изменилась едва ли не сильнее, чем при обращении во Тьму. Не буду лгать, будто бы абсолютно всем изменениям я рад, но даже в мыслях не поменяю то, что обрел, на то, что осталось в прошлом. Жаль только, в моем случае прошлое отбрасывает тень на настоящее. Я – потомок Александра Кёрча, и с этим ничего не поделать. Меня не было бы с вами, если бы Винсент не совершил ошибку. Я – живое напоминание.
- Не говори так, - прошептал Шейн, и я успокоил его улыбкой.
- Я вижу, как ты, Винсент, Джино, Вита, делаете все, чтобы я не чувствовал себя здесь чужим, а мне ответить нечем. Это пугает меня. Я начинаю воспринимать подарки судьбы как само собой разумеющееся. Вчера я просто чудом выкрутился, а что в итоге? Сегодня обнаруживаю, что кругом виноват. Я не позвонил, потому что не хотел никого беспокоить, но Винсент в очень доступной форме объяснил, что бездействием можно навредить не хуже. Так вот: я не собираюсь больше бездействовать! Я – единственный, кто видел истребляющую готов вампирессу. Если я схвачу ее, это искупит мою вину хотя бы отчасти!
Шейн замотал головой.
- Возможно, я не должен тебе говорить, точнее, уверен, что не должен тебе говорить, но боюсь, что окажусь виноват и в противном случае. Тебе нельзя видеться со своей мистресс. Ты ни при каких обстоятельствах не должен искать с ней встреч. Если это случится, и она свяжет тебя Узами Крови, ты потеряешь доступ к нашей семье. Ты станешь для нас опасен. Винсент не был бы так строг в единственном случае – если бы такой исход его устраивал.
Шейн – совсем молодой вампир, над навыком убеждения ему еще работать и работать. То, что он сказал, только подтверждало мои опасения, а следовательно, и решимость.
- Если я правильно понял, для этого мне придется ее укусить?
Он сосредоточенно кивнул, не понимая, с чего ради я так улыбаюсь. Я улыбнулся еще размашистее.
- А я не буду.
Лицо Шейна в этот момент стоило не только видеть, но и увековечить. В принципе, это и сделал экс-Принц сколько-то там лет назад.
- Я допускаю, - продолжил я, куя железо пока не серебро, - Винсент мог бы тебя заставить, если бы тебе вдруг взбрело в голову сопротивляться, но Шейн, - я от души рассмеялся. – Она же такая кроха! Если я схвачу ее за горло, она до моих клыков никакой частью тела не дотянется.
Шейн не разделял моего веселья, хмуро смотрел из-под продуманно-хаотичных прядей.
- Ты просто хочешь, чтобы она увидела, что ты жив. Что с тобой все в порядке. Что ты победил.
- Не без этого, - не стал лукавить я. – Но и не только потому.
По взгляду, которым Шейн смерил ни в чем не повинные цифры по обе стороны мигающего двоеточия, я понял, что у него сейчас два варианта: либо соглашаться, либо хватать меня за шиворот и тащить к выходу. Но он не спрятал мобильник, сверившись со временем, а быстро набрал номер.
- Один не пойдешь. Если так уж неймется, я отменю репетицию…
- Нет-нет, - я забрал у него телефон. Маленький секрет, которому научила меня Вита: хрустальный фужер у вампира изъять легче, чем пластиковый стаканчик, ведь на том, чем мы дорожим, мы стараемся не сжимать пальцы. - Не совсем честно с твоей стороны, но пусть так. Иди. Я не прощу себе, если из-за меня сорвутся твои планы. Я поохочусь и сразу приеду.
- Но…
Я поднял руку в излюбленном жесте Винсента, том самом, после которого пропадает желание разговаривать.
- Не хочу ослаблять тебя перед концертом. Думаешь, я не заметил, что ты отворяешь вену для Марка в два раза чаще, чем для других?
Я примирительно протянул ему мобильник. Но вместо того, чтобы просто взять его, Шейн вдруг подался вперед и, перехватив мое запястье, с такой силой стиснул его, что мои пальцы разжались. Трубка брякнулась о стол.
- Час тебе на охоту, по истечении этого времени я бросаю все, повисаю на телефоне, и можешь начинать винить себя за любую несостыковку, произошедшую на самом значимом для «Псов Преисподней» концерте!
- Не пройдет и часа, - быстро пообещал я. Пожалуй, излишне быстро.
Сияющее солнце золотистых глаз вмиг застлало затмение. Шейн шевельнул пальцами, и я охнул, прочуяв, как ходят под кожей кости.
- Не надо злоупотреблять доверием Винсента!
- Не буду, - заверил я Шейна, и он не почувствовал лжи, ведь я не лгал. Как злоупотребить тем, чего нет?
Шейн ушел, а я все еще растирал запястье, размышляя, какой же из его образов – маска, и где истинный лик. Может, не стоило при нем насчет роста? Необходимо поесть, только вот времени на это мне потребуется гораздо меньше, чем предполагает Шейн. Я машинально коснулся кармана, где лежало разрешение, подписанное собственноручно Фернандо Аррива и поискал глазами девушку, оставшуюся по моей вине без автографа. Это оказалось нетрудно: ее ауру все еще кривил след пережитого разочарования. Она рассеянно перелистнула сразу две страницы комикса «Вампирелла», разложенного на коленях, и даже не заметила этого. Я присел рядом. Каждый раз, когда, теша свое тщеславие, я вытаскивал охотничью лицензию, из кармана выпадала еще одна бумажка. Сейчас я полез за ней целенаправленно. «Зайди к Винсенту. Шейн» - гласили уже малость взъерошенные буквы. Я разорвал записку по точке как по наименьшему фрагменту пунктира и поделил по-братски, в смысле, себе оставив больший кусок.
- Vampyrella - один из простейших организмов, стоящий на рубеже между животным и растительным царствами, разновидность так называемых амебоидных грибов.
Готочка подняла на меня взгляд густо подведенных глаз и вдруг перестала воспринимать действительность. Что поделаешь, мой интеллект сражает девушек наповал.
Луна самодовольно взирала с небес, все еще круглая, но чувствовалось – ее триумф подходит к концу. Птицы молчали, укрывшись в густой листве. Дневные бабочки сложили крылья, уступив напоенные опасностью просторы бледным бархатным созданиям ночи. Ажурные тени от веток на выбеленной отраженным светом аллее кружевились так контрастно, что казалось, должны хрустеть под ногами. Иллюзия. Как и многое другое. Я ступал совершенно бесшумно. И с чего я решил, что моя создательница будет вести себя как-то иначе?
«Только зря раздраконил Шейна» - подумал я, вдруг осознав, что одного лишь несгибаемого намерения недостаточно, чтобы отыскать иголку в стоге сена, в смысле убийцу в мегаполисе. Вампиры не пахнут, не шумят при передвижении, их мысли не прочесть… Я остановился и уже в который раз сверился со временем. Если, невзирая на блестящую возможность присутствовать на генеральной репетиции моей любимой рок-группы, я все-таки здесь, - этому должна быть причина. Вампиры - да, но их жертвы? Мне невольно вспомнилась вчерашняя охота. Жертвы, если не зачаровывать, фонят так, что и смертный, обладающий каким-никаким чутьем опасности, легко вычислит! Выходит, поймать убийцу можно только за руку? От мысли об этом мое волнение несколько поугасло. Какова вероятность, что моя мистресс найдет себе пищу в течение тех тридцати девяти минут, что у меня остались?
Сорвался с места я раньше, чем понял, что произошло. Все еще не боитесь своих желаний? Добавлю: бойтесь своих вопросов – вы можете получить ответ. Причем очень быстро. Крик повторился, жуткий, истошный, полный отчаяния и боли, такой, что кровь застынет в жилах, если не воспламенена охотничьим азартом. Тени от веток захрустели под моими ногами. Сомнений быть не могло – совсем рядом пирует кто-то из наших! И она точно считает ниже своего достоинства зачаровывать! Новый крик – новый высоковольтный аккорд по натянутым нервам. Краем сознания отмечаю: жертва – мужчина. Упрекнув себя за некий проблеск облегчения, в гигантском прыжке перелетаю через поваленный ствол. Если я не успею… нет, не надо об этом думать. Лучше о том, что не зря я так уперся рогом! Есть у меня чутье! Крик сорвался на хрип, а я все еще бежал. Сердце стучало так, словно считало, что без меня добежит быстрее. Мне казалось, кричали совсем рядом – все время забываю, насколько обострен мой слух. Я уже не огибал кусты, я мчался сквозь них. Ветви дергали меня за волосы, хлестали по лицу, вышибая слезы. Но я вампир! Я сверхъестественен. Ничему естественному не удержать меня. Молодая поросль поредела, обрела прозрачность. Я уже видел изящную линию шеи и плеч, хищно сгорбленных над конвульсивно дергающимся телом. Я остановлю тебя! Я, наконец-то, остановлю тебя! Я, наконец-то… увижу тебя…
Я обломал целый ворох веток, преодолевая последние метры, и еще столько же – пытаясь затормозить, до глубины всего, чего лишены или не лишены бессмертные, потрясенный увиденным.
- О нет!!!
Я ошибся.
Я дважды ошибся.
Не надо было сюда бежать!
Вампиресса подняла голову и зарычала, скаля окровавленные клыки. Глаза ее были чернее самой черноты, с губ сползло на подбородок что-то погуще крови.
- Нет, - повторил я, словно отрицание увиденного могло стереть последние секунды моей памяти и телепортировать в студию к Шейну, туда, где я и должен сейчас находиться. - Нет…
Искаженное оскалом лицо, длинная линия шеи, ловкие сильные руки – все блестело от крови. Короткие светлые волосы торчали липкими шипами. По мере того, как я вокруг нее обходил, Вита поворачивалась. Человек в ее объятиях больше не шевелился. Под его запрокинутым подбородком я видел страшную рану. Не два аккуратных прокола или разреза – бурлящий кровью кратер, след вырванного куска плоти. Заживить такое без шрамов не хватит слюны всего клана Вайс.
- Пусти его, пожалуйста, пусти, - шептал я, медленно приближаясь, пытаясь на глаз определить, жив ли еще человек.
Она зарычала еще яростнее и стиснула добычу так, что я услышал треск ломающихся костей.
Я отступил, не представляя, что в моих силах сделать, чтобы не навредить еще больше. Питаясь, вампир воспринимает другого вампира как угрозу – сама Нахтцерер говорила мне это не раз. Не сводя с меня напряженного взгляда, Вита сунула в разверстую рану язык и заработала им, лакая как кошка. Крови при этом терялось чудовищное количество, гораздо больше, чем она усваивала. Она не собирается оставлять его в живых – ясно как ночь. Отвернувшись, я снял с шеи серебряный анкх. Мои запястья зажили, но маникюр кровью не поправить. Черные кожаные перчатки прекрасно справились с этой проблемой. А заодно и с серебром. Я не стал привлекать внимание, раскручивая цепочку, я просто собрал ее в кулак и с силой метнул кулон. Вряд ли я отдавал себе отчет, насколько задуманное неосуществимо. После того, как я достиг некоторых успехов в метании ножей, Вита предложила в качестве мишени себя. Сначала я отказывался, потом смеялся и старался не попасть, потом злился и старался попасть. Нахтцерер отмахнулась от серебра, даже не удостоив его взглядом, но кулон – снаряд неудобный, цепочка зацепилась за ее мизинец и закрутилась, впиваясь, впаиваясь в плоть! Вампиресса удивленно посмотрела на свою руку и, выпустив жертву, принялась сдирать цепочку вместе с клочьями кожи. Действовала она решительно, но аккуратно, без истерики, очевидно, боль привела ее в чувство. Тьма ушла из ее глаз, взгляд сделался осмысленным, но как только он остановился на мне, я понял: радоваться преждевременно – на меня взирала серая инеистая пустота, пустота Абсолюта, пустота Истинной Смерти. Очаровательно улыбнувшись, Вита сделала то, чего я ожидал, но никак не мог не испугаться – бросилась на меня.
Инстинктивно… хотя какой, к дьяволу, инстинкт, если я отрабатывал этот прием много раз, я ушел в сторону и со всей силы вбил в ее колено проклепанный и туго зашнурованный подъем стопы. Я почувствовал, как загудели мои собственные кости, когда ударная волна отдалась в бедро. Нога Нахтцерер с хрустом подломилась, но другая, описав дугу, глубоко вошла в мое подреберье, усилив удар инерцией падения. Когда я упал, задыхаясь, Вита уже стояла. Не давая мне опомниться, она зашла сзади, сгребла меня за волосы и вздернула на колени. Я ахнул и невольно схватился за ее руку. Вот бы сейчас здесь появилась моя мистресс, они друг друга стоят.
- Громче, - потребовала Вита, и я не понял.
- Я сказала, громче! – зашипела она, и сжала кулак так, словно хотела оставить меня без скальпа. Холодное лезвие предположительно бритвы коснулось моего запрокинутого горла, а я понятия не имел, чего от меня хотят. В следующее мгновение меня просветили.
Задрав к небу лицо, Вита закричала:
- Выходи, слышишь меня, выходи! Или клянусь, я убью его, сука!
Дошло. Кровь Ада, дошло.
- Да чем ты лучше? – прохрипел я, кивнув в сторону истекающего кровью тела. Пронзительно-резкая боль - и поток обжигающего шелка устремился за воротник. Кивая, я не учел бритву.
- Да черт же тебя дери! – выкрикнула Вита и, толкнув меня навзничь, оседлала сверху. Влажный язык коснулся моей шеи, и в этом не было ничего даже отдаленно эротического. Я не знал, спасают меня или же убивают окончательно. Я вообще не задавался этим вопросом. Мне впервые в жизни перерезали горло, и я видел алый фонтан, бьющий в небо, прежде чем мягкие губы Виты запечатали рану. А потом я уже ничего не видел.
Когда в глазах прояснилось, Вита уже выбиралась из моих объятий. Как я ее схватил – не помню. Наверное, вмешалось бессознательное, пока сознание отсутствовало.
- Между прочим, для того, чтобы Зов был услышан, создатель должен наложить на наследника Кровные Узы, - первым нарушил я мрачную, какую-то противоестественную тишину. – Разве не так?
Медленно, словно во сне, Вита отняла лицо от сложенных на коленях рук. Я заметил, что ресницы ее, как и волосы, слиплись кровавыми иглами.
- Что ты здесь? Вообще? Делаешь?
Я рассказал ей, что.
Пока я рассказывал, Нахтцерер достала платок и счищала с себя кровь. Ей пришлось несколько раз выжать его, чтобы добиться сколько-нибудь сносного результата.
- Ты не обследовал трупы жертв, не считывал эмоциональный фон с места преступления, не составлял психологический портрет… - Она в очередной раз сжала платок в кулаке, - кого ты надеешься выследить?
- А кого выследила ты, проделав все вышеперечисленное?
Глаза Нахтцерер сузились. Кровь из ее кулака потекла уверенной струйкой.
- Аура выжившей жертвы столь же похожа на ауру убийцы, как отражение в зеркале – на оригинал. Все наоборот, но попробуй отличи.
Я вспомнил детектива Мартенсона, выкладывающего на стол последнюю фотографию и усмехнулся. Выжившая жертва. С такой позиции я себя никогда не рассматривал. И вдруг мыслеобраз вышел из-под контроля, снимок в руке детектива задрожал, подернулся рябью, изображенное на нем существо открыло пламенные очи и, злобно клацнув зубами, заговорщицки подмигнуло мне. Я вскочил так быстро, что закружилась голова. Как я мог?! Я совсем забыл о человеке!
Впрочем, спешить уже было некуда. Тело остывало изломанным, выброшенным за пределы судьбы манекеном. Жизнь покинула его, размеренными глотками перетекла в чужие бессмертные вены, дымящимися реками впиталась в жирную, жадную почву.
Я повернулся к по-прежнему сидящей на земле вампирессе, бешеным, яростным молчанием выражая то, что не выразить словами.
- На самом деле не существует выбора убивать или не убивать, - спокойно сказала она, выдерживая мой взгляд. - Мы вампиры, инстинкт велит нам. Выбор лишь в том, кого приговорить к смерти. Твоя мистресс выбирает неправильно.
- Ты могла превратить его смерть в удовольствие. Сделать так, чтобы он ни о чем не догадывался.
Вита покачала головой.
- Аррива и Нахтцерер – как плюс и минус, держатся подле друг друга, но качества их абсолютно противоположны. Другие кланы сочетают в себе черты тех и других в разной пропорции, но Аррива и Нахтцерер – абсолютны. Чарующие дарят жертве безоблачную смерть, завлекая, заманивая в мир сладких иллюзий, потому что дополнительной энергии от позитивных эмоций получают столько, сколько Шейну, идущему по тому же пути, и не снилось. Но в отличие от Шейна, Аррива не могут по-другому. Их слюна содержит эндорфины, ломающие любое сопротивление даже без использования чар. Я - Нахтцерер. Я питаюсь болью. Моя слюна ядовита. Какой смысл в такой сложной, на генном уровне, трансформации, если бы я умела зачаровывать?
- Ты – Вайс! – зашипел я сквозь зубы. - И все Нахтцерер – вампиры других кланов! Плюс, минус… Жизнь далека от математики! Вы сами себя убедили, что не умеете зачаровывать, потому что с безвольной жертвы не получите дополнительного кайфа! Разум сильнее инстинкта, а твои речи - просто жалкая попытка оправдать свою слабость, свою полнейшую неспособность устоять перед соблазном. Я - не такой! Я не буду убивать… больше.
Я отвернулся и вытер о плечо выступившую абсолютно не к месту слезу. Я слышал, как Вита встала, и понял, что все-таки повредил ей колено. Из всех мыслей, донимавших меня в тот момент, эта была самой позитивной. Леди Вайс подошла ко мне сзади. Очень близко, я чувствовал. Интересно, если вампиру свернуть шею, он умирает? Включается ли это в определение декапитации? Теплая ладонь коснулась моего плеча, замерла, почувствовав, что я замер, легла уверенней.
- Не убивай. Ты можешь себе это позволить. Пока существуют такие, как я, ты волен содержать свою совесть в стерильных условиях. Питайся лучшими, Грэйс. Красивыми, умными, сильными. Насыщай их кровь своей живительной слюной, закаляя их иммунитет. Но не осуждай тех, кто выбивает оставшихся. Можно сколько угодно спорить о деталях, по сути мы делаем одно и то же – улучшаем человеческую породу.
Я смотрел прямо перед собой, на тело того, кто еще недавно дышал. Теперь я видел и шрам от ножа, навечно искрививший правую сторону мертвого лица в презрительной усмешке, и расплывшиеся татуировки – «перстни» под гротескно выпирающими костяшками, и дорожки алых точек на сгибе локтя. Я смотрел прямо, а периферийное зрение фиксировало заостренные кончики пальцев у меня на плече. Я не видел крови под крашеными черным лаком ногтями, но знал, что она там есть.
Я сбросил ее руку, разворачиваясь.
- Ты только послушай себя! Ты говоришь о людях, как о скотине! Получается, убийства для тебя – всего лишь выбраковка? Селекция ради качества крови?
- Не ради качества крови! - Во взгляде Виты странным образом сочетались упрек и чувство вины. - Подумай, откуда мы берем себе наследников. Создаем себе подобных!
Я стиснул зубы и быстро зашагал прочь. Я чувствовал, задержись я еще на мгновение – и я ее ударю. И мой удар достигнет цели исключительно потому, что она не станет защищаться, и это будет так унизительно, что…
- Грэйс!
Я ни за что бы не обернулся, но… Я вожделел увидеть на ее лице ту боль, которую слышал в голосе.
- Я не хотела, чтобы ты это видел.
- Знаю, - сказал я шепотом, чтобы не сорваться на крик. - Осталось узнать, почему этого хотел Винсент.
На репетицию я успел, но быстро оттуда ретировался. Гитарное соло Линна действительно оказалось потрясающим, но я чувствовал, что оценить его по достоинству мне еще только предстоит. Шейн выкладывался на полную, со всем рвением оскорбленного самолюбия пытаясь захватить мое внимание, а я только взирал растерянно, не зная, как спросить, убивал ли он когда-либо. Я поклялся на рок-энциклопедии, что, никуда не сворачивая, поеду домой и, конечно, сдержал обещание.
Дома я взял ручку, бумагу, и по памяти нарисовал обратившую меня вампирессу. Изумляюсь, что никто не потребовал от меня этого раньше. Лист был прямоугольный, но рисунок по привычке получился квадратным. В оставшемся месте внизу я старательно, готическим шрифтом, подписал «Wanted». Вот и все. Последний припрятанный мною козырь в игре, которая и не игра вовсе. Я просунул портрет под дверь Виты и, убедившись, что выцарапать его обратно нет никакой возможности, вернулся к себе.
То, что сказала Нахтцерер – жестоко, но это истина. Сколько еще жестоких истин предстоит мне осмыслить на своем пути становления вампира? Всего несколько часов назад я утверждал, что ничто из настоящей жизни не пугает меня настолько, чтобы я согласился вернуться к прежней…
И это еще одна жестокая истина.
Я намеревался закончить главу на этом, но лорд Винсент Вайс не корректирует свои действия согласно моим планам.
- У меня для тебя подарок, - сказал он и улыбнулся точь-в-точь как Том Круз в «Интервью с Вампиром», произнося аналогичную фразу. Наверное, специально тренировался.
Я недоверчиво покосился на черную бархатную коробочку в его руках, но, разумеется, взял.
И открыл.
И увидел, хоть и не сразу понял, что это.
- Что это?
- Закат карьеры детектива Реджинальда Мартенсона.
- Он мертв? – спросил я, уже зная ответ.
Ошибаясь.
- В этом не было необходимости, - сказал Винсент. - Но не волнуйся. В полиции ему больше не работать. Никогда.
Я медленно опустился в кресло, коробка выпала из моих рук, оставив в них свое зловещее содержимое. Мне не хотелось благодарить Винсента, я хотел, чтобы он ушел. Я поблагодарил, и он ушел. Мы были квиты.
Через некоторое время я осознал, что лежу в гробу. Одетый, в самом разгаре ночи. Мир сузился до тесной деревянной коробки, но даже этого для меня было слишком много. Я жаждал более глубокого уединения, чем мог себе представить. Я жаждал в тот момент оказаться на шесть футов под землей. Я рассматривал отливающий золотом полицейский жетон человека, более не представляющего для меня опасности, и притворялся, что не могу понять, отчего же мне так на душе противно.
44
Черные драпри зловещим туманом плескались по стенам. Кое-где в просветах бархатного мрака проглядывала каменная кладка, до паники стильно сочетаясь со свободно свисающими цепями – сегодня доноры не будут прикованы, хотя я на месте Шейна для вящего эффекта парочку оставил бы. Мы с Джино узурпировали одну из лож в верхнем ярусе. Столики были сдвинуты практически нам под ноги так, что перед сценой образовалось свободное пространство. Техники носились, разматывая провода, настраивая аппаратуру. С последнего раза, когда я смотрел на часы, ничего не изменилось. Включая положение стрелок.
- Вдохни и медленно выдохни. Она придет.
Я не стал огрызаться и доказывать Джино, что причина моего волнения вовсе не в этом. Мне просто непривычно сидеть на рок-концерте, да еще и в VIP–зоне. Никогда не мог понять, что в ней такого VIP, если она дальше всего от сцены. Черт. Чертовски удобное оправдание. Если Джино обмануть не получается, нечего и пытаться себя. Вита. В ней все дело. Точнее, во мне. После той нашей ссоры, замешанной на крови, я больше ее не видел. Отточенный нож абсолютной вампирской памяти изъязвлял мое сознание, и я понять не мог, осталось ли произошедшее в тайне. Мне казалось, все всё знают, но до полной уверенности даже без учета моей обычной мнительности немножко не хватало. Если бы Вита рассказала Винсенту, я бы почувствовал это на собственной шкуре, не исключено, что в буквальном смысле; а Шейн так вообще перестал бы со мной разговаривать, если бы понял, как я его обманул. Жесть… Я всегда очень явственно представляю, к чему приведет победа, но никогда не задумываюсь о последствиях неудачи. Я просто не допускаю мысли, что что-то может не получиться. Где-то в глубине души зияет уверенность, что если допустить, то и шансы на успех снизятся. Джино, наверное, единственный, кто отнесся бы к инциденту философски. Не потому ли почти все свое время я провожу теперь с ним?
Джино вытерпел мой подозрительный взгляд со всем свойственным ему смирением. Мне придется ответить тем же, если вдруг, ну чем дальние родственники не шутят, паранойя окажется интуицией.
Вдох-выдох. Крайняя степень проявления эгоцентризма на фоне завышенной самооценки. Не окажется.
Вита занята расследованием, Шейн с головой погружен в репетиции, а Джино совершенно не похож на шпиона, главным образом потому, что это мне приходится повсюду сопровождать его. У Джино почти нет свободного времени, а тут еще из-за травмы он вынужден питаться каждую ночь, словно загорелый неофит. Я так сильно старался не быть обузой, что сам не заметил, как стал помогать ему в издательстве. Не то чтобы он сам не справлялся, но методы несколько… Скажем так, интернет для него до сих пор оставался Terra Incognita. Серия новелл Майкла Ли стала первым, и весьма успешным продуктом нашего сотрудничества. Получив свою долю за дизайн, я первым делом восстановил и дополнил свою сгоревшую библиотеку, вот только коротая предрассветные часы со старыми произведениями в новом формате, я все чаще уносился мыслями туда, где стал невольным свидетелем… чего? Перелистывая страницу за страницей, я все глубже скатывался в депрессию. Вампир убивает людей. Ну надо же, как необычно.
Джино видел ухудшение моего состояния, но ничего не мог с этим сделать, кроме как оставаться рядом молчаливой поддержкой. На охоте он вел себя корректно, без излишней жестокости, но когда я спросил его, кем был мужчина, кровь которого он позаимствовал, имаго лишь пожал плечами.
- Поначалу интересно заглядывать в мысли, ближе узнавать человека, которого пьешь, но проходят века – и ты уже видишь только кровь. Приходится всматриваться, чтобы разглядеть за нею личность.
Тогда я не выдержал, и попросил его рассказать о Нахтцерер.
- Обо всех или о ком-то конкретно? – не удержался он.
- Обо всех с целью выработать оптимальный подход к конкретному, - признался я.
- Нахтцерер воспитываются в специфических условиях, формирующих патологическое бесстрашие и тягу к риску. Даже Принцу, которому они преданно служат, доподлинно неизвестно, что происходит далеко внизу под его ногами, какие правила и законы там функционируют. Известно только, что Нахтцерер сами создали эти правила, и они все время ужесточаются. Это закрытое сообщество, только единицы выдерживают до окончания обучения. Те же, кто выдерживает, становятся совершенными орудиями убийства и уже не могут без этого.
- Почему же Нахтцерер служат Принцу?
- Каждый из них чем-то ему обязан. Кроме того, чего уж греха таить, Сообщество не потерпит существования столь сильного клана, если само это существование не оправдано преданным служением этому Сообществу.
- То есть в нашем случае Принцу?
Джино прикрыл глаза.
- Ради своего благополучия, Грэйс, привыкай считать эти термины синонимами.
Когда Рихард зашел за новинкой, я не спросил его ни о чем, несмотря на то, что он ожидал вопроса и готов был ответить.
Кровь Ада… Я так ждал этого концерта. Что же мешает мне если не ликовать, то хотя бы отвлечься? Я вскинул голову, вновь поискав глазами Виту. В этот раз на тот же результат – отсутствует – понадобилось больше времени. Пока я предавался меланхолии, соотношение людей и вампиров в клубе сдвинулось в пользу последних.
Некоторые лица озадачивали особенно. На Ассамблее их не было, что объяснимо – ведь никому из них и века не исполнилось. Разве Марк Фрэнкил, исполнитель роли Принца Сан-Франциско в сериале «Обращенные» не разбился на мотоцикле? И Брендон Ли здесь? Кажется, сегодня я увижу больше мертвых знаменитостей, чем за всю жизнь живых. В ложе напротив нашей я увидел Фелицию Норд в сопровождении двух молодых людей. Или не людей? Один-то точно смертный, а второй, кажется… не очень. Оба высокие, широкоплечие, в запредельно дорогих костюмах, но только тот, чья смертность вызвала у меня сомнение – еще и в сверкающем бриллиантами ошейнике.
- Он за что-то наказан? - тихо спросил я.
- Алехандро? – удивился Джино. - Ни в коей мере. Ошейник и клеймо – стандартные регалии вурдалака. Правда, Шейн считает, что это архаизм, и Винсенту пришлось согласиться, иначе не соглашался Кейт. Сир и ему сразу предлагал обращение, но он отказался, мотивировав тем, что еще не насладился своей человеческой жизнью. Пришлось пойти на компромисс. Альтернативный вариант устроил всех.
Я подумал: надо же. Нашелся еще кто-то, кто не захотел стать вампиром. Более того – променял эту привилегию на пусть условные, но ошейник и клеймо. Интересно, где оно у Алехандро. На плече? На груди? На лопатке?
Встретив мой взгляд, Фелиция улыбнулась. Я опустил глаза, почтительно склоняя голову. Мне было приятно внимание, но вот уж с кем играть поостерегусь. Только не в качестве игрушки, а иного этот обворожительный взор пока что не предлагал.
Тихое клацанье каблуков отвлекло от греховных мыслей в пользу греховных действий. Хорошенькая официантка, поднявшись по ступеням, поставила перед нами два бокала ассиратума, слабоалкогольного напитка на основе крови, антикоагулирующим компонентом в составе которого выступает нечто столь тесно связанное с пиявками, что у меня пропала охота дальше спрашивать. Я пригубил и отставил в сторону. Звукооператор склонился над своим пультом, поднятый воротник его скрывал заживающий укус. Нет, сквозь ткань я видеть не могу, просто знаю парня, который это сделал. Ага, практически как самого себя. Центр нашего стола венчала композиция из живых и мертвых цветов; бронзовая, очень костлявая лапа с сильно отросшими ногтями словно вырывалась из сырой могилы, стискивая витую черную свечу. Официантка щелкнула зажигалкой, но Джино остановил ее руку и зажег свечу взглядом. В воздухе очаровательно запахло парафином. Джино не кичится своими новообретенными способностями имаго, просто не упускает случая потренироваться. Отпустив девушку, вампир принялся пить ассиратум медленными, чувственными глотками, так же грациозно, как все, что он делает. Подозреваю: то, что он не может сделать грациозно, он не делает вообще. Угольного цвета костюм явно не от человеческого дизайнера облекал его так, словно вырос на нем и еще не до конца отслоился. Черная шелковая рубашка и черный галстук с тонким штрихом булавки довершали образ ультрасовременного вампира. Я в своей белой бархатной блузе со шнуровкой на груди выглядел старше лет на пятьсот, потом узнал, что завышать свой возраст у вампиров считается d;class;, и развеял иллюзию аксессуарами. Кружево шейного платка сменил жесткий кожаный ошейник. С шипами, чтобы ни у кого не осталось сомнений, что я сам захотел его надеть. Аналогичные браслеты пришлось оставить дома. Манжеты широких рукавов были присборены, так что только кончики пальцев с выкрашенными в серебряный цвет ногтями торчали наружу. Серебряной тушью я подкрасил и ресницы, придав своему обычному готическому имиджу некий индустриальный акцент. Апофеозом моего образа стали черные кожаные сапоги до бедра с металлическими заклепками по всей длине. Видимой поверхности брюк оставалось слишком мало, чтобы что-то сказать о них, но достаточно, чтобы я перебрал четыре пары, прежде чем остановиться на этих.
Выдох – вдох. И часы, похоже, остановились. Тихая музыка в тему должна была скрашивать ожидание. С другими, наверное, так и происходило, но меня нервировало, что тщательно составленный трек-лист поставили на случайное воспроизведение.
Я достал зеркало проверить цвет глаз. Мое сегодняшнее облачение идеально подходило к алому, но с оттенком кагора – конфликтовало. Не продумал…
Конечно. Сегодня концерт «Псов Преисподней»! Разве можно думать о чем-то другом?! В особенности если двое из «своры» переминаются у края сцены, пристально глядя на меня и явно не решаясь подойти. Я выдохнул, и зеркало в моих руках потеряло прозрачность. Я уже вознамерился воспользоваться представившейся возможностью размять ноги, но тут Джино заметил вурдалаков.
- Пойду, поздороваюсь с Фелицией.
Тактичнейшее существо – я даже немного обиделся за Джино. Он же вроде как спас Шейна, и может рассчитывать на элементарное уважение его свиты. Впрочем, может это оно и есть?
Линн уже был рядом, за ним крался Стефан. Оба – уже в гриме, с подведенными глазами, из-за чего Линн казался старше, а Стефан - наоборот. Кожа, винил и металл – их сценические костюмы различалась лишь количеством/размером/расположением пряжек/колец/шипов.
- Мы тут поспорили, каким был цвет твоих глаз до обращения. Ну и? - безо всякой преамбулы выпалил Линн.
- Сангина с примесью охры и штрихами сепии, - припомнил я.
Линн растерянно заморгал, оглядываясь на Стефана, басист едва заметно пожал плечами. Я вздохнул:
- Кирпич себе представляешь?
Рука внезапно возникшего сзади Шейна опустилась на плечо гитариста.
- Ты не кирпич себе представляй, а сет-лист. Бегом за кулисы! – Он повернулся к Стефану:
- Проследи. Виты еще нет? – Это уже мне.
Я качнул головой влево - вправо, посчитав ответ достаточным. На самом деле просто не был уверен, что смогу вслух сказать ему: «нет».
Одеяние Шейна открывало больше поверхности тела, чем закрывало. Куртка представляла собой четыре проклепанных ремня, крест-накрест скрепленные на груди стальным кольцом, черные кожаные брюки открывали острые выступы тазовых костей. Глаза, густо подведенные черной с алыми искрами тушью были точно на уровне моих глаз, и я угадал под низко спускающимися брючинами ботинки на воистину гигантской платформе. Прежде чем скрыться вслед за своими последователями, Шейн улыбнулся так, что я нечаянно накормил его. Я думал, он обидится, что Винсент обязал его выступать перед такой небольшой аудиторией, но вот поди ж ты. Совсем не разбираюсь в лю… вампах.
Я схватил со стола остывший ассиратум и выхлестал в три глотка.
Прежде чем спрятать зеркало, еще раз в него взглянул. Вот так уже значительно лучше. Легенда гласит, что вампиры не отражаются в зеркалах. Легенде простительна излишняя конкретизация. Мы просто неотразимы. Безо всяких «в».
Джино остановился посредине между ложей Фелиции и нашей. Даже по жесту, которым он достал телефон, было понятно, что звонит Винсент. Я затаил дыхание, стремясь не пропустить момент, когда он качнет головой, чтобы откинуть волосы с уха, и синие блики стекут от виска до икр, как вода. Со времени осознания себя как Вайс я зачерняю корни быстросмывающимся красителем. Протестировав невообразимое количество самых элитных образцов, я окончательно убедился, что носить длинные черные волосы в одном клане с Джино… В общем, я много чего могу простить однорукому имаго, но только не то, что в его присутствии кажусь распечатанном на матричном принтере. На старых фотографиях мои волосы того же цвета, что глаза. Есть шанс обзавестись гранатово-алой гривой и выйти из этого дурацкого состязания прежде, чем кто-нибудь заметит, что оно было объявлено.
Джино поглядел в мою сторону так, что я усомнился в целостности ментального щита. Улыбка тронула красиво очерченные губы.
- Да, уже здесь.
- Здесь? – переспросил я.
- Здесь, - ответили сзади.
Я резко развернулся, успев придать лицу непроницаемое выражение, но это и все, что я успел сделать.
Вита закатила глаза.
- Сколько раз повторять, сначала уйди с линии атаки и только затем поворачивайся.
Я медленно вдохнул носом, глядя искоса. Да, я ждал ее, но ожидание было сродни терзаниям приговоренного, жаждущего прекращения мучений. Воспоминания нахлынули удушливой волной. Яркий опал луны в оправе спутанных ветвей, и жизнь вытекает из меня тугой струей, и я ничего не в силах сделать, кроме как пытаться замедлить сердцебиение и судорожно глотать слюну, в панике не соображая, что артерия от пищевода, вообще-то, далековато.
Я наколол боль на кончик языка, насильственно возвращая себя к реальности. Белокурые волосы взъерошены не кровью, гелем; длинная челка, эффектно подчеркивая скулу, загибается снизу под заготиченный начерно глаз. До сих пор я видел Виту исключительно в брюках. Если бы официальной формой одежды сегодняшнего мероприятия были вечернее платье и смокинг, я бы клык свой поставил на то, что Вита придет в смокинге.
И ходил бы потом с одним, как дурак.
Косой вырез открывал шею, плечо и руку полностью, единственный рукав плавно трансформировался в перчатку. Именно трансформировался, потому что линии раздела я не заметил. Материал, из которого было выполнено платье, поражал воображение. Казните меня, я познал новую грань черного цвета! Не ткань и не кожа, нечто среднее, бликующее на изгибах, словно расплавленное зеркало. Казалось, Вита не облачена в него, а облита им. Коснись – и потянется за пальцами. Ни о каком спрятанном оружии речи идти не могло.
- Что-то не так? – нахмурилась Вита, так точно повторив траекторию скольжения моего взгляда, что впору было стушеваться.
Но я покачал головой.
- Если за моей спиной стоит Рихард, ты лучше скажи. Я не хочу этого видеть.
Вита рассмеялась своим чудесным смехом в сочетании с пробирающей до костей улыбкой. Смех стих, улыбка осталась. Эффект усилился.
- Как расследование? – не мог не спросить я.
- Успешно, - оживилась она. – Портрет преступницы оказался очень кстати. Фернандо позаботился, чтобы с ним ознакомились все бессмертные Лос-Анжелеса. Мы серьезно затруднили ей охоту, ну и в целом существование.
Видимо, мой взгляд оказался уж слишком красноречив. Если это у них называется «успешно»…
- Это не всё, - вспыхнула Вита. - Я просто не знаю, стоит ли говорить перед концертом.
Я тоже засомневался, но по другому поводу. Не мог решить, аплодировать себе за настойчивость или все-таки каяться.
- Теперь точно стоит. Я же еще хуже нафантазирую.
Она обреченно вздохнула, потом вздернула подбородок и усмехнулась.
- Мы установили личность твоей мистресс.
Я схватил ее за плечо. Она внимательно посмотрела на мою руку, и я отпустил.
- Беатрис Дюшар, - продолжила Вита. - По официальным данным умерла насильственной смертью в возрасте девятнадцати лет, по неофициальным – принесена в жертву сектой поклонников Сатаны. В ночь на шестое июня две тысячи шестого года ей перерезали горло, а кровь разлили по пластиковым стаканчикам по количеству присутствующих.
- Да уж, по пластиковым стаканчикам – это обидно, - искренне посочувствовал я.
- Зато очень удобно потом уничтожить следы, - парировала Вита. – Непосредственно перед ритуалом произошел конфликт, двое отказались участвовать, но их принудили силой, опасаясь доноса в полицию. Опасения оказались не напрасны. Оба наутро пришли с повинной. Показания совпали, однако тела в указанном месте не нашли. К тому времени были арестованы остальные члены секты, но в связи с недостаточностью улик все были отпущены под залог. - Вита сделала паузу, ровно такую, чтобы я понял: история на этом не заканчивается. - Первым погиб один из тех, кто покаялся, подозрение тут же пало на лидера сатанистов. Вопреки хладнокровию, проявленному при предыдущем задержании, он вдруг решил во всем признаться. Он упорно твердил, что он и есть убийца, даже после того, как было объявлено, что раны на горле жертвы не могли быть нанесены ножом, который он продемонстрировал. На следующую ночь погиб еще один, схожим образом, что обеспечило арестованному самое лучшее алиби. Узнав об этом, он отнюдь не обрадовался, напротив, пришел в ярость и, как только руки оказались свободны, набросился на своего конвоира. В результате его продержали еще некоторое время, чем и объясняется то, что он погиб последним.
- Подожди, догадаюсь! Все убитые готы – члены этой секты?
- Нет. Но все члены секты, ты прав, убиты. Беатрис давно перевыполнила план мести. Ей понравилось убивать, уж поверь мне.
- Да уж, ты-то знаешь, – выпалил я какого-то черта вслух. Спохватился, но было поздно. Прикушенный язык лучше впитывает кровь, но не слова, оброненные по неосторожности. Я хотел оправдаться, что вовсе не имел в виду ничего такого, но беда в том, что как раз это самое я и имел. В виду. А лгать Нахтцерер не многим лучше, чем сказать правду.
Вита никак не отреагировала, что уже само по себе было достаточной реакцией.
Простейший путь к разрешению конфликта – делать вид, что ничего не произошло. Мне навязывали этот вариант, щадя мои чувства, мою гордость. Проще всего было пойти навстречу, и я шел. До тех пор, пока не понял, что принимать предложенную милость не многим лучше, чем просить пощады самому.
- Я должен извиниться за свою несдержанность. За сейчас. За тогда. Эмо какой-то, не гот.
Ресницы Виты дрогнули, опустились на миг, скрывая, не позволяя видеть, что же изменилось в глубине этих экстремально-светлых глаз с темной окантовкой. Открылись вновь.
- А я должна тебе украшение.
- Ну что ты, это вовсе не обязательно, - отшатнулся я, удивляясь, насколько быстро формируется неприязнь к черным бархатным коробочкам, когда катализатором выступает Винсент.
- Вообще-то идея была Винсента, - подтвердила вампиресса, ногтем поддевая крышечку, и у меня дыхание перехватило. - Не может же он тебя со всем городом знако…
Что-то еще она говорила, но я уже не слышал. Я ожидал, что это будет отремонтированный анкх, но, видимо, Вита его ухайдокала намертво. Да черт с ним! Стрикс! Птичьи когти выпущены, кошачья пасть оскалена, крылья распростерты. В два раза меньше, чем на перстне Винсента, но оттого изящнее. Суперская серьга!
- Позволь, я помогу, - предложила Вита, заметив, как нетерпеливо я потянулся к уху - освобождать место. Я вздохнул и опустил руки, сдаваясь на милость Нахтцерер. Закрыв глаза, я чувствовал, как ее пальцы разъединили колечко в мочке и быстро, пока не заросло отверстие, вставили замочек стрикса. Мои же пальцы уже выуживали из кармана зеркало. Стрикс! У меня зубы заныли от восхищения. Знак, герб, символ нашего клана. Я несколько мгновений рассматривал подарок, потом убрал все остальные кольца, оставив одного стрикса. «СссСссс» - вырисовалось на столе, потихоньку стягиваясь в «ОооОооо».
- Нравится? – спросил Винсент, и я только сейчас обнаружил, что весь клан за исключением готовящегося к выступлению Шейна собрался вокруг стола.
- Можешь не отвечать, - засмеялся Джино, садясь рядом и взъерошивая мои неконкурентоспособные волосы. - Место Винсента сегодня с нашей гостьей, я чувствую себя покинутым. - Рука его переместилась мне на плечо, подбородок – на другое, и сам он превратился просто в живое воплощение скорби.
- Сейчас распла-аачусь, - протянула Вита, плавно опускаясь с другой стороны.
- Но ведь это же все объясняет! – сказал я, глядя прямо перед собой, чтобы видеть обоих сразу. - Ведь если Беатрис жертва Сатане, то душа после смерти так и так отправляется в Ад. В таком случае милосерднее оставить ее в живых в перспективе навсегда, что и сделал Кёрч!
- Ценой всех ее последующих жертв? – с сомнением проговорил Джино.
Я покачал головой, одновременно осваиваясь с новым украшением. Стрикс был тяжел, но мочку не оттягивал. Я понял, что кожа меняет структуру, становясь плотнее.
- Она убивает только готов. Что если Александра задолбали твои эксперименты с молодежью, и он закрывает глаза, полагая, что многие отвернутся от Тьмы, когда увидят, что она кусается? И если кто-то должен делать это, то пусть лучше та, которой терять уже нечего, чем охотники-люди, рискующие душой?
Зрачки Джино расширились – офигеть, я его убедил! Я посмотрел на Виту сквозь прядь его волос.
- А ты что думаешь?
- Надеюсь, вы просто пытаетесь понять психа, а не сами с ума сходите, – пробурчала Нахтцерер.
Я обнял ее, так же, как Джино, исключительно с целью восстановления репутации, но вздрогнул, когда ладонь легла на обнаженную лопатку. Джино со смехом отстранился, сделав мое положение уже откровенно двусмысленным. При условии, конечно, если бы кто-нибудь на нас смотрел.
Условие не выполнялось.
Что-то происходило.
Что-то, к чему все готовились, но никто не оказался готов.
Низкий гул нарастал, членясь на составляющие, отставая и перегоняя, сплетаясь, сливаясь, свиваясь в инфернально-величественные звуки интро.
Я замер, чувствуя, как волосы на затылке приподнимаются дыбом. Что-то мистическое рождалось среди кельтских крестов и надгробий. Внезапно пять огненных фонтанов взвилось под самые софиты. Я обеими руками вцепился в край стола, когда в клубах дыма и пламени проступили силуэты музыкантов. Пламя утихло, будто стекая с облаченных в черное фигур. Я потерял ощущение реальности. Я знал, что этот концерт будет непохож на другие, но не представлял, насколько. Ни восторженных криков фанатов, ни боли в закаменевших от многочасового ожидания коленях в стремлении как можно ближе подобраться к сцене, ни воздетых в рогатом приветствии рук - после множества репетиций и совместного обсуждения сценария я тоже не оказался готов. Группа номер один, концерт номер ноль для существ, которых нет вообще.
Музыканты медленно разошлись по своим местам. На длинных, до пола, плащах гасли последние язычки пламени. Кейт скинул свой, едва сев за ударную установку, остальным станет жарко после. Марк, Линн и Стефан взяли гитары. Эйрик опустил руки на клавиши. Запись интро стихла.
Свет погас и вдруг замерцал. Мощный, яростный саунд взорвал «Welcome», захватывая, круша любое сопротивление, не давая опомниться. Реальность распалась на фрагменты. Я ошалело завертел головой, всерьез опасаясь реакции более старших вампиров. Но опасения оказались напрасны - никакого ярко выраженного неприятия не наблюдалось. Многие в упоении глядели на сцену, сразу отдавшись необычным для себя ощущениям, другие, более опытные из чистого самосохранения пытались сначала понять, что происходит. Только опыт не значил сейчас ничего, ведь ответ лежал на поверхности. Чувствительные зрачки просто не успевали приспосабливаться к быстро меняющемуся освещению, и вспышки стали для нас тем же, чем являлись для простых смертных – чередованием света и тени. Вампиры, уже забывшие, что это такое, узрели тьму!
Мне захотелось взглянуть на Виту и Джино, узнать, поняли ли они, но в этот момент с потолка над сценой спустился большой, деревянный, перевернутый крест. Грациозная фигура в развевающемся плаще стояла на правой ветке поперечной перекладины. И я почувствовал, как сердце в моей груди замирает, наползает оцепенение. Музыка рвала в клочья мое самообладание, и я уже чувствовал знакомое подвывание в районе солнечного сплетения: «Это Шейн! Вот он! Смотри!»
Когда Шейн спрыгнул, распахнутый плащ его взвился, словно огромные крылья, и в то же мгновение крест вспыхнул.
Вампир повернул голову, замерев и прикрыв глаза, и я разглядел змеящийся из-под ошейника проводок наушника. Тотальный контроль над звуком.
Шейн плавно выступил вперед. На фоне полыхающего креста его силуэт читался ясно, как знамение Апокалипсиса. Пальцы правой руки, унизанные массивными перстнями, словно в латной перчатке, легли на микрофон, и мир прекратил свое существование.
Он не пел, он творил новую реальность голосом, благоговея и издеваясь, играючи стирая грань между смертными и Шагнувшими За. Лицо его менялось с каждой фразой, выражая то крайнее измождение, то хищный огонь азарта, то страстную мольбу, то равнодушное пренебрежение. Его голос - чистый, проникновенный, на низких уходящий в клокочущее рычание, и тут же взмывающий в невозможную высь – был ли он таким до обращения? И вдруг я понял: был. И Винсент услышал, и просто не мог позволить ему исчезнуть с лица Земли, и в тайном порыве тщеславия оставил себе.
Крест пылал, осыпаясь головешками меж ударной установкой и клавишными. Частицы раскаленного пепла хрустели под подошвами музыкантов. Шейн пел о разрывающей сердце любви и о сладкой, пьянящей боли, о том, что ночь не кончается с рассветом, а всего лишь уходит дальше, чтобы другие подобные нам могли восстать, и радоваться жизни, и пить горячую, сладкую кровь. Его глаза смотрели в никуда и на каждого, его голос проникал глубже, чем любые клыки.
И случилось невероятное. Медленно, по одному, а потом все больше и больше, вампиры начали подниматься со своих мест и сосредотачиваться возле сцены. Зал, наполненный мертвыми, ожил! Я почувствовал, как губы сами собой расползаются в самодовольной ухмылке. Вот это уже ближе к истине. У сцены, где выступает Шейн, должна быть толпа. Хотя назвать вампиров толпой язык не поворачивался. Сонм. Плеяда. Пантеон. Никто никого не касался, ни плечами, ни даже складками одежды. Никто не поднимал рук, лишь отблески внимательных глаз отслеживали перемещения музыкантов вместо привычных моему взору зажигалок. Я задумался, знают ли бессмертные, что Шейн сейчас питается от них, и вдруг понял: конечно. Те, кто продолжал сидеть, застыли и тоже не сводили глаз с возбужденно шепчущего в микрофон Шейна.
Промежутка между песнями хватило только чтобы перевести дух. Кейт снизил обороты, Эйрик перехватил инициативу. Гитары подчинились. Шейн затянул балладу. Краем глаза я заметил, как Винсент встал и пригласил на танец Фелицию. Многие отвратили взгляд от сцены, чтобы узреть это эпохальное событие, но голос Шейна вознесся ввысь сгорающим в пламени страсти фениксом, и среди толпы себе подобных Винсент и Фелиция вновь остались одни. Танцуя, они пристально смотрели в глаза друг другу. Два равноправных Мастера Города в отсутствие третьего. Я гадал, какие вопросы сейчас решаются, какие связи налаживаются. Весьма неучтиво с моей стороны описывать Винсента в последнюю очередь, но лучше поздно, чем никогда. Рассказываю по памяти, потому что тоже уже смотрю на сцену. Сегодня Мастер превзошел сам себя. Поверх белой кружевной сорочки - длинный приталенный камзол, затейливо отделанный серебристым шнуром. Белые брюки уходят под белые кожаные сапоги с отворотами, у икр стянутые таким же шнуром с кистями. Его распущенные, тщательно расчесанные волосы усыпаны серебристой пудрой, и оттого сверкают, точно свежевыпавший снег. Пшеничные волосы леди Норд собраны наверх в сложную прическу, но отдельные завитые пряди стелятся по обнаженной шее. Стройную фигуру подчеркивает длинное, свободно струящееся платье цвета лепестков лилий. Мне стало ясно, почему Джино лишил себя периферийного зрения, перебросив всю массу волос на правую сторону. Спутники леди Фелиции вели себя приблизительно так же.
Мое сердце не хочет биться.
За столетия забылся навык.
В моем шепоте смерть таится.
Я иду, забирая вправо.
Ночь возвысила Тьму над Светом,
Но превыше всего – Голод.
Звуки, запахи, мысли смертных…
Я, пожалуй, влюблен в город.
Не убийца, всего лишь хищник.
Не добро и не зло. Между.
Смерть является в сотне обличий.
Обещаю, я буду нежен.
Что за прелесть - шептать «О боже!»,
Даже мысли не допуская,
Что молитвам внимает тот же,
Кто меня наделил клыками?
Я бы не удивился слезам,
И проклятиям столь бесполезным,
Я бы меньше сражен был острым,
Раздвигающим ребра железом,
Но согласием обескуражен –
Ты откинула шарф добровольно.
Впрочем, ладно. Уже не важно.
Я солгал. Это было больно.
Кровь – мелодия, сердце - лира.
Струны пальцами рву беззлобно.
Мне подобных зовут вампиры,
Только нет никаких подобных.
Ты ждала от меня того же,
Ты хотела остаться рядом,
Только мифы наполнены ложью.
Мои вены наполнены ядом.
Нет раскаяния в губ изгибе.
Я не вижу причин для скорби.
Я тебя не обрек на гибель,
Я всего лишь ее ускорил.
Я уйду, только тем замечен,
Кто взирает глазами волка.
Этот голод со мной навечно,
А любовь не живет так долго.
- Не может быть, я не могу в это поверить, – ошеломленно прошептал я, схватившись за голову. Осторожно. Вот будет глупая смерть, если череп крепчает медленнее, чем возрастает сила рук.
- Во что? – донеслось с двух сторон.
- Вы не слышите?!
Вита и Джино переглянулись.
Но я не стал объяснять. Шейн захочет услышать «нет», когда спросит, заметил ли кто-либо еще.
Винсент и Фелиция все еще смотрели в глаза друг другу и, дабы не прерывать танец, Шейн только что сочинил и спел новый куплет, так органично вплетя его в общую концепцию, что даже я не сразу понял, что произошло. Только вот что он дальше собирается делать? Но, к счастью, Фелиция положила голову на плечо Винсенту, прервав зрительный контакт, и ребята потихоньку свернули композицию.
Шейн запрокинул лицо, и за мгновение до того, как свет погас, тень за его спиной преобразовалась в силуэт воющего волка. Даже зная, как это сделано, я почувствовал неясный трепет. Свет включился. Мастера Города заняли места в своей ложе. Спутник Фелиции, тот, что без ошейника, протягивал им аккуратно взрезанные запястья. Шейн не смотрел, Шейн никуда не смотрел. Я узнал вступление к «Ночи зверя», и уронил голову на руки, чувствуя: что-то со мной не так. Ладонь Виты коснулась моего плеча, я не видел, но точно Виты, потому что левая.
- С тобой все в порядке?
- Да, - выдохнул я с уверенностью, которой не чувствовал. Приступ непонятной слабости прошел, но тревога вышла на новый уровень. Я снова взглянул на сцену. Небрежные, и в то же время выразительные жесты, провоцирующий вокал - Шейн был великолепен, так недосягаемо великолепен, что я уже не верил, что когда-то разговаривал с ним. Мне требовалось немедленное подтверждение. Не обращая внимания на вопросительные интонации сзади, я резко встал и, обходя попадающихся на пути вампиров, направился к сцене. Путь занял почти половину песни и остановиться пришлось метров за пять. Пройти дальше, никого не задев, не представлялось возможным. Звук сделался оглушительным, но это дело привычки. Минуты две – и я адаптируюсь. Здесь было больше людей, чем вампиров. Прямо передо мной стояла девушка с короткими рыжими волосами. Так близко, что я учуял метку Вайс – знак, что вампир никакого другого клана не смеет касаться. Но я-то Вайс. Я положил руки на ее талию, но не притянул к себе, а сам шагнул вперед – сцена все еще прямо по курсу. Девушка повернула голову, но взгляд ее запаздывал, чары Шейна неохотно уступали любопытству.
И за долю секунды до того, как ее зрачки встретились с моими, я шарахнулся назад.
Алая пелена накрыла мир. Финальным занавесом рухнула на веки вторая, черная.
Имаго, на которого я налетел, сердито зашипел, но тут же забыл обо мне, поглощенный тем самым гитарным соло.
Я несся, лавируя в толпе, ничего не видя и не слыша. Ошибки быть не могло. Она сменила прическу, цвет волос, тем не менее это была она! Медуза!
Как я оказался на улице, не помню. Ладонь болела. На ней несколько раз отпечаталась кнопка лифта.
Я прислонился спиной и затылком к холодной стене, пот градом катил по лицу. Небо, расцвеченное красными и зелеными вспышками, вращалось не в ту сторону, в какую мне хотелось бы. Навечно… А любовь не живет так долго… Я изрезал весь язык, пытаясь нащупать во рту клыки, но это ничего не доказывало. Я ненавидел Шейна. Так бешено ненавидел, как никогда и никого. Мне хватило бы взгляда, только взгляда. Только мне, а не мне в числе прочих. Тогда бы я поверил. И опасность бы миновала. И тень моя не танцевала бы под ногами, распевая только что придуманный им куплет.
Чьи-то руки оторвали меня от стены, и я понял, что держусь на ногах исключительно благодаря им. Руки до боли сжали мои предплечья. Одна гладкая, даже через рубашку, другая тоже гладкая, но по-другому. Вита, две Виты, полторы. Мне не хватало сил даже на то, чтобы сфокусировать взгляд.
- Что с тобой? Что случилось? – услышал я уже не в первый, наверное, раз.
Я притворился, что не слышу и дальше. Мне не хотелось отвечать. Не хотелось признавать, что в какой-то момент мне показалось, что все как раньше, что ничего не было, что мы с Медузой на концерте Шейна, который столь же великолепен, сколь недосягаем, а кожа на шее моей возлюбленной безукоризненно гладка не благодаря вмешательству хирурга, а просто потому, что вампиров не существует!
Вся предыдущая жизнь пронеслась перед моими глазами. Панический ужас сковал сердце. Мир развалился на множество цветных пятен, и они медленно закружились вокруг меня. Боль, начинающаяся где-то в желудке, обожгла горло. Я оттолкнул Виту и согнулся пополам. Меня вырвало. Кровью звукооператора.
Выяснилось, что я могу стоять. По крайней мере под прямым углом точно. Когда спазмы стихли, в луже извергнутой мною крови отражался весь клан за исключением Александра Кёрча и Беатрис Дюшар.
- Прости, - в третий раз на моей памяти сказал Винсент. - Я просто хотел, чтобы ты увидел результат, я не знал, что тебя это так… заденет.
«Черта с два он не знал», - поймал я чью-то неосторожную мысль.
Я медленно выпрямился, не глядя на Винсента, не глядя ни на кого.
- Шок, - тихо определил Джино. - Когда-то это должно было случиться.
Винсент взял меня за руку. Ветер развевал седые волосы вокруг молодого лица, и серебристая пудра осыпалась, вызывая искушение чихнуть. Я вырвался. Он снова схватил меня, уже жестче и ткнул лбом в висок.
- Не отворачивайся, смотри на меня. Ты вампир. Вьесчи. Стригой. Носферату. Не поздновато для паники?
- От того, что ты его бьешь, лучше ему не станет.
Наверное, Шейн был прав, хотя я не почувствовал удара. Постойте! Шейн???
Я вновь отвернулся от Винсента. Капли пота блестели на лице рок-идола искорками бриллиантов. Плаща уже не было. От его голых плеч поднимался самый настоящий пар.
- Ты?! – Вся злость на него мгновенно испарилась. - Ты почему здесь??? Ты должен быть там!!!
- Он прав, - прокомментировал Винсент, и я не понял, с кем из нас он согласился.
Шейн воспринял слова сира более однозначно.
- У меня есть пара минут. Кейт стучит соло, - в его голосе послышался оттенок мольбы, столь несоответствующий инфернальному образу, что это меня доконало.
- Оставьте меня в покое! – закричал я, рванувшись назад, и Винсент, чтобы не вляпаться белым сапогом в кровь, вынужден был меня отпустить. - Все!!!
Шейн шагнул ко мне, что-то шепча, но Винсент удержал его за плечо. Отрицательно качнул головой в ответ на пристальный взгляд Виты.
- Грэйс, мы будем ждать тебя в клубе. Как только сможешь – возвращайся. Никто за тобой не следит, так что, пожалуйста, будь осторожен.
Джино бросил на меня долгий взгляд напоследок, но я не стал его читать.
- Почему, почему она меня покинула… - шептал я.
Никто не ответил мне. Никто и не понял, что говорю я не о Медузе.
Не знаю, сколько времени я так стоял, прислонившись к стенке и закрыв лицо руками. Наверное, долго. Люди видели меня, потому что с Винсентом ушло и защитное поле, а возвести свое я был не в состоянии. Презрительные замечания в мой адрес отпускали в основном постоянные посетители «Welcome». Случайные же прохожие, наоборот, ничему не удивлялись, и это было еще обиднее. Хватит!
Оказалось, что зеркало я оставил на столике.
Месяц уютно свернулся в луже извергнутой мною крови, я осторожно склонился к ней. Как всегда, недостаточно осторожно. Кровь внутри нас не переваривается, она впитывается. Даже глотаем мы, скорее, по привычке - если просто держать во рту, она впитается тоже. То, что я выплюнул, ничем не отличалось от того, что я пил. Запах чистейшей, свежайшей жизни ударил в нос так, что едва высохшие слезы хлынули вновь. И в тот же момент я узрел спасение. Я почувствовал, как разрастаются, начинаясь где-то под сердцем, стремительные кристаллы боли и заставил себя вдохнуть еще.
Голод.
Тяжкий крест бессмертных.
Драгоценнейшее из сокровищ.
Голод превратил невероятно красивый миф в жестокую реальность. И я поверил. Я успокоился.
Я выпрямился и устремился обратно – в знойный, влекущий, обещающий сумрак «Welcome», туда, где в расцвеченной лазерными вспышками темноте, под ногами ничего не подозревающих смертных развлекаются вампиры. Подаренный стрикс осыпал шею быстрыми поцелуями. Я прижал ладонь к уху. Теплая плоть, теплый металл, на самом деле и то и другое холодное. Я не один. Моя кровь шепчет мне: я не один. Меня ждут. За меня волнуются. Винсент, Джино, Вита и Шейн. Эйрик, Стефан, Кейт, Линн и Марк. Те, кого я люблю. Моя семья.
Огромные пылающие буквы над арочной дверью бросали на лица входящих и выходящих кровавые отблески. Лишь один человек не входил и не выходил, он стоял в дверях и пристально смотрел на меня. Сердце замерло на миг, но тут же успокоилось. Не опасен. Больше нет. Теперь уже его руки скованы законом. А обвиняющим взглядом вампира не то что не убить - не удивить даже.
Я стиснул зубы, твердо зная - ничто не помешает мне войти в клуб, и двинулся вперед. Я не отводил взгляда, но каждый шаг давался все труднее. Свет от вывески напоминал теперь о бьющем в лицо луче фонарика, в гулкой ритмике доносившихся ударных слышались выстрелы. Дошло до того, что я вспомнил: у «Welcome» еще три входа, но тут же одернул себя. Если я не преодолею этот страх сейчас, то не преодолею никогда. Глаза бывшего детектива по-прежнему следили за мной. Серые. Холодные. Далеко до ледяной пустоты Нахтцерер, но что-то общее присутствовало. Эти глаза не соглашались верить. Игнорировали любое внушение. Заведомо считали ложью все, что ты скажешь, пока не доказано обратное.
Я поднялся по ступеням и остановился. Позже буду утверждать, что просто не мог повернуться к нему спиной, и любой желающий сможет убедиться в искренности моих слов, но на деле меня удерживало не только это. Многое бы я отдал, чтобы отменить, аннулировать ту злосчастную исповедь, повлиявшую на мое будущее и напрочь перечеркнувшую его. Мы стояли друг напротив друга меж разнонаправленных потоков людей, и я не выдержал первым:
- Та ночь. В клинике. Ты был прав тогда. И неправ сейчас. Я никогда не пил твою кровь и не убиваю, питаясь. Это все.
- Докажи, - с вызовом произнес Мартенсон. - Помоги довести дело до конца.
- Постоять спокойно, пока ты меня не пристрелишь?
Мартенсон стиснул зубы, но выдержал мой взгляд.
- Помоги найти настоящего убийцу.
Я усмехнулся, высоко обнажая клык. Искренней усмешкой можно скрыть практически все, даже искреннее облегчение. Живя в часе езды от Голливуда пора бы уже и знать, что простые американские копы – энтузиасты своего дела, и всегда продолжают расследование на свой страх и риск. Восполнять недостатки друг друга… Делить сутки надвое каждый согласно своей природе… Память услужливо подбрасывала все новые и новые варианты сотрудничества вампира и смертного детектива – настолько избитый сюжет, что уже кажется единственно правильным вариантом развития событий. Я обнаружил, что, как ни стараюсь удержать в себе неприязнь к Реджинальду Мартенсону, она постепенно иссякает. Дело ли в моей вине перед ним, или в том, что мы жаждем одного и того же – прекращения жутких убийств? Вообще-то, если бы я был режиссером текущих событий, я выбрал бы ему в напарники Виту, у Виты с ним больше общего. Они оба взяли неверный след и оба ошибочно вышли на меня. Хм… Получается, и мне в этом воображаемом фильме досталась бы неплохая роль… Ну уж нет! На всего лишь неплохую я ни за что не соглашусь!
- Что тебе известно?
Вместо ответа он достал из кармана сложенный вчетверо листок, встряхнул, чтобы он развернулся. Я подавил нервный смех – ксерокопия моего рисунка. Да уж, распространили так распространили…
- Я искал среди живых, но встреча с тобой убедила, насколько ограничен такой подход. И тогда я поискал среди мертвых. – Продолжая держать ксерокопию, он сунул другую руку в другой карман и извлек фото. Сердце защемило странное неидентифицируемое чувство. Улыбающаяся девушка на снимке не была вампиром. Черт возьми, она даже готом не была! Однако не оставалось сомнений – на обоих бумажных носителях одно и то же лицо. Я потянулся к фото, но Мартенсон отдернул руку.
Улыбка, в которую эволюционировала моя усмешка, деградировала обратно.
- Я не стану менять Беатрис Дюшар на ее фотографию. – Назвав имя, я наглядно продемонстрировал, что ничего нового он мне не сообщил.
- Я и не рассчитывал. У меня другой выкуп. Убийца людей на убийцу вампиров – как считаешь, адекватный обмен? С учетом вашей высокомерной уверенности в превосходстве, я даже переплачиваю.
- Говори, - потребовал я, набрасывая на нас обоих покров невидимости, раньше надо было, конечно.
- Пойдем со мной, - ухмыльнулся Мартенсон.
Я вздохнул, медленно возвращаясь с небес на землю.
- Тебе ее не отдадут. Это не от меня зависит. – Я осекся, поняв, что мог и соврать, ведь Мартенсон не вампир. Но он удивил меня.
- Я и не требую. Верю, вы сами с ней разберетесь.
- Чего же тогда ты хочешь? – спросил я, окончательно перестав его понимать.
- Когда Беатрис будет схвачена – устрой нашу встречу. Хочу посмотреть ей в глаза.
- Думаю, что могу это обещать, - кивнул я.
Да, наверное, могу. Если задуманное удастся, вамп – сообщество вздохнет свободно. Тогда я открою, кто оказал неоценимую помощь. Не сомневаюсь, Винсент может устроить и так, чтобы Мартенсона восстановили в полиции. Откажется Винсент – пойду к Фернандо Аррива. Благо, дорогу знаю.
- Пойдем. Не здесь же. – И Мартенсон сбежал по ступенькам.
Я задержался, на мгновение поддавшись страху. Он позвал меня. Теми же словами, которыми я зову свои жертвы. Потом от сердца отлегло. А какими еще словами можно звать? Так или иначе, я вернусь в клуб. И только мне выбирать как. Сейчас, жалким истериком, расклеившимся на глазах у всего клана, или чуть позже, тем же истериком, но с неслабым козырем в рукаве – ключом к убежищу главного врага Вамп-сообщества. Мартенсон, заметив, что я никуда не тороплюсь, выжидательно закурил, а совсем рядом, в «Welcome», объятый иным, ароматным, цветным от вспышек дымом, закрыв глаза и страстно обнимая микрофон, Шейн пел любимую песню Медузы.
В любом выборе всегда только доля выбора.
- Погаси сигарету, дышать нечем!
Мартенсон не стал спорить, снайперски порадовал зев ближайшей урны смятым окурком. Отошли мы недалеко. В парк, так тесно связавший нас уже дважды, заходить не стали. В тени, у обочины был припаркован внедорожник невнятной расцветки. Номера были заляпаны грязью, причем видно, что не специально. Если бы детектив не открыл дверцу своим ключом, я бы ни за что не подумал, что это его машина. Но он открыл и достал из бардачка моток веревки.
- Ты не мог бы свести руки за спиной, - еще больше ошарашил он меня. Не столько просьбой, сколько искренним предположением, что я не буду против.
- Это еще зачем?
- Как только я назову имя, то больше не буду тебе нужен. Я должен быть уверен, что у меня будет время захлопнуть дверь и нажать на газ прежде, чем ты освободишься.
Я уже открыл рот, собираясь деликатно намекнуть ему, как будет лучше распорядиться этой веревкой, употребив по непрямому назначению мыло и ближайший светофор. Слишком часто в последнее время меня сковывают или связывают, а я вовсе не поклонник таких вещей. Деликатно не получилось. Голод, обманутый в самых лучших ожиданиях, стукнулся изнутри шипастым кастетом, да так требовательно, что я оскалился от боли. Голоду не объяснишь, для чего мы уединились тут под сводом мрака. А Мартенсону, в свою очередь, никто не объяснил, какого хрена я скалюсь. Он отшатнулся, шаря по бедру в поисках несуществующего пистолета, и страх в его глазах все решил за меня. С наручниками ты управлялся ловчее, приятель.
Я попробовал пошевелить руками, но тут же был замечен:
- Не рви раньше времени. Не договоримся.
Я огляделся по сторонам, но причин для зарождающегося беспокойства не увидел. Многочисленные автомобили проносились совсем близко, но плененная флора парка, до некоторых пределов сдерживаемая чугунной изгородью, выше фигурных зубцов взрывалась зеленым безумием. Колышущиеся, ветвистые тени укрывали не только нас, но и в значительной степени джип. Многие думают, что Лос-Анжелес – это в основном пальмы. Неправда. У нас и нормальные деревья есть.
- А вот это, факт, уже чересчур! - Я едва успел выскочить из петли, захлестнувшей щиколотки.
Мартенсон нахмурился, свивая и развивая свободный конец веревки жестом начинающего вымогателя.
- Если все еще хочешь услышать имя - сделай одолжение, стой спокойно.
- Да не стану я на тебя бросаться, даже если вновь назовешь мое!
Он подумал.
- Подари мне чуть больше уверенности.
Ворсистая удавка вновь обернулась вокруг моих лодыжек, крепко затянулась прямо поверх сапог. Нет, конечно, я чувствовал, что веду себя по-идиотски, но то, что вытворял бывший детектив, еще больше отдавало клиникой. Если я в мгновение ока разорвал наручники, неужели же буду долго возиться с веревкой? Право же, если бы я и впрямь был так опасен, ему стоило заранее завести машину.
К тому времени, как Мартенсон смотал и убрал остатки веревки, у меня окончательно испортилось настроение. Страх – альтернативный источник питания Винсента, но это как надо надавить на человека, чтобы из, пусть и не совсем удачливого, но отважного служителя закона он превратился в совершеннейшего параноика? Вспомнилось тусклое золото значка в моих руках. Блеклое, пасмурное солнце, которого, впрочем, хватит испепелить неосторожного вампира.
В претензии изобразить непринужденную позу я прислонился к изгороди, по-прежнему не спуская с детектива глаз. Хотя если то, чем он дважды отрезал веревку, под лопатку не воткнулось… Получается, паранойя заразна?
Мотор взрычал разбуженным динозавром. Дверь джипа осталась открытой. Нет, все-таки соображает.
- Имя, - связанный, я терпением не отличаюсь. – Солнце ждать не будет, и я не намерен.
Мартенсон выкусил из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой. Трепетный лепесток чистейшей и опаснейшей из стихий на мгновение озарил его сосредоточенное лицо. Я наконец-то сообразил, к чему этот фарс. Мой голод уже не настаивал на конкретно этой крови. Глубоко затянувшись, бывший коп выдохнул мне в лицо вместе с клочьями сизого дыма:
- Александр Кёрч.
Пару секунд я просто тупо хлопал посеребренными ресницами. Потом все-таки кашлянул и рассмеялся, как не смеялся уже давно. Взахлеб. Даже забыл о коварных планах откусить и выплюнуть тлеющий кончик сигареты быстрее, чем он успеет подумать: «А Минздрав предупреждал».
- Тоже мне тайна! Это имя известно каждому! Если бы ты знал, где его найти – другое дело, но… Нет, это невозможно!
Все еще смеясь, я попытался развести руки. Веревка оказалась прочнее, чем я думал, пришлось изо всех сил напрячь мышцы. Путы врезались в кожу…
Что?!
Я рванулся так, что кости выгнулись на излом. Веревка не поддавалась! Страх, настоящий первобытный ужас сковал мое сердце второй раз за ночь. Этого не может быть! Я не настолько обессилел от голода. Не настолько же! Я присел, скорее, сполз по решетке и ощупал узел на ногах. Узел был незнаком и от моих манипуляций только сильнее затягивался. Максимум, что мне удалось - просунуть кончики пальцев под веревку и потянуть. Волокна кусаче впились в кожу, но ни на миллиметр не уступили пространства.
- Трон Люцифера, из чего эти путы?
- Мне сказали, из шерсти вервольфа, - с интересом взирая на мои конвульсии, отозвался Мартенсон. - Не знаю, что имеется в виду, но если работает…
- Кто сказал? – перебил я, не оставляя попыток освободиться, в панике не осознавая, как на самом деле не хочу услышать ответ. Продолжая тянуть, я дернул одну ногу вперед, другую на себя. Но даже склизкие от крови веревки не стали податливей.
- Я знаю, где найти Александра Кёрча, - тихо, ужасающе спокойно произнес Мартенсон, после чего наклонился, вытащил из моего кармана телефон и, размахнувшись, швырнул его через изгородь прямо в покачивающиеся на ветру кроны.
Я замер в неподвижности, отвергая реальность мира, который отверг меня. Я молча смотрел в серые глаза Мартенсона, отказываясь признавать крах последней надежды. Как он узнал, что в темноте, за спиной, через плотную ткань брюк, скользкими онемевшими пальцами я пытаюсь набрать номер?
Только когда он схватил меня за ноги и поволок к машине, я опомнился и закричал:
- Постой! Не делай этого! Обещаю, я устрою так, что тебя восстановят в полиции!
- Спасибо, обойдусь. Полиция в руках вампиров. Я слишком близко подобрался к разгадке вашей тайны, и меня вышвырнули вон. Я просто делал свою работу, а меня вышвырнули вон за то, что я делал ее слишком хорошо. Но теперь это уже не имеет значения. Я в команде рангом покруче, а ты – мой вступительный экзамен.
- Экзамен? Я???
- Не обязательно ты, но других я не знаю.
- Что значит не знаешь? У тебя фото Беатрис Дюшар!
Он выпустил мои ноги и открыл багажник.
- Тогда в парке не было никакой Беатрис. Были только ты и та девушка. И чисто случайно я. Все вы убийцы. И мне безразлично, кого обезвредить первым.
- Развяжи!!!
- С какой стати?
- Ты обманул меня!
- А разве вы охотитесь не также?
Я вновь попытался разорвать веревку, а когда руки бывшего детектива схватили меня поперек пояса, дернулся изо всех сил так, что вырвался, не рассчитал и ударился головой о поворотник. Кое-как сфокусировав взгляд на трещинах в окровавленном стекле, я пришел к выводу, что голова – тоже оружие, если ей распорядиться правильно. Я уже хотел развернуться, чтобы проверить, так ли крепче Мартенсон, чем его машина, но тут голубая вспышка с треском разорвала темноту. Я заскрежетал зубами, выгибаясь дугой и сползая по грязному боку внедорожника, не сразу сообразив, что произошло. Ноющие от напряжения мышцы расслабились, в воздухе контрастно запахло озоном и гарью. Мартенсон схватил меня за шиворот и перевалил в воняющую маслом глубину багажника, туда же следом забросил мои ноги. Машина закачалась под тяжестью. Я свернулся калачиком, тщательно огибая все железки, которые он не потрудился вытащить, и только и смог прошептать «Не надо», когда иглы электрошокера вонзились под нижнюю челюсть. «Пока ничто нас не убьет, Грэйс». Я так и не поблагодарил Корвина. Предупреждающей вспышки на сей раз не было. Жгучая, нестерпимая, ослепительная боль выстрелила прямо в мозг, и до всего остального мира мне стало как-то не.
Сознание вернулось незадолго до рассвета. Не знаю, сколько раз разрядил в меня аккумулятор Мартенсон уже после того, как я перестал что-либо чувствовать, но просчитался он не намного. Возникла вялая мысль протащить руки через ноги и попытаться перегрызть путы, но мышцы верхней части тела за исключением слабо подергивающейся сердечной, отказывались повиноваться. Я не мог пошевелить руками, не мог повернуть голову, не мог даже сомкнуть челюсти, изо рта, противно скапливаясь под щекой, шла слюна. Я подозревал, что можно попытаться выбить дверцу багажника ногами, но ясно чувствовал, что где-то близко, на горизонте, дрожит в предвкушении солнце, и единственная моя защита на ближайшие десять часов – вот эта движущаяся в неизвестном направлении четырехнесчитаязапаскиколесная коробка.
Часть четвертая.
Абсолютный Аутсайдер.
45
Я проснулся. Открывать глаза не хотелось. Что-то странное было в моем местоположении в пространстве, будто Земля поменяла ось вращения, а меня и менее глобальные перемены за время сна нервируют.
Вторым ощущением была зверская боль в запястьях, и чтобы усмирить ее, достаточно было прекратить висеть и начать стоять. Цепи тихонько лязгнули. «Цепи, - отметил я. – Не веревка. Готично». Однако радоваться было преждевременно. Даже по лязгу было слышно, что этим цепям самое место между якорем и среднего размера яхтой. Я чувствовал чье-то присутствие рядом, а стремительно всплывающие в памяти события заставляли усомниться, что я прикован к холодной стене в теплом кругу друзей. Если бы я был человеком или хотя бы вурдалаком, я бы сделал вид, что по-прежнему сплю – не гремел цепями, продолжал дышать в том же темпе, но как притвориться тому, кто до пробуждения не дышал вовсе? Так что я перенес вес на пятки и открыл глаза.
Мои сапоги бесследно исчезли, как и носки. Я стоял босиком на каменном полу. Боль в шее казалась столь незначительной по сравнению со всем остальным, что я просто забыл поднять голову.
А когда все же поднял ее - увидел свое будущее.
Будущее было распято напротив, так близко, что будь у меня свободна хотя бы одна рука, я мог бы попытаться разобрать эти седые пряди, свисающие на грудь спутанной паклей. Пробуждающийся было голод отступил, узрев, что торопиться некуда. Вампир был раздет до пояса, но очевидно, уже после того, как прикован. Обрывки некогда белой рубашки свисали с запястий и пояса брюк, державшегося уже, наверное, на одном коэффициенте трения. Предельно истощенное тело покрывало множество незаживающих укусов, руки были растянуты вверх и в стороны так сильно, что каждый взмах обтянутых кожей ребер сопровождался видимым натяжением связок. Вампир дышал, но каждый следующий выдох казался последним.
Я повертел головой, удостоверившись, что с точностью отображаю его позу. Разве что рубашку мою никто пока не тронул. Манжеты задрались, открывая кисти и полностью скрывая кандалы. Туго натянутые цепи крепились к массивным кольцам в стене. Я изо всех сил рванул на себя… Скорее эта ниша свернется в арку. Отдышавшись, я вытер о стену вспотевшие ладони. Да, именно ниша, камерой это помещение два на полтора никак не назовешь. Хамски приоткрытая дверь демонстрировала ничем не примечательный кусок коридора. Где-то мерно капала вода, но непонятная, какая-то подземная акустика не позволяла отыскать источник звука. Комок в горле приобрел кисловатый привкус. Действительно, нет ничего страшнее неизвестности, а единственный источник информации… Неизвестно, способен ли вообще осознавать действительность!
Я уставился прямо перед собой, намереваясь осторожно выяснить: общаемся или так и будем молча болтаться здесь, как две Y-хромосомы? Но тут собрат по несчастью заговорил сам, и, вопреки всем моим ожиданием, голос его оказался четким и осмысленным.
- Винсент, Винсент, значит, ты всерьез взялся за возрождение клана… И что ж так неудачно-то? - вымолвив сие, пленник поднял голову, и челюсть моя отвисла не хуже, чем от воздействия электрошокера. Проклятые Небеса и Святые Огни Преисподней, я начинаю верить в ваше существование! Крайнее истощение выбелило волосы, сожрало мышцы, натянуло лицо на череп, но эти невозможные, экстраготичные глаза с белыми радужками остались прежними!
- Корвин!
Корвин сделал слабую попытку улыбнуться, из треснувшей губы выступила капелька крови, и он слизнул ее, рефлекторно сглатывая, хотя уверен, она впиталась еще в язык.
- Грэйс. Извини, не скажу, что рад тебя видеть.
Я изо всех сил дернул одной рукой, другой, попинал в доступных пределах воздух.
Корвин следил сквозь полуприкрытые веки.
- Бесполезная трата сил. Впрочем, тебе решать. То, что ты делаешь, сократит твою агонию, приблизит смерть. Ты уже выбрал этот путь?
Я тут же прекратил дергаться, жалея, что ссадины на запястьях вновь открылись, а на щиколотках – образовались.
Лицо Корвина исказилось, но тут же расслабилось, лишь расширившиеся зрачки, очень заметные на фоне белых радужек, сигнализировали, что он по-прежнему испытывает боль. Можно было сколь угодно успокаивать себя мыслью, что в таком состоянии приступы начинаются сами по себе, и конкретно этот никак не связан с сочащихся из моих рук и ног кровью…
- Прости, пожалуйста. Я не подумал…
Он не ответил. Я понял, что говорить он может только между приступами. Глядя на него, я напрочь забывал о собственном так и не утоленном со вчера голоде. Корвин вновь уронил голову на грудь, не в силах больше справляться с лицом. Не желая тратить на это силы.
Я вспомнил, как тяжело мне было в то время, когда я не мог питаться, какие способы я выдумывал, чтобы отвлечься, разбросать внимание с вопящего от перенагрузки осязания по другим чувствам. Но ни музыки, ни кино здесь не было. И я стал рассказывать. Обо всем, что случилось со мной после того, как он ушел, оставив на память шрамы, ушибленную челюсть и невыполненное обещание позвонить…
Когда мой собственный приступ прошел, я попробовал с новой строки. По мере того, как главы моей жизни всплывали и вновь возвращались в потревоженную память, дыхание Корвина выравнивалось. Когда я закончил, он смотрел на меня незамутненным взором.
- Спасибо.
- Спасибо тебе, - прошептал я. - Ты спас меня от пытки.
- Теперь-то какая разница? – резонно заметил Корвин. – О чем мне рассказывать, когда тебя придавит?
Я подумал.
- Тебе уже известно, что нас ждет?
Он покачал головой.
- Не та информация, которая успокоит боль.
Я прикрыл глаза, и некоторое время молчал, не уверенный в своем голосе. Винсент, мой Мастер, Джино, моя новая муза, мой красивый наставник, Шейн и Вита – две крайности, две возможности, ни одной из которых мне уже не стать. Что они подумали? Что я решил уйти из клана? Окончательно расклеился и отправился встречать рассвет? Ищут ли меня или окончательно плюнули на такого придурка? Слеза скатилась по щеке щекотной змейкой, и я слизнул ее языком – больше не намерен терять даже такое количество крови. Так попасться… придурок и есть.
- Тогда скажи сейчас, - попросил я, сам удивившись, насколько твердо.
Корвин вздохнул, устало роняя голову на плечо. Грязная паутина волос скрыла половину лица.
- Кларк оказался здесь раньше меня. Он стоял там, где ты сейчас. Просыпаясь, я долго ждал его пробуждения. Я часто задавал себе вопрос, как может Кёрч, сам оставаясь вампиром, осуждать нас за кровопийство. Теперь я знаю как, только вот рассказать смогу немногим. Он питался от нас по очереди. Ночь за ночью, иногда раз в две, в течение долгого времени. До тех пор, пока Кларк не впал в кому. Тогда его расковали, и дальнейшее я только слышал. Знаешь, что такое «Бессонница»?
Я покачал головой.
- Кёрч питается только от пленных вампиров. Когда у него нет вампиров, он не ест вообще. Не опускается ни до донорской, ни до крови животных, как хотя бы единожды каждый из нас. Когда вампир «иссякает», его привязывают к кресту, и один-единственный раз дают кровь, немного, лишь чтобы привести в чувство. Затем вводят в вену сыворотку, лишающую дневного сна и оставляют дожидаться рассвета.
- Сыворотка, лишающая дневного сна? – перебил я. – Это сказал тот, чью ложь ты учуял бы, или тот, кого сознательно ввели в заблуждение, чтобы он верил в то, что говорит?
- Я тоже слабо доверяю словам, - скривился Корвин. - Но Кларку много не требовалось, и остаток препарата ввели мне. Думаю, Кёрч и себе вводит, дабы не пропустить зрелище. Я же только слышал, но мне и этого хватило.
Голод ринулся изнутри жаркой лаской раскаленного тавро. Взамен привычных ледяных игл это было более чем неожиданно. Я подтянулся на цепях и вцепился зубами в собственное плечо. Боль не бесчестье, и все же в присутствии Корвина мне было стыдно ее испытывать. Плевать, что теперь и плечо будет болеть. Зато не закричал.
Корвин прервал свой рассказ и внимательно посмотрел на меня:
- Прежде чем начнешь, подумай, что тебе это даст. Ты все равно не сможешь освободиться. Тебе придется отгрызть вторую, потом согнуться и приняться за ноги. И куда ты такой убежишь?
Я бы рассмеялся над тем, что он себе вообразил, но в тот момент мне было совсем не до смеха. Я выплюнул плечо и долго лизал кровь, пока не перестала течь. Пляшущие перед глазами звезды плавно преображались в кресты. Когда-то я потратил много времени и нервов, избавляясь от въевшегося в подсознание ужаса. Вопреки широко распространЯЕмому заблуждению, - объяснял Джино, - смерть от Солнца для нас предпочтительней настолько, насколько вообще может быть предпочтительной смерть. Вампиры засыпают ДО рассвета, и абсолютно ничего не ощущают.
- Вот как раз это Александра и не устраивало, – объяснял Корвин. Можно было не дожидаться утра, а обойтись обыкновенным огнем, но тогда казнь теряла свой символизм, немаловажный для неокрепших умов послушников. В смерти от огня нет ничего экстраординарного. Ничего такого, что бы однозначно указывало: вот оно – исчадье ада! Даже Солнце, дарующее силу всему живому на Земле, не терпит его присутствия…
К вечеру того же дня привели Элайзу. Я так и не спал, когда она проснулась и стала пытаться вырваться. Элайза держалась почти месяц, но и ее в конце концов постигла участь Кларка. А Родриго сожгли вчера.
Заметив, что сам невольно натягивает цепи, Корвин расслабился, замолчал, хмуро уставясь в угол. Молчал и я. За время его рассказа кандалы моих предшественников стали ощутимо тяжелее.
- Если вас кусали по очереди, почему ты так долго держишься?
Корвин застыл, явно ожидая какой угодно интонации, только не обвинительной. Потом, насколько позволяли оковы, пожал плечами:
- Может, потому, что я старше?
Я быстро взглянул на него. Да, вопрос был некорректен, признаю. Задав его, я тут же пожалел, и отвечать было необязательно. Но Корвин зачем-то ответил, и вот это-то меня насторожило. Он так и не поднял глаз, хотя, по идее, должен был испепелить меня взглядом как минимум в переносном смысле.
- Почему после каждого моего приступа ты чувствуешь себя лучше? Я после твоих не чувствую!
Корвин выгнул брови, все так же пристально всматриваясь в никуда.
- Извини, конкретно это я не могу контролировать. Мы слишком близко друг от друга.
- Так, - произнес я некоторое время спустя. - Посмотри на меня.
Корвин не шелохнулся. Его голова бессильно покоилась на плече, сухожилия противоположной руки натянулись так, что едва не скрипели, и все же глаза сквозь спутанную гриву волос блестели подозрительно живо.
- Посмотри, - повторил я. – У меня на подходе третий приступ, у тебя же был только один. Кажется, я имею право настаивать.
И он посмотрел, и сердце замерло в моей груди, не видя смысла продолжать. Сквозь яркие льдинки невероятных глаз протаяла серая инеистая пустота, пустота Абсолюта, пустота Истинной Смерти.
Я сглотнул.
- Ты переживешь и меня, и многих других, потому что наша боль поддерживает в тебе силы. Ты Нахтцерер.
Поняв, что только что соотнес себя с мертвыми вампирами, я содрогнулся.
Корвин смотрел на меня своими необычными, но уже не пустыми глазами.
- Не преувеличивай, и у меня есть предел, и он близко.
Молчание длилось долго. Осознание. Переоценка. Гнев. Получается, я умираю быстрее, потому что рядом он? Успокоение. И Мартенсон будет стоять и спокойно смотреть, как меня сжигают?
- Но ты же Кейн.
Корвин вздохнул, оттирая волосы с лица о плечо. Выходило не очень.
- О своем родстве с Кейн я узнал, когда мы с Фернандо приехали в Лос-Анжелес. Согласно этикету каждый из местных Мастеров принес в дар Властителю по глотку своей крови. От имени Аррива подношение принимал Фернандо. От имени Нахтцерер – я.
Озарение вспыхнуло в моем мозгу парой сотен объясняющих друг друга несостыковок.
- Так это ты – бывший глава клана Нахтцерер?!
Корвин сардонически усмехнулся, но кивнул.
Я повернул голову, прижавшись виском к холодным камням.
- Час от часу не легче. Тебя взяли еще до моей идентификации… Когда же ты успел замолвить за меня слово перед Эдвардом?
- Сразу после того, как выдворил тебя с его территории.
Я озадаченно покачал головой. Стрикс напомнил о себе легкими касаниями. А вот ошейник сняли. Не хочется думать зачем, когда есть более насущные темы – узнать как можно больше перед смертью.
- Принц Нахтцерер… - Я еще раз повторил про себя. - Неужели Зов Крови оказался настолько силен, что ты согласился променять столь высокий статус на вассальную зависимость от проигравшего претендента на трон? Ты по своей воле ушел?
- С тех пор, как я вкусил крови Эдварда, я уже не знал, где моя воля. Когда общими усилиями мы восстановили мою генеалогическую цепочку, она оказалась чрезвычайно короткой.
Я не стал спрашивать, как так получилось. Ну не мне об этом спрашивать.
- Но ты давал Клятву Верности! Вы с Фернандо правили бок о бок всем Сообществом Вампиров в течение многих лет, - должны были изучить друг друга от и до. Он не мог не распознать отсутствие логики в твоих действиях, и так просто тебя отпустил?
Корвин расхохотался, ежесекундно слизывая выступающую из трещин губ кровь.
- Принц дал мне время до рассвета, чтобы я собрал вещи.
И я вдруг понял, почему Вита порой идет наперекор Винсенту, а Шейн не может. Кровные Узы для нее – понятие столь же абстрактное, как и для Александра Кёрча! Как и для меня, если уж на то пошло…
- Злишься на Эдварда? – спросил я, когда горький смех стих, сменившись мученической улыбкой-оскалом.
- Раньше злился, и эта злость привела меня сюда. Теперь я понимаю, Эдвард заменил мою волю своей, чтобы защитить. Еще ни один Нахтцерер не дожил до трансформации. Тем печальнее праздновать ее в такой… обстановке.
- Не понял, - не понял я.
- Я имаго, - сказал он просто. – Эдвард больше не властен надо мной. Я покинул клан Кейн.
Пауза затянулась. Надолго. Что-то мерцало в глазах Корвина, что-то опасное. Я вдруг увидел его таким, каким он был, когда понял, что им манипулировали.
- И вспомнил о прежних целях, - пришлось сказать мне, потому что он так и не произнес ничего. - Не мог вернуться к Нахтцерер, но стал уничтожать охотников, как раньше.
- Раньше? – прорычал Корвин, вперив в меня горящий взор, - Раньше было просто. Люди охотились на нас с крестами и чесноком, а встретившись взглядом, бросали все это барахло наземь и сами подставляли шею. Но Принц Винсент счел это слишком скучным и обратил во Тьму главу «Хеллсинг»! Теперь они вооружены не хуже нас и, ах какая досада, устойчивы к гипнозу. Из одной только ненависти к Вайс мне следовало догадаться, что не стоит пить кровь Эдварда!
- Не надо так, - попросил я.
- Как? – поднял бровь Корвин, и я понял, что он снова во власти приступа.
Мой не заставил себя ждать.
- То есть ты не стал бы помогать мне тогда, если бы знал, что я Вайс?
Корвин проигнорировал мой вопрос, рыча сквозь удлинившиеся зубы:
- Фернандо считает, что Винсент заплатил сполна, что кара, которую наложили, справедлива. Чушь собачья! Кровь одного не смоет крови тысяч!
- Кровь? – насторожился я. – Мне он сказал лишь об ограничении права на обращение.
- Да ты что? – поднял брови Кейн. – Интересно почему? Неужели он умолчал, как его волокли по ступеням собственного замка? Как привязали к кресту, который он сколотил для Кёрча и молотом раздробили суставы рук и ног? Действительно, весьма странно, что он не заострил на этом внимание.
- Тебе-то откуда это известно? – вызверился я. – Тебя еще на свете не было!
- Все об этом знают, - злорадно ощерился он. – И я уже был во Тьме!
Ярость проснулась во мне, вскипела и выплеснулась, бросилась вперед, шипя и клацая клыками.
- Если бы не эти цепи - вырвал бы тебе горло!
- Оу, как мне повезло, что ты в цепях. Меня гораздо больше прельщает костер!
Некоторое время я просто не мог ответить – боль стала слишком сильна. А когда отступила, я медленно выдохнул и усилием воли забыл все язвительные слова, готовые слететь с языка. Так мы израсходуем всю жизненную энергию в считанные часы.
- Корвин, что происходит? Винсент и Эдвард враждуют, и их кровь, текущая в наших венах, заставляет нас грызться?
Нахтцерер оценивающе посмотрел на меня.
- Следуя твоей логике, у тебя должны сложиться неплохие отношения с Кёрчем.
Самообладание – хорошая штука. И, как все хорошее, очень быстро заканчивается.
- Да кто бы говорил?! Я подыхаю тут быстрее оттого, что ты пируешь на моей боли! Вы с Александром осушите меня на брудершафт, как высосали уже троих!
Корвин открыл рот, чтобы ответить, но тут вертикальная щель приоткрытой двери озарилась светом. Мы мгновенно прекратили грызню. Шаги приближались. Свет ярчал.
- Двое, - определил я.
- Трое, - поправил Корвин, с ненавистью глядя на дверь.
Я ожидал скрипа, но дверь отворилась бесшумно. Неслышно ступал и вошедший.
Я сразу узнал его. Нет, видел впервые, но сомнений не возникло - это он будет питаться от нас по-очереди. Как-то я не спросил, чья сейчас очередь.
Высокий, худощавый, длинные волосы с проседью стянуты в хвост – из-за постоянного голода Кёрч казался старше, чем должен был быть, но именно таким, как я его себе представлял. Ниспадающее черное одеяние чем-то напоминало сутану, но сутаной не являлось, предоставляя гораздо больше свободы движениям. Взгляд алых глаз задержался на мне мгновение, не больше, но я успел понять истинную причину предвзятой ненависти ко мне Вамп – сообщества. Александр прикрыл за собой дверь, на сей раз плотно, отсекая и свет. Я почувствовал, как зрачки расширяются, заново приспосабливаясь к темноте.
Незаконный потомок Винсента. Мой незаконный предок. С минуту он рассматривал Корвина с отрешенным интересом, словно паук, решающий, достаточно ли разложилась муха.
- Думаю, сегодня наша последняя встреча, - прошелестел его бесцветный голос.
- Что, так конкретно проголодался, ублюдок Вайс? – сузил глаза Корвин, безошибочно своим нахтцерерским чутьем выискивая то, что слышать всего больнее. Теперь, когда оно направлено не против меня, я это видел.
От меня не укрылось и как напряглась спина Александра при одном только упоминании клана Винсента.
Молниеносным движением он оказался между нами. Хвост серых волос хлестнул по моему лицу, когда мелькнула рука, и Корвин отвернулся в профиль. Ни звука не вырвалось из его рта, но щедрым потоком потекла, заливая плечо и грудь почти черная вампирская кровь. Миг Александр наслаждался этим зрелищем, слизывая с кулака, как дикий, но аккуратный зверь. Потом шагнул вперед и впился зубами в открывшуюся шею. Корвин пытался сопротивляться, но Кёрч придавил его голову к стене так до конца и не вылизанной рукой. Наследник Эдварда смотрел на меня поверх плеча своего истязателя одним стекленеющим глазом. Потом веко его закрылось, кулаки расправились.
Александр с отвращением выпустил голову вампира, и она мотнулась, упав на грудь.
Некоторое время он постоял, молча, прикрыв глаза. Потом словно очнулся и отступил к двери. Колеблющийся свет факела ворвался в камеру, наполняя жизнью цвета смерти. Двое с крестами на груди выжидательно смотрели на своего патрона.
- Проверь, - тихо приказал Александр, и отошел в сторону, ногтем вытаскивая из зубов седой волос. Один из его помощников встал напротив Корвина и наклонил голову, снимая с себя крест. Я скривился от отвращения и вжался в стену, когда охотник расправил цепочку и надел вампиру на шею. Нахтцерер не пошевелился. Сквозь прищуренные веки я в ужасе смотрел, как расползается по костлявой неподвижной груди черное пятно.
Кёрч тоже наблюдал и никакого беспокойства при виде распятия не проявлял.
- Достаточно, - наконец, произнес он. – Расковать.
Второй смертный светил первому факелом. Негромкий скрежет - и освобожденная рука Корвина упала, колени подогнулись. Перед моим мысленным взором пронеслось несколько вариантов развития событий, в финале каждого из которых Кёрч и два его помощника оказывались мертвы. Проблема не в том, что слишком много факторов сводили на нет вероятность успеха. Проблема в том, что для достижения хотя бы этой вероятности это моя одна рука должна была быть свободной. Я напряг мышцы, кандалы резче впились в плоть. Свихнуться можно - я обвинил Корвина в том, что он будет жить дольше! Это самое мерзкое, что я сделал в жизни. Я чувствовал это, допускал, что неправ, но понятия не имел, насколько! Корвин съехал по стене, упал набок, и никто его не подхватил, оберегая от удара головой. Конечно, он ничего не почувствовал, и все же мне было больно видеть это и слышать.
- Это так ты платишь за Вечность, дарованную тебе? – Мой голос в тишине прозвучал с мертвенной отчетливостью. - Ты сбросил оковы времени для чего? Чтобы пожирать себе подобных?
Александр развернулся ко мне всем корпусом. Молчаливый приказ – и стражник, держащий факел, двинулся ко мне. Я отшатнулся, насколько мог, в смысле остался стоять, где стоял. Рубашка приклеилась к спине. Ну и где оно, хваленое хеллсингское умение скрывать свои мысли? Я не упоминал, что боюсь огня? Самое время.
Но Кёрч выхватил факел прежде, чем пламя коснулось моей босой ступни.
- Успеется.
Я расслабил поджатые пальцы.
Кивнув, стражник снял с пояса резиновую дубинку. Широкий замах - и я еще успел подумать: в сравнении с огнем это так, легкий дискомфорт. А потом нелепый в этом средневековом интерьере девайс вязко обернул мои ребра. Я задохнулся от боли.
- Еще? – спросил человек.
Я замотал головой, в панике не соображая, что спрашивают не у меня.
Кёрч кивнул. На сей раз я не сдержал крика. В глазах потемнело. Следующие один за другим спазмы принуждали меня согнуться, но цепи не позволяли. Плохо, очень плохо, что я по-прежнему думал: в сравнении с огнем это так, легкий дискомфорт.
Когда в глазах прояснилось, я увидел, что Корвина расковали, и все присутствующие потеряли ко мне интерес.
И вдруг я понял, что делать. Столь ясно, что закружилась голова.
- И всего-то? – громко, лениво произнес я.
Кёрч и стражник с дубинкой повернулись ко мне одновременно.
Я все еще дышал поверхностно и часто, но ухмыльнулся одним клыком так презрительно, как только я умею.
Смертный шагнул вперед, но Александр преградил ему путь.
- Оставь. Он просто еще надеется. Это пройдет.
«Повтори то же самое, когда я плюну тебе в лицо!» - подумал я, лихорадочно изыскивая влагу в пересохшем рту.
И вдруг стало светлее, тени на полу и стенах задрожали и раздвоились. Лицо Кёрча потемнело, потому что за головой его разгорался самый настоящий нимб! От неожиданности я проглотил все, чем собирался воспользоваться - «Ни фига себе!» - прежде чем понял - светится крест, все еще надетый на шею Корвина. И понял я это в тот самый момент, когда Кейн сдернул его с себя и отшвырнул в угол. Цепочка порвалась, так как зубы вампира уже орудовали в шее освободившего его смертного, и покидать ее достаточных причин не находили. Кёрч и второй стражник, бросившиеся к нему одновременно, оказались причиной недостаточной. Узрев, что происходящее перестало быть секретом, вампир перестал зажимать человеку рот, и сам не сдержал стона. Глаза стали дикими, эйфория от столь давно вожделенной крови затмила разум, предоставив телу реагировать на автомате. И веками тренированное тело упивалось свободой! Едва утвердившись на ногах, Корвин выбросил одну вперед – и бивший меня стражник врезался в меня спиной, так быстро съехав вниз, что зубы мои щелкнули в миллиметре от его шеи. Я взвыл от досады, провожая несостоявшуюся добычу взглядом, и только краешком зацепил, как костлявое предплечье с обрывком рукава отбивает факел. Зато отчетливо видел, как поскользнулся на выкатившейся из пальцев помощника дубинке, Александр Кёрч. Ступня Корвина не позволила ему упасть – взлетела, подбив нижнюю челюсть так, что у смертного неминуемо оторвалась бы голова. Александр же только клацнул зубами и отшагнул, прогибаясь в позвоночнике. Он мгновенно восстановил равновесие и вновь замахнулся факелом, но его движение подтолкнуло ко мне оглушенного стражника. Я по-прежнему не мог дотянуться до вкусной шеи зубами, но дотянулся ступней. И нажал, растирая по полу. И с дикой, безумной радостью ощутил, как трещат, отделяясь друг от друга позвонки!
Не думаю, что отношения этих двух охотников были столь близки, что они мечтали встретить смерть одновременно. Но если вдруг да, то Бог есть.
Увидев, что убить человека наиболее приятным способом не успеет, Корвин вгрызся глубже и рванул на себя. После чего разжал пальцы, и конвульсивно дергающееся тело рухнуло к его ногам. Кёрч закричал так, словно это ему горло вырвали. Беззвучно. Корвин хрипло расхохотался ему в лицо, и клок окровавленного мяса с какими-то дрожащими трубками вывалился из его рта. Теперь, когда обе его руки были свободны, он поймал опускающийся сверху факел и, неуловимым движением вывернув из рук инквизитора, отбросил прочь. Факел зашипел, прокатившись по крови, и погас. Я задрожал от ощущения цепляющих в темноте когтей. Чьих – уже не узнать. Когда мои зрачки приспособились, двое бессмертных катались по трупам, брызжа слюной сквозь выпущенные на максимум клыки. Конечности мелькали со страшной скоростью, нанося удары, зачерпывая и раздирая плоть. То один, то другой оказывался сверху, но на голой спине Корвина кровь была заметней. Это, да еще то, что я видел ее все реже и непродолжительней, заставляло меня в бессилии стискивать кулаки. Корвин был истощен. Он подпитался, но недостаточно. Пока все решала скорость и реакция, я мог испытывать иллюзии, но когда они сцепились… Корвин вновь оказался внизу. Он держал руки Кёрча, из последних сил не подпуская к своему горлу, но пальцы его скользили, локти дрожали. Он высоко взбрыкнул тазом, но Кёрч не только удержался, но и высвободил одну руку. Вскинувшись, словно всадник в седле, он ударил наотмашь, и кровь Кейн плеснула по моим ступням дугой. Я должен был что-то предпринять, просто обязан был. Не потому, что имел возможность, а потому, что не имел возможности бездействовать. Я уже жалел, что факел погас и упал далеко. Я сделал единственное, что мне было доступно – снова вгрызся зубами в плечо. Только на этот раз не пытался терпеть. Впервые в жизни я приветствовал боль, медитировал на нее, пытался постичь каждый оттенок укуса с позиции не хищника, но жертвы. Как натягивается и вдруг рвется кожа, как расходятся под режущими кромками клыков тугие волокна мышц. Как брызжет из порванных капилляров жгучая лава, изливаясь в глубокие, еще глубже, каньоны ран.
Корвин вдохнул так, словно до этого не дышал вообще. И, резко выгнувшись, сбросил с себя Александра. Кёрч ударился об пол плечами, но голову прижал к подбородку, защищая горло. Только никто не претендовал на его горло. Кейн схватил забытый у стены факел и, не глядя, чудовищным ударом расщепил об пол. Я сомневался, что факел из осины, но Корвин, очевидно, нет. То, что осталось в руке, он занес над поверженным противником, целясь в сердце. И тут дверь, распахнувшаяся от удара ноги, ударила его в спину! Кол воткнулся, пронзив ладонь Кёрча, пришпилив ее к груди, но воткнулся не так. Александр закричал, от боли не осознавая, что дверь сбила прицел. Кровь вспенилась на его губах, и из-под ладони тоже.
Тут же камеру заполнили живые. Из-за мертвых и немертвых им было не подступиться, и большая часть стражи осталась в коридоре. Те же, что подоспели первыми, повисли на руках Нахтцерер, заломили за спину, полностью обездвижив, вцепились в волосы. Один имаго против всего лишь четверых смертных? Один предельно истощенный имаго против четверых тренированных смертных. Кто-то подобрал валяющийся в углу крест, и он вспыхнул, наполненный верой, в дюйме от глаз Корвина. Это должно было быть больно. Это и было больно. Даже Кёрчу, судя по тому, как проворно он выбрался из-под Кейна. Обнаружив, что сердце по-прежнему функционирует, он оттолкнул стражника с крестом и ударил Корвина кулаком в зубы с такой силой и злобой, которую никогда не ожидаешь от человека в сутане. Один раз, другой, третий. От души. Прижатая к груди ладонь с торчащим из нее куском дерева усиливала это впечатление. Но даже с разбитыми костями лица Корвин не прекращал хохотать.
- Что ж, ты сам выбрал свою судьбу! – прошипел инквизитор и двумя быстрыми взмахами когтей вскрыл артерии с обеих сторон его шеи. Не было ожидаемых фонтанов – кровь потекла медленной густой лавой. Я видел, как сократились и расслабились мышцы шеи Корвина, но голова не поникла – его все еще держали за волосы. Глаза его закрылись, смех стих, но улыбка осталась. Сочащаяся кровью, безо всех передних зубов и одного клыка, но по-прежнему не менее узнаваемая, чем Великая Пустота в глазах. Улыбка Нахтцерер.
Охотники расступились. Кёрч тоже отошел назад, с каменным выражением лица расшатывая торчащий в груди и руке обломок факела. От помощи своих присных он отказался. Корвин стоял на коленях, удерживаемый только за волосы. Я понял, что теряю сознание, не от боли, но от ощущения, когда под клыками заскрипели сухожилия - я все еще грыз плечо. Умом я понимал, что больше не могу помочь Корвину - крови в его теле не хватит на то, чтобы запустить сердце. И все равно остановился лишь тогда, когда один из крестоносцев поднял Корвина на руки, и вынес наружу. По тому, как он сделал это, я понял, каким легким было тело вампира. Остальные занялись трупами. Всё молча. Не верилось, но схватка заняла считанные секунды - убитый Корвином все еще брызгал фонтанами крови. «Мой» выглядел не в пример аккуратнее.
Сдавленный выдох привлек мое внимание, и я воззрился на последнего оставшегося в камере. Лицо Александра Кёрча было таким же серым, как растрепанный хвост волос, дыра на сутане выглядела внушительной, правой ладони просто не было. Почувствовав мой взгляд, охотник поднял свой. Окровавленная деревяшка выскользнула из дрожащих пальцев.
- Мне придется сегодня вернуться. – И дверь за ним захлопнулась.
На полу осталась лужа крови с бугорками мяса, щепок и мелких костей. Я решил, что ей предоставили высыхать, истязая меня запахом, но вскоре пришел человек с ведром и тряпкой и все убрал.
Я вновь остался один. Плечо зажило бесследно, но муки голода стали воистину чудовищны. Организм впал в панику от моих ментальных экспериментов и пожирал сам себя только чтобы быстрее заживить этот несчастный укус.
Я снова и снова прокручивал в памяти произошедшее, ища, что было сделано не так. И не находил. Ошибкой было разве что надеяться. Корвин знал это. Он вовсе не думал остаться в живых и освободить меня, он просто хотел умереть не напрасно. И это почти получилось.
Я вдруг понял, что до сей минуты так до конца и не верил в то, что умру. Еще вчера я сидел вместе с Джино в «Welcome» в ожидании концерта Шейна, а все дальнейшее случилось так быстро, что как следует не уложилось в памяти. То, что я встретил здесь Корвина, удивило, отвлекло и даже слегка ободрило. Я втайне надеялся, что мне не долго здесь находиться, или наоборот, очень долго, а за это время нас найдут. Но вот Корвина нет, а я только что убил человека и единственное, о чем пожалел – что это так и не помогло нам спастись. И еще что я не выпил его, а всего лишь сломал шею. В воспоминании этот процесс длился дольше, чем в реальности. Видел ли Кёрч, как я убил его сподвижника? Шея могла сломаться и от удара Корвина. Цепи заскрежетали от натяжения. Винсент, повелитель страха, ты должен был научить меня, как справляться с ним.
Эта ночь была самой долгой в моей недолгой жизни, и все-таки недостаточно. Я согласен был Вечность провести в цепях, только бы Земля прекратила вращение. Но рассвет приближался, и я заподозрил, что Кёрч забыл обо мне. Ересь. Вампир никогда не забудет поесть. Дверь отворилась, и Александр Кёрч предстал передо мной, один, без сопровождающих. Абсолютный аутсайдер. Изгой мира Тьмы. Однако какое-то облегчение его появление принесло. Никаких шприцев у него с собой не было, я не услышу криков Корвина.
Не размениваясь на слова, Александр приблизился. Одна рука его была на перевязи, но другой он схватил меня за волосы и отогнул голову вбок. Мгновение я чувствовал его дыхание на своей шее, достаточное, чтобы познать всю глубину своего бессилия. А затем я познал всю глубину клыков. Это было больно, но только первые несколько секунд. Потом боль прошла. Мир обернулся траурной рамкой, она становилась все шире, поглощая цвета и контуры. Я слышал, как жадно глотает вампир. Вампир. Всего лишь вампир, как бы он себя не убеждал в обратном. Я уже не видел реальности, воспоминания проносились перед мысленным взором все ярче. Так уже было. Я уже испытывал это страшное, мучительное ощущение, когда покидает жизнь, и холод, злорадный могильный холод вползает взамен, заставляя слабеть и неметь конечности. Она бросила меня в Вечность, нимало не интересуясь, выплыву ли. А я до последнего надеялся, что меня просто учат плавать.
46
Пробуждение было неохотным, вязким. Словно сознание цеплялось за тьму внутреннюю, страшась тьмы внешней. Но только Голод – порождение все-таки внутренней тьмы. Ледяные иглы вытолкнули меня из сна, и сердце сократилось, выталкивая кровь.
Я открыл глаза.
Я лежал в постели, не слишком мягко, но чисто застеленной и без цепей. Серебристый свет косо лился из окна, деля комнату на квадраты. Стол. Письменный, обеденный нам ни к чему. Настольная лампа без абажура. Прозрачные тени жались к углам, словно перегоревшая спираль могла неожиданно вспыхнуть. На единственном в комнате стуле с величайшей скорбью в глазах сидел и держал меня за руку Александр Кёрч.
- Бедное дитя, как жестоко с тобой поступили. Не бойся, боли больше не будет. Ты в безопасности.
Боль была. И имя ей – Голод. А насчет безопасности… Первая мысль пробуждающегося вампира: «Что-нибудь изменилось?» Мы в панике, если ответ положительный, даже если изменения в лучшую сторону. Боюсь, что надеяться на последнее мне сейчас не хватит наивности.
- Корвин, - полузадушено прошептал я, высвобождая руку. – Ты убил его…
Сухой костистый палец коснулся моих губ, приказывая замолчать.
- Не думай о нем. Он заслужил смерть.
Я отполз по кровати и сел, подтягивая за собой одеяло. Под одеялом я был обнажен, свесившиеся на грудь волосы расчесаны. А?!
Александр резко встал и отошел к окну. Гордая посадка головы, надменное лицо, безупречная осанка – никогда не пойму, как другие охотники не распознают в нем вампира. Со страхом и яростью я отмечал произошедшие в его внешности изменения. Складки у глаз и решительно сжатого рта разгладились. Хвост волос потемнел, лишь по вискам еще тянулись седые пряди. Кожа правой ладони плотно обтягивала кости, но двигались эти кости свободно, и я прекрасно чувствовал, за чей счет. Моя одежда обнаружилась на спинке стула, но я не пошевелился, чтобы взять ее. Одеваться при враге – еще хуже, чем раздеваться. Я ткнулся лицом в колени, потерся губами об одеяло, но ощущение, будто на них остались сухие частицы кожи, никуда не исчезло.
- В последнее время я много молился, - вдруг изрек Александр, и я вскинул глаза. Его силуэт сиял в лучах… чего? Новолуние, наилучшая ночь для охоты. К страху и ярости примешалось нечто похожее на благоговение, но оно не имело никакого отношения к окружающему священника нимбу. Просто я подумал: а ведь он легенда в своем роде. Последним вампиром, кто видел его и остался жив, был Винсент пять сотен лет назад.
- Столетия в нечистом облике истощили мою веру, - продолжал он. - О, не в Господа, нет! В себя… Непереносимость солнца и проклятая жажда крови заставили усомниться, а по-прежнему ли чисты мои помыслы? Я просил дать мне силы не оступиться, не превратить вверенную мне миссию в источник удовлетворения своих низменных желаний. И вот появляешься ты – насильственно загубленная душа, такой же, каким я был когда-то.
Он бросился к моей кровати, игнорируя стул, на колени и снова стиснул мою ладонь.
- Ты – тот, кто прислан поддержать меня! Я почувствовал это, когда вкусил твоей крови. Это была ослепительно-яркая вспышка света!
Если бы его исповедь не включала в себя обязательное разламывание моей руки, я бы попросил еще раз, и помедленнее. Что это, если не очередная пытка, призванная воскресить уже умершую надежду, чтобы было что убивать вновь?
- Я видел, что с тобой произошло! – исступленно шептал Кёрч. - Видел в твоих воспоминаниях. Ты любил ее, и все же… Но не вини себя. Впрочем… - Он вдруг умолк, судорожно вдохнул, и по щеке его словно полоснул невидимый клинок - сбежала алая капля. - Мне ли не знать, что все равно будешь…
Я сидел, стиснув зубы, до рези в глазах распахнув веки. Я был потрясен. Дезактивирован, дезориентирован, вынесен за скобки с переменой знака. Я больше не пытался высвободить руку, я дышать избегал, опасаясь нарушить сложившуюся ситуацию. Спасение было настолько же невероятно, насколько логически обоснованно. Я не верю в божественное вмешательство, равно как и в пособничество дьявола, но в тот момент мне показалось, будто что-то непостижимое, то, что раз и навсегда лишило нас Солнца, приравняв кровь к жизни, протянуло из небытия если не руку помощи, то указующий перст. За века собственного существования во Тьме Кёрч досконально изучил вампира как отдельную особь, но по-прежнему ничего не знает о вампирах как социуме! Ему неизвестно ни о мистической связи между создателем и наследником, ни о единстве крови всех членов клана. Он принял вспышку узнавания за божественный знак! И почему мне не хочется блеснуть эрудицией и внести коррективы?
Александр осторожно коснулся щеки, в ужасе воззрился на окровавленные пальцы и вскочил, яростно вытирая лицо. Улучив момент, я спрятал руки под одеяло, и снова замер в неподвижности.
- Я пришел в себя, стискивая в объятиях его истерзанное тело! Я должен был сойти с ума, как только понял, что сотворил, но почему-то этого не случилось. Я рыдал, выл и сыпал проклятиями в адрес вампиров, себя, Бога, который все это допустил, я молил Фабио проснуться, не оставлять меня наедине с этой чудовищной виной.
А Винсент стоял над нами в белоснежных одеждах, - и ни капли крови на нем. Ни капли!
Но это еще не все. Знаешь, что он сделал потом? Он вернул мне утраченную память. Я вспомнил все, каждую секунду, как рвал плоть Фабио зубами, как ломал его кости. Вспомнил, как горяча была кровь, брызнувшая мне в лицо, и как я ловил ее ртом, тоже вспомнил. Фабио кричал, молил о пощаде, звал меня по имени, которое больше не было моим. Постепенно крик его слабел, а глаза тускнели, жизнь уходила из них, но отчаяние и боль оставались. Спустя столько столетий я просыпаюсь, а в ушах стынет эхо его крика. И тогда я заново клянусь, в тысячный и миллионный раз, что Винсент Вайс ответит за все. И остальные дьяволы тоже!
Александр замер на мгновение, но спокойствие это было сродни сдерживаемой энергии сжатой пружины. Движением, отточенным столетиями, он щелкнул ногтем по клыку.
- Я пробовал избавиться от них, но нет! Я обречен вечно носить это украшение!
Я осмелел настолько, что хотел съязвить: «На шее, значит, можно, а во рту не нравится?», но он оскалился, демонстрируя то, о чем говорит, и я ахнул.
У него были самые красивые клыки, какие я только видел! Длинные, чудовищно острые, стильно загнутые назад и совсем чуть-чуть внутрь. Десны отступали от них, как волны в момент отлива, добавляя к этой великолепной белизне еще несколько бесценных миллиметров. И он их стачивал?! Кощунство!!! Я заметил, что и резцы у него заостренные, и чем ближе к клыкам, тем длиннее.
- Быть может, потому что ты питаешься вампирами? – выдвинул я совершенно искреннее предположение. - Мы еще хоть как-то сходим за людей…
Кёрч со стуком сомкнул челюсти и нахмурился. Наверное, его речь не была рассчитана на то, что я зачарованно уставлюсь ему в рот.
- Я хотел себя убить, я даже хотел, чтобы вампиры меня убили, но в ночь перед казнью во сне мне явился ангел Его. Он молвил, что Господь прощает меня и возлагает новую миссию. После этого я проснулся. Поднявшись и подойдя к двери камеры, я увидел, что она не заперта.
- Поподробней об ангеле, пожалуйста, - попросил я. – Это была девушка? Темные волосы? Красные глаза?
Во взгляде Александра проступило снисхождение, смешанное с чем-то еще.
- Светловолосый юноша с глазами цвета неба, но конечно, слишком красивый для мужчины. Ангелы бесполы, Грэйс.
Звук собственного имени в его устах ужалил змеей.
Я чувствовал себя пленником, которому рассказывают слишком много. Интересно, но ни фига не радостно.
Александр снова приблизился к окну, замер, сложив руки на груди, вглядываясь в ночь. Я не понимал, зачем такие ухищрения. Я же вижу, что смотрит он на меня. На мое отражение в стекле.
- Что вы не поделили с Кейном? Я слышал, вы кричали друг на друга.
Я без подсказки догадался: начинается тест на детекторе лжи.
- Больше не на кого было кричать.
Истинная правда.
- До тебя он ни на кого так не реагировал.
Я пожал плечами, и этим ограничился. Меньше слов – спокойнее игла. Кстати об иглах. Когда он повернулся, в руках его был мой шипастый ошейник. Я удивился еще до того, как появилась реальная причина.
- Я знаю, кого метят такими ожерельями Мастера, - вкрадчиво проговорил Александр. - Винсент был не слишком-то доволен тобой? Верно?
Я плотнее прижал к себе одеяло, силясь согреться, но по голой спине гулял ветер. Прямой вопрос нельзя было проигнорировать. Хорошо, что на сей раз и не надо…
- Нет. Он был мною недоволен.
- Чем же ты так разочаровал принца?
- Смотря на что он надеялся. – Я зябко повел плечами, перекидывая волосы назад. - По-мелочи в основном. Не успел домой вовремя, не позвонил сказать, что не успеваю домой вовремя, в кабинет проник истекая кровью и не постучавшись. Впрочем нет. Заявил как-то, что ухожу из клана. Это, наверное, не мелочь…
- Отчего же не ушел?
- Меня… переубедили.
- Могу себе представить, - снова усмехнулся инквизитор, но уже без обвинения в голосе. – Он тебя ударил?
- По лицу.
- Сильно?
Я сжался в комок, крепче обняв колени, остановившимся взглядом сверля темноту.
- Это был единственный раз?
- Да. А, нет… Позавчера еще.
Кёрч задумчиво повертел ошейник в пальцах, намотал на кулак – получилось подобие кастета. Свет, падающий из-за его плеча, зажигал каждый шип по-очереди. И долго я так смогу? По краю…
Как оказалось, совсем нет.
- Как я могу доверять тебе? – прозвучал его вопрос.
Я не побледнел лишь потому что дальше некуда. Вот и все. А чего ты ждал? Не может же он бесконечно ошибаться. Я лихорадочно соображал, призывая на помощь все свое красноречие, но нужных слов не находилось. Их просто не существовало. Единственный выход – солгать. Нет выхода…
- Наверное, не можешь.
Охотник застыл, глаза его потемнели и сузились, кончики клыков выступили из-под изогнувшейся верхней губы. Я напрягся, сердце заледенело, готовясь убить. Удивляться тому, как легко стали приходить подобные решения, времени не было. Как не было времени понять, что попытка убийства неизбежно обернется попыткой продать свою жизнь подороже и тоже, скорее всего, не увенчается успехом. Едва ли я делаю это лучше, чем Принц Нахтцерер.
Но Кёрч не кинулся. Он не услышал того, что хотел, но твердо вознамерился услышать.
- Но ты хочешь, чтобы я тебе доверял? Хочешь сотрудничать со мной?
И меня осенило: ему не нужна правда. Что, впрочем, не спасет меня от смерти, если он учует ложь. Тщательно, предельно осторожно подбирая слова, я признался:
- Это даст мне определенные… возможности.
- Возможность отомстить, я полагаю?
Я кивнул – уронил голову на колени, обратно оказалось сложнее. Меня не потребуется убивать. Я сейчас сам от инфаркта скончаюсь.
- Возможность отомстить.
Александр вдохнул сквозь зубы так, словно воздух вдруг раскалился. И я каким-то образом знал: дело не в изъеденном осиной легком. А потом он рассмеялся. Безудержно, запрокинув голову. Это не было похоже на смех, скорее – мучительные спазмы напрочь отвыкшего организма. Я смотрел широко раскрытыми глазами и гадал, когда он смеялся в последний раз? Еще человеком? Еще до того, как вырезали всю его семью? Охваченные пламенем кресты ему такой радости не приносят???
Он перестал так внезапно, что тишина ударила по ушам.
- Скажи, что тебе необходимо, и тебе это принесут.
Я ответил не сразу – пришлось сглатывать слюну.
- Пускай лучше приведут.
Александр помрачнел. Мне показалось, что иглы «кастета» удлинились. Игра света и тени… Света и тени… Игра?
- Потерпи. Мои люди отправились на охоту. Возможно, она будет успешной.
Страх сковал меня, но я загнал его поглубже.
- Но ведь не все, - осторожно предположил я. - Кто-то наверняка остался. Я думаю, большого вреда не будет, если взять по глотку от нескольких.
- И речи быть не может! – отрезал Кёрч, красные глаза его сверкнули гневом. – Забудь о крови смертных. В городе достаточно Возлюбленных Люцифера, чтобы утолить любую жажду.
- Вот только готы путаются под ногами, - не выдержал я, безоглядно срываясь в пропасть второго за ночь приступа. - Но ты нашел на них управу, не так ли?
- Не представляю, о чем ты говоришь, - сухо ответил Кёрч.
Я в изнеможении откинулся на подушки, и тут же снова сел, охватив руками живот. Я готов был взвыть от боли… Уж лучше бы выл! Я зажмурился, но лучше не стало - перед глазами замелькали полароидные снимки насильственной смерти. Черное, белое и алое… Всегда черное, белое и алое… Хватит!
- Готы, обожающие вампиров, копирующие нашу внешность и образ жизни, пьющие кровь, если им того хочется. В городе орудует серийный убийца, и ты думаешь, никто не догадывается, под чьим покровительством она действует? Ты не рискуешь выходить на охоту сам, предпочитая жертвовать смертными пешками, а твоя наследница с успехом расчищает им дорогу, беря на себя грех убийства невинных!
Умом я понимал, что не должен всего этого говорить. Напротив, последний мой шанс не разрушить все сейчас – безоговорочно внимать и со всем соглашаться. Но я не мог. Если бы только готы… Погиб Корвин. Голод и жгучая, всепоглощающая ненависть объединились против инстинкта самосохранения, наполняя каждое слово желчью.
- А знаешь, что я думаю? Я думаю, ты прав. Ты действительно превращаешь вверенную тебе миссию в удовлетворение собственных потребностей. Как ни вкусна кровь бессмертных, тебя все равно тянет к людям. Сколько времени пройдет, прежде чем Беатрис Дюшар попадется в руки Нахтцерер? Подскажу – уже скоро. И что ты будешь делать дальше? Обратишь еще одну? Или, не желая переживать гибель наследника вторично, сам отправишься устранять помехи? Улавливаешь тенденцию? С вампиров на готов, а там и до людей недалеко!
Вопреки ожиданиям Александр не разозлился абсолютно, только повел ладонью, словно отгораживаясь от нелепости подобных обвинений.
- Я защищаю всех людей, мне не важно, остались ли они чисты в своей вере или введены в заблуждение вампирами. Даже тех, кого вы зовете вурдалаками, еще можно спасти. Винсент же видит смерть лишь там, где она ему неугодна. Люди погибают повсеместно, но серийным убийца стал лишь за то, что предпочитает добычу того сорта, которую вам выгоднее оставлять в живых. Упомянутая тобой встретит свою последнюю смерть, если мне попадется, но охотиться специально за ней я не стану. Она приносит вреда куда меньше, чем те же Нахтцерер.
Дыхание мое пресеклось. Я не чувствовал лжи!
- То есть???
- За кого ты меня принимаешь? – фыркнул Кёрч. - Я никогда не обращал во тьму невинные души. Ни единожды за все эти годы. Я бы скорее умер, чем сделал это.
Боль схлынула. Сознание прояснилось. Желание разобраться пересилило даже жажду.
- Я перезнакомился со всеми из клана Вайс. Их всего четверо. И никто из них…
- Ты помнишь, как пил ее кровь? – перебил Александр.
Я замотал головой.
- Так отчего не допускаешь мысли, что она просто насытилась тобой и ушла, а обратил тебя кто-то другой, пока ты был без сознания?
У меня челюсть отпала.
Я – всего лишь выжившая жертва серийного убийцы. Выжившая благодаря тому, что вмешался кто-то из Вайс. Для какой страшной цели, что понадобилось скрывать это не только от меня, но и от всего Сообщества?
- Думаю, тебе хочется побыть одному, - проговорил Александр. - Прости, но я вынужден буду запереть тебя. Для твоей же безопасности.
Я не слушал его. Мысли мелькали в моем возбужденном мозгу. Кто???
Моя одежда была чистой и влажной. Скрипя зубами, я натянул ее. Еще один поведенческий стереотип предыдущей жизни – моему телу не хватит тепла, чтобы высушить ее быстрее.
Одевшись, снова забрался под одеяло:
Кто?
Винсент? Джино? Вита? Шейн?
Зачем бы каждому из них делать это?
Честно говоря, у меня был только один вариант, и он только что покинул помещение.
Я поймал себя на том, что не дышу. Не сразу. Я сидел очень тихо, подтянув колени к груди и больше не хотел приходить ни к каким выводам.
Но было поздно.
Легкие расправились мучительно, словно были склеены. Я зарылся руками в волосы, перед глазами все расплывалось. Пальцы левой спустились к уху, нащупывая застежку. Клан Вайс принял меня? Как же! Клан Вайс меня подставил! Зеркала не было, а без зеркала не получалось. Но я проявил нетерпение, и брызнула кровь. Стрикс упал в ладонь. Я смотрел на него, такого красивого, из-за застежки он не мог лежать ровно, и капля крови растеклась по платиновому крылышку, словно оно было ранено. Единственный раз всхлипнув, я умолк. Винсент сам их изготовляет. Я был в шоке, когда Джино сказал. Я попытался стереть кровь пальцем, но осталась сеточка между перьев. Тогда я сунул серьгу в рот, перекатывая, словно металлический леденец. Чтобы надеть обратно, пришлось еще раз проявить нетерпение. Все эмоции на потом. Эмоции расследованию не помогут. Что ж, я здесь не случайно. Да, мне изначально предназначалось попасть в руки охотников. Понятия не имею, как им удалось захватить Корвина. Я не спросил его об этом, отчасти оттого, что тогда пришлось бы отвечать откровенностью на откровенность, а мне даже вспоминать об этом стыдно. А если все-таки отбросить стыд и вспомнить? Я вот так запросто позволил связать себя по рукам и ногам и упаковать в багажник? От следующего логического заключения мне должно было стать только хуже, но стало лучше. Приятно знать, что не ты дурак, просто кто-то другой чересчур умный. И чьи же это умелые пальчики держат пульт дистанционного управления с маркировкой «Г.Д.В.», что не есть «годится для внутривенного»? Я вспомнил сцену, которую устроил возле «Welcome», и то, что было потом. Каждое слово, каждый взгляд каждого из Вайс обрели скрытое значение. Я должен выяснить истину. В конце концов это шанс сконцентрировать свой гнев на ком-то одном.
Наилучший способ не думать о будущем – вплотную заняться прошлым. Ключевые моменты – Обращение и Узы Крови, стоит рассмотреть особо. Избегая предвзятости в решении, я не стал просчитывать вероятности, а просто начал по-порядку.
Винсент.
Он столько раз поил меня своей кровью, что мог связать по рукам и ногам. В том случае, конечно, если он и есть мой сир. Без сомнений, экс-Принц хочет исправить то, за что был низложен. Кёрч, ведомый местью, уже в Лос-Анжелесе, но Винсент не знает, где именно. Вампиры пропадают постоянно. В том случае, если их не убивают на месте, их доставляют к Александру. Винсент чувствует, где находится каждый из его наследников. Все просто. Конечно, логичнее обратить кого-то специально для этой цели, нежели жертвовать кем-то из близких. Если Винсент – мой создатель, значит, Вита не знала, иначе бы не притащила меня в Метеоцентр. Тьфу ты… Естественно, не знала. Весь этот заговор имеет смысл лишь в обход Фернандо Аррива. Но Нахтцерер нашли меня раньше охотников. Ну вот так получилось. Естественно, Винсент постарался всеми способами откреститься от участия в идентификации, а когда это не удалось – свалил все на Александра Кёрча.
Правдоподобно?
Вполне. Но двинемся дальше.
Джино.
Он всеми силами пытается реабилитировать клан Вайс перед Сообществом. Если судить по внешним проявлениям, то даже с большим рвением, чем Винсент. Кёрч в городе – уже само по себе настораживает. А тут еще этот серийный убийца, оставляющий за собой трупы тех, кто стараниями Джино выбрал путь Симпатизирующих Тьме. Ну вот опять… Кто на этот раз? Парень? Девушка? Оу, даже так? Удивительно, оба живы… Правда, парень долго не протянет. Крови-то, крови-то сколько… И лицо кажется знакомым… Черт, да это же тот самый гот, что лучше всех притворяется вампиром. Жалко, жалко… Хм… А если… И бессознательная жертва наготове. Слишком удобно, чтобы проигнорировать. Извини, друг, но лучше тебя я никого не найду. Рекомендую принять за комплимент и не злиться, поскольку если я этого не сделаю, ты стопроцентно погибнешь.
Смотреть на ситуацию изумрудно-зелеными глазами даже понравилось. Если это наша первая встреча с Джино, то стоит вспомнить вторую. Итальянец испугался и разозлился, увидев меня. Ну еще бы! Какого черта я здесь, в полнейшей безопасности от охотников? А Винсент? О нет! Каково ему пришлось на Ассамблее перед всеми этими гостями? Проклятье, я не хотел…
То есть не хотел Джино, все время сбиваюсь. Выходит, всему виной не банальная ревность, как я потом решил? Но Джино способен действовать за спиной Винсента лишь до некоторого времени. Если он – мой создатель, то скорее всего признался в этом сиру, а потом они вместе придумали всю эту историю про Кёрча. Даже и думать не пришлось, поскольку к такому выводу уже и так пришло Сообщество. Как только все было улажено, Джино тут же переменил свою ярость по отношению ко мне на поистине родительскую заботу. И даже дал испить своей крови в качестве извинения. Если он мой создатель, то и извинение, и кровь несли в себе больше смысла, чем могло выглядеть.
Я глубже зарылся в одеяло, согреваясь иллюзией, что зубы стучат в основном из-за мокрой одежды. После каждого подобного вывода мне требовалась перезагрузка.
Вита.
Каково ей, преданно служа Аррива, слышать в спину насмешливое: «Вайс»? Ну ладно, здесь я преувеличил. Вряд ли кто-нибудь рискнул бы усмехнуться ей вслед, однако сути не меняет. Как мы уже выяснили, Вита не единственная, кто одержим идеей убить Кёрча, зато единственная, кто в этом открыто признался. Преследуя серийного убийцу, она натыкается на умирающего меня, и дальнейшее происходит по уже описанной схеме. Очевидно же, что я настолько увлекся игрой в вампира, что не изжарюсь под солнцем на следующее утро. Конечно, охотники меня все равно поймают, это вопрос времени. Но что-что, а время у леди Вайс есть. Правда, тогда непонятно, зачем она меня арестовала. Если я должен был попасть в руки инквизиции… Хм… Выходит, нет? Не слишком ли яростно она акцентировала на намерении добраться до Кёрча? Лгать, не говоря неправды – бесценное между нами умение, это я уже понял. Но если она не против Кёрча играет, против кого тогда? Трон Люцифера!!! Мне даже страшно стало. Двое Вайс в окружении Принца имеют вдвое больше возможностей! Все сложилось: и наша первая встреча в парке в непосредственной близости от ничего не подозревающих жертв, и попытка повесить на меня все убийства, и следующее из нее нежелание прочесть в моих мыслях то, чего там и быть не может. Вита готовит переворот!!! Рихард слишком предан Принцу, чтобы полагаться на него в этом плане. Его задачей было лишь меня искалечить, чтобы когда произойдет следующее убийство, и я окажусь невиновен, Аррива был просто вынужден оставить меня при себе, «компенсируя» «моральный» ущерб. И тогда Вита лично позаботится, чтобы из меня вышел самый лучший Нахтцерер. Это самое меньшее, что она будет должна мне, вернее тому, что от меня останется. Но есть ли у нее причины ненавидеть Принца Аррива? Предостаточно, если допустить, что исчезнувший Принц Нахтцерер был ей ближе.
Я потер ладонью лоб. Не стыкуется… Меня обратили до того, как Корвин попал к охотникам. Да, но арестовали сразу же после этого! Черт, я был создан для борьбы с Кёрчем, но переориентирован на Фернандо Аррива! Вот только Эдвард вмешался, не дав Рихарду завершить начатое, а потом Аррива проявил бдительность и заставил Винсента участвовать в идентификации. Какая ирония судьбы, что я все-таки попал сюда… А, ну правильно. Если с Аррива не получилось, то хотя бы Кёрч.
Вот только кровью она меня не… А, черт…
Видит небо, я хотел сжульничать, а расплачиваться придется сейчас… Каюсь, я тоже кое-что утаил. Перенесемся обратно в Центральный Парк на следующую ночь после полнолуния. Тени, шепот листьев, остывающий труп и кровь… Я вернулся. Вита все также стояла, перенеся вес на неповрежденную ногу, и смотрела на меня. Она смотрела на меня, не отрываясь, когда я подошел, когда взял ее за плечо. И только когда мои губы впились в ее, ее веки закрылись. Моя ладонь легко скользнула с плеча на шею, туда, где тугой трепетной жизнью стучала артерия, дальше, на затылок. Я прижал ее крепче, чувствуя, как промокает рукав от натекшей с ее волос крови. Она была напряжена, но не сопротивлялась. Руки, сжатые в кулаки, медленно опускались вдоль тела. Ночное небо завертелось над нами. То не был поцелуй любви. Страсть – огонь, которому можно скормить все, что угодно. Я ненавидел ее, ненавидел всей душой. Я целовал убийцу, и не умел сказать это словами так, как объяснял, скрежеща клыками по клыкам. Вкус крови обжег горло, и я проглотил ее вместе с протестующим стоном. Я делал ей больно. Я знал это. Мне было плевать. И вдруг она изменилась, расслабилась, подалась навстречу. Я судорожно вдохнул, когда ее ладони скользнули мне на спину, под плащ, и зарычал, проглотив очередной стон. Боли? Я уже не был уверен. Ни в чем. Злость плескалась в моих глазах, не позволяя забыть, как…
Эти шелковистые губы ловили горячие струйки крови…
Эти изящные руки ломали кости еще живой жертвы…
Эти выразительные глаза горели садистской радостью чужой боли…
Когда я отодвинулся, с краешка ее губ сбежала алая струйка.
- Знаю. Подло, - сказал я, отдышавшись. - Но я не могу столько ждать, сколько Рихард.
Проснувшись на следующую ночь… Честно говоря, для меня откровением стало уже то, что я проснулся. Однако проснувшись, я обнаружил на стуле, придвинутом к кровати, самый настоящий меч.
Но больше ничего не изменил этот поцелуй. Ни для меня, ни для нее. Абсолютно.
Если, конечно, не она моя мистресс.
…
И последний в моем списке подозреваемых.
Вот уж на кого я точно не думаю, прикидываю разве что формально. Шейн не бросил бы меня вот так, на произвол судьбы. Во всяком случае без веской на то причины. Хм. Можно ли считать веской причиной страх перед гневом своего создателя?
Зная Шейна – можно.
Шейн в немилости. Он изгнан из дома Винсента, ему запрещено появляться в «Welcome». Излюбленная добыча Шейна – готы, а где их взять вне тура? На территории Вайс есть еще несколько клубов помельче, но тащиться до них через Норд с этим знаком позора на шее… Ничего не остается, кроме как рыскать вокруг «Welcome», поджидая вышедших подышать. Мы с Медузой подходили идеально, но убийца оказалась проворнее. Шейну достались лишь объедки. Забавно, что это слово пришло мне на ум, потому что Шейну бы не пришло. Вопреки демоническому имиджу он самый человечный из всех известных мне вампиров. Он еще слишком хорошо помнит свою смерть, чтобы предчувствие скорой чужой не оставило его равнодушным. На размышления времени не оставалось. Поддавшись импульсу, он влил в меня свою кровь, но потом, испугавшись гнева сира, решил скрыться и оставить все как есть. О Медузе, на которую я, восстав, неминуемо наброшусь, он вероятней всего не подумал. В отличие от Винсента, Джино и Виты, которые сочли бы само собой разумеющимся уготовить ей такую участь. И вдруг словно что-то оборвалось у меня внутри. «Линн, не я обратил Грэйси». Кажется, тогда я решил, что Линн ждет не дождется своей очереди на обращение и элементарно психанул. Черт, а если они были вдвоем, когда это случилось, и Шейн таким образом предупредил гитариста, чтобы держал язык за зубами? А иначе и быть не могло! Шейн никогда не охотится в полнолуние в одиночку!
Однако как ловко избегал он неискренних ответов – спрашивал на опережение! Предупреждал мои вопросы, задавая их сам. Кейт, Эйрик, Линн, Стефан, Марк тоже спрашивали. Но разве кто-то утаивал, что вурдалаки – всего лишь продолжение вампира-хозяина?
Тогда более чем понятно его изумление во время нашей первой встречи в кабинете Винсента. И более чем понятно, почему Винсент знакомил меня с каждым из своих наследников, не предупреждая их об этом. Экс-Принц хотел увидеть их реакцию, чтобы вычислить, кто же из них мой создатель. Спросить прямо – разрушить имидж всевидящего. С Витой вот только накладочка вышла – мы случайно встретились в коридоре до того, как он назначил встречу в своем кабинете с каждым из нас в одно и то же время.
Но Шейн – единственный, кто не поил меня своей кровью. Стоп-стоп-стоп! А в венах вурдалаков примесь чьей?
Я сидел, бессильно опустив руки. Это называется «прикинуть формально»?
Один утешительный вывод все же напрашивался. Кто бы не обратил меня, он провернул это втайне от остальных. Однако я не решил уравнение, и легче мне не стало.
- Меня использовали, - произнес я вслух. Клыки рванулись наружу, но тут же мягко спрятались обратно.
И что тут удивительного? Более могущественные вампиры используют для своих целей младших. Так во всем, что я видел и читал, так было, есть и будет всегда. Если объективно, то с моим появлением клан Вайс не обрел ничего, кроме головной боли. Мною можно спокойно пожертвовать ради великой цели. И вдруг я понял, насколько не прав. Пожертвовать – да, но спокойно – не надо так. Глупо думать, что меня не любят, лишь потому, что есть вещи ценнее любви. И не имеет значения, кто меня создал, когда важнее понять, что от меня требуется. Мой создатель знает, где я нахожусь, чувствует. Лишь по одной причине Он/Она еще не здесь – потому что до меня все так медленно доходит!
Я встал. Вряд ли необходимо вставать, но я так лучше концентрируюсь. Я закрыл глаза, представляя каждого, чье имя называл. Художнику это не трудно.
- Винсент, Джино, Вита, Шейн… мой создатель, кем бы ты ни был, я приглашаю тебя, приходи и сверши то, что задумал. И да способствует тебе Тьма!
Мне бы испугаться, что не подействует. Мало ли что бормочу я здесь, где никто не слышит. Но я чувствовал: не мало. Мир изменился. Неуловимо, словно сорванный ветром лист опустился, кружа, наземь, и вновь воцарилось молчание. Только вот последствия будут куда серьезнее вакансии на качающейся ветке.
Я подошел к окну и тогда увидел, отчего так ярко светится небо. Внизу, между бархатных подножий холмов и темной гладью океана огромной искрящейся паутиной раскинулся Лос-Анжелес.
Что-то тяжелое вдруг оказалось в руке. Настольная лампа. Тугой провод натянулся, словно предупреждая: «подумай». Я раздраженно дернул его и замахнулся вновь. Потом медленно опустил «орудие». Не знаю, на что я надеялся, поворачивая ручку, наверное, ни на что, поскольку когда прозрачная створка бесшумно отворилась, я бесшумно сполз на пол. Но уже в следующее мгновение стоял на ногах, жадно вдыхая распахнутую настежь ночь. Александр не хочет меня убивать. Однако он знает, что я голоден, и знает, что такое голод. Заперев дверь, он защитил от меня находящихся в здании смертных. Незапертое окно как бы извиняет запертую дверь. Я стоял, опьянев от единственного вдоха, готовый поверить во что угодно, только не в очевидное, не в то, что между мной и свободой больше никаких преград!
А между мной и местью?
Я отступил назад и отвернулся. Искушение лишало способности мыслить.
Я озвучил приглашение, и уже ничто не мешает моему создателю расправиться с Кёрчем. Я могу бежать!
Нет, не могу…
Он/Она ориентируется на мое местонахождение. Мой создатель идет на мой Зов!
Я должен остаться здесь. Должен поддерживать Кёрча в его страшной деятельности, чтобы в нужный момент оказаться рядом. Смертные смертны, но их много. Они на своей территории. Ей/Ему не помешают запасные клыки. Тут я очень испугался, что мой создатель – Шейн. Желания реабилитироваться перед Джино и Винсентом у него достанет, чтобы в одиночку предпринять этот шаг, а страшный опыт схватки с вервольфом оказался уж слишком страшным. Он знает, но не осознает, что существует много других не менее опасных вещей. Разве что гнев Сира, но и одобрение Его настолько желанно, что на фоне патологической самоуверенности рок-звезды оправдывает риск. Нет, если меня обратил Шейн, то мне, действительно, лучше бежать. И я сказал:
- Шейн, конкретно ты не можешь приходить сюда, даже не думай!
Мир вновь изменился. Опершись руками на подоконник, я с тоской понимал, что только что уничтожил гарантии. Кристальный горный ветер шевелил волосы, выскребал прохладной свежестью глубоко въевшийся в легкие смог мегаполиса. Соблазн был чудовищен, но вероятность того, что Шейн мой создатель - одна четвертая. Три остальных удерживали меня на месте не хуже стальных цепей. Я остаюсь. Если никто за мной не придет, все же попытаюсь справиться своими силами. Очень трудно лгать кому-то, кто чует ложь, но задача облегчается, если этот кто-то – фанатик, верящий лишь в то, во что хочет верить. Открой дверь, Александр, я не трону твоих людей, даже Мартенсона. Мне твои иллюзии дороже.
47
Бывает, что не хочется никаких звуков, хочется абсолютной тишины. Тогда-то и понимаешь, что абсолютной тишины не бывает. Тишина сама по себе оглушительна. Я полулежал поперек кровати, спустив ноги на пол, потому что нашел свои сапоги. Когда боль отступала, я развлекался тем, что искал в этой комнате орудия убийства. О, их оказалось полно. Та же лампа, к примеру. У нее отличный крепкий провод, и противовес неплохой. Или стул – помножить на угол стола, и разделить на две руки… Не знаю, получаются ли «розочки» из перегоревших лампочек, или только из бутылок, но вот если выкрутить ручку двери, наверняка обнаружатся шурупы. То же – с ящиками стола, пустыми до стерильности, но рукоятки на них миниатюрней и как раз три, чтобы спрятать в кулак, пропустив витые острия между пальцев. Впрочем, о чем это я… Когти вампира тверже стекла и железа…
Приступ нахлынул снова, и я согнулся, вцепившись руками в край кровати, лбом ткнувшись в колени. Я догадывался, что интенсивность боли не зависит от положения тела в пространстве, но так я мог хоть какое-то время не шевелиться. Малейшее движение жестоко карало за то, что не потрачено на поиски пищи. Сколько я уже без крови? Вторые, третьи сутки? Сущая ерунда, я обходился дольше. Правда тогда никто от меня не питался. Сколько глотков сделал Кёрч? Сколько человеческой крови требуется на выработку глотка моей?
В скрежет зубов включился скрежет ключа. Я не сразу справился с лицом, дверь уже открывалась, а потом стало еще труднее.
Александр оценил сочетание распахнутого окна и никуда не собирающегося меня. Ощущение, что я только что сдал какой-то экзамен, стало почти физическим, и я похолодел, поняв, что до сего момента моя судьба все еще была под вопросом.
Он протянул мне кувшин, который принес с собой. Я уже стоял на ногах, захлебываясь слюной, проклиная себя за мгновение слепого восторга. Чему здесь радоваться? Тому лишь, что не представляю, чья трагедия насытит меня сейчас?
Но жидкость уже грела пальцы сквозь керамические стенки. Мысленно попросив прощения у неизвестного мне вампира, я приник к узкому горлышку. Мне нужны силы. Необходимы. «Оправдание» – шепнула совесть, и я не посмел возразить. Предатель своего рода… Теперь и я тоже…
Оскорбленная Тьма не промедлила с местью. Я успел сделать несколько жадных глотков, прежде чем понял, чего. Захотелось разбить кувшин о стену, или нет… сдавить в руках, чтобы застонал, оплелся трещинами, взорвался хаосом осколков и брызг, порезав пальцы. Чтобы хотя бы увидеть кровь… Но я заставил себя отпить еще и поставить сосуд на стол.
- Не знал, что мы можем… чай.
Взор инквизитора смягчился.
- Не насытит, но от обезвоживания спасет. Пойдем.
Закономерный вопрос «куда?» был сочтен риторическим.
Налево. Снова налево. Напр… прямо. Лестница вниз. Нет, особняк был отнюдь не безлюден. Я шел под прицелами любопытных, недоверчивых и откровенно враждебных взглядов, не представляя, как объяснил мое присутствие Кёрч. От голода и волнения ноги слегка заплетались. В таком состоянии естественно видеть в каждом встречном еду. Тем более жутко, что я не видел. Жертву, способную оказать сопротивление, выбирают разве что расположенные к экстриму Нахтцерер, остальные, к коим причислю и себя, предпочитают вероятность успеха девяносто девять и девять в периоде. Смущение мое достигло апогея, когда я заметил, что невольно жмусь поближе к Кёрчу. И все же уроки Виты не прошли даром: по мере того, как мы спускались, в моей голове вырисовывался приблизительный план строения изнутри. Как скоро представится шанс дополнить его видом снаружи, я даже не предполагал.
Гладкий изгиб перил оборвался под ладонью.
Александр развернулся так резко, что хвост его волос описал полный круг. Решимость на грани отчаяния сверкнула в голодных глазах цвета утра.
- Инстинкт говорит мне, что ты не враг. Но он же веками прельщает вкусить человеческой крови. Надеюсь, простишь мне мою осторожность и это, даю тебе слово, последнее испытание.
Не дожидаясь ответа, инквизитор распахнул дверь, и ветер бросил мне в лицо запах… Запах.
Город – не вселенная. Даже Лос-Анжелес, как ни похож был в окно на россыпь сверкающих галактик, имеет свои пределы. Очевидно, восточный пролегал как раз под обителью Кёрча, потому что выше огней я не заметил. Внутренний двор, образованный загибающимися под прямым углом крыльями здания смотрел от меня в сторону вершины хребта, отчего казался еще более внутренним. Чувствительно поднимающийся под ногами грунт усиливал ощущение изолированности. Свободный выход в горы был запечатан цепью вооруженных людей и частично – до боли знакомым мне джипом. Но не приступ клаустрофобии заставил меня обеими руками вцепиться в дверной косяк.
Посреди двора возвышался перевитый цепями крест. У его основания были сложены дрова. Я заметил по крайней мере две канистры из-под чего-то, что не хотелось ни нюхать, ни пробовать на язык. Я с усилием откачнулся от косяка. Сделал шаг, но споткнулся и упал на колено. Слабость обволакивала меня, пригибая голову к груди, напластываясь сверху. Вот это – последнее испытание? Я должен взойти на костер, чтобы доказать присутствующим, что достоин избежать его? Как с теми ведьмами, из которых тонули лишь невиновные? Конечно, в сравнении с тем, что ждало виновных, это была милосердная смерть. В сравнении с предстоящим мне…
Охотники смотрели на меня, не отрываясь. Каждый второй в оцеплении держал в руке факел, и пламя дергалось в порывах ледяного ветра - фальшивые свечи на заплесневевшем торте. Загадывай, не загадывай – не исполнится. У вампиров не бывает Дней Рождения. Только Ночь Смерти.
- Встань, Грэйс, - обернулся Кёрч и тоже взял себе факел. Я слышал словно через стекловату. Ею же, вымоченной в бензине, медленно наполнялись легкие. «Скорчился как о пощаде молишь», - презрительно зашипела гордость. Ее-то я слышал отчетливо. Я встал ценой рвотного спазма всухую и деликатного торнадо в голове. Мне бы перила до самого эшафота – сохранить остатки достоинства. Я пошатнулся, и сделал шаг. Потом еще один. С крыши правого крыла здания блеснуло стеклышко оптического прицела. Сюрприз на случай, если бы я все же предпринял попытку побега. На случай, если я что-нибудь выкину сейчас. Я схватился за эту мысль как тонущая ведьма за осознание альтернативы. Да, еще не поздно. Я еще могу урвать себе быструю смерть. Быструю и абсолютно бесполезную, ибо Кёрч уже ближе к вооруженному оцеплению, чем ко мне. Я застонал от досады и злости. Злости на самого себя, на собственную нерешительность. Комната - мы были только вдвоем. Спускались по лестнице – я шел сзади. Я мог хотя бы попытаться. Да, спешка – риск, но расплата желчней, когда осознаешь, что опоздал. Типичная ошибка вампира – полагать, что времени в запасе - Вечность. Типичная ошибка человека – надеяться, что смерть – не есть конец.
Зато теперь я знаю, что мой создатель – Шейн. Эта мысль дала мне неожиданную передышку в волне безграничного отчаяния. Я воспользовался ею – не опоздал, успел бесстрашно взглянуть на орудие казни. Я поднял подбородок, позволив ветру смести волосы с лица.
И окаменел.
Боже ты мой! Вот черт!!!
«Уж выбери что-то одно», – наверное, вдосталь поржали оба.
Я ошибся. Крест не был вакантен. Он был обращен «лицом» к востоку, туда, где каждое утро из-за извилистого гребня Сан-Габриель всползает проснувшееся Солнце. Я же подходил к нему с обратной стороны. Теперь я видел и волосы, развеваемые ветром, и кисти рук, растянутых поперечной перекладиной. По мере того, как я обходил крест, я узнавал осужденного. Гвоздей не было, только цепи. Гвозди бы Корвин вырвал.
- Ты же сказал, что казнил его, - прошептал я, встав рядом с Александром.
- Ты цитируешь себя, не меня.
Он протянул мне факел, и я машинально взял его. Пламя заметалось сильнее, словно проекция моих мыслей, не находящих выхода.
Меня всегда упрекали в эгоизме. Друзья, недруги, все. Так часто, что я свыкся с этим качеством как с неотъемлемой частью себя, а после и перестал считать пороком. И вот только что получил опровержение, которое предпочел бы не получать. Когда я увидел, кому предназначен крест, мне не стало легче.
Корвин смотрел на меня. Но не только он. Алые точки лазерных прицелов щекотали грудь назойливыми мухами.
- Разве не должны мы дождаться рассвета? – услышал я свой голос. - Разве не должны убедиться твои сподвижники, какое это исчадье ада, что даже солнце, дарующее силу всему живому на Земле, не терпит его присутствия?
- В последнее время мои люди видели немало показательных казней. Сейчас мне важнее проверить твою преданность, нежели лишний раз укрепить их.
- Кто бы мог подумать, я оказался прав, - насмешливо проговорил Корвин, и перевел взгляд на инквизитора:
- Похоже, ты фиксанулся на этом способе казни после того, как сам избежал его. А, Кёрч? Отпусти меня, и я замолвлю словечко перед Аррива. Среди Чарующих есть неплохие мозгоправы.
Одновременно он обратился ко мне:
«Я вижу, что ты замыслил. Великолепно. Даже я не придумал бы лучше. Делай, что тебе приказано, и не жалей впоследствии. Жизнь – самое меньшее, чем я готов пожертвовать, дабы избавить Ночь от этого сумасшедшего. Но только не спеши потом. Выжди десятилетие-другое. Позволь Кёрчу привыкнуть к тебе, изучи его привычки, вычисли слабости и тогда, когда он будет меньше всего ожидать, нанеси удар».
Я не двигался, пораженный.
«Не бойся. Никто нас не слышит, но если будешь и дальше медлить, он может догадаться. Поджигай! Ты должен сделать это. Только так твой план сработает!»
Я отступил назад.
«Должен быть другой путь».
«Поверь мне, если бы он был, я бы не висел здесь».
«Я вызвал помощь. Может, просто запаздывает?».
Корвин не удержался от усмешки.
- Это что, перо в твоих волосах? Ты проснулся на подушке, Грэйс? А ничего необычного не почувствовал? «Я не смогу долго заговаривать ему зубы. Ладно я, на мне больше нет Кровных Уз, но Кларк, Элайза, Родриго… Неужели ты думаешь, они не звали? Или ты полагаешь, каждый, кого приводили сюда, оказывался изгоем в своем клане? Вокруг здания – подземный канал. В нем круглые сутки циркулирует вода. Зову не преодолеть эту преграду, даже если приглашение сработает. Никто тебя не найдет. Но ты и сам справишься, я верю. Просто поднеси факел».
«Просто? - я отступал все дальше. - Десятилетие-другое? И смерть скольких из нас я должен буду наблюдать? В скольких казнях должен буду лично принимать участие?»
«Проклятье! – Корвин рванулся в цепях. – Ну почему с тобой всегда так дьявольски непросто! Ты спрашивал, откуда мне известна участь Винсента. Так смотри же!»
Зрачки Принца Нахтцерер расширились, совершенно поглотив необозначенные радужки, но тьма не остановилась на этом – пролилась дальше, до самых обрамленных густыми ресницами век. Если бы свет мог быть черным, то именно так вспыхнули глаза Корвина - непроглядной чернотой, и меня затянуло туда, как в омут.
И я увидел.
Хоть и не сразу понял, что изменилось.
Черное небо. Алые отсветы факелов. Снежные волосы, разметавшиеся по грубо обработанному дереву. Чьи-то бледные руки на висках осужденного и тихий дрожащий шепот: «Non mollare… Non mollare…»
Пламя факелов колышется. Резкие, подвижные тени еще сильнее искажают перекошенное от боли лицо. Приятная тяжесть в руке и медленный, выверенный замах. Окровавленные звенья цепи врезаются в дерево так же, как в плоть, спаивают плоть с деревом. Следующая цель – локоть. Я с силой опускаю молот, и под оглушительный хруст тело свергнутого Принца выгибается дугой. Волна нестерпимо-сладкой чужой боли едва не сносит меня с ног. Я захлебываюсь ей, она пьянит, но не затмевает ярость. В ярости я спрашиваю себя: почему он опять не закричал? Или присутствие наследника не позволяет ему сломаться окончательно? Я хватаю черноволосого юношу за шиворот и отбрасываю прочь. Он поднимает пронзительно-зеленые глаза, и я вижу в них страстное желание вцепиться мне в горло. Я жду, когда это произойдет, чтобы ответить и не прерываться более. Но неофит обуздывает свой гнев и, не вставая, просит, чтобы ему позволили остаться. Но разве я решаю? Я смотрю на моего Принца. Фернандо едва заметно кивает, и наследник Вайс вновь занимает позицию у изголовья креста. Фернандо слишком великодушен, как это порой бесит! Я поудобнее перехватываю скользкий от крови молот. Следующим будет колено.
Я не зажмуриваюсь, наоборот – изо всех сил открываю глаза, чтобы не видеть, не чувствовать, как кровь из ощетинившегося костяными щепками сустава брызжет мне в лицо. Не мне. Корвину.
Столетия проносятся за один миг.
Унылый пустырь с чахлой растительностью, расчищенный ногами множества учеников.
Высокая девушка с огромными глазами и растрепанным хвостом светлых волос. Свободная мужская рубашка сползла с одного плеча, длиннющие ноги в брюках и сапогах крепко упираются в землю.
Слишком яркий блеск ножа в изящной кисти, слишком явный импульс решимости в расширившихся зрачках, слишком заметный разворот хрупких плеч - и мой собственный нож наносит опережающий удар, скользящий и хлесткий, как пощечина. Я отчетливо ощутил, как лезвие чиркнуло по кости, и девушка падает на колени, закрывая руками лицо. Секунду я любуюсь, как кровь хлещет сквозь сомкнутые пальцы, потом перехватываю тонкое запястье, рву на себя и резким поворотом ломаю.
Жуткий крик выбрасывает меня из чужих воспоминаний, но в меркнущей тьме я успеваю увидеть, как нож, точно в масло, входит под вогнутую арку ребер.
- Будешь закрывать глаза – не увидишь удара, - резюмирую я.
И вновь стремительный бег столетий. И снова Винсент. Роскошный зал, окруженный еще более роскошной системой подземелий. Вообще-то ты планировал здесь какой-то клуб, но мы с Фернандо должны где-то обосноваться. Я стараюсь не скалиться, но у меня плохо получается. Ты так переживаешь из-за укуса Аррива, но еще не знаком с моим ядом. Так называемые Мастера… Ваша кровь всего лишь полироль для наших клыков. Так близко. Эдвард и Фелиция тоже здесь, но тебе выпала честь быть первым, Вайс. Я отвергаю предложенное запястье и наслаждаюсь изысканным вкусом твоего унижения, бессильного гнева от необходимости обнажить горло пред тем, кто вторгся на твою территорию, кто был и остается твоим палачом, ибо память вампира – это не только дар, но и самое чудовищное проклятие.
Проклятье!
Я улизнул в свое тело за миг до того, как воспоминания Винсента о низвержении хлынули в голову Корвина уже через вкус его крови.
- Я так понимаю, та самая ночь, когда твоя полутысячелетняя карьера накрылась обелиском? – уточнил, отдышавшись. - Ну хоть про Шейна у тебя ничего нет.
- Зато про тебя есть, - также, уже не скрываясь, вслух произнес Корвин. – Отвечу на твой вопрос. Нет, я не стал бы просить за тебя, если бы знал, что ты Вайс. Напротив, я передал бы тебя в застенки Нахтцерер еще в нашу первую встречу!
Пару секунд я смотрел в его возвращающиеся к исходному цвету глаза, потом опустил взгляд. Из-за факелов, чадящих за спиной моя тень множилась колеблющимся веером. Мой собственный жег мне руку, и я перехватывал все ниже, пока рукоять не кончилась.
Корвин не лгал.
- Я ощущаю твою ненависть, - прошептал за моей спиной Александр так тихо, что услышал только я. – Дай же ей выход. Сделай это.
«Сделай это», - эхом отозвался Корвин. Наверное, впервые за всю историю эти двое были солидарны.
Я почувствовал неимоверную усталость, факел чуть было не опустился под собственной тяжестью. Я перехватил его, уже понимая, что все равно опущу. У меня нет и не будет иного выхода. Моя казнь не отменит казни Корвина и не облегчит ее.
Как и его исповедь нисколько не облегчила мне задачу. Вайс, Кейн, - какая разница, мы испытываем друг к другу? Перед лицом общей опасности мы на одной стороне. И то, что я сейчас сделаю, будет изменой, невзирая ни на какие причины.
«Клан не простит меня, - сказал я, вновь посмотрев на распятого вампира. – А ты? Сможешь?».
Насмешливый взгляд Корвина ясно выразил, насколько на самом деле будет не против мой клан, но единственное, что он ответил:
«Прощаю».
Его лицо вдруг исказилось, мышцы вздулись, в последний раз испытывая цепи на прочность. Надежды в этом импульсивном порыве было не больше, чем крови в опавших венах. Корвин больше не смотрел на меня, он смотрел мне за спину, на того, чьей волей я назначен палачом. Предсмертное проклятие будет предназначено не мне.
Да, вот так. За эту мысль держаться. Всего лишь орудие. Не более виновен, чем факел. Корвин понимает это. Вот только сам я едва ли когда-нибудь пойму.
Я медленно вдохнул и выдохнул. Точки лазерных прицелов над моим сердцем разбежались и снова слились в одну.
Но…
Ведь…
А-аа… к чертям!!!
Снайперы – всего лишь люди. А я – вампир!
Я бросился назад и в сторону, веретеном разворачиваясь в воздухе. Пули забарабанили по моей тени, и каждая – новый выплеск адреналина и скорости. Да, Алекс, мою ненависть не ощутить трудно, вот только адресатом ты ошибся! Занесенный наподобие биты факел со всего маху врезался в скулу инквизитора, ломаясь напополам. Лишние щепки осыпались с моих рук, оставив в них орудие, о котором можно только мечтать – твердый, острый, какого-то хрена осиновый кол!!! Голова Александра мотнулась, увлекая за собой и плечи, кровь из раздробленного рта заключила нас обоих в магический круг. Кёрч осел на четвереньки еще до того, как последняя капля коснулась земли. Я же рухнул прямо на него – сплошь локти и колени. А также эксклюзивный бонус для снайперов - белая бархатная спина. Думаю не следует уточнять, почему я не слишком сопротивлялся инерции, опрокинувшей меня навзничь. Единственное, на что я все же затратил поистине драгоценную секунду – это вцепился в Александра, заваливая его на себя, фривольнейшим из объятий притискивая обе его руки к туловищу. Судя по тому, как легко это получилось, мне удалось его оглушить если не первым, то вторым ударом. Я опоясал его еще и ногой, выгнув другую так, чтоб как можно сильнее цеплялась за землю. И только тогда дошло, что именно сделал. Вита могла бы гордиться учеником, не только безукоризненно исполнившим прием, но и вывернувшим его наизнанку сообразно ситуации. Выстрелы смолкли, но торжествовать было рано. Спиной, спасенной от снайперов, я ощутил дрожь земли, а запрокинув голову и увидел: стражи из оцепления неслись на нас во весь опор. Приставить пушку к виску – здесь меткости не надо. Да тут еще Кёрч вдруг закашлялся кровью, неуклонно приходя в себя. Нет, его маскировка под человека совершенно никуда не годится. Я стиснул его так, что кости затрещали у обоих, и быстро скорректировал положение кола, вдавив в еще неплотную кожу над вражеским сердцем.
- Ни шагу ближе! И живо освободили немертвого, или клянусь, ваш босс встретится со своим быстрее, чем когда-либо рассчитывал!!!
Вот примерно так все должно было произойти в моем представлении.
На самом же деле все как-то сразу не заладилось.
Ничто не заставит тебя лететь быстрее, если ты уже в воздухе. Пункт второй – не надо недооценивать человека, он может промахнуться и в совершенно ненужную тебе сторону. Отрадно – пуля достала меня всего одна, и то в плечо. Отвратно – ее хватило. Александр лишь слегка отступил назад, а я покатился поперек естественного наклона грунта, не сразу врубаясь, что случилось. Я всегда представлял себе огнестрельную рану как нечто обжигающее, но ничего подобного. Ощущение такое, словно с неимоверной силой пнули в сустав. Удар – и лишь из-за своей приближенно - конической формы факел не откатился обратно к костру. Белый бархат расцвел алым, красиво обертывая мышцы правой руки. Вот только не подчинялась мне больше эта красота ни на каких условиях. Чередование земли и неба прекратилось, небо привычно одержало верх. Я попытался встать, но рифленая подошва придавила мою шею. Трахея угрожающе затрещала. Я видел лишь правым глазом, левый зачеркнули волосы, но и не глядя мог сказать, кто это. Избавиться от удушающей тяжести не удавалось. Подбежавшие в следующее мгновение стражи навалились толпой, распластали меня на земле, придавив все конечности, включая нерабочую. Я отчаянно сопротивлялся, но с тем же успехом мог пытаться проломить инквизиторскую ступню своей гортанью. Я все еще не чувствовал боли – первейший симптом шока. Или какой-нибудь важный нерв перебит. Лучше первое, чем второе. И лучше бы на как можно дольше. Потому что это конец. Я проиграл. Но я устал корить себя за то, что не попытался!
Александр взирал на меня сверху хмурым архангелом. Но только не тем, что в ликующей выси поют песни ветру, а таким, какие охраняют покой старых кладбищ, молчаливые, облаченные в медленно разрушающийся камень. Багровые глаза его темнели, словно остывающие угли. Он убрал ногу, и я жадно вдохнул взбаламученной пыли. Какого дьявола вампирам так уж необходим воздух? Повинуясь предчувствию следующего удара, я коснулся щекой земли. Сбоку всегда не так страшно. Но он почему-то не бил.
- Думаешь, я злюсь на тебя, Грэйс?
«А нет?» - хотелось спросить мне, но вышло только:
- А кха-аа?
- Какой смысл злиться на змею, если ступаешь неосторожно? Ты вампир, и поступил как вампир. Я сам принял желаемое за действительное. Ты не послан мне небом, ты послан адом. Ты – всего лишь очередное искушение, которое я обязан преодолеть.
Он отвернулся, словно ему стало больно смотреть на меня. Но за миг до того:
…Плеск воды и покрытый испариной кафель. Жесткие струи по гладкому шелку волос. Черные реки из-под рыжего кружева ресниц. Мыльная губка – бесстрастный арбитр между заживающей рукой и скульптурным совершенством обнаженного, бесчувственного тела. Что я делаю и зачем? Вода прибывает, затягиваясь пеной, изящные кисти безвольно плавают по поверхности, словно срезанные цветы. И пена уже не белая, а розовая - заворачивается спиралью вокруг кровоточащих запястий. Зачарованно зачерпываю в ладонь. Солнце уже высоко, но теперь это мое преимущество, а не слабость. Мгновенная боль от инъекции, и можно не торопиться. Можно сколько угодно задаваться вопросом: «Зачем ты так красив?… Зачем вы все так красивы? Почему бы не быть вам тварями отвратительного облика, более соответствующего вашей порочной сути?» Чуть более острый вкус железа и новая вспышка! Изумление. Страх. Замешательство…
И гребень, плавно скользящий от рыжих корней к черным концам. Уже на закате.
- К кресту его. С обратной стороны.
Я порадовался, что времени осмыслить открывшееся не предоставится, но когда шесть пар горячих рук подняли меня в воздух и потащили к эшафоту – вмиг изменил свое мнение. Яростное сопротивление эффекта не произвело. Да, став вампиром, я стал сильнее. Но отчего-то не тяжелее ни разу!
- Ну уж нет! – вдруг заявил Корвин, все это время молча наблюдавший за происходящим с наиболее выгодной зрительской позиции. Его голос дрожал от негодования, во взгляде плескалась ненависть, для которой больше не существовало ни Александра Кёрча, ни его присных. Существовал только я, и только потому еще существовал, что взглядом нельзя убить. - Ни в жизни, ни в смерти! Как не делить нам трапезу, так и пеплу нашему не смешаться! Только Вайс мог обрести сей шанс и только Вайс мог его проигнорировать! Он опустил взор, и внезапный обрыв гневной речи сказал мне все.
- Нет!!! – заорал я. Но я и до этого орал «нет». Никто не понял, что изменилось. Никто не обратил внимания на слова Корвина. Торжественность обстановки слегка потускнела. Кто-то выражал идеи, как сподручнее приковать «второго», не снимая «первого». Откуда-то послышался лязг отмеряемой цепи. Стражник в стильных очках без оправы подошел, чтобы прострелить мне второе плечо. А у подножья креста расцвел первый прозрачный завиток дыма.
- Нет, - прошептал я.
Да.
Вспышка и резь в сужающихся зрачках, пятки стукнулись о землю – сразу двое из моей «свиты» отшатнулись, закрывая руками лица. Мгновением позже к ним присоединился очкарик – у него получилось поцеловать мой сапог, не наклоняясь. Больше я ничего не успел – меня оттащили от костра, повалили наземь, заломили руки за спину. Численность человеческого конвоя восстанавливалась обратно пропорционально способности к регенерации.
Я не отрывал взгляда от Корвина. От экстраготичных глаз, от треплемых ветром волос, от разбитых обветренных губ, скривившихся:
- Счастливо оставаться…
А потом пламя коснулось босых ступней, ядовитым вьюном поползло по брюкам.
Вампир запрокинул голову и закричал. Вся выдержка Нахтцерер оказалась бессильна перед жаром огня и холодом последней смерти.
- Узрите, Господь самолично покарал демона! – крикнул кто-то прямо над моим ухом.
Ликующий рев заглушил рев пламени.
- Смерть кровопийцам!
- Отправляйся в ад!
- Отныне и тьма не укроет ваш род от возмездия!
Я зарычал.
Твари! Тупые святоши! Корвин хотел уйти красиво, а они даже этого не поняли!!!
Впрочем, кое-кто понял. Очень хорошо понял. Я видел, как заблестели его глаза от осознания перспектив. Инквизитор, поджигающий взглядом… Спрятав поглубже такое внезапное примирение со своей сутью, Александр воздел руки к небу:
- Через страдания плоти да очистится душа. Да вознесется она освобожденной к чертогам Твоим!
- Лицемер! – Я вскинулся, но мне так надавили на спину, словно хотели похоронить заживо. - Ты же не веришь, что она у нас есть!
Его алые глаза встретились с моими, и я понял, чью душу он имеет в виду. Сокрушая других спасайся сам. Это ли не стратегия выживания вампира?
Огонь полыхал. Дрова трещали, раскалываясь повдоль. Кожа ступней Корвина кипела, слезая с костей, обугливаясь, в то время как длинные волосы только приподнимались от жара. Солнце – более милосердный палач. Более нетерпеливый. Я извивался в руках у смертных. Рана на плече выплевывала все новые порции крови. Мне бы свободы на вдох, на одно сокращение сердца…
Поздно. Даже опоздать поздно. Что я сделаю, если вырвусь?
Оторву голову Кёрчу, пока Корвин еще способен видеть. Приму пули снайперов, избежав креста. Я видел, как Корвин глотает дым в надежде потерять сознание. Он сумел невозможное. Сумел перестать кричать. Я не сумею.
И в этот самый момент чудовищнейший по своей силе грохот ударил по моему чувствительному слуху. Горячая волна пронеслась над головой, а те, кто прижимал меня к земле… Я вдруг стал солидарен с ними. Комья грязи посыпались на спину, дважды шлепнулось что-то липкое. Когда я поднял голову, то увидел, что зря запоминал схему здания. Ликующий возглас вырвался из моей глотки, но я его не услышал. Крылья особняка остались целы, но центр разрушился практически до фундамента. И в этот горящий проем, как в опрокинутую триумфальную арку ворвались трое!
Надеялся ли я, что помощь придет извне? Да, но Корвин убедил меня перестать.
Корвин!!!
Я бросился вперед, но выяснилось, что державшие меня уцелели в полном составе. Горячее дуло пистолета вдавилось в висок. Горячее? Щелчка взводимого курка я не услышал, но я и выстрела до этого не слышал. Оттолкнувшись от еще пылающего куска стены, Вита взмыла в воздух, сгруппировалась, до предела уменьшая площадь поверхности тела, лишь руки, непропорционально длинные из-за двух непрерывно строчащих «беретт-М12», остались раскинуты. Вампиры не умеют превращаться в летучих мышей. Однако на фоне звездного неба в колеблющихся потоках горячего воздуха за секунду смерти это именно так и выглядело. Стрекот прошелся на уровне крыш и спустился по нисходящей. Две размытые тени метнулись в прореженные выстрелами бреши. Черная - к кресту, белая пронеслась мимо меня, только воздух взвихрился. Александр что-то выкрикнул по-латыни вне поля зрения. Да, вот так внезапно прорезался слух. Только молитва это или ругательство – определить не представлялось возможным.
И вдруг я обнаруживаю, что держит меня всего один человек. Мгновением позже он тоже обнаруживает это.
- Куда? – я ухватил его за ногу и опрокинул, наполовину подтаскивая к себе, наполовину наваливаясь сам. Смертный кричал, лягался свободной ногой, отбивался локтями, но у меня не было времени на эти игры. Я подполз выше, сгреб его за шиворот, приподнял и опустил. Я решил, что не буду интересоваться, что сталось с его лицом. Абсолютная вампирская память, как мне уже разъяснили, не только плюсы имеет. Ткань, восхитительно непрочная, затрещала под моими руками, расползаясь по швам и между, а клыки уже рвали соленую кожу, открывая ускользающей жизни другие двери.
Крики, выстрелы… Я слышал их, но уже больше как фон. Я пришел в себя, смеясь от накатывающей эйфории. Кровь лилась с подбородка, я больше не мог проглотить и выплюнул, ибо какие еще альтернативы? Человек был мертв. Я убил его. Руками и ртом. Всегда подозревал, что моя любовь к оружию – чисто платоническая. Однако какая бы то ни было! Увидев неподалеку пистолет, выроненный еще очкариком, я его схватил.
В плечо словно вторично выстрелили. Одновременно со слухом вернулась и боль. Первому я был рад, второму, как ни странно, тоже. Черт возьми, да я сейчас обрадуюсь любому доказательству жизни! Я поднялся на четвереньки, что в исполнении вампира выглядит гораздо лучше, чем звучит. И ахнул от ужаса. Я пировал на глазах умирающего! Трагедия продолжалась, взрыв лишь декорации изменил. Причем крест накренился не в пользу Корвина - кожа уже ползла с его голой груди. Он вывернул шею, пряча голову назад и в сторону, в угол между перекладинами распятия.
Где, черт возьми, Джино?
Джино рубился в гуще смертных, которых недостреляла Вита. С настоящим мечом против… настоящих мечей! Его волосы были убраны в тугую блестящую косу просто какой-то неимоверной длины. И какая-то сволочь как-то ухитрилась схватить эту косу и дернуть на себя. Остановить это Джино, естественно, не остановило, но замедлило. Этим и воспользовались другие, нападающие одновременно, с таким остервенением и на таком расстоянии друг от друга, что амплитуды одной руки имаго чуть-чуть не хватало. На моих глазах кончик подозрительно сверкающего лезвия пронесся опасно близко от шеи вампира.
Джино мотнул головой, и хама, вцепившегося в косу, занесло на траекторию обстрела Виты. Нахтцерер отстрелила человеку кисть и только затем голову. Что-то в хищном блеске ее глаз мешало думать, что первый раз она промахнулась. Я утвердился на колене, задержал дыхание и спустил курок. Ближайший ко мне, он же дальний от Джино, упал с такой дырой в области сердца, что я понял свою ошибку. Пистолет был не тот, что потерял очкарик, а какой-то другой. Сомневаюсь, что удобно было бы распинать меня совсем без руки. Теперь Джино до всех дотянется.
Но Джино обернулся на выстрел:
- Грэйс! – И бросил мне свой меч. Я изумился, но меч поймал, для чего пришлось выронить пистолет. Сомнительный обмен, и для чего? Как он собирается продолжать бой безоружным? Но Джино не собирался. Прыгнув через тело упавшего, он ускользнул из кольца противников. Лаконичная очередь Виты отделила их души от тел.
Мы наконец-то бросились к костру. Если Корвин решил, что мы не собираемся его спасать, то его можно понять. Однако я бы на его месте, (которое вдруг стало безопасней, чем мое). Так вот я бы на месте Корвина уже прекратил сожалеть и начал радоваться, что облить бензином сам крест никто не удосужился.
Молясь на сапоги до бедра и влажную одежду, я вспрыгнул на эшафот со «своей» стороны, и врезался в крест плечом. Мне казалось, если он уже отклонился от вертикали, я свалю его без вопросов. Черта с два! Целостность креста не нарушилась. Во время взрыва покосилась вся конструкция.
Тогда я как мог, раскидал ногами дрова и принялся рубить цепь.
Джино застыл напротив, обратив к костру раскрытую ладонь, лицо его было предельно сосредоточенно. Языки пламени укорачивались, разбегались в стороны, я очень надеялся, что он делает это глазами, а руку держит просто так.
- Быстрее, Грэйс! Дрова пропитаны горючим, я не смогу долго!
Можно подумать, меня нужно было торопить. Джино сдерживал пламя только с одной стороны. Кожа моих ботфорт плавилась и липла, пряжки раскалились. Жжение сделалось невыносимым, но я продолжал рубить, стараясь не фиксироваться, что стою по колено в огне. Вита прикрывала нас, стреляя короткими точными очередями. Я не видел ее, но чувствовал каждой секундой продолжающейся жизни. Продолжающейся боли. Я рубил изо всех сил, досадуя на то, что вторая рука не работает. Но по ту сторону креста нещадно тратил энергию Джино. Вот у кого не работает. А у меня так… Расщепляется на волокна всего лишь. Стиснув зубы, я уцепился второй и распределил силу надвое.
«Условно, Грэйс. Пока ничто нас не убьет».
К дьяволу такие условности!!!
Цепь, искря, побежала под лезвием. Джино метнулся вперед, подхватил падающего Корвина и сдернул с мгновенно взметнувшегося ввысь костра. Я наконец-то позволил инстинкту самосохранения сделать со мной то же самое. Удержаться на ногах не вышло хотя бы потому, что приземлился я на руки. В глазах потемнело, но крест пылал так ярко, словно огонь был удерживаемой до времени пружиной, которую наконец отпустили. Мой невероятный кульбит назад был точно такой же пружиной. Я приложил иззубренное лезвие к виску, но металл был горячим. Тогда я поднялся, опираясь на меч, как на трость. Хорошо, что раж битвы притупляет чувство боли. Меня одолевало сильнейшее подозрение, что сапоги, джинсы и верхний слой кожи не разъединить без хирургического вмешательства. Пошатываясь, я обошел костер, но увидел только лежащего навзничь Джино. Цепь извернулась поперек его ноги, перевилась с косой. Из-под единственной ладони, крепко прижатой к шее, обильно струилась кровь.
- Вот сволочь! – поразился я.
Джино замотал головой, поморщившись от резкого движения. Я помог ему сесть.
- Он уже не мог себя контролировать… - прошептал лорд Вайс. - Никто бы не смог.
- Но твоя кровь только распаляет жажду!
Джино посмотрел на меня темнеющим взором. Его улыбка сделала бы честь любому Нахтцерер.
Медленно, словно классические жертвы классического триллера, мы повернулись на звук.
Корвин стоял, погрузив лицо в шею человека, настолько прогнувшегося в поясе, что диагностировать перелом позвоночника можно было без рентгена. Верхние конечности жертвы все еще дергались в агонии. Нижняя челюсть болталась на лоскуте натянувшейся кожи у содрогающегося плеча. Кровь била струями такими мощными, что сметала волосы вампира с лица, зализывала за уши.
- Но сил придает как любая другая, - закончил Джино.
Оставив Корвина в далеком от покоя состоянии, мы повернулись к эпицентру сражения. Именно так, с тех пор, как схлестнулись Винсент Вайс и Александр Кёрч эшафот с горящим крестом стал периферией.
Создатель и наследник сцепились на крыше джипа, и она гулко отвечала на каждое передвижение.
Я удивлялся, что по прошествии столетий Джино остался верен мечу? Эти двое вообще обошлись без оружия! Только что безукоризненно-белый костюм Винсента был щедро испятнан алым. Хотелось бы думать, что кровь не его, впрочем… в любом случае кровь его. Я сглотнул, не в силах отвести глаз. Обмен ударами производился на такой запредельной скорости, что отследить, чей именно только что достиг цели, приходилось разве что по последствиям. Вот на скуле Винсента появился свежий кровоподтек. Вот кровь из рассеченной брови наполовину урезала поле зрения Кёрча. Александр рванулся в сторону, логично ожидая атаки слева, но Винсент обманул и Александра и логику, презрев полученное преимущество, и подсечкой именно со «зрячей» стороны сбил инквизитора с ног. А заодно и с джипа. И сразу стал еще лучшей мишенью, чем я. Я в тревоге поднял голову. Опасения подтвердились.
Один снайпер на крыше остался. Стройный и невысокий, в камуфляже и шапочке-маске с прорезью для глаз он стоял, уже не скрываясь.
И методично расстреливал своих!
Я подавил всплеск истерического смеха. Как я определю, кто из Вайс мой создатель, если они опять все здесь?
Не только воздух - земля задрожала, когда Александр присел, подхватил джип под днище, и опрокинул его набок. Но Винсент, сохранив равновесие, ловко перебежал с крыши на дверцу, и все равно прыгнул сверху на Кёрча.
В-принципе, это все, что мне надо было знать.
Джино выругался по-итальянски - попробовал убрать руку, но кровь потекла снова. Корвин неистовствовал. Он двигался на обожженных ногах быстрее, чем Меркурий в своих крылатых сандалиях. Он наносил удар под странным углом, мотал головой, усугубляя рану, пока когти ломали и рвали вопящую жертву в клочья. Он быстро натренировался кусать одним клыком.
Но именно Джино был тренажером. Я крепче обнял имаго и накрыл рану ртом. Джино вздрогнул, когда я впрыснул изрядное количество слюны прямо внутрь. Окровавленные пальцы зависли перед моим лицом.
- А яд посильней, чем у Виты, - невозмутимо ответствовал я и снова схватил пистолет. – Я сейчас!
- Своих не перебей! – крикнула Вита, меняя обойму о колено, и я ахнул, увидев, что он имеет в виду. Действительно: сражение близится к логическому завершению, а людей все больше.
И машин. Полицейские, в основном. И машины, и люди.
Одного я узнал. И не по красным волосам, потому что они уже были синими. По шраму в виде полумесяца на шее. Шраму, оставленному моими зубами. Фрэнк выдернул клинок длиною с локоть из-под отвисшей челюсти охотника и слизал – клянусь! – слизал кровь с лезвия. Его напарник, небрежно прислонившись к капоту машины, разговаривал по рации:
- Ничего, о чем стоило бы беспокоиться. Частная вечеринка, выпивка, фаершоу, в пиротехнику кучу денег вбухали…
Над вырезом форменного манжета я мог наблюдать крылатую эмблему «АД». Я остановился, не в силах двинуться с места. Люди истребляли людей, защищая вампиров. Доноры – нас, инквизиторы – Кёрча! Потом факел ударил меня промеж лопаток, и я пнул нападающего, как оказалось, в сторону Корвина. К величайшему сожалению для охотника, мой удар его не убил.
Но людей было еще больше, чем я видел. Внутри дымящихся руин тоже кипела битва. На моих глазах из окна выпрыгнул человек, попытался встать, но вскрикнув, схватился за ногу. То что надо.
- Пригнись!!!
Многие пригнулись от крика Виты, но главное, что и я тоже. Вспышки заиграли на ее обтягивающем кожаном одеянии. Встречные брызги свинца и крови проложили над моей головой многополосную трассу.
Через мгновение я был возле «Икара». Не обращая внимания на вопли и беспорядочные удары, я сцапал его за шкирку и поволок, по широкой дуге обходя Корвина. Я не видел лица пленника – не мог смотреть в лицо тому, кого тащу на смерть. К дьяволу рефлексии! Джино ранен, и ему нужна пища.
Однако достигнув пункта назначения я остановился. Раненого не было. На его месте обнаружилось два трупа желающих добить.
Я посмотрел в направлении от Солнца во Вселенную. От креста отваливались куски.
А мое периферийное зрение впервые позволило мне увидеть всю картину битвы целиком.
Джино разил мечом направо и налево, сильно разворачивая корпус, передвигаясь молниеносными прыжками. Не было никакой возможности отследить его движения. Он просто возникал то в одной гуще смертных, то в другой. Блестящая черная коса извивалась за ним во всей своей анимешной длине.
Вита либо расстреляла все боеприпасы, либо начала экономить. Как бы то ни было, круг нападающих на нее сузился. Но это были последние. И самому резвому из них Нахтцерер ногтями выпустила кишки. Нож во второй ее руке служил лишь отвлекающим внимание блестящим предметом.
Корвин… Судя по тому, что ни разу не тронул донора, разум к нему вернулся. Однако внешне это никак не проявлялось. Он выхватывал инквизиторов из окружения Виты и отрывал им конечности, приговаривая: «любит - не любит». Последнего, за которого одновременно схватились оба Нахтцерер, милостиво пристрелил Шейн.
Винсент и Александр… А они еще дерутся? Я почувствовал укол тревоги. Которая превратилась в панику после того, как Винсент впечатался спиной в днище джипа. Оторванный рукав собрался на локте, по предплечью змеились глубокие борозды – в то время как сир держал кулаки преимущественно сжатыми, наследник совершенно потерял человеческий облик, полосуя когтями как заправская рысь. Винсент едва успел уйти вниз, когда когти Александра вырвали клок резины из покрышки. Кёрч метил в горло.
Сдавленный возглас совсем рядом заставил меня вспомнить, что стоять посреди сражения с задранной головой как минимум необычно. И с изумлением узнать в притихшем пленнике не кого-нибудь, а экс-детектива Реджинальда Мартенсона! Это уже не смешно! Так попросту не бывает! Он больше не вырывался, лишь взирал, широко распахнув глаза, как хищно оскалившийся Кёрч стряхивает с когтей резину.
- Что? – участливо поинтересовался я. – Не знал, что и «Хеллсинг» в руках кровососов? Где теперь будешь искать команду покруче? Подсказать? – Я швырнул его наземь и изо всех сил пнул в подреберье. - Или проводить?
Носок сапога увяз. Я рефлекторно выдернул его, и мерзкий чавкающий звук словно что-то переключил во мне. Мартенсон даже не вскрикнул. Глаза его закрылись. Носок искореженного огнем сапога блестел, отражая полицейские мигалки. Нет, ни в коем случае, только не сейчас! Я убивал уже. Убивал. Но этот коп… Я знаю его, я разговаривал с ним. Это совсем другое…
Вита взяла меня повыше локтя, аккуратно уводя от неподвижного тела.
- Нельзя бить человека в полную силу и рассчитывать, что он при этом выживет.
Я растерянно оглядел поле битвы. Оставшихся в живых охотников «полицейские» сковывали наручниками и грузили в машины. Живых – означало бессознательных. Их было мало, и задумываться о их дальнейшей судьбе не хотелось. Мертвых и части мертвых стаскивали в костер. Потерь среди «наших» не было, но раненых - почти каждый. Закралось нехорошее подозрение, что охотники все-таки избегали убивать людей. Даже со шрамами от клыков. Даже ценой своей жизни. Ох, ни к чему мне сейчас такое сочувствие.
И оборачиваться было ну совершенно не обязательно.
Я увидел, как Фрэнк, присев возле Мартенсона, сосредоточенно ищет пульс. Он что, тоже знал его? По работе в полиции? Мои подозрения подтвердились, когда донор бережно поднял мертвое тело и понес его в машину, а не в костер.
- Его сгубили обстоятельства. Ты – одно из них, но отнюдь не весь комплекс, - зачем-то сказала Вита.
«И он жег меня, связанного, электрошокером», - насильственно вспомнил я. Не помогло. Я знал, что не поможет. От вони горящей плоти становилось трудно дышать. Если бы не Алекс Кёрч, «Хеллсингом» сейчас называлась бы редкая марка ассиратума. Вот так уже лучше. Быстрый способ простить себя - найти другого виновного. Ярость всклокотала во мне, вытесняя другие чувства. Однако выплеснуть ее было некуда. Врагов для меня не осталось. Я мог лишь смотреть, как колено Винсента сминает грудину Кёрча и возвращается обратно уже со вспоротой артерией.
Кажется, я понял, почему не спускается Шейн. И кого винить за саднящую дырку в плече. Того же, кого и благодарить. Я что, всерьез надеялся победить этого берсерка в открытом бою?
Кёрч вдохнул, расправляя легкими ребра. Винсент сгорбился, зажав кулаком бедро, из-под красных сосулек волос протянулась длинная лента слюны. Но изогнулась, рассыпавшись каплями, так и не достигнув раны. Ступня инквизитора жестко впечаталось в подбородок вампира, и он распластался по днищу джипа, раскинув руки. Я ринулся туда, но Джино поймал меня за запястье.
- Оставь, Грэйс. Это не твоя битва!
- Да как ты можешь! – Я дернулся, но Джино еще сильнее сжал мою руку, пристально вглядываясь в глаза. И вдруг я понял: ему в тысячу раз тяжелее, чем мне. Но он держится. И Вита ищет, во что одеться Корвину лишь для того, чтобы не броситься на подмогу. На глазах у смертных и бессмертных свидетелей Винсент должен сам уничтожить того, кого так неосмотрительно привел во Тьму. Только так он, наконец, очистит свое имя.
Наше имя.
Ошалело мотнув головой, Винсент свернулся к все еще фонтанирующему бедру. Вовремя. Кулак Александра пробил железную преграду в том месте, где уже осталась вмятина от затылка Винсента. Взвыв от досады, инквизитор вырвал руку, обдирая кисть об острые края.
Но поздно.
Локоть лорда Вайса с треском вошел в его висок.
Руки Александра, сначала одна, а потом и вторая, повисли вдоль тела, колени подогнулись. Но Винсент не дал ему упасть – поймал обеими ладонями за голову, словно намеревался поцеловать… И повернул.
Я мог по хрусту посчитать, сколько сломалось позвонков. В красных глазах, уставившихся прямо на меня, застыло удивление.
Джино замер на выдохе. Я – на вдохе. Остальных не услышал - пламя удовлетворенно урчало, пожирая необычайно щедрую на сегодня дань. Винсент выпустил голову Кёрча, но снова не дал упасть – поймал за одежду на груди, притянул к себе. Так кошка играет с уже мертвой крысой. Порванные уши и расцарапанная морда заботят ее меньше, чем еще теплое, но уже безвредное тело. Разбитые губы Винсента изогнулись в улыбке. Он запрокинул голову, и рассмеялся. И холод пробрал меня до костей, и будь я вторично проклят, если меня одного.
Вампиры тем сильнее, чем старше. Чем больше жизней присвоено, чем больше крови выпито. Винсент намного старше. Да, но… Кровь вампира дает силы больше обычной, а Кёрч на протяжении всей своей жизни питался одними вампирами!
Гаснущий огонь мыслей разгорелся снова. С треском повернув голову обратно, Кёрч всадил свои жуткие зубы в открытую шею Винсента, руки капканом сцепились за спиной создателя. Я думал, не услышу ничего страшнее смеха Винсента – о нет! Зеркальные глаза лорда Вайса широко распахнулись. Он дико закричал, отдирая от себя инквизитора. Джино взвыл, опускаясь на колено, его ладонь на моем запястье стала скользкой. Вита стояла, обхватив себя за плечи. Да они что все, с ума посходили?
Я вывернулся из хватки Джино, но на пути возник Корвин. Ну еще бы! Вот кто не против, если Винсент проиграет, вот кого это устраивает. Он сам мечтал расправиться с лидером «Хеллсинг», лишь крайнее истощение и ожоги заставили его отвлечься на более легкую добычу. Ну, и Джино, вовремя подставивший горло. Я зарычал. Теперь, когда все долги оплачены, имею полное право! Мой кулак понесся к его едва сросшейся челюсти, но Принц Нахтцерер легко увернулся и, перехватив мою руку, заломил за спину. Пальцы с колко изломанными ногтями легли мне на горло.
- Смотри!
Винсент пятился, держа Александра на весу, но все попытки освободиться оказывались тщетны. Наследник рвал горло создателя, рыча и мотая головой. Ничего человеческого в нем не осталось. Раненый, обезумевший от голода и ярости вампир. Пять столетий мечтавший о встрече со своим врагом, и вот, наконец, получивший желаемое!
И тогда:
- Хватит! – громко, отчетливо произнес Винсент. Я не ожидал, что с полуотгрызенной головой можно еще говорить, по моей шее тоже текло, потому что несмотря ни на что вырываться я прекратил только сейчас. И не из-за того, что текло, прекратил, а из-за того, что случилось далее, из-за того, что заставило меня раз и навсегда простить Корвина.
Чудовищные зубы Кёрча разомкнулись. Он отшатнулся и застыл, неверяще глядя на врага.
Но Винсент не нанес сокрушающего удара, не разорвал и не сократил дистанции. Он просто выпрямился, застегивая отлетевшую запонку. На фоне оторванного рукава это смотрелось уже чересчур. Разделавшись с запонкой, лорд Вайс оправил лацканы пиджака и только потом соизволил поднять взгляд на наследника. Зеркало не убивает. Так я и поверил. Зеркала – это серебро.
- На колени.
Инквизитор стиснул зубы. Зажмурился. Оскалился. На лбу, сразу под волосами, вздулась раздвоенная, словно змеиный язык, вена. Он застонал. Лицо его исказилось яростью, потом мукой. Пальцы блуждали в воздухе, силясь зацепиться, и не находили за что. Колени его задрожали, подломились, и он упал. Встал, но упал снова. Его словно сминала гигантская невидимая ладонь. Мы молча наблюдали Кровные Узы в действии. Вампиры и люди. В одинаковом потрясенном молчании. Александр изо всех сил сопротивлялся, но с каждым разом вставать становилось все труднее, а падать - болезненнее.
В конце концов он замер на коленях, и только крайнее напряжение мышц выдавало, что он все еще пытается бороться.
Однако Контроль вышел на новый уровень.
Голова его начала медленно клониться назад. Винсент шагнул ближе, чтобы не терять взгляда. Александр застонал, напряг мышцы шеи, но ничего не смог поделать – его подбородок продолжал запрокидываться. Одновременно с этим его пальцы начали подъем к горлу.
Дикий, полный боли и отчаяния крик вырвался из подставленной глотки, когда когти вцепились в воротник и дернули, разрывая его до пояса.
- Можешь уже отпустить меня, - прошептал я Корвину.
Александр тяжело дышал с закрытыми глазами. Тощая грудь высоко вздымалась. Из носа, рта и ушей, из-под опущенных век текли кровавые струи. Винсент ослабил контроль, и Кёрч грохнулся на четвереньки. Он сунул пальцы в рот и выгнулся в рвотном спазме.
- Поздно, - усмехнулся Корвин.
Винсент подошел ближе. Александр отшатнулся. Создатель наступал, и обреченный наследник пятился, отползая - все ближе и ближе к костру, где догорали тела его ближайших приспешников.
- Damiane! Винченцо, зачем? Просто убей! – воскликнул Джино.
Винсент и Вита посмотрели на него одинаково.
- Я бы не стал торопиться, - вдруг произнес Корвин.
- Кто бы рассуждал о спешке! – рявкнул Винсент, но Кейн даже не вздрогнул.
- Все это время он крал чужое бессмертие. Опрометчиво высвободить такую энергию в никуда, когда твой любовник так в ней нуждается.
Все посмотрели на Джино. Хором простили Корвину и вмешательство в ход правосудия, и «любовника».
- Ну нет! – возмутился итальянец, кивком головы отбрасывая косу за спину. - Я не уподоблюсь ему! Не могу!
Но я не слышал в его голосе уверенности. Винсент волен приказать… И это была не моя мысль. Не моя надежда.
- Можешь и будешь. - Схватив Кёрча за волосы, экс-Принц запрокинул ему голову уже безо всяких ментальных игр. - Пей!
Джино обреченно выпустил клыки.
Я не впервые смотрел, как пьет Джино, и разницы не заметил - искалеченная рука никак себя не проявляла. А Александр смотрел на меня. Вита, связывая ему запястья, стянула петлю так, что у простого смертного переломались бы кости, но инквизитор не издал ни звука. Его страдания сейчас были куда глубже примитивной физической боли. Он увидел вспышку и в крови Винсента. Он все понял.
Я стоял, обняв себя за плечи. Глаза слезились от дыма и вони сгорающей плоти. Жирные хлопья сажи спускались на землю черным снегом. Я ошибся. Разница была. Я впервые видел, как Джино выпивает до конца.
Кровь Ада! Происходит то, что должно было произойти века назад. Джино просил для него легкой смерти, и теперь лишь осуществляет сей акт милосердия. Конечно, было бы легче, значительно легче, но… Я так и не смог заставить себя отвернуться.
А потом стало поздно. Джино отпустил, Винсент отпустил, и безжизненное тело завалилось набок. Никто не кинулся развязывать ему руки. Просто бросили, как есть, точно опустевшую упаковку от лекарства.
Джино замер на коленях, запрокинув голову, зрачки его то сужались, то вновь прогоняли изумрудно-яркую зелень к самому краю радужки. Но Винсент не дал наследнику насладиться эйфорией.
- Что чувствуешь?
- Насытился… Впервые с тех пор…
Он, оказывается, еще и от жажды страдал все время.
- А рука?
Джино покачал головой.
- Не знаю… Немеет…
Пространство пришло в волнение, доноры подтянулись ближе. Забыв о субординации, просили Джино закатать рукав, но мокрый шелк уже расползался под нетерпеливыми пальцами экс-Принца.
Я улучил момент и закрыл Александру глаза. Потом вытер ладонью свои и сцепил пальцы на затылке. Волосы с правой стороны обгорели почти до корней, спеклись твердой скрученной массой. Я провел по ним ногтями, и они осыпались пылью скрученных хлопьев. Я посмотрел на Корвина. Ну конечно, он же выше висел. Спрячьте от меня зеркала, дайте Винсенту темные очки…
Из предплечья Джино торчал окровавленный обломок кости. Я не знал, как это выглядело раньше, но очевидно, не так.
- Сустав – самое сложное. Дальше пойдет быстрее, – проговорила Вита.
Винсент впился в губы возлюбленного так, что тот протестующе застонал и уперся ему в грудь уже обоими локтями. Я отвел взгляд. Такое откровенное проявление чувств… Я бы тоже свои проявил, если бы выбрал, какие. Мне хотелось орать. Смеяться и плакать, не знаю, что больше… Я не страдал от смерти второстепенных врагов, но скорбел по Кёрчу и Мартенсону. Стрижка Виты опять собралась иголочками. Лишь у Джино ни пряди из косы не выбилось - слишком долгий путь им пришлось бы проделать. Не меньше других залитый своей и чужой кровью, я чувствовал это единение, и кайфовал от него.
- Шейна кто-то из вас пригласил?
Винсент распрямился, облизываясь.
- Шейна мы оставили, чтобы кровь Вайс во Тьме не иссякла.
Я побледнел. Буквально почувствовал, как отхлынула кровь от лица.
- Но…
Но говорить ничего не пришлось.
Абсолютно все уже смотрели на миниатюрную фигуру на крыше, а Вита еще и целилась.
Снайпер стянул с головы маску, и темный шоколад волос разлился по узким плечам.
- Думаю, ты можешь навсегда забыть об этой проблеме, лорд Вайс, - улыбнулась Беатрис Дюшар.
- Мой создатель, кто бы ты ни был… - простонал я. Но постойте. Если все-таки она моя мистресс, то как остальные меня нашли? Приглашение открывает дверь, а не стелет к ней красную дорожку! В ответ на мой невысказанный вопрос, Вита тронула мочку уха. При этом короткая куртка ее приподнялась еще чуть-чуть, и я увидел пристегнутый к поясу прибор. По центру крещенного координатной системой экрана мерцала яркая зеленая точка.
В полнейшем неадеквате я коснулся рукой серьги.
Винсент покосился на тело Александра.
- Это не он! – предостерег я. - Он не обращал ее. Должен быть еще кто-то.
Тихий смех заставил Винсента перефокусировать взгляд, а всех остальных - обернуться. Смеялся полицейский. Тот самый, что говорил по рации. Он и убил больше всех, как только бросил лясы точить, и я не только «АД» имею в виду. Низко надвинув на глаза фуражку, он стоял у нашего страшного костра и грел руки.
- Забавно чаровать донора. Обычно я предпочитаю хоть какое-то сопротивление.
Приподняв козырек, вампир лучезарно улыбнулся и, лизнув палец, провел им по запястью, смазывая «татуировку».
Вот кто это был, если его узнали Винсент, Джино и я, а оба Нахтцерер – ни сном ни духом?
48
А у Лоренцо глаза красными не были. Интересно, пошла такая своеобразная линия крови, а он из нее выпадает. Золотистые волосы чуть-чуть не до плеч. Не вьются, скорей, изгибаются, красиво обрамляя лицо. Глаза голубые, почти синие. Однако как четко я адаптировался к Тьме! Когда Александр сказал «цвета неба», я черные напредставлял.
- Ты изменился, - сказал Винсент.
Бывший вурдалак ответил коротким поклоном.
- Не так, как мог бы, если бы не предал тебя, Принц. И пока твоя наследница не спустила курок, прошу заметить: моя держит на прицеле покровителя готов, а ее меткости, надеюсь, успели отдать должное все присутствующие.
В изумлении я перевел взгляд на Виту. Невероятно! Нахтцерер допустила ошибку. Впервые на моей памяти, да еще так фатально! Безоружный Лоренцо показался ей опаснее? Иначе с чего она вдруг перенацелила «беретту» на него? Оставшаяся без присмотра Беатрис преспокойно направила винтовку на Джино. Тишина воцарилась такая, что ее слышно стало.
- Вита, брось оружие, - послышался приказ Винсента.
- И не подумаю, – процедила Нахтцерер, по-прежнему не сводя глаз с Лоренцо. – Мы в равных условиях. Если она выстрелит в Джино, ты точно труп. Один-один.
И тут холодное дуло ткнулось в ее затылок. С невероятным изумлением я увидел, что оружие – тот охрененнокалиберный пистолет, что я подобрал в бою, а рука, сжимающая его – это моя рука!
- Посчитай еще раз, Нахтцерер, - усмехнулась моя создательница.
Вита замерла. Выпустила из пальцев «беретту», но пнула оружие не вперед, как показывают в фильмах, а назад, пока Лоренцо не приказал обратного.
- Грэйс, вся моя стратегия строилась на том, что ты не связан Узами Крови.
- Я не связан! – в ужасе прошептал я, прекрасно понимая, насколько происходящее противоречит моим словам.
- Неужели ты не получил мой подарок? – выгнул бровь Лоренцо.
Я на мгновение прикрыл глаза. Все сложилось. Официант… Чудесный хрустальный цветок с багряной сердцевиной… «Welcome». Верхом самоуверенности было так и не поинтересоваться, действительно ли Винсент послал мне эту кровь. А вспышка! Ведь я же чувствовал ее! Списал на обостренность первого восприятия.
Винсент не пошевелился, но от места, где он стоял, к ногам Лоренцо поползла дорожка инея.
Лоренцо постоял секунду, прислушиваясь к ощущениям, потом изящно отступил в сторону.
- Вижу, о том, что произошло пятьсот лет назад, ты уже догадался. Между тем в глазах нашего юного диверсанта еще столько вопросов.
Ага, офицер - официант.
- Из чего ты крылья сделал, когда Александр принял тебя за ангела?
Лоренцо рассмеялся.
- Пусть смертные покинут это место, все, кроме моего зачарованного напарника. Скрывая свою суть, я не имел возможности утолить жажду.
Винсент кивнул. Несколько минут, пока отъезжали машины, мы стояли в неподвижном молчании. Мне было стыдно, ведь я по-прежнему держал на прицеле Виту. Какое право я имел обвинять ее, если у меня тоже было оружие? Я видел, как Беатрис поднимала винтовку, и только растерянно отмечал, как ей идет камуфляж.
- Кёрч предложил тебе обращение в обмен на свободу? – спросил Винсент, сверля предателя взглядом.
- Кто умер вместо тебя? – пролаял Джино. - Чью голову ты унес?
- Забавно слышать такие вопросы от того, кто даже не проверил, кого не хватает, - ответствовал Лоренцо и повернулся к Винсенту:
- Он был не в том состоянии, чтобы предлагать. Я взял сам. И возьму сейчас. Вижу, он уже связан, хорошо. А теперь прошу всех отступить назад.
Никто не пошевелился. Только у Джино непроизвольно дернулась отрастающая рука. Поменьше бы она так дергалась, пока алая точка на виске непрерывно чертит знак пацифика.
- Зачем тебе Александр? Не для того ли, чтобы передать его мне и заслужить прощение? Давай просто пропустим этот пункт.
Лоренцо рассмеялся. Снял фуражку, кивком откинул волосы назад и надел снова.
- Винсент, ты великолепен! Посмотрим правде в ее лживые глаза. Тебе никогда не прийти к власти снова, вампиры злопамятны. А мне не влиться в Сообщество, которое этот парвеню Аррива превратил в сборище вегетарианцев. Не испытываю такого желания.
- Я тоже вампир, - заметил Винсент. - И я тоже злопамятен.
- Знаю. Меня устраивало положение вне сообщества, и я не горел желанием обнаруживать себя сейчас. Как бы ни грела плечи мантия злого гения, вынужден признать: я вовсе не рассчитывал, что в итоге здесь соберется такая толпа.
- Ложь, - хмыкнул Винсент. – Тогда ты не смог бы одолеть Александра.
- Однажды уже сделал это, но ты остановил мою руку. Я был в ярости, но рассудил, что у тебя больше причин для мести. Я уступил тебе право забрать его жизнь, и что ты сделал? Ты подарил ему Вечность. Дал то, в чем оказалось отказано мне.
Винсент вздохнул, задумчиво посмотрел на огонь, провел пальцами по волосам, расслаивая слипшиеся пряди.
- Уж тебя-то я планировал обратить.
- Хочешь наказать меня чувством вины? – прищурился Лоренцо. - Не выйдет. Я пытался тебя понять. Ты потерял свой клан, своих наследников. Вот только вспомнил ли, хоть на мгновение, о тех, кто скорбел вместе с тобой? Вурдалаки, оставшиеся без своих покровителей - что с ними сталось, не знаешь? А я проследил. Некоторые обратились in fidem recipere к твоим бывшим союзникам, но кому нужен вурдалак, переживший своего хозяина? Двое вернулись к своей человеческой жизни, остальные предпочли медленной агонии быстрое самоубийство. Я обходился без крови с самой смерти Анабель. Если бы ты хотел принять меня в клан, то давно начал бы поить меня своей. Желаешь правды? Я не сдержался! Рядом, за решеткой, был ослабевший от пыток, ничего не соображающий вампир. Доступная кровь, как я тогда подумал. Я вошел и хотел взять немножко прежде, чем его казнят. Я думал, никто никогда не узнает. Я даже не знал, что клыки его заново отросли!
Вот и вся правда про «время лечит». Никакая это не правда. Сомнения – вот что разрушает даже самую жесткую позицию. Винсент не лгал, и Лоренцо почувствовал это. И сорвался, открыв больше, чем хотел, в подсознательном желании оправдаться.
- И он напал на тебя, - констатировал Джино. – Укусил.
- Я думал, он обессилен, но не понимал, насколько ослаб сам. Все, что мне удалось сделать, это вцепиться в него в ответ. Когда я очнулся, то первое что увидел - труп пришедшего мне на смену охранника. Я решил, что Александр это сделал. Наверное, я бы остался на месте, сразу осознав случившееся. Тогда же я чувствовал себя виноватым не более, чем теперь.
Он посмотрел на Кёрча:
- Я не хотел никого убивать, но жажда меня не спрашивала. Я оказался в той же ситуации, что и он – очнулся с обескровленным трупом на руках. Я пожертвовал своим трофеем, заметая следы, но ничего, скоро у меня будет новый.
- То есть тебе просто зубы нужны? – воскликнул я. – Так забирай. – Я осекся, опасливо косясь на Винсента. Нет, ну правда! Пусть забирает. Хоть всю челюсть.
Лоренцо расхохотался, Чистым, искренним смехом человека, никогда не встречавшегося с болью – мастерская иллюзия.
- Заберу. Но вообще-то я имел в виду «Бессонницу». Александр знает формулу, и я заставлю его говорить.
- Разве что открыл в себе дар некроманта, - отчеканил я. - Александр мертв и уже никому ничего не скажет.
- Да заткнись ты уже, наконец, - прошипела Вита. – За умного сойдешь.
Я онемел, но не от слов Виты, от слов Джино:
- Чтобы он умер, надо голову отрезать, ты что, забыл?
- Кажется, я понял, - процедил Лоренцо. – Срок запрета на обращение истек, тебе уже не страшно потерять троих вместо одного. Беатрис!
- Не надо, - оборвал его Винсент. – Отступаем.
И мы медленно отступили назад.
Лоренцо открыл дверь последней оставшейся машины:
- Фрэнк, смотри-ка - еще один остался.
«АД»ский полицейский тут же направился к лежащему на земле Александру.
В следующий момент произошло сразу несколько событий, инициатором которых стал тот, кому Винсент, в принципе, и не указ.
Сорвав с пояса Джино меч, Корвин бросился к Кёрчу. Беатрис выстрелила. Винсент рванулся к Лоренцо. Фонтанчик крови выплеснулся из-под лопатки Корвина. Я почувствовал освобождение из-под Контроля. Вита развернулась, выбивая у меня пистолет, Джино не дал ему упасть - схватил и направил на Беатрис. Точно таким же образом Вита поймала кувыркающийся в воздухе меч.
Так мы и замерли.
Корвин верхом на Александре. Винсент за спиной Лоренцо, держит его за шею и локоть. Джино целится в Беатрис. Я стою на коленях, упирая ствол брошенной Витой «беретты» себе в подбородок. Оба указательных пальца дрожат на спусковом крючке, и как пролезли только.
- Хорошая попытка, коалиция Вайс – Кейн, - прошептал Лоренцо. – А теперь вернемся на исходные позиции. Медленно.
Но никто его не послушал. Ни медленно, ни быстро. Никак. Корвин зарычал. Не думаю, что от боли. Скорее, на «коалицию Вайс – Кейн» обиделся. Я почувствовал, как по лицу стекает пот. Ага, двумя струйками из глаз. На сей раз Беатрис просчиталась. Никто не променяет смерть Кёрча на мою жизнь. Даже с доплатой.
- Действуй, - приказал Винсент, и, бросив на меня прощальный взгляд, Вита шагнула к Корвину.
Мурашки побежали у меня по спине. Корвин привстал, освобождая шею Александра. Нахтцерер занесла меч.
- Только посмей! – прорычала моя создательница, но Винсент что-то шепнул на ухо Лоренцо, и она притихла, вслушиваясь.
Сколько раз за ночь можно умереть? Сколько, прежде чем начнешь надеяться, что это – последний? Я зачарованно смотрел, как опускается меч - плавно, словно в замедленной съемке, но я знал, это только иллюзия, на самом деле лезвие падает молниеносно. Это мое сознание растянуло время, растянуло во времени мои страдания. И я увидел, с изумительной ясностью, как в последний момент лезвие повернулось и изменило траекторию. Время помчалось со своей обычной скоростью. Винсент отпустил Лоренцо. Я не вынес себе мозги, а под небритым подбородком Корвина раскрылся еще один рот. Глаза его потемнели, но тут же обесцветились из-за недостатка крови. Кровь полилась на Александра, и Вита спихнула бывшего босса ногой, чтобы лилась мимо.
Затем подняла тело за связанные руки и швырнула в сторону Фрэнка. После чего развернулась, с ненавистью глядя на спускающуюся по обломкам Беатрис.
- Мы еще встретимся!
- Несомненно, - пообещала Беатрис, глядя при этом на меня. И, глубже задвинув ноги Кёрча в салон, уместилась там сама. Лоренцо закрыл за ней дверь, и я почувствовал непонятную тоску.
- Ты поведешь, - бросил Лоренцо Фрэнку, и тот скользнул на водительское сидение.
Возмутительно!
- Ты же не уедешь сейчас вот так?
Лоренцо обернулся ко мне, рука на капоте, брови вопросительно приподняты.
- Почему нет?
Он еще спрашивает! Я по-прежнему стоял на коленях, рисуя кружки на подбородке. Мне было нелегко говорить.
- Потому что это против правил жанра. Ты не на все вопросы ответил, и не можешь вот так просто исчезнуть, не объяснив, как оказался здесь, никак не обозначив свой триумф!
- В таком юном возрасте позволителен некоторый идеализм, - кивнул Лоренцо. - Даже нужен. Что ж, будем придерживаться твоих правил. Один вопрос ты потратил на крылья. Второй – на зубы. Остался последний, и я благоговейно внимаю.
Я стиснул зубы, меня трясло, пальцы на спусковом крючке скользили. Вообще-то неплохо бы узнать, как долго мне так оставаться… Но нет.
- Какова моя роль во всей этой истории, и так ли необходимы были убийства готов?
- Два вопроса, - быстро подсчитал Лоренцо.
- Да, но про крылья я стебанулся, полагая, остальное ты и так расскажешь!
Моя наивность многих подкупает. Потому и не спешу от нее избавиться.
- Ладно, - усмехнулся Лоренцо. – Потешу твое тщеславие, сам такой. Не думай, что просто попался под руку. Я выбрал тебя из многих, и выбирал тщательно. Я знал, что не смогу оставаться рядом, это противоречило моим планам, и… откровенно говоря, не хотелось привязываться. Сильная психика, склонность к одиночеству и необходимым минимумом информации – вот то, что я искал. Иными словами мне нужен был кто-то достаточно подготовленный, чтобы прожить в Мире Тьмы до тех пор, пока на него не выйдут охотники. Однако ты превзошел мои самые смелые ожидания. Охотники тебя игнорировали. В их глазах ты нисколько не изменился. Единственным, кто задумался, оказался полицейский из непосвященных, и даже он сомневался. Пришлось подстегнуть его интерес чередой убийств, снабдить «уликами», подключить журналистку. Вот тут инквизиция обратила внимание, но опять же, не на тебя, а на него. Впрочем, с этим я знал, что делать. Вдвоем с Беатрис мы сталкивали вас снова и снова, но ты ускользал из тщательно расставленных ловушек с изяществом хироптеры. Однако не ускользнул от Нахтцерер, и в этом, каюсь, исключительно мой промах. Послав Беатрис убивать, я планировал взбудоражить людей, не обеспокоив вампиров. Я спохватился, но поздно. Наивно было не предвидеть, какого рода жертву она предпочтет. В своей мести она поистине неутомима. Вот и вся правда, Грэйс, а на будущее запомни: она бывает горькой.
Отсалютовав напоследок двумя пальцами, вампир взялся за ручку двери.
Горькой? О чем ты, Лоренцо? Не представляешь, какое это облегчение – знать, что не Шейн так поступил со мной!
- Все могло быть иначе, - вдруг прошептал молчавший все это время Винсент, и Лоренцо замер. Быстро выпрямился и медленно повернул голову. В небесно-голубых глазах восторг сменялся искренним изумлением.
- Если бы я проявлял больше внимания к доверившимся мне людям, - закончил лорд Вайс.
Лоренцо развернулся совсем.
- Постой, не так быстро, дай время осмыслить. Ты что, извиняешься передо мной?
Винсент скрипнул зубами, но кивнул.
- Если мои извинения остановят тебя, то да, я приношу их. Я приглашаю тебя в клан. Можешь не опасаться суда Аррива, я обеспечу защиту. Все, кто не может забыть о случившемся пять столетий назад, помнят и то, что я кровью смыл твое преступление.
- Да, я слышал об этом, - оборвал его Лоренцо. - Тебя привязали к кресту и перебили суставы. Жаль, что не видел, - осклабился он самостоятельно приобретенными клыками.
- И все же? - Самообладанию Винсента можно было позавидовать.
Усмешка Лоренцо погасла. Он переступил с ноги на ногу, глядя в задымленное небо.
- Знаешь, Принц, тогда, пять столетий назад, я хотел быть с тобой, очень хотел. Но сейчас, когда ты спросил… Я думал, что все еще зол на тебя, но оказалось, нет. Меня устраивает моя жизнь и то, кем я стал из-за твоего пренебрежения. Мне не хочется ни бегать по мелким поручениям Чарующего, ни разбирать крючкотворство людишек, которые воображают себя вампирами, и уж тем более не хочется развлекать этих самых людишек своими песнями. Я принимаю твои извинения, но не примкну к клану Вайс. И скрытую угрозу насчет суда Аррива, с твоего позволения, проигнорирую. Почему-то мне не кажется, что ты первым делом побежишь докладывать, что твой клан несколько больше, чем ему представлялось.
Он сел в машину, картинно проведя носом по плечу Фрэнка, словно там кто-то «кокса» насыпал.
- Но ты убьешь Александра после того, как узнаешь формулу? – шагнул вперед Винсент.
- Нет, планирую напиться его крови и обзавестись Кровными Узами, - сверкнул глазами Лоренцо. - Не задавай идиотских вопросов, и не будешь унижен ответом.
Дверца захлопнулась.
- Ну, теперь уже можно включить мигалку? – услышал я голос Беатрис.
- Я предпочел бы унижение ответом, - пробормотал Винсент, когда урчание мотора стихло. - Грэйс, уверен, что все еще не можешь опустить оружие?
Я попробовал и… пришлось подождать еще двадцать семь минут. Перестраховщики.
Рассвет был уже не за горами, хотя в действительности – именно за горами. Но мы успеем, если идти по кратчайшей по территории Эдварда. Идти в таком положении было опасно, и клан Вайс остался ждать вместе со мной. Разве что Вита еще трепыхалась.
- Она все равно остается в розыске! Я не отступлюсь! – Кажется, Нахтцерер приняла нежелание умирать Беатрис как личное оскорбление.
- Нет необходимости. Убийств больше не будет.
- А донор…?
- Уже едет сюда с полным баком.
- Откуда знаешь? – вызверилась Вита, но сникла, увидев, на кого накричала.
- Мы о многом успели договориться, - объяснил Винсент, бережно изучая руку Джино. Джино лишь сейчас отпустило после крови Кёрча, и он тоже рассматривал свою руку. Не хватало только кисти.
- Если ты уйдешь, я выстрелю. - Я не выделывался. Я правда так чувствовал.
Вита наклонилась ко мне, уперев руки в колени: - А вдруг ты просто защищаешь свою мистресс?
- Ту, что завела меня на полчаса, как будильник?
- Ладно, - усмехнулась Нахтцерер и присела на обломок оконной рамы, доставая нож. - Мне все равно надо пулю вынуть.
- Ой, и мне, наверное…
- Твоя рана сквозная. Вот выходное отверстие.
- А-ааа!!! Поверил бы и на слово!
Корвин лежал на спине, глядя в небо.
- Охренеть! Клан Вайс снова дал ему уйти! Поверить не могу!
Эпилог.
(49)
Рисуя на ладони, не вглядываешься в линии жизни.
- Уверен, что не хочешь остаться?
Я покачал головой. Не ощутив привычного шелеста по плечам, в который раз провел рукой по шероховатости затылка. Красные… Как все смеялись, когда я заикнулся, что отращивать долго. Даже Винсент не сдержался – напряжение последних ночей дает о себе знать. Я взглянул на небо, где тьма поглощала звезды, на щеку шлепнулась первая капля. Плохо. Мой вампирский воротник в дождь ведет себя как воронка.
- Я аннулирую свое приглашение, - произнес лорд Вайс.
Я согласно кивнул, хотя сердце болезненно сжалось, глазам стало горячо. Невзирая на то, что я ждал этих слов. Невзирая на то, что сам попросил об изгнании.
Нет, условия, на которых меня приглашали остаться, были совсем несложными. Радиомаяк остается в моей серьге, мне запрещено прикасаться к оружию, кроме как на тренировках. В любой момент я должен быть готов открыть свои мысли Винсенту или Джино – неслабое ограничение свободы? Поверьте, холодный подвал и цепи значительно расширяют кругозор восприятия. И что такое тяжесть цепей перед легкостью, с которой подчинила меня Беатрис? Мне самому спокойнее неукоснительно соблюдать правила. Нет, если что и случится - никто меня не обвинит.
Я сам не прощу себе.
Я сжал в кулаке возвращенный «АД»ом перстень так, что острый шип пентаграммы прорезал кожу. Некоторые вещи нам дороже остальных. У некоторых таких вещей много. Мои картины на стенах вперемежку с постерами любимых групп. И телефон в форме черепа. И мумифицированная роза, и черные свечи разной степени оплавленности на всех горизонтальных поверхностях. И медвежий коготь, которым без остального медведя не получается поцарапать, зато так удобно чистить апельсины… Представив все это, я нашел подходящий ответ.
- Я соскучился по дому.
Рука Винсента легла на мое плечо, согревая противоестественным теплом. Не иллюзия. Мягкое применение пирокинеза.
- Ты оставил в живых свою первую жертву, в одиночку преодолел Становление, ускользнул из застенков Нахтцерер и пламени Инквизиции. Но настороженное отношение сокланников – с этим ты не справился.
В его голосе ощущалась грусть. Не обвинение, нейтральная констатация факта.
- Я больше не стану играть твоими чувствами. Если одиночество – твое лекарство, прими его. Но едва только почувствуешь в себе силы – сообщи. Я не хочу потерять тебя так, как потерял Лоренцо.
- Разве ты звал его в клан не для того, чтобы не упустить Александра?
- Очевидно, и он решил так же, - вздохнул лорд Вайс. - Доверие – то, что пестуется веками и теряется за одну ночь. Но как бы то ни было, после того, что ты сделал, смысла держать Александра в живых у него не осталось.
А что я сделал?
В ту ночь, когда вернулся домой – просто упал без задних ног и дрых мертвым сном. Но уже на следующую пробрался в свой родной университет, в свою родную лабораторию. Как пробрался? Ну если шестнадцать гневных e-mail, в том числе и от ректора – не приглашение, тогда я не знаю. Кровь Кейн я взял с платка, которым Джино вытер меч. Кровь Вайс тоже с собой была, приблизительно пять литров. А хотел я, наконец, сравнить, чем уж они так отличаются. Оказалось, ничем особенным, кроме того, что в крови Корвина еще оставались следы «Бессонницы». Надо отдать мне должное, я не пытался больше ничего сделать, а сразу позвонил Винсенту.
Первым преимущества препарата оценил пропустивший весь экшн Шейн. Теперь «Псы Преисподней» могут начинать свои концерты задолго до заката солнца. В закрытом помещении, естественно.
Однако вражда Вайс-Кейн только обострилась. Эдвард считает, что раз «Бессонница» выделена из крови Корвина, то и патент должен принадлежать клану Кейн. Винсент, категорически не согласный с такой позицией напоминает, что вещество, блокирующее дневной сон впервые синтезировано Александром Вайс. Лично мне невдомек, зачем им это нужно, ведь зарабатывать на таких вещах в Сообществе не принято. Производство препарата уже налажено, а Фернандо Аррива проследит, чтобы каждый нуждающийся получил к нему доступ в кратчайшие сроки.
Не думаю, что Лоренцо обрадовался такому повороту событий. Однако слово свое сдержал. Через сорок минут после того, как формула стала достоянием вамп-общественности, Винсент перестал чувствовать Кёрча.
Вита вернулась в Метеоцентр, подбирать, как она выразилась, «хвосты». Конечно, о полном уничтожении «Хеллсинг» говорить преждевременно, но начало положено. Взрыв, как выяснилось, подстроили диверсанты «АД»а (не одна лишь Беатрис примерила маску «Хеллсинг»). Уповать на то, что я догадаюсь пригласить свой клан, никто не стал, С-4 попросту снес все двери вместе с их пороговой магией. Сейчас особняк отстраивается заново. Дело продвигается быстро – заряды устанавливали так, чтобы пострадала лишь наземная часть. Предполагалось пощадить темницы, в которых еще могли оставаться вампиры, в итоге уцелел еще и подземный кабинет Кёрча.
Корвин поехал с Витой. Не знаю, до чего они по пути договорились, но в результате Кейн умолчал о Беатрис и Лоренцо. Вита же не обязана свидетельствовать против вампиров своей крови, так что вся эта история предстала перед Фернандо в сильно урезанном виде.
Джино по-прежнему печатает одной рукой, но теперь левой! Разрабатывает.
Фернандо Аррива поздравил Корвина с трансформацией и предложил подумать насчет вернуться к Нахтцерер. Корвин думает.
Джана Ковальски, по-прежнему не подозревая о вампирах, работает метеорологом.
Медуза… Не хочу о ней. Ладно, Медуза встречается с другим. Подкараулив и укусив гада, я устыдился ошибочности своей оценки.
Моника Стар ушла с тринадцатого канала – ее заметили на первом.
Дастин Чейз выиграл путевку на Каймановы острова как миллионный посетитель «Welcome». Этим и объяснялось его долгое отсутствие.
Элис Купер выпустил новый альбом.
От Беатрис и Лоренцо никаких вестей. Подозреваю, их и не будет. Хотя Беатрис недвусмысленно дала понять, что мы еще встретимся… Что это, мои опасения, или может, надежда?
Торментос с отличием закончил университет, но не собирается бросать клубный бизнес. Я часто вижу его в «Welcome», но он меня не замечает. Я для него просто не существую, и это не моя, - его собственная магия.
Мир Тьмы – это каждый из нас. Он неуловимо меняется с каждым из нас. Если Вечность позовет тебя с собой, что ты сможешь дать ей взамен? Станет ли мир лучше, если ты обретешь бессмертие? Что касается меня, я стараюсь, чтобы это было так.
- Я подвезу тебя.
- Я хотел пешком.
- Тогда провожу. Чем займешься?
- Да есть одна идея.
Дождь усиливался. Небо разразилось отдаленным раскатом грома.
- А ты, случайно, погодой управлять не умеешь?
- Легко, - кивнул Винсент и раскрыл над нашими головами зонт.
Нектар Вечности
© Copyright: Виталий Сфинкс, 2010
Свидетельство о публикации №210031201183
Свидетельство о публикации №210031201183
Рецензии
Читалось на одном дыхании! Яркие описания героев складывали полноценный портрет в голове, разворачиывемые действия звставляли то затаить дыхание, то растянуться в улыбке, глядя в экран монитора. Читатель может почувствовать книгу лишь в том случае, когда автор вложил в нее свою душу. Благодарю Вас за произведение!
Ангелия Эрбен 13.05.2011 13:39 • Заявить о нарушении
Ангелия Эрбен 13.05.2011 13:39 • Заявить о нарушении
Благодарю за теплые слова. Безумно рад, что мои произведения находят отклик.
Виталий Сфинкс 14.05.2011 11:18 Заявить о нарушении
Виталий Сфинкс 14.05.2011 11:18 Заявить о нарушении