8 октября 1942 г. под Ржевом

   Здравствуй, дом! 
   Опять получил от вас письмо с обращением «к товарищам, знающим его». Т.к. недавно послал вам очередное письмо, которое, очевидно, до вас еще не дошло, то с ответом не  торопился и пишу сие послание спустя два дня.
    Т.к. писем от меня, как вы пишите, не приходило с 7.9, то кратко опишу то, что было за это время. Письма я вам пишу аккуратно каждую неделю. Были отосланы вам мною письма 15, 22, 30 и сегодняшнее – 8.10. Письмо от 7 было послано с отдыха. Через несколько часов после его отсылки отправились опять на огневую позицию. Наше присутствие понадобилось там ввиду готовящегося наступления. Наша дивизия должна была сделать последнюю попытку продвинуться на этом участке. Была сделана мощная артподготовка, но успеха все-таки не было. Затем несколько дней продолжалось «затишье». Во время него мне пришлось пробыть несколько суток на наблюдательном пункте батареи, расположенном недалеко от  немцев (100 – 200 м. - ночью расстояние сокращается выдвигающимися вперед автоматчиками). Пришлось вынести довольно сильный огонь, не причинивший, однако, никакого вреда нам. Во время последовавшего за этим пребыванием на огневой позиции мне чуть было не «повезло». Случайная пулеметная очередь на излете в трех местах пробила полы шинели. Интересно то, что одна из пуль так и осталась застрявшей в шинели. Попади эти пули даже прямо во что-нибудь из моих органов (на голове была каска), кроме легкого ранения ничего бы не было. Вскоре дивизия внезапно перешла на др. место. Я остался с двумя бойцами охранять оставшиеся пока мины. За прошедшие три дня, проведенные в посте (т.к. о нас забыли, и продукты нам не посылались), отдохнул душой, расковыряв штыком-ножом 2 разбитых радиостанции с Ю-88, упавшего близко от  нас. Не смог бросить детали, извлеченные из них, и таскаю их сейчас с собой, хотя мой «сидор», как почему-то называют в армии вещмешок, принял от этого безобразные размеры и прибавился в весе. Лелею мысль доставить их каким-либо способом домой. Способов два. Первый – при ранении. Второй - обратной посылкой с помощью следующей «комбинации». Известным вам способом, оправдавшим себя, т.к. посылку вашу я получил 24 полностью, вы посылаете др. посылку, содержащую, допустим, книги. Такой наполнитель сейчас очень мил моему сердцу. Здесь единственное чтиво – газеты и макулатура военного времени. Со времени пребывания в госпитале не читал ни одной книги художественной. Много бы сейчас отдал за то, чтобы получить хотя и читанные уже, но, несмотря на это, привлекающие меня произведения: «Аэлиту» Толстого, поэмы Маяковского, стихи Лермонтова, Брюсова. Выучил бы наизусть от скуки и тоски и др. классиков. Важно, чтобы посылка имела размеры тетрадочного листа. Не нужно посылать опять съестного, которым я здесь удовлетворен в изобилии, и предметов домашнего обихода: полотенец, мыла и т.п., которыми я тоже завален. Одного туалетного мыла, которое у вас, очевидно, сейчас дефицитно, я имею 4 куска (в том числе и немецкого «эрзац», но очень едкого и подходящего сейчас для меня, мыла). Могу послать вам с обратной посылкой туалетного мыла; около 3 кг хозяйственного мыла, найденного мной; радиодетали (великолепный строенный блок конденсаторов, который легко восстановить; миниатюрные сопротивления; электролитики; контура (регулирующиеся) и массу крепежных изделий – винтов и пр.); концентратов; консервов мясных; соли и пр. Всего этого могу набрать кг. на  4-5.  Если вы сможете с легким сердцем отослать на погибель несколько книг, то шлите, если нет, то шлите кирпичи. Получив вашу посылку, которую, как подарок, очевидно, не вскрывают, я выдаю доверенность на ее получение нашему почтальону. С ним же проделываю следующую комбинацию: он приносит посылку, я ее аккуратно вскрываю, взвесив предварительно, изымаю содержимое, вкладываю свое, подгоняю габариты и вес, так же запечатываю, и он (почтальон) несет ее обратно с известием: адресат выбыл вчера ночью в госпиталь (не тревожьтесь, получив обратно посылку с такой надписью). Посылка должна прийти обратно к вам и попадет в ваши руки. Предварительно, за несколько дней перед посылкой, пошлите мне предварительное письмо, чтобы я успел подготовить кое-что (дня за 3-4). Мне кажется, что папа, при своих связях, сумеет легко отправить одну посылку. В случае если вы не хотите рисковать возможным разоблачением, неприятностями с цензурой по поводу радиодеталей, возможностью пропажи и невозможностью с вашей стороны осуществить посылку с книгами, прошу вас послать бандеролью ту же «Аэлиту» или каких-либо поэтов, или  чего не жалко, но интересно, т.к. бандероли сейчас имеют свободное хождение.
    Т.к. я  послал вам в 30-х числах наиподробнейшее письмо, которое, очевидно, вы получите, не буду особенно подробным. После «праздника души» попадаю  опять в батарею, находящуюся на одном из «жарких» участков фронта. Бомбежка с бомбами, рвущимися в нашем расположении, снаряды и мины, неожиданные, не дающие высунуться из щелей, шквалы пулеметного огня, с залетающими к нам пулями, и пр. фронтовые удовольствия. Несмотря на то, что позиция имела наибольший обстрел  и через каждые несколько метров - воронка, потери невелики: лошадь, разорванная в клочки прямым в нее попаданием снаряда, т.ч. в воронке один хвост.  Несколько человек ранено довольно глупо: шальными пулями и осколками. После этой позиции, пребывание на которой продолжалось всего 5 дней, идем на отдых. «Отдых»  ничего интересного не представляет. Затягивание гаек и несметное количество работы и нарядов. Меня с моим взводом отправляют на охрану ДОПа (место, где хранится излишнее и трофейное оружие и боеприпасы дивизии). Сначала там приходится мне трудно, т.к. участвую в погрузках снарядов, но потом выделяюсь «на хутор», к отдаленно стоящему складу с резервным оружием, где жизнь проходит в еде и ее приготовлении, сне и чистке оружия. Это мне понравилось, но все кончается… Ночью нам приходит смена, и на другой день,  это было вчера, мы опять на передовой, близ того места, где была последняя «огневая». За прошедшее время это место остыло. Пока нас здесь не было, прошло контрнаступление немцев, с авиаподготовкой и небольшой артподготовкой, но дело кончилось тем, что были разбиты несколько десятков немецких танков, а пехота, пошедшая было в рост, почти вся полегла и до сих пор не встала. Я вам не писал, кажется, о том, что, остановив наше продвижение с той стороны коридора, занятого ими, с которой нахожусь я, немцам не удалось достигнуть этого с др. стороны. Коридор, благодаря этому, сузился до 10-15 км, и нам уже хорошо слышна стрельба и видны ночью ракеты с др. стороны этого коридора.
 В гор.  … (вычеркнуто цензурой. Ред.) дела застыли, хотя наши войска вступили в него еще 5 августа, но занять его весь, перейдя на  (вычеркнуто цензурой. Ред.) берег реки, не могут. Каждую ночь там видно зарево пожара и ясно, что этот город будет иметь судьбу Смоленска. Во время посещения СССР Уилки  он побывал здесь у нас. При нем было произведено показательное наступление на участке, считавшемся «неприступным»: он укреплялся немцами 11 месяцев. За 20 мин. было занято 6 населенных пунктов. Развивая успех прорыва, заняли еще 25 нас. пунктов.  Г. Р. находится на волоске, но мы перешли в оборону. Живем сейчас в блиндажах с 2 накатами по 40-30 см, опасно которому только прямое попадание 150 мм фугаса или 100 кг бомбы. Живем с печками, имея на всякий «случай» около 1000 мин на батарее. Такого запаса у нас не было еще никогда. Расположились  в овражке. Обстрел, кроме пулеметного бесприцельного огня по ночам, небольшой. Резко заметна усилившаяся роль тяжелых минометов. Мы имеем сейчас их в изобилии. Пожалуй, все. Картина военного пейзажа. Осеннее небо, под которым расстилается пустынная равнина, на которой кое-где темнеют скелеты деревьев, обозначающие бывшие деревни. Большие воронки с валами из рыжей глины и маленькие – язвы, вырванные снарядами. Множество окопов покрывает поле. Пустые. Лишь кое-где в них лежат  черные скелеты в зеленых ржавых шинелях. Земля устлана гильзами, брошенными патронами. Летают клочки писем наших и немецких и стоптанных газет. Изредка погромыхивает. Днем ни одного винтовочного  выстрела.