Чертова больница

1.
…Жданов проснулся от приглушенного стона. Он открыл глаза и обнаружил себя лежащим на койке у окна. Ничего не болело, только тело сильно онемело, и неприятно кололо в ступнях. Постепенно приходя в себя, он осмотрелся. Палата была хотя и большая, но до упора заполненная кроватями, которые стояли практически впритык друг к другу. Ни тумбочек, ни вещей в палате не было – только металлические кружки, стоящие рядами на широком подоконнике.

Вокруг бестолково сновали женщины в рваных, выцветших халатах и мужчины в застиранных, бесформенных пижамах. Большинство из них были стариками: кто-то прихрамывал, кто-то кряхтел, кто-то перемещался по стеночке. Одна исхудавшая старуха заплетала седые косы другой, сидящей на продавленной кровати у самого выхода. Какой-то парень во сне кричал: «Сука! Из дробовика!... Как в кабана!... Сука!». Совсем юная девушка с иссиня черными волосами и неправдоподобно белым, мраморным лицом стояла посередине палаты в растянутой белой майке. Она безотрывно следила глазами за единственным, то и дело мерцающим, тусклым плафоном. Пожилая женщина с пышным шиньоном тихо пела дребезжащим голосом «Мой костер в тумане светит…». Высокий худой старик с силой дергал спинку кровати и рычал сквозь зубы: «Даешь стране угля! Даешь, зараза, угля стране!»

В палате было холодно и сыро. Рамы были худы настолько, что слышался тихий посвист дующего сквозь щели ветра. Все ходило ходуном и производило звуки: железные кровати и двери, полы и качающийся плафон, ложки в алюминиевых кружках, люди.

За окном было совершенно темно, и шел снег.

Жданов повернулся вправо и увидел съежившуюся фигуру не то ребенка, не то усохшего старичка, замотанную с головой в изъеденное молью одеяло. Стон раздавался именно оттуда. Жданов привстал и тронул страдальца за плечо. Плечо раздраженно дернулось и застонало чуть громче.

- Ничего, ничего… - сказал Жданов.

Внезапно стоящая под плафоном девушка закричала и упала замертво прямо посередине палаты, выпростав свои длинные белоснежные ноги из-под майки. Несколько человек, включая Жданова, бросились к ней, но она почти сразу пришла в себя и села.

- Вы их видели? – спрашивала она, переводя полные ужаса глаза с одного на другого. – Вы их видели?
- Все хорошо, все будет нормально, - повторял Жданов, осторожно поднимая ее с пола и усаживая на кровать. – Ты поспи, вот что. Ты поспи – пройдет.

Девушка улеглась, но глаз не смыкала. Жданов накрыл ее одеялом и отошел. Возле него остановилась маленькая, крашенная хной старуха с редкой порослью волос на подбородке:

- Сынок, нынче газ есть?

Жданов непонимающе мигнул глазами, мотнул головой и молча вернулся к своей кровати. Существо в одеяле пошевелилось, и на свет показалась темная, коротко стриженая голова. Стон стал более явственным. Жданов пару минут смотрел в затылок стонущего, не выдержал и, обойдя кругом, сел напротив. Оказалось, что соседкой его была девушка, видимо, очень маленького роста и хрупкого телосложения. На лице у нее творилось страшное: она пыталась открыть глаза, но глазные яблоки лезли под лоб, под почерневшие веки. Через некоторое время, девочка сумела, наконец, водворить глаза на место и стала фокусировать взгляд на сидящем напротив Жданове, который боялся пошевелиться, чтобы не расстроить ее зыбкое равновесие. Разглядев его, девочка попыталась подняться, но ее повело в сторону, она рухнула плашмя на кровать и снова застонала. Жданов вскочил и перевернул ее на спину.

- Спасибо, - едва слышно промямлила она. – Мне…туалет… - она еле ворочала языком, глаза у нее все время закатывались и закрывались, но она с видимым усилием открывала их вновь.

Жданов, не говоря ни слова, взял под мышки ее невесомое, кукольное тело и медленно повел к выходу. Девочка время от времени сгибалась пополам, словно от приступа острой боли, но все же упрямо передвигала непослушные ноги.

В коридоре тоже курсировала толпа больных. Жданов пробрался сквозь их ряды и открыл дверь с буквой «Ж». Внутри оказалась очередь. Жданов передал девочку двум рядом стоящим женщинам и закрыл дверь. Сам остался ждать неподалеку, наблюдая за перемещениями слоняющихся по коридору людей. «Это надо же: как сельдь в бочку утрамбовали, сволочи… Ведь скотские же условия, нечеловеческие просто… Ладно - я, ладно - мужчины… Но хоть женщин бы, детей, стариков пожалели… Нет, сволочи, сволочи…», - горько думал Жданов, сидя на корточках у стены.

Девочка вышла через минут двадцать, сильно пошатываясь, но сама, без посторонней помощи. Видно было, что она немного пришла в себя и стояла на ногах гораздо увереннее.

- Пить, - сиплым голосом попросила она.

Жданов замельтешил на месте, ткнулся в дверь напротив, но та оказалась заперта, потом вспомнил про кружки на подоконнике и метнулся в палату. Вернувшись с кружкой, быстро забежал в мужской туалет и набрал воды из-под крана. Девочка пила жадно, проливая половину на халат, который был ей не по размеру и волочился по полу. Жданов не сводил с нее глаз. Девочка вытерла губы рукавом халата и виновато посмотрела на Жданова.

- Пошли? – одними губами сказала она и нерешительно взяла его под руку.
- Тебя как зовут? - ласково спросил он.
- Маша Позднякова, - ответила девочка и насколько могла приветливо взглянула на Жданова.
- Ты откуда такая?
- Из реанимации…
- И я из реанимации, - увязалась за ними растрепанная женщина со связанными впереди руками. – Я тоже из реанимации, - настаивала она. - Там хорошо. Там очень хорошо.
- Идите, идите, - махнул ей Жданов рукой в неизвестном направлении и еще бережней сжал Машины плечи.
- Как же тебя угораздило-то? – осторожно поинтересовался Жданов, поправляя Маше постель и взбивая тощую подушку, пока та обматывалась бесконечно длинным поясом халата.
- Передоз, наверное, - тихо ответила она и попыталась улыбнуться. Маша забралась под одеяло, и осунувшееся лицо ее слилось с серой от времени наволочкой.
- Ай-ай-ай, ай-ай-ай, - сокрушенно промолвил Жданов. – Ну, ничего, ничего.

Жданов пристально взглянул в детское, измученное лицо девочки и как можно мягче сказал:

- Ну, теперь надо завязывать, сама видишь.

Маша ничего не ответила, поерзала немного и, видимо, найдя удобное положение, закрыла глаза.

- Может, ты есть хочешь? – с надеждой спросил Жданов, хотя понятия не имел, где он возьмет еды. Маша пробормотала что-то неразборчивое.
- Что? – переспросил Жданов.
- Ничего, - еле слышно залепетала Маша, видимо, засыпая, несмотря на нескончаемый гул и людской круговорот вокруг. – Ничего не надо... Лишь бы Господь был ко мне благосклонен.

Жданов посидел еще некоторое время рядом и пошел искать медперсонал.

2.
К восьми часам стало совсем светло, и сквозь туман начали постепенно проступать окрестные дома: причудливые флюгеры, готические шпили, замысловатые мансарды... Туман рассеивался понемногу и оседал в траве белесыми клочьями. Рыжий бульмастиф окончательно охрип и, выбившись из сил, лишь остервенело сипел на сновавших мимо людей, позвякивая массивной цепью.

Пожарники давно свернули свою работу, но их все еще не отпускали из-за каких-то формальностей, поэтому они, разместившись на садовой скамейке, молча курили. Лица у них были бессонные и усталые.

Помощник следователя, ссутулившись, сосредоточенно слушал судмедэксперта и понимающе кивал головой. Потом спросил:

- Почему же они не выбежали?

Судмедэксперт пожал плечами:

- Сейчас трудно что-то сказать… Пока мы не знаем, в какой степени алкогольного опьянения они находились – это раз. Потом, были ли они вдвоем или был еще кто-то, кто мог их, например, закрыть снаружи? Вы ведь не исключаете вариант поджога?
- Не исключаем… - задумчиво протянул второй, поблагодарил эксперта и пошел к дому.

В гостиной на обшитом гобеленом диване сидел следователь и внимательно изучал чей-то паспорт. Когда вошел помощник, он вскинул голову и озабоченно спросил:

- Ну, что там, Сергей?
- Да все то же, Игорь Владимирович, два жмура. Лежат, как живые, закоптились только немножко. Судмедэксперт сказал: угорели они. Наверное, в сильном подпитии – у них там в бане целый ликеро-водочный завод: и водка, и пиво, и чего только нет…
- Женщина, по всей видимости, вот эта, - следователь протянул паспорт Сергею. – Она тут сумку оставила.
- Жданова Елена Александровна, - зачитал тот и задержал взгляд на фотографии, - красивая баба… А кто мужик?
- Хозяин, - кивнул следователь на стену над диваном, увешанную фотографиями в рамках, на которых худой долговязый мужчина с жестким лицом и злыми, волчьими глазами стоял в обнимку где с известным актером, где с популярной певичкой, где с министром.
- Ничего себе галерея! А что он за птица такая, что с министрами ручкается?
- Ты серьезно? – насмешливо посмотрел на Сергея следователь. – Ну, ты и лошок, Серега… Ты хоть знаешь, в чьем ты доме находишься? Чья баня сгорела?
- Нет… - растерялся помощник.
- Это Щукаря дом.
- Ого, - присвистнул Сергей, - авторитетный товарищ…
- А ты что, думаешь, я в три часа ночи подорвался из-за заурядного алкаша? Мне из генпрокуратуры звонили. Требуют доклада напрямую Самому. Тут дело серьезное, Сергей. Такие люди просто так не угорают.

Помощник слегка смутился и с чересчур уж серьезным видом стал заново разглядывать фотографии на стене.

- А женщина замужем, между прочим… - рассеянно сообщил следователь после некоторого молчания.
- ****овала, что ли? – криво улыбнулся помощник.
- Это меня меньше всего интересует, – поморщившись, ответил ему начальник. -  Надо выяснить, кто она такая и почему оказалась в этом месте, в это время. Я, Сергей, думаю, что здесь умышленным убийством попахивает, и Жданова эта здесь неспроста. Найди ее мужа.

3.
Врача найти так и не удалось. Жданов обошел все палаты - везде была та же мрачная картина: бесконечные ряды железных коек и бесцельно бродящие больные, не находящие себе места ни днем, ни ночью. В конце коридора была белая дверь, над которой висело табло с электронными часами и табличка «Выход к лифту». Часы, видимо, были неисправны, потому что цифры перескакивали через несколько значений то вперед, то назад, то вообще останавливались. Жданов дернул на всякий случай ручку, но дверь оказалась заперта.

- В лифт только по направлению пускают, - пояснил ему какой-то мальчик с чучелом грача в руках. Жданов благодарно кивнул ему и еще долго смотрел вслед удаляющемуся юннату.

Потом Жданов заметил на одном из подоконников двоих мужиков в телогрейках, которые резались в карты.

- Ребята, а где врача найти? – подошел к ним Жданов. Мужики безразлично взглянули на него и махнули рукой в другой конец коридора.

У Жданова понемногу начала болеть голова и ломить суставы, он вдруг почувствовал страшную, опустошающую усталость. «Наверное, наркоз проходит», - подумал Жданов и неверной походкой побрел дальше.

В другом конце коридора находилось, по всей видимости, служебное помещение. Все двери были пронумерованы, но беспорядочно: 3, 47, 116, 22… Жданов дергал за все ручки подряд, но везде было закрыто. Уже отчаявшись найти кого-нибудь, Жданов остановился, наконец, перед дверью с надписью «Процедурная». Он тихонько дернул за ручку, и дверь неожиданно поддалась.

Внутри кабинета царила разруха: кушетка была повалена на бок, ширма порвана, на полу валялось битое стекло и пустые пузырьки, измазанная кровью клеенка лежала скомканной в углу. За обшарпанным письменным столом сидела чрезвычайно полная женщина в сильно поношенном пальто и облезлой лисьей шапке.

- Вам чего? – обернулась она на скрип двери и с вызовом уставилась на Жданова.
- Мне врач нужен. Вы – врач?
- Врач, врач… - заворчала женщина, с трудом приподнимая свое тучное тело с шаткого стула. – Нет врача. Не-ту! Ждите, как все.
- Как нет? – возмутился Жданов. – Что же это за больница такая? Набили людей под завязку, а лечить никто не собирается!
- Молодой человек, - теряя терпение, сказала тетка, - у нас тут приемное отделение! Мы не лечим! Лечить Вас будут в другом месте!
- Я жаловаться буду, я вашего главврача за решетку посажу! Я до министерства здравоохранения дойду! – окончательно вспылил Жданов.

Угрозы его не произвели ровно никакого впечатления. Женщина устало посмотрела на Жданова и полезла в ящик стола. Он никак не выдвигался – видимо, застрял. Тогда она несколько раз со всей силы пнула его ногой, и он выпал из пазов и с грохотом рухнул прямо на пол. Женщина, кряхтя, нагнулась и вытащила из него толстую тетрадку, протянула ее Жданову вместе с простым карандашом:

- Вот, пишите. Есть жалобы – пишите. Бумага, она все терпит.

Жданов взял протянутую тетрадь и карандаш. На тетради было написано «Журнал наблюдений», внутри были линованные страницы, на каждой из которых имелось место для подписи, как в протоколе.

- Зачем это? – удивленно спросил Жданов.
- Ну, Вы же хотели жалобу писать. Вот и пишите. А потом консилиум все рассмотрит, все обсудит, все решит.

Жданов вздохнул, потоптался на месте и спросил напоследок:

- У Вас обезболивающего нет? Там девочке одной плохо.
- Значит, до этого больно хорошо было, - злорадно констатировала тетка. - Все препараты только по назначению. Так что – ждите.

Жданов расстроено тряхнул головой и вернулся в палату. Повертев в руках карандаш, он засунул его вместе с тетрадью под подушку. Маша снова стонала во сне и то и дело переворачивалась с одного бока на другой. Жданов сел рядом и пристально вглядывался в ее искаженное страданием лицо. Потом лег на свою койку. Головная боль постепенно нарастала и превращалась в нечто самостоятельно существующее, отдельное от него.

4.
Жданов сидел за кухонным столом, привалившись спиной к стене, оклеенной обоями в красный кирпичик. В раскрытое окно врывался то нарастающий, то затихающий гул машин.

Жданов смотрел на холодильник, на двери которого колыхался пришпиленный магнитом розовый листок блокнота: «Ночую у мамы. Плов в синем контейнере. Разогрей!»

Вчера утром Жданов проснулся раньше обычного и, открыв глаза, молча наблюдал за собирающейся на работу Леной. Она стояла у открытого гардероба в длинной цветастой юбке и бюстгальтере, видимо, соображая, что еще надеть. Волнистая копна роскошных рыжих волос закрывала от Жданова ее лицо.

- Лена! - сипло позвал он.

Лена обернулась к нему, и на ее бледном лице блеснули озорные, смеющиеся глаза:

- Что, Чебурашка, и тебе не спится?
- Лен, поди сюда, - тихо попросил он.

Лена подошла к кровати и, вопросительно улыбаясь, уставилась на Жданова:

- Ну?
- Сядь.

Лена послушно присела на краешек кровати и, все так же улыбаясь, смотрела на заспанно-тревожное лицо мужа. Жданов провел рукой по ее волосам и едва слышно прошептал:

- Ты красивая.

Лена рассмеялась и слегка отстранила его руку:

- Только заметил?

Жданов порывисто притянул ее к себе и крепко обнял, уткнувшись лицом в ее волосы:

- Ленка, а ведь ты меня не любишь…
- Вот дурак! – смеясь, вырвалась из его объятий Лена и встала. – Все, я на работу опаздываю.

Из забытья Жданова вырвал настойчивый телефонный звонок. Некоторое время он будто прислушивался к его звуку, потом заставил себя встать и медленно пошел в спальню. Там он взял трубку и, не ответив на слова приветствия, безучастно сообщил:

- У меня Лена умерла.

В трубке что-то спрашивали, что-то совершенно несущественное теперь. Жданов на все вопросы отвечал одно и то же:

- Не знаю.

Потом положил трубку, тоскливо взглянул на неубранную с утра постель, на брошенный на стул ситцевый халатик, на комод с зеркалом, где были аккуратно расставлены баночки с кремами и флаконы духов, на календарь на стене с обведенными красным фломастером датами: с восьмого по двадцать второе августа (отпуск, который они планировали провести в Геленджике).

Жданову хотелось разрыдаться, но плакать почему-то не получалось. Он мог только нервно сглатывать обильную слюну, как будто в организме произошел внезапный сбой, и заработали не те железы, которые должны.

- Вот тебе и веснушки, Лена…- хрипло произнес Жданов, вспомнив, как совсем недавно Лена переживала, что на южном солнце у нее на лице, как грибы после дождя, снова проявится россыпь рыжих мелких пятнышек.

5.
Жданову приснилась Маша в какой-то допотопной, нежилой избе у мерно потрескивающей русской печки. В руках у нее были тоненькие, истрепанные временем детские книжки. Маша вырывала страницу за страницей и совала их в горящую печь. Жданов присел на корточки рядом с ней и спросил: «Ну, как ты?». «Холодно», - ответила Маша, не глядя на Жданова, и неожиданно сунула руки по локоть в печку. Жданов вздрогнул во сне и открыл глаза. В изголовье его кровати стоял пухлый мужчина лет тридцати в накинутом поверх пальто белом халате и не сводил с него изучающих глаз.

- Жданов? – спросил мужчина.
- Жданов, - ответил Жданов.
- Ваша очередь подошла. Прошу пройти со мной на обследование.

В палате было непривычно тихо. Жданов огляделся и понял, что людей значительно поубавилось, даже не все койки были теперь заняты. «Молодцы, споро взялись за дело!», - удовлетворенно подумал Жданов. Он пригладил взъерошенные волосы, посмотрел на спящую Машу, свернувшуюся калачиком, и робко поинтересовался:

- Вы – врач?
- Скажем так - ассистент.
- Тут, понимаете, девочке одной очень плохо, - сказал Жданов и кивнул на соседнюю койку. – С животом у нее что-то. Может, сначала ее посмотрите?

Ассистент удивленно вскинул брови:

- Что значит «плохо»? А Вам что, лучше?
- Ничего, жить можно, - улыбнулся Жданов, - Я подожду.

Ассистент переступил с ноги на ногу, видимо, обдумывая предложение Жданова.

- Ну, что ж… - протянул он и перешел к Машиной кровати, - Как Вам будет угодно.
- Позднякова! – громко позвал он.

Маша пошевелилась и высунула голову из-под одеяла.

- Позднякова, поднимайтесь! На обследование!
- Какое обследование? – жалобным голосом спросила Маша. – Кровь сдавать?
- Нет, никакой крови. – поморщился ассистент. - Мы проводим только дефрагментационное сканирование. По результатам назначаем лечение.

Маша испуганно переводила взгляд с ассистента на Жданова.

- А можно со мной Жданов пойдет, а? – с умоляющим видом попросила Маша.

Ассистент недобро усмехнулся:

- А может, Жданов пойдет не с Вами, а вместо Вас? – с издевкой спросил он. – А что, у нас такое практикуется. Обследуем одного, а лечение назначаем другому. Впрок, так сказать. Конечно, может произойти накладка. Скажем, обнаружим у него опухоль в мозге, а удалять ее будем Вам. Вместе с мозгом, я так полагаю. Но это же несущественно, неправда ли?

Маша обиженно поджала губы и опустила глаза. Жданов с сочувствием украдкой взглянул на нее и, поколебавшись, все-таки встрял:

- Ну, я же могу просто рядом побыть-то? Вам жалко, что ли?

Ассистент медленно перевел тяжелый взгляд на Жданова:

- Вам что, больше всех надо, Жданов? Вы все человечество решили спасти?

Жданов промолчал, выжидательно и серьезно глядя на ассистента.

- Хорошо, идите вместе, - наконец сказал тот и решительно направился к выходу.

6.

- Ну что, Жданов, вы собираетесь следствию помогать или так и будете свое талдычить? Мы вам на пальцах объяснили: ваша жена долгое время изменяла вам с другим человеком. Из-за этого, возможно, и попала в переделку и, в конце концов, погибла.

Жданов молчал.

- Ваша жена находилась в интимной связи с известным в городе авторитетом и регулярно с ним встречалась. Что тут непонятного, не пойму!?
- Да неправда это, - глухо, но уверенно отозвался Жданов, - Оговорили ее. Кто-то слухи распустил… из зависти… Вот и получилось.
- Против фактов не попрешь. Ее постоянно видели в поселке, где находится его дом. Мы допросили охрану: каждую субботу они приезжали вдвоем и, извините, весьма весело проводили время - есть свидетели. По телефону общались регулярно, да и нашли их вместе, в голом виде, в бане. Какие вам еще доказательства нужны?
- Ее насильно туда увезли и убили. Этот… он же этот… бандит?
- Ладно, Жданов, - вздохнул следователь, - От вас как от козла молока. Скажите, вы ничего подозрительного в ее поведении не замечали? Кто-то ей звонил, может быть, или она отлучалась неожиданно куда-то?
- Она только по субботам у матери была. У нее мать больная.
- А вы с ней ездили?
- Нет, я с ее матерью не очень… Я ее дома ждал.
- То есть, вы думали, что она у матери, а она в это время была со своим любовником?
- Ничего я не думал. Она у матери была.
- Почему вы так считаете, когда все факты налицо?
- Она мне звонила  и смс-ки сбрасывала. И вовремя возвращалась всегда: минута в минуту.
- Понятно. А где вы сами быль в ночь убийства?
- Дома.
- Один?
- Нет, мы с соседом этот… день десантника отмечали.
- Что за сосед? Он может подтвердить ваши показания?
- Алексей, слесарь с автосервиса. С четвертого этажа.
- Номер квартиры?
- Семьдесят три. 
- И во сколько вы начали отмечать?
- Часов в восемь он ко мне пришел. И… ну… до утра.
- Во сколько он ушел от вас?
- Утром уже, похмелились и разошлись.
- Вы с женой в тот день вообще разговаривали?
- Она вечером смс-ку прислала, что все хорошо, и что приедет в воскресенье к обеду. Они с матерью на дачу хотели съездить.
- В какое это было время?
- Около семи, вроде.
- Вот, возьмите, - следователь размашисто расписался на повестке и положил ее на край стола. – Мы вас еще вызовем. А вы подумайте все-таки над тем, что я вам сказал. Подумайте, пошевелите мозгами. Вы же заинтересованы в том, чтобы убийца был найден и наказан или как?

Жданов молча взял бумажку, встал со стула и, потоптавшись в нерешительности на месте, пошел к двери, так ничего и не ответив и даже не попрощавшись.

- Да ну, тюфяк какой-то, - раздраженно пробормотал следователь, когда за ним закрылась дверь, и закурил очередную сигарету. – «Не может быть… Оговорили ее… Изнасиловали…» Идиот конченый!
- Ну, свечку никто не держал, так что может себя тешить мыслью, что она не по своей воле там оказалась, - усмехнулся его помощник.
- А результаты экспертизы?! А распечатка телефонных разговоров?! Они с Щукарем уже два года чуть ли не каждый день перезванивались! Обсуждали планируемое изнасилование, что ли?
- Игорь Владимирович, ну Вы тоже что-то очень суровы. У мужика мало того, что жена померла, а тут еще выясняется, что она ему и изменяла вовсю… Он психологически не готов.
- Ну, нам ждать некогда, когда он готов будет. Давай пока пробивай по работе: коллеги, клиенты, подруги и так далее. Да, вызови мамашу ее. Может, она в курсе адюльтера была. Женские секреты, понимаешь…
- Хорошо, Игорь Владимирович, все сделаем, - сказал помощник и вышел из кабинета.

7.
Ассистент открыл своим ключом дверь с табличкой «Вход для персонала», за которой оказалась длинная разбитая лестница, ведущая в едва освещаемый подвал. Они долго петляли по узкому коридору, пока не уперлись в другую дверь с черно-белой вывеской «Актовый зал».

Это было огромное помещение заброшенного вида: с разбитыми окнами, с валяющимися тут и там обломками мебели, старыми детскими игрушками, обрывками газет, пустыми бутылками и обгорелыми поленьями. В нескольких местах зияли прогалины пепелищ. По залу гулял ветер, оборванные, съехавшие с карниза на пол кулисы тихонько покачивались, поломанные сиденья кресел в партере поскрипывали, через разбитые окна залетал мокрый снег и смешивался с перекатывающейся по полу золой. Запах в зале был затхлый, тянуло сыростью и гнильем.

Была там и небольшая сцена, вдоль которой тянулся длинный стол, накрытый темно-бордовой бархатной тканью. За столом сидели какие-то люди: мужчины, наружности значительной и почтенной, и женщины, весьма странно одетые и необычайно привлекательные, каждая - по-своему.

Всего их было девять человек, ассистент - десятый. Они сидели со скучающим видом, просматривая какие-то папки и время от времени переговариваясь о чем-то. Сбоку этого величественного консилиума сидела молоденькая востроносая девушка лет двадцати с ноутбуком на коленях. Она была одета в коричневую школьную форму советских времен и черный фартук – видимо, стажер.

Ассистент поманил Машу и Жданова пальцем и указал на два более менее целых кресла в центре зала.

- Ну, что ж, начнем, - похлопал в ладоши бородатый профессор, призывая всех к тишине. – Прошу Вас, Позднякова, рассказывайте!
- Что рассказывать? – тихо переспросила Маша.
- Все рассказывайте, с самого начала, - седовласый старик, сидящий у правого края стола, взял в руку карандаш и начал делать какой-то набросок на листе бумаги.
- С какого самого? Что Вы имеете в виду? – с некоторым раздражением ответила Маша.
- Что-нибудь из детства, - не в пример Маше доброжелательно подсказала совсем еще юная девушка с распущенными волосами.
- Да-да, давайте про детство! – подхватили остальные.
Маша растерянно переглянулась со Ждановым и неуверенно произнесла:
- Детство было счастливым…
- Ну, это не интересно, Позднякова, - вмешался меланхоличный блондин средних лет. – Это положительно скучно. Что значит – счастливым? Нам это ни о чем не говорит. Давайте-ка поконкретнее!

Маша недоуменно уставилась на него. Блондин подмигнул ей и громким шепотом сказал:

- Простокваша…
- Какая простокваша? – Маша оторопело оглядывала консилиум в надежде встретиться взглядом хотя бы с одним вменяемым человеком. Однако все без исключения внимательно смотрели на нее и явно надеялись услышать что-то про простоквашу. Она в отчаянии повернулась лицом к Жданову, но тот только недоуменно пожал плечами.
- Ну, как же, как же, - заговорил бородатый в косоворотке, листая папку. – Вам - четыре года, мама просит выпить простоквашу, Вам не хочется. Что, скажете, не было такого?

Маша посмотрела на него, как на полного идиота. Потом какая-то мысль или далекое воспоминание скользнули по ее лицу, и она нерешительно сказала:

- А, вот вы про что… Ну да, мама заставляла меня пить простоквашу в детстве, и что?
- Очень хорошо, – довольно улыбнулся центровой и вкрадчиво добавил: - Вы нам, пожалуйста, про тот самый случай поподробнее расскажите.
- Какой тот самый? – непонимающе спросила Маша. - Когда мама ушла в магазин, а я вылила простоквашу в унитаз? – догадалась она вдруг.
- Прекрасно, прекрасно, - одобрительно закивали в президиуме.
- Да-да, именно тот случай с унитазом, - подхватил рыжий всклокоченный мужчина. – А что Вы сказали маме, когда она вернулась из магазина?
- Сказала, что выпила, конечно…- ответила Маша.
- И что же Вам ответила мама на это?
- Что? Похвалила, по-моему…- смутилась Маша.
- Ага, то есть Вы соврали, а она Вас похвалила! – торжествующе поднял вверх указательный палец блондин.
- Да она меня убила бы, скажи я правду, - невольно начала оправдываться Маша.
- То есть, это Ваша мамочка виновата, что у нее дочка – лгунья? Так Вас следует понимать, Позднякова? – противно улыбаясь, спросила дама с кудряшками.
- Да, это все мамочка! – закричал кто-то, а за ним и все остальные: – Бессердечная тиранка! Мучительница беззащитных детей! Изверг! Живодерка! Лиходейка-мачеха! Зверюга! Садистка!

Маша заткнула уши и с ужасом взирала на разбушевавшуюся профессуру. «Ну, ладно – один…Ну, двое… Но не разом же они все с ума сошли?...» - панически соображал Жданов.

- Ладно, Бог с ней, с простоквашей, - сказал, наконец, профессор. – Вы зачем мальчика по голове пластмассовой лопаткой ударили?

Маша исподлобья взглянула на старикана и холодно ответила:

- Он обижал мою сестру.
- Обижал? – стали оживленно переспрашивать друг у друга заседатели. – Он ее, оказывается, обижал? Надо же – обижал…
- Поподробнее, поподробнее, Позднякова! – подстегивала ее приставучая дура с завитушками.
- Он отбирал у нее мяч, - сухо отрезала Маша.
- И что же, она плакала? – неискренне улыбаясь, спросил ее рыжий.

Маша запнулась с ответом, видимо, что-то припоминая:

- Нет… Не помню.
- А Вы вспоминайте, вспоминайте. Для того мы тут и собрались, Позднякова, - назидательным тоном возвестил профессор.
- По-моему, она смеялась, - сдалась Маша.
- Стало быть, ей было хорошо? Так зачем же вы били этого мальчика… как его бишь?
- Христолюбова, - с готовностью подсказала девушка в школьной форме.
- Да, Христолюбова, - подытожил профессор. – Кстати, что с ним стало? – обратился он к стажерке.

Та уставилась в компьютер, перебирая клавиши.

- В возрасте семнадцати лет разбился насмерть, прыгая с парашютом. Неправильная укладка основного парашюта, отказ запасного, - бесстрастно отрапортовала школьница-переросток.
- А дело можно посмотреть? – поинтересовался убитый горем старик по левую руку от профессора.

Стажерка снова мелко застучала пальчиками по клавиатуре и вскоре сообщила:

- Это не наш департамент. Нужно специально запрашивать.
- Ну да Бог с ним, - передумал профессор. – Позднякова, зачем Вы ударили Христолюбова лопаткой?
- Не ваше собачье дело, - тихо и злобно огрызнулась Маша и втянула голову в плечи.

Жданов вдруг покрылся холодным потом и почувствовал острый приступ тошноты. Он резко поднялся с места и, шатаясь и задевая подлокотники сидений, бросился к выходу.


8.
Жданов сидел за столом, закатав рукава и широко расставив локти. Ел он медленно, тщательно пережевывая ужин и прерываясь время от времени на разговор с женой. Лена же ни минуты не сидела на месте: то вставала к мойке, то к газовой плите, то к холодильнику, то к окну.

- Лен, слышишь? Я бригадиру говорю: ну это не дело! Это цирк какой-то, а не таксопарк… В любой фирме на одну машину – один водила. Он за нее отвечает «от и до», так сказать. Что вы такое придумали, говорю? По три водителя на одну тачку… Ключи эти сдавать, акты подписывать... А если он ездит, как урод, и все ямы собирает? У него резина лысая или на колдобину наехал и грыжа потом, а я отвечать должен? А если там скол какой-то или вмятина незаметная, а я машину принял, то что? Из моей зарплаты вычитать будут? Кто это будет контролировать? Он напишет двадцать литров, а у меня бак на нуле… Как это все отслеживать, говорю? Кто этим заниматься-то будет? Машина чужих рук не терпит, за ней глаз да глаз нужен.

Из комнаты послышался писк мобильного.

- Ты чего молчишь-то, Лен?
- Я сейчас, ты ешь, - бросилась Лена к телефону.

Жданов подцепил вилкой кусочек сала и отправил его в рот. Прислушался и снова позвал:

- Лен! А если он запаску или домкрат утянет, я что, каждый день должен лезть запаску проверять?
 
Лена выбежала из комнаты и тут же заперлась в ванной. Послышался шум льющейся воды, но даже сквозь него пробивался писк приходящих смс-ок.

Жданов отложил вилку и нахмурился. Такое случалось не первый раз. Наконец, Лена вышла из ванной. На ходу сунула телефон в карман халата.

- Кто пишет? – мрачно спросил Жданов.
- Это Людка из отдела кадров... По поводу наших путевок, я тебе говорила, - вдруг затараторила она. – Обещают оплатить двадцать процентов. Места уже забронировали. Там массаж и грязи. И программа экскурсий... Мы же будем на экскурсии ездить? Ты же меня в аквапарк свозишь? Я в аквапарке никогда не была. Мы и в горы поедем, правда? Завтра у мамы большой чемодан заберу, с прошлого лета все взять забываю… А ты у себя-то договорился? Отпустят? А то все уже согласовано, и путевки готовы. Потом уже не переиграешь… Тебе брюки еще надо прикупить и пару футболок, ты же раздетый у меня…
- А ты завтра опять к матери?
- Ну да. Говорю же, чемодан заодно заберу.

Жданов пожевал губами, потом пристально посмотрел на Лену:

- А ты завтра новое платье надень. То, синее. К матери все-таки едешь, пусть порадуется, какая ты теперь красавица.
- Ой, и вправду, - обрадовалась Лена. – Она же еще не видела - похвастаюсь.
- Похвастайся, похвастайся, - пробормотал Жданов и встал из-за стола.

9.
Отдышавшись и уняв дрожь, Жданов стал искать дорогу обратно в палату. В Актовый зал он решил не возвращаться. Он вдруг почувствовал себя совершенно измученным и опустошенным. Но в какую бы сторону он ни шел, всюду упирался в тупик или наглухо забитую дверь. Он уже потерял надежду выбраться из этого бесконечного лабиринта, когда перед ним неожиданно возник ассистент:

- Я вас провожу.

Жданов молча пошел следом за ассистентом. Потом вдруг спросил упавшим голосом:

- Что ж теперь делать-то?
- Что делать? – обернулся ассистент и усмехнулся. – Писать, что же еще.
- Писать? В смысле? – не понял Жданов.
- Как в милиции: писать, все как есть. Как было.

Наконец, Жданов вернулся в палату и обнаружил, что в ней никого больше нет. Все кровати были пусты и не застелены – на них лежали только скукоженные потемневшие от времени матрацы и подушки в ветхих расползающихся чехлах, из которых лез пух и медленно летал по палате, как крупный редкий снег, беспрестанно идущий за окном. В больнице стояла тишина: ни звуков, ни чьих-либо шагов не было слышно, только тихонько завывал ветер в рамах и скрипели ходящие мелким ходуном двери палаты.

Жданов сел на свою койку. За окном стояли нескончаемые сумерки. В полутьме Жданову вдруг померещилось, что пустая палата похожа на кладбище, а пустые койки - на каменные надгробия. Он почувствовал дикий холод, источник которого - так казалось - находился внутри. Он поежился, ссутулился и обхватил себя руками.

В проеме дверей показалась женщина из процедурной, в запахнутом наглухо пальто, в потрепанной лисьей шапке. В руках у нее позвякивала огромная связка ключей. Она заглянула в палату, окинула взглядом пустые койки и поинтересовалась у Жданова:

- Ждешь кого?
- Жду, - ответил Жданов.

Женщина несколько секунд смотрела на него и неожиданно участливо спросила:

- У тебя болит что? Что ж ты мучаешься-то так?

Жданов страдальчески посмотрел на нее и прошептал:

- Стыд…
- Ой, да, - подхватил та, - срама много… Ну уж ты себя во всем-то не вини. Не виноватее других, чай.
- Из-за меня люди погибли, - пожаловался Жданов и взглянул на женщину, будто ища сочувствия.
- Не наговаривай на себя, у тебя же это… как его… А-ли-би! - по слогам выговорила тетка и подмигнула Жданову.
- Я убил…-  как-то совсем по-детски проныл Жданов и закрыл лицо руками.

Женщина многозначительно промолчала, потом тихо протянула:

- А-а. Ну, это дело серьезное… Но ты не отчаивайся. Ты надейся, надейся.

Потом развернулась и пошла дальше по коридору, мерно позвякивая ключами и напевая вполголоса:

"Что ж вы братцы приуныли,
Эй ты, Филька, черт, пляши,
Грянем песню удалую на помин ее души…"

10.
Жданов пошел на кухню за третьей бутылкой водки. Когда он вернулся в зал, то увидел, что сосед наконец-то вырубился и тихонько посапывал во сне: он откинулся на спинку дивана, разбросав в стороны трудовые жилистые руки, голова его съехала на бок и неловко свисала. Жданов поставил бутылку на журнальный столик, потеснив кружки с пивом и тарелки с закуской, убавил звук работающего на всю мощь телевизора, где передавали футбольный матч, и выключил свет. Потом принес из спальни подушку и одеяло и как мог уложил соседа на диван. Тот пробормотал что-то нечленораздельное и уткнулся носом в подушку.

Жданов напряженно взглянул на часы: было начало одиннадцатого. Он бросился в коридор, натянул ветровку, подхватил на ходу барсетку и вышел из квартиры. На улице он подошел к своей машине и достал из багажника заготовленную накануне канистру с бензином. Такси ловил долго - никто не хотел ехать за город в такое время. В конце концов, разбитая "шаха" с мелким пучеглазым кавказцем за рулем согласилась отвезти его в область.
 
На въезде в коттеджный поселок охранники неожиданно остановили машину и спросили, к кому. Жданов, несколько растерявшись, промямлил что-то в ответ: мол, заблудились, наверное, не туда заехали. Пришлось отъехать на несколько десятков метров и отпустить машину. Жданов вернулся в поселок пешком и незамеченным вошел на территорию через калитку слева от поста.

Он остановился возле огромного дома, выложенного темно-коричневым кирпичом с крышей, крытой оранжевой черепицей. Ограда вкруг дома была очень высокой - метра три высотой. Внутри лаяла собака. Он знакомой дорогой уверенно обошел дом. С другой стороны непроходимой стеной стоял лес. Деревья подходили вплотную к забору. Жданов без особого труда влез на осину и заглянул через него. По периметру участка стояли вычурные фонари под старину. Перед домом был разбит большой газон с клумбами, а дальше рос дикий лес. Слева стояла просторная деревянная баня из бруса. Рядом резная беседка и мангал. Справа, у въезда лаял и рвался с цепи огромный кобель.

Вдруг дверь дома отворилась, и на пороге показалась Лена: полуголая, на ходу обматывающаяся простыней. Она громко и, как показалось в ту минуту Жданову, вульгарно и жутко засмеялась. В руке у нее была бутылка пива. Жданов испытал жгучий стыд за нее – пьяную и развязную, за себя – подсматривающего и лазающего по деревьям, как мальчишка, за всю эту мерзкую историю... Вслед за ней вышел высокий худощавый мужчина с бритой головой. На нем были одни семейные трусы. Он нагнал Лену и приобнял ее за талию. О чем-то переговариваясь и обнимаясь, они прошли из дома в баню, где тотчас заиграла громкая музыка в стиле шансон.

Жданов спустился с дерева, взял в руки канистру и слегка потряс ее. Сердце у него забилось учащенно и громко - каждый удар отдавался набатом в голове. Он достал сигареты, вытащил одну и прикурил. В темноте он перепутал и поджег фильтр. Жданов с досадой отбросил сигарету в сторону и тихо выругался матом. Постоял некоторое время в глубокой задумчивости с горестным и даже каким-то отчаянным выражением на лице. Потом полез в барсетку и вытащил оттуда монету. Подбросив ее вверх, он поймал ее правой рукой и накрыл левой. Раскрыв ладони, посмотрел, что выпало. После этого, подхватив канистру, он снова ловко влез на дерево и прыгнул через забор.

11.
Жданов прилег, было, на подушку, но, вспомнив что-то, тут же поднялся и сунул руку под нее. Он достал оттуда большую линованную тетрадь и карандаш, которые ему когда-то вручила женщина из процедурной. Он открыл журнал и надолго задумался. Наконец, взял в руки карандаш и начал что-то писать мелким неразборчивым почерком.

Жданов не знал, сколько прошло времени: может, час, может, сутки, может, трое. Он все писал и писал, временами пролистывая несколько страниц назад, что-то зачеркивая и переписывая заново.

Вдруг он вздрогнул: ему показалось, что в коридоре послышались чьи-то шаги. Он отложил тетрадь и, почему-то внутренне обмирая, вышел из палаты.

У крашеной стены стояла Лена в старом домашнем платье в полоску и в домашних тапочках. Волосы у нее были наспех заколоты, лицо сонное, не выспавшееся. И вся она была какая-то странная - растрепанная, расхристанная - будто ее только что вытащили из постели. Рядом с ней сидел рыжий бульмастиф и тихонько скулил. Кроме него, по коридору слонялась целая дюжина грязных облезлых дворняг. Они что-то вынюхивали по углам, тесня и отталкивая друг друга.

- Лен, ты жива?! Ты не умирала, правда? – бросился к ней с объятьями Жданов, не помня себя от радости.

Лена бесстрастно дала себя обнять и еле слышно сказала:

- Да вот, отдуваюсь. Всех собак на меня повесили, сам видишь, - кивнула она на собак.

Жданов отпрянул, в растерянности озираясь по сторонам. Собаки окружили Лену и враждебно уставились на Жданова, который внезапно почувствовал тупой страх и беспомощность.

- Что я могу сделать, Лен? – почти простонал он, заглядывая ей в глаза. – Можно что-то сделать? Еще не поздно?

Лена хмыкнула и отвернулась. Жданов минуту потоптался на месте, потом, озаренный какой-то догадкой, вдруг бросился в палату и дрожащими руками вывел в тетради огромными буквами: «ЛЕНА, ПРОСТИ МЕНЯ». Из коридора послышался женский смех и собачий лай. Когда Жданов вернулся обратно, там никого больше не было.

- Господи, когда это кончится… - прошептал Жданов и заплакал.

12.
Водка кончилась. Жданов потряс бутылку и выкинул ее в мусорное ведро. Проверил холодильник: он был абсолютно пуст. Все было съедено и выпито до капли за девять дней беспрерывного пьянства. Он достал сигарету, прикурил ее от зажженной спички и затянулся.

На улице понемногу светало. На горизонте теплились нежно розовые облака. Солнечный свет постепенно вытеснял электрический, горевший на кухне. Жданов открыл окно и выглянул во двор, плотно заставленный машинами. Все было так тихо и безмятежно, что на секунду Жданов засомневался, не пойти ли ему поспать, а потом, на трезвую голову… Но тут же осадил себя, поняв, что это всего-навсего говорит в нем трусость.

Ему вдруг так захотелось, чтобы кто-то вышел из подъезда, или чтобы мусорщики приехали забирать контейнеры, или чтобы появились дворники с метлами и совками - хоть кто-то живой… Но на улице не было ни единой души. Только у мусорных баков околачивались две местные дворняги, помахивая хвостами и ныряя мордами в пластиковые пакеты, сваленные в кучу. В одном из окон напротив горел слабый свет.

В голове шумело, Жданов почувствовал, что скоро начнет трезветь, и испугался того, что в последний момент испугается и не сможет решиться на то, на что решиться было необходимо. Он торопливо влез на подоконник. Свесив ноги вниз, он взял еще одну сигарету, решив покурить напоследок, но через некоторое время заметил, что просто тянет время и выдыхает дым слишком медленно. Разозлившись на себя за малодушие, он в сердцах выкинул окурок и посмотрел, как тот, пролетев все десять этажей, бесшумно лег на тротуар.

- Эй, - срывающимся голосом позвал Жданов, но никто ему не ответил. - Господи, как страшно, - прошептал он, упираясь руками в подоконник и чуть-чуть сползая с него.

Он, было, подался вперед, но тут же отпрянул, вцепившись руками в раму. Еще раз посмотрел вниз и представил себе, как будет лететь его тело мимо окон спящих соседей, как он ударится об асфальт или капот припаркованной машины головой или ногами, как ему будет больно, как он не сможет говорить, а будет только хрипеть в предсмертных конвульсиях и харкать кровью. Он почему-то был уверен, что, если не убьется сразу, то непременно будет в сознании до самого конца.

Жданова трясло. Он перевел дух и слез с подоконника. Достал новую сигарету и, прикурив, присел на табурет. Ему стало невыносимо жалко себя. Он вспомнил, сколько ему лет. Целая жизнь прошла, а впереди, дай Бог, еще столько же. Целая жизнь еще впереди… Его взгляд скользнул по столу, на котором были разбросаны фотографии: детские Ленины, свадебные общие, на отдыхе, в кругу друзей, в гостях у родственников… Он с тоской взглянул на девочку в смешной беличьей шапочке с рыжим котенком в руках. Жданов собрал фотографии и отложил их на край стола. Потом пошел в ванную и сунул голову под ледяную воду. Вернулся в кухню и включил электрический чайник. Зачем-то застегнул рубашку под горлышко, налил чаю и молча в несколько глотков его выпил.

После этого он перекрестился и снова вылез в окно. Окинув взглядом бесчувственные окна многоэтажек, он, уже не смотря вниз, оттолкнулся от подоконника. В этот момент во дворе заорала чья-то сигнализация.

13.
Жданов не помнил, как он уснул. Его разбудила все та же женщина из процедурной, одетая по-прежнему в пальто и лисью шапку. Она трясла его за плечо и с раздражением повторяла:

- Вставай, на выход! Все уже ушли, один остался… Всех пересидел… На выход! На выход!

Жданов вскочил с места и залепетал спросонья:

- Лена… Не надо…

Женщина устало вздохнула и потянула его за руку:

- Все, все. Поздно уже, пошли.
- А Маша Позднякова? – вдруг вспомнил Жданов, - Она вернулась… оттуда?
- Сбежала ваша Маша, - усмехнулась женщина.
- Как сбежала? Куда?
- Через дверь в туалете сбежала, след давно простыл.
- И где же она теперь? – удивился Жданов.
- А кто ж знает, где ее сейчас черти носят?

Жданов помолчал, обдумывая что-то.

- А мне теперь что делать?
- Нечего тебе здесь больше делать. Иди на выход, как все.
- А направление мне дадут?
- А вот я тебя сейчас и направлю. А там все покажут-расскажут, не беспокойся.

Женщина подвела Жданова к двери с надписью «Выход к лифту». На этот раз она оказалась распахнутой настежь.

- Иди-иди, сынок. Ничего не попишешь. Пора.

Жданов напряженно взглянул на женщину, глубоко вздохнул и вышел за дверь, которую женщина тут же за ним закрыла на ключ. Он оказался один в маленьком коридоре перед лифтом, двери которого бесшумно раскрылись. Внутри стоял высокий санитар с усталым равнодушным лицом в светло-зеленой форме.

- Проходите, - спокойно сказал он. – Вам вверх или вниз?

Жданов молча вошел в лифт и обессилено прислонился спиной к стенке. На лбу у него выступили мелкие капли пота.

- Вверх или вниз? – еще раз спросил санитар, на этот раз слегка улыбнувшись.

Жданов промолчал, будто не слышал вопроса, и прикрыл глаза. Санитар, не дождавшись ответа, нажал на единственную кнопку. Двери закрылись, лифт вздрогнул и пошел.



2007-2010