1. Царство кукол

…Люся ухватилась за край окна и осторожно подтянулась к свету.
Вдоль железной дороги простиралось поле, вдали виднелся лес. Больше ничего. Но вскоре на пустыре возник устремленный ввысь готическими шпилями костёл.
- Ну что там? – нетерпеливо спрашивала статная девушка, на плечах которой  сидела Люся.
- Церковь, но не такая, как у нас…
- Значит, уже Польша…
Девушка пригнулась, чтобы Люся могла спуститься на пол товарного вагона. Вернуться в прежнее положение, никого не толкнув, не получилось. В вагоне было тесно и душно. Как будто кто-то бесцеремонно тряхнул, развеяв сон, в котором остался, как корабль в море, храм… или замок. Тоска снова сдавила горло, и на поверхность памяти всплыли слова мамы, провожавшей дочь до немецкой комендатуры, откуда отправляемым в Германию предстояло ехать в грузовых машинах до  железнодорожной станции. «Пусть хоть один мой ребёнок уцелеет». Старшие сёстры, обе с малыми детьми на руках, остались в Фатеже. Отец и оба брата воюют с фашистами. На фронте и мужья сестёр. «Неблагонадёжна», - вынес вердикт семье Чаплыгиных полицай. Значит,  кандидаты на расстрел. Доведётся ли вновь увидеть родные лица? Люся не решалась дать себе ответ…
Тот же немой вопрос она читала в глазах своих земляков. Вокруг было десятка два знакомых девушек и юношей её возраста и старше из родной деревни Первое Чаплыгино.
Всех их ждало большое помещение казарменного типа в Андернахе, которое здесь называли «биржа труда». В первую очередь немцы, приходившие на «биржу», уводили с собой высоких и сильных. Знакомых лиц вокруг становилось всё меньше и меньше. Люся уже начала думать о том, что будет если её никто не возьмет, когда приятной хрипотцой прозвучало: «Может быть хоть ты что-нибудь понимаешь по-немецки?»
- Да, - кивнула Люся. В школе по немецкому языку, как, впрочем, и по всем другим предметам, у неё всегда была твёрдая «пятёрка». Похвальные грамоты, значки и, конечно, пионерский галстук лежали, аккуратно сложенные в маленьком чемоданчике. Там же, на самом дне, покоился и выцветший голубой купальник. Только теперь Люся поняла, что здесь, в Германии, он понадобится ей очень не скоро. Если, конечно, вообще понадобится...
- Гут, - остался доволен коротким ответом немец. – Возьму, хотя как работница ты и непригодна.
На вид господину в строгом черном костюме, плаще и шляпе было около пятидесяти. Йозеф Шварц (так звали немца) привёз Люсю на завод пемзоблоков.
Работа предстояла тяжёлая, не для женских, тем более девичьих рук.
Размолотую пемзу нужно было смешивать с песком и цементом. В сыром виде такой блок весил десять с лишним килограммов. Люся с ужасом думала, что совсем скоро ей предстоит поднимать и носить такую тяжесть.
Но прежде Йозеф Шварц показал ей свой дом. На первом этаже в служебном помещении корпел над бумагами юноша, и скучала за столом у окна девушка. Оба были очень юны, почти подростки. Восседавшая у двери  фрау окинула вошедшую русскую подозрительным и строгим взглядом.
Заглянув на минуту в прачечную, расположенную по соседству с бюро, Шварц проследовал на второй этаж, где находились спальни и две комнаты для гостей с отдельными ванными комнатами.
Немцу, по-видимому, хотелось удивить русскую девчонку, но под конец первого дня в Германии она чувствовала только усталость, и в ответ на «Тебе нравится мой дом?» только коротко ответила: «Да, дом хороший».
- А какое впечатление на тебя произвели мои служащие? - лукаво прищурился немец.
- У мальчика умный взгляд. Девочка смотрит по сторонам глупыми, как у куклы, глазами. Наверное, думает только о нарядах.
- А женщина у двери? – вскинул брови Йозеф Шварц.
- Очень злая! – сморщила нос девочка.
Йозеф Шварц хохотал до слёз и не мог остановиться.
- Правильно определила, - произнес он, наконец, уже с нотками какого-то снисходительного уважения в голосе.
… Дела у «Бинг индустрий пингер»  в довоенные годы шли куда лучше, чем теперь, в сорок втором... Завод стоял на берегу Рейна, где пемзы в избытке. Золотое дно! Вот только какой от него толк, когда город в руинах, а с неба падают бомбы.
Не считая узниц, работали на заводе одни мужчины. На русских девушек немцы смотрели с сочувствием, а их жёны даже угощали бутербродами, одаривали носочками, фартучками, старой одеждой. Не обижал и мастер, хотя и спуску тоже не давал.
Спали русские узницы в помещении, тесно заставленном двухъярусными железными кроватями с соломенными тюфяками. На стенах готическими буквами чернели цитаты из «Майн Кампф». Чужеродно в этой казарменной обстановке поблескивало исцарапанной полированной поверхностью старое пианино.
По соседству с заводом располагался лагерь военнопленных французов. Около десяти пленных работали на «Бинг индустрий пингер» под  надзором прихрамывающего немца. Французы находились под защитой Всемирного Общества Красного Креста, и потому получали посылки с едой и одеждой. Представители этой организации приезжали однажды и на территорию завода.  Йозеф Шварц стрался скрыть напряжение вежливой улыбкой, но чувствовалось: ему не терпелось, когда незваные гости уедут обратно в  Швейцарию. Возглавляла делегацию интеллигентная, уверенная в себе женщина лет сорока пяти. Фигуру её безупречно облегал строгий и, по-видимому, качественный серый костюм. Излучающие здоровый блеск волосы были стянуты в такой же изящный и строгий пучок на затылке.
Пару минут девочка раздумывала, как следует обратиться к высокопоставленной особе и, не найдя ничего лучшего, чем «гнедиге фрау», выпалила на бойком немецком: «Милостивая госпожа, почему Вы не уделяете нам внимания, не спрашиваете, как мы питаемся, как работаем?»
Брови милостивой госпожи удивленно поползли вверх, а во взгляде желание осадить юную узницу боролось с привычкой оставаться спокойной и вежливой. Привычка взяла верх.
- Расскажи, - разрешила фрау.
- Мы голодаем. Вчера удрали из барака, ободрали горох на поле.
Йозеф Шварц бросал на узницу взгляды исподлобья, словно силой мысли хотел заставить её замолчать. Впрочем, мстить не стал и даже поручил смелой русской девчонке по воскресеньям собирать яблоки у него во дворе.
Налившееся прохладой фрукты так и просились в рот, и удержаться от сочного кисло-сладкого соблазна было выше сил голодной узницы.
Только подозрительный взгляд с балкона отравлял удовольствия, как будто молча останавливал: «Не ешь!»
С высоты второго этажа белокаменного двухэтажного дома за Люсей наблюдала женщина с подозрительным взглядом — жена Йозефа Шварца.
Фрау Мария Шварц, по- первому мужу Пингер, отличалась красотой утончённой и одновременно броской. На вид хозяйке было под тридцать, однако возраст старших детей от первого брака, учившихся в университете, свидетельствовал, что она выглядит намного моложе своих лет. Стройная Мария Шварц носила открытые тёмные платья, её длинную шею украшали жемчужные ожерелья в одну- две нити, еще более освежавшее капризное и строгое лицо надменной хозяйки. Люсе же хозяйка выдала рабочее платье из грубой мешковины.
Узница слышала, как Мария громко жаловалась мастеру и поварихе:
«Люци очень много ест яблок»...
Люси - по- французски, Лючия - по итальянски, Людка - по-польски — так на разный манер называли теперь Люсю в Германии узники и пленные, но чаще она слышала немецкое Люци.
-Люци, поиграй со мной! - голосок Хельги, пятилетней дочери Марии от второго брака, звенел, как колокольчик на рождественской ёлке, чистой радостью. Девочка была похожа на свою мать,  но карие глаза пухлой пятилетней девчушки смотрели на мир открыто и празднично. Темные волосы дочки Мария укладывала в аккуратную «корзиночку» на затылке. А яркие пестрые наряды Хельги вызывали ассоциации с ангелами, эльфами, мотыльками и цветущими клумбами... 
У девочки было много кукол – маленькое фарфоровое, пластмассовое, шёлковое, ситцевое бабье царство.
-Сшей платье для моей куклы, - доверчиво попросила Хельга узницу. Люси собирала яблоки, но во взгляде девчушки, прижимавшей к себе растрепанную куклу, было столько счастливого ожидания, что отказать было невозможно.
Тут же нашлись нитка с иголкой, разноцветные лоскутки и большие ножницы для шитья. Люся и Хельга погрузились под лестницей в свою женскую тряпичную идиллию.
Над играющими испуганным знаком вопроса нависла фройлен Анхен, родная сестра Марии. В лицах сестёр даже ненаблюдательный взгляд замечал сходство, однако в облике Анхен не было той искорки, которая отличает картину-шедевр от не слишком удачной её репродукции. Обычно строгое до суровости лицо немолодой фройлен светлело, когда она смотрела на племянницу. Но сейчас худенькую нескладную фигурку Анхен сотрясали беззвучные рыдания.
- Почему вы плачете, фройлен Анхен? - забеспокоилась Люси.
- Не дай Бог, придут русские, и наших детей, таких, как Хельга, угонят в Сибирь! – ответила Анхен и заплакала уже в голос.
… На «Бинг индустрий пингер» Люся проработала четыре месяца. Осенью сорок второго завод окончательно пришел в упадок, и Йозеф Шварц отвел девочку обратно на «биржу труда».