Стрела, летящая по кругу. Часть 3

Часть 3 - В Имладрисе

Выспавшееся за долгую, зимнюю ночь солнце неторопливо поднималось над Мглистыми горами.
Зацепившись лучиками за островерхие скалы, оно некоторое время медлило, чтобы потом, вдруг, оттолкнуться от них что было сил и выпрыгнуть на самую середину неба. Посылая из поднебесья потоки света и тепла, оно привычно оглядывало окрестности.
Когда-то, на заре времён, гнев Валы Мелькора породил на лике земли эти горы. Многие тысячи лет, суровые и безымянные, они возносили свои пики в беззвёздную высь. Потом сюда пришли эльфы и, верные своей привычке давать всему имена, окрестили горы Мглистыми. Одну из долин в западных предгорьях - нагромождение изжелта-серых скал - они назвали Имладрисом. Реку, что оглашала окрестности затейливым, неумолчным говорком,  эльфы нарекли Бруиненом.
Позже здесь появилась крепость - Последняя Приветная Обитель. Сила эльфов Нолдор, терпение эльфов Синдар и мастерство эльфов - камнеделов Гвайт-и-Мирдайн превратили залежи гладкого молочно-белого мрамора в изящные колонны, ажурные галереи, стрельчатые арки. Зернисто-серым гранитом вперемешку с розовым кварцем они вымостили полы. Зелёный в прожилках малахит пошёл на вазы, пурпурный гранат - на кубки, смешные кубки, в которых вино теряет свой цвет.  Вскоре Бруинен перепоясали парящие в воздухе мостики, а на месте дикой жимолости расцвели розы.
 Солнце улыбнулось и направилось будить своих подопечных. Проникло оно и за белый полог, расшитый ветвями цветущего шиповника. Спящая за ним девушка была ему незнакома, но оно всё же погладило её лучиком. Девушка завозилась и открыла глаза. Долю секунды она непонимающе разглядывала незнакомую комнату. Потом рассмеялась и одним движением отбросила прочь пуховое одеяло. «Я в Имладрисе!» - тихонько напомнила она самой себе.
Аэлиннэль сидела на краю кровати и, точно ребёнок, болтала ногами, наблюдая, как пенятся у щиколоток кружевные оборки её ночной сорочки. Потом заметила на стуле большую коробку и радостно к ней потянулась.  Внутри, укутанное в хрустящую бумагу, лежало розовое платье, расшитое по подолу и широким рукавам мелким жемчугом. Струящийся атлас переливался всеми красками утренней зари. Аэль подхватила платье на руки и закружилась вместе с ним по комнате, потом, опомнившись, медленно опустила его на кровать.
-Наверное, это ошибка, - подумала она, грустнея. - Кто может сделать столь роскошный подарок безвестной гостье, только накануне прибывшей во дворец?   
Девушка пошарила рукой в коробке, надеясь отыскать отгадку там. И действительно, под ворохом обёрток она обнаружила кусочек лощёной бумаги, на котором летящим почерком было написано: «Прекраснейшей леди, столь неравнодушной к розовому цвету. От имени всех принцев прошу нас простить. Элрохир».
На мгновение лицо Аэлиннэль озарила улыбка, очень быстро превратившаяся в меланхоличную усмешку. Каким бы милым не казался Элрохир, ей ещё не скоро удастся забыть обман того, другого, чьё имя снова стало причинять боль. Семь звуков, семь осколков стекла, впивающихся в душу каждый раз, когда оно звучит внутри. Леголас. Принц Лихолесья. Сын короля Трандуила. О том, что все эти пышные титулы относятся к её возлюбленному, который мог спать в лесу на подстилке из лапника, собственноручно чистить и купать в реке коня, питаться ягодами и засохшим хлебом, месяцами носить один и тот же походный плащ, она узнала совершенно случайно…
Когда Аэль в сопровождении лорда Глорфиндэля вошла в кабинет Владыки Имладриса, она застала там двух мужчин.
Тот, что стоял возле стола, был высок и представителен. Его длиннополое сиреневое одеяние, перехваченное широким поясом, ниспадало мягкими складками, придавая его облику благородную степенность. Длинные волосы цвета вечерних теней были убраны в необычную причёску: две пряди спускались вдоль худощавого лица, выражение которого было скорее непреклонным, нежели царственным; остальные лежали на спине. На  выпуклом лбу мужчины покоился митриловый венец.
Но Аэль узнала Владыку Элронда вовсе не по этому драгоценному символу власти и высокого происхождения. Когда тот, на миг отвлёкшись от беседы, взглянул на неё, она едва не ахнула. Древняя мудрость, дерзновенное могущество, величавое спокойствие наполняли его взгляд, взгляд Правителя, Воина и Целителя.
Аэлиннэль склонилась в поклоне, не смея поднять на него глаз. Ей казалось, что он знает о ней всё, вплоть до самых малейших, неосознанных ею самой движений души. Чтобы справиться с волнением, девушка перенесла своё внимание на второго мужчину, присутствующего здесь.
Чернобровый красавец, что стоял возле деревянного пюпитра и неторопливо просматривал лежащую на нём книгу, производил не менее сильное впечатление. Его изящное, несколько своенравное лицо было окружено гривой чёрных, блестящих кудрей. Тёмный костюм незнакомца, продуманно лишённый каких - либо украшений, ещё больше подчёркивал его аристократическую внешность. Скользнув по девушке недоверчиво - равнодушным взглядом, он возвратился к увитым вязью рун листам, однако было заметно, что это занятие служит лишь прикрытием - на самом деле он прислушивался к беседе лорда Элронда с лордом Глорфиндэлем.   
Оправившаяся от первого потрясения, вызванного соприкосновением с серыми глазами Владыки,  девушка смотрела на черноволосого мужчину всё более и более заинтересованно. Она никак не могла понять, отчего его черты были ей так знакомы. Узкий, упрямый подбородок, прямые брови, настороженный взгляд серых глаз…
-Эрестор, - вдруг обратился к нему лорд Элронд, - давай продолжим нашу беседу позже.
Тот вежливо кивнул и покинул комнату вслед за провожатым Аэлиннэль. Проходя мимо девушки, он ещё раз обвёл её взглядом и даже еле заметно покачал головой. Лицо его выражало тревогу.
-Я слушаю, - обратился к Аэль Владыка Имладриса.
-Ваше величество, - начала было девушка, - я пришла к вам… моё имя… я… простите! - окончательно смешалась она и протянула ему письмо леди Галадриэль.
Элронд неторопливо развернул свиток и принялся читать. Он словно давал ей время собраться силами и мыслями. Аэль же думала только об одном - куда ей идти, если Последняя Приветная Обитель не захочет открыть перед ней своих дверей. Она смотрела на себя глазами отчаяния: подозрительная, неловкая бродяжка. Лорд Элронд видел перед собой девушку, что лучилась первозданной силой, мягкое опаловое сияние которой любой посвящённый мог без труда разглядеть невооружённым глазом.
-Аэлиннэль, - не позвал, а просто выговорил он.
Она стояла, стиснув руки за спиной, и ждала, что будет дальше.
Владыка обернулся к столу и со словами: «Надеюсь, Трандуил меня поймёт», взял из горки свитков самый верхний пергамент. Он протянул письмо изумлённой Аэль, которая не сразу поняла, чего он от неё хочет.
-Прочти! - поощрительно улыбнулся Элронд.
Эльфийка взяла кусок пергамента, расправила его и попыталась связать воедино  руны, от волнения ползающие перед её глазами, как букашки: «Наша подданная… Аэлиннэль… помочь в беде… будет в Имладрисе со дня на день…»
-Я ничего не понимаю, - проговорила она в отчаянии.
-И я ничего не понимаю! - весело ответил он. - Четыре дня назад мне доставили письмо из Лихолесья, от Владыки Трандуила. Он, как ты можешь видеть, пишет, что со дня на день в Ривенделл прибудет одна из его подданных, девушка по имени Аэлиннэль. Дальше следуют обычные просьбы об оказании гостеприимства. Сегодня, когда эта таинственная девушка, наконец, переступила мой порог,  я получаю из её рук письмо от Владычицы Лориена, в котором излагается совсем иная история. Кому же мне верить?
-Леди Галадриэль, -  вздохнув, отозвалась Аэль.
-Так, - прищурился Элронд, - значит, ты всё-таки сбежала из Дол Гулдура?
-Да, - подтвердила эльфийка. Поколебавшись с минуту, она продолжила, - я расскажу вам то, чего не рассказывала даже ей.
Наша семья жила в Чёрной крепости со дня её основания, хотя я появилась на свет  только в середине Третьей эпохи, когда война между Светом и Тьмой, терзающая Великий Лес, была в самом разгаре. Мы  подчинялись Гортхауру, а с недавних пор - его слугам, тем, кого вы называете назгулами - рабами колец. Мой отец был воином, мать - целительницей. Они оба погибли…
-В битве?
-Да… Нет. Их убила чужая гордыня и злопамятность. Они умерли, потому что некто захотел указать мне моё истинное место среди приближённых Саурона, так и не осознав, что все мы были равны, ибо среди рабов не может быть ни первых, ни последних.
-Кто это был?
-Верховный назгул, Король-Чародей.
-Я знаю его очень хорошо, - медленно проговорил Владыка.
-Но даже после этого я продолжала служить Саурону, выторговав себе лишь одно право - остаться в Дол Гулдуре, там, где покоились мои родители, там, где не было Первого, там, где хотя бы изредка светило солнце. Я не поехала в Мордор, отказавшись от неслыханной чести - быть подле Гортхаура… Вам не интересно, почему я не взбунтовалась ещё тогда? - с неожиданной язвительностью поинтересовалась Аэлиннэль.
-Почему ты не взбунтовалась ещё тогда? - спросил Элронд очень спокойно.
-Потому что у меня на руках остался семимесячный брат. Я дала обещание маме, что поставлю его на ноги…
…-Мамочка! Мамочка! Эру! Пожалуйста!
-Ты вся в крови, деточка…
-Мама! Не смей! Держись! Не умирай! Умоляю, умоляю!!!
-Элеммир… Аэль, Элеммир… Он не должен жить так, как жили мы… Не дай ему стать рабом… Свет… Он квенди… Ты квенди… Свет…
-Мамочка! Мамааааа! Нееет! Мамааааа! Не умирай! Не умирай! Валар!… Я обещаю. Обещаю…
-Я всегда была разведчицей, - голосом, лишённым всякого чувства, проговорила она. - Изучала систему обороны Лихолесья и Лориена, рисовала карты границ и укреплений, по которым мои сородичи водили в бой подвластных им орков. А до этого… более пяти веков провела в Минас Моргуле. Шпионила для Саурона в Гондоре. У людей такие доверчивые сердца! Боюсь, что я нанесла людским королевствам гораздо больший вред, нежели эльфийским.
Я часто ездила на юг, север и восток, забираясь в такие отдалённые земли, что даже рисунок звёзд там был совершенно иным! Пройденного мною не исчислить даже эльфийскому мудрецу. Убитых сочтёт и человеческий ребёнок.
-Благодарю за откровенность, - помолчав, проговорил Владыка Имладриса. - Я понимаю, чего тебе стоило рассказать мне правду.
Утиравшая со лба пот Аэлиннэль посмотрела ему в лицо.
-Я больше не могу жить во лжи, - прошептала она. - Я слишком многое из-за неё потеряла.
-Давай присядем, - предложил он.
Девушка осела в кресло, как марионетка, которую кукловод выпустил из рук. Ей хотелось зажмуриться и не открывать глаз до тех пор, пока она не окажется в таком месте, где жизнь её пойдёт своим чередом, будь то Дол Гулдур, Лихолесье, Имладрис или Валинор, не важно, лишь бы не было этой бесконечной череды объяснений, от которой сердце то подпрыгивает к самому горлу, то падает до земли. Надежда, страстное желание убедить окружающих в собственной невиновности, сомнение внутри себя и сомнение в чужих глазах, отчаяние,  усталое равнодушие к дальнейшей судьбе…
Элронд, тем временем незаметно разглядывавший свою гостью, что была погружена в себя, напряжённо размышлял. Она так и не сказала, что её заставило покинуть Дол Гулдур, если даже убийство родителей не толкнуло её на столь отчаянный шаг.  Где теперь её брат? Продолжает служить назгулам? Вскоре явится вслед за ней? Ушёл в Мандос? Остался ли в Чёрной крепости кто-то, кто может быть ей дорог?  Как ей удалось так долго скрываться от улайари, которые просто обязаны были броситься за ней в погоню? Эта девушка, всколыхнувшая Средиземье, словно брошенный в воду камень, так и не осознала, какую бурю она породила. Весь мир, давно уже позабывший об эльфах - авари, об эльфах - служителях Зла, против своей воли должен был вспомнить о них, чтобы ещё раз задуматься об их судьбе. Мориквенди - искажение замысла Творца - властно напоминали своим сородичам о тяжком духовном плене, о непомерной плате, которую они вынуждены платить за свою любовь к этой земле, что жила и будет жить в их сумеречных сердцах до тех пор, пока существует Арда. Понимал Владыка и то, что Саурон, Чёрный Враг, постарается уничтожить дерзкую эльфийку - стон боли своего народа - как можно скорее. Кто даст ей убежище, должен будет воевать с ним ещё и из-за этого. Укрыть Аэль - приблизить войну, об этом писала и Галадриэль. Рисковать своей безопасностью Лориен не захотел. А что сказать Имладрису? И почему Трандуил, хитрый, осмотрительный Лис, который шага не шагнёт, не просчитав наперёд последствий своего поступка, открыто берёт её под своё покровительство?
- Я не понимаю, клянусь Эру, не понимаю, как Владыка Лихолесья мог написать вам это письмо! - словно расслышав его мысли, воскликнула Аэлиннэль. - Может, письмо из Лихолесья поддельное?
-Нет, - покачал головой Владыка. - Я переписываюсь с Трандуилом не первую тысячу лет, поэтому досконально знаю не только его почерк, но и его манеру выражать мысли. Это письмо, без сомнения, писал он сам.
-Наверное, его заставили это сделать, - продолжала размышлять вслух девушка.
Элронд только расхохотался. Утирая кончиками пальцев выступившие слёзы, он произнёс:
-Клянусь, это самая лучшая шутка последнего столетия! С твоего позволения, я процитирую  её в своём ответном послании к королю!
Видя ошарашенное лицо Аэль, он, еле сдерживая смех, пояснил:
-Я не знаю, КЕМ надо быть, чтобы заставить Трандуила что-нибудь сделать! Иногда мне кажется, что он будет перечить даже Валар…
-Может, именно поэтому он уже которое тысячелетие правит Великим Лесом, не помышляя о Заокраинном Западе? - пожала она плечами.
Новый взрыв смеха потряс комнату, растворяясь где-то под её высокими, полукруглыми сводами.
-Об этом я тоже ему напишу, - веселился Элронд. - В кои-то веки моё письмо вызовет у него не только вежливый интерес. Благодаря тебе, он перестанет считать меня занудой!
Уголки её губ несмело дрогнули.
-Повлиять, говоришь? - посерьёзнев, произнёс Владыка. Задумчиво барабаня пальцами по подлокотнику, он обдумывал свои слова. - Советники?  Они у Трандуила для декора. Дети? Не так он их воспитал, чтобы…
-У короля есть дети? - непочтительно перебила его Аэлиннэль, прислушиваясь к стремительно расползающемуся по спине холодку предчувствия.
-Сын и дочь, - удивлённо сказал Элронд, - принц Леголас и прин…
-Леголас? - эльфийка побледнела до такого мертвенного оттенка, что он невольно подался в её сторону.
-Венец, - только и сказала она, прежде чем лишиться сознания.
…-А, может быть, ты и есть король? Кто ещё может быть столь прекрасен?
-Ты бы хотела, чтобы я оказался королём?
-Как ты смотришь на то, чтобы стать женой… принца?
-Но ты выйдешь за меня замуж, кем бы я ни оказался?…
Элронд подхватил обмякшую девушку и перенёс её от очага, возле которого располагались кресла, к маленькому ложу, стоящему у приоткрытого окна. Распустив завязки плаща, он принялся аккуратно массировать ей виски и запястья. Левую руку Аэль, что безвольно свесилась вниз, обвивала тонкая цепочка, так некстати перетянувшая худенькую, холодную кисть. Владыка осторожно взял её руку в свои ладони и начал распутывать золотой шнурок. Внезапно из рукава девушки  выскользнул овальный медальон, который очень заинтересовал первого лорда Имладриса. Изображённого на нём юношу он узнал без труда. Это был принц Лихолесья Леголас Трандуилион.
-Аэлиннэль! - мысленно позвал он девушку, памятуя о её способностях к осанве, упомянутых в письме Галадриэль. Она застонала. Владыка чувствовал, что её душа возвращается в измученное тело. Он неспешно преодолел бесполезные сейчас барьеры, способные не допустить вторжения в сознание, и погрузился в спутанные, бесформенные мысли Аэль.
…Митриловая корона на голове Леголаса… Я должна была догадаться! Корона Келеборна, корона Элронда… Корона Леголаса. Я должна была догадаться!  Я тоже её надевала, я принцесса Лихолесья? Нет. Ха-ха! Я квенди, мамочка! Поверьте же мне, поверьте! Элронд похож на папу… Я должна была догадаться! Лас такой особенный! Ууу! Как холодно! Мамочка, холодно! Мне нужно перейти Мглистые. Я справлюсь! Ради Элеммира! Будь счастлив в Лихолесье, малышонок… В тебе нет зла, Владыка Трандуил это обязательно почувствует…
Элронд прикрыл створку окна, из которого сильно сквозило, и возвратился в кресло.
Через миг Аэль медленно открыла глаза.
-Аэлиннэль, - услышала она голос Владыки Имладриса, хотя он, внимательно глядя на неё, так и не разжал губ. - Ты тоже умеешь так разговаривать. Попробуй!
-Мой лорд, - направила она ему неуверенную, робкую мысль.
-Побеседуем с помощью осанве, тебе так будет легче, ты очень устала.
-Простите меня, мой лорд.
-Не извиняйся, всё в порядке.
-Что мне делать?
-Не плачь! - произнёс Элронд вслух и улыбнулся. - Сейчас ты немного полежишь, придёшь в себя, а потом я позову кого-нибудь, кто проводит тебя в твою комнату.
-Это значит…
-Да. Добро пожаловать в Имладрис! Надеюсь, Последняя Приветная Обитель станет для тебя давно искомым домом.  Мы рады всякому чистому сердцу, что будет сражаться с Тьмой вместе с нами.
-Я постараюсь быть полезной вам, - растроганно пообещала эльфийка, - хотя мои силы так малы…
-Твои силы огромны! - сказал Владыка Ривенделла. - И я научу тебя пользоваться ими.   
Аэль покинула покои лорда Элронда, унося в душе маленький росточек надежды. Неравнодушная к мятежной красоте гор, порожистых рек и вознесённых в небо башен, она полюбила Ривенделл с первого взгляда. Но только теперь, зная, что это не случайная остановка на  бесконечной дороге жизни, она призналась себе в этом чувстве. Проходя и парадными залами, и уединёнными коридорами, девушка наслаждалась ощущением  почти осязаемой радости, что наполняла каждый уголок Последней Приветной Обители. Встречные эльфы доброжелательно ей улыбались. Аэль непроизвольно отметила, что они гораздо жизнерадостнее не только Галадрим, зачарованных безвременьем Лотлориена, но и Авари, слишком долго живших под пятой Саурона, что навсегда погасил в них огонёк детской восторженности, свойственной им на заре эпох. Люди, что жили в Имладрисе, отличались каким-то особенным, просветлённым выражением по-своему красивых, благородных лиц.  Все они, а эльфийка, пока шла, насчитала восемнадцать человек, поздоровались с ней, кто на синдарине, а кто и на квенья. 
Приближался вечер, и дворец оживал на глазах: эльфы, люди, гномы, хоббиты стекались в огромный зал, где уже призывно позвякивало столовое серебро, что раскладывали на длинном, застеленном белой скатертью столе проворные слуги. Аэль следовала за своим провожатым, вежливым, маленьким эльфом, со всё большим сожалением, потому что он уводил её прочь от тепла и смеха обеденного зала. Сейчас ей больше всего хотелось опробовать на деле слова Владыки Элронда: «Добро пожаловать в Имладрис». Но она понимала, что силы её не бесконечны. Дорога, тревоги, обморок…
Аэлиннэль миновала центральную часть дворца, который походил на гигантское колесо, лежащее на одном из уступов Хитаэглир. Посредине высилась многоярусная башня, где находился тронный зал, библиотека, зал Совета, рабочие апартаменты Владыки, оружейная, знаменитый Каминный зал Ривенделла и множество других помещений, доступ в которые был открыт каждому. По «ободу», прямо в крепостных стенах, располагались жилые комнаты и комнаты для гостей. Обе части дворца были соединены друг с другом «спицами» прозрачных переходов - галерей. Между башней и стеной раскинулся сад, что занимал половину внутреннего пространства крепости. Вторая половина была заполнена хозяйственными постройками и мастерскими.
Эльфийка уже дошла до самого конца галереи, ведущей её в толщу стен, когда ей повстречались три гнома. Шествуя неторопливо и чинно, они, завидев девушку, прервали свою беседу и поклонами приветствовали её. Она молча поклонилась в ответ.
-Постойте, любезный Рори, подождите меня! - раздался вдруг молодой, звонкий голос, услышав который, гномы заулыбались, отчего их суровые, бородатые лица приобрели потешное выражение, рассмешившее Аэль, как если бы она увидела улыбающуюся собаку. 
Из темноты коридора, навстречу ей, шел высокий темноволосый мужчина.
Завидев его, Аэлиннэль забыла, как дышать.
Не замечая прижавшейся к стене девушки, он направлялся прямиком к самому осанистому гному, облачённому в роскошный, хоть и несколько вызывающий наряд из винно-красного бархата.
-Ваше высочество! - воскликнул тот, простирая руки. Патетичность жеста ничуть не смутила эльфа, который, улыбаясь столь же тепло и искренне, подошёл к гному и обнял его как старого друга.
-Как же я по вас скучал, ваше высочество! - расчувствовался гном. Его спутники истово закивали головами.
-И я по вас, почтенный Рори! - отозвался принц.
-Вы направляетесь к батюшке?
-Да, видите ли, Эл ещё не вернулся, поэтому о результатах экспедиции придётся докладывать мне, в этом нет ниче…
Мужчина застыл на полуслове. Его взгляд вычленил из сумрака фигурку девушки, завидев которую, он лишился дара речи безо всяких иносказаний. Пытаясь не упустить из виду невероятное виденье, он скороговоркой произнёс:
-Предупредите, пожалуйста, моего отца, что я зайду к нему позже…
Гномы, которые ради него с удовольствием попрыгали бы с башни, вновь раскланялись и, о чём-то хитро пошептавшись,  быстро удалились прочь. Уловив одному ему понятный сигнал от принца, исчез и слуга.
Мужчина смотрел на Аэлиннэль во все глаза.
А она смотрела на него.
Рослый, статный красавец с иссиня-чёрными волосами, раскинутыми по плечам в завораживающем беспорядке.  Нервное, насмешливое лицо. Если бы Аэль своими ушами не слышала их краткого разговора с гномом, она бы ни за что не поверила, что этот очаровательно - самовлюблённый мужчина может говорить с такими простыми и трогательными интонациями. Его тонкие губы и брови, идущие сплошной чертой, а к вискам резко обрывающиеся вниз, изобличали в нём эльфа ироничного и капризного. Но глаза, неуловимого цвета, отливающие то морской синевой, то лесной зеленью, смотрели на мир открыто и ясно.
Именно его Аэлиннэль видела в зеркале Владычицы Галадриэль.
Незнакомец откровенно любовался ею, он торжествовал: девушка была долгожданным подарком Единого, тем подарком, который тайно вымаливает в полуночной тишине каждый из нас, заклиная Творца ниспослать нам предназначенную от начала времён вторую половинку.
Скрестившая на груди руки Аэль, не обращала на его восторг никакого внимания. Её взгляд стремительно холодел. Она видела перед собой только проклятый митриловый венчик, серебристой змеёй обвивавший голову мужчины.
-Вы позволите мне пройти? - проговорила она наконец.
-О, прекраснейшая леди! - тотчас же откликнулся он. - Я не только позволю вам пройти, но ещё и провожу вас! Располагайте мной, считайте, что я ваш верный слуга и паладин!
-Я сама найду дорогу, - отрезала Аэлиннэль.
Мужчина растерялся. Он не привык к столь неожиданному, категоричному отпору.
-Но вам действительно понадобится помощь: я ведь отослал Аэрдила… - начал он было.
-Я приму её от любого, кроме вас!
-Почему?
-Потому что вы принц! - воскликнула девушка и, оттеснив его плечом, пошла дальше, молясь всем Валар, чтобы в  пустом и полутёмном коридоре появился хоть кто-нибудь, кто поможет отыскать предназначенную ей комнату. Редкие голубоватые светильники, развешенные по стенам, освещали череду одинаковых дверей из тёмного, резного дерева. Все они были безнадёжно заперты. Аэль двигалась вперёд, уже не выбирая дороги, стремясь лишь скрыться от нагонявшего её надоеды. Она сосредоточенно шагала по глушащим всякий звук коврам, которые были украшены искусно выполненными изображениями разноцветных рыб, морских звёзд и ракушек, укрытых среди длиннотелых водорослей.
-Если я скажу вам, что я не наследник престола, это что-нибудь изменит? - как ни в чём не бывало спросил подстроившийся под её шаг принц.
Молчание.
-Меня зовут Элрохир Элрондион.
Молчание.
-Я младший сын Владыки, люблю своего брата Элладана, к власти и положению равнодушен, корону надел, потому что сегодня будет большой приём…
Молчание.
-Кхм! За следующим поворотом находятся наши с Элом комнаты…
Аэль остановилась. Замученно посмотрела на Элрохира, вдруг осознавшего, что ещё мгновение - и девушка рухнет к его ногам, как надломленный цветок.
-Давайте, я провожу вас,  - снова предложил он, и, отчего-то смущаясь, взял её за руку. Она не сопротивлялась.
Оказалось, что Аэль шла в совершенно противоположную сторону. Они молча вернулись к месту их встречи, и Элрохир повёл её по другому коридору. Стены здесь были светлее, под ногами раскинулись целые цветочные клумбы, вытканные на пушистых дорожках, а светильники отливали рыжиной.
-Вы будете жить в розарии, - произнёс принц.
Эльфийка ответила ему непонимающим взглядом.
-Так мы называем эту часть дворца, - улыбаясь, пояснил он. - Здесь  у нас живут незамужние девушки… Мы решили поселить вас вместе с ними.
-Так вы знаете, кто я? - спросила Аэль.
-Вы Аэлиннэль из Лихолесья…
-Я Аэлиннэль из Дол Гулдура.
-Пусть будет так, - помолчав, сказал Элрохир. - Всё равно вы мне нравитесь больше всех в Арде!
-Пожалуйста, не надо, ваше высочество! - проговорила Аэль срывающимся голосом.
-Как скажете, моя леди! - снова улыбнулся он. Его улыбка, улыбка глазами, не разжимая губ, была по-настоящему доброй.
-Какой цвет вам нравится? - спросил он совершенно неожиданно.
-Чёрный, - подумала девушка. - Розовый, - произнесла она вслух.
-Решено! - воскликнул он торжественно. - Отныне я всегда буду носить на рукаве ленту этого цвета, вы позволите?
-Если не позволю, разве вы послушаетесь? - усмехнулась она.
Элрохир только рассмеялся.
-Я про ленту для того придумал, - объяснил он, - чтобы вы меня потом с братом не перепутали, а то он, пользуясь нашим сходством, всю жизнь у меня девушек отбивает! Я свидания назначаю, а он пронюхает и идёт вместо меня! Но я вас никому не отдам!
-У меня были подруги - близняшки… - мечтательно сказала Аэлиннэль. Воспоминания о неправдоподобно-далёкой долгулдурской жизни казались чужими, словно она где-то об этом вычитала, но не может вспомнить ни названия книги, ни её автора, - у них всегда один парень на двоих был…
-Мы пришли, - принц мягко тронул её за плечо. Девушка очнулась и посмотрела на него с рассеянной улыбкой.
Мужчина понимал, что она сейчас где-то глубоко внутри себя, отстранённая и страшно одинокая, прощается со своим прошлым. Он повернулся, чтобы уйти. Аэль продолжала стоять, опираясь на дверной косяк и бездумно глядя вдаль. Элрохир бережно обнял её за плечи и провёл в комнату.
Она заснула, едва соприкоснувшись с креслом.
Элрохир, которого переполняла незнакомая доселе нежность, разрывался между целомудренным желанием освободить её от одежд и уложить в кровать, словно усталого ребёнка, и опасением, что этого не поймёт ни она сама, ни окружающие. Переступив порог её комнаты и оставшись с ней наедине, он и так нарушил неписаные законы Имладриса, за соблюдением которых строго следил его отец: мужчина, и особенно принц, должен заботиться о чести своей избранницы. Но как объяснить непрошеным блюстителям морали, что сейчас он хотел только одного: сидеть возле неё до зари и, не помышляя ни о чём, вглядываться в её лицо, наслаждаясь медленным узнаванием милых черт. Давным-давно он влюбился именно в эти брови, разлетающиеся к вискам, как крылья птицы, в эти губы, такие манящие, такие невинные, в эти локоны на висках - русый завиток, белокурый завиток… Он радостно улыбнулся, когда заметил маленькую родинку на её ключице - она должна была быть здесь! Обнимать, баюкать, нашёптывать ласковые глупости и смотреть, смотреть, смотреть…
Принц вскочил на ноги и опрометью выбежал из комнаты.
-Что случилось,  лапа? - тут же услышал он мысленный вопрос.
-Всё хорошо, большой брат, - при помощи осанве ответил он.
-Мы ждём тебя в Каминном зале, - сказал Элладан и прервал контакт.
Элрохир остановился и перевёл дыхание. Сила нахлынувшего чувства обескуражила его.  Рядом с Аэлиннэль он впервые осознал себя кем-то обособленным, не частью целого по имени  «Мы с Элом». Но несколько фраз брата, уловившего его беспокойство и деликатно предложившего свою поддержку, их весёлые, детские прозвища, «лапа» и «большой брат», которыми они пользовались, когда кто-то из них чувствовал себя скверно,  вернули ему спокойствие.
Эл всегда рядом. Значит, всё будет хорошо.
Элладан Элрондион, наследный принц Имладриса, действительно был похож на своего брата, как близнец может быть похож на близнеца. Но двадцать восемь минут разницы при появлении на свет наложили на его характер неизгладимый отпечаток старшинства. Сколько бы им не было лет, он всегда был первым, всегда был главным. Это выработало в нём неистребимое чувство ответственности за брата, которого он во всём опекал. Отдать пирожное, чтобы получить в ответ счастливую улыбку. Подарить любимый меч за восторженное: «Ух, ты!»
Эл и Эло - так прозвала их мама ещё в детстве.
Умница Элладан и Баловень Элрохир.
Аэлиннэль, несмотря на пропитавшую всё её существо усталость, проснулась через пару часов.
За окном разлилась темнота.
Девушка потянулась, потрясла головой, разгоняя сон, и впервые оглядела место, которому отныне предстояло стать её домом. Несколько смежных комнат -  гостиная, спальня, ванная - казались тем самым уютным маленьким мирком, к которому так стремилось её сердце. Она медленно обошла помещение и, преодолев соблазн сразу же забраться в кровать, отправилась в ванную.
Как и в Дол Гулдуре, в Имладрисе существовала система непрерывной подачи горячей воды, которую давным-давно придумал кто-то из эльфов Нолдор, хотя в Чёрной крепости об этом старались не вспоминать. Аэль наполнила ванну, сбросила с себя одежду и погрузилась в воду. После  месяца странствий обыкновенный кусок мыла показался девушке главным даром Единого. Эльфийка наскоро помылась, обернулась простынёй, обнаруженной возле мраморной купели, и прошла в спальню. Последней её мыслью, прежде чем Вала Ирмо впустил её душу в свои Золотые сады, было воспоминание о советнике лорда Элронда по имени Эрестор.
Аэлиннэль заснула, чтобы проснуться с первыми лучами нового дня.
Запирать двери в Имладрисе было не принято. Но Аэль, привыкшая к массивным, надёжным замкам Дол Гулдура, этого не знала, поэтому и вздрогнула испуганно, когда дверь её комнаты медленно открылась. Она вопросительно смотрела на всё расширяющийся просвет, в котором так никто и не появился. Девушка поднялась на ноги и только тогда увидела странное существо, что вошло к ней в комнату с самым независимым видом. Это был щенок. Рыжий щенок, состоявший из лопоухих ушей, огромных глаз и крепких лап, на всё остальное - худое тельце, хвостик - шнурок - природа явно поскупилась. Щенок важно прошествовал по комнате, подойдя к Аэлиннэль, обнюхал её, после чего по-хозяйски забрался на кровать. Ошеломлённая эльфийка молча смотрела, как он свернулся колечком и, поворчав себе по нос, заснул.
-Хэкил! - послышалось в тот же миг из коридора.
Щенок не повёл даже ухом.
В дверь постучали, несмотря на то, что она была почти отворена.
-Войдите! - наконец-то пришла в себя Аэль.
На пороге стояла молодая женщина в простом белом платье, к которому серебряной брошью в виде арфы крепилась дымчатая газовая накидка. Её гладкие чёрные волосы, казавшиеся ещё темнее из-за контраста с бледной, нежной кожей, ниспадали до талии, словно один из имладрисских водопадов. Светло-серые глаза незнакомки полнились ясным, добрым знанием, которое дают эльфам прожитые тысячелетия.
-Здравствуйте! - улыбнулась она Аэлиннэль. - Меня зовут Мелириан. Я менестрель в Доме Элронда.
Эльфийка-авари улыбнулась в ответ и назвала себя.
-Скажите, - после некоторого молчания спросила Мелириан, - в вашем роду принято пользоваться отцовским именем? Либо относить себя к  дому прародителя или сюзерена?
-Нет, - подумав, ответила Аэль. - У Авари каждый сам за себя. - В её глазах застыл вопрос.
-Не стоит постоянно упоминать о том, что вы из Дол Гулдура, - ласково и чуточку виновато произнесла  её гостья.
Аэлиннэль заносчиво вскинула голову, но, осознав, что Мелириан желает ей только добра, спросила уже спокойно:
-Как мне лучше себя именовать - Аэлиннэль Аранионэль или Аэлиннэль из дома Тирнэ? Аранионом звали моего отца, а Тирнэ - прадеда.
-В ваших глазах я вижу гордость за ваших предков, - отозвалась молодая женщина, - будьте уверены, её почувствует всякий, какое бы из имён вы не избрали… А вот и мой маленький хулиган! - воскликнула она совсем иным голосом, в котором звучало веселье.
-Это ваш щенок? - поинтересовалась Аэль.
-Это наш щенок! - рассмеялась Мелириан. - Добро пожаловать в Сообщество его мамочек и папочек!
Аэлиннэль переводила растерянный взгляд с рыжего пёсика на свою гостью.
-Его зовут Хэкил, - начала рассказывать та, - месяца два назад пограничники нашли это чудо на одном из  горных перевалов. Дозорные сказали, что за два дня до этого видели там купеческий караван: гондорские торговцы возвращались из Эриадора. В числе прочего, они везли оттуда легконогих, смышлёных собак, которых охотно покупают эльфы Лихолесья. Видимо, в пути одна из них ощенилась, но кутёнок оказался таким неказистым, что его попросту выбросили на мороз. Если бы не зоркие глаза Алькваринкара… 
Мы выхаживали его более месяца: я, Райвэнэль, Арвен, Линдир, Гваэрон…
Заметив, что Аэлиннэль не понимает, о ком идёт речь, Мелириан пояснила:
-Райвэнэль и Арвен - мои подруги, хотя о последней следует отзываться почтительней, всё-таки она наша принцесса; Линдир и Гваэрон    -  мои собратья по служению, менестрели.  Позже к нам присоединились Элладан и Элрохир - подросший Хэкил  допустил наших принцев до своей особы, хотя с остальными, будь то эльф, человек или гном, знаться не желал, рычал даже на целителей. А сегодня он выбрал вас… видимо, все, пришедшие с Мглистых, приносят с собой особый дух, дух его родины…
Эльфийка-авари сначала не поняла, причём здесь Мглистые, но, вспомнив одну из ночных бесед с Хальбарадом, догадалась, что близнецы Элрондиони возвратились под отчий кров не так давно.
-Вы его простите, - смущаясь, попросила гостья. Было заметно, что она действительно считает себя ответственной за своего несуразного, но очаровательного щенка. - Хэкил только с виду такой бесцеремонный. Душа у него добрая.
-Как это, должно быть, правильно… - озвучивая внезапно пришедшую в голову мысль, произнесла вдруг Аэль, - жить любовью многих. Всегда найдётся тот, кто тебя приласкает и утешит… - Её лицо застыло в напряжении, она словно пыталась применить идею к себе, но отторгала из-за неосознанной душевной брезгливости.
-Такое поведение к лицу только детям, - ясный голос Мелириан вырвал тёмную эльфийку из раздумий. Глаза Аэль заглянули в глаза той, что умела наполнять светом чужие сердца. - Когда Хэкил вырастет, ему придётся делать выбор, и он станет служить только одному из нас.  Иначе просто не бывает, Аранионэль.
Аэлиннэль кивнула головой, соглашаясь, но что-то в ней говорило, что бывает, и нет в этом зла, есть только печаль.
Лихолесье ждало гостей.
Бард Лучник, властитель  города Дэйла, что  располагался восточнее Лихолесья, возле самого подножия Эребора, уже не в первый раз принял приглашение Владыки Трандуила посетить Великий Лес. Короля эльфов и правителя людей связывали отношения почти дружественные.  Трандуил уважал Барда за мужество: именно он двадцать лет назад уничтожил грозу окрестных земель - дракона Смога Золотого, а после храбро сражался бок о бок с Трандуилом в Битве Пяти Воинств. Бард же навсегда сохранил в своём сердце признательность за то, что эльфийский король первым пришёл на помощь к жителям сожжённых драконом Дэйла и Эсгарота.
Лейтиан уже позаботилась о том, чтобы приготовленные для приглашённых комнаты хорошо протопили. Амрунтор уже написал несколько новых баллад о героических битвах людей и эльфов в прошлые эпохи.  Леголас уже распорядился, чтобы восточные дозоры не чинили ожидаемым гостям никаких препятствий… И только Фарот, красный и смущённый, оправдывался перед королём, который, сидя возле приоткрытого окна, кормил с руки бойких синичек.
Трандуил против обыкновения был облачён в короткую шерстяную тунику медового цвета, из-под которой выглядывала белая вышитая снежинками рубашка. Простота костюма, дополненного коричневыми обтягивающими штанами и кожаными сапогами выше колен, нисколько не умаляла его царственности. Даже отсутствие короны, которую он заменил на витую золочёную верёвочку, терявшуюся в его волосах, никого не могло ввести в заблуждение: из двоих эльфов, присутствующих в комнате, повелителем был именно он.
-Так ты говоришь, собаки так и не взяли след? - прервал Трандуил мучительное для Фарота молчание.
-Да, - пробормотал тот.
Король одним гибким движением поднялся на ноги, захлопнул тяжёлые свинцовые ставни с маленькими квадратиками стёкол и повернулся к молодому эльфу. Его взгляд был вопрошающим.
-Значит, охота вернулась ни с чем? - уточнил он.
-Да, - тише прежнего проговорил Фарот.
-А гостей мы будем кормить песнями? - продолжал допытываться Владыка. Его тон был убийственно вежлив.
Незадачливый предводитель охоты молча переминался с ноги на ногу. Глядя на государя виноватыми глазами, он готов был хоть себя на съедение предложить, лишь бы Трандуил его простил.
-Фарот, ты меня очень подвёл, - подытожил их беседу король. - Придётся мне ехать самому.
-Ваше величество! - начал было тот, но Трандуил жестом велел ему молчать.
-Ты не справился, - сказал он жёстко, - пойди помоги Химталиону: он следит за уборкой  Тронного зала.   
Поникший Фарот вышел из королевских покоев, тихо прикрыв за собой дверь, а Трандуил разыскал подбитый мехом плащ, облачился в него и направился в спальню, где в изголовье кровати висели его лук и колчан со стрелами.
Едва король свернул за угол, как его догнал Элеммир: маленький эльф научился предсказывать далеко не предсказуемые действия Владыки. Получив разрешение сопровождать государя на охоте, счастливый Элеммир умчался в оружейную. Трандуил же направился в конюшню. Миновав два лестничных пролёта, он повстречал Леголаса, шедшего вместе с Гэлионом в винный погреб. Принц удостоился кратких распоряжений короля и ласкового взгляда отца. В главном холле, где в этот час было непривычно пусто, царственный эльф увидел Амрунтэль, которая спешила в гостевые комнаты со стопкой свежих простыней. Отобрав у эльфийки её ношу и пожурив за беспокойный нрав, Трандуил передал простыни пробегавшему мимо  Алагосу.
Король пощупал пульс у слегка запыхавшейся Амрунтэль, после чего  без стеснения положил ладонь на её округлившийся животик. На долю секунды он закрыл глаза, прислушиваясь к хрупкой жизни внутри неё, потом одобрительно улыбнулся.
- Всё хорошо, - проговорил он, заметив невысказанный вопрос в её по-детски распахнутых глазах.
Когда король вышел во двор, его уже ожидали. Линнар подвёл ему осёдланного Рамаинэна. Трандуил погладил гнедого красавца, вскочил в седло и возглавил готовую выехать охоту.
  Стоял солнечный зимний день. Лёгкий морозец приятно пощипывал лицо. Вокруг, насколько хватало глаз, раскинулась белая равнина, усеянная золотисто-коричневыми колоннами дубов, лип и клёнов. Голубой купол неба венчал этот торжественный, безмолвный храм зимы. В воздухе, напоённом свежестью выпавшего за ночь снега и терпким ароматом  промёрзших деревьев, была разлита какая-то особенная радость.
Элеммир пригнулся к шее Итиль и, по примеру короля сливаясь со своей лошадью в единое, нёсся над землёй в окружении смеющихся эльфов и нетерпеливо лающих собак. Ему казалось, что так было всегда.
Век за веком, изнемогая от счастья, он следовал за своим государем.
Мчаться на полкорпуса позади него, любоваться, как блестят и переливаются на солнце пряди его волос, мечтать, что он выкрикнет что-нибудь в азарте, и снова можно будет услышать его голос, горячий и слегка охрипший.
В голове Элеммира вновь и вновь звучала строчка из любимой баллады: «Расцветает ли роза, мой сеньор, нынче в вашем окне…» Он перекатывал её внутри себя, словно сладкий леденец во рту. Смеялся и скакал дальше, подчиняясь могучему обаянию того, кто вёл его за собой.
Эльфы наконец-то напали на след двух оленей. Повизгивающие от возбуждения гончие первыми ринулись за ними. Охота растянулась на несколько сотен шагов.    
Однако конь Трандуила недаром носил своё гордое имя - Крылатый. Очень скоро король и следовавший за ним тенью Элеммир оторвались от остальных. Они летели по лесу, вздымая облака снежной пыли. Солнце, клонящееся к закату, исчеркало белое пространство вокруг них сине-серыми, резкими тенями. Похолодало.
Маленький эльф поначалу не понял, почему стая, до этого лихо нёсшаяся перед ними, вдруг пошла в сторону. Потом услышал призывное пение рогов, раздавшееся откуда-то слева: доезжачие собирали собак вокруг себя. Охота стремительно уходила на юг.
Элеммир остановился, но, разглядев среди стволов коричневый плащ короля, снова пустил свою лошадь в галоп. Трандуил явно кого-то преследовал: авари видел, как в последних лучах солнца блеснул отделанный золотом и янтарём лук Владыки леса, который тот на ходу снял со спины. Почти сразу же раздалось мелодичное гудение - это стрела распрощалась с тетивой, чтобы через миг вонзиться в пятнистый олений бок.
Когда Элеммир выехал на поляну, спешившийся Трандуил уже склонился над неподвижной тушей молодой важенки. 
-Жаль, что так получилось,  - проговорил он, заметив своего пажа. - Я слишком увлёкся, не то давно бы понял, что преследую самку.
Король зачерпнул в руки снега, счищая с них кровь - он запачкал ладони, пока вынимал стрелу. Потом достал нож и снова присел на корточки.
Элеммир покинул седло и направился к нему.
Жёлтые глаза за взъерошенными кустами бузины он увидел первым.
Расцветает ли роза, мой сеньор…
Без единого звука мальчик бросился наперерез волку, который прыгнул, целясь в беззащитную спину ничего не подозревающего короля. Последним, что авари почувствовал, прежде чем волчьи лапы, разрывая нежную плоть, придавили его к земле, был горьковатый запах осенних листьев, исходивший от его господина.   
Однако недаром жизнь Элеммира измерялась годами, а жизнь Трандуила - эпохами.  Уловив за спиной какое-то движение, король молниеносно обернулся, но был сбит с ног маленьким эльфом, пытавшимся прикрыть его от опасности.  Владыка оказался лежащим на оленьей туше, поверх него лежал Элеммир, а зверь, вонзивший когти в обеспамятевшего мальчика, готовился впиться в его горло. Трандуил покрепче перехватил нож и всадил его в шею волка. Тот забился в судорогах, ибо не знающая промаха рука короля поразила его в яремную вену. Вскоре всё было кончено.   
Трандуил бережно прижал к себе Элеммира, прекрасного смертной красотой, от которой на глаза наворачиваются слёзы. Но король плакать не собирался. Он подозвал Рамаинэна и  взобрался в седло. Конь, что не нуждался в поводьях, безошибочно направился в сторону замка, а его хозяин, зажимая руками рваные раны на груди своего пажа, тихонько запел на  квенья - величавом языке древних знаний и чар.
Элеммиру казалось, что боль будет длиться вечно. Волк снова и снова терзал его, то вгрызаясь зубами, то полосуя когтями, то отравляя смрадным дыханием. «Отчего же ты столь немилосерден, Владыка Мандос? Чем я за свои недолгие шестнадцать лет заслужил такую муку?» Авари беззвучно заплакал.
Трандуил сжал его ладошку ещё крепче и снова начал творить над ним сонное заклятие.  За спиной короля, в глубине его спальни, неслышно передвигалась его преданная помощница Эстэлэйн. Глядя на эту незаметную, бледненькую девушку, никто бы не подумал, что она избранница Валы Эстэ - Целительницы ран и усталости. Ещё не научившаяся лечить магией, она была незаменима, когда дело касалось  мазей, перевязок и молчаливой, ласковой поддержки.
Эстэлэйн собрала окровавленные обрывки одежды Элеммира и вынесла их прочь; потом вернулась, чтобы забрать склянки с лекарствами, лишние бинты и набор изогнутых игл для зашивания ран. В третий раз войдя в комнату вместе с Леголасом, она поднесла королю маленький тазик для омывания рук. Владыка ополоснул ладони в пахнущей ромашкой и хвоей воде, вытер их поданным сыном полотенцем и кивком головы разрешил эльфийке удалиться. Закрыв глаза, Трандуил откинулся на высокую спинку кресла. Леголас присел в изножье отцовской кровати, на которой  лежал Элеммир.
-Как я не люблю рваные раны! - внезапно произнёс король. - Сначала ты чарами пытаешься остановить кровотечение и утихомирить боль, потом ты их зашиваешь и накладываешь обеззараживающую мазь… А уверенности в том, что это поможет, как не было, так и нет.
-Папа, - вполголоса спросил принц, - я могу тебе чем-нибудь помочь?
-Можешь, - ответил тот, - этой ночью нужно побыть возле Элеммира, кажется, кризис ещё не миновал, а у меня уже нет сил. Никого другого я попросить не могу. К сожалению, среди нас почти нет настоящих лекарей. Лас, ты мой сын… в тебе должны быть зачатки целительского дара.
-Я сделаю всё, что смогу. Я не подведу тебя, папа…
-Папа! - тихое, словно вздох, слово сорвалось с губ маленького эльфа.
-Он бредит? - нахмурился Леголас.
-Нет, - внимательно вглядевшись в авари, проговорил Владыка.
Ресницы Элеммира, длинные ресницы красивого шестнадцатилетнего мальчика, медленно приподнялись. Его глаза, ясные, осмысленные, поблёскивающие жарким блеском  возвратившегося к жизни существа, которое на всё смотрит новым, боязливо-радостным взглядом,  воззрились на Трандуила.
-Папа! - ещё раз выговорил он.
-Что, сынок? - улыбнулся тот.
Но Элеммир молчал, переполненный собственной отвагой, которая стучала в его голове крошечными, звонкими молоточками. Он всё-таки признался в том, в чём никогда  не решился бы признаться, если бы не дохнувшая ему в затылок смерть - в своём желании быть Владыке леса больше, чем просто пажом.
-Спи, моё сокровище, - король снова взял его за руку. Маленькая ладошка мальчика уютно устроилась в сильной, изящной ладони мужчины. - Всё уже позади.
Элеммир поверил и закрыл глаза.
-Кажется, у меня появился братик! - лукавым шёпотом произнёс Леголас.
Трандуил протянул ему вторую руку.
Держа в руках руки своих сыновей - таких разных внешне, но таких одинаковых внутренне - любознательных, правдолюбивых, смелых и чуточку застенчивых - он произнёс:
-В нашем доме слишком долго не звучал детский смех. Если бы была жива мама… Но я верю в милосердие Единого… Верю, что Элеммир не случайно переступил наш порог…
С той ночи Элеммир стал называть короля отцом, а тот его - сыном. Но отношения между ними ничуть не изменились: маленький эльф ещё ниже склонял русоволосую голову, здороваясь с Владыкой; так же, как и все, он испрашивал позволения находиться возле него… И всё это потому, что Элеммир понимал любовь как верность. Как служение. Как самопожертвование. 
Аэлиннэль же поняла, что любовь в её жизни - это всегда безумие. Одержимость. Рок.
Имладрис казался ей книгой, где каждая новая страница была всё более и более занимательной.  Её природная общительность вырвалась наружу: освободившись от необходимости использовать собственное обаяние во зло,  Аэль обзавелась друзьями.
День начинался с компании Мелириан, у которой Аэлиннэль училась пению. «Твой голос глуховат, но выразителен, - сказала та как-то раз, когда Аэль, не чинясь, спела ей несколько песен. – Ты словно поёшь для себя самой… Попробуй спеть для меня…» Так тёмная эльфийка заново начала осваивать песенное мастерство.
Это занятие сдружило её с Линдиром – миловидным менестрелем, который обладал редкостным по красоте голосом, словно созданным для берущих за душу баллад о печали и бессмертии. Вскоре её другом стал и всеобщий любимец Гваэрон. Дерзкая красота и несомненный талант создали ему славу ничуть не меньшую, нежели у великих песнопевцев прежних времён. Тембр его голоса, довольно низкий для эльфа, был настолько необычен, настолько богат и чарующ, что чуткая к звукам Аэлиннэль просто не могла пройти мимо.
Он-то и подарил ей новое эпессэ, которое вскоре подхватила вся Приветная Обитель. «Эй, Маэль, иди к нам!» - крикнул он однажды стоявшей на балконе девушке. Аэлиннэль вздрогнула и посмотрела вниз, в сад, где хохотала играющая в снежки молодёжь. Увидев раскрасневшегося Гваэрона, что смотрел на неё с шутливым вызовом, она  смутилась,  но через мгновение рассмеялась и побежала на зов.
После завтрака Аэль обычно шла к Райвэнэль – главной рукодельнице замка. Помогая шить одежду для обитателей Ривенделла, она не только стремилась хоть как-то отблагодарить приютивших её сородичей, но и в общении познавала повседневную жизнь крепости, которая так отличалась от всего, к чему она привыкла.
В Последней Приветной Обители не было слуг. Её жители добровольно решали, кто чем будет заниматься. Личные пристрастия играли в выборе занятия не последнюю роль, но на первом месте стояла польза, которую эльф, человек или гном мог принести остальным. Эльфята, достигшие отроческого возраста, помогали взрослым, кто в покоях, кто на кухне, кто в кузнице. Если в ребёнке обнаруживался талант, его освобождали от обыденных дел и отправляли учиться к мастеру. Поэтому за Мелириан следовала стайка звонкоголосых сорванцов, в покоях Райвэнэль сидели прилежно вышивающие девочки, а к Алькваринкару шли те, кто выказывал способности к стрельбе…. Взрослые жители Приветной Обители с удовольствием помогали друг другу – для эльфа, их всё же было большинство, нет ничего приятнее, чем постоянно осваивать что-то новое.
Аэлиннэль стремилась найти своё место в этом хорошо отлаженном механизме.
После обеда она шла в библиотеку, где среди писем и карт её ждал Элрохир. Как-то эльфийка призналась ему, что неплохо рисует. Обрадованный принц переложил на неё обязанности картографа, которые до этого исполнял сам.  Она так никогда и не узнала, чего ему это стоило…
-Мой король! – первый советник Имладриса почти кричал, - только не это! Если мы допустим сауроново охвостье к картам,  войска Врага завтра же появятся под нашими стенами!
В мгновение ока Элрохир выхватил меч и направил его на Эрестора, Элладан  схватил брата за одну руку, Глорфиндэль – за другую.
-Довольно! – приказал Элронд, и присутствующие застыли на своих местах.
Владыка сделал несколько шагов от окна к окну. Едва заметные морщинки в уголках его глаз обозначились резче.
-Эло! – обратился он к одному из близнецов, – немедленно извинись перед лордом Эрестором.
-Отец!
-Я сказал:  «Немедленно»!
Элрохир с лязгом вложил меч обратно в ножны.
-Прошу меня простить, - проговорил он.
Эрестор лишь натянуто улыбнулся в ответ.
-Я вас больше не задерживаю, - сказал Элронд сыновьям. Близнецы одновременно поклонились и направились к выходу.
-Эло! – снова окликнул король.
Младший принц выжидательно взглянул на отца.
-Я запрещаю тебе носить при себе оружие, когда ты в замке… И Элу тоже…
За окном начался снегопад. Крупные, влажные хлопья – первые предвестники далёкой весны – липли к стёклам, отгораживая кабинет Владыки Имладриса от остального мира. В комнате стало тесно, сумрачно и тревожно.    
-Я не могу не доверять своим детям… - после долгого молчания проговорил Элронд. – Эло отдал этой девушке сердце…
-Мой король, - нахмурился Эрестор, - ваш сын влюблён, и, значит, утратил всякую проницательность, которой он, вы уж меня простите, и до этого не особо отличался…
-Его выбор впервые одобрил его брат…
Первый советник пожал плечами. Весь его вид говорил, что он считает близнецов странным, цельным существом с заведомо единым мнением.
-А что скажешь ты, Дэль? – обратился король к молчавшему доселе лорду Глорфиндэлю.
Высокий нолдо привычным жестом взъерошил волнистые белокурые волосы и произнёс:
-Элронд, мы воочию видим, что посеянные Сауроном семена проросли: не прошло и двух недель с момента появления Аэлиннэль в Имладрисе, а мы уже готовы вцепиться друг другу в горло. Волей Стихий, я сам привёз её сюда, и я считаю себя некоторым образом ответственным за эту девушку.  Знаешь, в ней есть какой-то внутренний непокой… Она слишком непохожа на нас…
-Конечно! – буркнул Эрестор, - мы все здесь, слава Творцу, враги одного Врага, а она его шпионка, его прислужница, его…
-Перестань, пожалуйста, - устало прервал его Владыка. – Я понимаю, какую тяжкую рану нанёс тебе Саурон, но ненавистью не избыть боли, уж я-то знаю. Брата не вернёшь, Эрестор. Кирион погиб, и лучше тебе с этим смириться.
-Если бы я был уверен, что он погиб, - голос первого советника был тусклым, как осенний вечер, - я был бы спокоен. Но знать, что он пропал где-то возле Дол Гулдура… пусть и немыслимое количество лет назад… знать, что, может быть, сейчас, в эту самую минуту, такие, как эта… девка-перевёртыш… глумятся над его душой и телом…
-Эрестор! – тяжёлая рука Глорфиндэля опустилась на его плечо, - поверь мне на слово -  Кирион мёртв. Никакой Перворождённый не способен  прожить в рудниках Мордора тысячу лет. 
И без того бледный Эрестор побелел ещё больше. В своём черном одеянии он был похож на одинокого ворона.
-Я принял решение, -  проговорил, наконец, король. – Я дозволяю Аэлиннэль заниматься перерисовкой и обработкой карт под присмотром своего сына. Однако наблюдать за ней будет не только и столько Эло, сколько ты, Дэль.
Аэлиннэль сидела в библиотеке и рассеянно следила взглядом за танцующими в окошке снежинками. Два дня назад резко похолодало. Робкая оттепель сменилась пронизывающим ветром и сухим, колючим снегом. Аэль невольно вспомнилось её вынужденное путешествие через Мглистые. Девушка поёжилась и ещё плотнее закуталась в лёгкую накидку, что прикрывала её полуобнажённые плечи.
Фасон своего платья она придумала сама. Райвэнэль, сначала отнесшаяся к её фантазиям с недоверием, очень скоро распознала в ней ещё один талант – умение создавать необычные силуэты одежды. Так в гардеробе Аэль, а потом и остальных девушек появились брюки, задрапированные юбкой – компромисс между традициями Ривенделла и нежеланием эльфийки-авари отказываться от мужского костюма. С энтузиазмом были встречены короткие меховые курточки с капюшоном, вечерние платья с пышными нижними юбками, широкие брюки с приталенными туниками… В её голове по-прежнему роилось множество идей: сказывались годы странствий, цепкая эльфийская память и творческая жилка.
Аэлиннэль лениво скосила глаза на огонь в камине, потянулась и вновь переключила своё внимание на обтрёпанную карту Хитаэглир, которую она перерисовывала вот уже третий час. За соседним столом тихо шуршал бумагами Элрохир: девушка почти осязаемо чувствовала его взгляд, исподволь скользящий по ней. В другом конце обширной комнаты сидела Тинтэль – симпатичная эльфийка с копной чёрных, перехваченных лентой локонов и задорными карими глазами. Она перебирала старые книги, откладывая в сторону те из них, которые нуждались в починке.
В часах в углу мерно капала вода, в очаге потрескивали и рассыпались, исходя ароматной смолой, сосновые поленья, чуть слышно шелестели листы бумаги…
Аэль украдкой зевнула, отложила перо и, прикрыв глаза, предалась мечтам. Вот, если бы сейчас отворилась дверь, и он вошёл в библиотеку… Просто так, пусть даже на минутку… Только бы ещё раз увидеть его высокую, исполненную силы и грации фигуру… Услышать низкий голос, всегда чуточку отчуждённый, с вежливо-равнодушными интонациями… Взглянуть в его глаза, такие же зелёные, как и у неё самой, хотя, нет, у него они светлее, холоднее, ярче…
Если бы месяц назад кто-нибудь сказал ей, что она будет сидеть в главной башне Имладриса и грезить не о Леголасе, а об одном из  обитателей Последней Приветной Обители, она назвала бы его бессовестным лжецом.
Но… Аэль устала обманывать других и самою себя. «Честность вопреки всему» - таков был основной постулат её новой жизненной философии.
Эльфийка-авари упивалась теплом, покоем и тем радостным волнением, которое сначала повергло её в ужас, а потом стало привычным, приятным, как ласкающий плечи розовый шёлк.
Нет, эльфы действительно не могут ничего забыть. Они могут лишь выстроить стены вокруг того, что страстно хотят предать забвенью. Такова была мориквенди Аэлиннэль. Обладали ли подобной способностью светлые эльфы, она не знала. Но в её жизни это всегда действовало безотказно.
Аэль носила образ Леголаса внутри себя, словно нерождённое дитя. Она любила его и по-прежнему была готова отдать за эту любовь свою жизнь. Однако это ничуть не мешало ей наслаждаться призывными  взглядами Гваэрона, трепетной нежностью Элрохира, неприступной прелестью Глорфиндэля…
Дэль… Когда Аэль осознала, что неравнодушна к нему, она поняла, что падает в пропасть. Ей хотелось кричать, сопротивляться, молить о помощи. Но вместо этого девушка молча, с каким-то гибельным восторгом наблюдала за собственным падением. На смену страху и отвращению к самой себе пришла невероятная безмятежность; все чувства словно притупились; она раскинула руки, и падение превратилось в полёт. 
Глорфиндэль занимал в Имладрисе особое место. Он был живой легендой, далёкой и прекрасной. Его уважали. К нему прислушивались. Им откровенно восхищались. Однако никто, кроме Элронда, не мог похвастаться тем, что действительно его знает. Дверь в его покои была дверью в его личную жизнь, и большую часть времени она оставалась закрытой.
Девушки Последней Приветной Обители оплакивали его самыми горькими слезами, но это ни капельки не помогало: лорд Глорфиндэль был со всеми одинаково ровен и почти отечески внимателен к каждой из них.
-Маэль! – вывел Аэль из задумчивости голос Элрохира. – Карта Хитаэглир уже готова?
-Да, - ответила она, надписывая заголовок.
-Будь другом, отнеси её Глорфиндэлю! – принц склонил голову на бок и просительно посмотрел на эльфийку-авари. – Завтра он поведёт Отряд в очередной рейд: что-то орки слишком близко стали подбираться, осмелели мерзавцы,  разрази их Тулкас!
Сердце Аэлиннэль гулко стукнуло, словно стремясь вырваться из груди наружу. Она открыла было рот, чтобы согласиться, как вдруг услышала:
-Я могу сходить!
Тинтэль, в одно мгновение забросившая порученные ей книги, уже стояла возле её стола.
Аэль неторопливо скатала карту в трубочку, собрала и поставила перья в костяной стаканчик, оправила складки платья, после чего, лучезарно улыбаясь, произнесла:
-Не беспокойся, Тин, я сама… вдруг лорду Глорфиндэлю понадобятся какие-либо объяснения…
Нолдэ смерила её неприязненным взглядом, но ничего не сказала.
Аэлиннэль подарила ей ещё одну улыбку, слаще прежней, кивнула Элрохиру и направилась к выходу. Уже идя по коридору, она вдруг сообразила, что её появление в комнатах Дэля будет нарушением имладрисского этикета: незамужняя дама не может оставаться наедине с неженатым мужчиной. Но ведь её попросил об услуге сам принц…
Аэль пожала плечами и ускорила шаг. «Вероятно, праведности лорда Глорфиндэля  хватит на нас обоих», - с ехидцей подумала она.
Постучавшись, девушка несколько секунд слышала только тишину. «Войдите», - произнёс, наконец, знакомый голос.
Аэлиннэль толкнула незапертую дверь и оказалась в небольшой прихожей. Комната была пуста. Аэль огляделась: бело-серые стены из гладкого, холодного мрамора; узкие, высокие двери; бронзовые светильники в форме лилий и мозаичный пол. Приглядевшись внимательнее, эльфийка с удивлением поняла, что под её ногами раскинулась большая карта Средиземья. На том месте, где она стояла, располагался Харад. Девушка сделал пять шагов вперёд и оказалась в Мордоре. На её лице появилась недобрая улыбка. Три шага влево – Гондор,  ещё шесть влево и наискосок – Серые Гавани, два шага вправо…  чёрные замшевые сапоги. Аэль испуганно подняла глаза и встретилась со смеющимися глазами лорда Глорфиндэля.
-Нравится? – поинтересовался он.
-Ага, - выдавила из себя эльфийка. Ей хотелось, чтобы  неосязаемое прикосновение его взгляда продолжалось вечно.  – Я принесла вам обновлённую карту Мглистых гор, - встрепенулась она через миг, - меня Эло попросил… передать её вам… он сам ещё занят…
-К чему так много объяснений? – улыбнулся мужчина. – Принесли, и спасибо!  Чаю хотите? – внезапно спросил он.
-Если вас не затруднит, - пробормотала та церемонную фразу, в то время как её глаза кричали: «Да!»
-Тогда прошу вас следовать за мной, - нолдо галантно предложил ей руку. Его забавляло происходящее, и Аэлиннэль это прекрасно понимала.
Они прошли в гостиную, обставленную с той же выверенной простотой: круглый стол посредине, несколько резных кресел, светильники по углам. В центре стола стояла выточенная из цельного оникса ваза, в которой красовались кремовые в бордовых крапинках лилии. Аэль невольно втянула густой, пряный аромат, и у неё закружилась голова…
…Лилии, разбросанные по постели… алый шёлк одеяния… золотые искры в глазах, что решили сегодня быть синими… худощавые, загорелые руки… и призыв, ослушаться которого  невозможно: «Иди ко мне!»… Ослушаться – значит – умереть…
Почему, почему, там, где лилии, там всегда соблазн?!
Память камешком катилась с вершины горы к её подножию: Глорфиндэль, Леголас, Кирион и … 
Аэлиннэль тряхнула головой.
Нет! Не вспоминать! Его?! Никогда!
-Никогда? – изящно очерченные губы изогнулись в мальчишески-задорной улыбке. – Вы, эльфы, так любите высокопарные слова… «Навсегда» и «Никогда»! Верность – навсегда! Клятва – навсегда! Ухожу – навсегда! Овладею – навсегда! Нет ничего более временного. Разве что «Никогда».  Ваше «никогда не забуду» и «никогда не отрекусь» подобны дуновению бриза. Впрочем … не слушай меня,  лучше иди ко мне!
Губы, что с одинаковым равнодушием произносят любовные клятвы и смертные приговоры…Глаза, которые меняют цвет… алый шёлк одеяния… лилии, размётанные по скомканным простыням…
Аэль обхватила голову руками в отчаянной попытке вырваться из плена воспоминаний. Её волосы растрепались, шпильки  некоторое время ещё удерживали причёску, но от одного неосторожного движения посыпались в разные стороны.
-Что с вами, леди Аэлиннэль? – спросил не на шутку встревоженный  лорд Глорфиндэль.
-Я не переношу запаха этих цветов, - прошептала эльфийка.
Когда она пришла в себя, лилий в комнате уже не было. На столе красовался сервиз, в воздухе витал терпковатый, освежающий аромат чая, а хозяин комнаты сидел напротив и смотрел на неё ясным, внимательным взглядом.
-Извините, - произнесла Аэль.
Глорфиндэль качнул головой, признавая произошедшее несущественным эпизодом и протянул ей тарелку с пирожными.
Девушка взяла одно из них, откусила кусочек, но поняла, что есть сейчас она  просто не в силах.
Она сидела в томительном напряжении, и её единственным желанием было оказаться в объятиях Дэля, чтобы расплакаться, как дитя.
Стук отворяемой двери заставил её вздрогнуть и, против воли,  бросить на лорда Глорфиндэля беспомощный взгляд. Но бояться было нечего: из смежной комнаты в гостиную вошёл мальчик лет десяти, тоненький,  робкий и совсем неопасный. Сделав пару шагов, он замер, потому что увидел гостью.
Аэлиннэль всегда поражала и восхищала красота эльфов из рода Нолдор: тёмные волосы, белоснежная кожа, выразительные глаза… Но вошедший ребёнок, чья внешность сразу же выдавала его происхождение, обладал её пугающей, неживой ипостасью. Личико, словно зимняя луна, чёрные, кудрявые локоны и застывший взгляд голубых глаз. 
-А! Туилиндо! -  произнёс лорд Глорфиндэль. – Присоединяйся к нам!
Мальчик молча стоял на прежнем месте и исподлобья смотрел на Аэль.
-Хочешь пирожное? – как ни в чём не бывало предложил мужчина.
Было видно, что в ребёнке борются два противоположных стремления – как можно быстрее покинуть комнату и принять соблазнительное предложение Дэля. Туилиндо медлил.
-Хочу, - тихо проговорил он наконец.
-Которое?
-Вон то… с беленьким цветочком из крема…
-Угощайся! – улыбнулся Глорфиндэль.
-Я пойду в свою комнату… - прижав к груди блюдечко с лакомством, сообщил мальчик.
-Конечно.   
-Это мой сын, - произнёс эльф, когда за ребёнком закрылась дверь.
-О! – только и смогла сказать Аэлиннэль. – Вероятно, он похож на свою мать, - не сдержавшись, добавила она. Ей хотелось остаться в одиночестве - известия подобного рода нуждаются в осмыслении.
-Нет, - спокойно проговорил Дэль. – Он точная копия своего отца… Я усыновил Туилиндо месяц назад. Его отец служил под моим командованием, в прошлом году он погиб, исполняя мой приказ. А его мать не смогла пережить потери мужа, - в голосе нолдо звучало осуждение, или это только показалось девушке? – Когда Туилиндо остался сиротой, я взял его под свою опеку. Он ещё не пришёл в себя после смерти родителей: ни с кем не общается, почти не говорит… Ревнует меня ко всякому, кто оказывается в моём поле зрения, видимо, боится новых потерь. Он ещё не знает, что, если я беру на себя ответственность за кого-то, это навсегда.
Аэлиннэль посмотрела ему в лицо, но, не сумев выдержать его пронизывающий, словно желающий ей что-то сказать, взгляд, поспешно перевела глаза на его руки. На безымянном пальце левой руки Глорфиндэля красовалось золотое кольцо-печатка с изображением цветка, в котором она без труда узнала всё ту же лилию. 
-Вы любите цветы? – светским тоном спросила эльфийка через миг.
-Вы об этом? – догадался Дэль, демонстрируя перстень.  – Это герб моего рода. Золотой цветок Гондолина.
-Гондолина? – не веря себе, переспросила девушка, - но ведь…
-Леди Аэлиннэль, - мягко прервал её нолдо, - там, в соседней комнате я не дал вам рассмотреть карту до конца, иначе бы вы поняли, что на ней изображён мир, которого больше нет. Там есть и Гондолин – город, которого больше нет. А я последний представитель рода, которого больше нет…. Но, возможно, эльфам-авари незнакома эта история…
-Напрасно вы так, - глухо проговорила Аэль.
-Я не хотел вас обидеть…
Но девушка уже замкнулась в собственном отчаянии.
Не меняется то, что не способно измениться. Всего лишь несколько слов, и она опять враг.
-Моя леди! – Глорфиндэль наклонился вперёд, через стол протянул руки и сжал её пальцы, – я должен вам сказать…
-Что? – одними губами выговорила она. Его прикосновение сводило с ума.
Лицо Дэля было непривычно ласковым. Аэль хотелось обхватить его за плечи, прижаться лбом к его губам, вдохнуть полной грудью незнакомый запах… что-то свежее и горькое, как высохшие на  морском ветру слёзы… В одно мгновение она забыла всё, о чём они говорили до этого. 
-… Кажется, нам пора идти на ужин, - совершенно будничным тоном произнёс вдруг мужчина, отстраняясь от неё и вновь превращаясь в отчуждённого лорда – гордость Имладриса.
Аэлиннэль, ошеломлённая резким переходом от мечты к реальности, безропотно встала и последовала вслед за ним.
А наутро, до завтрака, к ней заглянул Туилиндо.
-Мой папа просил вам передать, - теребя край синей бархатной курточки, старательно говорил мальчик, - что сегодня в полдень он ждёт вас возле восточных ворот. Он узнал, что вы хотели вступить в его Отряд, и предлагает вам пройти испытание.
-Я? Хотела в его Отряд? – не сдержалась эльфийка, но тут же прикусила язык. Что толку объяснять истинное положение дел ребёнку. Откуда Дэль узнал? От Хальбарада? От Элронда?  Аэль представила себе, каково это – быть одной из Отряда. Отряд был не просто пограничной стражей Имладриса, это были лучшие к западу от Хитаэглир воины под руководством лучшего во всём Средиземье командира. Именно поэтому он носил такое незамысловатое наименование – Отряд – избранным не нужна мишура эпитетов.
И днём, и ночью быть возле Дэля; стать необходимой ему; если удастся, вызывать в нём восхищение не только потому, что она будет единственной женщиной среди них, она ведь неплохо стреляет, хорошо фехтует…
-Я обязательно приду, - ответила она мальчику.
За завтраком Глорфиндэль не присутствовал.
Когда эльфийка появилась в назначенном месте, то вместо его одного, как она ожидала, девушка увидела всех пограничников вкупе с принцами Имладриса. Воины были одеты в серые походные плащи и вооружены – им предстояло отправиться в рейд.
Лорд приблизился к ней и официальным тоном повторил то, что утром ей сказал Туилиндо.
В душе Аэлиннэль медленно закипала злость. На себя, за глупые, неосуществимые надежды. На Дэля, который превратил всё в публичное зрелище.
-Леди Аэлиннэль, вы умеете ездить верхом? – спросил Глорфиндэль.
-Да, - холодно ответила Аэль.
-Стрелять из лука?
-Да.
-Фехтовать?
-Да.
-Сражаться на копьях?
-Нет.
-Я должен в этом убедиться, - сказал нолдо.
-Конечно, - улыбнулась эльфийка-авари. От подобной улыбки орки Дол Гулдура стремились убраться с её пути как можно быстрее.
-Илифалмар, - окликнул Дэль одного из воинов, - уступи леди свою лошадь.
-Зачем же? – усмехнулась она, краем глаза заметив в стороне великолепного белого скакуна в расшитой золотыми лилиями попоне. – Я, пожалуй, возьму вон того коня.
Пограничники встревожено загудели. Кто возмущался, кто посмеивался.
-Это мой конь, - сдержанно произнёс Глорфиндэль, - и он никого не возьмёт в седло, кроме меня.
-Посмотрим, - дёрнула плечиком девушка.
За те двадцать шагов, что ей предстояло пройти, она попыталась успокоиться и сосредоточиться.
Белый жеребец при её приближении вскинул голову и заржал. Аэль взглянула в его глаза, которые светились разумом, не свойственным животным, и мысленно заговорила с ним:
-Здравствуй… прости, что не знаю твоего имени… я вижу, ты понимаешь меня… ты… нездешний, как и я … но то место, откуда ты пришёл, несоизмеримо более прекрасно, нежели моя родина… я чувствую это… должно быть, ты из Благословенной Земли…
Конь всхрапнул и ткнулся носом в раскрытую ладонь эльфийки. Та погладила его, а потом, не сдержавшись, обняла его за стройную шею.
-Ты повезёшь меня? – спросила она шёпотом.
Благородное животное несколько раз изящно переступило с ноги на ногу, словно укоряя её за промедление.
-Поехали, - прочла она в его лиловых глазах.
Аэлиннэль взлетела в седло, тронула поводья, и скакун понёс её за пределы крепости, в долину. Они мчались не разбирая дороги: конь сам знал, какая тропка в горах надёжна, а какая нет. Его галоп был так стремителен, так невесом, что они почти не оставляли следов на твёрдом насте.
Аэль кричала что-то ликующее, шальное.
Она снова была свободна.
-Давай похулиганим! – воскликнула девушка, когда конь повернул назад.
В ворота она въехала стоя в седле. Её встретили рукоплесканиями.
Спрыгнув на землю, Аэлиннэль подошла к лорду Глорфиндэлю, который смотрел на неё с прежней невозмутимостью.
-Моего коня зовут Асфалот, - сказал мужчина.
-Он мне уже представился, - пошутила Аэль, но Дэль даже не улыбнулся.
-Илифалмар, - снова позвал он, - дай, пожалуйста, леди свой лук. Видите вон ту кривую сосну? - спросил он эльфийку-авари.
Она проследила за его взглядом и увидела вдали, на склоне горы причудливо изогнутое деревце.
Нолдо достал свой лук, неторопливо наложил стрелу, прицелился и отпустил тетиву.
-Попадёте туда же? – поинтересовался он
Аэлиннэль выхватила оружие из рук изумлённого её стремительностью Илифалмара и, даже не пытаясь ни прочувствовать особенности лука, ни выяснить, что значит туманное «туда же», послала стрелу к цели. Через несколько ударов сердца она услышала вопль восторга: её стрела вонзилась прямиком в стрелу Глорфиндэля.
Эльфийка прикрыла глаза, ощущая странную пустоту в груди.
-Илифалмар! Меч!
-Эру! Кончится это когда-нибудь! – едва не закричала она, тем не менее, послушно беря протянутые ей ножны.
Меч оказался двуручным, и пришёлся ей почти по руке.
Когда Дэль сделал первый выпад, она инстинктом воина поняла, что он многократно искуснее её, что череде её успехов, увы, пришёл конец. Провал будет полным, ибо, едва только он начнёт сражаться хотя бы в полсилы, она будет безнадёжно разбита и посрамлена.
Выпад. Отскок. Разворот.
-Чем они на этот раз восхищаются? – недоумевала Аэлиннэль, краем уха прислушиваясь к гомону за спиной. – Ах, да! Нолдорская техника в исполнении дикой эльфийки-авари…
Нижняя защита. Верхняя защита. Уход с прямой линии. Свист чужого лезвия…
-Моргот! – зашипела она, когда кончик меча Глорфиндэля чиркнул её по щеке.
Эльф сразу же убрал оружие.
Аэль, на несколько мгновений застывшая с поднятым в небо клинком, медленно опустила руки.
-Простите, леди Аэлиннэль, - произнёс Дэль лишённым всякого чувства голосом.
Девушка молча поклонилась.
-Я не могу принять вас в свой Отряд.
Стараясь не расплакаться, она вздёрнула подбородок. На белую манжету капнула маленькая красная капля.
Аэль не помнила, кому она отдала меч, не помнила, как развернулась и зашагала обратно в крепость. Помнила лишь, что остановилась на полпути, возвратилась к лорду Глорфиндэлю и задала один-единственный вопрос:
-Почему?
-От своих воинов я жду только одного: умения подчиняться моим приказаниям. Иначе я не смогу гарантировать их безопасность. В вас этого умения нет.
-Почему, Дэль? – вслед за ней воскликнул Элрохир, когда девушка скрылась из вида. – Почему ты так поступил?
-Ты требуешь ответа у меня, Эло? – осведомился тот.
-Да, я хочу знать, с каких пор ты стал жестоким…
-С тех самых, когда увидел гибель своего рода.
-Их смерть пробудила в тебе жажду мщения? Мщения всем, будь то даже отрекшаяся от Тьмы, беззащитная женщина?
-Эта беззащитная, как ты говоришь, женщина заткнёт за пояс многих из вас по части военного мастерства!
-Нас, может быть, но не тебя, Глорфиндэль Гондолинский, победитель Балрога! Зачем нужно было её унижать, ответь?
-Разве я её унизил? По-моему, после нашего состязания у неё только прибавилось поклонников…
Эло некоторое время в упор смотрел на Дэля, потом круто развернулся и тоже направился в  сторону крепости. За ним пошёл и Эл.   
-Лапа, ты куда? – спросил он с помощью осанве.
-К Аэлиннэль, - отозвался Элрохир.
-Не ходи, - уже вслух произнёс он, догоняя брата.
-Неужели даже ты меня не понимаешь?!
-Понимаю.
-Она же совершенно одна сейчас!
-Да.
-Кто мы такие, если принимаем в свой круг, а потом исподтишка устраиваем проверки!
-Лапа…
-Большой брат, отчего мы всегда верим уму, а не сердцу?!
-Эло! – Элладан прикоснулся к руке Элрохира. Его отражение, его двойник смотрел на него страдальческим взглядом и, как всегда, ждал ответа, который окажется единственно верным и вернёт мир в его душу. – Вспомни, как ты впервые при всех с лошади свалился… Помнишь? Ты даже меня после этого  видеть не хотел… Мы пойдём к Аэлиннэль завтра, лапа.
Близнецы помолчали, глаза в глаза, потом, как они это делали с колыбели, взялись за руки и пошли домой.
Братья осуществили своё намерение на следующее утро.
В жилище Аэлиннэль витал дух молчаливого протеста: девушка сидела возле камина с книгой в руках, но её сосредоточенный взгляд был устремлён на огонь. Она была одета в чёрные кожаные брюки, высокие сапоги и белую, под горло, рубашку. Забранные в тяжёлый узел на затылке волосы открывали её лицо, а плотно сжатые губы и тонкие, разлетающиеся к вискам брови придавали ей вид беспомощный и решительный одновременно. Алая царапина на щеке пламенела, как первый рассветный отблеск.
-Маэль! – сразу приступил к делу Элрохир. – Я хотел бы пригласить тебя сегодня вечером на ужин.
Эльфийка отрешённо молчала.
-Маэль! – вновь позвал Эло.
-Я слышу тебя, - ответила та. – Спасибо за приглашение, я обязательно приду.
Высокомерные интонации, которые она и не пыталась скрыть, в который раз поставили принца в тупик: рядом с этой девушкой он  чувствовал себя просителем.
-Приходи на закате, хорошо? – стараясь скрыть замешательство, улыбнулся он.
-Договорились.
Аэлиннэль боролась с искушением пойти в гости к близнецам, а она не сомневалась, что во время ужина их будет трое, в утренней одежде. Потом, осознав, что обида на Дэля может испортить её отношения с принцами, которых она искренне уважала, девушка переоделась в жемчужно-серое атласное платье. Отыскав под кроватью своё последнее изобретение – туфли с  широкими, обвивающими ногу лентами – она обулась. Оглядела напоследок комнату, чмокнула сопящего в кресле Хэкила и отправилась в покои братьев Элрондиони.
К её удивлению, Элрохир был один. Он ждал её возле накрытого стола, представлявшего собой зрелище весьма живописное: белая кружевная скатерть с квадратиками розовых салфеток, витой канделябр на одной стороне, ваза  матового стекла с букетом чайных роз на другой стороне, серебряная посуда, с трудом вмещающая в себя изысканные яства – форель с орехами, жаркое из зайца, крохотные пирожки…
Эльфийка села на отведённое ей место, как вдруг, против воли, вспомнила последнюю их с Леголасом трапезу – кислые лесные яблоки, от которых сводило скулы. Они тогда хохотали, как сумасшедшие и, вгрызаясь в зеленоватую твердь, подслащивали её поцелуями… Так необыкновенно легко и радостно ей не бывало ни с кем…  Где он? Как он? Чем была наполнена его жизнь в прошедшие сто восемьдесят четыре дня и семь часов?
К чему эти вопросы? К чему оглядываться назад???
-Маэль, - вывел её из задумчивости голос Элрохира, - я давно хотел просить тебя…
-О чём?
-Расскажи мне о себе.
-Я происхожу из королевского рода, Эло, - с усмешкой начала Аэлиннэль.
-Как? Разве у авари есть короли?
-Уже нет, - невесело продолжала эльфийка. – Но на заре времён, когда эльфы пробудились возле Куивиэнена, среди них был тот, кто стал единственным Владыкой нашего народа. Его звали Тирнэ. Это был мой прадед. – Аэль незаметно перешла на велеречивый язык древних преданий. - Квенди пришли в этот мир ночью, поэтому первым, что они увидели, были звёзды, и полюбили они звёзды. Плеск волн священного озера стал для их ушей самой желанной музыкой, и полюбили они воду… Краса дарованной им земли поразила их в самое сердце. Все Перворождённые носят её в себе, Эло, но для авари она ближе и дороже, нежели для остальных. Когда твои предки, повинуясь зову Стихий, ушли в Благословенный Валинор, а предки Синдар осели на самом западном краю тогдашнего мира, наш народ ушёл на восток, где среди сотен пещер и тысячи ручьёв он создал дивный город Палисор. Я не знаю, какой он был. Не знали этого и мои родители, и родители моих родителей. Но я верю, что он был велик в своей неизречённой красоте… Там-то и жил мой прадед, правя мудро, сражаясь бестрепетно,  творя непрестанно…
-Постой! – воскликнул  затаивший было дыхание Элрохир, - с кем он воевал?
-С Мелькором.
-Ммм… Что было потом? – снова спросил он.
-Потом Тирнэ нашёл себе подругу, обручился с ней и, когда оба они осознали, что чувства их крепки и нерушимы, вступил в брак. От неё тоже осталось только имя – Линвен. – Голос Аэлиннэль, звучавший доселе возвышенно и нежно, внезапно переменился. – Вскоре после свадьбы она попала в плен. В Ангбанд.
-О, Эру!
-Линвен была беременна, поэтому её не коснулось Искажение – она не превратилась в орка, у Мелькора был план поизящнее. Когда пришло время родов, её освободили из темницы и даже оказали помощь. Близнецов, что у неё родились, мальчика и девочку, сразу же забрали. Так дети короля народа Авари стали слугами Всеобщего Врага. Они не знали иной правды, кроме той, что проповедовалась в Чёрной Цитадели. Мать они видели редко, их даже выкормила другая женщина. Те обрывки истины, которые могла поведать Линвен, не успели осесть в их детских головках: она умерла, когда близнецам исполнилось четыре года. Единственное, что бедная пленница могла им дать – это имена: Наэргон и Нирнаэт.   
-Плач и Слезы?
-Да… О том, что они дети короля, им рассказал сам Мелькор.
-Наверное, его месть была сладка… - задумчиво произнёс принц.
-Вряд ли, - с сомнением покачала головой Аэлиннэль. – К тому времени они были солдатами Чёрного Легиона. Думаю, они просто не осознали своей потери. Какой-то неизвестный король, чужой и далёкий, и всемогущий Властитель Средиземья, живое божество… Выбор был очевиден.
Наэргон вскоре был замечен правой рукой Мелькора – Сауроном. Так он стал командиром тысячи; Нирнаэт сражалась вместе с ним.
-Отважная женщина…
-Она погибла во время Дагор Браголлах – Битвы внезапного пламени. Наэргон же нашёл свою смерть позже, в Великой Битве, увенчавшей Войну Гнева.  Твой дед, Элрохир, призвал в Средиземье воинство Валар в тот страшный для всего мира  час…
-Маэль…
-Да, величайший из великих, услышанный Стихиями Эарендил… А мой дед стоял по другую сторону. Он пал тогда, когда рука Эарендила сразила жуткое чудовище – дракона Анкалагона Чёрного, и тот обрушился на трёхглавую гору Тангородрим, и Ангбанд был уничтожен. Вместе с Наэргоном погибла и моя бабушка, царственно-смелая, прекрасная Равенна.
-Как же тогда…
-На свет появилась я?  Возможно, эльфам-нолдор не знакома эта история, - не осознавая, что повторяет слова Глорфиндэля, усмехнулась Аэлиннэль.  – Незадолго до Войны Гнева Саурон предал своего Учителя: он отвёл часть войск на восток и даже ушёл вместе с ними, но вскоре вернулся в Чёрную Цитадель, чтобы принять последний бой на стороне Мелькора. Среди тех, кому он невольно даровал жизнь, был и мой отец – Аранион.
-Его имя означает «Потомок короля»…
-Да, для Равенны происхождение мужа не было пустым звуком, поэтому своего единственного сына она назвала, памятуя о Тирнэ. Но я знала отца под другим именем – Майвэ. Наверное, он был единственным эльфом-авари, который услышал Зов моря.
-А ты видела море? – спросил девушку эльф.
-…Нет.
-Когда наступит лето, я отвезу тебя в Серые Гавани, там есть небольшой корабль, на котором мы с Элом иногда плаваем. Не побоишься довериться мастерству внука Эарендила – морехода? – улыбнулся он.
-А ты не побоишься, что дочь Майвэ услышит Зов моря и захочет навсегда  уйти в бесконечные водные просторы? – в тон ему ответила Аэль. Печаль, охватившая всё её существо, потихоньку рассеялась.
-Уйти? От меня? – прищуривая бирюзовые глаза, произнёс мужчина. – Я лучше, чем море, Маэль!
Аэлиннэль посмотрела на него, и её взгляд не выражал ничего, кроме лёгкой насмешки. Элрохир отщипнул одну розочку и протянул её девушке.
-Пожалуйста, продолжай, - попросил он.
-Если бы я знала, что Саурон способен на дружбу, я назвала бы Араниона его другом. Но это не так: мой отец, как и все, был для него слугой, но слугой близким, необходимым, преданным. Всю Вторую эпоху они были рядом, поверишь ли,  и в горе, и в радости. Когда Гортхаур повёл свои войска на Битву Последнего Союза, Аранион тоже шёл вместе с ним…  Увидев развоплощение того, кого он любил, и кому он верил, отец едва не бросился под мечи… Вместе с остатками разбитого войска ему удалось скрыться. Он ушёл далеко на восток. Опустошённый, не имеющий более опоры своему сердцу, он искал легендарный Палисор, чтобы забыться и начать всё заново. Конечно же, никакого города он не обнаружил, зато увидел море, принял новое имя и встретил мою мать.
-Твоя мать тоже авари?
-Да. Её звали Нэстэ.  Она спасла моего отца от самого себя. А потом Саурон вернулся в этот мир и снова призвал Майвэ к себе. Черный Майа строил тогда Дол Гулдур. Воин и целительница пришлись в новой крепости как нельзя кстати. До серьёзной войны было ещё далеко: силы Тьмы были малы и разрозненны, поэтому наступила неверное затишье. Тогда, в середине Третьей эпохи, родилась я.
Аэль замолчала. Она сидела, прихлёбывая белое вино из Дол Амрота, и рассеянно смотрела на ломаную линию далёких гор.
-Мой отец говорил, что ты была разведчицей у Гортхаура, - осторожно начал эльф разговор о самом интересном.
-Да, Элрохир.
-Скажи, какой он?
-Кто?
-Гортхаур!
-Эло, спроси у отца, - не слишком любезно отозвалась внезапно побелевшая эльфийка. – Он же бился с ним в Битве Последнего Союза.
-В том бою это был могучий воин в доспехах из воронёной стали.  Какой он на самом деле, скажи?
-Представь себе самого совершенного эльфа, которого только способно нарисовать твоё воображение, - медленно произнесла Аэлиннэль, - это и будет Майя Саурон.
-Говорят, что он уродлив, как последний орк... что он  всего лишь Великое Око, неспособное к новому воплощению… что он Тайный Глас в сердцах тех, в ком дремлет зло…
Аэль впервые за вечер улыбнулась от всей души.
-Однажды Повелитель пошутил, что подобные легенды ему на руку, дескать, не было бы их, пришлось бы самим придумывать. «Я устал от доморощенных любителей подвигов, - сказал он тогда, - им только дай совершить что-нибудь великое, например, развоплотить меня! А так… И им страшно, и мне спокойно».  Эло, он же Майя, один из тех, кто возник вместе с нашим миром! Он невероятно древен и невероятно могуществен! Что такое для него зримый облик!  Одежда, не более! А одежду мы все выбираем красивую!
-Он жесток?
-Да.
-Благороден?
-Нет.
-Справедлив?
-Не знаю.
-Что же тогда заставляло тебя служить ему? – вскричал мужчина, невольно поднимаясь на ноги.
Аэлиннэль застыла с поднятым в руке бокалом, потом осторожно, не доверяя самой себе, поставила его на стол и посмотрела на Элрохира. В её глазах была такая боль, что эльф устыдился и опустился возле неё на колени. Девушка встала и, не говоря ни слова, направилась к выходу. Из смежной комнаты тенью выскользнул Элладан.
Возле самой двери Аэль обернулась.
-Меня заставляла служить ему любовь, - ответила она потрясённым близнецам.
Глорфиндэль отдыхал душой и телом: пятнадцатидневный рейд по западным предгорьям Мглистых гор закончился. Наконец-то можно снять некогда светло-серый, а теперь бурый от грязи  плащ и ставшую второй кожей кольчугу … Можно помыться горячей водой и, развалясь на кровати в тиши собственной спальни, наслаждаться редкими и оттого вдвойне приятными минутами безделья.
Дэль перевернулся на живот и, обхватив левой рукой подушку, правой рукой потянулся к лениво щурящемуся чёрному коту, который лежал на сложенном в  дальнем углу ложа покрывале.
-Кис-кис-кис, - позвал мужчина.
Кот распахнул зелёные глаза, но не сдвинулся с места.
-Да брось, Морьо, - рассмеялся тот, - иди сюда, ты же без меня скучал, я знаю!   
Пушистый воображала ещё несколько мгновений изучающее смотрел на своего хозяина, потом, посчитав, что прошло достаточное количество времени, чтобы его приход выглядел как его собственное желание, приблизился к Дэлю. Замурлыкав, он лёг рядом и был вознаграждён: рука эльфа привычно заскользила по его спине.
Глорфиндэль думал об Аэлиннэль.  Её рана – его невольная промашка – огорчала и смущала его. Надо бы послать ей мазь, Туилиндо отнесёт. Но, Творец, как она была прекрасна в гневе! Он не совладал с собой и отвлёкся… Позор! А Эло влюблён… это очевидно. Хорошо это или плохо – пока не ясно, Маэль не так проста, как думает принц. Маэль… Какое очаровательное имя! Жаль, что нельзя называть её так при всех… не по чину… Оно ей так подходит! Маэль… Желание…
Морьо лизнул обмякшую, ставшую неподвижной ладонь хозяина и заглянул ему в лицо. Хозяин заснул. Кот устроился у него под боком и тоже задремал.
А эльфийка всё это время, задыхаясь от смеха, носилась по комнате за Хэкилом, который пытался отстоять сворованную им туфлю. Таская её за ленточку, он метался из угла в угол  и потешно рычал. Красная туфелька, стуча каблучком, прыгала по полу; уши щенка реяли, как паруса; Аэль резвилась, будто ребёнок.
Когда Дэль проснулся, было уже за полночь. Мужчина потянулся. Его мощное, мускулистое тело казалось бронзовым в отблесках наполовину потухших свечей. Он поднялся и направился к шкафу с одеждой: поздно – не поздно, а Элронд ещё не спит, можно пойти к нему, поговорить, обсудить итоги похода…
Глорфиндэль открыл дверцы шкафа…
Аэлиннэль открыла дверцы шкафа. Девушка без раздумий достала из  его ароматных, пахнущих высушенными лепестками роз недр алое атласное платье.
-Маэль, взгляни, какой роскошный материал! – воскликнула Райвэнэль неделю назад, – но он слишком ярок, - тут же добавила она с сожалением, - даже не знаю, что из него можно сшить!
-Сшей мне платье! – облизав пересохшие губы, попросила эльфийка-авари.
-Фу! Ты будешь выглядеть, как гном на парадном приёме!
Аэлиннэль приложила отрез к себе.
-Вот счастливица! – безо всякой зависти вздохнула Райвэнэль, - тебе к лицу любой цвет! Даже этот, вычурный… В алом ты излучаешь тревогу и соблазн…
Обнажённая девушка надела платье и, отобрав у утомившегося Хэкила свои туфли, села на кровать, чтобы их завязать.
Обнажённый мужчина надел штаны и рубашку, зашнуровал высокие сапоги и, отыскав свой любимый камзол из серого бархата, неспешно в него облачился.
Аэль тихо затворила за собой дверь и, бесшумно ступая по устланным коврами коридорам, пошла в сторону покоев Глорфиндэля.
Нолдо покинул свою спальню и собрался было уходить. Но перед уходом решил заглянуть к Туилиндо. Мальчик крепко спал. Дэль погасил ненужный уже светильник в его изголовье, вышел в прихожую и… застыл на месте. 
На пороге стояла Аэлиннэль. Карминно-красное, облегающее каждый изгиб тела одеяние; распущенные, завивающиеся ниже колен кольцами волосы; серьёзный взгляд тёмно-зелёных, требовательных глаз…
Если хочешь преодолеть соблазн – подчинись ему.
-Маэль! – против воли прошептали его губы.
-Дэль! – выговорила она.
Маэль… Дэль… Маэль… Дэль… Как перезвон колоколов в далёком Валмаре – городе хрустальных снов и радужных надежд. Дэль… Маэль… Дэль… Маэль…
Аэлиннэль опустилась на пол и обняла его ноги. Через миг Глорфиндэль уже стоял на коленях и, обхватив руками её лицо, самозабвенно целовал девушку, которая за пять ударов сердца стала самым родным во всём Средиземье существом. Она держалась за его плечи, как потерпевший кораблекрушение после многих часов, проведённых в воде наедине со своим страхом и одиночеством, хватается за утёс, что способен даровать ему спасение.
-Melindo nin…
-Almarinye…
-Yesta le...
-Yesta…
Дэль подхватил девушку на руки и понёс спальню. Усадив её на краешек кровати, он вновь опустился перед ней на колени и, осторожно взяв в руки её ногу, принялся развязывать атласные ленты туфельки. Она, словно боясь, что он исчезнет, продолжала держаться за его плечи.
Руки мужчины, не знающего, что такое страх, едва заметно дрожали.
Эльфийка, закусив губу, следила, как, вслед за первой, на полу оказалась и вторая туфля. Горячие ладони, задержавшись на щиколотках,  медленно двинулись вверх, высвобождая её из плена не только алого атласа, но и никчемной обиды.
То, что было ранее, не имеет никакого значения. Истинно лишь то, что существует здесь и сейчас…
Глорфиндэль разделся и опустился на ложе рядом с Аэлиннэль. Помедлив, провёл пальцем по тонкому шрамику на её щеке. Она перехватила его руку и поцеловала запястье, где билась под золотисто-бронзовой кожей голубенькая жилка. Свободной рукой нолдо провёл по её волосам, восхищаясь их гладкостью. Шёлковые пряди струились меж пальцев, словно вода. Вода в горсти. Аэлиннэль, Дева Озера. То, что невозможно удержать… Аэль бабочкой касалась его лица, рук, шеи… Правое предплечье мужчины обвивал широкий золотой браслет – многослойное переплетенье металлических нитей. Девушка попыталась обхватить его руками: её пальцы так и не сомкнулись. Она ошеломленно вздохнула: сколько же страшной, невидимой силы таится в этом гибком, как у кошки, теле? Когда они стоят рядом, она не достаёт ему даже до плеча…
Ты гавань моя… Ты мой дом…  Я никогда больше не изведаю страха, пока твои руки хранят меня от зла… Ты можешь видеть меня такой, какая я есть: взбалмошной, заносчивой, слабой… И, несмотря на это, любишь меня, я читаю это в твоих глазах – серебристо-зелёных, как листики ивы… Будь со мной, люби меня, Дэль…
-Маэль! – прошептал эльф, обомлев от мысленного признанья, которое послала ему Аэлиннэль.
Защищающих сознание барьеров больше не было. Девушка сняла их, позволяя ему проникнуть в самую суть её существа. И он открылся ей в ответ…
…Живой факел в объятьях смрадного демона… Ты не знаешь, счастье моё, что такое лопающаяся от невыносимого жара кожа, пылающие совсем не образным огнём волосы… Ты не знаешь, что такое исступлённые, отчаянные слёзы, как кислота, выедающие дорожки на обожжённых щеках… Затихающий вдалеке шум битвы… Осыпающаяся из-под ног каменная крошка… Спастись должен хоть кто-то… Поэтому я здесь… Поэтому я буду стоять в смертельном объятии с Балрогом вопреки всему…А потом – холодный, мёртвый сумрак бесконечных залов Мандоса… Новая боль… Новоё возрождение…
Не плачь, любимая… Пока я здесь, ты этого никогда не узнаешь… НИКОГДА…
-Yesta le...
-Yesta…
Аэль проснулась, когда из внезапно распахнувшегося окна в спальню ворвалась метельная лапа. Она ударила девушку коготками снежинок, потушила последнюю свечу и исчезла в предрассветном мраке.   Эльфийка встала, прикрыла оконные створки и вернулась к кровати. С бесконечной нежностью глядя на спящего Глорфиндэля, она коснулась его волос.
-Дэль! – тихо позвала она.
Мужчина спал, обхватив подушку. Аэлиннэль укрыла его простыней, поцеловала в разгорячённую ото сна щёку и, натянув первую попавшуюся под руку одёжку, вышла из комнаты.
Едва за ней закрылась дверь, нолдо открыл глаза. Вода в горсти. Дева, обладающая страшным умением – уходить тогда, когда она нужна больше всего.
Вернувшись к себе, Аэль упала на постель и забылась.
Ей снился сон. Она видела себя на унылом берегу мёртвой реки Моргулдуин, что берёт своё начало в Хмурых горах. Стояла ночь. Где-то совсем близко плакал ребёнок.  Аэлиннэль прислушалась. Жалобные всхлипы доносились со стороны реки. Эльфийка спустилась к воде и, преодолев отвращение, вошла в неё. Оказавшись по пояс в чёрной маслянистой жидкости, она сумела зацепить плывущую по течению маленькую лодочку. Сидящая в ней девочка перестала плакать и улыбнулась. Эта улыбка, исполненная неприкрытого ехидства и откровенной злобы, потрясла Аэлиннэль. Меж тем девочка достала из поясной сумки гребешок и принялась расчёсывать длинные белокурые волосы.
-Как тебя зовут? – охрипшим от ужасного прозрения голосом  еле выговорила Аэль.
-Амарт, мамочка! – промурлыкала та.
Эльфийка-авари беззвучно заплакала.
Светлые волосы. Глорфиндэль. Леголас.
-Кто мой папа, мамочка? – невинно блестя переливающимися, как алмазы, глазками, поинтересовалась девочка. – Что же ты молчишь?
Не дождавшись ответа, она вскочила на ноги, одёрнула платьице  и побежала по воде, удаляясь в сторону Барад Дура.
-Нееет! – закричала Аэлиннэль, бросаясь ей в след. Чёрная вода была вязкой, словно болотная жижа.
-Да, мамочка! – глумился ребёнок, возвращаясь и пританцовывая вокруг  эльфийки. – Мой папа Саурон, разве ты не знала?
-Нет, нет, нет! – тянула к ней руки Аэль.
Девочка страшно рассмеялась, её волосы стали рыжими и взвились вокруг головы языками пламени, словно диковинные кудри.
-Амааарт! Амааарт!
Аэлиннэль вскочила, заметалась по комнате. Потом стремглав выбежала в коридор и понеслась в сторону конюшни. Пробегая мимо покоев Мелириан, она не заметила, как та, встревоженная шумом, выглянула наружу. Опознав в беглянке непостижимую мориквенди Аэль, молодая женщина, не раздумывая, бросилась вслед за ней.
Мелириан нашла Аэлиннэль возле Асфалота. Давясь слезами, эльфийка-авари седлала коня.
-Миленький, миленький!– приговаривала она, - увези меня отсюда!  Я отпущу тебя потом, отпущу, обещаю! Только увези!
Нолдэ проскользнула в стойло жеребца и встала на входе.
-Ты куда-то уезжаешь, Маэль? -  как можно спокойней произнесла она.
Аэль на мгновенье застыла, потом одним рывком повернулась в её сторону. В её глазах плескалось безумие.
-Это я, Мелириан, ты узнаёшь меня? – вновь спросила та.
-Да, – сдавленно ответила авари.
-Тебе действительно нужно ехать прямо сейчас? – стараясь говорить ещё мягче, задала вопрос нолдэ.
-Да.
-Отъезд не может подождать до утра?
-Нет!
-Хорошо, давай, я помогу тебе…
-Я уже собралась…
-Маэль, не стоит отправляться в путь без обуви… без плаща… без еды… без оружия…
Аэлиннэль, насупившись, оглядела свои босые ноги и пустые седельные сумки.
И вдруг, в один миг, словно по милости  Единого, к ней вернулись все ощущения: её затрясло от холода, усталости и непомерного чувства вины.
Видя, что Аэль пришла в себя, Мелириан укутала девушку своей шалью и повела прочь.
-Если тебе действительно нужно уехать, поедешь утром, никто не станет тебя задерживать, - ласково проговорила она.
-О, что я натворила, что я натворила! – захлёбываясь слезами, шептала Аэлиннэль, - если бы ты только знала!
-Я знаю, малышка…
-Откуда?
-На тебе мужская рубашка с гербом лорда Глорфиндэля…
Мелириан уложила Аэль в свою постель и заставила её выпить чаю с мятой. По лицу эльфийки-авари текли слёзы, но нолдэ не предпринимала ничего, чтобы их остановить. Пусть плачет. Чтобы возродиться, нужно сжечь свою душу дотла.
-Какая я гадкая! – произнесла вдруг Аэлиннэль.
-Ну-ну, - погладила её по руке Мелириан.
-Да! – убеждённо замотала та головой. – Ты будешь презирать меня, когда узнаешь правду! Я изменила своему жениху, а ведь я каждому камню, каждому дереву готова была рассказывать о своей любви к нему! Я разделила ложе с мужчиной, к которому меня привели только желание и мой внутренний страх! Я не могу избавиться от воспоминаний о том, кто, играючи, растворил меня в себе и убил во мне квенди!
-Пусть так, - отозвалась молодая женщина, - но в тебе ещё жив великий дар Эру Илюватара – раскаяние. Отныне  ты чиста. Перед собой и перед Творцом.  Смотри, занимается заря…
Аэль послушно взглянула в окно, и её сердце пронзила стрела первозданной радости. Розовые перья облаков плыли над заснеженными вершинами Мглистых гор. Небо стремительно разгоралось под палевыми лучами восходящего солнца, без следа растворяя сумрачные ночные тени в долине. Сквозь приоткрытое окно Аэль вдруг услышала, как заливист извечный напев Бруинена, почувствовала, как сладостен предвесенний воздух…
Слёзы высохли на её лице. Она улыбнулась Мелириан несмелой улыбкой выздоравливающего ребёнка.
-Я видела тебя в зеркале Владычицы Галадриэль, - проговорила авари. – Только вот узнала не сразу.
Та по-матерински улыбнулась и укутала Аэль одеялом.
Когда Аэлиннэль заснула, Мелириан переменила ночную сорочку на платье, причесалась и, прихватив рубашку Глорфиндэля, не без внутреннего трепета направилась в его покои. По дороге к ней присоединился вывернувший из комнат близнецов Элрондиони Хэкил.
Дэль принял её в гостиной. Мужчина был печален и замкнут.
-Лорд Глорфиндэль, - произнесла Мелириан, - мне очень жаль, что я оказалась замешанной в ваших с леди Аэлиннэль отношениях…
-Как она? – перебил её эльф.
-Уже лучше, - ответила женщина и рассказала ему о событиях последнего часа.
-То, что было между вами, - не любовь, - протягивая рубашку, осторожно проговорила она.
-Да, - неожиданно спокойно подтвердил он. – Это гораздо больше… 
Элронд с неодобрением наблюдал, как обыкновенный завтрак на глазах превращается в нечто непредсказуемое. Началось всё с повесы Гваэрона. Вместо того чтобы сесть вместе со своей невестой Малвинг, он примостился рядом с безмятежно-тихой авари Аэлиннэль. Малвинг тут же надула хорошенькие губки. Окинув соперницу деланно-безразличным взглядом, она вдруг побледнела, бросила на стол салфетку и выбежала из обеденной залы. Владыка посмотрел на Аэль более пристально, желая понять, что в её облике могло вызвать потрясение у  обычно невозмутимой синдэ. На полуобнажённой груди девушки красовался изумрудный листик. Зелёный Лист… Леголас… А Малвинг из Лихолесья… Возможно, всё дело именно в этом. Женщины, женщины… Элронд обвёл завтракающих внимательным взглядом. Эло совсем не ест и сверлит глазами Глорфиндэля. Странно. Эл незаметно для всех  пытается успокоить брата. Элронд ощутил ласковую мысленную волну, которую старший послал младшему. Осанве близнецов всегда было открыто для него. Он осторожно проник в их разговор, который на этот раз оказался яростным спором:
-…Я видел своими глазами, я тебе говорю!
-Лапа!
-Я зашёл к нему утром, чтобы узнать, как дела, а он её туфлю в руках держит!
-Эло, не сходи с ума! Неужели во всём Имладрисе у одной Маэль красные туфли?...
Элронд вздохнул. Опять Аэлиннэль. Он посмотрел на Глорфиндэля. Тот рассеянно перекидывался фразами с Тинтэль, катал по столу хлебные шарики и бросал на эльфийку-авари редкие, но многозначительные взгляды. Поймав один из них, Аэль улыбнулась. Хм. Между ними тоже шёл мысленный разговор. Это уже интересно! Король попытался  коснуться его самым краешком сознания, чтобы они не почувствовали его присутствия. Барьеры, которые ставит против чужого вторжения Аэлиннэль, он может преодолеть, а вот Глорфиндэль… Да и потом, некрасиво это, нечестно…
-Нам нужно поговорить, Дэль…
-Счастье моё…
Элронд поперхнулся, да так, что сидящая рядом Арвен долго стучала ему по спине. Счастье моё… Однако…
Тинтэль, которая, наконец, заметила, что лорд Глорфиндэль обращает на неё не больше внимания, чем на чайную чашку в своих руках, обиженно замолчала. Её чувства были понятны и без осанве.
Допив вино, Элронд повернулся к Мелириан, желая обсудить готовящийся Весенний турнир менестрелей. Та отвечала невпопад и смотрела на другой конец стола. «Малышка!» - не таясь, прошептала она, глядя на Аэлиннэль. «Да что же здесь происходит! - едва не закричал Владыка вслух.  – Всюду, всюду Маэль! Неужели я ошибся? Неужели она действительно представляет угрозу для Имладриса? Вредить можно по- всякому…»
-Ваше величество, - тихо сообщил один из прислуживающих за столом мальчиков, - дозорные передают, что заметили на перевале Митрандира …  Часа через два он будет здесь.
-Вот кто мне нужен! – обрадовано подумал Элронд. – Приготовьте его покои, - распорядился он, вставая из-за стола и от нетерпения потирая руки.
Эстэлэйн закончила перевязывать раны Элеммира. Мальчик слегка улыбнулся и, стараясь не морщиться, потянулся за одеждой.  Девушка дала ему целебный отвар, который авари послушно выпил; когда за эльфийкой закрылась дверь, он завершил свой туалет – надел рубашку и набросил на плечи тёплую куртку из подбитого мехом сукна. Сказывалась большая потеря крови: он всё ещё чувствовал себя слабым и сильно мёрз. Элеммир сполз с кровати и, покачиваясь, дошёл до кресла возле камина. Протянув к огню похудевшие руки, он некоторое время наслаждался теплом, потом взял со столика оставленный королём бокал вина, разведённого водой, и выпил  розовую жидкость. Впалые щёки мальчика окрасил едва заметный румянец. Он прикрыл глаза и откинулся назад, на высокую спинку кресла. Скоро придёт Мелдиртэль, расскажет свежие новости, может, заглянет и принцесса – она так добра к нему в последние дни! Ближе к вечеру забежит Леголас, сначала осведомится о здоровье, потом начнёт шутить, а потом, не выдержав, заведёт разговор об Аэль, снова и снова побуждая его вспоминать мельчайшие подробности их долгулдурской жизни. Принц по обыкновению будет улыбаться, но его глаза, так похожие на глаза Владыки Трандуила, будут жить отдельной жизнью – вдумываться, запоминать, недоумевать.  Элеммир уже рассказал ему и о Белегорне, и о Фаэнроде, и о Шестом. Мальчик со страхом следил за реакцией своего названного брата: на лице Леголаса не дрогнул ни один мускул. Авари понял, с тайной недоверчивой радостью в сердце, что любовь принца к Аэлиннэль не способно разрушить уже ничто. А перед сном в комнату заглянет сам король. Велит раздеться, придирчиво осмотрит заживающие раны, потрогает лоб, что-то пошепчет, отчего появится ощущение, будто по телу кубарем прокатился маленький, пушистый котёнок. Сразу захочется спать, он едва найдёт в себе силы лечь в кровать и, борясь с дремотой, поцеловать тёплую руку Трандуила. Король улыбнётся и уйдёт в соседнюю комнату – после ранения Элеммир так и остался жить в покоях Владыки, переселившись в одну из гостиных, наспех переоборудованную под спальню. 
Так всё и произошло.
Элеммир почти заснул, когда из-за стены послышались громкие голоса: говорил король  и  кто-то смутно знакомый, чей голос звучал тихо и виновато. Зато голос Владыки Лихолесья был непривычно звонок, в нём скользили нотки едва сдерживаемого гнева.
-Как! Вы пропустили целый отряд?! Не заметили целого отряда?! – вопрошал он невидимого собеседника.
Амдир, а это был он,  коротко кивнул головой.
-Государь, ни один из нас не покидал своего поста в ту ночь, - произнёс командир Серебряных Луков. - Ума не приложу,  как это могло произойти!
-Так приложи! – съязвил Трандуил. – Отряд орков перешёл границу и разгуливает по нашим владениям, а ты, ты, которому я доверил охрану южных рубежей, говоришь мне, что не знаешь, как это могло случиться!
-Государь, соизвольте меня дослушать, - проговорил  Амдир. – Следопыты определили численность вражеского отряда: где-то около сорока орков. Судя по следам, они из Дол Гулдура, вы же знаете, орки Мглистых не носят сапог. Они направляются на северо-запад…
-Идут из Дол Гулдура на северо-запад? – переспросил король. Его лицо приняло задумчивое выражение. – Зачем?... Когда они вошли в наши пределы? – внезапно задал он вопрос.
-Больше суток назад.
-Ага, - размышлял вслух царственный эльф. – А позавчера мне доложили об орочьей шайке, что двигалась от Серых гор на юго-запад…
-Вы думаете, они идут навстречу друг другу? – уловил его мысль Амдир.
-Может быть, – постукивая пальцами по столешнице, сказал Трандуил.
-Знать бы, где  произойдёт эта встреча, - пробормотал  пограничник.
Владыка окинул его цепким взглядом и позвонил в колокольчик.
-Келдор, последние донесения с границ, - приказал он вошедшему в комнату эльфу.
-Они направляются к  Выпьему урочищу, – уверенно сказал король через некоторое время, когда  карты и сопроводительные рапорты были не один раз просмотрены.
Амдир поморщился. Выпье урочище – гиблое место на самом западном краю Лихолесья – пользовалось нехорошей славой даже у бесстрашных хранителей границ.  Чёрные, мохнатые ели взяли в кольцо огромное болото, над которым днём и ночью висел душный, зловонный туман. В угрюмой тишине, прерываемой лишь утробным бульканьем гнилой воды, то и дело раздавались тоскливые крики  выпей. Этих мест избегали даже гигантские пауки, выбиравшие себе для жилья самые мрачные закоулки Великого Леса. Болото служило для эльфов Лихолесья естественной преградой на пути в их земли, ибо троп через него никогда не было, оно не замерзало даже зимой, покрываясь лишь обманным, тонким слоем снежка.
-Что мне делать, государь?  - спросил Амдир через миг. Воин внутри него не терпел никакого бездействия.
-Возвращайся назад, - произнёс Трандуил. - Твой отряд по-прежнему нужен на юге.
-Я должен искупить свою вину, - начал было тот, но Владыка жестом велел ему молчать.
 -Серебряные Луки северных границ тоже не успеют подойти, - продолжал он разговаривать сам с собой, - хотя… Келдор, отправляйся к Нимлоту, передай ему, чтобы он оставил минимальное количество дозорных, а сам вместе с остальными как можно быстрее шёл к Выпьему урочищу.  Нимлот докладывал, что в замеченной им шайке не меньше шестидесяти орков, - повернувшись к Амдиру, сказал король. – Значит, остаётся только один выход – отправить туда всех, кто способен держать в руках оружие. Саэрэль, - окликнул он эльфа, явившегося на смену Келдору, - позови моего сына. 
-Леголас, отряд поведёшь ты, -  проговорил он, когда ситуация была обрисована, и настала пора действовать. – Собери всех молодых, здоровых мужчин замка и отправляйся прямо сейчас…
-Нас будет не больше сорока, отец, - заметил принц.
-Значит, сорок.
-Против ста?
-Да.  – Слово упало в тишину чугунным гулом погребального колокола.
Леголас вздрогнул от недоброго предчувствия, но лишь кивнул в знак согласия. Он собрался уходить.
-Лас, - внезапно произнёс Владыка совсем иным тоном. Сын посмотрел на отца. Повелитель, неумолимый  в своей заботе об общем благе, исчез. Усталые, тревожные, бесконечно родные глаза глянули на него с неприкрытой лаской.
-Береги себя, Лас, - прошептал Трандуил.
Леголас крепко обнял отца и, приказав себе улыбнуться как можно беззаботнее, проговорил:
-Мы скоро вернёмся, папа. 
Отряд Леголаса добрался до места на закате следующего дня. Последние лиги эльфы двигались с удвоенной осторожностью – судя по расчётам, орочьи шайки  уже должны были  соединиться друг с другом. Оставалось уповать на внезапность нападения и на то, что в бою один эльф стоил трёх орков.
Когда до урочища остался краткий пеший переход, принц выслал вперёд шестерых дозорных. Мельком глянув на скрывающееся за еловыми вершинами алое солнце, он  вкратце объяснил оставшимся свой план действий:
-Ждём Эсгелина и его разведчиков, уточняем месторасположение вражеского лагеря, потом, как обычно, делимся на двойки… Линнар, держись возле меня, будем сражаться вместе… Наша задача – окружить противника и перебить его, не ввязываясь в ближний бой. Знаю, знаю, так просто всё не получится, - поднял он руку, и готовые вырваться наружу смешки и возражения тут же утихли, -  тесните их к болоту… Пусть хоть раз зло покарает само себя!
Лас оглядел собравшихся перед ним эльфов. По-детски счастливый в предвкушении первого боя Линнар, ветреный Фарот, как всегда отстранённый Химталион, сдержанный Алагос,  старающийся подбодрить других Амрунтор, исполнительный Саэрэль,  только с виду неуклюжий Аэглин, воинственный Элиант, не теряющий обаяния ни при каких обстоятельствах Мелдиртэль… Остальные… Двадцать восемь собратьев по оружию.  Все ли они доживут до рассвета? Солнце село, оставив после себя кроваво-красную, быстро гаснущую полоску. Леголас досадливо отмахнулся от непрошенных мыслей. Все! Домой вернутся все! Иначе цена ему как командиру – медная гондорская монета!
Как оказалось, орки устроили стоянку на южной оконечности Выпьего урочища – их приютила большая проплешина, лишённая всякой растительности, даже чахлого тальника, в изобилии растущего по берегам болота. Не подозревающие о том, что за ними следят, они разбили военный лагерь: выставили часовых, разожгли костры. Тут и там раздавались хриплые, начальственные окрики – это долгулдурцы  формировали из более многочисленных, но менее организованных сородичей с Серых гор боевые десятки. Те временами вступали в короткие, злобные перебранки, но сопротивляться не решались, потому что живы были ещё воспоминания недельной давности – Крылатый Ужас, страшнее самой смерти, носится над селением и сеет гибель среди женщин и детей, а потом скрежещет: «Именем Тёмного Властелина! Немедленно собрать все, кто может сражаться, и идти в сторону Большого болота в землях эльфов!»
Леголас  разглядывал  наскоро начерченную Эсгелином на снегу карту:
-Расстояние там – меньше, чем один полёт стрелы, Лас, - объяснял меж тем тот. – Я думаю, мы вполне можем укрыться за деревьями, дать оттуда несколько залпов, а потом – в рукопашную.
-Как всегда, - усмехнулся Леголас.
-Как всегда, - пожал плечами Эсгелин и тоже улыбнулся. – Давай стрелков в засаде укроем для подстраховки, а? – предложил он в следующий момент.
-Давай, - подумав, согласился принц. Лицо его было напряжённым, слишком напряжённым для незначительной, хоть и опасной стычки в приграничье.
-Лас! – не выдержал Лин, - да что с тобой?
-Мне не дают покоя два вопроса, - нехотя отозвался тот, - зачем всё-таки орки здесь  собрались? И что они уже успели предпринять?
-Я отвечу тебе, - Эсгелин изящно выгнул бровь и постучал пальцами по рукояти меча, отчего тотчас же сделался неуловимо похожим на Трандуила, - эти твари собрались здесь, чтобы совершить очередную мерзость в отношении нас и нашего Леса, а сделать они не успели ничего…– вновь становясь самим собой, продолжал эльф, - ничего, Лас! Они там до сих пор собачатся, кто главный… Какие уж тут дела!
Леголас сжал предплечье друга и пошёл прочь. Дурные предчувствия, которые обуревали его уже сутки, он решил оставить при себе. «Выступаем!» - через миг скомандовал он.
Нападение было неожиданным. Но не для орков, а для самих лихолесских эльфов, потому что с первых же минут всё пошло не так, как ожидалось. Едва они, спрятавшись за елями, дали первый залп, который убрал часовых и скосил неосторожных, как орки по команде погасили костры и, прикрываясь щитами, ринулись им навстречу. «Багровое Око!», «Эрин Ласгален!» - схлестнулись в стылом воздухе два клича. Леголас, выпуская стрелу за стрелой, с горечью отметил, что биться с долгулдурцами становится всё сложнее – каждый раз они словно разыгрывали новый смертельный спектакль – плод стратегического таланта кого-то из мориквенди Тёмной крепости. Об этом свидетельствовало и удачно выбранное место стоянки. Между лагерем и стеной деревьев лежала полоса голой, топкой земли, покрытой только что выпавшим снегом, которая мешала синдар незаметно приблизиться к врагам вплотную.  Еловые лапы с одной стороны помогали эльфам – надёжно укрывали по нескольку бойцов за одним деревом. С другой стороны они сильно мешали: для того, чтобы целиться и стрелять, приходилось выходить на открытое пространство. Кроме того, оказалось, что враги провели прошедшие сутки с пользой для себя. Несколько горящих стрел с орочьей стороны  прицельно поразили десяток мохнатых исполинов по окружности, и смазанные горючим составом ели тут же запылали нежданно ярким огнём, вынуждая синдар покинуть ненадёжные убежища. Превосходящие втрое силы Тьмы сшиблись с силами Света в пылающем огненном кольце.
Но главное в бою – не терять головы. Это первое правило Трандуила-военачальника Лас усвоил почти что с колыбели.  Поэтому когда закипела битва – дикое смешение звона стали и гудения стрел, изощрённых ругательств и жалобных вскриков – принц был совершенно спокоен. Он замечал всё: вот Алагос бьётся в одиночку против пятерых… Лас, крикнув Линнару, чтобы тот прикрыл его сзади, бросился на подмогу, по пути стреляя направо и налево… Вот  раненный в руку Мелдиртэль судорожно шарит в месиве под ногами, отыскивая свой клинок… Лас закинул за спину лук, выхватил оба кинжала и за полвздоха расправившись с коренастым, жутко воющим орком, отобрал у него кривой меч, который тотчас же отточенным взмахом перекинул Тэлю…Вот Амрунтор, рыча едва ли не страшнее своего противника, ухватил того за шиворот и за пояс, и начал отбиваться от опешивших орков их истошно верещащим соплеменником. Увлёкшись, он не заметил, что его держит на мушке грузный гоблин с грубо намалёванным на груди Багровым Оком… Лас метнул в него один из кинжалов, который попал точнёхонько в нарисованный зрачок… Леголас рывком вытащил клинок из дёрнувшегося пару раз тела, смахнул со лба пот и, окинув взглядом поле битвы, закричал, чтобы синдар теснили орков к болоту: численное преимущество последних осталось в прошлом.
Неожиданно прямо перед ним возникла  высокая фигура в доспехе из плохо пригнанных друг к другу пластин с громадными наплечниками. Голову противника венчал массивный, покорёженный шлем с рогами и большим клювом. В другой раз Лас от души бы посмеялся над столь нелепым воином, но сейчас ему было не до смеха: в руках у орка блестели два длинных меча. Эльф принял решение мгновенно. Он нарочито неловко попятился назад и, изобразив на лице крайний испуг, дождался, когда враг расплывется в самодовольной ухмылке:
-Боишься, крысёныш? – на корявом синдарине поинтересовался орк.
-Нет, - ответил Леголас и, разбежавшись, перекувыркнулся в воздухе. – Бояться следовало тебе, - поучительно добавил он, приземляясь у того за спиной и жаля его в шею серебристой змеёй клинка.
-Моргот тебя забери! – выругался он тут же, потому что по плечу его чиркнула чёрная стрела.  Лас мельком осмотрела рану – царапина, не более, - и побежал к берегу, где  уже  подходила к концу нелёгкая битва…
Только там, спихнув при помощи Элианта последний орочий труп в зловонную воду, он понял, как же он устал! Плечо неприятно зудело, рот пересох от жажды, а впереди было самое тяжёлое испытание. Семеро эльфов, включая его самого, оказались раненными, причём Химталион едва не лишился кисти руки, а Саэрэль в забытьи лежал на сделанных наскоро носилках – ему располосовали щёку. А Фарот…  зеленоглазый насмешник Фарот покоился на руках у Амрунтора. Менестрель закутал друга в серый, как занимающийся рассвет, плащ, по которому расползлись тёмные, зловещие пятна.
Леголас закрыл глаза. Потом открыл их и, сжав челюсти, первым приблизился к умершему. Он опустился на колени, положил руку на лоб Фарота и произнёс:
-Eglerio!
Вслед за ним потянулись остальные. Никто не плакал. К чему слёзы? Что они могу  изменить?
Усталый отряд медленно пошёл на восток. 
Зелена и горяча
Погребальная свеча,
Отражает свет её сталь меча…
Позади и труд, и боль,
Распахнулись пред тобой
Те Чертоги, что хранят лишь покой… - плыла над лесом песня, чистая и холодная, как воды Глухого озера, на берегу которого лихолесские эльфы хоронили погибших.
Лавина начинается с камушка, вихрь – с ветерка, а беда – с недоразумения. Когда Владыка Элронд попросил Аэлиннэль зайти к лорду Эрестору, чтобы сообщить тому о приезде таинственного Митрандира, девушка удивилась, хотя виду не подала. Обычно поручения такого рода выполняли юные эльфята. Почему на этот раз именно она? Но велика ли услуга? Эльфийка пожала плечами и пошла в сторону покоев первого советника Ривенделла.
По дороге она размышляла о вновь прибывшем госте. По радостным улыбкам, с которыми произносилось его имя, она поняла, что гость он желанный. Было ясно и то, что Митрандир был давним другом самого короля. Про него говорили, что он маг. Значит, человек? Эльфы очень редко называют тех, кому подвластны силы природы, этим словом. Однако имя у него эльфийское. Правда, иногда, в знак особого расположения, эльфы даруют свои имена и представителям других рас. «Ничего! – подумала Аэлиннэль, стучась к Эрестору, - скоро я его увижу, там и разберёмся, кто он такой».
Лорд Эрестор встретил  эльфийку-авари взглядом, полным ледяного презрения, но она уже настолько привыкла к его недовольству своей персоной, что даже пошутила сама с собой: «Он так ревниво наблюдает за мной, словно опасается, не прикарманю ли я чего!» Пока  советник собирал по столу необходимые ему бумаги, она подошла к мраморной полочке над очагом, где в прихотливом беспорядке были расставлены изящные мелочи. Девушка окинула взглядом  пару кованых подсвечников в виде вздыбленных коней, украшенный горным хрусталём серебряный кубок, переливающийся в солнечных лучах всеми цветами радуги, маленькую книжицу в бархатной обложке, на которой была вышита легко узнаваемая картинка – панорама окрестных гор. В самом углу, за статуэткой бегущего оленя её пытливый взор обнаружил стоящий лицом к стене портрет. Аэлиннэль охватило жгучее любопытство: тайная подруга сердца?  Эльфийка прыснула в ладошку.  Лорд Эрестор был столь же нелюдим, сколь и очарователен. Помедлив, она осторожно, стараясь не шуметь, протянула руку к портрету, и возмущённый крик мужчины: «Леди Аэлиннэль!» совпал с её криком: «Кирион!»  После этого всё для неё потеряло значимость. Эрестор подскочил к ней одним прыжком и, вцепившись ей в плечи, начал трясти, угрожать, заклинать… Его гневный голос обрушивался на неё водопадом, бил по голове, словно упругие, холодные струи, и в их неотвязном рёве она слышала только одно имя - Кирион. Она сжалась в комочек в руках Эрестора, словно опасаясь ударов с его стороны, он, опомнившись, отпустил её, и она, наконец, подняла на него затуманенный взгляд. Его бледное лицо раскраснелось, на впалых щеках горели лихорадочные пятна, чёрные брови были трагически заломлены. «Идёмте!» – бросил он внезапно и снова схватил её за руку. Тонкий розовый шёлк треснул, и воздушный рукав её платья превратился в жалкие лохмотья, но они оба не обратили на это никакого внимания.
Они бежали по коридорам и галереям, пугая встречных своим безумным видом. Едва Эрестор распахнул двери в кабинет, где король  обыкновенно проводил время до обеда, он с такой силой толкнул Аэль вперёд, что она наступила на подол и, покачнувшись, упала на руки незнакомого высокого старца.
-Митрандир! Элронд! – пренебрегая всяким этикетом, выдохнул Эрестор, - она знает, где Кирион!      
Так Аэлиннэль впервые оказалась перед лицом Светлого Совета Средиземья.
Белый мрамор стен зала Совета, немногочисленная буковая мебель, матовый прозрачный купол наверху – всё казалось стылым, словно припорошенным снегом. Только тихо потрескивающий камин и яркие пятна подушек на расставленных вокруг овального стола креслах наводили на мысль, что это не часть пленённого метелями сада, а жилое помещение.
Аэлиннэль видела внимательные, участливые лица – Элронд, Глорфиндэль, Митрандир,  видела измождённого, словно постаревшего Эрестора, так похожего и так непохожего на своего младшего брата Кириона. Она понимала, что настал решающий миг, ибо величайшие из ныне живущих собрались здесь ради того, чтобы принять окончательное решение и назвать её либо врагом, либо другом. Если Совет единогласно решит изгнать, заточить в темницу или убить её, они это сделают. Судьба мира всегда важнее судьбы его маленькой частички, даже если частичка эта дышит, любит, надеется и  очень хочет жить.
-Этим стенам, - неожиданно заговорил доселе созерцавший огонь Митрандир, - доводилось слышать множество слов. Здесь низвергали Владык, созывали на великие битвы войска и меняли участь целых народов... Но сегодня, - маг улыбнулся и глянул на эльфийку добрыми, лучистыми глазами, - мы просто побеседуем. О Чёрной крепости, в которой мне доводилось бывать. О юном Кирионе, которого мы все хорошо знали. И о Некроманте, которого следует называть Сауроном. Аэль, девочка, ты же порадуешь старика правдивым рассказом?
Аэлиннэль глянула на Митрандира, и на долю секунды ей показалось, что она ослепла: седой старец с плохонькой трубкой в зубах исчез; ей виделось существо из наиярчайшего, белого пламени, нездешнее мыслями и обликом. А потом всё вернулось на свои места, однако эльфийка-авари, выросшая вблизи подобной Силы, поняла, КТО перед ней. Тот другой тоже умел для отвода глаз становиться обыкновенным.
Она подошла к Майя, носившему человеческое обличье и эльфийское имя, и опустилась перед ним на колени. Митрандир погладил её по голове, взял за руку и усадил подле себя.
-Когда я встретила Кириона, я ещё не была той, кто я есть сейчас… - начала Аэль.
Солнце медленно исчезало за западной башней. Каждый вечер, пятое столетие подряд мориквенди Аэлиннэль, родившаяся и выросшая в Дол Гулдуре, наблюдала эту картину. Солнце как солнце, но отчего-то день за днём она поднималась по крутым ступеням главной башни, которая была в Чёрной твердыне самой высокой, чтобы провожать взглядом уходящее за горизонт  небесное светило.  Не оттого ли, что в этот час рядом с ней всегда стоял тот, кто с пяти лет был центром её мироздания?
Сегодня он был задумчив, пожалуй, даже грустен, хотя как только золотой лик утонул в летних сумерках, он развеселился, легонько щёлкнул её по носу и пропел: «Морхирил, моя Морхирил!» Нет, конечно же, он ничего не пел, просто его речь всегда напоминала ей песню. «Лехинд, мой Лехинд!», - в тон ему, с вызовом, ответила эльфийка. Мужчина рассмеялся, неуловимым движением сбросил с себя рубашку и побежал вниз, перепрыгивая через три ступеньки.
Аэлиннэль медленно опустилась на тёплые камни и легла на спину, положив под голову этот, казалось бы, ничего не значащий кусок материи: рукава, манжеты, две завязки, воротник оторван.
Но рубашка была частью его.
Его одежда, оружие, кубки и книги обладали странной способностью родниться с ним. Когда они были возле него, они словно ластились к нему, стремились попасть ему в руки. А он их не замечал и с лёгкостью бросал.
Впрочем, он всё и всех бросал с лёгкостью.
Когда девушка очнулась, была глубокая ночь.
Эльфийка прихватила свой трофей и  направилась к себе.
Как она забрела в подвал, туда, где располагались темницы, она так и не поняла. Лишь столкнувшись с Белегорном, который крепко выругался, а, узнав её, обратился в саму любезность, Аэлиннэль окончательно пришла в себя.
В свете факелов брызги крови на его щегольской серой тунике казались раздавленными пауками.
-Что ты тут делаешь? – поинтересовалась Аэль.
-А! – махнул рукой эльф, - чепуха! Не бери в голову, детка!
Девушка медленно раздвинула губы в улыбке и слегка коснулась его руки. Мужчина сглотнул.
-Так что ты тут делаешь? – повторила она свой вопрос.
-Мальчонку поймали. Из Имладриса. Ангмарец считает, что он вёз послание в Лихолесье. Гонец… - не веря случившемуся, бормотал Белегорн, осторожно гладя её худенькие пальцы. – Стервец молчит, только скулит изредка, все стены уже в крови… Вот мразь! Тунику мне забрызгал, совсем новую, утром надел! Да что это я? Тебе, наверное, до этого и дела нет. Ты как здесь оказалась? Ммм… не меня искала?
-Не тебя, - высвобождая ладонь, ответила она. – Я иду от Саурона.
Если бы эльфийка ударила Белегорна, ударила так же  издевательски и безжалостно, как он сам пять минут назад пнул стонущего пленника, ему было бы не так больно. «От Саурона». Значит, всё правда? Значит, она никогда не будет любить его, Белегорна: кому нужна стекляшка, если в руках алмаз?
Аэлиннэль удалялась танцующей походкой, а он всё стоял в пустом, сыром коридоре и, не замечая того, снова и снова бил кулаком по гранитной стене.
«Ничего! – цедил эльф в исступлении, - Его милость – на минуту, что бы там не болтали, будто ты предназначена и отдана Ему в услужение с самого рождения и до смерти. Ты ещё приползёшь ко мне, сломанная, отчаявшаяся, никчемная, как тот нолодорский мальчишка,  что прощается сейчас со всеми своими иллюзиями! Ну, а я? … Я буду великодушен!»
Аэль отыскала камеру, в которой проходил допрос, без труда – около неё толпился с десяток орков. Голос Первого назгула заставлял их жаться в тень, чтобы  ненароком не попасть ему на глаза, запах же крови и малоприятный хруст, временами раздававшийся внутри каменной конуры, держал их, будто привязь. Эльфийка разогнала их одним-единственным окриком. Войдя внутрь, она мельком бросила взгляд на белеющее в углу тело и тотчас же отвела его, потому что прямо перед ней стоял её извечный соперник – Король-Чародей, верховный назгул, десница Гортхаура.
Когда они начали враждовать, они не сказали бы и сами.
Ангмарец считал Аэлиннэль зарвавшейся девчонкой, которую Повелитель, на его беду, выделял из сотни других мориквенди. Да, она дочь Араниона (с Аранионом, преданным Владыке, как пёс, ещё  можно было смириться), но что с того?  Ни ума, ни храбрости, ни красоты, ни пользы, ничего! Повелитель то месяцами о ней не вспоминает, то зовёт и запирается  с ней на целый день, и из комнаты  - смех, песни или – о, ужас! – тишина.
Аэль видела в Первом назгуле ожившую вещь, нежить, как если бы Саурон призвал себе на службу дерево, наделив его речью, сознанием и, прямо скажем, непомерным честолюбием. Но какое честолюбие может быть у дерева? Создан для войны – воюй, нет её – сиди в уголке и помалкивай!
Они стояли друг против друга и явно стоили друг друга.
-Чего тебе здесь надо?! Пошла прочь! – не выдержав, рявкнул улайари.
-Так вот как, значит, ты заботишься о чести Владыки? – вздохнула Аэлиннэль.
-О чём ты? – насупился тот.
-За подобные деяния неразумных слуг Его, - широким жестом обвела она камеру, - Саурона и стали называть Жестоким!
Ангмарец опешил.
-У тебя есть доказательства, что мальчишка шпион? –  голос девушки зазвенел сталью.
-Как я могу их получить, если он молчит, безмозглая ты девка!
-Я думала, ты нашёл при нём полный мешок писем, донесений и карт, свидетельствующих, что он нам враг.
-Но он нам враг! – взвился назгул.
-Враг, не спорю – эльфийка была спокойна, как летний полдень, хотя сердце её отчаянно колотилось, - только вот зачем превращать его в кусок кровавого мяса?
-Это не твоё дело! – закричал Ангмарец. – Вон! Убирайся вон!
-Я уйду, – улыбнулась она.  – Надеюсь, Повелителю придутся по душе твои методы ведения допросов. Я как раз иду к нему – вернуть одну вещицу…
Аэль развернула рубашку Саурона, чтобы назгул хорошенько рассмотрел прожжённые кислотой дырочки на ткани - след вчерашних опытов Владыки, о которых знала вся крепость, и  действительно собралась уходить.
-Чего тебе надо? – сдался  Король-Чародей.
-Его жизнь! -  Аэлиннэль впервые посмотрела на узника,  представлявшего до сей поры всего лишь удобный предлог для ссоры.
На его иссиня-белом лице с прокушенными губами и сломанным носом живыми были только глаза – отчаянные, исстрадавшиеся, небесно-голубые.
Эльфийка-авари поняла, что ещё миг, и она бросится на улайари с кулаками.
-Он по-прежнему остаётся  пленником Дол Гулдура, - стоя в дверях, бросил верховный назгул, - если сбежит – ответишь головой!
-Я бы пожелала тебе смерти,  - яростно прошептала ему вслед Аэль, - но даже ей ты противен!
Девушка протянула страдальцу руку и произнесла:
-Вставай! Нам надо уходить! Он может передумать!
Тот прерывисто дышал, молчал и не делал никаких попыток подняться.
-Так! – недобро рассмеялась она, скрещивая руки на груди, - боишься замарать об меня, тёмную, свои осиянные светом Валар пальчики? Даже во имя спасения собственной жизни?
-У… у меня, кажется, сломаны обе руки… - прохрипел эльф. – И… нога тоже… Простите…
  -Так я встретила Кириона, сына Анкалимара.  – произнесла Аэлиннэль. – Мой отец перенёс его из камеры в свободную комнату, мама потом ещё целых полгода его лечила, вот только оказалось, что кость ноги у него раздроблена, и ходить он вряд ли сможет…
Эрестор  отвернулся к окну.
В зале воцарилась тишина, лишь звонко капала вода в часах.
Глорфиндэль встал, чтобы  подкинуть в камин ещё дров, Митрандир пуще прежнего задымил трубкой, Элронд подошёл к своему первому советнику и молча положил руку ему на плечо.
 -Как умер мой брат? – глухо спросил Эрестор.
-Легко, - отозвалась эльфийка-авари таким тоном, что тот вздрогнул и обернулся. – Мой лорд! Вы носите свою скорбь целую тысячу лет, словно наполненную до краёв чашу, всё расплескать боитесь, всё подпустить к ней никого не хотите! Вы не думали, что кто-то ещё тоже имеет право оплакивать Кириона?
-Не вы ли? – скривились в усмешке его губы.
-Я! Потому что Кирион был моей первой любовью! Потому что мы мечтали… Да что теперь об этом говорить!
Аэль закрыла лицо. Она не видела взглядов, которыми над её головой обменялись мужчины. Элронд даже приложил палец к губам, обращаясь к Эрестору с молчаливой просьбой.
-Леди Аэлиннэль! – мягко проговорил Глорфиндэль, - вы единственная, кто общался с Кирионом перед смертью. Расскажите нам об этих бесценных для всех нас днях…
-Смотри, я принёс тебе маленькую лилию!
-Это не лилия, это колокольчик, глупый!
-А если помечтать?!
-Мы только и делаем в последнее время, что мечтаем! Давай тренироваться!
-Ну, давай. Слушай, всё, чему я тебя учу, - только подготовка к бою в рассеянной толпе. Помни самое главное, anarinye, -  никогда не стой на одном месте! Уходи, нападай, падай, поднимайся, только не врастай в землю, иначе тебя убьют…
-Я слышала это десять раз! Вставай и сражайся!
-Аэль… это жестоко.
-Вставай и сражайся!
-Я… ты же знаешь, я не могу!
-Можешь! Вставай!
-Ай! Больно! Аэль!
-Кирион. Ты. Можешь. Бери меч и защищайся!
-Чего ты плачешь, маленькая?
-Я знала, знала, что у тебя получится! ...
-Рядом с ним я поняла, что любовь – это не жажда, а, напротив, чаша воды в раскалённой пустыне, – продолжала Аэлиннэль. – Воды чистой, в которую не намешана ревность, жажда обладания, бессловесная покорность и страх.
Мы были юными тогда, слишком юными, и поэтому не придумали ничего лучше, как бежать из Дол Гулдура на восток, туда, где, по преданьям, находился Палисор – город, который не могла тронуть нависшая над Эндорэ война.
Однако кого-то в Чёрной крепости наша судьба интересовала не меньше, а, может, и больше нас самих. Мы и не знали, что все наши намерения были у Саурона как на ладони.
В ночь побега, едва мы вышли за ворота, нас расстреляли со стен.
Мне утыкали стрелами ногу – всего лишь предупреждение, а Кириону… Его глаза стали такими голубыми,  когда стрела прошила его горло насквозь… Когда вторая стрела пробила ему сердце, они потемнели, налились предгрозовой синевой, вспыхнули и погасли…
Мои родители похоронили его за пределами крепости, в лесу: Гортхаур оказал отцу эту великую милость, и останки Кириона упокоились с миром, а не пошли на корм варгам.
Я же после этого стала разведчицей Саурона, отдав в его руки свои честь, жизнь и душу.
-Теперь ты знаешь обо мне всё, - произнесла Аэлиннэль три часа спустя и впервые за время долгого, непростого повествования заглянула в глаза шагавшему рядом Глорфиндэлю.
Они покинули зал Совета уже в сумерках и по молчаливому согласию спустились в сад. Выпавший накануне снег так и не смог вернуть иллюзию зимы: с бурых  размокших деревьев то и дело срывались тяжёлые капли, а под ногами кое-где уже хлюпала вода. В воздухе стоял тревожащий аромат весны. Для выговорившейся, обессиленной, но нашедшей успокоение Аэлиннэль это был запах новой жизни.
-Almarinye… - Дэль спрятал в своих руках её озябшие ладони, - как же ты запуталась в прошлом и настоящем! От того, что было, не убежишь… от того, что есть, не отмахнёшься…   Ведь ты же смелая! Скажи мне, - он сел на скамейку и, ничуть не стесняясь непрошенных взглядов, усадил девушку себе на колени, - ты хочешь вернуться в Мордор? К прежней жизни?
-Нет! – воскликнула она, сверкая глазами.
-Ты хочешь уехать в Лихолесье?
Аэлиннэль спрятала лицо у него на груди и надолго замолчала.
Сказать «да», когда руки сами тянутся обнять его за шею, а сердце переполняет нежность, всепоглощающая нежность к нему?
Сказать «нет», когда на запястье по-прежнему висит медальон с изображением Ласа, который она по привычке сжимает, если ей трудно или грустно?
-Я… не знаю, - севшим голосом выговорила она наконец.
-Послушай, - сказал Глорфиндэль, - вам с Леголасом надо объясниться.
-Но как? – простонала Аэлиннэль.
-Напиши ему письмо, - улыбнулся мужчина. – Про Леголаса говорят, что он благороден и с друзьями, и с врагами. Он не станет отмалчиваться и мучить тебя, даже если считает, что вы находитесь по разные стороны. К тому же, я думаю, твоё молчание терзает его ничуть не меньше.
-А ты… - она подняла на него глаза, внезапно наполнившиеся слезами, - ты же не оставишь меня?
-Маэль, я всегда буду рядом, - ответил он просто.
-Что скажешь? – возобновляя прерванную беседу, спросил у Элронда наблюдавший эту картину Митрандир.
Владыка Имладриса вздохнул и отошёл от окна.
-Во мне говорит отец, - сказал он. – Мне жаль Эло, Дэлю он не соперник.
-Знаешь, - попыхивая трубкой, засмеялся Майя, - а ведь более верного сердца я не встречал уже давно! Эту девочку терзает её уход от Саурона, который она до сих пор считает величайшим предательством со своей стороны. Вот и исток всех её бед! Вот и причина её непокоя!
-Мне кажется, - помолчав, произнёс Элронд, - сейчас она находится рядом с единственным мужчиной, способным вернуть ей мир и самою себя.
-Возможно, - сощурился Митрандир и выпустил три безупречных колечка дыма. – Аэль похожа на розу: дойти до её сути можно лишь одним способом – оборвав все лепестки, а это, согласись,  будет некрасиво с нашей стороны. Но её скрытая сила может сослужить нам хорошую службу, а  приязнь к Глорфиндэлю – удержать здесь.
-Что ж, - согласился его собеседник, - ты прав. Я буду учить её. На благо Ривенделла.
-На благо Света, - внушительно заключил маг.
Так для Аэлиннэль началась  пора уединения и напряжённого труда.
С первым же нарочным она отправила в Лихолесье короткое письмо, в котором  просила Леголаса ответить, считает ли он заключённую между ними помолвку остающейся в силе. «Со своей стороны, - писала она, - я освобождаю тебя от данного мне слова. Клятва верности, которую ты принёс обманувшей тебя Аэлиннэль, не может быть законной ни в глазах эльфов, ни в глазах Творца». Посланье получилось скупым на эмоции и чересчур официальным, но, сколько эльфийка его не переписывала, оно никак не становилось ни теплее, ни проще.
Ожидание было бы невыносимым, если б не ежедневные занятия с лордом Элрондом. Он учил её заимствовать силу у стихий, общаться только мыслями, открывать истинные имена окружающих вещей.  Он же помог ей раскрыть природу её способностей: выяснилось, что Аэль обладает особым даром взаимодействия с водой. Когда Глорфиндэль был в Имладрисе и особо не нуждался в Асфалоте, девушка седлала его коня и уезжала за пределы Последней Приветной Обители к Бруинену. Сидя на берегу говорливой реки, она пыталась понять, как можно почерпнуть у неё силу и на что её можно направить. Экзамен оказался сданным, когда она в присутствии Владыки сумела вызвать гигантскую волну, способную смыть целый отряд: словно белопенный дивный скакун, ведомый волей Аэлиннэль, шаловливо пронесся вниз по течению. Элронд одобрительно захлопал в ладоши.
Когда эльфийка-авари не читала древних манускриптов и не слушала наставлений своего учителя, она, как и прежде, направлялась в покои Райвэнэль или Мелириан. Близнецов Элрондиони и Дэля девушка избегала, хотя с последним, не умея противостоять себе самой, продолжала общаться с помощью осанвэ. Пыталась она мысленно поговорить и с Леголасом, однако вместо образа или голоса собеседника, как это обыкновенно бывает, она ощущала только наваливающуюся на неё беспросветную тьму.  Оставалось ждать гонцов из Лихолесья.
Но ответ не пришёл ни с первой, ни со второй, ни с третьей почтой.
Он и не мог прийти, потому что принц её письма попросту не получал. Чёрная стрела, которая ранила Ласа возле Выпьего урочища, оказалась отравленной. Потеряв счёт дням и ночам, Трандуил сидел возле постели тающего от страшного жара сына. В ход шли и снадобья, и заклинания,  а он всё не приходил в себя.
Когда Леголас открыл, наконец, глаза и скользнул взглядом по клёну за окошком, на том уже набухли почки.
-Я… должен ехать… в Имладрис, - прошептал он обомлевшей от счастья Лейтиан.
-Очнулся! – вскричала она, и сразу же возле постели больного появился сам король.
-Ты не продержишься в седле и часа, сынок, - сказал он, нащупывая пульс на его похудевшей, безжизненной руке.
-Весна… Я должен ехать… - и без того тихий голос Ласа был едва слышен.
 -Вот поправишься, встанешь на ноги и поедешь, - успокаивал отец.
Напоив его бульоном и переменив повязку, он укутал сына в шерстяное одеяло и впервые за долгие годы поцеловал в щёку.   В комнату на цыпочках пробрался неведомо как узнавший о случившемся Элеммир. Он примостился возле ног Трандуила и, глядя на задремавшего названного брата, вознёс Валар беззвучную молитву. Весть о выздоровлении принца в мгновение ока разбудила впавший в мрачное оцепенение дворец. Близился Новый год, и эльфы Лихолесья приготовились встречать его с новыми надеждами.
В Ривенделле грядущий праздник тоже вызвал радостное оживление. Первая весенняя распутица уже прошла, и молодые жители Последней Приветной Обители возобновили конные и пешие прогулки по окрестностям. В одно из таких маленьких путешествий Элрохир и уговаривал поехать Аэлиннэль. Не желая обижать друга, от которого она, погружённая в собственные переживания, и так некоторое время держалась в стороне, девушка согласилась.
Бесшабашная кавалькада с радостным гиканьем мчалась по звенящей сотнями водопадов долине. Кругом зеленела трава, мягкая и реденькая, точно пух молодого птенца. В небе ослепительно сияло солнце, и всем казалось, что в такой день непременно должно произойти что-то очень хорошее.
Аэль скакала между Элрохиром и Гваэроном, смеялась их шуткам и думала о том, что вскорости всё обязательно станет простым и понятным: она сделает свой выбор и окончательно поймёт, где отныне находится её дом. Одно она знала точно – в Мордор по доброй воле она не вернётся уже никогда.
Весёлая компания расположилась на берегу Бруинена в том месте, где Аэлиннэль провела столько часов на промозглом ветру, норовя соединиться с рекой в единое и хоть ненадолго подчинить себе её мощь. Это была приграничная территория: подъезжая сюда, к единственному на многие мили броду через Бруинен, эльфы встретились с дозорными из Отряда, которые приветственно помахали им и скрылись за ближайшим перевалом. Глорфиндэля среди них не оказалось. Аэль разочарованно вздохнула.
В песнях, играх и разговорах никто и не заметил, как на землю опустились сумерки.
Воздух был свеж и прозрачен. Эльфы, закутавшись в плащи, собрались возле костра, над которым колдовал Элладан, готовя на всех согревающий отвар из трав. Месяц, блестящий, как серебряная подкова, осторожно выбрался из-за туч, и речные перекаты заиграли сотней маленьких огней. Уезжать от такой красоты никому не хотелось, и было решено остаться здесь до утра.
Аэлиннэль, вместе с остальными слушавшая Линдира, который пел длинную балладу о Заокраинном Западе, вдруг поймала себя на том, что невольно гладит пальцами браслет на своём запястье.
Четыре дня назад, когда она сидела в оружейной и слушала, как два сдружившихся с ней гнома, близнецы Атти и Атли, жарко спорят о сплавах, в комнату вошёл Дэль. Кивком поздоровавшись с раскрывшими от изумления рты гномами, он подошёл к эльфийке и надел ей на руку плетёный золотой браслет.
-Это защитит тебя, - произнёс он, поцеловал девушку в лоб и стремительно удалился.
Пока Аэль приходила в себя, Атти и Атли рассматривали драгоценность, восторженно цокали языками и восхваляли её немыслимую древность. А эльфийка всё это время думала только о том, что браслет, как две капли, похож на тот, который носит её возлюбленный нолдо.
Сейчас ей казалось, что браслет как-то по-особенному горяч, но что это может значить, она не знала.
Первой девятерых чёрных всадников на другом берегу заметила Арвен. Она звонко вскрикнула и выхватила свой лёгкий меч, сверкнувший в лунном свете, словно грозовой сполох. Мгновение спустя шестеро эльфов, за исключением Аэлиннэль, выстроились  у кромки воды.
-Огонь! Нам поможет огонь! – очнувшись, воскликнула эльфийка-авари и тоже вскочила на ноги.
Гваэрон тут же сообразил, о чём говорит Аэль.
-У нас нет стрел, которые можно поджечь! – бросил он ей огорчённо.
-Они не боятся эльфийских клинков, - торопливо объясняла она зорко наблюдавшим за назгулами сородичам, - их мечи из Минас Моргула, на них лежит заклятие Силы, наложенное самим Сауроном, и мы…
-Мы пришли за тобой, предательница! – раздался вдруг низкий, гортанный голос Девятого. Было странно и оскорбительно слышать Чёрное наречие здесь, на благословенной эльфийской земле. – Или ты пойдёшь с нами по доброй воле, или…
-О чём он говорит? – схватив Аэлиннэль за рукав, спросил Элрохир.
-Они пришли за мной, - сдавленно проговорила та. – Если я сдамся, с вами ничего не случится. – Девушка от всей души надеялась, что последние её слова – правда. Но ведь вероломство среди Тёмных – добродетель, а семеро квенди против девяти улайари – не лучший расклад.
-Нет! -  отрезал принц. – Мы примем бой!
-Мы примем бой, - эхом отозвался его брат и первым ступил в воду.
Аэлиннэль и Элрохир двинулись за ним, Арвен, Гваэрон, Линдир и Мелириан, не мешкая, побежали к лошадям, чтобы вступить в битву конными. 
Назгулы, как один, завыли, и, вспенивая мелководье, поскакали навстречу эльфам.
Аэль впервые билась против тех, кто долгие столетия был с ней заодно, но ни страха, ни вины она не чувствовала. Любой ценой защитить друзей – вот всё, чего она хотела. Вскоре Четвёртый, вихрем налетев на девушку, выбил у неё из рук меч. В этот же самый момент Эло упал в воду, задетый копытом черного жеребца Первого назгула.
Аэлиннэль отчаянно выкрикнула: «Элберет!» и заслонила принца своим телом, приняв на себя удар моргульского меча. 
Торжествующий вопль Ангмарца заглушил её протяжный стон.
Не чувствуя холода, она так и осталась лежать среди речных струй, а мир вокруг стремительно терял краски. Небо будто припорошило пеплом, звёзды походили на еле тлеющие свечные огарки.
Эльфийка с трудом повернула голову, едва не захлебнувшись стылою водой, и вдруг увидела, как по камнелому, быстро приближаясь, мчится знакомый блистающий силуэт. Это был Глорфиндэль. Её сознанию, борющемуся со смертельной дремотой, он виделся исполинским всадником в развевающихся белоснежных одеждах, вся фигура которого излучала тёплое млечное сияние. «Melindo!» - прошептали её губы, и она лишилась чувств.
-… Дэль, я сделал всё, что мог, понимаешь? – голос Элронда звучал словно издалека, но это был первый тёплый ручеёк, который просочился сквозь ледяной панцирь, сковавший Аэлиннэль. Тяжёлые веки никак не желали подниматься, да и всё тело было будто чужое.
Девушка лежала недвижимая и холодная. На белом, без кровинки, лице, как на чистом холсте, прорисованными были лишь тёмные брови и ресницы.
-Да, понимаю… Но она всё равно не дышит!
-Она жива, поверь мне! Аэль стала жертвой очень злого колдовства, теперь она находится между мирами, и только кто-то очень близкий для неё, кто-то дорогой и любимый способен вернуть её сюда.  Этот кто-то ты, Дэль. Что касается раны, то меч прошёл на четыре пальца выше сердца. Рана тяжела, но не смертельна. При надлежащем уходе Аэлиннэль встанет на ноги. Я оставляю тебе настойку ацеласа, промывай поражённое место хотя бы раз в час до тех пор, пока Аэль не придёт в себя, потом можно и пореже. Что ещё? Пусть в комнате будет очень тепло, даже жарко, ей сейчас, должно быть, очень, очень холодно. И разговаривай с ней, Дэль, зови её обратно! -  Элронд вздохнул.- Я пойду проведаю Эло, а к вечеру загляну ещё раз.
-Прости, я забыл спросить, как он?
-Ничего, отделался вывихнутой ногой. Но третьи сутки предаётся самоедству, оттого что Аэлиннэль пострадала из-за него.
-Послушай… - казалось, Глорфиндэль говорит через силу, - я хочу сказать тебе кое-что ещё… Лучше – сейчас, пока Маэль не пришла в сознание, при ней мне будет стыдно… За нас всех… Я знаю, какие слухи ходят по дворцу. Многие открыто говорят, что она навела на нас эту нечисть. Что нападение было подстроено.  Что целью кольценосцев были принцы и принцесса. Что она околдовала их, тебя, меня, всех! … Я решил бороться с этим, поэтому я возьму её в жёны сегодня, сейчас, чтобы заткнуть рот сплетникам и кликушам! Пусть моё имя станет ей щитом!
-Друг мой, - голос Элронда был грустен, - не стоит жениться только потому, что хочется заткнуть, как ты выразился, кому-то рот. Брачный союз для этого слишком свят.
-Я…
-Знаю. Прежде всего, ты её любишь. Но этим поступком ты только раззадоришь ваших недругов, ох, не думал, что мне придётся когда-нибудь произнести это слово в Ривенделле! … Тогда о колдовстве будут говорить в открытую. Посуди сам: ты, краса и гордость нашего края, столько лет проведший в одиночестве, разбивший столько девичьих сердец, женишься при странных обстоятельствах на неведомой бродяжке! Это не мои слова про бродяжку, Глорфиндэль, это слова тех, кто хочет, чтобы Аэлиннэль ушла. Но пока я здесь Владыка, этого не произойдёт!
-Тогда я спокоен, - проговорил нолдо. – Спасибо.
-Верни её к жизни, поставь на ноги, а потом поезжайте в Серые Гавани, поженитесь там без шума и какое-то время просто попробуйте побыть счастливыми.
Словно ласковый полуденный луч, согрели эти слова иззябшее сердце Аэлиннэль. Шёпот призрачного мира, который звучал в её сознании всё это время, умолк, она глубоко вздохнула и заснула тихим, без сновидений, сном.
Однако наступившая ночь вместе с тьмой принесла с собой кошмары: моргульское заклятие держало крепко, воскрешая в памяти самые затаённые страхи.
Круговорот из неспящих мертвецов, что покоились в Гиблых болотах,  варги с пустыми глазами, рвущие на куски человечину…  Жуткая пустыня в Хараде, по которой разведчица-авари брела, не осознавая самою себя, и в голове её чугунным молотом билась одна только мысль: «Дойти… дойти… Он ждёт… Упасть и умереть, значит, предать Его… Нет!»
-Нет!  – хрипела эльфийка, и каждый вздох раскалёнными клещами рвал ей грудь. – Я не предам тебя, Саурон!
Мир взорвался, небо заплакало звёздами, и на Аэлиннэль снизошёл покой, глубокий, как предрассветный мрак. Саурон… Одно лишь имя, которое она в последнее время не произносила даже мысленно, открыло ей двери дома, до боли родного и любимого.
Аэль снова видела себя маленькой девочкой.
Мама всегда шутила, что любопытство родилось раньше неё…
Вот она, сопя от натуги, тянет тяжёлую, тёмную дверь и попадает в незнакомую комнату. И пусть папа не разрешил ходить в эту башню! А она пошла! Убежала от всех и сумела забраться наверх по бесконечной лестнице. Тут такие красивые сверкающие полы, гладкие-гладкие, как лёд, только чёрные.  А высоко на стенах – огонёчки, жаль, не дотянуться. Двери все заперты, кроме этой, последней…
Комната девочке понравилась: огромная и пустая, хочешь – бегай по ней, как по катку, хочешь – лежи перед огнём на диковинной шкуре. 
Скользя по мраморному полу и мурлыча что-то себе под нос, она приблизилась к камину, возле которого стояло кресло с высоченной спинкой. То, что в нём кто-то есть, Аэль поняла не сразу. Лишь подойдя ближе, она оказалась лицом к лицу с высоким, худощавым мужчиной. Он полулежал среди подушек, скрестив стройные мускулистые ноги, и, казалось, дремал. Его наряд заставил девочку улыбнуться: что-то матово-блестящее, вишнёвое, перетянутое в поясе кручёной верёвочкой, а грудь голая. Разве мужчины так одеваются? Аэлиннэль сделал ещё один неслышный шажок в его сторону. Незнакомец не шелохнулся. Волосы у него длинные, в отблесках пламени золотые, лицо красивое-красивое, даже зажмуриться хочется, будто от яркого солнца. Ещё один шаг, и уже видно, что его ресницы совершенно чёрные, будто подкрашенные, как у мужчин в пёстрых  балахонах, которых она видела вчера. Мама сказала, что те приехали из далёкой-далёкой южной страны, чтобы принести присягу Повелителю. Аэль внимательно осмотрела подарки, которые орки сгружали с лошадей южан, но что-то присяги среди них не заметила. Хотя какая она, эта присяга?
-Кто ты? – раздавшийся вдруг низкий хрипловатый голос заставил Аэлиннэль вздрогнуть. Огромные серые глаза с огненными искрами внутри глядели на неё в упор. Она открыла рот, чтобы назваться: папа чётко объяснил ей, что взрослым, которые смотрят на неё вот так, требовательно и свысока, надо отвечать быстро и правдиво. Вместо этого девочка неожиданно для самой себя произнесла:
-А ты?
-Смелая, - скривил губы в улыбке мужчина.
Он смотрел на стоящую перед ним девчушку с насмешливым недоумением: сцепила ручонки за спиной, чтобы скрыть дрожь, а глазищи отчаянные.
-Пойдёшь ко мне? – спросил он с вызовом.
-Пойду! – тряхнула головой Аэль и забралась Саурону на колени.
Через  два часа Нэстэ, в поисках дочери облазившая весь Дол Гулдур, решилась заглянуть в личные покои Владыки. От увиденного у неё зашлось сердце.
-Разреши представить тебе Морхирил, - проговорил Тёмный Майя шёпотом, и жена Майвэ не знала, горевать ей или радоваться. Её дочь, пятилетняя проказница Аэлиннэль, спала на руках у Гортхаура, крепко обняв его за шею. Лицо Владыки было, как всегда, непроницаемо, личико Аэль полнилось неподдельным, по-детски искренним счастьем. Глядя на них, трудно было представить себе двух существ, более несхожих. Воплощение Зла и безобидная кроха. Но Нэсте понимала, что Аэлиннэль, наречённая Морхирил, отныне навечно связана с Сауроном. Эльфийка молча закрыла дверь. Её мечта спасти собственное дитя от войны Света и Тьмы погибла на её глазах.
Воспоминание о первой встрече с Владыкой - зёрнышко, разбуженное весенним теплом, - в одно мгновение проросло в душе Аэлиннэль необоримым желанием вернуться в Мордор. Она словно неслась на невидимых крыльях над землёй Мрака, как и прежде восхищаясь грозной мощью Роковой горы, строгой прелестью Барад Дура, печальным уединением озера Нурнен. Она видела орочьи отряды, вышагивающие под небом, сотни лет не видевшем солнца; огромных троллей, что переносили неподъёмные для остальных грузы; кучки рабов, которые, звеня цепями, копошились возле разверстых пастей рудников. Далеко на востоке, где тьма была не такой густой, на ровных квадратах полей виднелись согнутые фигурки людей – подвластных Мордору земледельцев. С юга, во власть ночи и багровых отблесков Ородруина, тонкой змейкой полз караван с шелками, вином и пряностями…
Эта картина, которую Аэль видела не одну сотню раз, подлетая к Чёрной земле на спине дракона, был знакомой до слёз. И любимой до слёз, потому что это была её колыбель, её пристанище.
И это было единственное место в Средиземье, где был Он.   
Увидеть Его. Преклонить колени перед Ним. И умереть от руки Его и во имя Его. Иного, после того, что она сделала, не будет, да иного и не нужно…
-Маэль! – далёкий голос, очень далёкий, смутно знакомый. - Маэль… Melde… Не уходи… Ты нужна мне… Ты мой сбывшийся сон… Моё нечаянное счастье… Ты жизнь моя… Вернись!
Берилловая звезда, медленно скатившись по небосклону, упала в раскрытые ладони Аэлиннэль. Девушка видела себя стоящей на дымной вершине Горы Судьбы, в самом сердце Мордора. Она подняла руки над головой, и мерцающая светло-зелёная капля стала разгораться всё ярче и ярче. Вскоре она заполнила всё вокруг своим светом, и эльфийка-авари перестала различать далёкие горы и крепости, тёмные реки и болота. Могучий ослепительно белый луч,  что вырвался вдруг из небесной гостьи, стремительно ударил вверх, в скопление сине-серых облаков, разрывая их сумрачную пелену, и в Мордор, вопреки замыслам его Властелина, пришёл день.
Хватая воздух ртом, Аэлиннэль приподнялась на кровати, была подхвачена сильными руками Глорфиндэля и окончательно пришла в себя. С этого мига началось её выздоровление. Девушка была немощна и измучена, но её рана стала обычной раной, заклятие спало.
Она по-прежнему жила в комнатах своего спасителя и в глубине души радовалась этому: потребность в прикосновениях Дэля, в его словах и просто в его молчаливом присутствии пугала её. Без него она чувствовала себя брошенным младенцем. Когда он уехал по поручению Владыки Элронда, Аэль потеряла аппетит и только молча плакала в подушку. Ухаживавшая за ней Мелириан наконец разобралась, в чём дело, и принесла ей Морьо. Аэлиннэль не спускала смирившегося с неизбежностью кота с колен. Держаться за браслет – подарок нолдо – стало для неё привычкой. Она пыталась слушать чтение Арвен, песни Мелириан, беседовать с Туилиндо и заглядывающим изредка Митрандиром, но мысли её уносились вдаль, к Глорфиндэлю. Едва девушка начала ходить, она попросила вынести на балкон маленькую лежанку и, сидя в ароматных весенних сумерках, любовалась на вздымавшиеся на горизонте Мглистые горы, и ждала, ждала, ждала.
Однажды вечером Дэль просто вошёл в свои покои, и Аэль, не слыша предостерегающих возгласов подруги, бросилась ему навстречу. Еле держась на ногах от нахлынувшей слабости, от не желавшего биться ровно сердца, она и плакала, и смеялась, и твердила, словно в забытьи: «Ты здесь… Ты здесь… Люблю!»
Первую летнюю ночь они провели вместе.
Дэль был нежен и осторожен: рубец на три пальца ниже ключицы Аэлиннэль заставлял его держать свою страсть в узде. Глядя на податливую, принадлежащую ему без остатка женщину, он не переставал удивляться тому, что всего лишь полгода назад она бросила ему вызов, и он его принял. Дерзкая, знающая себе цену, непростая, она ли мгновение назад просила его о поцелуе? Она ли прильнула к нему и, казалось, даже дышать перестала от переполнявших её чувств? У эльфа закружилась голова от счастья. 
-Ты больше не уедешь? Больше не оставишь меня? – нарушила тишину Аэль вопросом, который рвался наружу.
-Значит ли это, что ты сделала свой выбор? – улыбнулся мужчина, хотя глаза его были пытливы и серьёзны.
-Да, - ответила девушка. – Я твоя, ты мой.
-Навсегда?
-Дэль, - Аэлиннэль еле сдержала всхлип, - я не люблю и боюсь этого слова. Отчего-то в моих устах оно всегда звучит лживо. Я больше не ищу красивых сказок и не верю в нерушимость клятв. Счастье для меня -  просыпаться рядом с тобой, ждать твоего возвращения, дружить с твоим сыном и жить простыми мелочами, о которых не складывают баллад.
-Радость моя, - Глорфиндэль обнял возлюбленную ещё крепче, а ведь казалось, что крепче уже невозможно, - я больше не уеду и больше не оставлю тебя, обещаю.
-Не обещай. Если судьбе будет угодно, чтобы мы расстались, тебе будет горько вспоминать о своих словах.
-Ты чего-то боишься?
-Да. Я стала бояться Саурона и охоты, которую он на меня объявил, потому что попасть в Мордор – это хуже, чем умереть.
-Элронд разрешил нам уехать в Серые Гавани, как только ты окрепнешь. Там ты будешь в безопасности, Митлонд слишком далёк от проклятых земель. А с назгулами я справлюсь!
-Я знаю, - на лице Аэлиннэль появилась тень улыбки.
-Я смогу защитить тебя, поверь. Понимаешь, я был возвращён Стихиями в этот мир как оружие, совершенное оружие Света, которое хоть как-то уравновешивает вновь  набирающего силу Тху.
-Ты помнишь что-нибудь из той, другой жизни? – нерешительно спросила девушка.
-Да. Всё. Моя память – тяжёлая ноша.
-Моя тоже, - вздохнула она. – А… у тебя была семья?
-Да.
-Прости!
-Тебе не за что просить прощения, Маэль. Я знаю о тебе всё, поэтому с моей стороны было бы нечестно отмалчиваться.
-Они все погибли?
-На моих глазах.
-Родной мой! – Аэлиннэль погладила его по плечу. – Жаль, что я ни чем не могу тебе помочь…
-Можешь, - помолчав, проговорил Глорфиндэль, и Аэль, повинуюсь его безмолвному призыву, раскрыла своё сознание его сознанию.
Увиденная сцена – неозвученная просьба Дэля – заставила её щёки зарозоветь. Дыхание девушки сбилось, она закрыла лицо руками и спряталась у него на груди.
-Извини меня, родная, я поторопился, - эльф был смущён.
-Нет! – воскликнула она и, завладев его ладонью, прижалась к ней щекой. – Я тоже хочу ребёнка. Твоего. Сейчас.
-Прямо сейчас? – боясь поверить своим ушам, спросил мужчина. Он силился улыбнуться, чтобы обратить всё в шутку.
-Прямо сейчас! – эхом повторила Аэль и обвила его руками.
Их затопило сияние, бесконечно нежный, светлый поток, порождённый соединением их душ и тел.
Когда они пришли в себя, за окошком во всю сверкало солнце.
-Что с нами было? – облизывая припухшие губы, выговорила Аэлиннэль.
Глорфиндэль с улыбкой  оглядел свою обычно опрятную спальню, по которой были разбросаны одежда, подушки и невесть откуда взявшиеся цветы.
-Не знаю, Маэль,– пожал он плечами. - Похоже, мы вели себя, как подростки, которые впервые остались друг с другом наедине.
Аэлиннэль закусила губу, но не выдержала, рассмеялась:
-А ведь на нас в торжественной тишине должно было снизойти благословение Яванны Плодоносицы!
-Снизошло или не снизошло, мы с тобой скоро узнаем, - блеснул глазами Дэль.
В миг зардевшаяся девушка, стремясь скрыть своё замешательство, выбралась из кровати, подбежала к окну и распахнула его настежь.  Лёгкий ветерок, всколыхнув занавески, ворвался в комнату и принёс с собой свежий запах листвы. С содроганием вспоминая серый мир, что пытался захватить её в свои сети, Аэль всем существом вбирала в себя это позднее утро: величавые облака в безупречной синеве, новорождённую зелень сада, чей-то отдалённый смех, плеск фонтана и тёплые руки Глорфиндэля, который неслышно подошёл сзади и обнял её.
-Люблю… - тихо произнёс он.
Аэлиннэль медленно смежила веки.
-Мне только что стало ясно, - проговорила она, - что ради этого мига я и появилась на свет.
Элрохир долго наблюдал за двумя силуэтами, словно помешёнными в увитую белыми шёлковыми занавесями раму, потом поддел носком сапога высохшую шишку на песчаной дорожке и направился вглубь аллеи.
Он не завидовал Глорфиндэлю, не проклинал Аэлиннэль, не сетовал на судьбу. Но быть прошлогодней шишкой среди первых цветов было очень грустно.
А Леголас тем временем собирался в дорогу. Собственно сборы закончились ещё накануне, осталось лишь пройтись по обитателям лесного замка и собрать у всех, чьи родичи жили в Имладрисе, письма: сообщение между эльфийскими поселениями было хорошо налаженным, но редким. Принц сидел в отцовском кабинете в ожидании Трандуила, который задержался в библиотеке с прибывшим на исходе дня магом Радагастом. Время тянулось медленно, казалось, капли в часах спят и падают вниз только под собственной тяжестью. Неторопливое очарование летнего вечера настраивало на мечтательный лад. Лас нехотя отвёл взгляд от большого пятирожкового подсвечника, привораживающего тёплым сиянием, поднялся и прошёл в спальню короля. Там на прикроватном столике стояла бутыль зелёного стекла с белым доламротским вином. Эльф откупорил её, плеснул в бокал прозрачной пенящейся влаги, взял лежавшую рядом книгу и, удобно устроившись на маленьком диванчике, погрузился в бессмертные даэроновы стихи.
Входная дверь скрипнула тихо, вкрадчиво, но принц всё же вздрогнул.
-Папа? – хотел окликнуть он, как вдруг услышал женский голос.
-Ваше величество! – позвала Анираэн, ибо это была она.
Принц поморщился, как от боли. Неужели она принялась за отца? Эти обманчиво невинные интонации, которые он так хорошо помнил… Но если ему эльфийка – охотница пришлась не по душе, это не значит, что его отец думает так же.
Входная дверь скрипнула снова, и Леголас вскочил на ноги. Не хватало ещё оказаться третьим лишним!
-Послушайте меня внимательно, леди! – пророкотал в соседней комнате Амрунтор. 
-А этот-то что здесь делает? – изумился принц.
-Да? – Лас в красках представил, какой издевательски-вежливой была сейчас улыбка девушки.
-Я давненько за вами наблюдаю, - продолжал тем временем менестрель, - и мне совсем не нравится то, что я вижу. Не вышло с нашим принцем, да? Так вы взялись за короля?
-Что вы себе позволяете? – фыркнула Анираэн.
-Я позволяю и всегда буду позволять себе говорить правду! Элеммир вас, выходит, раньше всех раскусил!
-Дайте мне пройти, - обдала его холодом девушка.
-Не дам, пока не скажу то, чего хотел. Наш король для нас больше, чем Владыка, он отец нам, и мы не позволим, чтобы кто-то исподтишка шпионил за ним, преследовал его и домогался его внимания. Он мужчина, каких ещё поискать. Любая девушка была бы счастлива, обрати он на неё свой взор, но его величество верен памяти королевы Эйриен… Не ищите неприятностей, леди! 
-Вы мне угрожаете?
-Нет, предупреждаю.
-Это всё, что вы хотели мне сообщить?
-Нет.
-Что же ещё? – красавица держалась превосходно. Голос слегка утомлённый, снисходительный.
-Ммм… выходите за меня замуж!
-Что? – Леголас впервые услышал настоящую Анираэн. Он не сдержался и глянул в щёлку между дверным косяком и самой дверью.
Лицо девушки было ошеломлённым и каким-то помолодевшим: она враз перестала разыгрывать из себя умудрённую жизнью, многоопытную женщину.
-Почему я? – после долгого молчания выдавила она.
-Не красавица всех краше кажется, а та, к кому душа привяжется, - улыбнулся рыжеволосый менестрель.
Дальше принц подсматривать не стал. Зажимая себе рот руками, чтобы не расхохотаться, он перемахнул через подоконник, выбрался на террасу и через миг уже стучал в соседнее с отцовской спальней окошко Элеммира.
-Ты уже собрался? – озабоченно спросил его маленький эльф.
Лас кивнул головой и дурашливо отрапортовал:
-Выезжаю утром, сразу после рассвета! Я привезу её, - совсем другим тоном, твёрдо и ласково добавил он. – Вот увидишь!
Аэлиннэль и Глорфиндэль прощались в уединённой, увитой дикими розами беседке.
Эльф теребил завязки, стягивающие широкий рукав чёрной рубашки девушки, которая по вороту и груди была расшита кремовыми лилиями. Он вдруг понял, что впервые видит её такой: сосредоточенной, отстранённой, мысленно уже ушедшей в долгое, одинокое путешествие. Тёмный цвет её одеяния превратил похудевшую за время болезни девушку в тростинку. Как такую можно отпустить хоть куда-то? Но в Ривенделле время доверия к эльфийке-авари прошло: половина эльфов если и не выказывала откровенной враждебности, то держала себя с большим отчуждением. Друзья Аэлиннэль старались окружить её заботой и вниманием, однако она всё поняла и по собственному почину перестала посещать совместные трапезы и праздники жителей Последней Приветной Обители. Она уезжала в горы, гуляла в саду, проводила время в своей комнате за вышиванием и в кузнице забавных гномов, которые прямо влюбились в неё, когда она позволила им взять для изучения кусочек своего меча, что был выкован из забытого всеми, кроме тёмных эльфов, галворна.  Когда же силы к ней вернулись, она без колебаний заявила Элронду и Глорфиндэлю, что уезжает в Митлонд.
-Мы всё делаем правильно, - заметив складочку между бровей мужчины, проговорила Аэлиннэль. – Я отправляюсь в Серые Гавани, ты - в очередной рейд по Хитаэглир, это вы с Владыкой хорошо придумали. Получается, я в одиночку уезжаю на запад, ты с Отрядом – на восток, ни один не в меру длинный нос не унюхает здесь никакого подвоха. А через некоторое время ты возвращаешься, забираешь Туилиндо, и вы едете вслед за мной, так?   
-Так, Маэль.
-Тогда что же тебя беспокоит? Ты говорил мне, что кольценосцы за последние сотни лет ещё никогда не подбирались так близко к Имладрису, значит, западнее их наверняка не будет. Земли Эриадора пусты и заброшены, а места, где живут хоббиты, и вовсе безопасны.
-Да, Митрандир присматривает за маленьким народцем. Жаль, что он уехал раньше. Если бы вы поехали вместе, я был бы спокоен.
-У великих свои пути.
-Минутами мне кажется, что я не должен отпускать тебя одну... Пусть наши недруги говорят, что хотят!
-Melindo, мы должны думать не о себе, но о Ривенделле, ты же понимаешь. Все напуганы нападением улайари, настолько напуганы, что не хотят в этом признаваться. Ты нужен им, Дэль. Если ты останешься и по-прежнему будешь исполнять свой долг, их страх пройдёт.
-А ты?
-А я? – Аэль постаралась улыбнуться как можно безмятежнее, - я спокойненько доберусь до Кирдана и буду ждать тебя там. Это будет одно из самых лёгких моих путешествий, поверь!
Глорфиндэль заглянул в её глаза и увидел в них решимость и задор. Это был взгляд прежней Аэлиннэль.
-Хорошо, - сказал он. – Пусть Стихии помогут нам осуществить задуманное. Помни про браслет…
-Помню. Когда мне будет угрожать беда, он станет теплее…
-Да. Он был откован и наполнен чарами ещё в те времена, когда я сражался со Злом из Ангмара… Береги себя, любовь моя, - нолдо притянул девушку к себе, и они надолго замерли в объятьях друг друга.
-Я буду ждать тебя, сколько бы не пришлось. – Эльфийка гладила его лицо тонкими, холодными пальцами. От этой прощальной ласки у неё сводило горло. Хотелось разрыдаться, но она сдерживалась из последних сил. – Помни, Дэль, я буду ждать тебя!
Через десять дней, когда остались позади каменистые предгорья, Аэлиннэль выбралась на бескрайнюю равнину, дикую, нехоженую, поросшую кустарниками и чахлыми деревцами. Она нарочито держалась в стороне от Великого Западного Тракта – прямой, широкой дороги, по которой иногда двигались всадники и небольшие караваны. Попутчики были ей ни к чему, напротив, она стремилась продвигаться вперёд как незаметная тень. Добравшись до волнистой гряды холмов, что преграждали путь на запад, высоких, под тысячу футов каждый, она оглядела их с улыбкой: рядом с Мглистыми горами это были всего лишь пригорки. Её зоркий глаз разглядел остатки древних крепостных стен – оборонительных рубежей давно сгинувших людских княжеств. Вскоре она высмотрела и то, что искала – место для стоянки – развалины башни Амон Сул. Аэль знала, что вскоре ей предстоит несколько дней пробираться по затопленным, а то и вовсе болотистым краям, поэтому решила хорошенько отдохнуть. О том, что остановиться можно именно здесь, ей сказал Хальбарад. Дунадан, объяснение с которым было очень коротким, остался в числе её друзей.
-Аэль, если бы ты была мне врагом, ты бы сотню раз могла убить меня там, в Хитаэглир. Но ты этого не сделала. Ты сражалась с орками. Ты встала со мной против тролля. Я верю тебе по-прежнему, девочка.
Башня Амон Сул служила пристанищем для тех дозорных, которые несли службу на западе от Последней Приветной Обители. В основном это были дунаданы.
-Каждый, кто уходит оттуда, - рассказывал Хальбарад, - обязательно оставляет там дрова и чистую воду, так что смело можешь рассчитывать на наше гостеприимство.
Аэлиннэль, дождавшись ночи, развела маленький костерок, быстро приготовила себе ужин, но есть не стала. Не хотелось. Она вздохнула и устроилась возле огня, по привычке обхватив колени руками. Сколько в её жизни было таких вот одиноких вечеров под чужими небесами, не сосчитать, но вспоминался почему-то только один – тот самый, когда она впервые встретила Леголаса. Неужели это было всего лишь год назад?  Эльфийка тронула браслет на своём запястье. «Прощай, мой прекрасный золотоволосый принц! Прощай, надежда и гордость Лихолесья! - прошептали её губы. – Я сделала свой выбор! Да и ты, думаю, давно уже сделал свой…» Руки девушки сами потянулись к тощей дорожной сумке, где хранились её сокровища: подвеска Леголаса, его обручальное кольцо, высушенный букет из Лотлориена, смешной лисёнок Румила, медальон, написанный Элеммиром, и красная атласная туфелька, которую она забрала с собой из Ривенделла. Неужели сотни лиг и дней можно уместить в сложенных ковшиком ладонях?
Где-то вдалеке резко вскрикнула птица. Эльфийка вздрогнула и поёжилась. Стало холодно, да так, словно на неё накатила волна зимней стыни. Она окинула взглядом окрестности, по привычке  заметив и всполошённого зверька, что вприпрыжку нёсся вниз по склону холма, и скрывшийся в тучах тонкий серпик луны, и неясную  чёрную тень, которая затаилась за обломком башенной стены. Браслет на руке стремительно нагревался, но она и без чар поняла, кто скрывается во мраке. Облизнув губы, Аэлиннэль осторожно опустила свои драгоценности обратно в торбу, нащупала в куче дров длинную, корявую ветку и незаметно толкнула её одним концом в огонь.
-Что ж вы по углам прячетесь? – через миг насмешливо выкрикнула она. – Или не решаетесь побеспокоить даму ночью?
Четыре назгула вышли на свет, стараясь держаться подальше от оранжевого пламенного цветка.
-Первый. Второй. Шестой. Девятый! – продолжала куражиться эльфийка, - как я по вас соскучилась, не передать! А где другие, те, кого вы называете товарищами по оружию, а все остальные – сауроновыми прихвостнями?
 Девятый зашипел и выплюнул орочье ругательство.
-Ай-яй! Ты же бывший король! – пожурила его Аэль и поудобнее устроилась возле каменной стены, что прикрывала ей спину. Её обманчиво-расслабленный вид и издевательская улыбка поставили улайари в тупик.
-Именем Повелителя! – проговорил, наконец, Ангмарец, - отдай оружие и…
-…возвращайся в Мордор? – перебила его Аэлиннэль, с которой вмиг слетела вся её светскость. Глаза девушки яростно горели, не хуже, чем у самих кольценосцев.
-Никогда! – воскликнула она. – Никогда, слышите?!
-Тогда мы заберём тебя силой! – пророкотал Второй и двинулся вперёд, стремясь зайти эльфийке с правого бока.
Она расхохоталась и выхватила из огня разгорающуюся ветку.
-Аэлиннэль! – как всегда, голос Шестого был глуховат, но все застыли на своих местах. – У нас приказ Саурона привезти тебя в Мордор. Ты понимаешь, что мы не отступим…
-Тогда вам придётся меня убить! – выдохнула она, ещё крепче сжимая в руках свою последнюю надежду – маленький факел.
-Он сказал: «Привезти живой».
-Нет! – отчаянно закричала девушка и описала вокруг себя огненную дугу. – Melindo! Melindo! – беззвучно звала она, понимая, что на этот раз Дэль не придёт. По её лицу струились слёзы, но она их не замечала.
-Послушай… - увещевал Шестой.
-Слева, заходи слева! – выл Девятому Второй.
-Где Первый? – будто острая иголка кольнула вдруг сердце эльфийки.
Она тревожно заозиралась, пытаясь и осмотреться, и не выпустить из виду наступающих с двух сторон противников, как в этот самый миг откуда-то сверху на неё обрушился кусок стены, небольшой, пара сцепленных штукатуркой камней, но их хватило, чтобы она срубленной сосенкой упала на землю, едва не угодив в костёр.
-Ты убил её! – набросился Шестой назгул на Первого, когда тот появился в башенном проёме.
-Ничего с ней не станется! – ответил Ангмарец, брезгливо отряхивая свой черный плащ от белёсой пыли.
Девятый засмеялся скрежещущим смехом и пнул лежащую в беспамятстве девушку носком окованного железом сапога.
-Да как ты смеешь! - заорал наместник Дол Гулдура.
-Падаль, - скривился тот, кивая головой на Аэлиннэль.
-Прекратите! – вмешался Король-Чародей, подхватывая эльфийку на руки. – Нас ждёт дальняя дорога.
Когда испуганный месяц всё-таки выглянул из-за облаков, в развалинах башни Амон Сул остались лишь слабо тлеющие угли костра да раскрытая холщовая сумка, из которой высунула острый носик красная атласная туфелька, отливающая в лунном свете свежей кровью.