Императорская кровь главы 9, 10

начало здесь:
http://www.proza.ru/2010/02/06/789
ГЛАВА 9
   В Семёновском полку немногие офицеры были посвящены в тайну предстоящих событий, но почти каждый чувствовал, что зреет  нечто нехорошее. Опасность витала всюду, казалось, что ею пропитан сам воздух. Солдаты в казармах тревожно переглядывались, шептались. Каждое утро они  выходили на плац, словно на эшафот, угадывая, в каком настроении нынче государь, да не придется ли прямо с парада немедленно отправляться в Сибирь.
   Никита Гагарин менее других был уверен в своем завтрашнем дне. С тех пор, как старшего брата посадили в крепость, а отца фактически под домашний арест,  каждые день он  ходил, словно по острию ножа, не зная, доживет ли в мире и безопасности до вечера. Почти всё своё время он проводил на службе, в унылый опальный отчий дом возвращаться не хотелось. Батюшка хворал или делал вид, что нездоров, сестры сидели в своих комнатах, прислуга ходила на цыпочках и разговаривала шёпотом, словно в доме лежал покойник, словом, гнетущая обстановка родного дома производила на молодого офицера самое тягостное  впечатление.
   Утром 10 марта отец выглядел особенно больным и подавленным. Никита сразу же после развода собирался поехать домой, но тут его задержал поручик Константин Полторацкий. С несколько загадочным видом он отвел товарища в сторону и вполголоса передал только что полученный от самого шефа полка Великого Князя Александра Павловича приказ – завтра вне очереди заступить на караул в Зимнем дворце.
   -Что это значит, Костя? – изумился Никита. – Для чего это?
   -Не знаю, Никита. Может, ссылка, может, расформирование, а может…
   -Опасное время, Костя. Так долго продолжаться не может. А что Великий князь?
   -Он как всегда хорошо владеет собой, но все же я заметил в нём некоторое напряжение.
   -Все это неспроста.  Как ты думаешь, что будет?
   -Завтрашний день покажет. Захвати с собой  побольше  денег, всякое может случиться.
   11го марта был понедельник, шестая неделя Великого поста. На улице стояла хмурая стылая погода, студёный северный  ветер швырял в лица прохожих снежной крошкой, заставлял руками придерживать шляпы  – весной и теплом даже не пахло.
    Ужасно хотелось чего-нибудь мясного – жирного и горячего – но благочестивая богомольная кухарка подала всё ту же надоевшую постную кашу, квашеную капусту и высушенные ржаные сухарики с солью. Почти насильно затолкав в себя эту неаппетитную снедь, Никита натянул сапоги и поднялся в спальню поздороваться с отцом. Князь выглядел бодрее, чем накануне и казался странно возбужденным,  даже весёлым.
   -Сегодня всё решится, Ники, - на прощание пожимая сыну руку, объявил он, - сегодня великий день!
   -О  чём вы, папенька? – не понял Никита.
   -Увидишь, - загадочно блестя глазами, ответил отец и уж совсем несвойственным ему заботливым тоном добавил, - будь осторожен, Ники, береги себя. Не лезь нарожон.
   «Отец что-то знает.  Видимо, он  не потерял прежних связей, несмотря на опалу. Вчера у него были какие-то люди, возможно, из братства, - думал Никита, спускаясь по лестнице. – Он сказал, что сегодня все решится…неужели, правда?»
    Поначалу всё шло обыденно. Заступили в караул в  Зимнем, время пошло. Потом вдруг началось странное – в неурочный час пришла смена, им же было выдано новое предписание – немедленно  следовать быстрым маршем в Михайловский замок. Тотчас исполнили, прибыли на место, заняли позицию во внутреннем дворе на  галерее.
   Здесь спокойствия не получилось – несколько раз кряду то верхом, то в санях выезжал Павел, подозрительным взглядом окидывал офицеров. Они выскакивали перед императором, брали на караул, ожидая самых неблагоприятных для себя последствий. Весь вид государя являл собой крайнее недовольство и раздражение.
   Внутри замка в тот день дежурили конногвардейцы под командованием полковника  Николая Саблукова.  Несколько раз семёновцы видели его проходящим через двор с мрачным и озабоченным  выражением  на  лице.
   -Что все-таки происходит, господа? – не выдержал молодой поручик Дмитрий Ивашкин. – У всех такой вид, будто английский флот Нельсона к Петербургу подходит!
   -Эко ты хватил, братец,- рассмеялся  кто-то из офицеров, - нам сейчас до этого одноглазого дела мало. Гораздо важнее в целости домой вернуться после нынешнего государева недружелюбия.  Сами видели, сколь  грозен  он выехал  в последний раз!
   К ночи распространился слух, что Великие Князья Александр и Константин арестованы и заперты в своих покоях, императрица Мария Федоровна также в немилости, а сам государь после ужина ни на  кого не  взглянув, ушел из столовой  в большом  гневе.
   Не успели опомниться от столь нехорошего известия, пришло новое, - батальон конногвардейцев приказано немедля выслать из столицы и расквартировать по деревням, на сборы им дана одна лишь сегодняшняя ночь, а завтра поутру в четыре часа   в полной готовности и с поклажею  выступить в указанном направлении.
  Семёновцы погрузились в уныние.
  -Да, братцы, дела, - выразил общее мнение капитан Воронков, - видно и наша очередь скоро.
   С наступлением темноты заметно похолодало. Офицеры переминались с ноги на ногу, стараясь согреться. Замок постепенно затихал, погружался в темноту, снаружи же, напротив, нарастало непонятное возбуждение. Ближе к полуночи чётким строем прибыли солдаты, - третий и четвертый батальон преображенцев  и первый семёновцев, плотным кольцом окружили замок. Все стояли тихо, почти не переговариваясь, курили, ждали дальнейшего. Командиры ходили, проверяли, заряжены ли ружья. Тревожное напряжение нарастало, на лицах читался немой вопрос: «Зачем нас сюда привели?»
   -Чудно, мужики, - шёпотом сказал один из унтер-офицеров, - сказали, пожар, замок горит,  а где  ж огонь-то?
   -Может, потушили уже? 
   -Да непохоже…
   -Говорят, в Сибирь нас сошлют…
   -Не каркай – накаркаешь, – и правда сошлют…
   Говорившие вдруг замолчали, прислушались – в ночной тишине снова раздался мерный шаг множества идущих ног, – к замку подходили еще две колонны. Все повернулись посмотреть  и  вдруг  вздрогнули – растревоженные неурочным  движением войска в воздух с ужасающим криком и шумом поднялась огромная стая птиц, слетевшихся на ночь в Верхний сад. Птицы были высоко, но солдаты непроизвольно пригнулись, многие осеняли себя крестным знамением.
   -Дурной знак, братцы…
   -Не к добру это, - слышалось со всех сторон.
   Вновь прибывшие втянулись во дворец. Никите показалось, что в одном из офицеров он узнал Платона Зубова, возле дверей мелькнуло знакомое лицо военного губернатора  графа  фон дер  Палена.
   «Этому-то чего не спится в такое время? Неспроста это».
   Всеобщее недоумение, непонимание происходящего, а оттого тревога и страх нарастали в людской массе с каждой минутой.
   После полуночи стало ясно, что в замке действительно происходит что-то из ряда вон выходящее – в окнах мелькали тени, слышались возбужденные крики, ругань, угрозы. Командиры внимательно следили за строем солдат, те, видя это, молча ждали, не пытаясь предпринимать каких-либо действий.
    -Не могу больше оставаться в неведении, - шепнул Никите нетерпеливый Полторацкий, - пойду узнаю,  в чём там дело.
    -Не ходи, Костя, - попытался  удержать друга Никита, - чёрт знает, что происходит в замке, нарвёшься на императора, костей не соберёшь.
   -Я быстро, туда и обратно, никто ничего и не заметит.
   Вернулся он действительно быстро – но в каком виде! Взъерошенный, возбуждённый, счастливый, с безумно горевшими глазами!
  -Ты что, Костя, выпил в замке, что ли?
  -Выпил! На радостях! – подтвердил Полторацкий. – Не грех и выпить по такому случаю!
  -Это  по какому же такому случаю? – не понял Никита.
  -А по такому! Сам все поймешь! Император Александр сейчас выйдет сюда и сам всё объявит!
  -…Император Александр?
  -Да. Тирана  Павла более не существует!
  Никита был потрясен неожиданным известием. «Отец знал точную дату, назначенную для заговора. Бог уберёг его от участия в этом злодействе».
  -А что Александр Павлович?
  -Он в некотором расстройстве, что вполне естественно. Но он мужественный человек и понимает, что от его твердости зависит сейчас будущее России. Я уверен, что мрачному времени настал конец, с воцарением Александра жизнь переменится  к лучшему!
   Действительно,  минут через десять на балкон вышел Александр.  Его сопровождали Великий Князь Константин, граф Пален и Беннигсен. Некоторое время император молча стоял и смотрел вниз. В неровном свете факелов было сложно рассмотреть выражение его лица, но когда он наконец заговорил, голос его звучал ясно и не дрожал.
   -Солдаты! – сказал он. – Батюшка только что скончался апоплексическим ударом. Обещаю, что при мне будет всё так же, как при покойной бабушке нашей.
    Ответом было громовое «ура» семёновцев.
    Преображенцы  и  конногвардейцы молчали…
   Александр, казалось, и не ждал иного. Он постоял ещё немного, молча повернулся и ушел с балкона.
   К преображенцам  подбежал сердитый Платон Зубов.
   -Что ж вы не радуетесь смене власти, братцы?! Тиран ваш умер!
   -Он был нам не тиран, но отец родной, - угрюмо отвечали солдаты.

  Утром Петербург изменился до неузнаваемости. После промозглых дней холодной и немощной северной весны над столицей ярко засияло вешнее солнце, и это совпало с бурной радостью, охватившей  население. На улицах творилось нечто невообразимое, казалось, все жители вышли из домов, чтобы предаться безумному веселью. Многие щеголяли в круглых шляпах, фраках, панталонах и других запрещённых покойным императором Павлом одеждах. По улицам мчались экипажи с русской упряжью, громко звучали ещё  вчера запретные песни. Какой-то драгун гарцевал на коне прямо на тротуаре, крича: «Теперь вольница!» 
   К вечеру в лавках исчезло все шампанское.
   Александр,  возвращаясь из Преображенских батальонов,  наконец-то присягнувшим ему в верности, с великим трудом пробирался сквозь густую толпу людей, заполнивших площадь перед Зимним дворцом. Горожане бросались навстречу кавалькаде, сопровождавшей юного императора, целовали ноги государя, края  одежды, даже бока и гриву  его коня,  кричали «ура». Это походило на всеобщее безумие.
   Никита ехал совсем близко от Александра и хорошо видел, каких нечеловеческих усилий ему стоило сохранять спокойный  непринужденный вид.  Он дружелюбно улыбался народу, приветственно махал рукой, но временами гримаса мучительной боли прорывалась из-под маски спокойствия, искажая его прекрасное одухотворенное лицо, и он с горечью смотрел на свою ликующую столицу покрасневшими от бессонницы и слёз глазами.
    Возле самого дворца случился неприятный инцидент: какой-то оборванный нищий бродяга кинулся к царю и закричал зычным голосом, немного шепелявя и растягивая слова:
   -Го-оре нам, го-оре России-и! Отцеубийца на тро-оне!
   Александр сделался белым, как снег.
   -Оставьте его! – бросил он схватившим безумца солдатам

   -Что на улицах? Что в Зимнем? – нетерпеливым голосом спросил отец у Никиты вечером 13 марта.
   -На улицах столпотворение, во дворце траур, - неохотно ответил Никита. – Покойный император при всех регалиях лежит во гробе, а народ пьянствует и ликует по случаю его кончины. Желающих проститься с  Павлом Петровичем немного, хотя доступ в церковь совершенно свободно открыт  для всякого.
   Он замолчал, вспомнив тягостный эпизод, свидетелем которого стал минувшим утром, когда сопровождал императора Александра  в церковь. Не успели они войти, как вдова Павла Мария Федоровна, скорбно сидевшая на возвышении возле гроба супруга, гневно взглянула на своего сына и обвиняющим голосом громко произнесла:
   -Что ж, поздравляю Вас, теперь ВЫ император!
   Александр пошатнулся, дико глянул по сторонам и вдруг повалился на пол, как подкошенный и остался лежать недвижим.
   -А-ах! – прошелестел по огромному помещению приглушенный возглас десятков голосов.
   Присутствовавший в церкви лейб-медик царской семьи господин Виллие опомнился первым. Он бросился к упавшему императору и пощупал пульс.
   -Слава богу, жив, - прошептал он, подавая знак помощникам. Александра подняли и вынесли прочь…
   -Как же не во время меня свалило, - голос отца вернул Никиту в действительность. – А ты что такой мрачный, сын? Или не рад воцарению своего друга?
   -Я не могу назвать себя другом Александра Павловича, папенька, - возразил Никита. – Он мой император, и я ему присягнул. А теперь, с вашего позволения я бы хотел пойти к себе переодеться и отдохнуть.
   «Бог отвел вас от участия в этом безумии, отец»,- в который раз подумал  он, поднимаясь по лестнице к себе в комнату.

   Минул месяц. Старшего брата Никиты освободили из крепости, помолвка сестры возобновилась. Жизнь налаживалась.
   В начале апреля  в Зимнем давали первый большой бал. По случаю продолжавшегося траура он был весьма скромный, без излишней пышности.  Собралось самое изысканное петербургское общество, присутствовало несколько иностранных посланников и дипломатический корпус.   
   Торжественный выход императора Александра никого не оставил равнодушным. Парадный семеновский мундир удивительно ловко сидел на его  высокой стройной фигуре, широкий шарф опоясывал  тонкую талию, подчеркивая изящество и природную грацию - юный государь был обаятелен и  необычайно хорош собой. Дамы не сводили с него обожающих глаз, с трудом сдерживая рвущийся наружу вздох восхищения, казалось, еще секунда или чей-нибудь смелый пример - и они дружно бросятся целовать следы его ног на гладком паркете. Мужчины, а в особенности гвардейские офицеры, преклонялись пред новым монархом  не меньше барышень, они были готовы на все, лишь бы обратить на себя внимание царственного кумира, заслужить его  ласковый  взгляд, одобрительный жест.
    Александр как всегда мастерски владел собой, но в душе   вовсе не восторгался окружающей его атмосферой всеобщего поклонения. Он выполнял положенные придворным этикетом обязанности единственно в силу привычки, полученной от рождения. Император быстро шел по живому коридору расступавшихся перед ним придворных, любезно улыбался, легким наклонением головы приветствовал наиболее знатных вельмож и, глядя на его спокойное приятное  лицо, никто не мог бы даже предположить, какие истинные чувства  владеют им в эти минуты.
    С детства выросший среди высшего слоя русского дворянства, он ненавидел и презирал его, слишком хорошо зная ему цену. Эти знатные холопы подали достаточно много примеров подлости, продажности, отвратительного лицемерия, они грабили и обворовывали  его несчастную страну. Путем военного заговора знать и продажные фавориты  в свое время возвели на престол его бабушку, помогли ей убрать его деда, а теперь убили отца и втянули его самого в это отвратительное действо, навсегда приклеив к нему несмываемое клеймо отцеубийцы. Ни уважать таких людей, ни тем более  доверять им молодой император не мог.
   Ему была неприятна даже собственная жена, которую он так бережно вёл сейчас  под руку и к которой совсем недавно испытывал романтические   пылкие чувства. Она была заодно с ними, этими титулованными лицемерами, полностью разделяя их настроения, взгляды, чаяния и надежды.  Как же он проглядел её, как не заметил, что она так отдалилась от него,  стала ему  чужой и далекой, и больше не  желала понимать ни его сердца, ни внутреннего состояния?
    Александр открыл бал, сделав тур вальса с недавно представленной ему первой петербургской красавицей Марией Нарышкиной, любезно переговорил с несколькими иностранными посланниками  - и откланялся, оставив императрицу Елизавету на попечение недавно вернувшегося из ссылки Адама Чарторыйского.
   После его отъезда бал несколько оживился.  Никита равнодушно наблюдал за кружащимися по огромному залу парами, сам же танцевать вовсе не собирался.
    Неожиданно его намерения изменились. В числе дам, оставшихся без кавалеров, он заметил совсем юную девушку, вовсе не красивую и отчаянно несчастную.. Она стояла неподалеку от него с более зрелой дамой, очевидно, матерью или  старшей сестрой, и с тихой покорной грустью следила за танцующими. В ее милом облике сквозила  безнадежность: она знала о своей некрасивости и даже не мечтала быть приглашенной в круг избранных.
   Никита и сам не мог бы сказать, что его заставило подойти к ней. Может быть, он просто пожалел её? Или его вела за руку сама судьба?
   Он учтиво поклонился дамами и предложил танец. Лицо незнакомки вспыхнуло недоверчивой радостью. Она обернулась к своей спутнице, как бы спрашивая, а не снится ли ей все это, потом робко посмотрела  на неожиданного кавалера.  Никита близко заглянул ей в глаза и вдруг  утонул в них, - глубокие, чистые, изумрудно-зеленые, - они были прекраснее всего, что он до тех пор видел.
   После танца он галантно проводил девушку на прежнее место.
   -Князь Никита Гагарин, - представился он, с жаром целуя невесомую тонкую руку.
   -Мария  Покровская, - последовал ответ.
   Через два месяца Никита сделал Мари  предложение руки и сердца.

ГЛАВА 10
    -Извольте присесть, сударыня, нам надобно переговорить.
    Анна похолодела: когда тётенька начинала  говорить так церемонно, добра не жди.
    -Что-то случилось? – одними губами выдохнула она, падая на диван.
    -С нынешней почтой пришло письмо от вашего папеньки, графа Ивана, - с той же интонацией продолжала Екатерина Николаевна,  – он выражает надежду, что за прошедшее время  вы осознали выпавшее на вашу долю счастие и не  станете более упрямиться по поводу вашего предстоящего замужества с его сиятельством  князем Гагариным…
   -Как, опять? – с ужасом прервала  девушка тётину тираду. – А я думала…
   -…и он желает в эту же осень устроить, наконец, вашу судьбу, родительские заботы о которой прервали известные обстоятельства. Далее он пишет, что я должна сопровождать вас в Москву на коронацию императора Александра, которая состоится через месяц. Ваше имя занесено в особые списки приглашенных, вы будете присутствовать на торжествах в числе самых знатных особ, после же завершения всех церемоний отправитесь в Петербург, где будет официально объявлено о вашей помолвке.
  -О моей помолвке, - побелевшими губами повторила Аня, потом неожиданно рассердилась и закричала, - тётя, я ему что, игрушка?  Почему я должна  подчиняться? То он привозит мне жениха, не спрашивая при этом моего мнения, то исчезает на год, ничего не объясняя, то вдруг снова вспоминает, что у него есть дочь и опять навязывает мне свою изменчивую волю!  Пусть он пишет, что хочет, я никуда не поеду и замуж не пойду. Я выросла с  вами,  и только вы можете распоряжаться моей судьбой. А если бы я за это время уже обвенчалась с кем-нибудь здесь, в деревне? Он  даже не допускает такой мысли, уверенный, что я сижу покорной куклой в ожидании его решения?
   -Успокойся, Аннушка, - мягко сказала княжна, оставляя официальный тон, - послушай, что я тебе скажу. Как бы там ни было, в Москву мы непременно поедем.   Коронация императора – незабываемое и очень  красивое зрелище, его не  следует пропускать. Что ж касается замужества: я говорила тебе и повторяю еще раз, - в обиду тебя я не дам. Если ты не переменишь  мнения о выбранном для тебя супруге… что ж, я применю все возможные мне средства для того, чтобы расстроить планы твоего отца. Улыбнись, милая, наберись терпения! Посмотри на это с другой стороны. На коронацию съедутся лучшие фамилии отечества, кто знает, может, и судьба твоя там решится!  Я прошу тебя, не думай о дурном. Пойди пока к себе, просмотри свой гардероб, отложи нужные тебе вещи. Мы выезжаем через две недели.

    Лето шло на убыль, но дни стояли чудесные. Изнуряющая  июльская жара уже миновала, и на смену ей пришло ровное бархатное тепло.
   Большой пруд в дальнем углу барской усадьбы манил прохладой. В полдень вода становилась столь прозрачной, что можно было рассмотреть мельчайшие камешки на гладком песчаном дне.
   Аня  могла часами смотреть на изменчивую водную гладь, любуясь солнечными бликами на зеркале водоёма.  Была в воде какая-то магия, таинственная и пугающая,  но вместе с тем приносящая душевный покой и умиротворение. Девушка любила купаться, и раньше тётя не запрещала ей этого, но с недавних пор стала смотреть на столь непозволительное для барышни занятие с неодобрением. Поначалу юная графиня огорчилась этим обстоятельством, но вскоре нашла удачный выход и стала ходить на пруд поздно вечером, когда становилось почти совсем темно. В это время в окрестностях никого не было, а прогретая за долгий солнечный день вода становилась особенно приятной.
   Тетя ничего не знала об её ночных вылазках, но на всякий случай девушка принимала все возможные меры предосторожности: по лестнице спускалась босиком, вылезала на улицу через дальнее окно в глухом коридоре, а сумку с полотенцем и сменной сорочкой заранее прятала в  укромном уголке старого яблоневого сада.
   В воде она чувствовала себя уверенно и ничего не боялась. Нырять и плавать её научили деревенские мальчишки ещё в раннем детстве. Если бы тётя видела, что она вытворяла во время своих ночных купаний!
   Накануне отъезда Аня решила искупаться в любимом пруду в последний раз…

   Работа в кузне завершилась поздно: проверяли подковы барских выездных коней, крепили новые ступицы к колесам кареты – хозяйка твердо решилась ехать в Москву в собственном экипаже.
   Чумазые разгоряченные жаром печи кузнецы ополоснулись в лохани, Фрол завалился в пристройке на топчан, но Ивану не спалось. Теплая вода из корыта не остудила его пылающего лица, усталое тело ныло, болел ушибленный молотом  палец на левой руке.
   Впрочем, гораздо сильнее терзала молодого кузнеца душевная боль. Завтра поутру запрягут коней в карету, Аннушка сядет в неё,  последний раз посмотрит из окна печальным взором, кучер лихо взмахнет кнутом, взметнётся пыль из-под копыт – и умчится любимая в неведомую далекую Москву с тем, чтобы, возможно, никогда уже не вернуться обратно…
    А он останется. С постылой беременной Танькой, с окаменевшим сердцем, со сгибшими безумными надеждами…
   За перегородкой безмятежно храпел Фрол, а в крохотное оконце назойливо светила равнодушная круглая луна, дразнила, не давала покоя, разжигала сумятицу в неспокойной страдающей душе. «Пойду хоть искупаюсь, все равно не уснуть. Авось полегчает».
   Он тихо вышел из пристройки, немного подумал и свернул на дорожку, ведущую к усадьбе.  Никто из дворовых, в том числе и он, никогда не плавали в барском пруду, – не то чтобы это было запрещено, просто не принято, - но сейчас Ване отчего-то не хотелось идти через всю деревню вниз, к речке. «Окунусь здесь, все равно никого нет»,  - подумал он, подходя к кустам, окаймлявшим пруд со стороны поместья.
    До места оставалось пройти всего шагов десять, когда он вдруг замер и прислушался. Вода в пруде плескалась под чьими-то легкими руками, какой-то поздний купальщик опередил его. Твёрдо решив определить, что за незваный гость плещется в заповедном барском пруду,  парень осторожно подошел к самым кустам, раздвинул ветки – и остолбенел перед открывшейся его взору дивной картиной…

  Давно Ане не было так хорошо. Теплая, как парное молоко, вода ласково приняла её  в свои объятия, мягко покачивала,  успокаивала. Вволю наплававшись,  девушка забралась на высокий мостик, устроенный бог весть в какие времена для непонятных надобностей, нырнула вниз головой, проплыла под водой почти до середины и только там вынырнула, мотая головой и отфыркиваясь. «Однако, пора к дому, - решила она, направляясь к берегу, - как бы тётя не проснулась, вдруг вздумает наведаться ко мне, пожелать доброй ночи». 
   Она вышла на берег, скинула мокрую сорочку и   принялась тщательно вытираться большим пушистым полотенцем. Вдруг ей послышался какой-то шорох в прибрежных кустах. Она замерла без движения, прислушалась. Звук не повторился. Вокруг стояла звенящая тишина, какая бывает только в первый послезакатный час, когда природа замирает перед предстоящим таинством ночи. Луна серебрила мягким светом гладкую поверхность воды, её сияние наполняло окружающий пейзаж красотой и таинственностью. Аня невольно залюбовалась им, позабыв о том, что следует одеться. И тут она уже отчетливо услышала, как под чьей-то тяжелой ногой хрустнула ветка. Девушка метнулась к сумке, выхватила припасенную сухую сорочку и, торопливо накинув её на себя, решительно обернулась в ту сторону, откуда был шум, - скорее сердитая, чем испуганная. Она желала немедленно выяснить, кто посмел подглядывать за ней, здесь, в  пределах барской усадьбы.
   -Выходите немедленно, - властно приказала она невидимому нарушителю, - как вам не совестно наблюдать за барышней, когда она купается? Только непорядочный человек способен на такой дурной поступок. Выходите и покажитесь, чтобы я знала, кого опасаться в следующий раз.
   Кусты молчали 
   -Ну, что же вы? – продолжала барышня. – Стыдно стало? Боитесь, что я пожалуюсь тётеньке? Даю слово ничего не говорить, если вы раскаетесь и…
   Ветки раздвинулись, оттуда показался мужчина.  Быстрым шагом, почти бегом он направился к ней, тяжело и хрипло дыша. Аня непроизвольно попятилась, храбрость оставила её. Она готова была уже  закричать, объятая непонятным  ужасом, но в эту секунду узнала Ивана.
   -Ваня! Так это ты? Ты подглядывал за мной? – с негодованием воскликнула она. – Да как же ты посмел?
  Кузнец, однако, повел себя странно. Он ничего не ответил, подскочил к ней совсем близко, издал приглушенный гортанный возглас, грубо схватил её в охапку и прижал к своему горячему потному телу.
  - Анюта…Святый Боже, как ты красива… я больше не могу…словно фея из сказки… милая, иди ко мне… я по тебе с ума схожу, - бессвязно бормотал он,  всё теснее прижимая её к себе и беспорядочно целуя в щеки,  лоб, шею, вырез сорочки. Его дрожащие руки грубо и нетерпеливо шарили по её телу, причиняя боль,  пытались сдернуть с  плеч тоненькие бретельки.
   Ане сделалось нехорошо от едкого запаха пота, исходящего от его подмышек, она старалась отвернуть лицо в сторону, но у нее не получалось. В панике она уперлась кулачками ему в грудь, силясь освободиться.
   Не тут-то было! Разве могла хрупкая барышня справиться с молодым  рослым кузнецом, привыкшим гнуть подковы голыми руками и плющить тяжеленным молотом раскалённое железо!
  -Иван, мне больно. Отпусти меня! Ты что, сошёл с ума? Что ты себе позволяешь?
  Он не слышал и сжимал её всё сильнее в несокрушимых твердых объятиях. Девушке не хватило одного-единственного мгновения, чтобы увернуться от его ищущих жадных губ. На неё пахнуло его дыханием…боже, чего он ел? Чеснок, а может быть, рыбу? «Меня сейчас стошнит».
   Дурно пахнущий рот накрыл её губы. Она возмущенно замычала и отчаянно рванулась прочь из его рук, но добилась лишь того, что затрещала  на груди легкая материя её рубашки.
   А потом берег опрокинулся, теперь прямо в лицо ей светила луна и она поняла, что лежит на спине, придавленная тяжелым телом Ивана, а сам он хрипло дышит ей в шею, неузнаваемым  голосом бормоча её имя.
   -Иван, остановись! –  закричала она, тщетно пытаясь вывернуться и скинуть его со своего тела, - не делай этого, я не хочу!
    -Тише, тише, милая, не бойся. Всё будет хорошо, - безумным шёпотом отвечал он. Рука его поползла ниже, ухватилась за край сорочки, потянула… Новый неприятный поцелуй  впечатался в её измученные губы. Она обессилела от неравной борьбы и решительно не знала, что ещё можно было сделать.
  С усилием высвободила левую руку и вцепилась в лохматую растрёпанную шевелюру насильника.
   Ничего не изменилось.
   Резким движением он  приподнял её и передвинул  выше, потом ухватился обеими руками за лиф сорочки и разорвал. Аня приглушенно вскрикнула, объятая отвращением и  паническим ужасом. «Господи, помоги мне», - мысленно взмолилась она, уже ни на что не надеясь.
   И тут, - о, чудо! – пальцы левой руки нащупали что-то гладкое, плоское, тяжелое… Камень?.. Не раздумывая ни секунды, она схватила неведомый предмет и обрушила его на голову  Ивана. Тот слабо охнул и разжал руки.

   Резкая боль в затылке привела парня в чувство. Он схватился за ушибленное место, почувствовал под пальцами теплую липкую жидкость.  Кровь…
   С трудом поднял гудевшую голову, огляделся по сторонам. Неподалеку стояла графиня Аня. Она сжалась в комок, стараясь запахнуть разорванную на груди белую батистовую сорочку. При всем при том вид у нее был отнюдь не испуганный, а неукротимый и оскорбленный.
   Боже правый, что же он наделал?
   -Аня, - виновато начал он, вставая и делая к ней робкий шаг.
   -Не подходи! – предупредила она, выставляя перед собой, как щит, правую руку. Разорванные края сорочки разошлись, но теперь вид её обнаженного тела вызвал в нём острое чувство стыда. – Не чаяла я, Иван, встретить в тебе насильника.
   -Аня, прости! – он бросился перед ней на колени. – я…  я не понимал, что делаю! Голову потерял от любви!
   -Голову, говоришь, потерял? От любви? – грозно повторила она. – И это непотребство ты смеешь называть любовью?  Хоть бы вымылся сначала, прежде чем лезть ко мне с вонючими  поцелуями!
    -Я…я виноват. Анечка, Анна Ивановна. Ты была так хороша, так восхитительна!  Словно сказочная фея в призрачном серебристом свете бледной луны…я не знаю, что со мной сделалось… Вся кровь закипела. Не совладал с собой…
   -Ишь, нахватался словес-то изящных, - прервала Аня. Теперь в её голосе звучало презрение. – Знала б я прежде, на  что ты способен, ни за что на свете не стала б учить тебя грамоте! Да что ты на коленках-то передо мной стоишь? Испугался, что тётеньке расскажу? Не бойся, я не доносчица. Вставай и убирайся с глаз моих. А мне ещё нужно отмыться от тебя. Уходи!
   -Барышня, Анна Ивановна, послушайте…
   -И слушать ничего не желаю. Уходи, Иван. Бедная Татьяна, ты верно и  на нее набросился этаким  же  диким зверем?
   -Танька сама ко мне пришла, - насупился парень, - дурманом опоила. Мне и почудилось, что это не она, а ты со мной, любимая. Я ведь всю ночь твоим именем её называл.
   -Очень трогательно, - ледяным голосом сказала Аня, - я сейчас расплачусь от умиления.   
   Царственно отвернулась и рукой махнула – уходи, мол,  я жду. Иван встал с колен, безнадежно потупился и пошел прочь. Пройдя пару шагов, он  вдруг  остановился и  тихо сказал, не оборачиваясь:
   -Когда-нибудь, барышня, вы тоже кого-нибудь полюбите, да так сильно, что позабудете обо всем на этом свете. Тогда вы вспомните обо мне, поймете меня и простите.
дальше:http://www.proza.ru/2010/03/17/704