Студентка и жизнь

 
               Все, кому «повезло» пожить в советской стране, хорошо знакомы с проблемой, о которой речь пойдёт ниже и, надеюсь, не бросят камня осуждения в автора за столь прозаический предмет сей непридуманной истории. 

               Первокурсница Лена сидела на «начерталке», но мысли ее были  далеки от правил построения эпюр и изометрии. Ее волновало совсем другое… Нет, не угадал читатель, не романтические встречи или взгляды сокурсников, хотя они, конечно, имели место в отношении симпатичной девушки с миндалевидными карими глазами и тоненькой фигуркой. И возвышенной любви с кем-нибудь из этих молодых оленей или даже орлов этой девушке хотелось не меньше, чем другим.

                Но в описываемый момент конца ноября одна тысяча девятьсот восемьдесят… не помню точно какого года от Рождества Христова, Лена думала о низменном, то бишь, о сапогах. Казалось бы, что можно о них думать? Правда, сапоги нередко бывали атрибутом русских народных сказок и эпоса, что придавало им  некую сакральность. Но  от подобного рода рассуждений Лена тоже была  далека. Не до них…
                Всё дело было в том, что, судя по неким явным, а не формально-календарным  признакам  начиналась зима, и сезон этот в городе Харькове по обыкновению требовал некоторых соответствующих себе носильных предметов, включая и зимнюю обувь. А с ней-то и была серьезная загвоздка. Старые сапоги у Лены вышли из строя, а вместе с ними и их хозяйка – естественно. Никуда... Правда, вышел один сапог из пары - лопнул на пальцах. Но это сути дела не меняло, сапоги как и несовершенные люди, имеют смысл только в паре.
                И как ни закрывала эту прореху Лена широкими раструбами штатовских джинсов, чудом  доставшихся от знакомого фарцовщика и обошедшихся в кучу денег – две стипендии в долг – изъян был виден, особенно если сесть. Например, в метро… И само собой, все пассажиры откладывали все свои убогие (без рекламы-то) дорожные развлечения, как-то: флиртование с визави, чтение журнала «Огонек» или «Работница», настороженную полудрему, и устремляли жадные взоры на Ленины ноги. Да чего там греха таить - только и делали, что разглядывали этот злосчастный сапог. Это угнетало Лену больше, чем не сданные лабы по физике и химии вместе взятые.

              Словом, позарез нужны были новые сапоги. Попытка решения этой бытовой задачи оборачивалась сразу двумя русскими вопросами… Нет, опять не угадали! Не «что делать» и «кто виноват», а «где купить?» и  еще более серьезным - «за что купить?» Тем самым проблема  выходила уже на необозримо широкий план социально-экономического и (не побоимся этого слова!) морально-этического характера. Но так сказала бы теперешняя Лена – кандидат наук и жительница США.   А тогдашняя Лена, «времен очаковских и покоренья…» Харькова обозначала ее намного проще и короче: «Вот ёлки!..»   
 
           И если первый вопрос еще как-то можно было решить – через иностранных студентов или съездив на толчок в Курск, хотя не факт, что там есть что-то подходящее, то второй вопрос заставлял задуматься более глубоко. Покупка джинсов выбила Лену из стипедиального бюджета, а у мамы брать было ничего – это девушка знала, как таблицу умножения. Вся зарплата библиотекаря уходила на младшего брата-школьника и лежащего после инсульта отца. Более того, Лена при случае сама совала братику трёшку или пятерку, мало ли нужды какие у восьмиклассника.

           Но в гости к родителям она-таки подалась в выходной, хоть поесть по-человечески, надоело чаем с вареньем надуваться да черствыми булками давиться. Хозяйственная соседка по общаге Оля из Лозовой, баловавшая Лену жареной на сале картошечкой и яйцами, сваренными  «в мешочке» по утрам (подвиг!), тоже уехала домой и задержалась по личным причинам. Знаем мы эти причины – небось, опять отец запил, а сестры-близнецы без присмотра, матери уж год как нет… А еще хозяйство!

           Электричка как всегда сдавила холодом и вызвала тупое раздражение своей медлительностью. Ничего нового – ни в лицах, ни в звуках. Но тут хоть не видно было под скамейкой разорванного сапога.
             Дома было тоже всё по-прежнему. Бледный папа, всегда неразговорчивый, а теперь и вовсе, слабо поинтересовался, как у нее дела, как учеба, посетовал на онемение руки и ноги, но скромно, безгневно, по выражению мамы, как голубь… Брат радостно выскочил Лене навстречу, как всегда, голубоглазый, взлохмаченный, с книжкой в руках,  начитанный мальчик, но надо бы ему больше спортом заниматься, что-то сутулиться стал…

       А мама – та на своей волне, очи сверкают, брови домиком: 
- Леночка, какие у меня ребята в этом году удивительные, тонкие! Сейчас делаем вечер, посвященный серебряному веку!

               Папа с кровати смотрел на нее влюбленными глазами. Как все четверть века...
               Всё ясно. Всё как всегда. И хорошо, что мама не опускается до обсуждения того, что носить, что завтра кушать и почем это стоит нынче. Абстрагируется. И как ей это удается? Летит по жизни, как на крыльях. Вернее, над ней. И разве можно ее огорчить темой сапог? Ни в коем случае. Тем более, что она при всем желании ее не решит. 

             - А знаешь, Леночка, тетя Клара прислала письмо из Иркутска. У нее интересная поездка намечается, и тебе там приглашение, прочти, пожалуйста!

             Младшая сестра мамы - Клара - преподавала английский в вузе, детей не имела, всегда выглядела молодой и модной, имела балетную выправку (довелось поучиться слегка), а потому была в детстве кумиром для Лены. Племяшка звала ее просто Кларой (имя было дано в честь Клары Цеткин дедом - красным командиром, позже расстрелянным в качестве врага народа) и была рада прочесть письмецо любимой тетушки.

        Оказывается, та звала Леночку приехать к ней в гости… в Пятигорск, где она, Клара, будет два месяца на курсах повышения квалификации. Курорт ведь, экзотика. И повидаться хочется.

               А далее Лена, глядя на изящный почерк Клары, не поверила своим глазам: в числе прочего, та писала: «хочу тебе сделать какой-нибудь подарок к Новому Году, может быть, тебе сапожки нужны или что-нибудь другое. Приезжай ко мне, там и купим»…     Так сразу были решены оба вопроса – и где, и за что. На Кавказе толчков не меряно, - об этом  каждый дурак знает. Далековато, правда. И на дорогу тратиться. Но деваться некуда – ходить в чем-то надо. Да и тетушка порадуется, опять же… Два зайца – как ни крути.

И через двое суток Лена села в плацкартный вагон поезда «Харьков – Пятигорск». Денег едва хватило на билет. Бутерброд, взятый еще из дома, книжка про Анжелику, спортивные брюки с футболкой – вот и весь дорожный наборчик. Чтобы налегке. Настроение было неплохое. Но дорога оказалась крутой. Вскоре же после Харькова разбилось окно в коридоре – камушек влетел. Стало зябко и пришлось надеть верхнюю одежду. И опять ненавистные сапоги. К тому же народу в вагоне набилось как шпрот в банке – проводник по мере пути и в преддверии нового года стал беззастенчиво брать левых, видимо, полагая, что вагон резиновый - и кстати о шпротах, есть Лене хотелось всё время. Дорога так действует, что ли? Синдром такой. Лица же кавказской национальности, которых было подавляющее большинство, жизнерадостно гоготали и поглощали что-то булькающее, хрустящее и ядрено пахнущее практически круглые сутки. Предлагали и Лене, причем весьма настойчиво, но врожденный страх перед южными чужеземцами загнал ее на верхнюю полку, где она и забилась под мокрую простыню (с одеялами была напряженка) прямо в куртке с капюшоном и в сапогах.

Заснуть было страшно, надо было бдить. Но даже если бы она и захотела, ей это вряд ли бы удалось – за стенкой везли младенца, мягко говоря не любящего железную дорогу… А на боковом сиденье «адлеры» играли в карты – двое надвое, с азартом и эмоциями высокотемпераментных и не обремененных интеллектом существ.

Тусклую, но противную лампу на ночь почему-то не выключили, и она била прямо в лицо Лены, оставалось лежать только в одной позе – мордой в грязноватую стенку. И тупо считать часы до прибытия на место: девятнадцать с половиной, девятнадцать с четвертью…  Иными словами, в этой поездочке присутствовали практически все атрибуты ада, включая дым, смрад и бесконечность. Только температура среды обратная. Единственным утешением и светлым пятном были рельефно и вожделенно воображаемые сапоги. Каблук высокий не надо – у нее и так рост метр семьдесят, достаточный. Какой цвет лучше, черный, наверное. Практичней. Хотя вообще-то Лена любила белый…   
 
Чтобы скоротать время, Лена стала отчего-то вспоминать самые страшные, обидные или смешные (иногда это совпадало) истории из своей восемнадцатилетней жизни. Например, как однажды ее, щекастую четырехлетку, повёл с собой «в гости» первоклассник - мальчик Саша, приходивший зачем-то к их соседям по полуподвальному дому. Саша действовал из благих побуждений (у меня есть качели, а еще яблоки!), Лена оценила это и потому пошла. И даже обрадовалась такой возможности – ведь она идет в гости к мальчику, как большая!
              Шли они долго, Лена уже начала уставать – до самой окраины города. А потом Саша внезапно исчез, растворился. Кажется, его кто-то позвал… И как-то быстро надвинулись сумерки, в которых не было людей, а маленькие подслеповатые домишки  «застегнулись» до подбородка заборами и ставнями. И из-за них лаяли собаки. А еще из-за них выползал страх. И от этого страха начал болеть живот. Лена хотела разреветься, но подумала, что собакам, да и людям это не понравится. Ведь и папа с мамой этого очень не любили. Они говорили, что ревут только капризные и испорченные дети.
               И Лена шла молча, закусив губу, сама не зная куда и всё ждала, что Саша появится и скажет: «Обдурили дурака на четыре кулака!» И они пойдут к нему «в гости». И там наверняка есть туалет… Но никто не появлялся. Спустя какое-то время Лена увидела колонку – за поворотом на другой стороне улицы и вдруг сообразила, что к колонке кто-то обязательно придет, как без воды людям? Но переходить через дорогу тоже было опасно – это строго-настрого запрещалось родителями. Долго девочка стояла на краешке тротуара, следя за  редкими, но быстрыми автомобилями и мотоциклами с горящими глазами-фарами, не решаясь ступить на запретную полосу, а потом зажмурила глаза и побежала.
             Она почти добежала до колонки, когда из остановившейся машины появилась красивая тетя, а потом дядя, и они стали охать и качать головой и возмущаться безобразием, что ребенок на проезжей части бегает, а Лена хотела им объяснить, что ей очень-очень надо было к колонке и что она не виновата… Но ничего у нее не вышло: дело в том, что она плохо выговаривала несколько букв – р, с, з, ж, а теперь от страха – и все остальные не получались. Тетя и дядя стали совещаться, куда им девать ребенка и как узнать, где он живёт. Тогда Лене сильно-сильно захотелось помочь им, и она стала напрягаться. Показала рукой, откуда они шли с Сашей, но взрослые не поняли. Что еще? А, рядом с ее домом есть вокзал! И Лена начала гудеть, как ей казалось понятно и выразительно, только тормоз не поймёт.
                Безрезультатно. «В милицию надо ее отдать» – сказал мужчина. Лена испугалась милиции, с ней было связано что-то плохое. И тут внезапно ее озарило: на привокзальной площади продают сахарную вату! Прямо напротив их окон, и это всегда было одним из самых замечательных мест города, его-то уж все знают, точно! Собрав все свои лингвистические способности, Лена завопила: «Тахалная вата, тахалная вата!!!». Тетя и дядя сначала ошарашенно глядели на нее, не въезжая, но Лена упорно повторяла два этих волшебных слова, и как же хорошо, что они поддавались передаче почти без искажений, особенно слово «вата». И ведь это сказочное лакомство действительно тогда продавали исключительно около вокзала, что и решило в итоге проблему успешного возвращения девочки домой. В любой ситуации не надо паниковать, а надо соображать - вот что усвоила малышка из того страшного случая. Обо всем этом думала в полузабытьи теперешняя Лена, прижимаясь боком к твердой полке пассажирского поезда, снабженного полным набором советского «сервиса» и тащившегося черепахой к пятиглавому Эльбрусу сквозь декабрьскую ночь.
   
            Настало долгожданное утро. Но, как выяснилось, это было вовсе не концом путешествия. Оказалось, что поезд опаздывает – ни много ни мало на восемь, а то и девять часов. Что за причина вызывала это опоздание, не суть важно – то ли пережидал другой состав, то ли авария какая – главное, что Ленин желудок уже впал в голодный пароксизм. Еды и денег не было. Терпения было тоже на исходе. Но еще хуже было то, что поезд приходил в Пятигорск не в двенадцать по расписанию, а вечером. Причем неизвестно точно, во сколько.

            И, когда вконец измочаленная,  «никакая» Лена оказалась в этом славном городе-курорте, ее никто не встретил. Тетушки Клары нигде не было. Как назло, стояла необычная для этих мест погода – с морозом и снегом и видимо, после нескольких часов ожидания она уехала погреться и перекусить домой, в гостиницу для стажеров. Да, но Лена ведь не знала ее адреса! Посидев с час на вокзале, уже в темноте, чувствуя, что скоро станет мумией, она решила двигаться. Расспросив у дежурного, где может находиться гостиница для преподавателей и получив три варианта ответа, решила отработать их по очереди. Это было безумием, но оставаться на вокзале моральных сил тоже не было. Пошла пешком.

           Не буду загружать уважаемого читателя описанием тех мытарств, которые пришлось еще вытерпеть в тот злополучный день Лене, ибо основную часть пути пришлось идти пешком - по ледяным надолбам, разрытым траншеям, строительным пустырям с торчащей арматурой и покосившимися плакатами «Слава КПСС!», мимо подозрительных компаний с бутылкой в заброшенных подворотнях, норовивших пристать… Единственное, в чем повезло: второй вариант вокзального консультанта оказался правильным – это было общежитие для преподавателей инъяза, правда, оно располагалось на другом конце города от вокзала! 
              После трехчасового перехода «через Альпы» Лена синеватым полутрупом ввалилась в освещенно-теплый Эдем вестибюля, под причитания сердобольной вахтерши и … прямо к запертой двери  тетушки Клары. Ее не было! Скорее всего, она опять уехала на вокзал. Лена опустилась на пол под дверью и отключилась.

Пришла в себя уже в постели – Клара хлопотала над ней в лучах утреннего солнышка, плакала и смеялась, целовала племянницу, вливая ей по ложечке чай с лимоном. Тумбочка рядом с кроватью являла собой минивитрину хорошего гастронома.
 
Дальше всё было, как в сказке. Лена быстро восстановилась. Они не могли наговориться, как две закадычные подружки, гуляли под ручку в виду белоснежных горных зубцов, смеялись всему подряд, например тому, что их все принимали за сестричек – тетушка здесь помолодела еще более, пару раз заходили в экзотические кафе, покупали у местных аборигенов всякие сувенирные мелочи. Неплохая зарплата доцента плюс склонность к бережливости по жизни давали возможность тетке побаловать студентку-племяшку.
             Были на месте дуэли Лермонтова, а как же! И, конечно, ездили на знаменитый провал, по дороге цитируя бессмертное произведение двух авантюристов от литературы. Ведь только авантюристы и могут сотворить нечто великое! В конце концов вера в Бога – это и есть самая большая авантюра человечества. Кажется, это сказал Честертон?

                Три дня прошло в добром курортном безделии, милых шутках, трогательной заботе друг о дружке. Вспоминали, как Клара учила Лену в раннем детстве английскому и хорошим манерам («Не горбись!»), а та упрямилась и требовала «патефон» - подаренный приехавшей в гости теткой ксилофон. Как юная тогда Клара любила напевать за мойкой посуды  романс «Гори, гори, моя звезда» и при словах «Умру ли я, ты над могилою…» Лена заливалась горючими слезами и просила не умирать любимую Кларочку…
 
Но делу время, а потехе, как известно, его часть. И главное дело было впереди – ждали воскресенья, чтобы поехать на черный рынок за сапогами. Коллеги по курсам предупреждали – смотрите, чтобы вас не обчистили, будьте осторожнее, это Кавказ! Но всё получилось, как было запланировано: за полтора часа  доехали, выбрали пару черных модных сапожек, заплатили восемьдесят пять (черноглазая продавщица сначала просила сто!) рублей и довольные, вернулись в номер до темна. Обмыли покупку отличным сухим вином, оранжево-праздничной хурмой и шоколадкой. Славно посидели, расслабились и всплакнули от размягченности  души…

На следующий день Лена уезжала. Обе взгрустнули, когда еще выпадет такое! – и, как показало будущее время, оно и не выпало больше…
 
Перед самым отъездом Клара побежала купить что-нибудь Лене в дорогу. А девушка решила примерить сапожки. Достала из коробки, надела тонкие гольфики, зеркало пристроила пониже. Что за черт! Сапоги не одевались. Ни под каким видом и ни при каких усилиях! Они вообще были на пару размеров меньше, чем носила Лена. Но как это могло получиться?! Чернявая шустрячка сама надела сапог на ногу девушки, погладила голяшку, золотозубо и сердечно улыбаясь и тарахтя ласковые слова «красавице». Неужели гипноз? Невероятно! Вот сволочь!.. Лена расплакалась. Обида душила её как бешеная кошка, хотелось рвать  и да-да в полном смысле метать всё подряд. Но больше чем себя было обидно за Клару, за ее не получившийся подарок. Кажется, она уже бежит по коридору. Ее легкая походка…

Так! Надо, чтобы она ничего не узнала – приказала себе девушка. Быстро умыться, спрятать в сумку коробку, надеть куртку! И опять с веселым видом  влезть в драные сапоги...

Когда поезд ушел, тетя по имени Клара долго, стоя на перроне с поднятой рукой глядела ему вслед, переживая снова и снова моменты общения с Леночкой, ее довольную мордашку, милый смех… Хорошая девочка выросла, дай ей Бог! И удачно сапоги купили, что немаловажно, хоть и безумно дорого, с двойной переплатой, но ведь в этом возрасте так хочется быть красивой…

         А Лена почему-то ни о чем уже не думала, просто тихонько смотрела в окно на заснеженные пейзажи и радовалась, что Клара ничего не успела понять. И поезд, обещавший на этот раз довести своих пассажиров до умопомрачения посредством топочного жара и термоядерной духоты, увозил ее по железным рельсам вперёд - к новым приобретениям и потерям, восторгам и разочарованиям, к новым испытаниям земной суетой и небесной любовью...