Хаусхофер. Небо. - Девочка в бочке. Часть 1

этот перевод я сделала для моей подруги Е.К. + всех, кто не знает немецкого, но любит хорошие добрые книги... ))

НЕБО, КОТОРОЕ НИГДЕ НЕ КОНЧАЕТСЯ.

Автобиографический роман австрийской писательницы Марлен Хаусхофер (1920-1970).
Перевод с немецкого.

1.
Маленькая девочка, которую взрослые прозвали - Мета, сидит на дне старой дождевой бочки и смотрит в небо. Небо синее и бесконечно глубокое. Иногда через этот кусочек синевы проносится нечто белое, это облако. Мета любит слово «облако». Облако – это что-то такое круглое, радостное и легкое.
Мета сидит в дождевой бочке, потому что она наказана. Сегодня она мешала взрослым во время сенокоса и сердила их.
Ей два с половиной года и поэтому она не может выглянуть за край бочки.
Быть пойманной, схваченной и запертой со всех сторон – это самое худшее, что только может быть. Мету душит ком боли и злобы, исходящий откуда-то из глубины живота и то дело подкатывающийся к горлу, но его невозможно проглотить.
Ужасная несправедливость приключилась с ней. Поначалу она навзрыд ревела, но вот уже ее плач затихает.
Взрослые очень злые. Она их обязательно прогонит. Сейчас они далеко и Мета не желает их больше видеть, никогда.
Она абсолютно одна. Изнуренная плачем, девочка тихонько сползает на самое дно бочки, уютно устроившись на его мшистой подстилке.
Уже несколько недель не было дождя, поэтому в бочке жарко и сухо. Ее старые деревянные бока отливают серебром, они притягивает к себе маленькие руки девочки, позволяя ей дотрагиваться до себя и гладить.
В какой-то момент бочка даже начинают тихо гудеть, словно приговаривая: «Не обращай внимания; они ведь за тобой вернутся, эти взрослые. А я - добрая и теплая, ты не должна бояться.»
Мета прислушивается к гудению и прислоняется щекой к выпуклым доскам. Через нежное шершавое поглаживание под кожу проникает тепло.
Мета облизывает деревянную поверхность бочки, ощущая ее хорошо знакомый и немного горьковатый вкус. Ком в горле растворяется, просачивается обратно внутрь и исчезает. Эта старая бочка - очень славная, и она безусловно заслуживает любви. Из ее трещин тянутся маленькие мшистые ростки. Рожденные прошедшим летним зноем, они образуют подстилку для влажной обиженной щеки.
Девочка все глубже и глубже сползает на дно. Вот она уже лежит на спине. Оказывается, есть много чего любопытного, что можно было бы разглядывать, например, собственные загорелые коленки, а над ними серебристые деревянные доски, клочок неба и долгая темно-синяя улица, которая нигде не кончается.
Мета широко раскрывает глаза, и синева будто просачивается в ее внутренности. В таком положении она остается до тех пор, пока не становится тучной и набухшей, а небо утрачивает свою яркость. Однако эта игра не так уж безопасна. Возможно, небу вовсе не нравится, когда у него забирают краски. Мета закрывает глаза и медленно выпускает из себя синеву обратно вверх. Все это очень утомительно, от чего Мета чувствует себя вялой и опустошенной. Когда же она, наконец, снова открывает глаза, небо опять обретает свои прежние темно-синие краски.
И вот Мета уже абсолютно утешена, а старая бочка все еще непрерывно нашептывает ей свои непонятные истории.
Каждые сто лет к краю бочки склоняется один взрослый, вернее один великан. В теплых сумерках его голос звучит то как рёв, то как пронзительный визг, в зависимости от того, кто это – великан-мужчина или великан-женщина. От звонких голосов у Меты болят уши, поэтому она предпочитает мужчину-великана. Двигающиеся глаза, скачущие носы, усы, бородки, оголенные, блестящие от пота щеки.
Еще великаны источают запах, доходящий до самого дна, своими огромными лицами они заслоняют все небо.
Но сегодня Мета не желает видеть великанов и поэтому она закрывает глаза. Когда же она снова размыкает веки, ничего уже нет, только темно-синяя улица в вышине, тихий голос старой бочки и поблескивание деревянных досок.
Темно-рыжий мотылек приземляется на краю бочки, и там, где его крылья соприкасаются с небесной синевой, вздрагивают золотистые ленты.
Затем прилетает шмель, он с жужжанием облетает бочку, и наконец, усаживается прямо на Метино колено. Так он сидит долго, то и дело касаясь своим хоботком, влажной кожи девочки. Это немного щекотно, но Мета не двигается.
Шмель пробуждает в ней ужасное желание, она хочет его поймать и потрогать, зная конечно, что ему это не понравится.
Наконец, щекотание становится настолько невыносимым, что Мета начинает тихонько посмеиваться. Тогда шмель, издав короткий возмущенный «вжик», устремляется ввысь, навстречу бесконечной небесной улице, и превратившись в золотую точку, исчезает.
Потом долго-долго совсем ничего не происходит. Только шёпот и шелест трав, далекие призывы, доносящиеся с луга, и сладкий запах свежего сена.
Что-то сдавливает Мете глаза. И тогда появляется великан, тот самый  великан, которого она еще не видела, он склоняется над бочкой. У него рыжая, вьющаяся борода, большие голубые глаза, а голова покрыта дикими беспорядочными космами. У него толстые темно-рыжие щеки, и ко всему прочему, он высунул свой широкий белый язык. Великан прекрасен и ужасен. Не отрываясь, Мета смотрит на его влажное лицо и вдыхает тяжелый запах сена. Голубые глаза великана полны необузданной радости и усмешки. Нет, это вовсе не славный великан, хотя и не злой. Ну точно, царь великанов. Вот он откидывает голову назад и заходится глубоким, рокочущим смехом.
Мета резко поднимается, вытягиваясь в струну. И вот великан уже ушёл, небо стало абсолютно серым, но девочка все еще слышит его рев. Медленно он превращается в далекие громовые раскаты. Мета боится.
В бочке стало почти совсем темно. Все как будто вымерло, шепот прекратился. Да, старая бочка тоже боится, и это Мету немного ободряет, она поглаживает ее шершавые бока и шепчет слова утешения. Но бочка продолжает упорно молчать. Всем своим испуганным существом она забилась в старые деревянные доски. И вот уже рокот великана снова здесь. Теперь уже он доносится из леса. Там он тяжело ступает по кустам и деревьям, грозно потрясая своей огненно-рыжей бородой. Мета ложится на живот, прижимаясь лицом к мшистому дну, от которого исходит чуждый неприятный запах, запах тьмы и заброшенности.
Но взрослые не забыли ребенка в дождевой бочке. Как только последний воз с сеном наполнен, и первые капли дождя ударяются о землю, они освобождают его из заточения. Мета же совсем забыла о взрослых. Удивленно смотрит она на смеющиеся взволнованные лица. «Ага», - говорят взрослые, - «все-таки это было не напрасно, теперь она наконец-то стала примерной. Ей просто нельзя всё спускать с рук». Мета не понимает, о чем они говорят. Она очень устала, и что-то очень важное, на чей след она только что напала, ускользнуло от нее из-за этих шумных взрослых. Они слишком крепко хватают ее, дергают за волосы и вонзаются своими толстыми пальцами в нежное детское тело. Мета начинает плакать, пряча лицо на хорошо знакомой, приятно пахнущей груди. Тогда затихают все звуки, становится пусто и тихо. Мета погрузилась в сон.