Хаусхофер. Небо. - Мамины песни. Часть 3

Пёс, для которого Мета строит дом из поленьев, превратился в еловую шишку, чтобы поместиться в этом маленьком домике. Но на самом деле это все-таки пёс, его зовут Бергерл. Он белый с черными пятнами, это не просто пёс, а еще и ребенок Меты. Бергерл очень красивый и пахнет смолой. Сейчас он как раз сообщает Мете, что очень устал и хочет спать, она берет его в руку и заворачивает в маленький платок. Елово-шишковый пёс закрывает глаза и начинает тихонько, мелодично посапывать.
У Меты нет кукол. Ей нельзя дарить кукол, потому что она тут же разбирает их на части. Она не знает, что еще можно делать с куклами. Куклы холодные и глупые, и вообще ничем не пахнут. Кроме того, они каждый день выглядят одинаково.
Мама сидит за швейной машиной - жужжащим чудовищем, к которому нельзя прикасаться, и шьет белые занавески для спальни. Она радостная и напевает в полголоса:
«Цветет роза*  на пруду,
Но шипов я не найду,
Она тихая цветет,
Она мир в себе несёт.»
Мета не знает, что это за «роза-на-пруду», и слово «мир» ей тоже не знакомо, но песня ей нравится. Она звучит немного грустно, но торжественно.
Волосы на руках и ногах медленно поднимаются, и Мета начинает дрожать. Тоскливо гладит она Бергерла, спящего в своей деревянной постели.
В комнатном воздухе начинают распространяться невидимые волны, то приближающегося, то удаляющегося пения.
Сегодня очень особенный день. Мама такая радостная, что шитье доставляет ей удовольствие. Мета не шевелится. Лучше, если она будет тихой и маленькой, чтобы мама забыла о ней и думала только о занавесках, оставаясь радостной. На окне жужжат мухи, и мамин голос колеблется при пении во вверх, то вниз. По Метиной спине пробегают мурашки. Она бы конечно хотела заплакать или засмеяться, но тем не менее, остается тихо сидеть, чтобы мама не прекращала петь. Но вот пение уже доставляет боль, и Мета совсем не замечает, что она уже повизгивает как маленькая собака. Мама умолкает и удивленно поворачивает голову. Тогда Мета подпрыгивает и устремляется к ее синему фартуку. Вдруг ее осеняет. Роза-на-пруду – это мама и в ее синем фартуке царит мир. Мир это самое прекрасное, что вообще есть на свете. Мама гладит Мету по голове и слегка улыбается, прежде чем отодвигает ребенка и встает. «Так», - произносит она удовлетворенно, - «сейчас мы повесим занавески». Мета рада, что сейчас что-то произойдет. Но дальнейшее пение она не смогла бы вынести. Теперь она может свободно смеяться, по воздуху перестали распространяться волны. Мама разворачивает занавески, которые сама же украсила вышивкой: голубые первоцветы с желтыми тычинками. Вместе они несут занавески в спальню. Мама забирается на кресло и закрепляет их. Ее радость передается Мете. Это действительно так: когда сделаешь что-то красивое сам, то становишься довольным и гордым. Первоцветы сверкают синее неба, тычинки напоминают Мете желтые булочки из кладовой. Более красивой занавески еще не бывало. Мета восхищенно сообщает это маме, на что она польщено смеется. Занавески слегка надуваются от весеннего ветра, белое, синее и желтое, сердце Меты учащенно бьется от радости.
Вот бы мама всегда оставалась так стоять… ничего не должно меняться.
Мета еще очень мала, но она уже знает, что ничего не остается таким, как есть. Мама пойдет на кухню и у нее больше не будет свободного времени, блаженство закончится. Уже сейчас высшее счастье омрачено страхом и этим знанием.
Но через мгновение Мета даже рада, что мама, наконец, закрепила последнюю занавеску и спускается с кресла. Как минимум она не должна дожидаться, когда блаженство закончится. На пороге Мета еще раз оборачивается. Занавески спадают прямо вниз, ветер прекратился, свет мягко падает на медово-желтый пол. Удивительная тишина и радость заполняют комнату. Мета спокойно закрывает за собой дверь и карабкается с помощью маминой руки вниз по ступенькам. Тишина и радость остаются запертыми в стенах спальни. Маленький лучик от этого воспоминания все еще просачивается сквозь замочную скважину, от чего ступеньки делаются немного приветливей.
Мета снова сидит перед своим деревянным домиком и беззвучно разговаривает с Бергерлом, вылезшим из своей постели и срочно требующим сад и занавески для спальни. Мета строит для него огромный сад с деревьями и дорожками из гальки и вешает маленькие занавески из остатков материи перед окном. В деревянном домике тихо и сумеречно, и Бергерл решает пока не ходить в сад. Он снова ложится в кровать и восхищается роскошными занавесками.
Мама гремит на кухне посудой. Она даже начинает насвистывать. Но Мете это вовсе не нравится. От свиста у нее болят уши. Девочка тихонько проскальзывает к двери и прижимает ее. Но от маминого взора ничего не может ускользнуть. Она желает непременно знать - Что все это значит? Что задумала Мета за закрытой дверью? Непременно что-то недоброе. Мета озадачена. Не может же она сказать маме: у меня уши болят от твоего свиста. Это бы обидело ее. Поэтому она так и стоит застывшая, опустив голову вниз и разглядывая на свои ноги.
Мама разочарована. Что означает все это упрямство? «Открой рот», - говорит она, - «ты же можешь говорить. Зачем ты закрыла дверь?» Мета молчит. Ее голова абсолютно пуста. «Ну, хорошо», - вспыльчиво произносит мама, - «тогда дверь останется закрытой. Я не люблю смотреть на таких упрямых детей». Бумс – стукает закрытая дверь, и Мета безутешно усаживается возле своего деревянного домика. Бергерл вырван из постели и из-за своего упрямства выгнан из дома. Он жалко прячется под угловой скамейкой.
В угрюмом молчании пробегает время. Там наверху, над Метиной головой, находится спальня, а в ней ждут тишина и радость. Но все это очень далеко. Мета опять сделала что-то не так и обидела маму. Больше никогда не повторится то, что происходило сегодня после полудня. Черная, непроницаемая тоска разрастается вокруг нее. Вот она уже достигла горла, теперь лба, а вот уже со злобным чмоканьем ударилась прямо в Мету.

* В оригинале – Wasserrose, т.е. дословно – водная роза, по-русски - кувшинка.