Записки лектора

Записки лектора.

1. Вместо предисловия

Моя молодость пришлась на время, которое вошло в отечественную  историю под названием "застой". Название это, как мне кажется, очень точно отражает тогдашнюю обстановку. Я был не очень типичным молодым человеком. Если большинство моих сверстников проявляли демонстративное неуважение к официальной коммунистической идеологии и всему, что с ней так или иначе, было связано, в том числе ко многому, казавшемуся мне святым, то я в Коммунизм верил. Видя в жизни многочисленные безобразия, я относил их на счёт отдельных недостатков, которые, как мне казалось, не исходят из природы коммунизма, а являются следствием нарушения заветов великого вождя, тщательное изучение трудов которого вовсе не поощрялось, т.к. было видно разительное противоречие между этими трудами и жизнью. Я потратил много времени на сидение в библиотеках, разыскивание и чтение книг, которые кто-то постарался сделать труднодоступными.  Иногда волосы вставали дыбом даже от чтения Ленина. Издавая его многотомные сочинения, партийные идеологи правильно рассчитали, что они будут годами пылиться на полках... Все это привело меня в общество "Знание", где я довольно легко стал лектором-международником. Наверное, уже многие, особенно молодёжь, не знают, что такое общество "Знание". Эта организация, созданная в середине 50-х годов, была призвана распространять в народе научные и политические знания. Она была, как бы пропагандистским филиалом КПСС. Однако, во-первых: она занималась не только политикой, но и наукой, культурой, которые вне политики; и, во-вторых: среди распространителей знаний, начиная с середины 70-х годов, было много вольнодумцев, за которыми прогнивший тоталитарный режим  уже  не мог уследить. В обществе был очень солидный состав лекторов, т.к. в нём состояли почти все вузовские преподаватели и научные сотрудники. Большинство лекций было по-настоящему интересны. Я считаю, что лекторы общества "Знание"  сделали очень много для культурного развития нашего народа и что сейчас их очень не хватает, особенно в глубинке...
Кроме возможности дополнительного заработка, лекторская работа дала и дополнительные источники информации, к которым простые смертные допущены не были. Обстановка тогда была уже довольно либеральная, и говорить  в своих лекциях я мог всё, что хотел... Мои лекции, хотя я и не входил в число ведущих лекторов, пользовались популярностью. Я говорил в них о планах врагов ликвидировать у нас социализм мирным путем. Аудитория в возможность этого, как и я сам, не верила, да и, как правило, не желала этого, но слушала с интересом. Когда к власти пришёл Горбачёв, и началась перестройка, я с восторгом поддержал все его реформы, т.к. об этом давно мечтал... Однако я желал улучшения социализма, придания ему "человеческого лица". Немного позднее я как человек, восприимчивый ко всему новому, пришёл к выводу о невозможности этого и приветствовал вступление страны в рынок. Предсказание моих лекций сбылись! Но счастлив ли я? Капитализм наш тоже не обрёл пока человеческого лица. У него скорей свиное рыло.
Может, лицо важнее самого общественного строя? Было бы оно человеческим.

2. Гастроли

   Однажды я был вызван в райком партии, где мне, начинающему лектору, было предложено поехать в составе агитбригады в подшефный сельский район  в связи с тем, что приближалось сразу два праздника: День Конституции и  День работников сельского хозяйства. Я согласился, хотя моего согласия  никто и не спрашивал.
Ехать предстояло завтра утром, и вся группа была собрана на инструктаж. Он состоял из поучений: как себя вести, как одеваться, что говорить и чего не говорить... Можно было подумать, что мы отправляемся за границу в капиталистическую страну.  Разумеется, никто ничему не перечил, все слушали внимательно. У меня, правда, возникло сомнение в том, что надо обуваться по-городскому, а не надевать  сапоги. Весь мой предыдущий деревенский опыт говорил об обратном, тем более что выступать, как я знал, придется и на фермах, куда без сапог не пройти. Я, единственный из всей бригады, рискнул нарушить этот запрет и надел кирзовые сапоги. В результате, когда требовалось отправить лектора на ферму, посылали всегда меня. Наша агитбригада состояла из лекторов и артистов. Я очень благодарен судьбе за то, что она свела меня, хотя и ненадолго, с такими интересными людьми. Среди лекторов, как правило, молодых учёных, были специалисты по лекарственным травам, по народным обычаям, по внеземным цивилизациям, по истории,  по политике, по различным наукам... Их лекции были вполне доступны, но при этом очень интересны!  Особенно  запомнился чудак, с гитарой в руках, читавший лекцию "Современная самодеятельная песня". Он, единственный из лекторов, принимал участие и в концертах. Артисты представляли не меньший интерес. Я отвел душу, слушая целую неделю их песни под баян. У меня сложилось впечатление, что некоторые из них обладали очень высокими вокальными данными и могли бы при более удачной судьбе петь не в сельских клубах, а на центральном телевидении. Впрочем, чем для настоящего артиста плох сельский клуб? Аплодисменты, которыми награждали благодарные сельчане наших певцов, многого стоят! Однако, к сожалению, большинство артистов имели слабость, столь характерную для нашего отечества. За завтраком им необходимо было выпить хотя бы грамм по пятьдесят. Тем более что предстоял утренний концерт. За обедом - само собой. Перед вечерним концертом - святое дело! А после вечернего концерта вся бригада садилась за стол. До антиалкогольной кампании было ещё далеко!..
В первый день наших гастролей в гостинице, куда поселили нашу бригаду, был устроен небольшой банкет. Лектор широкого профиля Борис, успевший стать душой компании и единогласно избранный тамадой, встал и произнёс тост. В красноречии ему нельзя было отказать, и прозвучали заслуженные аплодисменты. За разговором налили по второй, и, хотя были ещё желающие сказать, опять начал говорить прежний оратор. Вторая его речь  была не хуже первой. Когда налили по третьей, один из членов нашей компании встал, и начал было говорить, однако Борис опомнился и мягким и одновременно твёрдым движением руки посадил самозванца на место, а сам произнёс очередной тост, который уже не был всеми по достоинству оценен... У многих из присутствующих было испорчено настроение, но они были достаточно воспитаны и не устроили скандала. А Борис веселился от души, ничего этого не замечая. Он произносил тосты, пел, плясал, приглашал дам на танец... Порядочно набравшись, он начал допускать некоторые вольности по отношению к ним... Если не считать нескольких недовольных интеллигентов, то вечер удался на славу. Впрочем, он имел последствия, доставившие руководительнице группы небольшие неприятности.
Утром следующего дня группе артистов и нескольким лекторам предстояло ехать в село Бирюльку. Настроение у большинства было приподнятое, и все шутили: "Едем играть  в бирюльки!" Заканчивалась уборка урожая, каждый погожий день был на счету, но по такому торжественному случаю, как приезд городских артистов, на час были остановлены комбайны, и механизаторы собрались на полевом стане. Как я уже сказал, концерту предшествовал банкет, и  многие участники (разумеется, не все, так как среди лекторов нашлись и непьющие) были либо с похмелья, либо навеселе. Конферансье, молодая артистка, по состоянию здоровья не смогла исполнять свои обязанности и осталась спать в автобусе. В этом не было ничего страшного, артисты могли объявлять сами себя, но неожиданно для всех исполнить роль ведущего вызвался Борис. Это и погубило концерт. Ведущий, не придя в себя после застолья, перепутал или забыл не только имена артистов и их номера, но и имена передовых комбайнёров, которых должен был поздравить...
- У вас работают два брата... вы их знаете. Сейчас для них споет... наша артистка песню.., - название он так и не вспомнил. Для того чтобы сгладить заминку, музыканты начали играть. Молодая певица уже начала петь "Старинные часы", когда Борис неожиданно прокричал:
- Старинное письмо!
Никто из присутствующих не удержался от смеха, который Борис принял на счёт своего остроумия. Ему казалось, что он ведёт концерт бесподобно...
Концерт этот имел неожиданное продолжение. Накануне отъезда возник  переполох. Дело было так: первый секретарь райкома партии, объезжая поля, обнаружил стоящий комбайн и спящего пьяного комбайнёра.  Растолкав несчастного, он закричал на него:
- ... почему ты пьяный?!
- ... а почему бы мне и не выпить? - последовал ответ. - Вчера к нам приезжали артисты из города - все пьяные. Я чем хуже? Имею такие же права! Я Конституцию знаю.
По странному совпадению был как раз День Конституции. Что мог возразить глава района? Ничего. Но, уезжая, он взял с комбайнёра подробную объяснительную и дал ей ход. Известие об этом потрясло агитбригаду. Ведь  во  время инструктажа было сказано о запрете на выпивку. Посыпались возражения: мы были не пьяные,  а с похмелья,  да  и вообще почти все были трезвыми... Было написано и увезено в местный райком опровержение, и как-то удалось договориться о том, что до обкома ничего не дойдёт. Когда всё было улажено, в Бирюльку отправилась делегация. Найдя с огромным трудом бедолагу-комбайнёра, артистка, настоящая конферансье, сказала: "Какое же ты г...!" И делегация уехала. Но это случилось только через несколько дней. А в тот день предстояло ещё одно важное событие. Вечером в районном Доме культуры в присутствии районного начальства, местной интеллигенции и передовых колхозников состоялось торжественное заседание по случаю Дня Конституции, на котором Борис читал лекцию на тему "Советская Конституция - самая демократичная в мире". Вся наша агитбригада пришла послушать своего товарища. К этому времени он был уже в полном порядке. Лекция была хорошая, правда, немного скучная. Он говорил вещи всем известные и правильные. Иногда использовал закрытую информацию. С несокрушимой логикой Борис доказал, что ни один народ в мире не пользуется такими огромными правами, как советский, а значит, и не живёт так хорошо. В этом, впрочем,  никто из присутствующих и не сомневался, по крайней мере, не подал виду. А если и слушали рассеянно, то по другим причинам: наступали холода и дожди, а урожай ещё не был убран. Эти проблемы заботили местное начальство больше, чем права и свободы... А я сидел и с трудом удерживался от громкого смеха. Стоило только взглянуть в лицо лектора, как вспоминалось его вчерашнее и утреннее выступления! Давно я так не смеялся... Хотя к советской Конституции я тогда относился вполне серьёзно.

3. Лекция-полет

Когда я учился в Школе Молодого лектора, то, объясняя структуру лекции, один преподаватель говорил: "Лекцию можно сравнить с полётом на самолёте: вступление - это взлёт, основная часть - полёт, заключение - посадка".
Это сравнение кажется мне на редкость удачным. Когда я слушаю  какого-либо лектора, то оцениваю его с помощью данного сравнения.
Хорошая лекция: короткий разбег, стремительный взлет, ровный полет, один-два круга над аэродромом и посадка в месте назначения. Если полет длинный, то в середине кстати будут несколько фигур высшего пилотажа, иначе пассажиры могут заснуть... А слушателям, в отличие от пассажиров самолёта, спать нежелательно.
А бывает и так:

Самолет, простите, лектор разбегается, разбегается, а взлететь, т.е. перейти к существу лекции, не может...
* * *
Основная часть лекции давно закончена, а самолет, простите, лектор всё  кружит и кружит над аэродромом и не может или не решается сесть...
* * *
Разбег, красивый взлёт, захватывающий полёт, посадка. Пассажиры выходят и с удивлением  видят,  что находятся там же, откуда взлетали и что красивый полёт не привел их к месту назначения.
* * *
Полёт - сплошное  мучение, то тряска, то болтанка, то воздушные ямы, то бессистемная смена курса... Некоторых пассажиров, простите, слушателей уже начинает тошнить. По окончании полета, простите, лекции они не могут держаться на ногах. Хоть они и попали в пункт назначения, но это уже не важно.
* * *
Полет прошел нормально, но пилоту не хватило терпения осуществить мягкую посадку, и самолет упал в месте назначения.

4. Есть вопросы?

Этим вопросом к аудитории заканчивается каждая лекция, и по реакции слушателей можно безошибочно определить: удалась она или прошла впустую. Хорошо, если вопросов много, и они выходят за рамки лекции. Значит, она вызвала интерес. А полное отсутствие вопросов говорит о том что: либо всё понятно (но не интересно), либо ничего не понятно. Второе случается чаще.

5. Метод доказательства.

Никакая лекция не обходится без доказательств. Логика - очень важная для лектора вещь.
Один мой знакомый лектор изобрёл оригинальный метод доказательства:

а. Тезис, который требуется доказать, переводится на латынь;
б. Произносится на латыни с важным видом;
в. Переводится на русский язык с важным видом.

После чего не остается никаких сомнений в его истинности, ведь древние  римляне не были дураками. Впрочем, если лектор не совсем владеет латынью - не беда. Сойдет похожий набор звуков. Дело не в латыни, а в важном виде лектора.

6. Разные аудитории.

В каких только аудиториях не приходилось мне выступать за несколько лет моей лекторской работы. На колхозных полях и фермах, в заводских цехах, в рабочих и студенческих общежитиях, в научно-исследовательских институтах, в школах, ПТУ и прочих учебных заведениях, в общежитиях "химиков" (расконвоированных заключённых)... Пару раз меня даже слушали глухие. То есть, я говорил, а переводчик синхронно переводил им на их язык. Самое интересное, что они что-то поняли, хотя у переводчика постоянно возникали трудности с отвлечёнными понятиями,  и задали много вопросов.
Как-то я выступал перед  больными  железнодорожной больницы. После лекции ко мне подошёл один больной и сказал, что он мой коллега, лектор-международник с какой-то Богом забытой станции. Мы беседовали с ним часа два, он задавал мне вопрос за вопросом, и никак не хотел меня отпускать. Да я и сам, признаться, не хотел уходить, ведь так приятно осознавать, что ты кому-то нужен.

7. Страшный холод.

На закате моей лекторской карьеры произошел со мной этот случай. Бригада  из нескольких человек, куда входил и я, была послана в один из колхозов подшефного сельского района. Выехали утром на автобусе. Было начало декабря. Холода только начинались, и в тот день был первый сильный мороз, градусов 35-40. Как это случается, некоторые, в том числе и я, не придали холоду значения и не оделись достаточно тепло...
Всем нам предстояло выступать в разных местах. На места выступлений нас развезли, а собраться для обратной дороги было велено у правления колхоза, километрах в двух от фермы, где мне предстояло работать. Мне ещё долго пришлось ждать, пока закончится раздача кормов, пока закончится планерка... Раздача кормов произвела на меня огромное впечатление. Одни за другими подъезжали к ферме сани с сеном, и мужички в телогрейках, рукавицах и валенках очень споро разносили его вилами коровам. Прямо американский конвейер! Ни одного лишнего движения, ни одного лишнего слова. Только изредка раздастся короткая фраза на устном диалекте нашего языка, по адресу нерасторопной коровы...
Наконец все собрались в красном уголке, и мне предоставили слово. Хоть я и очень старался, моя лекция не вызвала живого интереса у доярок и скотников, хотя они и вежливо слушали. Или я не пришел в себя после долгой поездки в холодном автобусе, или то, о чём я вёл речь, никак не вязалось с реальной сельской жизнью... Хотя, может быть, я и преувеличиваю. Когда я кончил, мне было задано два-три вопроса, прозвучали жиденькие аплодисменты, и я был отпущен. Мои слушатели готовились к обеду, который задержался из-за меня.
Заполнив путевку, я отправился к правлению, о месте нахождения которого знал очень приблизительно. Мороз оказался гораздо крепче, чем показался с утра. Пока я дошёл от фермы до села, замёрз страшно, особенно руки, ноги и лицо. От холода я уже плохо соображал. Была одна мысль: найти правление колхоза. Но это оказалось очень трудно. А спросить не у кого. На улице ни души. От холода стало уже невмоготу, но, теряя остатки сил и разума, я нашёл спасительное решение: войти в ближайшую избу. Думаю: спрошу, как пройти к правлению, а заодно и обогреюсь. Дверь оказалась незапертой. Я вошёл в сени, а потом и в дом. Наверное, вид у меня был очень жалкий. Очки сразу запотели, и пришлось их снять, хотя без них я практически не вижу. Язык меня плохо слушался, я пытался объяснить хозяевам, кто я и что мне нужно. Получалось совсем невразумительно. Меня переспрашивали, я повторял еще и еще раз, и они окончательно запутались. Очки немного отошли, я их надел и огляделся. В комнате было человек 5-7. Бабы и мужики среднего и старшего возраста. На столе остатки скромного застолья. Одна-две бутылки с остатками толи вина, толи браги. Из разговора я понял, что они справляли толи сороковины, толи именины. Одни порывались петь песню, другие - плакали, а объяснения были очень путаными. Все в лёгком и среднем  подпитии. Я  уже немного отошёл и смог связно объяснить хозяевам причину и цель своего визита. Вначале они приняли меня за пьяного, но теперь поняли, что ошиблись и были слегка разочарованы. Мне было предложено раздеться и обогреться, чем я с благодарностью воспользовался. По совету хозяев начал оттирать побелевшие щеки. Для сугреву мне было поднесено полстакана, и я не в силах был отказаться, хотя  в разгаре была горбачевская антиалкогольная кампания. Бабы спрашивали, как у меня хватило ума отправиться в дальний путь без валенок и рукавиц, я оправдывался, что в городе так одеваться не принято. Иногда в разговоре хозяева забывали, что  перед ними важный городской человек и переходили на свой диалект, а потом спохватывались и краснели. Между тем я обогрелся, узнал, где  находится правление, (оно оказалось в соседнем доме) и, поблагодарив гостеприимных хозяев, пошёл.
Скоро подъехал автобус с лекторами,  и мы отправились в обратный путь. Я сидел и думал, как хорошо, что есть ещё дома, куда можно зайти обогреться. Что есть ещё люди, готовые помочь незнакомому человеку...

Иркутск 1994-96 г.