Белый цвет

Внезапно я (вернее, не я, но что-то близкое, какая-то невидимая часть меня) оказался в абсолютно белой комнате. Утреннее солнце делало ее ослепительно белой. Здесь все было большим и белым, и комната была большой и белой. Отчетливо видна была кровать, белая с резными спинками. Но она была настолько велика, что при рассматривании вблизи ее края затягивались молочной дымкой. Под одеялом кто-то барахтался, просыпаясь. Белая детская колыбелька, подвешенная не известно к чему, поскрипывала оттого, что кто-то ворочался в ней. Надоедливое солнце пыталось как можно глубже просочиться сквозь матовые шторы, пытаясь ткнуть лучами в глаза тем, кто был под одеялом и лежал в колыбели. Но те, кто лежал на кровати (это были именно ТЕ, а не тот или та, потому что из-под одеяла высовывались четыре ноги), уже привыкли к таким штучкам и прятались под пушистым одеялом, проткнуть которое даже солнце было не в силах. Тот же, кто лежал в колыбели, не понимал, что происходит, а потому просто ворочался. Но светило настырно лезло и, не находя щели, отразилось в зеркале и пощекотало чьи-то ноги, торчащие из-под одеяла. Потом оно ковырялось в глазу младенца. Он тер глаза ручонками, мохнатые ресницы вздрагивали. Уголки губ опустились; он лежал тихо и неподвижно. Он щурился, чтобы увидеть что-нибудь, но вокруг все было бело. Оставалось только заплакать. Он всхлипнул. Еще. И еще. Как в ответ на это, под одеялом воцарилась тишина; одеяло тихонько сползло вниз. Две ноги встали и понесли кого-то к колыбели. Кто-то другой тоже вскочил с постели и подхватил летящую на него колыбель, оттолкнул ее от себя и стал ждать, когда она снова прилетит. Они долго толкали колыбель друг на друга, но младенец, глядя в белизну, уже рыдал икающими звуками. Беспощадное солнце кололо глаза. Малышка инстинктивно перевернулась на живот и стала задыхаться. Голос становился глуше, а колыбель качалась все тише. Кто-то в белом подошел и перевернул младенца. Но с трудом. Ибо его вены перемешались с колыбелью и не отдавали с легкостью ребенка. Ему не понравился малыш, но этот кто-то нагнулся, погладил крошку и что-то шепнул. Другого в комнате уже не было. Лежали где-то только его белые одежды. Первый же белый уже стоял на коленях, обняв колыбель, и шептал, сбрасывая пену с губ рывком головы. Он закатил глаза так, что зрачков не было видно. Колыбель стала медленно раскачиваться. Быстрее. Неизвестный не мог сопротивляться и раскачивался вместе с ней.


А солнце все еще лизало комнату. От этого в белизне появились дыры. А когда колыбель, пытаясь спрятаться от луча, стала безумно быстро вращаться, - солнце проглотило и ее. Человек, оставшись без опоры, полетел вниз. Пусто стало. Белого больше не было. Белый цвет можно победить только лаской.

1992