Несовременная женщина
Обречено вздохнув, Елена Сергеевна принялась месить тесто. Надо еще успеть селедку почистить. Да не забыть про большую сумку – по дороге в школу купит овощи для салатов и фрукты на десерт.
День рожденья – большой праздник! Сегодня дочке Маринке шестнадцать. Еще или уже? Вот ради дочки постарается. Ей-то самой никто никогда праздников не устраивал, подарки не дарил. Хоть бы один – единственный цветочек…
Размечталась! И о чем думает? Ничего пока не готово, а вечером бывший муж зайти должен с любимым Маринкиным тортиком. А вот и он, легок на помине – его напористый телефонный звонок
– Пирожные будут? – спросил и предупредил, когда она рубку фартуком прихватила, чтобы тестом не заляпать: Напеки побольше, возьму для Лисоньки.
Вторая жена его Алиса – студентка, ей не до готовки, да и не умеет. Так что приходиться ему обедать по выходным у первой жены в прежней семье. А когда еще с дочкой пообщаться при его занятости? Бывший муж называл это «обедами у Елены». Была она – Елена Прекрасная, стала – Елена Премудрая, жизнь научила. До увядания, конечно, далеко, ни сединки, ни морщинки. И вообще, что для женщины предбальзаковский возраст? К тому же, растянутый в наше время до предела, когда из девушки сразу в бабушки попадают.
Только не ее это случай ставший уже массовым. Потому что рядом расцветает дочь – есть в кого хорошеть. Но соперничество между ними недопустимо. Когда случайные знакомые принимают их за сестер, а ученики сравнивают и Маринкин пряменький мамин носик морщиться и пухлая губка папина вздергивается обнажая в усмешке острые зубки. Вот от кого они у нее? Может, сама природа о молодом поколении позаботилась и заострила их? Зубастики! А как иначе от матерых хищников обороняться, от всяких там новых русских и не русских тоже. Опять же по молодости хочется всего и сразу. Да еще, если родители во время шоковой терапии в стране досыта не ели, теперь их дети отъедаются и объедаются. Им надо все сегодня: неизвестно, что будет завтра, да и будет ли оно вообще, потому что жизнь человеческая обесценивается в бесконечных войнах и бандитских разборках.
– Мам, платье мое новое где? – ворвался в мысли Елены Сергеевны требовательный голосок дочери.
– В спальне на спинке стула. Возьми сама, у меня руки в муке.
– А у меня лак на ногтях сохнет.
Вот так всегда. Надо срочно мыть руки, чтобы нарядить дочку. Став Еленой Премудрой, стягивает она теперь свои золотистые волосы жгутом на затылке, а нежную шею закрывает косынкой. Нечего выставляться, у нее дочка взрослая!
– Доча, а ты с кем в классе дружишь?
– С кем сижу, с тем и дружу. Только он не в реаэле, этот Андрюша Крымов.
– Как это?
– Ну, выпал из реальности. Эмо-кид он черно-розовый.
– Кто, кто?
Да появились сейчас такие, уж слишком чувствительные. Время им наше не нравится. А вот мне оно подходит. «Мы против века –волкодава». – передразнила Маринка соседа по парте. Тоже мне придумал Андрюшка.
– Это не он придумал, а один хороший поэт.
– Значит, не Андрюшка. Н ведь тоже стишки сочиняет, как мой папашка. Представляешь? Кому они нужны!
– Мне.
– Разве только тебе, потому что ты – женщина несовременная.
– Вы с Андреем такие разные, а дружите…
– Да жалко мне его , пропадет ведь. Сейчас нужны деловые люди. Хотя глаза у него красивые…
Значит она, Елена Сергеевна, – несовременная женщина. И не деловая. Забывает, вернувшись с заоблачных высот вниз на землю, опускает взгляд на учеников. И сразу же погружается в бездонную синь одного из них. В глазах Андрея утонуть можно... Как утонула когда-то в глазах бывшего мужа в пору их влюбленности. Ну да, тогда как в той песне, для них «фонтаны били голубые и розы красные цвели». Бывший муж мальчишкой был, как Андрей, и глаза у него также меняли цвет: ласково голубели, равнодушно серели. Или вдохновенно синели – совсем как у Андрея… Стихи тоже писал. Он и сейчас пишет. Посвящает уже только не ей. Интересно, сколько эта влюбленность у него продлится? Может быть даже целый год. Потому что ушел из родного дома на съемную квартиру к студентке Алисе, такой же беспомощной, как сам.
С годами бывший муж как будто бы не повзрослел: остался с трепетной мальчишеской душой в отяжелевшем мужском теле. Современный мужчина – спринтер, из тех, кто на длинных дистанциях выдыхается. Не для них бег с препятствиями, которых так много на жизненной дорожке…
Господи, о чем она? И зачем? Ни за что не будет сегодня читать стихи в классе – не для нее притягательная синь глаз Андрея… Ему расти и мужать, а ей стареть. Плыть дальше по жизни. Одной.
– Мам! – очень кстати вырвала ее из грустных раздумий дочь. – Ты переоденься вечером-то. Чтобы в халате я тебя не видела, ясно? Гости у нас будут.
– Много?
– А это сюрприз.
Пусть хоть весь класс приводит, на всех угощений хватит. Им – праздновать, ей – праздник для них готовить. Потом обязательно переодеться. И сохранять спокойствие. Подумаешь, гости! Даже, если среди них будет Андрей Крымов. Этот день, полный забот и хлопот, наконец-то кончился. Наступил вечер. Обрушился на нее, потому что Маринка в открытой двери выставила впереди себя свой сюрприз. Одного – единственного гостя , которого привела.
– вот он, черно-розовый Андрюшка, видишь, во всем черном.
И конечно, Елена Сергеевна заволновалась. Волнение ее усилилось, когда, краснея от смущения, Андрей протянул ей розу: не розовую – алую на длинном стебле.
– Это вам.
– Почему?
Она тоже залилась краской.
– День рождения ведь не у меня.
– Бери, бери, – мимоходом приободрила ее Маринка. – Подумаешь, цветочек! Мне Андрюшка нужную вещь подарил.
А он осмелел. Совсем преобразился. Вдохновенно сияя синими глазами, стал ухаживать за Еленой Сергеевной с таким восторженным благоговением, что самолюбивая Маринка не выдержала. Запустила в него скомканной салфеткой, обнажив острые зубки в гримаске, похожей на оскал встревоженного зверька.
– Ну ты, эмо-кид, может мне тоже минералки плеснешь?
– Конечно.
С потускневшими, безразличными серыми глазами он выполнил повелительное пожелание Маринки.
– Спасибо!
– Пожалуйста. Ну почему ты не такая, как твоя мама?
Обомлевшая Елена Сергеевна замерла. А Маринка огрызнулась:
– Вот, блин! Уж не влюбился ли ты в мою мать?
Андрей так и вспыхнул. Сделался таким же пунцовым, как его роза в хрустальной вазе. Кое-как справляясь с собой, встал и, опять синея глазами на внезапно побледневшем лице, обратился прямо к Елене Сергеевне:
Пусть высоко от мене поднебесье
Стая моя далека,
Но я сложу свою лучшую песню –
Брошу к вашим ногам…
После чего сорвал с вешалки свою курточку и убежал.
Первой опомнилась Маринка.
– Да ты ведь тоже влюбилась в него! – с уличающим прищуром, отчего Елена Сергеевна в панике отпрянула, лишь сейчас осознав, что с ней случилось.
– Мать, ты чего! Вот блин! Учительница в ученика.
Клонясь к столу от непосильного чувства безысходности, Елена Сергеевна спрятала лицо в ладонях.
– Я… Я же не хотела…
– Он ведь еще пацан, – медленно, с провидческой жестокостью продолжила Маринка. – Вырастет и будет в точности таким, как мой папашка. Знаешь, почему? Потому что жениться на такой, как ты. Слышишь меня?
– Слышу…
– А папашка скоро насовсем вернется. Не жить ему без твоих материнских забот, пропадет он.
– Но мы же с ним больше не любим друг друга, – слабо запротестовала Елена Сергеевна, выпрямляясь за столом.
И Маринке вдруг показалось, что они поменялись ролями в жизни, старшая и младшая, мать и дочь.
– О чем ты? Начиталась своих классиков! Не нужен папашка, заведи себе другого. Хочешь, я тебе приведу?
– Как можно без любви, – ужаснулась Елена Сергеевна.
Маринка посмотрела на нее со снисходительным сожалением, умудренная уже кое-каким житейским опытом.
– Ну и чему такие, как ты, могут научить нас? Нет любви. А влюбленность – это половое чувство из-за химических реакций в организме, ясно. Все просто.
– Просто у животных! В отчаянии вырвалось у Елены Сергеевны.
– А у нас еще проще.
Прерывисто вздохнув, Елена Сергеевна сдернула с шеи косынку, душившую ее. Тряхнула головой так, что жгут волос распался , и они рассыпались по плечам, золотясь в свете люстры.
– Не хочу. Не нужна мне такая ваша жизнь!
– Куда ты денешься, – начала вразумлять ее Маринка. – И вообще… Жизнь, как жизнь, чего тебе не хватает?
– Любви!
– Достала ты меня со своей любовью!
Елена Сергеевна решительно закрутила на ощупь волосы жгутом и спрятала их под косынкой, надвинутой на лоб. Искаженное страданием лицо ее разгладилось и затвердело.
– Я от вас в монастырь уйду.
– Ну мать, ты даешь! Совсем крыша поехала? – фыркнув, Маринка вгляделась в Елену Сергеевну и ужаснулась. Ледяные иголочки страха за себя взбугрили пупырышками кожу. – А как же я? – спросила жалобно.
– Ты уже выросла. Ничего, проживете с отцом без меня.
– Да не могу я без тебя! Мама… Мамочка, я же люблю тебя!
В распахнутых дверях появился бывший муж. С бутылкой своего любимого кагора и тортиком для Маринки.
– А вот и я. Поздравляю тебя, дочка!
– Спасибо…
Водрузив подарки на стол рядом с алой розой в хрустальной вазе, он привычно распорядился:
– Неси закуску, Лена, да пирожки подогрей.
– Сиди, мамочка, – надавила ей на плечи Маринка, хотя Елена Сергеевна впервые не поспешила откликнуться на призыв бывшего мужа.
– Сегодня наш с тобой праздник, так? И обслуживают нас мужчины. – Чего стоишь? Иди на кухню, – обратилась к своему оторопевшему отцу. – Только сначала бутылку открой. Мы выпьем с мамочкой.
Проморгавшись, он обрел наконец-то дар речи и промямлил:
– А не рано тебе?
– В самый раз, огрызнулась Маринка, берясь за пустые после минералки бокалы. – Выпьем, мамочка, за любовь! Может быть, она все-таки есть?
Свидетельство о публикации №210031500965
Татьяна Алейникова 15.03.2010 19:10 Заявить о нарушении