Не ломайте ангелам крылья!

               
  В середине мирового океана торчала одинокая белая скала. Она со всех сторон годами, веками вылизывалась беспощадной водой, поэтому ее бока были гладки, как подошва утюга.  Вверху скала расходилась широкими лепестками в сторону, образуя таким образом чашу с отшлифованным дождями дном.  Ни вдоль, ни с боков, ни сверху, ни снизу нельзя было наблюдать хоть какое-то явление жизни на ней – она была безжизненна, даже водоросли не цеплялись за ее остов и птицы не садились на нее, чтобы передохнуть от изнурительного перелета.

 Но раз в год перед последним лунным затмением скала оживала. Ее чаща наполнялась странными то ли существами, то ли людьми, коих невозможно встретить где-либо еще на земле. Они были легки, как облака, бегущие по небу; прозрачны, как тончайшая вуаль; и печальны, как мать, потерявшая единственное дитя. В глазах их, глубоких, как океанская впадина, колыхалось небо и блистали звезды.

  Что делали на этой белой скале эти призрачные существа, никто не знал, да и никто из живущих на земле людей не представлял даже, что происходит в середине могучего океана, где даже корабли не ходят и не летают птицы. Но каждый год во время полного лунного затмения белая скала оживала: она дышала, чувствовала, страдала… А когда затмение проходило, создания неба растворялись, а дно каменной чаши наполнялось алой кровью. И этой кровью все последующее время истекала белая скала, постанывая от невыносимой боли.

 В прошлом году, как и в предыдущем и много-много раз перед этим, белая скала, омытая от крови слезами небес и сверкающая, как бриллиант, готовилась к приему долгожданных гостей. Она широко раскинула свои изящные каменные лепестки, через горловину чаши втянула в себя океанскую воду и фонтаном выплеснула из себя. Чаша омылась и посвежела. Холодные камни, чистые и гладкие, покрылись тонкой водяной тканью, впитывающей в себя горячие лучи высокого солнца. А к вечеру камни высохли и потеплели, и едва видимая сетка пара стала наполнять чашу до самых краев.  Вскоре в чаше появились ежегодные гости скалы. Они легкими воздушными тенями заполнили пространство чаши, как в ложе, и легкий, не различимый для человеческого уха шепот зашуршал над вершиной белой скалы.

 Когда последний луч солнца лизнул  остывающую сталь воды и темнота, дрожа, застыла над  «лепестками», призрачные обитатели чаши встали в плотный круг, молитвенно сложив пред собою прозрачные руки, и запели. Их пение было прекрасным и страшным одновременно. И если бы кто из обыкновенных людей смог услышать его, то навсегда потерял бы покой и сон. Но никто не слышал этой песни, только небо над скалою все хмурилось и хмурилось, уничтожая с каждой взлетающей ввысь нотой очередную яркую звезду.

Вскоре расстроенное песней небо тяжело упало на океан, волны вздыбились, как ошпаренные, – и песня смолкла. Наползла ночь, и за ее плотной тканью уже нельзя было увидеть призрачных созданий в скальной чаше, но по едва уловимому движению воздуха над нею, можно было понять, что ее обитатели все еще там.
- Первый, они только что опять убили двоих из нас, - скользнул по одному из каменных лепестков тихий неземной голос.
- Я знаю, - раздался над чашей тяжелый вздох, - они навсегда потеряны нами. Но их работа должна быть кем-то продолжена.
- Но потерю нельзя восполнить, нас становится все меньше и меньше, - прошелестел еще один голос, от которого у неба совсем испортилось настроение: оно взбунтовалось тяжелыми огненными всполохами.
- Мы уже не справляемся, - тонко пропел еще один голосок, - меня совсем недавно тоже чуть не уничтожили. Едва спасся.
- Ты изменил своему статусу? – поинтересовался тот, к кому обращались как к  Первому.
- Нет, я просто поменял объект. Теперь несу дежурство над младенцем. Он пока безопасен.
- Ладно, прощен, - Первый подержал некоторую паузу, потом уточнил: - Что будем делать дальше? Мы не умеем не прощать, и это нам вредит.
- Нам надо поменять статус, тогда будет проще, - тихо прозвучало в темноте.
- Ангелы жизни на ангелов смерти? – задрожал голосом Первый. – Но это будет конец. И Он не позволит сделать так, Он жалеет их.
- А нас кто пожалеет? А нас кто пожалеет? – многократно раздалось в ночи.

                ****

 Тихий едва освещаемый переулок был практически безлюден. Многие горожане уже сидели по домам, уткнувшись в телевизоры, и отдыхали. Редкие прохожие бегом пересекали недружелюбный переулок, чтобы побыстрее оказаться на свету, а не в этом зловещем отрезке улицы.
 Также боясь и тревожась, по переулку спешила девушка. Она была юна, беззащитна и напряжена. Стук ее каблучков тревожно бился об потрескавшийся асфальт и эхом разносился вдоль немногочисленных домов. Вдруг наступила тишина, но недолгая. Раздался неясный шум, топот тяжелых ног, прерывистое дыхание, вскрик ужаса и рык злобы.
- Пожалейте меня! – приглушенно простонала через грубые грязные пальцы девушка.
- Мразь, ненавижу! – прозвучало в ответ.
- Помоги…те! – на последнем издыхании просипела она и стихла.
 Тишина в глухом переулке наступила полная. Тускло  поблескивающие окна ближайших домов безразлично смотрели в темноту. Один единственный фонарь равнодушно освещал разбитый переулок, кусочек небольшого сквера и безжизненную белую руку, кричаще блестящую в черной траве.

Над мертвым телом сгущалась ночь. Сквозь ночную пелену возле распростертого тела виднелись еще две блеклые безжизненные тени. Вдруг над этими тенями задрожал воздух – и тихий шепот шелестом прошелся сквозь дрожащую темноту страшного сквера.
- Эти тоже погибли, не смогли спасти своих подопечных, - констатировал кто-то очень тихим нежным дискантом.
- Да, я все видел, - прошелестел еще кто-то, - Лэй пытался помочь своей девушке, он ее очень любил, поэтому подставился полностью, даже крылья свои отдал, но - увы!
- А почему погиб Блэкай? Он же того, черного…
- Он выполнял свою задачу, противился как мог, пытался увести своего подопечного в сторону, отвести его от этого злодейства, но не смог.

 В траве возле одной из блеклых теней, рвано лежащих возле трупа девушки, вдруг что-то зашуршало, и сразу же зазвучал тот же дискант:
- Блэкай тоже отдал свои крылья. Вот они. Он, оказывается, подставлял их под удар, чтобы этой девушке меньше досталось, но все оказалось тщетно. Лэй и Блэкай отдали свои крылья, чтобы спасти ее, и погибли сами. 
- Получается, подопечный Блэкая убил своего ангела? Неужели он не знает, что на всю жизнь остался без своего Хранителя?

Тут набежал сильный ветер и своим громким сопением среди черных изваяний городских тополей и лип заглушил странный тревожный шепот. Когда ветер угомонился, застряв среди черных ветвей умирающих деревьев, блеклых теней в сквере не стало.
 Утром, когда тело погибшей было найдено, эксперт-криминалист с удивлением изучал горстку поломанных красных перьев, на ощупь напоминающих размякшую промокашку. Еще больше было его удивление, когда под лучами утреннего солнца эти перья растворились у него в руке, как будто это были не перья, а туман, сконцентрировавшийся в причудливый образ.

                ****

  С рассветом белая скала, увенчанная чашей, тоскливо смотрела в хмурое небо. По ее белоснежным бокам, отполированным тысячелетними поцелуями океана, сочилась кровь убитых ангелов. Скала ежилась от боли и стонала, проклиная все человечество, а темное небо плакало над нею, холодными слезами смывая с белоснежного тела алую кровь. Океан принимал кровь ангелов в себя, растворял ее в своих недрах, а потом отдавал эту воду, наполненную кровью и слезами убитых посланников небес, людям.