Американский дневник

NY, 01.04.01.
(фото автора - Центральный парк)

На хрена мне эта Америка с ее звездно-полосатым счастьем! Дома семейные заботы, больная мать и дачный сезон на носу. Денег в обрез – нужно искать работу. Но труба и старшая дочь зовут. Трубному зову дальних странствий отказать можно, дочери – трудно. И по внуку соскучился. Как он там со своим, купленным почти за сто баксов кенарем Витей, в кепочке-хохолке из моего детства и потому названным в мою честь?

После недолгих, но напряженных мытарств получил свой паспорт с визой. Американские и отечественные бюрократы не стоят на месте. Тут еще подоспела очередная шпионская история по обмену недоверительных грамот наших и ихних дипломатов. На интервью молодой американский офицер-чиновник долго и с пристрастием допрашивал меня, мучительно разбираясь в родственных связях моих разновозрастных дочерей и внука. Заботливо интересовался успехами по работе и материальным обеспечением. Убедившись, что я на сей раз не намереваюсь навсегда расстаться со своей малолетней дочерью, больной престарелой матерью и все еще красавицей женой, милостиво согласился выдать мне визу.

Успел выкупить дешевый билет, собраться в дорогу, два часа поспать. Ранним утром сажусь в самолет Люфт-Ганзы, вылетающий в Нью-Йорк с пересадкой во Франкфурте-на-Майне. Франкфурт-на-Одере я проезжал давно, на поезде, едучи по Восточной Германии. Теперь Германия единая и неделимая и туда моя нога пока не ступала и не ступит дальше терминала аэропорта.

Наши бдительные таможенники ополовинили припасенные по дешевке для моих американских друзей несколько баночек черной икорки. Изрядный запас сигарет и полудрагоценных украшений-презентов их не обеспокоил.

Уже в толпе разноплеменных попутчиков сделал существенное наблюдение. Наш человек узнаваем всегда и всюду. Он может одеваться во все фирменное и загранишное, каждая отдельно взятая его частичка – лица, фигуры, одежды, вещей, поведения – ничем не отличается от иностранных, но всего его, целиком ни с кем не спутаешь, от него особое излучение. Понимаю, что сам из того же теста. И одет не по ихнему, и пары передних зубов недавно лишился, а вставить не успел. Но, наплевать: «у советских – собственная гордость», хоть с высока на буржуев давно не глядим. И еще долго глядеть не будем, думаю – очень долго.

Когда их много вокруг, они близко – в самолете, в ожидающей посадку толпе – когда они тоже устали от долгого перелета, видишь их по другому, ощущаешь их нутрянку. Они свободны, как их свободное общество, не стесняются выставить себя в натуральном виде. Они разные, но почему-то забавны и почти как мы, только наизнанку.

По залу транзитных пассажиров шло нечто большое и бесполое, темнокожее, в двух экземплярах: две высокие и дынеобразные негритянки, мать и дочь, одетые модно и дорого, не вызвали во мне эстетического наслаждения. Прославленные смазливые афро-американки – большая редкость. Но обе грамотно одеты, окрашены, пострижены и причесаны, ведут себя естественно, без комплексов. И хоть летят вместе со мною экономическим классом, не бедны, как большинство из нас, россиян.

Снижаемся у Франкфурта. Земля Германии похожа на трехцветную шахматную доску: аккуратные, словно вычерченные на бумаге, поселочки, за ними ложатся такие же аккуратные поля, дальше – небольшие лесочки. Эти квадратики чередуются до самого Франкфурта, пока не появляются широкие ленты автобанов с раскидистыми лепестками развязок и еще дальше – индустриальные окраины большого города. Сверху все кажется и, видимо, является чистеньким и рационально организованным. Традиционный немецкий, европейский и мировой порядок. Нашу страну, наверное, и из космоса ни с чем не спутаешь. На обратном пути убедился в этом – подлетая к Шереметьево, родная помойка свысока видна!

Во фракфуртском аэропорту в ожидании пересадки взял толстую газету «Франкфуртер Рундшау» и с удивлением обнаружил, что понимаю многие заголовки статей и содержание некоторых. Мой хорошо забытый немецкий оказался на уровне или даже выше так и не освоенного английского.

Обратил внимание на движущиеся ленты тротуаров в галереях аэропорта: метров по 20-30 в каждую сторону – с багажом нельзя. Ленивый оказался народец. Стариков-инвалидов развозят на колясках. Служащие раскатывают на велосипедах. Персонал, как правило, смуглокожий. Видно, такая работа – одна из ниш для недавних эмигрантов из Азии и Латинской Америки. Очень много пассажиров-азиатов, индусоподобных. Во Франкфурте они более-менее благопристойны, а в Шереметьево-2 сидели и лежали на полу, видно подолгу, по верхним галереям закордонной зоны в ожидании каких-то своих рейсов.

На Люфт-Ганзе не курят. В нашем терминале Франкфурта обнаружил маленький островок с пепельницами на высоких столиках. Несколько раз постоял, покурил. Еще 9 часов полета до Нью-Йорка, а в том аэропорту, как я помню, вообще не курят – полная дискриминация!

Удивила кулинария Люфт-Ганзы. Обеды на подносиках, на первый взгляд, похожи на аэрофлотовские. Те были однообразные и безвкусные. Эти же – изысканы, изобретательны, с неожиданными рецептами. Я получил, по моим понятиям, ресторанное удовольствие с чередой всевозможных алкогольных прелестей, а некоторые рецепты старался запомнить. Стюардессы, с не снимаемыми за весь долгий перелет улыбками и с любезными фразами, безотказно внимали моим мало вразумительным англо-немецким просьбам. Стюард, молодой мужчина, редко появлялся в салоне, работал на подхвате, имел вполне интеллигентную внешность, ленноновские очки, но на его усталом лице читалась печать психического нездоровья – у меня на это дело глаз наметанный...

Итак, галопом над Европой, потом долгий перелет над Атлантикой – и вот он, все еще Новый Свет подлинной Демократии и Свободы от факела соответствующего монумента!

В Нью-Йорке снижались в облаках и я сидел далеко от окон-иллюминаторов. Панорамы столицы мира, вид сверху, – с живописными заливами, отчетливой гребенкой небоскребов Манхэттена и статуэтки Свободы на водной глади – в этот раз наблюдать не пришлось. Зато довольно быстро выбрался из погранично-таможенного веревочного лабиринта и уверенно, со своими чемоданами на тележке двинулся к выходу.

Никто толком не может объяснить, как добраться на автобусе до Порт-Аторити – моей промежуточной цели на Манхэттене. Как потом справедливо заметил мой, теперь американский, приятель Ларри Дубов (бывший Валера с улицы Чернышевского): «Они-то тебе объясняли, но ты ни черта не понимал!».

Наконец, уселся в подходящий автобус и поехал. Погода мрачная, с моросящим дождиком. На подъезде к тоннелю на Манхэттен былой завораживающей панорамы бесчисленных небоскребов не наблюдается. Их верхушки упрятались в низкую облачность и впечатляющий силуэт отсутствует.

Сдал вещи в багаж на центральной Бас-Стэйшен (она же – Порт-Афорити) и, не взирая на дождь, ринулся по Манхэттену в неохваченные ранее части, южнее 42-й улицы, по прочитанным недавно у П. Вайля «о’генриевским местам».

Не стану утомлять архитектурно-градостроительными подробностями своих 3-часовых пеших наблюдений. Главное, что Манхэттен открылся мне совсем иной стороной, нежели при первом знакомстве с его центральной частью, прилегающей к Центральному-же Парку с юга. Тогда настроение и обстоятельства были другими. Потом, дома, в Москве по этому поводу написалось:

НЬЮ-ЙОРК, МАНХЕТТЕН

(сочинено в октябре 2000 г. по событиям ноября 1998 )

Ступив ногою на Манхеттен,
Не причиняй душе урон –
Беги скорей чрез всё это,
Нависшее со всех сторон!
Несись по Пятой авеню
Или зигзагом по Бродвею!
Не мешкая и поживее,
Ищи укромную скамью,
Где «мавры» спят на горке скальной,
Где мир иной…
Там Парк Центральный.
Не путать с ЦПКиО[1] –
Скорей бы черт побрал его!

Жаль, Пушкин не бывал в Нью-Йорке,
И не сидел на том пригорке,
Где «мавры» спят на почве скальной,
Где мир иной,
Где Парк Центральный!

Как и в тот раз, я двинулся прочь из чрева Манхэттена, только в противоположную сторону.

Другой Манхэттен – менее высотный по большей части – произвел впечатление неухоженного, с запущенными фасадами старых домов, с преобладанием лиц китайской национальности по мере приближения к Чайна-Таун, в который я, правда, не успел углубиться за дефицитом времени и сил после почти суточного и почти бессонного перелета. Белки и прочая дикая живность – что наши тараканы – везде в достаточном количестве, даже в центре Манхэттена. Оленей и барсуков здесь не встретил, зато в других местах они нагло разгуливают у самых домов и разнообразят своими сбитыми телами обочины дорог.

Погода дождливая и все улицы завалены зонтами, видимо, одноразового использования, как у нас презервативы, и также валяются повсюду…

NY, Итака, 06.04.01.

Теперь, когда я уже несколько дней в Итаке (городе Набокова) у старшей дочери, зятя и внука, вспоминаю о своем пребывании у друга-Валеры в маленьком городке Ист-Виндзор, штат Нью-Джерси, с забегом на Брайтон-Бич.

У Валеры с женой Ирой и двумя детьми я был в свой прежний приезд. Больших перемен не произошло. Тогда они уже поселились в новой двухэтажной избе о четырех сан-углах. Теперь пообжились. Четвертый «угол» на первом этаже стал кошачьим (их громадный пес Батыр успел помереть). Вместо нормального телевизора появился ящик на пол стены – хотят заменить на плоский экран. Все те же (или обновленные) три машины, включая мини-автобус, на котором когда-то возили меня в Принстон и Филадельфию. Изменились доходы. В Принстоне Валера начинал с 25-х тысяч в год. Два с половиной года назад, когда я их навещал, было 250 тысяч. Теперь пол-лимона, неуклонно растущие. По доходам входят в 1% нынешних аборигенов. По имуществу и капиталу отстают – сказываются недолгие 8 лет пребывания в краю обетованном.

Иронизирую: «Стоило, Валера, так далеко забираться, что б поселиться в здешних Черемушках?» Поселок застроен типовыми коттеджами с незначительными отличиями деталей фасадов и внутренней планировки. Когда застройщик (девелопер) один, когда дома типовые – выходит дешевле. В округе мало кто решается на индивидуальные проекты. Природа в этих местах не стимулирует разнообразия: ровные поля с аккуратными поселками, небольшие перелески, снова поля, поселки, невысокие общественные здания.

В прошлый заезд возили меня на «мол» – здоровенный торговый и общественный центр, обслуживающий большую территорию. Остекленные сверху пассажи, размером в 2-3 наших ГУМа и несколько ЦУМов в придачу, притягивают окрестных селян не хуже московских достопримечательностей в лучшие застойные годы. Кроме всевозможной торговли, масса прочих развлечений: рестораны, аттракционы (запомнилась шикарная карусель с вычурной лепниной и рождественской иллюминацией) и всякая всячина. Внука-Ваньку не могли оторвать от игровых автоматов: кричать на ребенка и шлепать нельзя, сердобольные американцы не поймут и осудят. У нас свои культы, у них свои. У нас – отдельных личностей, у них – детей и животных. Если им придется выбирать из двух один, уверен, что выберут животных. Дети, особливо эмигрантские – главные мучители местной фауны.

На сей раз в первый день затоваривались подарками для моей семьи в обычных универмагах и объедались в мексиканском ресторане. Я удивился стерильности на дорогах Нью-Джерси. Автомобили блестят чистотой. Спросил Валеру: «Кто и где моет ваши машины?»

– «Мы не мыли ни разу. Они не пачкаются вроде…Вернее, Ирка мыла один раз перед продажей, кажется».

Не покрытая газоном земля присыпается от летней пыли разноцветными деревянными стружками. Короче, плюнуть некуда и с окурками постоянные проблемы. Поэтому курят мало. У них свои неудобства, у нас – свои.

Долго думали, чем занять следующий день. Тут не Москва – деревня она и в Америке деревня. Но проселки получше и быстроногая кобыла у каждого своя. Хотели посетить русское кладбище, могилы Колчака и прочих соотечественников, но не сложилось. Музеи Манхэттена не воодушевляли новых американцев. Никакими Метрополитенами с Гуггенхеймами соблазнить не удалось. Сговорились на Брайтон-Бич: я не возражал против местной экзотики, знаменитой на весь русскоязычный мир, а Дубовым нужно было приглядеть новый спальный гарнитур и тамошние магазины годились по неамериканскому ассортименту и, видимо, ценам. А давний выпускник Московского архитектурного института мог быть полезен этому делу.

Славно домчались до излюбленного места бичевания бывших соплеменников по скоростным проселкам и знаменитым нью-йоркским мостам. Мосты похожи на наш Крымский через Москву-реку, но в несколько ярусов и огромные, с настоящими вантовыми (подвесными) конструкциями, а не бутафорскими на нашем. За туманом и низкими облаками ни Манхэттена, ни Свободы было не видать, и как-то незаметно въехали в гущу замызганных американских кварталов под выскочившей наружу подземкой.

Встали у набережной и сфотографировались на память на фоне пустынных весенних пляжей и неприветливых студеных вод Атлантического океана. Вышли на главную бичевскую улицу и окунулись в родной русскоязычный гомон с одесской окраской. Мои американцы, хоть совсем новые, но ностальгических настроений не проявляли, а Валера-Ларри брезгливо корчил фейс на котов, неизвестно откуда лезших под ноги.

Нутро и содержимое магазинов мало отличается от нынешних московских, не самых шикарных. Всюду обволакивает родная речь с ласкающей душу и сердце местечковой интонацией. Все знакомое и близкое, но поселиться здесь – и не просите, даже при моих языковых проблемах!

Я не терплю антисемитов, имел не мало друзей-евреев, но не представляю свои жизнь в таких местах земного шара как Израиль и Брайтон-Бич. Когда чего-то слишком много, даже хорошего, мне, россиянину дискомфортно. То же, наверное, могу сказать о Японии и других этнически однородных территориях.

Обедали в ресторане «Баку». Обслуживал наш восточный народ, а шеф, якобы, готовил для Брежнева. Не знаю, что ему стряпали, но наш обедик получился провинциально-совковым при существенной, даже для Америки, цене.

Добрались до местного мебельного рая. В России сейчас можно найти мебель покруче, но цены здесь заметно ниже. Подходящего готового набора для просторной дубовской спальни не нашлось. Выбирали по каталогу. С моей подачи остановились на белой спальне в классическом модерне, кажется, итальянской. Договорились об оплате и доставке и в следующий свой приезд, возможно, буду ночевать в своей спальне.

На обратном пути заблудились. Стали объезжать длинную пробку и запутались в бесчисленных съездах, эстакадах, параллельных дорогах. С этим действительно возникают проблемы и не только у старожилов Дубовых. Когда я добирался к ним из Нью-Йорка аналогичная ситуация случилась с таксистом, видать, совсем свеженьким эмигрантом из Латинской Америки. Трудны и тернисты дороги Соединенных Штатов!

Кое-как, с расспросами и долгими маневрами, выехали на нужную магистраль и направились в гости к дубовским друзьям. Компания собралась из наших эмигрантов с разными стажами: от нескольких месяцев до лет 20-ти и более. Мы прибыли с опозданием, но успели к сладкому столу с испеченными по случаю домашними пирожками (а ля русс) и многочисленными напитками. Я набросился на крепкий чай, так как засыпал от еще не преодоленной разницы во времени с Москвой.

Большую часть беседы заняла проблема сложных отношений с дорожной полицией, которая в этой местности, якобы, особенно допекала: мучила бесконечными штрафами по любому поводу, наказывала «тикетами» и судебными разбирательствами. Другой, занявшей не мало времени проблемой явилось проникновение в дом мелких грызунов, бурундуков и приключений по их поимке и выдворению. Других существенных тягостей эмигрантской жизни, как я понял, не существует. С этим мы расстались и двинулись к дубовской хате.

На следующее утро я отправился в дальнюю дорогу к своим: сначала поездом в Нью-Йорк и дальше автобусом на север одноименного штата. Валера запихнул меня и мои пополневшие от даров чемоданы в некое подобие наших пригородных поездов. Однако сравнение весьма условно, как божий дар с яичницей. Уселся на свободное место напротив смазливой мулатки, рядом пристроил свой объемный багаж, едва не перегородив проход любезным и безответным попутчикам. В комфорте и уюте вспоминаю далекую Родину…

Бывало, едешь по морозной зиме в подмосковной электричке. Хорошо, когда работает отопление. Сомлев от душного блаженства и изысканных букетов аромата отчизны, погружаешься в философические настроения. Скоро и неприметно минуют унылые городские окраины. За подернутым морозной дымкой окном медленно вырисавывается зимняя панорамность пейзажа. Чувствуешь себя мелкой соринкой в родном мусорном ведре.

Один знакомый американец испытал шок от нашей электрички. Отважился проехать из Твери в Москву. Достал ноутбук, чтобы скоротать трехчасовую продолжительность пути. Дальше о реакции окружающих и его впечатлениях можно лишь догадываться. Говорят, долго не мог вернуться в себя от наших электрических ощущений.

Здесь все иначе: чисто, деловито и разобщенно. И так до места предназначения – тунельно-подземных лабиринтов Манхэттена и «Пенстейшен».

Доволакиваю непомерный чемодан по нью-йоркским мостовым к уже родному и близкому «Порт-Аторити», как и большинство других аборигенов, не обращая особого внимания на запрещающие сигналы (точнее, надписи на местном наречии) светофоров.

Дальнейший путь мне знаком – пять долгих часов до Итаки – я одолел его без особых трудностей. Когда добирался туда первый раз – ночным автобусом через половину Америки и практически без знания английского – пережил не мало волнений: все пытался договориться с водилой автобуса, чтобы высадил в нужном месте и успокоился, лишь когда с трудом разобрал в его многословной и путанной речи слова «эназер драйвер» - это означало, что шофер по дороге сменится и другой скажет, где мне выходить. На сей раз был день, маршрут известен с красивыми горными ландшафтами и я спокойно любовался ими, ожидая встречу с Дашкой, Ванюшкой и зятем Сережей.

Итака встретила меня пасмурной погодой с моросящим дождем. Но на следующий день разгулялось и началась моя тутошняя жизнь. Ребята теперь живут в новом месте. Раньше жили на окраине, снимали часть коттеджа рядом с лесом и птичьим заповедником. Недалеко была красивая речка в глубоком ущелье – почти сибирский пейзаж.

Теперешний дом 2-3этажный – коммюнити с открытой галереей по второму этажу и дешевыми двухуровневыми квартирами-пеналами. Стоит на склоне горы, с которой открывается вид на город с университетом Корнель. Здесь живут бывшие украинцы-баптисты, китайцы, несколько черных семей и прочий непритязательный люд.

Долго не мог понять, откуда разносятся по округе громкие и очень мелодичные звуки, словно все местные музыканты собираются вместе и странным образом дуют в одну большую медную трубу и бренчат ударными. Спрашивал у своих: «Что за странная музыка и почему так громко?» Меня никто не понимал. Потом, уже в середине отмеренного мне здесь срока, я, будучи с Дашкой на рыбалке, увидел и услышал проезжавший мимо нас тепловоз. Он предупредительно сигналил о своем медленном приближении. Стравинский и Шнитке снова умрут от зависти! Вот, где возник американский джаз: здесь в Итаке, а вовсе не в Нью-Орлеане, как врут музыковеды.

Мой день начинается с утренней пробежки по окрестным дорогам. За прошедшую зиму растолстел и медленно вхожу в форму. Выползающее из-за гор солнце пробуждает окрестные живописности и постепенно отогревает остатки снега в лесу, у ручьев и водопадиков, которые во многих местах струятся со склонов. Очередная Швейцария!

Потом душ, проводы Ванюши в школу. За ним и всей разноцветной толпой ребятишек приезжают оранжевые автобусы, с постоянно мигающими фонарями на всех боках, и развозят по разным школам. Если такой автобус останавливается у тротуара, весь окружающий транспорт вкапывается в асфальт (есть такая детская игра «замри») и не шевелится, пока двери автобуса не закроются и спасенные от смерти под колесами дети не скроются за горизонтом.

Школы снаружи и внутри кажутся очень приличными, но школьное образование в младших классах оставляет желать лучшего. Ванька занимается и дома: кроме русского чтения и письма, осваивает математику и заметно опережает школьную программу. Парнишка способный – от русских физтехов и прочей московской интеллигенции. Пора переводить в более приличную школу, при Корнельском университете.

NY, Итака, 08.04.01.

Поякшавшись в штате Нью-Джерси с американскими миллионерами, теперь оказался в маргинальной среде уже почти не россиян, не украинцев, но еще не американцев – страна контрастов! У кого временная виза, у других статус беженцев, эмигрантов и, бог знает, чего еще. Доходы соответствующие. Кто учится, кто ишачит за гроши, многие без знания английского. Выжить, не умереть с голода, можно на пособия, стипендии, случайные приработки. Аренда жилья отнимает не меньше половины скромного бюджета, кой-кому причитаются дотации и даже бесплатное проживание. Каждый крутится как умеет.

Еда в дешевых магазинах по ценам сравнима с московской. Хлеб, овощи, крупы заметно дороже. Наши пенсионеры здесь долго не протянут на хлебе и кашах. Чтобы нормально жить, одеваться, покупать необходимые вещи, нужно экономить. И замечательным подспорьем в этом нелегком деле становятся «фуды»...

Нам, долго ожидавшим светлое будущее с бесплатной жратвой от пуза, начитавшимся классических социальных утопий и антиутопий нового времени, не нужно объяснять, как это происходит. Заходишь в определенное время в определенное место и затариваешь, кому сколько нужно. Нечто похожее происходит здесь и сейчас.

Каждая уважающая себя церквуха, местное отделение Армии Спасения и прочие человеко- и боголюбивые организации почитают за честь помочь своим двуногим братьям. В определенный день и в час назначенный у соответствующего места собираются группки людей, говорящие преимущественно по-русски. Занимают очередь, получают заветные талончики – оранжевые тикеты с порядковыми номерами, отрываемыми от рулончика кондуктором-распорядителем – и затем чинно, важно шествуют в подвал или куда-то еще за причитающимися фудами. Там их ожидают любезные, в основном, пожилые американцы женского пола и вежливо объясняют, что и сколько можно взять в одни руки. Среди страждущих халявной пищи можно заметить и англоговорящих индивидуумов как трезвых, так и не очень. Кушать хочется не зависимо от национальности, статуса проживания и степени алкоголизма. В дальнейшем я наблюдал многих американцев в очередях за бесплатной едой. Постоянно встречалась молодая беременная женщина. В основном преобладали молодежь и старики. Были и вполне приличной наружности, но, конечно, не высший свет и не средний класс. Однажды за мной стояла пожилая венгерка из Будапешта, давно ставшая американкой.

На фудах продукт бывает разный, часто просроченный, иногда попадается с запашком, на помоечку. Но здесь можно сказать, что у дареного коня под хвостом не пахнет. Холодильник забит до отказа и несколько дней жадно насыщаюсь необычными весною свежими фруктами – клубника, малина, дыня, арбуз. Каждая клубничина – темно красная, не меньше куриного яйца. Худосочный Ванька пожирает всевозможные десерты. Пробуем экзотические овощи и фрукты, изощренные блюда, деликатесы, приправы – местные и привозные.

Пришлось испытать мне и развлечение иного свойства. В нашем маленьком гетто, называемом приятным для соотечественников словом – коммюнити, есть бесплатная услуга по обучению английскому языку. Ходят сюда, в специальное помещение – «коммюнити рум», где в другое время организуют досуг детишек и подобные мероприятия – обычно не молодые и социально пассивные жители. Среди старушек, дам среднего возраста и одной китаянки затесался и я со своим, мягко говоря, английским. Уровень обучения соответствующий. О результатах судить не берусь. Поживем – увидим...

Три следующих занятия пропустил: на одно не пришла училка, два других прогулял по случаю рыбалки. Больше решил не ходить.

Вечерами делать практически нечего. Телевизор, даже англоязычный, не подключен из экономии и ограничения ванькиной страсти к круглосуточному каналу агрессивных мультфильмов. Фильмы на кассетах почти все давно виденные. Посему обычно рано укладываюсь спать.

Однажды, дабы избежать очередного скучного вечера, поехали с дочерью через весь город в Корнель на просмотр старого перестроечного фильма «Фонтан», организованный неким подобием университетского русскоязычного клуба. Фильм, когда-то смотрел в Москве. Качество изображения и звука отвратительны (кассеты поставляются все с того же Брайтон-Бич). Но впечатлило другое – разительный контраст убогой жизни последних лет советской власти и окружающей обстановки американского университета.

Небольшой просмотровый зал размещен в одном из библиотечных комплексов. На подходе к нему приходится преодолевать изящные по стилю, ухоженные и просторные интерьеры не самого современного университетского корпуса. Нашим студентам такое еще долго не будет сниться. В уютном зале – мягкие, широкие кресла. До ближайшего места спереди не то что коленями, ступней трудно дотянуться. Ничьи шевелюры и лысины не загораживают пол экрана... А на экране бурлит Россия конца 80-х: всеобщая разруха, хаос и маразм нашей некогда горячо любимой Отчизны, грязные подвалы и чердаки, убогий быт убогих людей и перестроечный идиотизм!

Когда еще ехали на просмотр из дома по городу, повстречали местную знаменитость – трансвестита. По крутой улочке, ведущей на университетский холм, идет, поднимается медленно в гору высокая стройная женщина и толкает перед собой тележку с пустыми бутылками. Одежда яркая, вызывающая. Ноги в розовых чулочках завершаются коротенькой мини-юбкой. Когда наша машина поравнялась с ней (как выяснилось – с ним), открылось напомаженное лицо, обрамленное пышными блондинистыми волосами. Потом я еще несколько раз встречал этого, с позволения сказать, мужика. Его знает весь город. У него брали интервью на местном телевидении. Живет собирательством бутылок, никому не мешает и его никто не трогает. Терпимость и плюрализм!

В погожий весенний денек выбрались с Дарьей в уже известный мне по прошлому разу заповедник Тремон. Буйство природы, горного ландшафта и водной стихии! Прошлись по обледенелым тропам и вырубленным в скалах и предусмотрительно огороженным каменной кладкой подъемам и спускам. Горная река, низвергающаяся по огромным ступеням и водопадам, зажата в узком ущелье. Вертикальные поверхности природных туннелей словно выложены обтесанными прямоугольными плитами. В нерукотворность природного феномена верится с трудом. Возникает ощущение, будто находишься в почти замкнутом пространстве внутренней анфилады замка или дворца: стены уходят высоко вверх, их прямоугольные изгибы словно образуют отдельные помещения, залы и открытые террасы. Лестничные марши и смотровые площадки с каменными ограждениями не портят естества места, а лишь подчеркивают его особенности и завершают «интерьер». Для полноты ощущения местного чуда, скалы по краям водопадов увешаны каскадами огромных сосулек. В каждое время года – своя отдельная прелесть!

Снова задождило и опасмурилось. Погода здесь весьма переменчива, как на нашей Чукотке. То делается тепло и солнце печет, как летом. То резко холодает, дует сильный холодный ветер. Потом начинает моросить мелкий дождик. Что будет на следующий день, сказать трудно.

Этой ночью бесчинствовала весенняя гроза. Просыпался от взрывоподобного грохота и сверкания – Чечня и Косово вместе взятые! С трудом и спросонья догадался, что это гром и молния. Похоже, било прямой наводкой по нашему коммюнити, форпосту свежих эмигрантов, гордо возвышающемуся над городом. Что день грядущий мне готовит?

А денек оказался неплохим. Скоро распогодилось и мы дружными рядами выехали на пленэр. Решено осмотреть новый для меня природный заповедник и популярное место отдыха наших американских односельчан. Звать его загадочным, но близким для москвичей именем – Таганнок. В самой нижней части этого заповедника я уже побывал в одну из предшествующих ночей, когда мы с Дашкой собрались черпать сачком и ведрами местную корюшку при впадении реки в главное здешнее озеро Каюга-лейк. Но нерест еще не начался, было холодновато и тот наш поход закончился ничем.

Теперь мы заехали в верхнюю часть Таганнка и осматривали реку с тропы, идущей по верху ущелья. Река – мощная полноводная от весеннего паводка. Пенится, бурлит на перекатах и порогах. Дошли до главного водопада. С этого места он почти не виден – лишь слышно его гудение, как в стартующем самолете, и промокшая сочная радуга зависла над низвергающейся куда-то вниз ревущей лавиной.

Вернулись к машине и заехали с другой стороны. Попали на смотровую площадку, с которой водопад и ущелье за ним хорошо просматривались издали. Благопристойные и довольные люди расхаживают по площадке, не скрывая законную гордость своей великой страной.

Оттуда поехали в нижнюю часть Таганнка, оставили машину у огромного луга на берегу озера и отправились пешком по низу ущелья, вдоль реки. Здесь ревущий поток совсем близко, скачет по плоским каменным плитам и невысоким, но широким водопадам. Воскресный день, и по дороге вдоль реки шагают колонны праздно любующихся красотами родной природы. Много детей.

Склоны ущелья высокие и крутые – снизу это впечатляет – с живописными каменистыми обломами и деревцами на вертикальных стенах. Потихоньку добрались до подножья главного водопада. Здесь шум такой, что не слышно своего голоса. А от падающей громады расходится большое облако водяных брызг, покрывающее любопытствующую публику живительной влагой – замешанной на слезах почти истребленных индейцев и веками угнетаемого темнокожего населения.

Нынешнее поколение бледнолицых граждан США, замученное угрызениями совести за своих предков, даже боятся произнести и услышать слово «негр». Ни один фильм не обходится без темнокожего героя, хоть второго плана. Иначе – дискриминация!

Но, в целом, они – обычные люди с доминирующим комплексом исключительности, которого и у нас хватает. Но в нас этот комплекс перемешан с комплексом неполноценности. Вот и прикрываемся как можем фиговыми листками сарказма да иронии...

Ванек, перевозбудившись от впечатлений дня и водяного душа, убежал от нас через весь заповедник, к устью реки и через автомагистраль к нашей машине. Я пытался догнать, но безуспешно. В итоге он получил крупный нагоняй от разъяренных деда (меня) и родителей. Опасность была даже не в том, что он один перебегал дорогу – тут водители крайне аккуратны и пропустят кого угодно – мог поскользнуться, соскочить с дороги в ледяную бушующую реку и ни один американец за ним не кинется. Скорее всего, вызовут службу спасения «911» и потом водолазы будут старательно нырять на дно озера.

На следующий день неожиданно для Ивана и всех нас начались весенние каникулы. И я отправился с внуком в те же места, что накануне. Впервые ехал далеко от дома на новой (не по возрасту, а по сроку владения) машине – «Субару» с автоматической коробкой передач – и не переставал удивляться примитивности управления. Поистине, автомобиль для одноногих – две педали для правой ноги и руль.

При первом заезде в Штаты у моих ребят был старенький «фордик» с нормальным управлением. Я сел в него и спокойно ездил со старыми советскими правами, при почти полном незнании английского языка и местных порядков. В городе быстро сориентировался, а ехать куда-нибудь далеко, например, к нью-йоркским лабиринтам и не помышлял. Через три дня зять-Сережа спрашивает:

– «А что Вы, Виктор Александрович, будете делать, если остановит полиция?»

Я к этому времени уже знал, что нельзя останавливаться на обочинах дорог и с парковкой много проблем: почти везде висят разные таблички, регламентирующие это дело на местном наречии. Освоил кое-какие новые для меня знаки и правила. Но, как вести себя с блюстителями порядка, не знал. Отвечаю:

– «Ну, как обычно, быстро вылезу из машины и попытаюсь объясниться».

– «Что Вы, Виктор Александрович, так нельзя. Они могут испугаться и не правильно среагировать, вплоть до применения оружия. Нужно спокойно положить руки на руль и потихоньку доставать свои документы».

– «Что ж ты, сукин сын, три дня молчал!»...

Благополучно добрались на нашей «инвалидной коляске» до вчерашних мест. Запускали воздушного змея на берегу Каюги-озера. Убедились, что рыба еще не клюет (сидело несколько чудаков, ловивших на живца) и снова отправились по Таганнку.

Долюбовывался, чем не успел вчера, доснимал недоснятое на фото и видео. Прошелся с внуком по новой тропе, обучая его поведению в лесу и на горах, чему меня в свое время учил дядя Миша в Сибири. Вспугнули огромного фазана и несчетное число белок. И т.д. и т.п.

NY, Итака, 10.04.01.

Неделю сижу в Итаке, впереди еще две с половиной, а писать вроде не о чем. Не описывать же местные художественные музеи, которые сами по себе любопытны и непривычны для нас: оригинальны интерьеры и экспозиции, в которых, хоть и небольших, изящно намешано все от древнего мира до наших дней. Лицезрел снаружи и внутри многие типы современного жилья, известные мне лишь в теории и понаслышке. Но это может интересовать разве что профессионалов.

Начинаю скучать по дому, по семье, по своей маленькой Лизке. Здесь я все-таки посторонний, чужой среди своих (старшая дочь, внук). Скучная оказалась страна Американия и без дела сюда ехать незачем. Буду распридумывать себе дела, кроме семейного быта, пасьбы внука в каникулярное время, утренних пробежек и прочей повседневности.

Скучная страна, как ровный асфальт на дорогах, как две педали под правой ногой: газ – тормоз, газ – тормоз. Подъедешь к перекрестку «СТОП ол вей» и ждешь своей очереди. Правильная скорость расписана по краям дороги. Никто не подрезает, не поджимает сзади, не материт через автомобильное стекло.

При редких пеших прогулках незнакомые встречные приветливо улыбаются и что-то бормочут по своему. На всякий случай, растягиваю губы и отвечаю: «Хай!» Понимают или вежливо делают вид, что понимают.

Хорошо пишется лишь по нужде, когда не писать не можешь. Пока терпится, подождем... Интеллектуальное безделье рано или поздно заставит что-нибудь написать. Буду ждать. Дашке не очень интересно мое писательство, Сереже – тоже. Привез с собой из Москвы почти законченные три первые главы своей «эпопеи» – от рождения и от истории предков трехсотлетней давности. Кажется, что напрасно. Остается писать для себя, самоудовлетворяясь...

NY, Итака, 12.04.01.

Некоторую встряску и остроту мироощущения привносит местная рыбалка. Я давно заметил, что чем дальше от наших необъятных просторов, лесов, полей и рек и всех прочих водоемов – тем гуще, плотнее и весомее рыбонаселение.

Нелегко живется в нашей богатой всяческими ресурсами стране разной живности, в том числе, и двуногим человекоподобным. Вот и расходятся они, расползаются, разлетаются и уплывают в заморские края. А рыбке, видать, до того тошно в стране периодически побеждающих революций, социализма, перестройки и демократии, что плывет она прямиком по нашим зэкотворным каналам, преодолевая каскады некогда славных плотин гидроэлектростанций, по мертвым морям-водохранилищам и северным рекам, не успевшим вовремя повернуть на юг к теплым морям и странам. Плывет в леденящий рыбью душу океан и, терпя холод, голод и временный дискомфорт, кратчайшим путем устремляется через Аляску, Гренландию и Канаду в... Итаку и другие приятные места. Некоторые малодушные и нестойкие особи (которых тоже не мало) не выдерживают дальней дороги и сворачивают на пол пути в Скандинавию и прочую Европу. Там, В Швеции, Дашка и пристрастилась к рыбалке, но мало перспективный шведский социализм с германо-угро-финским лицом вынудил перебраться ее в более рыбозаселенные угодья.

Любимым местом дашкиной рыбалки стал маленький прудик у птичьего заповедника. Табличка с надписью «Ноу фишинг» вовсе не означает, что там нет рыбы. Скорее, наоборот – видимо-невидимо! В хорошее время набивалась полная морозилка крупных «бэсов» (не знаю точного соответствия нашим названиям), пойманных спиннингом с искусственной рыбкой-наживкой. Даже в мертвый сезон, как сейчас, скатала в свой «заповедничек» и притащила одну рыбку средних размеров. Ругаю ее за это. Но какой же русский не любит быстрой езды на иномарках и браконьерства? Моя дочь – не исключение.

После первой неудачной вылазки в ночное за корюшкой, сделали несколько заходов на другие водоемы. На красивом проточном озере Биби-лейк, на территории Корнеля, были гуси, аисты, плавали бобры, но рыба не клевала. Следующим объектом нашей рыбацкой страсти стала широкая протока в нижней части города, рядом с какими-то складами, железнодорожными путями, среди заросшей колючим кустарником и репьями, изрядно замусоренной поймы реки. Окружение, свойственное нашим подмосковным водоемам. Чувствую себя как дома.

В первый день бойко клевали мелкие уклейки рядом с берегом. Наконец, дрогнул и задергался поплавок подальше от берега. Дашка стала подсекать и сматывать леску на катушку – попался кто-то очень крупный. Ближе к берегу у поверхности воды показался огромный карп, не меньше 5-ти килограммов! Страсти закипели. Подсачник, чтобы вынуть рыбу из воды, конечно, оставили дома. Дашка аккуратно подтягивает к берегу, карп петляет, сопротивляется. Я стою наготове у самой воды, растопырив руки и ноги. В какой-то момент не выдерживаю и хватаюсь за леску. Это была роковая ошибка! Карп, еще полный сил, дергает леску и обрывает поводок... О! Сколько гнева обрушилось на меня от собственной дочери?! Гнев справедливый, но запоздалый – рыбку не вернуть.

На другую удочку я вытащил вполне приличного окуня, по здешним меркам – небольшого. Этим первая, если можно сказать, удачная рыбалка завершилась – окуньком и десятком уклеек.

На следующий день сделали вторую попытку на том же месте. С каждым теплым днем рыба ведет себя оживленнее, начинает играть и плескаться у поверхности. Клев стал активнее, но дергали, в основном, все те же уклейки и не цеплялись за наши большие крючки (мы же надеялись на новую встречу со вчерашним карпом и его старшими братьями). За день поймали двух сносных плотвичек, и кто-то приличных размеров опять соскочил с моей удочки, даже не дотянув до берега. Решили прерваться на несколько дней и уж тогда мы наловим столько, что не унести!

Прогноз скоро подтвердился. Надумали поискать новые места рыбалки. Отправились вверх по дороге через перевал к другому большому озеру – Сенека. Увидели вроде бы бесхозный пруд недалеко от дороги. Большинство мелких водоемов находится на частной территории. Здесь тоже – рядом большая ферма и добротный домик, видимо, фермера. Трава вокруг пруда превращена в газон. Спросили у какого-то мужика, можно ли порыбачить? Тот разрешил и сказал, что в пруду водятся сомы.

Закинули удочки и... началось. Таскаем небольших сомиков, грамм по 100-200. Клюет и цепляется за крючки не переставая – у самого берега. Жалеем, что с нами нет Ивана: его маленькая удочка оказалась самой удобной для беспрерывного вынимания сомиков из пруда. Наполнили целое ведро и с трудом оторвались от этого безобразия, называемого рыбалкой. Когда вечером я потрошил рыбок и отрезал огромные головы, проклял все на свете от их нескончаемого количества. Из полного ведра вышла одна миска обработанных тушек этих несчастных головастиков. Потом нам объяснили, что это не настоящие сомы, а их местная разновидность «булхед», бычьи головы, и большими они не вырастают. После такого удовольствия нужен длительный отдых!

Было еще несколько рыболовных эпизодов. Выбрались, например, к не очень большому, но привлекательному озеру Драйден, недалече от Итаки. Вокруг ласкающие взгляд гористые холмы, стриженные луга с частными виллами на взгорках над озером. По одну сторону озера тянется прямая грунтовая дорога через болотистый прибрежный лесок. Это обзывается природным парком. Свернув с дороги, попали на мысок. Ветер боковой, наши поплавки сносит в сторону, рыбачить отчасти дискомфортно. Вдруг, затрепыхался отвес на донке. Дашуня подсекла и... вытащила золотую рыбку. Размером с нашего крупного карася, а зовется «санфиш» - солнечная рыбка, празднично одетая в ярко-оранжевый цвет. Дальше, как ни старались, поймать ничего не смогли. По дороге к машине видели множество черепах в соседнем болотце. Вылезали из воды на коряги и грелись на солнышке, с них и ныряли в воду. Главная Тартила всплыла из своей лужи. Надводная часть панциря-айсберга величиной со среднего размера тазик. Торчащая из воды голова – с два мужицких кулака, вместе сложенных. Впервые выдел такую большую черепаху и в таких не южных широтах. Небольшая черепашка (стандартных размеров по московским понятиям) выползла на дорогу и стала жертвой Ванькиного зооуголка.

Наиглавнейшим апофеозом здешней рыбалки стала моя с Дашкой вторая ночная поездка за корюшкой. Сразу успокою рыбацкие страсти: корюшки было мало и мы с трудом наловили на сковородку, с учетом сочувственного подаяния одного из рыбаков. Дело не в том. Важен процесс, свидетелем коего я стал.

Высокие сапоги были лишь у Дашки. Я изредка помогал светить фонарем, от кромки берега. Почти всю рыбалку она промаялась одна с мощным бензиновым светильником (с хороший увесистый примус) в левой руке, обрезанной пластиковой канистрой для пойманных рыбок на поясе, а в правой держала большой металлический сачок – главный ловительный инструмент. Но главное действо разворачивалось вокруг...

Ко времени нашего прибытия плотный мрак, без малейшего звездно-лунного обаяния, укутал всю итакскую округу. Не обманная голивудская «американская ночь», получаемая спецэффектами при дневных съемках, а самая взаправдашняя. На подъезде к месту событий, еще издали, с дороги наблюдается мерцание блуждающих огней вдоль того места, где днем при впадении в озеро проистекает «таганнская» речка. Чем ближе, тем ярче и отчетливее проявляется рождественская гирлянда фонарей в руках и других местах тел многих десятков энтузиастов рыбного промысла, демонов мрака и воды. Свет огней тиражируется в речном отражении и становится потустороннее и былиннее («Таганка – все ночи полные огня...»).

Ближе, у воды начинаю кое-что понимать в происходящем. Бессмысленное брожение по колено и по пояс в воде обретает, наконец-то, свой рациональный смысл, как все американское житье-бытье. Начался ход корюшки, или мойвы, еще слабый, нерешительный. Мелкая рыбешка, чуть больше кильки, безмятежно плывет к излюбленному месту своего размножения под нижним таганнским водопадом. Тут-то их подстерегают отдельные представители фанатично любящей и оберегающей все живое американской нации – рыболовы-любители. Не насыщения ради (однако ж вкусна жареная корюшка!), с остервенением, продав тварелибивую американскую душу дьяволу, в кураже греховного спорта, бегают с железными сачками по речному дну и высматривают в вальпургиевой ночи несчастных рыбок.

То шныряют туда-сюда в беспорядке хаоса, а то выстраиваются стройными рядами, перегородив речушку от берега до берега, и гонят добычу. Удача оборачивается редко. Но, вдруг, в шеренге смятение: несколько рядом идущих начинают судорожно черпать сачками. И, о чудо, за считанные секунды половина дырявой емкости сачка наполняется рыбешкой – набрели на густую стайку.

Одинокое дарьино хождение, обремененное тяжелой оснасткой, не дает заметных результатов. Для разнообразия дела по мелям и камням доходим до водопада, не высокого – метра два, но широкого и в ночи впечатляющего стеной воды среди мрака камней и бархата тьмы. До нас тут рыбачили два представителя местного хохляцкого народа. Не размениваясь на мелюзгу, насачковали при фонаре под камнями полное ведро увесистых сигов, свесивших наружу хвосты. Мы довольствовались наблюдением за скользящими тенями немногих уцелевших особей.

К нашему возвращению к гуще рыбачащих масс стрелка часов в фонарном свете медленно приближалась к двум нуль-нуль. Но за несколько минут до сего момента река внезапно опустела. Согласно непреложным правилам ночной рыбалки, священнодействие законопослушно оборвалось. Оставшуюся часть ночи рыбка должна спокойно заниматься своим делом. Наша пьеса пришла к финалу – все степенно разъезжались по домам. И мы своим чередом туда же.

Была еще одна, очень удачная рыбалка, за день до моего отъезда. На излюбленном помоечном водоеме выловили четырех приличных, уже настоящих сомов, нескольких плотвиц, санфиша и запретного бэса, которого, на всякий случай, спрятали в окрестных кустах. Еще попался небольшой карп, ярко красного цвета с красивым свисающим хвостом – мечта моего дачного бассейна. Пришлось и его пожарить и сожрать вместе с прочим уловом.

Собираемся в двухдневное путешествие к Ниагарскому водопаду. По дороге заедем в Рочестер, который побольше нашего студгородка и, говорят, имеет даже пару небоскребов. Там обозрим великое озеро Онтарио, оглядимся и дальше до Баффоло, где планируем заночевать в недорогом мотеле. А с утра двинем к Ниагаре. Отдадим дань главной достопримечательности северных Штатов и по свободной траектории вернемся в Итаку. Так планируем, если не испортится погода, машина и еще чего-нибудь (через неделю обещают снег – врут, конечно, вражьи голоса!).

NY, Итака, 16.04.01.

Отправились в дальний путь. Не спеша проезжаем небольшие поселки, отдельные дома, фермы, автозаправки. Погода благоприятствует нашему путешествованию. Спокойная дорога до Женевы (еще одна Швейцария) – городка на северной оконечности соседнего большого озера. На берегу Сенека-лейк, в парке, делаем остановку с перекусом, наслаждаемся широтой водной панорамы и вкуснотой еды в кислородной свежести ясного дня.

Подзаправившись калориями и бензином, поворачиваем на север. Дальше снова и долго едем на запад, параллельно скоростной и платной 90-й дороги, через разные населенные места до городка по имени Виктор (мой теска!) и опять на север, прямиком в Рочестер, к нашей первой промежуточной цели.

96-я дорога, по которой мы, преданно едем от самой Итаки, на дальних подступах к Рочестеру переходит в какую-то авеню, потом в другую, по которой и движемся к центру города. На окраинах Рочестера, вольготно и не теснясь, стоят богатые ухоженные домики (иные, нежели в скромных малых городках). В центре – тоже симпатичные, но большие дома, чем-то смахивающие на небоскребы Манхеттэна, но, конечно же, не такие высокие.

Запарковались. Идем по почти пустым субботним улицам и площадям. Встречаются лишь чернокожие. Белые граждане, как я наблюдательно заметил, не живут в центре многоэтажных городов, кроме разве что Нью-Йорка, возможно, еще нескольких, типа Сан-Франциско, Чикаго – не знаю. Здесь очень уж много добротных многоэтажных гаражей: бледнокожий народ поутру приезжает на работу в офисы-небоскребы, а вечером, утомленный, но счастливый трудовой занятостью, возвращается в свои предместья.

Мы, не имея занятости трудом, лениво бродим по большому, тоже многоэтажному торговому центру, и где тоже, сплошь и рядом темнокожий люд. Вышли наружу. Повстречали бледнолицого, не твердо стоящего и потому с трудом бредущего мужика – собирателя бутылок. Больше белых не видали. Поискали и нашли свою машину. Сели и поехали к хорошо заметному на всех глобусах мира озеру Онтарио.

Въехали на магистраль. Разогнались. Скоро замелькали надписи «Сии бриз» – нам туда и надо. Подъезжаем. Справа залив, относящийся к устью реки. Через узкую протоку устроен поворотный понтонный мост в сторону другого берега. Слева от него открывается вид на одно из Великих Американских Озер и вместе с евойным видом – обволакивает, накатывает снаружи и пронизывает насквозь дог-холод. У-у-у-у! Все как на морском побережье: песчаные дюны, прибой, вода до горизонта, и ветер, холодный ветер, проникающий под одежду и кожный покров. В нескольких десятках шагов от берега в сторону залива климат возвращается к весеннему теплу и приятности. Обогрелись, снова сели в машину и снова поехали дальше.

Едем по скоростной. Скоро выезжаем на 90-ю, платную. При въезде выдали тикет. Мчу по хайвею. Путь однообразный, остановиться практически негде и, к счастью, незачем. Скорость приходится держать в 65 миль в час – это больше 100 км. Некоторые стоянки и съезды разделяют десятки миль. От долгой езды с постоянной скоростью правая нога устает и немеет: нужно в одном положении удерживать педаль газа. Сережа учил пользоваться второй ногой – вот и пригодилась. Наконец, платная дорога кончается, платим по тикету, сколько натикало – оказалось около 2-х долларов.

Дальше еще немного проедем по скоростной дороге и будем сворачивать на нормальную. Постоянно сверяюсь с картой, чтобы попасть на нужное направление. Свернули на 63-ю, не доехав до Баффоло, и теперь приближаемся к Ниагара-фолс. Городок разделен Ниагарой на две части – американскую и канадскую. Ищем забронированную гостиницу «Эконо Лодж» – самый дешевый класс, номер на двоих (две двуспальные кровати) 50 баксов за ночь. Быт скромный. Наши 4-звездочные получше. Есть небольшой бассейн (общий). Вспоминаю «Бересту» в Великом Новгороде – там покруче было! Утром полагается кофе с дессертиком – вот и весь дешевый по здешним меркам комфорт. В Новгороде кормили бесплатным, баксов на 30, завтраком, а какой бассейн с сауной! Здесь живут, в основном, черненькие и мы. Выспались и слава богу! Кстати, ночевали с субботы на воскресенье, в Пасху, но когда варили в дорогу яйца, забыли покрасить. Бледная получилась Пасха.

Утром – на водопад! Знаменитый, Ниагарский! Исходили со всех сторон, поднимались и спускались на лифте, отщелкали на фото и отснимали на видео. Впечатляет! Почти как на множестве красивых цветных фотографий в тутошнем сувенирном магазинчике. На лифте можно подняться повыше и кинуть взор свысока, потом спуститься к подножью водопада и постоять у падающей громко и тоже свысока воды. Всюду, как муравьи, ползают туристы, много японцев. Американская часть водопада поуже канадской. Обе части разделяет небольшой, американского подданства островок. Канадский водопад – в форме широкой дуги, но его ее с нашей, американской стороны (идентифицируюсь!) почти не видно, а в Канаду нас не пущают.

По пути к машине зашли в симпатичный зимний сад – высокий современный пассаж с лестницами и галереями. Побалдели и в обратный путь. Едем в сторону Баффоло. Пригороды здесь не такие богатые, как в Рочестере и город, говорят, поменьше. После долгой сухомятки Иван до Дарья хотят обедать. Ищем пиццарню, но все еще (или уже) закрыты. Пришлось навестить небольшой ресторанчик. Жуткие блины... Оставили 30 баксов. Все устали и ехать в центр Баффоло не хочется. Впереди долгий и непростой путь до дома.

Выскакиваем на скоростные дороги-лабиринты. Есть такая детская игра: на рисунке запутанные нити и требуется найти единственно правильный путь – очень похоже, но нужно еще сохранять высокую скорость. Дашка мучается с картой, я рулю. Один раз заехал на разделительный треугольник между двумя дорогами (не успел повернуть в правильную сторону), но меня пропустили и едем дальше. Наконец, свернули не туда (послушал Дашу) и приходится на ходу корректировать маршрут.

Сориентировались и съехали на дорогу поспокойнее. Предстоят два левых поворота, чтобы попасть на родную и близкую 90-ю. Постоянно следим за табличками на обочине или над головой с указателями номеров дорог и куда сворачивать. Не успел вовремя перестроиться в левый ряд и нагло влез перед громадным синим грузовиком. На светофоре горит зеленый, но встречное движение. Есть еще не горящие левые стрелки (хрен их разберет эти американские светофоры!). Грузовик начал гудеть в спину. Проклиная все на свете и не думая о светофорах, жду просвета во встречном потоке и поворачиваю налево. Мне показалось, что зловредный грузовик поехал прямо.

Скоро опять левый поворот. Тут я никого не подрезал, но в остальном ситуация аналогичная. Остановился и жду удобного момента для поворота. Вдруг, сзади опять гудение и такой же синий грузовик, или тот же самый – решил меня доконать. Опять, наплевав на все, проскакиваю налево и мчусь к спасительной 90-й.

Дальше снова тикет, снова долгая и нудная езда на хорошей скорости. Дашка уснула. Решил обратно ехать другим путем, пораньше свернуть с 90-й. Дождался нужного экзита и съехал. Заплатил по тикету и выехал на перпендикулярную дорогу. Оказалась тоже скоростной, но бесплатной и качеством похуже. Скорость та же – 65 миль/час. Ваньке нужно в туалет и всем нужна вода для питья: от этих мытарств в горле пересохло.

Съехал к заправке. Там есть все необходимое: вроде нашего небольшого гастронома с универмагом, короче, – сельпо с расширенным ассортиментом. В сельпо, однако ж кофею не подают, разве что – прозрачную из горла. А тут все культурно. Повел Ваньку в сортир (у нас в гастрономе не сходишь!). Для «джентльменов» оказался засоренным. Не думал, что здесь такое случается: унитазы просторные, воды – полная чаша, хоть белье полощи. Запустил внука в дверь с надписью «леди» и пошел платить за пепси-колу. Благополучно завершили эти мероприятия без помощи Дашки-переводчицы. Она продолжала спать в машине.

Едем дальше. Появляются приятные горные пейзажи. Скоро нужно сворачивать с трассы на небольшую дорогу к Итаке. Для уточнения маршрута, съезжаю у очередного экзита и останавливаюсь на обочине, включив, на всякий случай, аварийную мигалку (напоминаю: стоять на дорогах здесь не принято). Тут и Дашка проснулась. Разобравшись с дорогой, едем дальше. У небольшого городка Корнинг – где музей стекла – сворачиваем на другую дорогу. Вечереет и нам не до музеев: нужно засветло добраться до дома.

Горы становятся круче и натуральнее. Выезжаем к городку Воткинс Глен: он на южном конце большого озера Сенека, соседнего с нашим Каюга-лейк (с противоположной стороны от упоминавшейся по пути из Итаки Женевы). Место, очень похожее на Итаку, но городок по-меньше. Еще один перевал – и мы дома.

На автоответчике звонок от Валеры Дубова. Перезваниваю ему и рассказываю о наших приключениях. Он крайне удивлен, что мы без уже хорошо объезженного здесь Сергея отважились на такой дальний и сложный маршрут.

NY, Итака, 18.04.01.

Осталось полторы недели моего житья-бытья тут, в Итаке, а все намеченные мероприятия позади. Поглядим, что еще интересного приготовит мне судьба?

И приготовила судьба (долго старалась) не что-нибудь, а культурное мероприятие в виде встречи, или, как у нас зовут, «творческого вечера» с популярным актером средней руки – Вениамином Смеховым. Встреча в университете, в одном из многочисленных корпусов старинной средневековой архитектуры, но постройки конца 19-го века.

Нашего русскоязычного люда, или, как объявила девушка-организатор, «местной русско-еврейской общины» оказалось не мало, не меньше полсотни голов. И это – лишь студенты и интеллигентствующая публика соответствующей национальности. Кое-кто даже приехал из ближайших городов.

Герой дня, то бишь этого вечера, поначалу рассказывал что-то забавное о своем славном прошлом в театре на Таганке (опять Таганка – «я твой бессрочный арестант»!) и бесчисленных скитаниях по странам и континентам – только по Штатам мотается, кажется, 9-й раз. В России и бывшим россиянам известен, в основном, по бледной роли в «Трех мушкетерах», тоже очень бледных, вкупе с заводилой Боярским, от трудных съемочных дней и ночей с бурными возлияниями и любовными приключениями (вживались в роль) в незабвенном Крыму. Помню не дурно исполняемого им булгаковского «Мастера» на «Эхе Москвы». Впрочем, Булгакова, как ни читай, плохо не будет.

Слушать интересно, особенно здесь, но иногда резали по ушам плоские шутки на публику, некоторые безвозмездно заимствованные у классиков (например, «теловычетание» от Михаила Светлова). Его байки и воспоминания перекликались с моей молодостью и это было приятно. Чуваку повезло: вращался в кругу светил нашего времени – Любимов, Эрдман, Высоцкий, Бродский.

Потом читал стихи: Маяковский, Северянин, Саша Черный, те же Высоцкий и Бродский, отрывок из пьесы Эрдмана «Самоубийцы», что-то еще. Читал вполне прилично (как мне показалось – о вкусах не спорю), часто подражая голосам авторов. Думаю, имел на это право как драматический актер, а не чтец-декламатор. Тут и я вспомнил, что слышал и видел в далекой юности тогда еще живого русского футуриста, старика Крученыха.

А тем временем, наш многогранный смехотворец – актер, режиссер, литератор – попутно приторговывает своими книжонками (не дешево) и раздает автографы. Хотел взять у него автограф на однодолларовой купюре, что гораздо дешевле продаваемых книг и дисков, но не решился – еще обидится, что не поддерживаю бизнес, да и очередь жаждущих автографа вытянулась на весь зал (у нас – толпы поклонников, здесь очереди).

Один невоздержанный почитатель таланта нашего героя, приехавший специально из Сиракуз, сидел позади меня, записывал весь вечер на аудио- и видеопленку. На пожелание местного студента поиметь эту запись, ответил, что после вечера они «обговорят условия» (святое искусство – не помеха). А в конце гладко текущей программы устроил конфуз: в знак горячей признательности, включил привезенную запись Визбора с песней, посвященной Смехову. Тому аж неловко стало. Визбору, видимо, тоже – пел и заикался. Любовник героя смущенно оправдывался, что запись, мол, была хорошей и у него дома Визбор не безобразничал. Смехов, не дослушав, именной песенки, замял инцидент. Благодарно склонившись со сцены и высоты своего немалого роста к коротышке-любителю, он долго жал его потную от неудовлетворенной страсти руку. Тем временем публика степенно расходилась.

В общем, и я был слегка ошарашен этой рашен, или по нашему «руссиш культуриш…» в такой глубинке и ностальгически тряхнул духовной стариной, позабытой за последние десятилетия моей семейно-трудовой жизни. Однако нигде не запотело как, полагаю, у того любителя русской словесности.

Сегодня, как обещали, повалил снег. Как в моей юности: «...с голубого неба – много снега!» С утра некоторые местные товарищи ходили в шортах и футболках. Нам, с нашей многовековой культурой, ни за что не понять их цивилизации, молодой и прогрессивной. Ни за какие займы Международного Валютного Фонда, кредиты Всемирного Банка и прочие вспомоществования. Так и останемся дикарями со своими Третьяковками, Русскими музеями, иконописью и «Словом о полку Игореве». Иконами голые зады не прикроешь и словом сыт не будешь.

Прорубленное в Европу окно для передачи пищи оказалось узковатым. Вот и болтаемся по разным прорубям в поисках философского камня нашей экономики, халявных фудов и простого человеческого счастья. Веками разворовывали свою щедрую Отчизну, а на жизнь не хватает. А главный наш человеческий ресурс – с большой буквы! – расползается по свету как стая голодных тараканов.

Россияне в разных странах – соединяйтесь! С мира – по нитке, со швейцарских счетов и офшорных капиталов – по проценту и... вытянем Росиию! На десяток-другой лет хватит, а там снова нефть подорожает и сохраним нашу самобытность. Потом опять двинемся на Запад – кто с сумой, кто с нахапанным первоначальным капитальцем. Так, поэтапно, и разовьемся по диалектической спирали, завещанной великими классиками.

И тогда потянется к нам их трудовое темнокожее населения – в наши чудо-города, полунебоскребные, в леса нехоженные, поля непаханные, к морям пересохшим и рекам отравленным, на наши хлеб да соль с постной картошкой, самые дешевые в мире. И создадим, наконец-то, всамделишный Интернационал, не помню, который по счету. И утрем нос этой воображале Америке...

Так мечтал я, поедая браконьерскую рыбку с весенним салатиком из свежих овощей, запивая заморскими соками и заедая свежими фруктами-ягодами и многофудовыми десертами (все халявное и поэтому, особенно вкусное).

NY, Итака, 19.04.01.

Оставлю обществоведам и экономистам заботы о всеобщем процветании и хлебе насущном для каждого трудящего индивида. Сам же предамся скромным человеческим радостям и отправлюсь в четырехколесное путешествие в соседний городок Воткинс Глен, который я имел возможность проезжать, возвращаясь с Ниагарского водопада. Теперь я один: все расползлись по местам учебы и работы, оставив автомобиль для моего полного удовольствия и потребления.

Радостно мчусь по 79-й дорожке, пересекая горные хребетики между Итакой и соседним озером Сенека-лейк. Погода выдалась славная: яркое солнце без неуместного в пути зноя. По узкой извилистой дороге перескакиваю с горки на горку, проваливаясь в бессчетные ложбины и взмывая ввысь на очередном холме. Уши закладывает как в самолете или в скоростном лифте. По сторонам крутые лесистые склоны невысоких гор, сочные весенние холмы, фермерские поля, луга – сами просятся на акварельный лист. На краткий миг пожалел об оставленной в Москве акварели, но быстрая смена живых картин со всех сторон подтверждала мой правильный выбор. Время, превращаемое трудовым народом в денежный эквивалент, становится для меня мерилом быстро сменяемых удовольствий от дороги, приятной во всех отношениях. Моя приверженность гедонизму не доведет до добра. Но, пока живу, наслаждаюсь!

Так приятно беседуя сам с собой и оглядывая пейзажность пути, подъезжаю к Воткинс Глену, то бишь круто спускаюсь к южной оконечности Сенека-лейк и прилепившемуся к ней городку. Это, пожалуй, наиболее типичный американский городок: длинные почти безлюдные прямые улицы с уныло многообразной одно-двухэтажной застройкой; центральная часть незаметно перетекает в пригород; дальше идут другие поселки, границы между которыми весьма условны. Своеобразие Воткинс Глена в том, что прицепился он к хвосту длиннющего озера и тянется по дну живописной горной долины.

Неспешно пересекаю городок с дозволенной 30-мильной скоростью и встаю на нужную правильную дорогу. Ориентируясь по карте и собственному наитию, подъехал к нижнему входу в парк местной горной природы.

Из нагромоздившихся крутых скал вырывается бурная речка. Проход к ее руслу в этих неправильных для хождения скалах предполагается по специально прорубленному для удобства продвижения, узкому пешеходному туннелю, вход в которых загорожен запертой на замок металлической решеткой. Обстоятельная надпись на ней, видимо, должна означать, что по метеоусловиям глубокого и узкого ущелья, осмотр его по нижней тропе закрыт до знойного лета, когда в нем, наконец, растает снежно-ледовое неудобство. Особое внимание праздно шатающейся публики обращается на повышенную опасность поскользнуться и утонуть в отрезвляющей прохладе горного ручья.

Мой, очень даже вольный, перевод того, что могло быть написано на большом информационном щите, положительно характеризует американскую нацию, как весьма заботливую о собственной безопасности (упорное проталкивание военной доктрины СОИ – подтверждение тому – козлы, не о том заботились!), а заодно и безопасности законопослушных иноплеменных туристов, вроде меня.

Короче, сажусь в авто и еду искать другие подходы к проблеме попадания в заповедный парк. Оказываюсь в зоне отдыха праведных и рационально организующих свой честно заработанный досуг (по здешнему – уик-энд) горожан. Тут и летний бассейн, заботливо укрытый огромным полотнищем до начала купательного сезона, и мангалы для шашлыков или чего-то подобного им, и дощатые столики со скамейками под открытым и мирным, без звездных войн, небом Отечества. Отсюда еще один подход к означенной для осмотра горной речке.

Пешим ходом продвигаюсь в нужном направлении и выхожу на мостик над искомым ущельем. Обследую верхнюю, открытую для весеннего хождения тропу, задерживаясь на смотровых площадках, обустроенных по верху узкого каньона. По дну его резвится и извивается водная стихия в виде не-то большого ручья, не-то маленькой речки. Извороты ущелья и скалы, его образующие, причудливы и своеобразны. В следствие глубины и узости, дно каньона мрачно, таинственно. Не упускаю возможности спуститься туда, преодолев один из запретных кордонов. Как всякий переступник закона, переступив через обозначенное заграждение, но не лишенный правил порядочности, я немного стесняюсь содеянного, что, впрочем, не мешает мне продолжать любоваться видами.

Место для закононарушения выбрано мной удачно: я оказался в той части русла реки, где ущелье чуть расширяется и нижняя тропа, точнее, узкая каменная терраса становится легко проходимой, свободной от снега и льда. Быстрый и по весеннему мутный поток скачет по каменным ступеням в непосредственной близости от моих ног. Продвигаюсь по дну ущелья и благополучно выбираюсь из него в конце предусмотренной экспозиции.

Место, конечно, примечательное, и я своего удовольствия от созерцания не пропустил. Попутно осмотрел горное кладбище, протянувшееся по верху вдоль ущелья – аккуратное, благоустроенное, с полосато-звездными флажками у каменных надгробий, со склепами и большой статуей распятого Христа – тоже, видимо, излюбленное место последнего отдохновения воткинс-гленцев.

Выбираясь из заповедной зоны, наблюдал зависших на вертикальной стене местных скалолазов, занятых будничным делом: шестами с крючьями цепляли подозрительные камни и сбрасывали их в пропасть – трогательная и не лишняя забота о все той же безопасности прогулок по нижней тропе в летний сезон. Для заезжих туристов места на здешнем кладбище не бронируются.

Добравшись до брошенной на стоянке «Субары», отправляюсь к следующей намеченной цели – обозначенному на карте водопаду. Проехал через городок, выбрался на положенную дорогу, а водопада не обнаружил. Еду дальше и дальше по красивой широкой долине полноводной речки, обрамленной симпатичными горными склонами. Когда все мыслимые сроки нахождения водопада закончились, поворачиваю назад и в конце концов попадаю-таки в место, в названии которого доминирует характерное слово «фоллс», что, по моим представлениям и ниагарскому опыту, должно означать «водопад».

Оставив машину, делаю пешую рекогносцировку и действительно нахожу заметный водопад. Он довольно большой, но после Ниагарского и даже нашего «таганнского» совсем не впечатляет. И «разместили» его неудачно: на краю поселка, в лишенном экзотики окружении.

Еду к дому и перевариваю те же впечатления в обратном порядке.

Славный выдался денек!

х х х

Хватит красоты по-американски! Самому надоела. Каково же всем прочим?

Пора закругляться. До отъезда домой оставалось несколько дней, которые проскочили незаметно: в рыбалке, в последних подарках для Ивана, в собирании чемоданов.

Оказалось, что у внука нет нормальных рисовальных принадлежностей – паршивые альбомчики, мелки и кисточка в три волоска. Добил меня школьный рисунок, где по наущению учительницы мой внук рисовал вместо людей пиджаки с брюками под тщедушными головками. Я не вытерпел такого кощунства над изобразительным искусством и, прежде чем преподать урок рисования, отправился в один из ближайших универмагов.

Дашка высадила меня из машины и я окунулся в торговое изобилие. Нашел отдел с рисовальными принадлежностями. Купил акварель, фломастеры разных калибров, альбомы с не туалетной бумагой. Долго искал кисти, но кроме трех-четырех волосковых ничего не обнаружил.

Природная смекалка направила меня к строительным материалам и инструментам. Тут уж я подобрал подходящие для рисования флейцы и губки. Порадовался набору китайских беличьих кистей, разных размеров, но явно не для малярных работ. Ох уж эти странные американцы!

На выходе пожилая кассирша, изумленная моим изысканным ассортиментом покупок, восхищенно воскликнула: «А’ртист !?», с ударением на первом слоге. Я, как сумел, объяснил, что это всего лишь подарки для внука, чем вызвал ее же одобрение. Выложив двадцать долларов, потопал к дому.

Все когда-нибудь кончается, и вот мы с Дашкой едем ранним автобусом в Нью-Йорк. Ей нужно оформить новый паспорт вместо просроченного. Досыпаю и долюбовываюсь уже известной дорогой.

После пяти часов пути прибыли в Нью-Йорк в начале дня. Погода замечательная. То, что надо для прощания с Америкой.

Сразу мчимся в российское консульство на, кажется, 91-й улице. Наконец-то проникли в местную подземку. Два доллара за вход с каждого, а дальше сплошное убожество. С подземными дворцами любимой Отчизны и даже с виденными мною берлинским и стокгольмским метро – не сравнить.

Наше метро строилось для лучшей части советского народа, проживавшего в столице. Личного транспорта не хватало даже для избранных. И гордость за великую нашу Державу простиралась ввысь высотными зданиями и вглубь московских недр мраморно-гранитными красотами. А они для кого строили? Для безлошадных горожан. Вот и мыкаются до сих пор в лабиринтах нью-йоркских катакомб.

Разобраться во множестве пересекающихся линий метро даже с дашкиным знанием языка оказалось не просто. Какой поезд куда едет и где останавливается – понять не возможно. Душные и тесные вагоны доконали нас окончательно. И мы с остервенением выскакиваем на манхэттенскую волю.

Прогулявшись по оживленному Ист-Сайду, добрались до крохотного родного островка на далекой чужбине. Пока Дашка простаивала в очередях и оформлениях документов, я успел побродить по северной части Центрального парка. Из того же парка поглазел на запретный для бледнолицых Гарлем и на скромненький и запущенный в этих краях Вест-Сайд.

Когда Дашка освободилась от пут родной бюрократии, попытались проникнуть в музей Гугенхейма небезызвестного зодчего Ф. Райта, но тщетно: большая часть музейной спирали закрыта на реконструкцию. Не повезло нам с шедевром современной архитектуры. «Метрополитен» (музей) я осчастливил собою в первый приезд.

Двинулись в той же мерзкой подземке на южную оконечность Манхэттена. Ехали долго, тесно и душно. Запутавшись с поездами и остановками, вылезли раньше, у Бруклинского моста. Оказались недалеко от вселенского центра финансов и капитала, в двух шагах, рукой подать. Замученную Дашку усадил пить кофе в соответствующем заведении в конце узенькой стрит на подступах к громадам Всемирного Торгового Центра, а сам бегаю и фотографирую знаменитые небоскребы и их окружение. Просторная чистая площадь под светлыми громадами «близнецов». Фонтан в середине с монументальными металлическими скульптурностями. Людей на площади не много. Внутри зданий за стеклянными стенами первых этажей своя не понятная мне жизнь, эскалаторы вниз и лифты в небеса. Нет времени подниматься на знаменитые смотровые площадки на 100-каком-то этаже и уже не придется никогда. Довольствуюсь созерцанием белесых «люминевых» пилонов по периметрам зданий. Скоро эти пилоны будут торчать из гор обломков на всех телеэкранах мира…

Теперь, когда прошло несколько дней после жуткой катастрофы, вспоминается каждый кусочек этого места, ставшего грудой руин!

…Захожу за пришедшей в себя Дашкой и вместе плетемся к парку с пароходами и пристанями супротив статуи Свободы. «Свобода» у горизонта, совсем крошечная, едва различимая в туманных далях. По пристаням у прогулочных катеров прогуливаются ненасытные туристы, за четвертак глазеют на монумент сквозь стационарные бинокли, как у Ниагарского водопада.

Отметившись в достопримечательном месте, отправляемся в обратный путь. Отыскали вход в изрядно надоевшую подземку. Совершаем в последний раз трижды испытанное сегодня удовольствие от самого популярного в Нью-Йорке вида общественного транспорта. Без особых проблем добираемся до 42-й улицы у Тайм-сквер, продвигаемся к бас-стейшен по одному из самых оживленных мест центра Нью-Йорка. Еще не вечер, но живые картины по всем фасадам развернули свое цветопредставление и светопляску. Кончились сигареты, припасенные по дешевке аж в самой Москве, и Дарья покупает пачку за пять баксов, выделив мне на дорогу до дома три штучки. По ценовой разнице (у нас блок, у них пачка) заметно на сколько американцы усерднее радеют о здоровье своих подданных.

Здесь наши пути расходятся: дочери нужно на автобус в свою провинцию, мне на другой автобус и на самолет в свою. Расставание далеко и надолго…

Хорошо помнится завершение моего прошлого визита в Штаты. Не могу отказаться от удовольствия повспоминать.

Улетал в Москву я с Дарьей и Ванькой. Побегали по центру Манхэттена, исправив мой просроченный обратный билет и прикупив новые (дочери и внуку) в аэрофлотском офисе какого-то небоскреба на Пятой авеню. Попутно встретились с давним приятелем родителей моей жены, племянником знаменитого Ильфа (Ильи Файнзильбера) – Файнзильбером-же Александром Марковичем. Ему уже хорошо за восемьдесят и он вместе со старшим братом (Моней), тоже бывшим московским профессором, последние лет десять обитает тут. Козликом бегает с нами, передавая приветы и гостинцы моей дорогой теще. Рассказывает, как любит отдыхать в горном доме отдыха (для бывшего нашего люда) на пол пути от Нью-Йорка до нашей Итаки. Не пренебрегает дешевыми долларовыми обедами, но очень с братом страдают от окружающей эмигрантской публики – все такие старые и противные.

Успеваем сесть в автобус к нужному нам рейсу самолета. Благополучно добираемся до аэропорта и погружаемся в его суету. Курить негде. Выходим в какую-то дверь наружу под осуждающими взглядами местных негрорабочих со здоровым образом жизни. Покурили. Обратно не пускают, велят снова идти на просвечивание. Идиотизму повинуемся, хоть мы с Дашкой и Ванькой на террористов-самоубийц не похожи. Наконец усаживаемся в зале ожидания нашего самолета.

Дашка проголодалась и ушла в поисках перекуса, а я с Ванюхой сижу в редком окружении будущих попутчиков и преимущественно соплеменников. В нескольких метрах от нас усаживается гражданин с вроде бы знакомым фейсом. Его провожает таких же средних лет дама из бывшей нашей, а теперь нью-йоркской богемы. Слышу, как она осыпает его комплиментами, называет «звездой» и чем-то еще очень лестным. На что ее собеседник картинно разрезает рукой пространство вокруг себя, окидывает взором небожителя нас, грешных, и в полный голос вещает: «Разве звезды обитают в таком окружении?»

Тут возвращается Дарья с сытой плебейской физиономией и присоединяется к моему наблюдению. Я начинаю вспоминать, что видел в телевизоре эту знаменитую рожу театрального гения Романа Виктюка. На вопросительный взгляд дочери я тоже достаточно громко отвечаю: «Да мудак какой-то, кажется, Виктюк». Думаю, что не был услышан гением, так как на месте распрощавшейся дамы уже сидел смазливый юноша и все внимание знаменитости было поглощено им.

Наша знаменитость на глазах размякла и подобрела. По отечески обняв и ласковой улыбкой согревая молодого коллегу, Виктюк что-то долго щебечет ему. Юноша смущен и польщен. Видимо, он – восходящая звезда из труппы маэстро. Прочие члены труппы тоже потихоньку подтягиваются в зал ожидания. Замечаю, что многие из актеров-мужчин похожи друг на друга. Вырисовывается некий эстетический идеал мастера. Но обласканный им сегодня – самый молодой и свежий, очевидно, последняя привязанность стареющего мэтра.

Скоро двинулись на посадку в самолет. Не надолго все перемешалось. Когда уселись в своем эконом классе, вновь оказались в окружении актерской публики. Но хозяина не было видно. За весь долгий перелет он один лишь раз показался из своего первого класса. С кем он соседствовал там – сказать не могу.

Артисты мужеского пола в большинстве своем были характерны для виктюковской труппы, с характерными же улыбками и ужимками. Некоторых, кажется, видел в «Служанках» (честно скажу, смотрел по телеку, поэтому до конца спектакля бодрствования не хватило, но это мои проблемы). Было несколько молодых, нехарактерных, но они погоды не делали. Запомнилась бальзаковская дама, сидевшая перед нами. Держалась вальяжно, капризно, заняв несколько свободных кресел. В начале полета я даже помог ей уложить дорожное барахло в отсек для ручной клади – ни слова благодарности. Была еще одна актриса с знакомым по какому-то фильму лицом (эта вела себя скромно, непритязательно), но фамилии ее не помню. В нашем салоне летела и сборная России по боксу. Совсем мальчишки, никого не знаю. К концу утомительного полета между двумя «сборными» установились некоторые контакты: вместе фотографировались на память.

Когда выходили из самолета в Шереметьево, я немного отстал, а Дашка с пятилетним Ванькой оказались рядом с Виктюком и его ближайшим окружением. Те, не стесняясь, матерились, обсуждая свои творческие проблемы. Дашка сердито выговорила им по этому поводу – притихли. Так благополучно завершилось наше путешествие в «голубом вагоне».

Моя язвительность не стремится принизить действительный театральный талант Виктюка. Его ориентации и привязанности – сугубо личное дело и не подлежат народному осуждению. Но, извиняюсь, что написалось пером – то и написалось.

…На сей раз впереди у меня дорога в одиночестве через пол Нью-Йорка к аэропорту, межконтинентальный перелет, пересечение Европы с посадкой во Франкфурте и опущение в Шереметьево-2. Путь дальний, но без сюрпризов, благо Люфт-Ганза работает бесперебойно и летный состав пока не бастует.

Как спевается в популярной в русской народе песне: «Гуд бай, Америка!» И добавить к этому больше нечего.

[1] Центральный Парк Культуры и Отдыха им. М. Горького в Москве.