письмо

Милая, знаешь, чем я занимаюсь последнее время внутри? Я ищу способы признаться тебе в любви и прихожу к выводу, что уместных в данном случае попросту не найти. То есть да, я абсолютно серьезно мечтаю о том кино о группе Lюk, но это вряд ли будет скоро. Я ведь так и не сказал. кто будет играть тебя. Рената. В том смысле, что кино-таки будет художественным, а не документальным. Почти как мой любимый «Дорз». С песнями в исполнении актрисы. Я лишь недавно вспомнил, что она, кстати, где-то пела. Но хоть убей, не помню где. Ты случайно не знаешь? Я крайне живо себе представляю несколько сцен. Ну «Сахалин» в исполнении Литвиновой это в любом случае будет хит. А вот второй момент тоже, как мне кажется, забавен. Я о том нашем знакомстве с Анжеем и разговорах о «Богине». Он ведь тогда доказывал нам с тобой, если помнишь, что это и не фильм вовсе. «Богиня: как я полюбила», в смысле. Анжея, кстати, будет играть он сам. Он согласен. Ну и то наше интервью. Там ведь тоже тема Богини проскальзывала. Я совсем не придумал, правда, кто будет играть меня. Ну да ладно. Я немного отвлекусь. У меня только что сыграла твоя любимая песня «Сияние». Но ты вряд ли теперь ее ценишь. «Зачем снятся сны» - вообще идеальный саундтрек для этого письма. Мне бы очень хотелось, чтобы ты тоже включила. Но ты вряд ли станешь это делать. Я вообще не уверен, что ты станешь это читать. Но постарайся, пожалуйста. Мне кажется это в любом случае важно. Как бы ты ко мне сейчас ни относилась. И я, пожалуй, вывешу этот текст в Интернет. Это ведь не только письмо, но и рассказ все же. К тому же все ведь интересуются, что у меня внутри творилось. А я совсем не представляю, как им об этом сообщить. Так, чтобы не выносить грязное белье. На вот эти запретные темы таки придется здесь говорить. Пожалуй, даже придется говорить здесь о том неприятном для тебя, да пожалуй для нас обоих, факте. Я о том, когда ты была на других планетах. Прости меня, пожалуйста, что я произношу это вслух. Да, к сожалению, не просто вслух, а криком. Я о том, что ты не одна это прочтешь. Дима и так спрашивал, зачем я это делаю, когда я вывесил нарезку «Не буду мамой». Да не знаю я зачем. Я так чувствую. Мне, кажется, так надо. Это все же лучше, чем искать учителей, как ты советовала. Учителей итак со мной было предостаточно. Но об этом мы поговорим чуть позже. В этом письме я имею ввиду. Кстати, я очень удивился, когда узнал, что «Негрузовики» показывали на концертах этот ролик. То есть я совсем не против, а даже за. Но мне почему-то казалось, что ты должна была бы запретить. Но я не на твоем месте, как ты очень удачно заметила. Твои поступки в этом смысле совсем уж идеальны. То есть я в очередной раз убеждаюсь, что порчу всё я, а не ты, как считают мои родители. Я, признаться, в тебе никогда и не сомневался. Кроме, пожалуй, этих дурацких ревностей. Однажды, честно сказать, я даже позволил себе внутри приревновать тебя к Диме. А он ведь, пожалуй, один из немногих, кого я могу назвать другом. Нашим общим другом. Я очень рад, кстати, был, что вы общаетесь. По-настоящему рад. К тому же, я недавно случайно узнал, что где-то в мае ты виделась с Антоном. Нашим Антоном, я имею ввиду. И я тоже этому счастлив. Я совсем уж не слежу, если честно, как тебе могло показаться. Разве что за группой Lюk. Я ведь вновь стал меломаном. Тогда в Jazzterе я просто тобой любовался. Кстати, ты обратила внимание, что девочка из группы «Госпром» стала танцевать совсем уж, как ты? Но куда хуже, конечно. Я не знал, куда мне смотреть. На тебя или на сцену в смысле. Спасибо тебе огромное за ту улыбку. Я о той настоящей, твоей. Она случайной, скорее всего, оказалась. А может мне совсем уж показалось. Но я был крайне счастлив. До этого ты ухмылялась. Твоя ухмылка ведь тоже очень красива. А от улыбки я чуть не взлетел. Ну, конечно, ладно. Уже полетал. Чуть не взлетел я и на следующий день. Стрельцов крайне приятный сюрприз преподнес. Я не то что не знал, а даже не надеялся тебя увидеть в тот вечер. Он был совсем уж прекрасным. Как и ты, впрочем. Я, кстати, так и не выяснил, что такое трансцендентность. Но в любом случае это была очень удачная тема. Ну и прежде, чем начать рассказ, я все-таки признаюсь, что я таки решился пойти на ваш концерт. Киевский. Поехать даже, а не просто сходить. Очень хорошо, что я не попал на тот харьковский, который был на папин день рождения, 24 октября. Он, между прочим, таки позволил себе залезть на ваш сайт и увидел эту дату. После чего возмущался, что ты чуть ли не специально всё подстроила. Дату, в смысле. Глупость, конечно. Но я совсем уж не представляю, что с ней делать. С ними даже. Родителями, в смысле. Тогда не время, конечно, мне было ходить на твой концерт. А сейчас мне очень надо, кажется. Но я постараюсь тебя совсем уж не трогать.
Вот и начало, кажется. Хотя я совсем даже не понимаю, откуда начинать. Начну, пожалуй, с того, что я очень долго в конце прошлого года, да и в этом тоже представлял тебя христом. Я не случайно пишу теперь это с маленькой буквы. Теперь я его, пожалуй, ненавижу. Иногда я сравнивал тебя с княгиней Ольгой. Ты ведь ее любишь, если я правильно употребляю сейчас это слово. Очень забавно, что на том апрельском видео об «Оленях» ты с ее образом на шее. Еще, одно время я считал тебя Марией. Той самой, из евангелия. Существует ведь легенда о сошествии девы Марии и архангела Михаила в ад для спасения грешников. Я в этом случае, у себя в голове, конечно, был архистратигом Михаилом. А весь мир тогда казался адом, как я не раз замечал. Еще однажды я представлял нас с тобой Мастером и Маргаритой. Помнишь, мы ведь о ней говорили на том самом интервью? Шапочку, кстати, ты мне так и не связала. Да и уж вряд ли свяжешь теперь. Определиться, кто из нас Мастер, а кто Маргарита, я так и не смог. Еще в тот самый день, когда я полез в ванную резать себе вены, я мечтал уйти искать христа. Того, который внутри. И снаружи. Любовь. Вселенскую большую. Я совсем уж забыл тогда, что она вот, рядом. Я о тебе, конечно же. Я совсем уж тронулся и хотел предложить даже тебе уйти вместе со мной. На поиски христа, в смысле. Когда я сообщил об этом папе, он постарался меня отвлечь и предложил позвонить маме. А я ведь уже тогда крайне мало с ней общался. Но я сделал этот, роковой, кажется, звонок. Мама посоветовала сходить на одну службу в церковь. Я тогда не знал, как эта служба называется. После этого она напомнила, что твоя бабушка занималась черной магией. Я совсем тогда не представлял, откуда она могла знать. Я совсем забыл, что ты сама, очень переживая по этому поводу, делилась этим с моей мамой. Я знаю, что ты очень боялась этого факта. Я понимаю, что тебе нужна была поддержка. Но для мамы это так и осталось тайной за семью печатями. После этого она начала говорить о том, что твой мальчик когда-то попал в дурдом. Я итак это знал, ты ведь сама со мной делилась. Тогда, когда мы только начинали встречаться. Но от мамы мне это было странно услышать. Я совсем уж не представлял тогда, откуда она могла это узнать. Я, естественно, задал ей вопрос об этом. О том, в смысле, откуда она это взяла. Мама начала отнекиваться. Я спросил не священник ли, мама ведь ходила тогда в эту церковь на Холодной Горе. «Священник», - ответила она. Но это тоже скорее походило на неправду. Я совсем забыл тогда, что где-то в октябре прошлого года, мама была у ясновидящей. Но тогда я поверил в легенду о священнике. Его поступок меня очень возмутил. Мне показалось наглостью с его стороны выдавать за твоей спиной чужие секреты. Я в самом деле поверил, что он узнал эту историю откуда-то сверху. А ведь откуда мама могла узнать? Я о реальных источниках. А тогда я пошел к папе и не рассказывая твоих тайн возмущался церковью и священниками. А вот где-то через полчаса ровно на одну секунду засомневался. Не в том смысле, что ты виновата в этом моем состоянии, а твоя мама. Это сомнение возникло у меня ровно на одну секунду. Просто какая-то дурацкая мысль. Но мне стало от этой мысли столь противно.и стыдно, очень совестно перед тобой. Я не представлял, как же я теперь буду смотреть в твои красивые зелёные глаза. Я побежал домой. В нашу с тобой квартиру. Нет, твердого намерения заканчивать жизнь самоубийством у меня тогда не было. Если бы я решил окончательно, я, пожалуй, выбрал бы более подходящее место и способ. Но цели поиздеваться над тобой, пожалуй, не было. Я скорее всего пытался перебороть самого себя. Я прибежал домой. Ты смотрела своего Хауса. Я бросил тебе привет, пошел на кухню, выбрал нож. Тупой, конечно же. Но наточенных ножей у нас в доме не водилось, что в другом случае могло быть да и являлось мне упреком. Я пошёл в ванну. Пока она набиралась, я спрятал нож под белье, приготовленное для стирки. Я ожидал, что ты можешь войти. Ты и в самом деле через какое-то время зашла. Вместе с нашей любимой кошкой Жусей. Она запрыгнула на ванну, как она любила это делать. А потом, если помнишь, произошел очень странный случай. Она довольно нелепо подскользнулась, упала в воду, вылетела из неё, как ошпаренная и перевернула то самое белье. Ты улыбнулась, пока не увидела упавший на пол нож. Ты ведь и так догадалась о моих намерениях. Помнишь, ты ведь дошла тогда до дивана и потеряла сознание? А я, кажется, действительно не собирался по-настоящему тогда заканчивать жизнь самоубийством.

(продолжение следует)

Update: "А вот где-то через полчаса ровно на одну секунду засомневался. Не в том смысле, что ты виновата в этом моем состоянии, а твоя мама. Это сомнение возникло у меня ровно на одну секунду. Просто какая-то дурацкая мысль"
Я ненамеренно приврал-таки. В тот момент это было сомнение, кажется, в тебе. Это чуть позже, когда я стал раздумывать, было про маму твою. Я - не идиот и понимаю, что ни ты, ни мама не виновата во всём этом бреде. Потому от сомнения стало противно. А вот вчера едва не разлюбил тебя по-настоящему. Вот что жутко. И да, я вот люблю нашего нерождённого ребёнка. Как-то так.