Разлом. Глава 13. Дневник фельдшера

Дневник фельдшера.

9.07.1967

Сегодня в нашем импровизированном расследовании обозначились определенные подвижки. Утром, едва рассвело, прибыл Сидоров и привез с собой целый ворох бумаг – запротоколированные по форме показания свидетелей по делу Свистунова.
Часа два мы с Верой изучали исписанные корявым почерком участкового листки, каждый из которых оканчивался стандартной формулировкой «С моих слов записано верно» и подписью свидетеля.
Удивительно, с каким азартом и поистине научной скрупулезностью Вера подошла к этому делу! Пока мы с Сидоровым ломали головы, пытаясь найти в показаниях свидетелей хоть что-нибудь, похожее на разгадку этой тайны, Вера набросала на листке бумаги какую-то таблицу и, провозившись с ней примерно час, выдала нам подробную картину событий.
- Ну ты даешь! – поразился Сидоров, глянув на Верины выкладки, - Ты, часом, на криминалиста не училась, а, Верка? Ты только погляди, Колян! Ведь и время вычислила, и место – и все за какой-то час!
- Метод морфологического анализа, - гордо заявила Вера, - Применяется для решения инженерных и научных задач. Вам, товарищи, не мешало бы хотя бы изредка следить за последними веяниями математики…
- Утерла нос, - горестно признал Сидоров.
А я в эти минуты испытывал гордость, пожалуй, ничуть не меньше, чем Вера. Словно не она, а я расколупал это задокументированное хитросплетение фактов и домыслов. Оно и понятно: я не мог не гордиться своей возлюбленной, оказавшейся умнее нас, двоих взрослых мужиков.
По Вериным выкладкам дело обстояло примерно так: в первых числах июня Свистунов вернулся из очередного похода в тайгу. При нем была солидная сумма денег – от двухсот до пятисот рублей новыми купюрами. Он раздал кое-какие долги, купил продуктов, что-то из одежды для своей семьи – и ударился в разгул. Опять наделал кучу долгов, но клятвенно пообещал вернуть кредиторам все деньги в течение месяца. Пятнадцатого июня он снова ушел в тайгу. Ушел налегке, взяв запасов дней на десять, не больше. Шестнадцатого его видели в трех километрах к западу от Варяжского, семнадцатого – у скалистого кряжа в десяти километрах к западу от Варяжского. Места там особенно глухие, безлюдные, и удивительно, что его вообще кто-то видел в той местности. Некоторые свидетели утверждают, что видели его совсем в другом месте, но если свести все показания в таблицу, как это сделала Вера, становится ясно, что наиболее вероятным его местонахождением была именно местность западнее Варяжского, за кряжем. Свидетели показывают, что шел Свистунов целенаправленно, словно знал, куда и зачем идет. Зверя он не выслеживал, ловушек не ставил.
Двадцатого июня умирающего Свистунова нашли в двух километрах к северу от Малого. От кряжа до Малого – день пути. Значит, облучился Свистунов восемнадцатого или девятнадцатого числа, примерно в десяти-двенадцати километрах западнее Варяжского.
- Значит, ты полагаешь, нужно искать именно там? – деловито спросил Сидоров Веру.
- Получается, что там, - пожала плечами Вера.
- Интересно все-таки, что он там такое нашел? – сказал я между делом, - К тому же, Сашка, подумай: откуда у Свистунова могли взяться новенькие купюры. Наверняка из какой-нибудь организации, куда деньги доставляются из банка инкассаторами.
- Елки-моталки! – воскликнул Сидоров, хлопнув себя ладонью по лбу, - Касса леспромхоза! Коля, Вера – вы просто Шерлоки Холмсы.
Он тут же порывисто вскочил и собрался куда-то бежать.
- Ты куда? – спросил я.
- Как куда? В леспромхоз, конечно. Если повезет, вечером уже буду там. Буду колоть тамошнего кассира.
- А если не кассир? – спросила Вера, - Свистунов мог получить деньги и от директора леспромхоза. Да от кого угодно мог получить. Сашка, смотри, не наломай дров. Спугнешь ненароком нужного человека – и что тогда?
- А что ты предлагаешь?
- Предлагаю ехать в леспромхоз Коле. Он медик, подозрений особых не вызовет. Можно придумать легенду о периодическом медосмотре.
- Не пойдет, - покачал я головой, - У них есть свой фельдшер, и это его обязанность – проводить медосмотры в леспромхозе.  Давайте уж сразу начистоту. Мы все догадываемся, за что получил деньги Свистунов. Смешно полагать, что в наших краях обретается иностранный шпион, который мог бы заплатить ему за образцы радиоактивного материала. Остается только один вариант – золото. И все, что мы можем получить в леспромхозе – только подтверждение этого вполне очевидного факта. Незаконный оборот золота – это по части участкового. Этим можно заняться и потом. А сейчас самым правильным, по-моему, будет то, что мы все втроем наведаемся туда, где Свистунов мог найти это самое золото. Предлагаю завтра же отправиться туда и на месте все выяснить.
- Рискованно, - произнес Сидоров, задумавшись, - Не ровен час, и мы рентген нахватаем будь здоров. Нет, Колян, я туда просто так не полезу. И вас не пущу. Вот приедут чекисты, пусть они туда и лезут.
- Хорошо, мы не станем туда соваться, - вдруг сказала Вера, - Так ведь, Коля?
Я кивнул, хотя уже знал, что лично я непременно схожу туда, даже если мне придется идти одному. А Сидоров с его осторожностью пусть себе ищет скупщика золота, если ему так хочется.
- Что-то не верится, что вы так просто согласились, - Сидоров посмотрел прищуренными глазами сперва на Веру, потом на меня, - Не вздумайте соваться, еще раз вам говорю. Не хватало мне еще двух трупов.
Сердито нахлобучив на голову фуражку, Сидоров ушел. Не иначе, отправился в леспромхоз. А мы с Верой, словно заговорщики, переглянулись, и мне стало ясно: Вера, как и я, настроена идти за разгадкой этой тайны, даже если это будет опасно для жизни.
- Идем завтра же, - сказала мне Вера, едва только за окном стих дробный стук копыт Сашкиного коня, - Ты не против?
- Я не против. Только мне не хочется, чтобы ты ходила туда. Это ведь и в самом деле может быть опасно.
- Коля, миленький! – взмолилась Вера, -  Ну ты-то хоть не считай меня глупой девчонкой, которой место у печки, с чугунками. Ты думаешь, я не знаю, что это может быть опасно? Все я знаю очень хорошо. И я, черт возьми, хочу поучаствовать в этом опасном деле!
- Но ведь ты… - хотел я возразить, но Вера перебила меня.
- Спорим, я стреляю гораздо лучше тебя? Ну, спорим? И тайгу я знаю лучше. Тебе, Коля, без меня нельзя идти. Пропадешь один. Причем, даже безо всякой там радиации.
Вера была права. Но, хотя я и понимал это, мне очень не хотелось подвергать ее какой бы то ни было опасности – по вполне понятным причинам.
Мне хотелось оберегать ее не только от радиации, но и от ветра, от дождя, от горестей и печалей, от злых людей и диких зверей – от всего, что есть плохого в нашем неспокойном мире. И мне кажется, Вера уже начала понимать, почему я так бережно к ней отношусь…
Но спорить с Верой и убеждать ее в том, что ей не стоит со мной ходить, я не стал. Мне кажется, это бесполезное занятие. Вера из тех девушек, которые далеки от образа тургеневских героинь. Если бы комманданте Че Гевара был женщиной, наверное, он был бы очень похож на Веру…
Итак, решено: завтра утром мы с Верой, пока нас не пасет Сашка Сидоров, отправляемся на поиски неведомого.
Жаль только, не обзавелся я еще собственным ружьем.

10.07.1967

Едва рассвело, мы с Верой отправились в путь. Все припасы я нес сам – мне не хотелось заставлять Веру носить тяжелый рюкзак, хотя я думаю, для нее такие походы – дело привычное. Вера взяла у отца одно из ружей – тяжелый английский «бюксфлинт». Разумеется, Павел Петрович ничего не знал о том, куда и зачем отправилась его дочь. И я думаю, оно к лучшему. Вот только наша с Верой экспедиция наверняка даст повод для новых слухов и пересудов.
С таким провожатым, как Вера, идти по глухой безлюдной тайге было довольно легко. Она прекрасно ориентировалась в запутанном лабиринте звериных троп по ведомым только ей одной приметам.
Мы миновали поселок Варяжский, и уже в полдень были в пяти километрах к западу от него. Всю дорогу мы с Верой беззаботно болтали обо всякой ерунде, вроде мировой политики и достижений современной науки. Я все собирался перевести разговор на более личные темы, мне хотелось все-таки сказать ей, пусть между делом, как много она для меня значит. Но мне не хватало элементарной решимости, и я всю дорогу клял себя за эту трусость.
Потом началась совсем уж глухая местность, где Вера еще никогда не бывала. Наверное, мы пересекли границу здешней Ойкумены.
Как-то сам собой наш с Верой беззаботный разговор сошел на нет. Признаться, нарушать первозданную тишину окружившего нас сумеречного мира было боязно – словно наши неосторожные слова могли разбудить дремлющую здесь грозную силу.
- Жутковато здесь, - только и сказала Вера, окинув взглядом обступившие нас старые темные ели и мшистые камни, торчащие из земли, словно панцири огромных каменных черепах.
Я не мог не согласиться с ней. Здесь и впрямь было жутко. Причем страх, будоражащий меня, не имел никакого логического объяснения – это было что-то из далекого детства, из тех самых времен, когда я боялся даже заглянуть в темную комнату, ожидая столкнуться нос к носу с неведомым чудовищем.
На небольшой круглой полянке, свободной от частого мелколесья и бурелома, мы сделали привал. Костра разводить не стали, ограничившись поеданием бутербродов и крепким чаем из термоса.
- Свистунов, хоть и горький пьяница был, а все-таки смелый человек, - заметила Вера, - Шастать здесь в одиночку – это почти подвиг.
- Ты права, - согласился я, - Вот только героизм его окончился скверно. Может, пока не поздно, пойдешь обратно?
- Коля, ну что ты меня нянчишь, как маленькую? – рассердилась Вера, - Я уже вполне взрослая, чтобы самой решать, куда и зачем идти. Не обижайся, но когда ты еще школу не закончил, я уже на волков с отцом ходила. Так что не мне – тебе нужно задуматься, идти дальше или нет.
- Хорошо, хорошо, - ответил я, - Идем дальше вместе. Только пожалуйста, Вера, не лезь на рожон. И не отходи от меня далеко.
- Тоже мне, нянька, - презрительно фыркнула Вера, но вдруг смягчилась, - Спасибо, что беспокоишься за меня. Я просто как-то отвыкла от этого.
- Привыкай, Вера, - сказал я, - Теперь моя святая обязанность заботиться о тебе.
Вера смутилась и, опустив глаза, едва слышно спросила:
- Но почему?
Я хотел ей ответить честно, но так и не решился и сморозил очередную глупость:
- Ну, ты, как-никак, моя подчиненная, пусть и временно. К тому же, мужчина всегда должен заботиться о женщине. Этому меня даже в школе учили, на уроках литературы.
Вера сделала вид, что ее устраивает такое объяснение, но в глазах ее промелькнуло что-то вроде досады – не иначе, она ждала несколько иного объяснения моему поведению.
К вечеру мы достигли скалистой гряды, протянувшейся от самого Шайтанова ущелья далеко на юг, если верить карте, километров на десять, не меньше. По ту сторону каменного вала, судя по всему, и должно находиться то место, где Свистунов нашел золото. Если, конечно, он нашел именно золото, а не что-то иное…
- Сейчас привал, - категорично заявила Вера, красивым жестом поправив на плече ружейный ремень, - Потом полезем на скалы.
Спорить я не стал: мне и в самом деле необходим был отдых. Все-таки не Вера, а я тащил по тайге тяжеленный рюкзак с припасами и увесистую двухместную палатку, свернутую в тугой рулон. Благородство благородством, но я все-таки не ломовая лошадь…
Мы снова перекусили наскоро, не разводя костра. Заботливая Вера еще вчера положила в рюкзак, который она на здешний манер называла понягой, большой шмат густо перченого соленого сала, и теперь у нас получился этакий таежный «файф-о-клок»: заметно остывший в термосе чай и ржаной хлеб с толстыми ломтями жгучего, словно горчица, сала.
- Если устал, покемарь пока, - сказала мне Вера, - Я покараулю на всякий случай.
- На той стороне высплюсь, - махнул я рукой в сторону скал, - Сейчас минут десять передохнем – и двинем дальше.
Мне было немного обидно, что девушка, даже если к ней неприменимо определение «хрупкая», пытается опекать меня. Но Вере я был готов простить и это.
Передохнув, мы полезли на скалы. Если честно, я думал, что нам предстоит эпическое восхождение на местный Эверест. Но все оказалось гораздо проще: сама природа создала на скалах подобие ступенек, и по этим каменным выступам мы довольно легко поднялись на значительную высоту – на мой неискушенный взгляд метров тридцать.
С высоты скального гребня открывался живописный вид. Под ногами лежало бескрайнее темно-зеленое, мрачное море неисхоженной тайги. Далеко на севере, километрах в двух, угадывалось Шайтаново ущелье – длинная изогнутая проплешина, словно проеденная мышами дорожка в шкуре исполинского зверя.
Но любоваться красотами времени не было. Уже смеркалось, и нужно было ставить палатку, разводить костер, обустраивать наш импровизированный экспедиционный лагерь.
Вопреки ожиданиям, спускаться со скал было сложнее, чем взбираться на них. Камни то и дело осыпались прямо из-под ног, и я несколько раз едва не срывался вниз. Вера, наверное, более привычная к подобному скалолазанию, очень ловко перепрыгивала с уступа на уступ и вообще, как мне показалось, чувствовала себя на этих каменных лестницах вполне комфортно. Я же только внизу, на ровной земле смог вздохнуть спокойно.
У самых скал, в редком осиннике решили поставить палатку. Неподалеку журчал небольшой ручей с чистой, незамутненной водой, земля в осиннике была сухой, словом, место для лагеря было самым подходящим.
Палатку я ставил сам. Решил проявить себя хозяином положения. Вера лишь посмеивалась одними глазами, глядя, как неумело я вытесываю колышки для палатки. Ну не обучен я таежным премудростям! Я топор сегодня держал в руках третий раз в жизни!
Как бы то ни было, а палатку я все-таки поставил нормально. Даже постелил под палатку свежий еловый лапник, чем заслужил уважительный взгляд Веры. Потом набрал дров для костра, и Вера развела огонь.
Что ни говори, а кулинария все-таки женское ремесло. Конечно, на нормальной кухне, на газовой плите я, может, и приготовил бы нечто, что восхитило бы любого едока. Например, у меня очень неплохо получаются отбивные по-швейцарски, с сыром и ветчиной. Но здесь, в тайге, у костра я, пожалуй, не смог бы и каши манной сварить. Вера же умудрилась из нехитрого набора продуктов соорудить вкусную жирную похлебку, густо заправленную перловой крупой.
Пока Вера возилась у костра, я достал тетрадку и записал все, что произошло за этот день, показавшийся мне необыкновенно длинным и насыщенным.
- Идите ужинать, товарищ фельдшер, - задорно улыбаясь, позвала Вера, когда похлебка была готова, - Семеро одного не ждут, знаете ли…
- А кто те мифические семеро? – ответил я ей в тон, - Уж не вы ли, Вера Павловна?
- А хотя бы и я, - продолжала улыбаться Вера, - Голодная я, ужас просто! Быка бы съела. Кстати, а что ты там все пишешь?
Я не стал отпираться.
- Веду дневник, - ответил я, - Записываю все, что видел, что слышал, о чем думал.
- Интересно, - сказала Вера, - И про меня ты тоже там пишешь?
Не знаю, почему, но в этот момент сердце у меня часто и гулко застучало, а в груди стало как-то тесно.
- Пишу, - признался я.
- Почитать можно? – глаза Веры загорелись вполне понятным любопытством. Еще бы! Кому не хочется узнать, что о нем думает другой человек.
Я представил себе, как она прочтет мой дневник, с особым вниманием пробегая глазами по строчкам, касающимся именно ее – и вдруг узнает о том, как я к ней на самом деле отношусь. Поймет ли? Оценит ли? Или посмеется одними глазами, как это у нее хорошо и красиво получается? Может, даже обидится на что-нибудь – женщины, они такие…
- Как-нибудь потом, Вера, - ответил я, - Не сейчас.
- Да брось, Коля, - просительно сказала Вера, как-то жалобно посмотрев на меня, - Ну интересно же…
И тут я подумал: а где написано, что в любви признаваться нужно именно голосом? Если у меня не хватает решимости сказать все, что у меня на сердце, самому, почему бы дневнику не высказаться за меня? Да и что я там написал такого, что нужно скрывать от Веры? Пожалуй, пока ничего.
Я тяжело вздохнул и протянул Вере тетрадь.
А сам отошел в сторонку, проклиная собственную трусость и в раздражении попинывая прелую листву под ногами.
 Вера читала долго, видимо, при свете костра читать не очень-то удобно. А во мне все кипело. Ждать, когда Вера засмеется, прочитав какую-нибудь глупость из моего дневника, было невыносимо. И, вконец измучив себя, я все-таки решился.
Размашистыми шагами я подошел к Вере и вырвал из ее рук свой дневник.
- Ты что, Коля? – Вера подняла на меня удивленный взгляд.
- Ты не должна читать дальше, пока я сам не скажу тебе кое-что важное, - ответил я предательски дрожащим голосом, - Иначе я перестану себя уважать.
- Так говори, - пожала плечами Вера, - Если, конечно, это настолько важно.
- Дело в том, Вера, - я замялся, чувствуя, как стремительно тает моя решимость.
- В чем же, в чем? – нетерпеливо спросила Вера.
- Дело в том, что я люблю тебя, - выдохнул я и вдруг почувствовал себя свободным и счастливым. Все! Моя тайна перестала тяготить меня, делая мою жизнь невыносимой мукой.
- Я люблю тебя, - повторил я, - А вот теперь можешь рассмеяться мне в лицо, влепить пощечину или сделать еще что-нибудь жестокое. Наверное, я заслужил…
Вера не рассмеялась и не влепила мне пощечину. Она лишь улыбнулась мне с какой-то нежной теплотой, хорошо и искренне улыбнулась.
- Для начала, если ты не против, я дочитаю твое произведение, - она красиво засмеялась, - Потом, может, и влеплю. Кстати, ты несколько опоздал. Я уже прочла твою запись от четвертого числа.
Чувствуя себя полным кретином, но почему-то счастливым кретином, я вернул Вере дневник и сел у костра – смотреть, как красиво танцует на сгорающих чурбачках пламя.
Наступила ночь, резко очертив почти осязаемой границей совсем небольшой мирок вокруг ярко горящего костра. Внутри этого мирка – светло и мирно. А снаружи, за плотной завесой темноты словно клубится нечто – неосязаемое, но живое, проявляющее себя то хрустом веточки, то встревоженным вскриком разбуженной птицы, то вообще непонятными для меня звуками на грани слышимости. Там, за завесой тьмы тайга живет своей жизнью - странной, непривычной, чуждой мне жизнью.
Вера, казалось, ничуть не беспокоилась – ночная тайга не пугала ее, не удивляла. И немудрено: для нее ночевки в тайге – дело, привычное с самого детства. В отличие от меня, ей было гораздо интереснее там, на страницах моего дневника.
- Чудак ты, Коля, - сказала Вера, наконец дочитав дневник до конца, - Милый, забавный чудак.
- И это все, что ты поняла обо мне? – разочарованно произнес я, раздавленный вконец ее характеристикой. Признаться, я ожидал, что она расчувствуется, в ответ на мои чувства тут же признается мне в любви. Господи, какая глупая, наивная надежда!
- Нет, не все, - ответила мне Вера, - Еще я поняла, что ты очень хороший человек. Только ты, уж пожалуйста, не обольщайся. Не то совсем загордишься.
Она ласково улыбнулась, и ее улыбка прокатилась по мне приятной теплой волной.
- Значит, у меня есть шанс? – робко улыбнулся я.
- Какой шанс? – спросила Вера, глядя на меня поверх скачущих языков пламени.
- Шанс на взаимность, - пояснил я.
- Он появился у тебя раньше, чем ты думаешь, - сказала Вера неожиданно твердым, я бы даже сказал, командирским голосом.
Потом снова улыбнулась и развела руками, словно извиняясь за что-то:
- Вот так-то…
- И как это понимать, Вера? – спросил я, вконец растерявшись.
- Глупый же вы народ, мужчины, - горестно вздохнула Вера, - Нужно же помучить тебя неопределенностью. А ты, Коля, хочешь, чтобы все было предельно ясно. Милый ты мой чудак!
Она порывисто встала, и мне показалось, что сейчас она подойдет ко мне, сядет рядышком, прижмется к моему плечу…Но Вера потянулась, словно сытая кошка, разомлевшая на солнцепеке, и бросила мне через костер ружье.
- Я пошла спать, а ты, если хочешь, можешь охранять меня. Часа через четыре я тебя сменю.
И она юркнула в палатку, оставив меня в полной растерянности, наедине с вихрем нахлынувших вдруг мыслей и чувств.
И уже из палатки крикнула:
- Если хочешь спать, лезь в палатку. Звери огня боятся, не подойдут.
Предложение было заманчивым, но спать мне не хотелось совершенно, и я достал свою авторучку и стал записывать все то, что произошло сейчас у костра…
- Вера Павловна…Спицына, - вполголоса, чтобы не услышала Вера, произнес я, - Звучит неплохо, по-моему.
И сам вдруг испугался своих шальных мыслей, своевольно облекшихся в слова.