Воскресший из пекла

               
Радостный свет излучали его глаза, а внутри всё пело и порхало: я сегодня увижу, увижу её! Чувство благодарности Всевышнему переполняло. Встреча их была необычайна. Она пела в церковном хоре в церкви, в которую он приходил на воскресные службы. Но больше всего любил оставаться один, когда церковь пустела. Становился под купол, мыслями улетая куда-то в неведомое. Иногда, они исчезали совсем, и тогда на него накатывала неописуемая волна благодати, которую он испытал будучи в плену.

Ещё пацаном, он мечтал о чём-то настоящем, мужском. И судьба предоставила ему такую возможность. Несмотря на уговоры родных, он пошёл в армию, видя только в ней возможность исполнения своей мечты. Он попал в морскую пехоту к боевому командиру,  честно исполняющему свой долг. Это был настоящий вояка, понюхавший пороха, знающий цену жизни и смерти. Он не был женат, считая, что не имел на это права, так как до самозабвения любил своё дело. А сыновей у него было более чем предостаточно. Этих желторотых, маменькиных и папенькиных сынков он считал своим долгом превратить в настоящих мужей, и это, часто, ему удавалось. Несмотря на то, что изматывал их до изнеможения, готовя к войне и уча убивать, он учил их любить свою родину, любить людей, беречь природу и щадить врага. Романтик, философ, большой любитель поэзии. Всё уживались в этом человеке и отеческая забота, переходящая порой в ласку, с жесткостью волевого командира, стремящегося научить солдат, выходить живыми в боевых условиях из практически невероятных ситуаций. Всему этому он учил практически и, по мере их роста, создавал им предельные сложности. Делал это мастерски на занятиях и учениях, давая буквально до костей прочувствовать ситуацию. Поначалу, было немало роптания. Но очень поучительные беседы, пропитанные личным опытом и боевым духом, давали положительные плоды. К тому же, все видели, что командир, болея за них душой, больше всего не щадил себя. Лично участвуя с ними во многих учениях, а потом и боевых операциях, он проделывал такую нечеловеческую работу, на пределе своих возможностей, чтобы оказать своевременную поддержку и, проявлял невероятную сноровку, которая для многих была просто фантастической, находя выход из любых непредсказуемых ситуаций. Он давал много того, что не входило в учебную программу. Учил их, как мысленно фотографировать необходимое, в частности карту, а затем на бегу одновременно представляя её, сопоставлять с местностью. Как владеть собой, чтобы, при беге по проволоке, прицельно стрелять. Как волевым усилием останавливать кровотечение и уходить от боли. Как при падении с высоты не испытывать страх и расслабляться. Как управлять своими мыслями, чувствами, настраивать их на нужный результат. Как интуитивно находить выход из любой ситуации. И сколько ещё этих как. На которые мы не обращаем внимания или не имеем об этом представления. Он был большой изобретатель этих способов, вначале, проверяя всё на себе. Давались они неискушённым в этом пацанам, намного сложнее, чем изматывающие физические нагрузки. Но по мере обучения, всё больше их совмещал.  И сынки, так ласково он их называл, лезли вон из кожи, чтобы порадовать батю. Он действительно стал для них настоящим отцом, все его так и называли за глаза. В экстренных ситуациях, своими страховками, а, иногда, рискуя собственной жизнью, он спасал их жизни. Не смотря, на преклонный возраст, не имел высокого чина. Он занимал своё природное место, под любыми предлогами отказываясь от карьеры. Всё это, порой, вызывало недовольство у начальства, но со временем все привыкли к его чудачествам. Он никому не мешал, а главное, не перебегал дорогу, делая своё дело. А те чудеса, которые порой вытворяли его бойцы (иначе это и не назовёшь), вызывали зависть и невольное уважение, даже у отпетых службистов.

На всю жизнь таким и запомнился, преисполненным мужской доблести, отцовской заботы и непоколебимым чувством солдатского долга и ответственности. Их оставалось не много в этом, последнем бою. Они осознанно шли на смерть, спасая множество ни в чём не повинных людей, пусть и другой национальности, но такой же крови. Другого выбора у них не было. Это были уже не пацаны, это были мужи. Он остался там, на поле боя, вместе со всеми своими сынками, за исключением одного.

А этот один, после всего произошедшего, очнулся в сыром, полутёмном подвале. Было невероятно душно. Всё тело ощущалось, как массив сплошной боли. Осознавая, что смертельных ран нет, он с невероятным трудом смог оторвать голову, на большее, не хватило сил. Вся его роба представляла собою засохшее кровавое месиво, нестерпимо хотелось пить, сознание помутилось, и он вновь провалился в бездну. Когда очнулся повторно, рядом обнаружил банку с водой. Дрожащей рукой поднес её к растрескавшим, запёкшимся от крови губам, пытаясь утолить нестерпимую жажду. Большую часть пролил мимо и снова провалился. Когда вновь очнулся от ощущения, что весь горит и от нового приступа жажды, вспомнил про банку и попытался её нащупать, но она лежала на боку. Чувствовался слащавый запах гниющего тела. Усилием воли удалось прояснить сознание. Он пытался понять, что с ним произошло и где он находится. Когда реально осознал происходящее, понял - надеться не на кого. Только чудо могло спасти. А этому чуду и учил их батя. Нередко на привалах разоткровенничавшись, он рассказывал им о своей жизни и как часто то, что многие считают затмением, не раз спасало его с товарищами. Именно он устраивал встречи со священником, умудрённым жизнью старцем, который размягчал солдатские сердца, необычными для них, тёплыми беседами. И ему, каким то чудом, удавалось донести до этих пацанов, бывших отпетых атеистов, какие-то истины, что даже в увольнениях, некоторые из них, приходили к нему за советом в церковь и приобщались к церковным таинствам. Он учил их, как правильно молиться и о необходимости молитвы. К тому же мать перед уходом в армию подарила ему иконку святого, вместе с крестиком, объяснив, что она обязательно поможет ему в сложной ситуации, взяв с него обещание, что они всегда будут при нём. Он мало в то время обращал на это внимание, но любя мать, не мог нарушить обещание, а иногда, этому просто хотелось верить. Поначалу, прятал в кармане, чтобы никто не видел, но когда понял, что батя, не только не порицает, но наоборот, приветствует это, на шее не только у него, а со временем и у всех пацанов, появились крестики. И сейчас, оказавшись в данной ситуации, он машинально проверил на месте ли крестик и иконка, вспомнив о том, что пыталась донести до него мать, то, о чём так достоверно рассказывал его командир, и как проникновенно с теплом пытался донести старец. Явно ощущая, что иного выхода у него нет, он обратился, не совсем осознавая к кому, с просьбой дать ему сил, выдержать выпавшие на его долю испытания. Смерть не страшила его, но умирать не хотелось, очень хотелось жить. Потянулись тяжёлые дни испытаний. Людям, к которым он попал, было на него откровенно наплевать, они часто про него забывали, не давая, не только есть, но и пить. Оставшись наедине с самим собой, да ещё в таком состоянии, уйти в небытиё было проще всего. Соединяя все наставления вместе: матери, командира, старца, кое - что из ранее случайно увиденного и прочитанного, и своё природное чутьё, он понял - чтобы не сойти с ума и выжить, он должен думать только о хорошем и обращаться к Всевышнему, только с благодарностью, и  верою в своё спасение. Насколько это было невероятно сложно, не возможно просто представить. Это был настоящий подвиг, гораздо серьёзнее того, который он уже совершил. Намного проще было поверить своим чувствам, тому, что он видит и безысходности, в которой оказался, чем тому, во что бы хотелось верить. Да и личного опыта в этом было маловато. Но, помня, чему учил батя, твёрдо решил - жить. Он часами стал представлять своё тело совершенно здоровым, таким, каким бы хотел его видеть. А поскольку он хорошо рисовал, представить этот образ было не сложно. Сознание мутилось, проваливалось, но как только оно возвращалось, он вновь наполнял его этим образом, пытаясь воспроизвести и те ощущения наполненного здоровьем тела, благо его служба давала их предостаточно. К тому же, постоянно стал обращаться к Богу с благодарностью, что сохранил ему жизнь. Иногда эти ощущения настолько затмевали боль и даже становились сладостными, что он, временами, её просто не ощущал. Постепенно они настолько стали осязаемыми, что окончательно утвердились в сознании. Это приносило даже определённую радость. На удивление, раны перестали гнить и стали быстро затягиваться. Он ещё больше благодарил Бога за своё исцеление и за те благодатные чувства, которые появились внутри, в том числе и к Богу. Всё меньше и меньше его отвлекало то, что с ним произошло, и всё больше то, что у него происходило внутри. Он постоянно следил, чтобы его мысли не возвращались к боли и, если это происходило, направлял их к намеченной цели. Вновь и вновь создавал желанные образы, благодаря за помощь Бога, и своего командира, который сумел привить некоторые, так полезные навыки.  Все эти внутренние ощущения стали для него настолько дороги, что даже не представлял, как без них обходился раньше. Он понял, что, вряд ли бы, испытал их в других условиях и исполнился необычайной благодарности. Внешний ад куда-то отступал. Слёзы умиления текли по его лицу сплошным потоком. Теперь он нисколько не сомневался в присутствии в его жизни, чего-то, Высшего и ему всё больше хотелось постоянно ощущать это присутствие. Жизнь без этого не представлялась настолько ценной. Он всё больше и больше уходил от реалий внешней жизни, стараясь, всё меньше обращать на неё внимание. Но необходимость движения, возвращало к ней. А многочисленные осколки в теле значительно способствовали этому, любое изменение положения тела причиняло боль, доводящую до потери сознания. И здесь ему пришла мысль, словно кто-то изнутри неслышным голосом подсказал: «Представь, что они выходят». Подсказка не заставила себя ждать, он сразу же принялся за дело. Сомнений, что это не сработает, не было. Хотя, боль кричала о своём, пытаясь его вернуть к реальности, но теперь для него другая реальность была гораздо значимее. Он ощущал это каким-то невероятно тонким чувством веры.

Осколки посыпались из него, как горох. Теперь чувство благодарности к Богу, почти не исчезало. Он начал осознавать, что Бог – это Сущность, Дающая, и чтобы к Нему приблизиться, нужно научиться отдавать. Но, что можно было отдать в его ситуации? Он обратился за помощью - вразумить его. Однажды, как почудилось: « Ты уже отдаёшь свою радость и любовь, но можешь пожелать всем чего-то хорошего».  И здесь его, как осенило: я же могу желать всем людям любви, счастья, добра, благополучия и ещё многого, многого другого.  Поскольку тело практически восстановилось и наливалось силой, несмотря на постоянный голод и жажду, на которые он уже не отвлекался, необходимость представлять его здоровым отпала. Поэтому с энтузиазмом начал желать всем людям всего самого лучшего, что только мог себе представить, помня, как старец учил их, что мысли материальны. Он желал всем сердцем и это стало приносить необъяснимую радость. Всё чаще и чаще ловил себя на том, что слёзы сами непроизвольно текли из его глаз, но это не было жалостью, а было какое-то необычайно приятное чувство. Поначалу, он было устыдился, но видеть его было некому, а лишить себя этой благодати он не мог и не хотел. После этого на душе у него становилось ещё светлее и радостнее. В дальнейшей жизни он будет постоянно с благодарностью возвращаться к этому чувству.

Однажды во сне ему явилось видение. Как красивая девушка подводит его к воротам, которые внезапно падают на него, а за ними стоят его отец и мать. Он понял, что это знак Свыше. С этого времени его хозяева стали больше на него обращать внимания. Стали лучше кормить. А через некоторое время перевезли в другое селение и поселили в каменном сарае с небольшими оконцами и металлической дверью. Здесь была даже лежанка с матрацем. Ему дали возможность помыться, побриться, одели в приличную одежду и стали неплохо кормить. Выводили, под присмотром вооружённого молодца, на хозяйственные работы, ноги заключая в цепи, но не далее двора. Он понимал, что всё это не спроста. Вероятнее всего, готовили к продаже. Действительно стали приезжать какие-то люди, но, похоже, что-то не устраивало ту или иную сторону. Мысли о побеге постоянно кружили в голове, но случай не предоставлялся, информации практически не было никакой. Всё чаще пищу ему стала приносить девушка очень похожая на ту, которую он видел во сне. Она была к нему явно не равнодушна. И когда дома кроме неё никого не оставалось, подолгу задерживалась у окошечка, в которое подавала еду. Оно было узким, но общаться через него было можно. Хотя это общение происходило на разных языках, оба были этому рады и оно переросло в нечто большее. Они пытались понять незнакомый язык. Но те ласки, которые дарили друг другу, протягивая поочерёдно руки в окно, заменяли любые слова. Радостью светились лица, а из глаз обоих текли слёзы.  Однажды, когда все уехали в город, она, предварительно похитив у брата ключ, освободила его.  Наконец то они обнялись по настоящему, девушка не могла унять свои рыдания. Радость объятий и поцелуев и, в тоже время, неизбежность расставания одновременно окрыляли и терзали их души. Времени на расставание не было. Словами и жестами она пыталась объяснить, показывая по нарисованной ей схеме, как ему лучше добраться до своих. Он понял, что для этого потребуется около трёх суток, а по её жестам и мимике, что и где его может ожидать. Она вручила ему узелок с едой и пистолет, и оттолкнула от себя, обливаясь слезами. Юноша обхватил её за плечи, прижал к себе и жарко поцеловал в губы. Затем на минутку, погрузил свой взгляд в её глазах, как пытаясь запечатлеть навсегда, и бросился бежать по указанному ей направлению. Он летел молодой ланью, не чувствуя под собою земли. Казалось, уже ничто не может его остановить. Но впереди поджидало немало опасностей. С чутьем матёрого волка, ему удавалось проскочить мимо них. Ощущение свободы придавало уверенность и силы, недавний опыт позволял без особого труда ориентироваться на местности. Но на второй день понял, что его настигают. Сложно было уйти от лошадей и собак. И опять его спасло чудо. Проявив всю свою изобретательность, ему все-таки, удалось оторваться от преследователей. Он не мог причинить боль девушке помогшей ему бежать, стреляя в её родных, хотя таким способом освободиться от преследования было проще. На третьи сутки, когда уже был виден наблюдательный пункт своих, и он побежал к нему, его заметил снайпер, который,  видимо, решил над ним позабавиться. Острая боль в бедро на мгновение остановила, давая возможность сообразить, что произошло, но в следующее мгновение - уже исчез для снайпера за кустами, он продолжал бежать, превозмогая боль, хотя приходилось отклоняться немного в сторону. Выстрел услышали наши, но они так же не могли его видеть. А кустарник кончался и для того, чтобы повернуть к своим, необходимо было выйти на открытое место и пересечь небольшой вал, на котором был бы превосходной мишенью для снайпера, но тогда он не знал, что стрелял снайпер. Пришлось ползти в направлении вала, чтобы заранее не обнаружить себя. Приблизившись, попытался перемахнуть через него и когда, казалось, что он это сделал, второе бедро обожгла пуля. На этот раз она прошила кость. Пришлось ползти на руках. Теперь, наши его заметили, а вал закрывал обзор снайперу до самой позиции. Двое бойцов поспешили на помощь. Он успел рассказать им кто он и откуда, а они рассказали ему про снайпера. И когда, уже недалеко от позиции, они пытались втащить его в траншею, третья пуля и на этот раз разрывная, прошила его тело.
 
Безжизненного, его отправили самолётом на родину. На этот раз изранен осколками он был изнутри. Врачи признали, что ранение несовместимо с жизнью. Он не приходил в себя, хотя жизнь не покидала его, что удивляло даже опытных врачей. По иконке, на которой было написано имя и по рассказам солдат, его спасавших, быстро нашли родителей, потерявших сына. Они незамедлительно прилетели. Врачи обрисовали ситуацию. Мать постоянно плакала. Отец часто уходил, нервно выкуривая одну за другой папиросы, не зная, что делать. И когда вышел в очередной раз, мать, нежно глядя на сына, заметила, как дрогнули его веки. Вдруг, открылись глаза, мутные вначале, они начали просветляться и вдруг вспыхнули нежными искорками, он улыбался матери искренней, чистой улыбкой, как в детстве, когда ещё был грудничком. А она обливалась слезами. Сын не знал о страшном приговоре врачей и продолжал улыбаться. Да и плевать ему было на этот приговор. Подсознание, запрограммированное на жизнь, даже когда он был без сознания, вело свою работу по его воскрешению. Да и кто из врачей знал, из какой ситуации ему уже пришлось выкарабкаться. Он ощущал, что жив, а это было главным. Ему даже не пришлось в этот раз прилагать столько усилий. Подсознание уже знало своё дело, ему лишь иногда приходилось, что-то корректировать. Предыдущий опыт помогал, хотя обстановка на этот раз расслабляла и мешала собраться. Жизнь возвращалась. Врачи не верили своим глазам, то, что было, по их мнению, безвозвратно утрачено, постепенно восстанавливалось. Никто не знал о той работе, которая происходила у него внутри. А он постоянно радостно улыбался, как человек, которому возможность жить, доставляла огромное удовольствие. Так радоваться мог только тот, кто победил самого себя и вышел из самого пекла. Начала возвращаться речь. Наступило время подниматься, пришлось учиться всем движениям заново, но это доставляло ему, как ребёнку, ещё большую радость, несмотря на боли, которые приходилось при этом преодолевать. Казалось ничто в жизни уже не в состоянии его омрачить. Но, на деле, всё оказалось не таким радужным. И вот он, почти окрепший, молодой человек, хотя по документам инвалид, возвращается в обычную жизнь.

По началу всё было нормально, радовали знакомые места, интерес к изменениям в городе, радость от встреч. Но постепенно всё это стало сходить на нет. Первые удовлетворения сменились на непонятную тоску, переходящую порой в уныние. Сверстники-друзья, с которыми он раньше проводил время с их меркантильными интересами, стали ему абсолютно не интересны. Яркие разукрашенные девицы, которыми пестрел город, и которые ранее возбуждали в нем похотливые желания, не вызывали абсолютно никаких чувств. Все люди, как роботы, куда-то сновали, не замечая друг друга. После того, что с ним произошло, он не видел жизни, терял всяческий интерес. Иногда мысленно уносился к той простой девчонке, ещё не испорченной цивилизацией, иногда в подвал, где испытал чувства, не дающие ему покоя. Он чувствовал, что жизнь останавливается и даже, как ему казалось, ощущал дыхание смерти, не понимая, что с ним происходит. Попытался найти отдушину в алкоголе, надолго уходя в запои. Ни одна компания не приносила удовлетворение. Он пил один, отрешаясь от жизни, с каким-то особым остервенением, уничтожая то, что было обретено неимоверными усилиями. Тот, которого, считали героем и приводили в пример другим, угасал на глазах. Ни мать, ни отец не могли понять происходящего с ним, не помогали и психологи.  Однажды, выходя из очередного запоя, вновь услышал голос, от которого он приходил в трепет в подвале: «Что же ты делаешь, сынок?!» Но на этот раз, прозвучало настолько явно голосом командира, что он даже покрутил головой. Стало невероятно стыдно перед Богом, старцем, погибшими командиром и друзьями, родителями. Хмель сняло, как рукой, он испытал шок. Моментом, как озарило, что те испытания, которые прошёл, для него ничто, по сравнению с обыденной жизнью. Там была постоянно цель, которую ему кто-то ставил или же её создавали условия, в которыё он попадал. Жизнь постоянно балансировала на грани опасности, и это придавало ей остроту, которой сейчас явно не хватало. Теперешняя же жизнь как-то размазывалась под воздействием внешних обстоятельств, хотя к ним было всё меньше и меньше интереса. Внешний мир его не волновал, а внутренний всё чаще не давал покоя своими воспоминаниями. Гораздо проще было действовать под принуждением обстоятельств, чем, обладая, свободой выбора. Сознание чаще стало возвращаться к тому, что им уже было испытано. Но ведь мог же находить выход из экстремальных ситуаций, значит, можно найти из этой. Но для этого надо искать, а не сдаваться. А что искать, не знал. Он хотел пережитых им ощущений, но как совместить их с этой жизнью не представлял. К какой цели идти, чтобы она удовлетворяла его внутренние потребности и совмещала с внешними? Ответа не было.

Первым делом решил сходить в церковь, вспоминая блаженного старца, и его наставления. Так и сделал. Но не решился обратиться к священникам. Он весь день простоял в церкви, вначале на службе, а затем просто стоя с закрытыми глазами, стараясь выключить свои мысли, уносясь к тем ощущениям, которые испытал с особой силой в подвале. Вдруг, на него накатила подобная волна, слёзы сами потекли из его глаз, он не стыдился, не пытался их вытирать, и они капали прямо на пол. Он долго простоял в полном забытье. Все растворилось, куда-то исчезло, осталось только это неописуемое чувство. Наконец, покачнулся, открыл глаза, невидящим взглядом посмотрел вокруг, как не желая сюда возвращаться, перекрестился и медленно стал выходить. Находившие там, смотрели на него с недоумением. Но он, кажется, никого не замечал. И так приходил несколько дней подряд. Он попытался запечатлеть, приходящие ему образы, на бумаге и тщательно прятал их от любых глаз, не надеясь, что кто-то сможет его понять. Кажется, жизнь начала обретать смысл. Но, ближние думали по иному. Он всё больше погружался в свой внутренний мир и всё больше не хотел из него выходить, думая, что делает что-то не то, но поделать с собою ничего не мог. Постоянно обращался к Богу, чтобы получить ответ, но ответа не было. Наконец, он решился подойти к священнику, чтобы поговорить с ним о своих проблемах. Ему было не совсем удобно показаться слабаком. Безжизненные слова из писаний, которые он услышал в ответ, не доходили до него. На этот раз, больше, скорее раздосадованный, чем удовлетворённый, он возвращался домой и мысленно благодарил Бога за то, что Он отвёл его от этой встречи при первом посещении. Иначе неизвестно, чем бы всё закончилось. Он опять оказался в безвыходной ситуации, надеяться можно было только на самого себя. Мысли роились в голове, но никак не выстраивались в нужном порядке. Постоянные сомнения терзали душу.
 
Однажды, когда после службы он, как обычно устроился в середине храма, рядом с аналое, подошла девушка, чтобы поцеловать икону и перекреститься. Проделав это, она обратила внимание на парня, который оказался рядом. Он стоял с закрытыми глазами, а по его щекам текли слёзы. Каким-то необъяснимым чувством она ощутила, что происходит у него внутри. Немного постояв рядом, неожиданно для себя, она ласково коснулась его руки. Он открыл глаза и повернулся. Смутившись, она извинилась и быстро зашагала к выходу. А он последовал за ней. Перед воротами девушка остановилась и повернулась, чтобы перекреститься на прощание. Их взгляды встретились. Они стояли, спокойно смотря друг другу в глаза.
- Вы, что-то хотели спросить, – первой заговорила девушка.
- Да, – ответил молодой человек.
Они медленно пошли рядом, удаляясь от храма.
- Я хочу вам рассказать о себе, – промолвил юноша, не совсем осознавая, что он делает.
Девушка промолчала, но он понял, что она согласна выслушать. Как на духу, выложил все, что с ним произошло и происходит сейчас. Юноша был настолько сосредоточен на рассказе, что не замечал, что происходило с нею. А когда закончил, увидел в её глазах слезы, она расплакалась и положила голову на его плечо. Это настолько потрясло его, что он, казалось, лишился дара речи.
- Извини, – она промокнула глаза платком и мило улыбнулась.
- Мы обязательно решим твои проблемы, – она сказала это так, как будто они были знакомы целую вечность.
-У меня есть чудесный дедушка, он священник и живёт в деревне. Он обязательно тебе поможет, он помог многим и мне тоже. В детстве я жила у них в деревне. Родители работали на севере.
Лицо её порозовело, на щеках появился румянец. И только сейчас он по настоящему разглядел, как оно необычайно красиво. Оно так и лучило, какой-то особенной душевной теплотой и красотой. На нём не было признаков помады, теней, туши и прочих женских премудростей. И эта естественная природная красота завораживала.
- Мне пора, опаздываю, – она остановилась и повернулась к нему.
Он поцеловал её в щёку. Она не сопротивлялась. Снова мило улыбнулась.
- Мне приятно!
И побежала.
- Мы встретимся в следующий выходной? – крикнул он вдогонку.
- Да! – прокричала, помахав над головою рукой, не оборачиваясь, продолжая бежать.
Он с нежностью проводил её взглядом. На душе стало легко и радостно. Жизнь возвращается, жизнь хороша! Кричало всё его существо. Он вспомнил, что даже не спросил её имени. Но это уже не имело значения. Как никогда, радостный он возвращался домой.

Жизнь снова преподнесла ему бесценный подарок.