Жизнь, как Жизнь гл. 17 - Солнце ДЛЯ Новогоднего

        - Сегодня выходной!.. Сегодня последний день этого года!.. Сегодня мы с Андреем вместе встречаем Новый год!.. Сегодня я увижу его родителей и сестрёнку!.. Сегодня в первый раз надену своё новое вечернее платье из старинного розового шёлка!.. Какой счастливый день сегодня!.. - думала Шура, лёжа в постели, как обычно проснувшись намного раньше Павла и матери. - Почему ещё так рано, а мне совсем не хочется спать?! - удивилась девушка и... привычным натренированным движением своего тела вмиг оказалась на ногах.
        Пара привычных утренних упражнений, несколько затянувшиеся утренние процедуры и непростительная в другие дни задержка перед зеркалом.
        - Какая ж ты у нас красивая, Сашенька!.. - вздрогнула девушка, увидев в зеркале за своей спиной отражение бабушки, кончиком фартука тушившей влажный блеск своих добрых коричневых глаз.
        Девушка развернулась своим обычным танцевальным движением, как ветками лианы обвила гибкими тонкими руками плечи старушки и закружила её на маленьком пятачке тесной кухни, рискуя вдребезги разнести всё черепично-чугунное бабушкино хозяйство:
        - ... И счастливая!.. С Новым годом тебя, бабулечка!
        - Перестань, озорница! Совсем закружишь! - слабо сопротивляясь, молила бабушка. - Сейчас мать разбудишь...
        Последний аргумент сработал безотказно. Шура резко остановилась, старушка, охая и тяжело дыша, опустилась на табурет. Улыбка, освещавшая лицо девушки, угасала как вечерний закат. Она задумчиво взяла на руки куклу, крепко обняла её, прижала к своей груди:
        - C Новым годом, Танечка! - поцеловала девушка куклу в розовую резиновую щёчку. - Бабулечка, я сегодня на Новый год в гости иду!.. Где там мой вечерний наряд? - тихо напевая что-то весёленькое, передвигала Шура плотно висевшие в платяном шкафу платья и костюмы матери и брата. Мелодия становилась всё замедленней, тише и, наконец, вовсе затихла.
        - Бабу-у-сь, а ты не видела моего нового платья, что я из твоего свадебного сшила?
        На ответное молчание старушки внучка повторила свой вопрос чуть громче.
        - Н-н-не знаю я... Мать проснётся, спросишь, - как-то невнятно, словно заикаясь, лепетала старая женщина.
        Мучительно долго тянулись эти утренние часы, когда спали Клавдия Даниловна и Павлик, возилась у печки бабушка и каждые пять минут с нарастающей тревогой смотрела на медлительные стрелки часов Шура.
        Старинные настенные часы пробили полдень. Клавдия Даниловна шумно потянулась в постели и Шура мигом оказалась перед часто мигающими спросонья материнскими очами.
        - С наступающим Новым годом тебя, мамочка! - коснулась губами щеки матери девушка. - Мам, не знаешь, где моё розовое платье? - не терпелось дочке получить ответ на волнующий её вопрос.
        Клавдия Даниловна буквально взмыла с постели. Отёкшее за ночь лицо, всклокоченные после сна волосы, и без того маленькие, зло прищуренные глаза, плотно сжатые губы говорили яснее всяких слов...
        - Опо-о-о-мнилась! - как гармошку, во всю растягивая букву "о", раздражённо протянула хозяйка дома. - Я его уже давным-давно продала.
        - Зачем? - остолбенела Шура.
        - Ты его всё равно не носишь... Висит - зря, только в шкафу место занимает... - добавила мать, равнодушно зевая.
        Дочка, как подкошенная, села на кровать на то место, где минуту назад сладко потягивалась её мама. Подбородок девушки опускался всё ниже и ниже, она крепко закусила дрожащую нижнюю губу и, ткнувшись лицом в подушку, ещё сохранявшую запах и тепло материнского тела, зашлась беззвучными, мучительными рыданиями, время от времени сотрясавшими всю её худенькую фигурку.
        - Ну-у-у!.. Разреве-е-е-лась!.. Как крокоди-и-л... Подумаешь... платье!.. Захочешь, так десяток таких нашьёшь!.. - почёсываясь и потягиваясь, нехотя выдавливала мать из себя убийственно равнодушные фразы.
        Бабушка бочком вошла в комнату. Молча села на кровать рядом с внучкой и украдкой, ласково касаясь мягких светлых волос внучки, тихо, словно по секрету, прошептала:
        - Не плачь, родненькая!.. Ну не плачь, Бога ради!.. Мы сейчас тебе такой наряд придумаем!.. - и она, словно давно ждала этого момента, грациозно и плавно проскользила к узкой двери тёмной комнатки, которую все домашние называли чуланом. Здесь, на площади в три квадратных метра, разместились лишь старая бамбуковая этажерка для книг и огромный, окованный тонкими, позеленевшими от времени медными пластинками, старинный деревянный сундук с массивным затейливым висячим замком.
        Щелкнул выключатель и... бабушка с головой надолго окунулась в глубь своих сокровищ, добрая часть которых пережила две войны, два пожара и одну революцию.
        Клавдия Даниловна тем временем удалилась в комнату брата и больше не показывалась. Шура уже начинала привыкать к тому, что у матери с братом свои секреты, и сейчас отсутствие матери было воспринято ей как дополнительное время, отпущенное свыше для того, чтобы справиться с новой обидой непременно ещё в этом "старом" году.
        - Уф! Аж в глазах потемнело!.. - пожаловалась старушка, держа в руке крохотный сверточек из самотканого полотна и с трудом разгибая затекшую спину. - Это я тебе давным-давно на восемнадцать лет приготовила... Только тебя всё целыми днями дома не было... Вот, значит, сейчас возьми... - старушка, часто моргая повлажневшими глазами, взмахнула свертком, как Царевна-лягушка на пиру рукавом, и на пол прохладным быстрым ручейком полился тончайший прозрачный шелк с рассыпанными по темно-фиолетовому полю крупными желто-оранжевыми и ярко-красными бутонами роз.
        - Ой! Красота-то какая!.. - и глаза девушки, только что справившиеся с недавними слезами разочарования и обиды, теперь блестели и искрились от радости и восторга. - Только когда же теперь я успею платье сшить?! Ведь, вечером уже идти надо!.. - снова сникла Шура.

- Платье потом пошьешь, - отозвалась бабушка, - а сейчас давай юбочку сделаем к твоей форменной блузке, в которой ты на работу ходишь. Она у тебя красивая... и сидит на тебе ладно...
        И старушка, приняв во внимание шоковое оцепенение внучки, сама вооружилась большущими портновскими ножницами. Сложив вдвое шёлковую ткань на большом круглом столе, она уверенно вырезала из неё сразу два одинаковых круга размером со столешницу, верхний из которых тут же уменьшила на ширину ладони, посередине вырезала небольшое круглое отверстие в расчёте на тонкую девичью талию, и, туго стянув по диаметру образовавшиеся при этом кружочки ткани, с восторгом творческого удовлетворения радостно произнесла:
        - А это тебе как раз бантик получился... Тут и шить-то ничего не надо... Внизу подошьешь обе юбочки, да вверху их вместе пояском соединишь... Вот тебе и юбка солнце-клёш - королева моды, - ворковала вмиг помолодевшая бабушка.
        - Бабулечка, так ты, оказывается, ещё и шить умеешь?! - в удивлённо округлившихся глазах внучки вспыхнуло восхищение и замер вопрос.
        - Приходи-и-лось! - протянула старушка с непривычной затаённой задумчивой улыбкой. - Чай, двух невест одна вырастила... - на том многословие бабушки и закончилось, снова скупо сжались её губы и уныло потухли добрые карие глаза.
        Через пару часов внучка кружилась перед бабушкой в новой юбке:
        - Бабулечка, а не слишком коротко?
        - Да не-е-т! По телевизору-то ещё короче показывают... - уверенно развеяла старушка возникшие сомнения внучки. - А ну-ка, постой, не крутись, - и бабушка приколола пышный фиолетовый бант под воротом белоснежной Сашиной блузки большой янтарной брошкой-пчелкой c шестью золотыми лапками.
        - Ну вот!.. А ты плакала!.. Вон какая красавица... - сложив руки на груди и довольно глядя на свою дочь, как на удачное дело рук своих, произнесла неожиданно появившаяся в комнате Клавдия Даниловна.
        - А платье всё равно жалко! Я его целый месяц ночами вышивала... Теперь у меня такого уже никогда не будет, - не удержалась Шура, и снова погрустнели её глаза.
        В оконное стекло мягко стукнулся и рассыпался в пыль сухой снежный комочек.
        - Это Андрей! - Шура, на ходу натягивая пальто и зажав в кулак белую вязаную шапочку, пулей выскочила в холодный коридор, а вслед за ней вдогонку неслось добродушное бабушкино ворчание:
        - Вот, егоза!.. Одень шапку-то!.. Простынешь!..