Рождение легенды

               
С утра у Сергея Кудрявого было паршивое настроение. Тщедушный, в очках, в  затрапезной курточке, он не пользовался авторитетом среди коллег фотографов и от этого сильно комплексовал. В отделе его прозвали активный Пентюх. Сергей всегда волновался, когда предстояла ответственная съемка. А уж о сегодняшнем дне он даже боялся думать. Снимать самого…., да еще в Думе. Опять фоторедактор будет говорить: не тот ракурс, мелковато. Где снимок патрона среди народа. Господи, хоть бы отменили съемку, хоть бы он не приехал и тогда все решится само собой. На нет и суда нет.
 
День был солнечный, от домов лежали резкие тени. «Да, сегодня хорошо бы снимать на улице, или в зале с большими окнами. Но в думском зале дневного освещения нет».
Он перебросил кофр с одного плеча на другой, машинально отметив, что тот почему-то странно легкий и заторопился к турникету, где уже толпились пришедшие на пресс-конференцию журналисты и фотографы.
Равнодушно смотря на экран монитора, сотрудник охраны неожиданно поинтересовался: новая модель? – Да нет, старая? – подобострастно улыбнулся Кудрявов. Тот, пожав плечами, заметил: как прогресс-то двигается, у профессионала такая маленькая камера.
Сергей невольно выпятил грудь. Приятно, когда называют профессионалом, а то все Пентюх, да Пентюх.

Он первым пришел к балкону. Довольный поставил у двери кофр, предвкушая, что займет лучшее для съемки место и сел в кресло в ожидании сотрудника ФСО. Через полчаса их пустили в зал. Расположившись в самом центре на первом ряду, Сергей раскрыл сумку и в ужасе замер: в отсеке для фотоаппарата было пусто, только в боковом отделе сиротливо торчал объектив длиннофокусника. Словно в насмешку из бокового карманчика торчала флэшка. Вот уж точно: снимай – не хочу. «Так вот почему кофр был таким странно легким; теперь ему стало ясно, почему у пропускного турникета охранник  так заинтересовался моделью.
 
Вокруг царила обычная предсъемочная суета. На балконе напротив мелькали белые листы, телевизионщики замеряли баланс – так называемую температуру съемки по белому. Рядом с ним фотографы настраивали камеры, вкручивали объективы. Спикер объявил, что Правительственный час начался. Депутаты стали задавать вопросы, министр в ложе, отвечая, встал с кресла, защелкали курки камер, засверкали вспышки. Кудрявов упал на стул и схватился за голову. Да, недаром его прозвали Пентюх; это ж надо умудрится: прийти на съемку без фотоаппарата. «Господи, господи, что же теперь будет. Выгонят, точно выгонят, этот ехидина фоторедактор Лыскин,  недолюбливавший его за такую фамилию только ждет предлог, чтобы избавиться от него». Еще вчера, когда Сергей уходил с кофром, предупредил, мол, готовь снимок на первую полосу. Национальный проект, отчет – ответственное задание.

Он уловил вибрацию мобильника.  Во время заседания звонки мобильников просили выключать.
– Как дела? В голосе звонившего Лыскина, было притворное радушие. Не подозревая, что он оставил камеру в редакции на столе, Сергей  машинально ответил шепотом: нормально.      
– А что там у вас происходит, что говорит патрон? Опять таки не понимая, что от него хотят, Кудрявов добросовестно повторил слова министра.
После он понял, что, увидев у него на столе камеру, Лыскин подумал, что он загулял, и забыл про съемку. В редакции всегда отслеживали по телевизору новости. В это время как раз показали по телевизору их балкон, и Лыскин успокоился: Пентюх на месте.  Только недоумевал, почему же он ушел без камеры, но решил, что, вероятно, Сергей взял какую-то другую. Его счастье, что он попал в объектив  камеры мельком; в редакции успели заметить лишь половинку его лица с выпученным глазом. Если бы балкон показали чуть ближе, стало бы видно, что все вокруг снимают, а он просто сидит, повесив голову.
 
Сколько он так сидел, Кудрявов в последствии сказать не мог, но постепенно, понимая, что терять больше нечего, набрался смелости и, хоть и понимал, что никто не даст камеру, жалобным голосом, стал канючить: ребята, выручите, дайте хоть один снимочек сделать. Ответом ему было дружное щелканье затворов. Все сразу озадачились происходящим в зале. Напрасно он старался заглянуть в глаза соседей. Фотографы избегали смотреть в его сторону. Недаром первое правило съемщика гласит: камеру, как жену, не давай никому. И только один, самый ехидный предложил: хочешь: дам кредитку с кодом? Сергей огорченно вздохнул, непроизвольно взвизгнув; сейчас бы его не утешила даже кредитка на миллион. Стоящий рядом с ним фотограф непроизвольно вздрогнул и чуть не уронил камеру.
  – Уймись! – зло прошипел он. И вообще, не снимаешь, уступи место.
 
Только сейчас Сергей понял, что даже без камеры, он продолжал занимать самое лучшее центральное место. Последний раз, безнадежно взглянув сверху в зал на полукружье кресел, в которых сидели депутаты, и бессознательно отметив, что число их почему-то сильно не совпадало с показаниями табло, он побитой собакой отошел от перил балкона. В это время дверь на минутку приоткрылась, впуская опоздавшего. Голова его попала в свет лампы, образуя над ней сияющий нимб.  «Святой, обомлел Кудрявов. Мелькнула сумасшедшая мысль: он меня спасет!  Вошедшему было на вид лет сорок, усы, маленькая бородка, и даже почти мальчишеская челка черных волос, не снижала впечатление суровости. Заметив его горестный взгляд, опоздавший коротко спросил:
– Проблемы?
– О, еще какие, он камеру забыл – насмешливо откликнулся стоящий рядом с ним фотограф. Тут всех словно подменили, делавшие до этого вид, что не замечают его, фотографы с любопытством уставились на него. Чувствовалось, что их разбирает любопытство, чем все кончится?

– Ты че, первый раз? – спросил сосед Сергея вошедшего.    
–  Да вот, пришел познакомиться. У меня библиотечный день, в смысле – творческий.   
У Кудрявого судорожно забилось сердце; он сложил руки в умоляющий жест: и залепетал: – Дай камеру, на минутку! Ну, дай! Я только несколько кадров для отмазки. Ведь уволят и без пособия.
– Ну, на! 
Сергей не верил своим глазам. Этот чудо-человек, вынул свою флэшку и протянул ему фотоаппарат.

– Спасен, спасен, – пела душа Кудрявого. Не совсем соображая, что делает, он схватил протянутую камеру и принялся крутить кольца настройки.   
– Ты что делаешь, – забеспокоился его спаситель.    
– Да вот хочу сделать, чтобы на снимках была моя фамилия.       
– Он с тебя еще плату за работу потребует? – съехидничал сосед.   
– Это ты брось, мне же тоже снимать надо, давай щелкай быстренько пока я добрый.
      
Унимая дрожь в руках, Кудрявов лихорадочно глянул в объектив. «Так, хорошо, министр поднял руку, удача, здорово, улыбается. Еще, кто там рядом в его ложе? А, бог сними. Теперь зал, главное успеть схватить главных персоналий. Так, трибуна. Что за придурок торчит под ней, занесла его нечистая. Хотя может и хорошо – нестандартная ситуация. Вот бы еще выступающий метнул в него стакан. Ха, размечтался. Так, так, что еще: женщину, красавицу, спортсменку.  Лицо в момент голосования. Главное, сделать снимок (будь он неладен) на первую полосу». Все эти мысли вихрем проносились в голове.
Потом, словно очнувшись, он посмотрел на своего Спасителя; по-другому он его не называл, только так и с большой буквы.
Тот стоял, закусив губу, и терпеливо ждал, пока он вернет камеру.
 
– Ой, прости, увлекся! Вынув свою флэшку, вернул камеру, и бессильно откинулся на стуле. Блаженное расслабление. Так, наверное, чувствует себя приговоренный к смерти, получив неожиданно помилование.
– Че, полегчало, – подмигнул ему знакомый фотограф, до этого не замечавший его в упор. В ответ Кудрявов лишь шумно вздохнул. Ему уже хотелось петь, если бы было можно, он бы пустился в пляс. Спаситель еще четыре раза давал ему камеру. Вероятно, от испуга Сергей буквально превзошел сам себя. Только потом сообразил, что его визави поставил камеру на съемку очередями в несколько кадров, чего Сергей никогда не делал и после, выбирая из них лучшие, он шепотом благодарил судьбу, что встретил этого человека.
      
Как в тумане распрощался он с ним, рассыпаясь в благодарностях, и понесся в редакцию, снедаемый беспокойством. Влетев в отдел, забыв об осторожности, принялся лихорадочно выдвигать ящики столов, в поисках камеры. С каждой минутой надежда на спасение таяла. «Где, где я мог ее оставить? На вчерашней съемке? Так я вроде потом вытаскивал ее в редакции. Так, надо успокоиться. Может еще она дома».
Выйдя в коридор, он позвонил жене.
– Сейчас поищу, не волнуйся, – попыталась успокоить его жена, услышав его дрожащий от волнения голос. Потом перезвонила. – Ищи в редакции, дома ее нет.
– Хорошо, поищу, – ответил он упавшим голосом и, вернувшись в отдел и, глядя в пол, громко заявил:       
– Беда! У меня в метро украли камеру.
   
Услышав это заявление, Алексей Лыскин деланно ахнул: – Поздравляю, умыкнули полторы тысячи долларов! В комиссионке такую не скоро найдешь, а новую не сразу укупишь!   
Пишущие журналисты побросали работу и сочувственно уставились на него. Все, кроме Лыскина, спрятавшего камеру, принимали происходящее за чистую монету. Завхоз Валерич, – материально ответственный – услыхав такое заявление, бессильно плюхнулся на стул. 
– Пентюх, ты Пентюх, вот это наработал. – Говорил я тебе, – укорил он Лыскина, – не будет добра с этого малого.  А ты мне помнишь, что ответил? Хороший фотограф выбьет дно у помойного ведра и снимет. Вот снял, так снял! – он огорченно развел руки.    
Алексей сделал скорбное лицо. Даже себе Лыскин боялся признаться, что неприязнь у него к  Кудрявову появилась, когда сотрудники, обратив внимание на противоположность их фамилий, стали смеяться над этим.
 
Обстановку разрядил художник. В пылу перепалки никто не обратил внимания как он вошел. А надо сказать, что в отделе его не просто не любили – боялись. Особенно сотрудники фотоотдела. Угодить ему фотографам было сложно. Пользуясь своим положением, он частенько, без зазрения совести, залазил в общую кассу. Узнав о случившемся, он молча пожал плечами и с видом: чего еще ждать от малохольного, с достоинством направился в  свой кабинет, но на пороге остановился, глянул недобро на фоторедактора,  и важно изрек:   
– Как разберетесь,  зайдите ко мне.
– Ладно, пошутили, и будет, – сказал струхнувший Лыскин.
– А вы, Сергей Васильевич,  не оставляйте камеру, где придется, хоть посторонние сюда и не ходят, а все-таки, мало ли что в жизни не бывает.      
Сергей так удивился, что даже не отреагировал на то, что, видно учитывая важность момента, Лыскин впервые назвал его по имени отчеству.   
Закончив выговор, фоторедактор, как фокусник, на глазах изумленных сотрудников достал из ящика своего стола фотоаппарат Кудрявова.
   
– Да скоро номер сдавать,  придется в каком-нибудь агентстве постер купить на первую полосу
– А зачем покупать! Сейчас перегоню снимки на компьютер.         
Теперь пришла очередь Лыскина удивляться.
– Как перегонишь. У тебя же не было камеры?      
Кудрявов,  внутренне торжествуя, со смехом ответил: – Да я помойного ведра не нашел, пришлось у думской урны дно выбить!