Великий издатель. гл. xxiii-xxv

Глава XXIII

Мэ тут камав.
      
 Я сидела на скамье перед зданием института и, нещадно догрызая колпачок ручки, зубрила недоученные билеты по истории КПСС. Любая история обрушивает на студентов целый водопад дат, которые, почему-то, необходимо запомнить. Но история КПСС это не водопад, а самая что ни на есть лавина, настоящий ледник, который давит, крушит, расщепляет на молекулы. Именно такой, расщеплённой на молекулы я себя чувствовала. Ну, что изменится, если я не буду знать пункты Аграрной программы, принятой на четвёртом съезде в 1906 году. Да на том злополучном съезде родилась идея конфискации крупных земельных владений, впоследствии принявшая столь извращённую форму, что многим крестьянам не поздоровилось. Помню, бабушка по материнской линии рассказывала мне, как её родители срочно отделились от общего хозяйства своих родителей. То же самое сделали их братья и сёстры. В результате, одно большое подворье превратилось в целых семь поменьше. И даже это едва спасло моих родных от раскулачивания и отправки в Сибирь.  А вот дедушке по другой линии, отцовской, повезло меньше. Уж он-то хлебнул лиха, поскитался по тюрьмам да по лагерям, где подхватил туберкулёз и вскоре после освобождения умер. И только через три года был реабилитирован посмертно.
Даты не лезли в голову. Работы Ленина путались в голове. А всё в купе вызывало бурю возмущения. Неужели я не смогу работать в библиотеке без всего этого исторического хлама? Вспомнилось лицо профессора  Подболотского. Классный мужик. Только ради него и стараюсь. Будь кто-нибудь другой на его месте, настрочила бы шпор и не мучилась. А этот обидится, от меня он не ждёт ничего такого. 
Так, углублённая в свои мысли, я поглядывала на часы, стрелки которых, соревнуясь, гнали к жуткому часу аудиторной экзекуции. Скоро. В очередной раз дёрнувшись, я снова углубилась в учебник. В моменты истового учения, когда напряжён мозг, остальные органы моего тела остаются без присмотра и потому начинают вытворять чёрт-те что. Я не заметила, как зашаркала ногами. Под скамью - на дорожку, под скамью – на дорожку. Выше – дальше. Неожиданно моя нога наткнулась на что-то твёрдое под скамьёй. Не выпуская учебник из рук, я согнулась пополам, дабы уразуметь, что за предмет покоится подо мною. Помнится, устраиваясь, я не заметила ничего лишнего в просветах дощатых реек.
Не успела я определить, что за тёмная масса копошиться подо мною, а моя сокурсница со скамьи напротив уже орала.
- Людка, да это же бомж! Надо милицию вызвать! А я-то думаю, откуда эта вонь невообразимая.
Я ловко вскочила и отпрыгнула в сторону, но совершила оплошность – не удержала учебник. Проскользнув между пальцами, он нырнул под скамью и запутался в одеждах смрадного человека.
Бомж зашевелился, я, брезгливо морщась, готовая в любой момент дать отпор, пошла к нему. Без учебника мне кранты, провалюсь, в двадцатый съезд ещё не заглядывала.
Вонючка пополз мне навстречу, выбрался на дорожку и сел, протягивая книгу.
- Фу, да он ещё и цыган! – Завопила сокурсница.
В воздухе кружился удушающий аромат давно не мытого тела, облепленные грязью пальцы тянулись в мою сторону. Может, обойдусь без учебника? Разве можно теперь по нему учиться? Крайне подозрительный субъект точно заражён десятком инфекций. Милицию звать я не собиралась, но мне срочно захотелось, чтобы цыган немедленно куда-нибудь исчез и забрал с собой книгу. Наверное, острота моего желания, была обусловлена странным предчувствием.
- Возьмите свою Историю КПСС. – Проговорил цыган молодым, бархатистым голосом. Слушай я его с закрытыми глазами, непременно бы прониклась уважением к говорившему. Чистая русская речь в его устах звучала с неким изыском, так говорят только очень образованные люди. Но передо мною сидел отброс со дна общества. И, либо я ослышалась, либо этот фрукт обладает непревзойдённым слухом и умеет копировать голоса и интонации тех, кого ранее слышал. Странно было, что он смог прочитать заголовок на обложке. 
- Она мне больше не нужна. Сейчас сдам экзамен и забуду этот предмет навсегда. – Наверное, в каждой чёрточке моего перекосившегося лица сквозило неприкрытое отвращение. Цыган скособочился, засунул книгу в здоровенный карман чёрного, драного пальто и, неуклюже поднявшись, похромал прочь.
- Надо же, у всех лето, а у этого середина зимы. Видала, как вырядился? А зарос! Ну, вылитая обезьяна! – Пищала сокурсница, совершенно не переживая, что предмет её злословия ещё не покинул зону слышимости. 
Я смотрела вслед удаляющемуся цыгану, и сердце моё невольно сжималось. Как хотелось мне, чтобы он исчез, растворился в воздухе, перестал существовать. Ну, к чему мне видеть это социально чуждое нашему процветающему обществу явление?
А цыган замедлил шаги. Я уж испугалась, что он передумает и вернёт мне учебник. Но он вдруг накренился, сделал пьяный пируэт и рухнул на асфальт.
- Я ж говорила, милицию надо вызывать! – Орала мне вслед сокурсница. А я, мысленно ругая себя, неслась на помощь цыгану, навстречу судьбе. А всё внутри меня кричало: «Стой! Не надо!».
Поздно. Презрев голос разума, я, зажимая нос и сохраняя дистанцию, склонилась над цыганом. С выбранной точки обзора, я могла видеть только затылок, остальное скрутилось внутри потрёпанного пальто. Из-под высокого ворота торчала всклоченная голова, наверное, вшивая.  Жив ли?
Голова шевельнулась, отрывая лицо от усыпанной мелкими камушками дорожки. Сейчас он встанет и я спокойно, довольная собой, пойду на экзамен. До конца дня я буду упиваться сознанием своего сочувственного участия несчастным людям. Ведь я полна была решимости оказать помощь оступившемуся нищему. Может, денег ему дать? Я вспомнила, что в кармане всего пять рублей. Заколебалась. Всё-таки достала шершавую бумажку. Готова отдать последнее. Ну, не умница?
Однако, цыган не встал. От денег отмахнулся. Ему удалось присесть. И то, не надолго. Я обошла его, чтобы заглянуть в лицо.
- Может, скорую вызвать? – Спросила, задыхаясь.
- Скорая его не возьмёт. – Моя сокурсница таращилась на меня с расстояния пяти метров, активно жестикулируя, показывая то на дверь в здание, то на часы. – Он им там такую антисанитарию устроит, что санэпидемстанция закроет больницу на целый год, а всех, кто был с этим… в контакте, посадят на карантин. Так что, не подходи к нему.
Я пропускала мимо ушей замечания сокурсницы и, скорее ей на зло, чем из уважения к вопрошаемому, ждала ответа на свой вопрос.
Он молчал, уставившись в асфальт, я не уходила.  Неожиданно он поднял ко мне лицо. Две чёрные бездны, полные непостижимой муки, впились в меня. Я отшатнулась, мне стало больно. Я едва не рухнула рядом с ним. Что же это такое?
- Ты иди, Клава. – Махнула я сокурснице, борясь с задыхающимися лёгкими. – Я, пожалуй, милицию вызову. Нельзя же такое безобразие оставлять в людном месте.
- Вот именно. – Клава попятилась к зданию института. Я уверенным шагом зашагала к телефонной будке.
Когда дверь за сокурсницей закрылась, я сделала разворот на сто восемьдесят градусов и подбежала к цыгану. Ещё раз оглядела жалкое существо, валяющееся у моих ног, не мытое больше года и заражённое всеми болезнями планеты. Сделала глубокий вдох и вцепилась в его плечо, потянула на себя.
Возле меня вдруг нарисовался бравый милиционер с рацией.
- Девушка, что ж вы так… Не прикасайтесь к нему, я сейчас машину вызову.
Ну, вот, надо отдать цыгана ментам, они с ним разберутся. Пристроят куда-нибудь. Для того и существует милиция, чтобы подбирать вот таких оборванцев, пугающих честных, законопослушных граждан.
- Не надо. – Моя рука вдруг легла на рацию. Милиционер удивлённо и сердито посмотрел на меня. Я, не менее удивлённо вылупилась на него. Что я делаю? – Это мой родственник. Он шизофреник. У него рецидив. Я целую неделю по дворам его разыскивала. Слава Богу, нашла…
- Так я скорую помощь…
- Ой, не надо. Лекарства есть, я один раз забыла дать и вот… Пожалуйста…
Милиционер подозрительно всмотрелся в бомжа.
- Девушка, какой он вам родственник. Он же цыган.
- Нет! – Взвизгнула я. – Грек! Я могу штраф заплатить. У меня пять рублей есть. – Одной рукой придерживая цыгана, я полезла в карман за деньгами.
- Не надо штраф. – Милиционер сделал шаг от нас, поморщился. Похоже, дотронувшись до грязного отброса, я сама стала грязным отбросом. Но решение уже зрело в моей голове. И оттого стало значительно легче.
- Забирайте своего родственника. Да побыстрее. Если через десять минут, он ещё будет вонять на моей территории, я отправлю его в каталажку. - Милиционер пошёл своей дорогой. Я поволокла спотыкающуюся ношу  к трамваю.
Ждали мы транспорта в стороне от всех. Я старалась не дышать. Он молча прислонился ко мне и лишь изредка постанывал. Я чувствовала, что на душе у него установился покой, которого он не знал долгие месяцы, а может, и годы. Странно, я не только ощущала, как меняется состояние моего подопечного, я сама плавно перетекала в это состояние. Это какая-то магия.  Меня словно окунули в океан нирваны. Подошёл трамвай, я затолкала цыгана на заднюю площадку. Народ возмущённо пыхтел и отстранялся от нас, но никто не посмел и слова сказать. Уж слишком свирепо выглядела моя физиономия. В конце концов, вся толпа перебежала в середину и нос трамвая. Позади остались только мы. Вот так. Как легко стать изгоем. Удивительно, но меня ни сколь не тревожило моё положение. Об экзамене я и вовсе позабыла. Я тащила своего цыгана на окраину города. В дом родственников, где проживала одна, если не считать двух псов и десяток кур. Неугомонное семейство, приютившее меня, отбыло на курорт. И не планировало возвращаться в ближайшее время.  Соседи были на работе. Потому, моё вторжение в переулок под руку с покачивающимся бомжём никто не заметил.
Открыв дверь, я втолкнула своё приобретение в прихожую. Ноги его заплелись, но я вовремя подставила стул, на который он сел и тут же обмяк. Желая действовать, я ринулась в ванную. Включила воду, намешала в ней шампуней сразу несколько сортов, приправила всё хвойной добавкой. Потом вернулась к цыгану. Надо его раздеть.
Все библиотекари в обязательном порядке проходят медицинскую практику. На обнажённых мужиков я вдоволь насмотрелась и научилась не робеть при виде того, что раньше могло стать для меня причиной обморока. За бомжа я взялась с уверенным напором, но, скинув с него пальто и, берясь за рубашку, я вдруг ощутила скованное состояние, вызванное робостью. Да что ж это такое? Будто бы не было за спиной целого года больничных палат реанимации, куда народ водворяют в чём мать родила. Надо представить, что это не живой мужчина, а большая кукла. Штаны, рубашка и трусы полетели на пол. Краснея и смущаясь, я повела цыгана в  ванную. Он не мог переступить борт ванны, я ему помогла. Устала жутко.
Вода тут же потемнела, но вони стало меньше.
- Вы отмокайте, а я сейчас вернусь. Он растянулся в ванной, запрокинул голову, прикрыл глаза и никак не отреагировал на мои слова. Молчание я расценила, как согласие и поторопилась в прихожую. Через пять минут посреди двора пылал костёр, в котором трепыхались зловонные шмотки. Я с удовольствием любовалась приятным зрелищем. Когда вернулась в ванную, застала бомжа в том же умиротворённом положении с закрытыми глазами. 
- Вы не могли бы помыть нижнюю часть тела? А с верхней я помогу. - Мой голос выдернул его из пребывания в безмятежности. Растрёпанная голова согласно качнулась. Я вложила мыло в его ладонь и удалилась. 
- Закончите – позовёте.
Мне пришлось сделать ревизию в кладовой. Я знала, что тётя складывала туда вещи, которые собиралась отдать кому-нибудь. Вот удобный случай заняться благотворительностью. Мой дядя был высок, цыган тоже. Но, хоть дядя даже близко не был толстяком, вряд ли его жилистая фигура мола сравниться в худобе с измождённым торсом цыгана. Нашлась более-менее приличная рубашка, штанов я откопала две пары. Надо бы и пальто компенсировать. А вот анорак. То, что надо. И почему дядя от него отказался? Носки, майку и трусы, я разыскала в дядином шкафу. Не обеднеет.
Цыган не звал, и я решила проверить, как он там. Я зашла бочком, чтобы нечаянно не увидеть ничего лишнего. Он уже спускал воду и включил душ. С головы по кончикам длинных волос и бороды стекали мыльные струйки. Значит, полностью помылся. Хорошо.
- Вот вам одежда и полотенце. Я жду вас на кухне… М-м-м…, а у вас…нет…блошек?
- Нет.
- Ну ладно.
Порывшись в холодильнике, я не нашла ничего примечательного. Чем можно угостить давно не принимавшего пищу человека? Колбасой – нет, салом – нет, брынзой – нет. Сейчас его желудок непредсказуем и уязвим. Хорошо, что сварила вчера постный супчик.
Водрузив кастрюльку с супом на газовую плиту, я нарезала хлеба, развернула салфетки, достала приборы. Судя по звукам из ванной, цыган уже одевался, я ждала его с тревогой и благоговейным трепетом. Сердце ликовало, разум отказывался верить в реальность происходящего. Это ж надо, притащить в дом на окраине города незнакомого, очень сомнительной внешности человека. Да он может ограбить меня, убить. И не просто убить, а убивать дни напролёт. Крика никто не услышит. Звукоизоляция в доме что надо. И всё же, я не боялась.
Дверь ванной распахнулась, я затаила дыхание…
Походка его была неровной, едва удерживаясь на ногах, он придерживался рукой за косяк, но помощи просить не решался. А я остолбеневшая от представшего зрелища не смела сдвинуться с места. Даже при всей своей истощённости и болезненности фигура его  на зависть античным богам, обладала юношеской изящностью и пропорциональностью. Он держался с беспримерным достоинством, вернее старался держаться, его непрерывно трясло, хоть он, как мог, сдерживал предательскую дрожь. О лице я могу сказать лишь одно – такая красота в принципе невозможна. Просто бред. Как там у Пушкина? «Месяц под косой блестит, а во лбу звезда горит. А сама-то величава, выплывает, будто пава». Передо мной стоял мужской вариант сказочной пригожести, только без примесей мистики.  Хотя нет, присутствовала и мистика – пронизывающий, прожигающий взгляд Врубелевского демона. Даже борода, элемент, который я не переношу в мужской внешности, не портила впечатления.
Что я ощущала, глядя на него, ослепительного и блистающего? В моём сердце проросли подснежники, хрупкие и нежные создания пустили тоненькие корешки счастья внутри меня. Я слышала их звон, я внимала их желаниям. А желания эти были направлены лишь в одном направлении – туда, где стоял неземной мужчина. Он бледен, потому что голоден, его морозит, потому что он болен. Я накормлю его, я приготовлю ему травяной отвар, я укрою его одеялами, и все невзгоды отступят. Я пересажу из своего счастливого сердца в его - разбитое несколько цветков и, когда они окрепнут он тоже станет счастливым.
- Прошу к столу. – Пролепетала я.
Он оторвался от косяка, неровным шагом добрался до табуретки. Присел. Я налила ему супа. Пододвинула ложку.
- Ешьте.
Взяв прибор, цыган черпнул было из тарелки, но так и не донёс дымящуюся жидкость до рта.
- Зачем ты привела меня сюда? – Его чистый, словно горный ручей голос пронизал мою душу свежим потоком благоговения. «Ты» прозвучало по родному интимно.   
- Потому что люблю тебя. – Кто я? Что я? Где я? Казалось, я только что родилась, всё происходившее до нашей встречи было лишь иллюзией, подготовкой к настоящей жизни. Жизни с ним, жизни в нём.
Чёрные глаза недоверчиво буравили моё лицо. Ложка попала по назначению. Съев ещё пять ложек, он отодвинул тарелку.
- Там в ванной на столике резинка, можно я подберу волосы?
- Конечно. – Отозвалась я. Мне не было обидно оттого, что он не откликнулся на моё, даже для меня неожиданное, признание. – Только сначала я причешу тебя. Ты не возражаешь?
- Нет.
Я побежала за расчёской, принесла резинку.
- Тебя как зовут?
- Рамир.
- А меня Люба.
Он никак не прокомментировал наше знакомство, продолжал сидеть и равнодушно взирать на интерьер кухни.
С великим упоением я чесала его немного жёсткие, чёрные, как воронье крыло волосы. Что за блаженство касаться этих шелковистых прядей. В ухе под волосами обнаружилась серёжка, скорее всего, серебряная. На шее, и на спине я углядела несколько синяков и порезов. Приладила резинку, оттопырила ворот рубашки. О, да моего гостя  били. И, видать, не единожды.
- У тебя побои. – Констатировала возмущённо.
- Не все так доброжелательны к грязным цыганам, как ты. – Он усмехнулся. Я поёжилась.
- Давай обработаю.
- Само заживёт.
- Как знаешь. Ты слаб. Возможно из-за ран.
- Из-за одной раны, - уточил он немного удручённым голосом. – Но её невозможно увидеть.
Мне стало всё понятно, я прочла пропасть любовных романов, что давало мне право сделать разумный вывод – разбитое сердце, несчастная любовь. У меня есть соперница. Вот дрянь, до такого состояния довести мужчину.
- Я постелю тебе на диване в зале. – Мне хотелось ухаживать за ним. Стыдно признаться, но слабое состояние Рамира являло для меня тайную надежду удержать его подле себя как можно дольше. Об институте и каких-то прежних своих обязанностях я и не помышляла. Всё было забыто во имя сладостного, безмерно великого чувства, наполнявшего меня.
- Я сейчас уйду…
- Нет, - внутри меня будто взрыв случился, но не развёрнутый, а наоборот.
- Моё присутствие компрометирует тебя.
- Компрометируй меня на здоровье. Я ничего не боюсь. – Сбивчиво, в глупой горячке спорола я.
Он улыбнулся ласковой и беззащитной улыбкой.
- Думаю, и того, что уже сделано достаточно. Ты ведь пропустила экзамен? – Теперь на меня глядели серьёзные, чуточку упрекающие глаза. Так смотрят отцы на своих проштрафившихся, но безгранично любимых дочерей. Стоп! Любимых? Неужели, не только моё сердце оказалось в плену его чарующего голоса и обволакивающей пелене искрящихся добротой очей?  Возможно ль? Чем во мне мог прельститься этот цыганский принц?
- Ну… - Что я могла ответить? Наплести про милосердие? Этим добром тут и не пахло. Да я и не могла обманывать Рамира. В поисках нужных слов, меня вдруг осенило – я же влюбилась в него ещё там, у скамейки. Когда не знала, как он молод и хорош собой. Может ли такое быть? Да, но только в единственном случае – если встретил свою половинку, ту единственную, что Богом назначена.  Так вот откуда это чувство покоя и умиротворения. Рамир часть меня, Я – ЕГО ЧАСТЬ. Знает ли он об этом?
Цыган молча наблюдал за мелькающими на моём лице отголосками чувств. Когда черты моего лица приняли более-менее ровное выражение, умозаключения вывели меня на стезю счастливой уверенности, что Рамир ниспослан мне милостивым провидением. И теперь я благодарила судьбу за волшебный дар. Словно в подтверждение только что сделанных выводов, Рамир предложил:
- Выходи за меня замуж.
- Что? – Наверное, я выглядела уж слишком ошеломлённой. Я осознавала, что значит для меня Рамир, но не имела представления, что со всем этим делать.
- Я не шучу…
- Но ты ведь меня совсем не знаешь... – Глупо прозвучало?
- А ты знала меня, когда волокла через весь город в своё гнёздышко. Я мог оказаться кем угодно.
- Ничего подобного… Я почувствовала, кто ты…
- И кто же?
- Ты моя половинка. – Я вспыхнула, боясь, что он сейчас же высмеет меня.
- Я тоже почувствовал, если бы ты знала, как долго я полз к тебе…
Мне бы вести себя скромно, но случилось так, что внутренние импульсы толкнули моё тело навстречу мужчине. Что же касается души, она прилепилась к Рамиру с первого мгновения нашей встречи и не желала отлепляться.  Я утопала в его объятьях, он прижимал меня к себе, улыбаясь и радуясь моему порыву, отвечая на него самым нежным образом.
- Как же я выйду за тебя? У тебя же нет ни дома, ни документов, ни профессии. – Мой нерациональный ум уже сгруппировался и подыскивал решения всех названных вопросов.
- Глупышка, - он ласково потрепал кончик моего носа. – Я же  мужчина. И не простой, а влюблённый. Есть у меня документы и профессий аж две. А в доме я никогда не нуждался. Я ведь цыган. Мой дом чистое поле. Выйдешь за меня, я куплю тебе дом. – Он склонился надо мною высокий, статный. – Ну, что скажешь?
- Разрешишь раны твои обработать, тогда подумаю.
Рамир тут же стянул рубашку, я сбегала в комнату за перекисью и синтомициновой мазью. Мои пальцы ловко манипулировали над несколькими порезами. Что делать с синяками, я не знала. В одном месте кожа будто лопнула от сильного удара, гной смытый водой снова натекал.
- Тут надо пластырем прикрепить.
- Не возражаю.
Как же больно мне было видеть то, что сделала с моим любимым человеческая глупость, имя которой шовинизм, национализм, фашизм, бездушие, бессердечие, чёрствость… Много у неё имён и все они прокляты. В какой-то момент меня передёрнуло – а ведь ещё предстоит с родителями объясняться. Что из перечисленного сделает их суровыми и неразговорчивыми? Мама заплачет, папа замкнётся, оба постараются оттянуть дорогую дочь от нехорошего человека. Чем же он не хорош? Не такой, как мы? Не такой, как нам хотелось бы? Не такой, каким принято быть?
Натягивая рубашку, Рамир чмокнул меня в щёку.
- Я сейчас уйду, ты пока думай, стоит ли связываться с таким как я и что скажут твои родители. У меня много дел впереди.
- Каких дел? – Я вцепилась в дядину одежду, так удачно пришедшуюся впору Рамиру.
- Сниму квартиру, найду работу, заберу у друга вещи и документы. Да и привести себя в порядок надо. Зарос, как бес. Терпеть не могу эту бородищу. Теперь мне есть ради кого жить…
- А если я передумаю? – Я знала, что этого не случиться. Даже если весь белый свет восстанет против меня, я ни за что не откажусь от Рамира.
- Если передумаешь, - он заметно погрустнел. – Я всё равно буду жить ради тебя, только в стороне, чтобы не мешать.
- Я не передумаю.
Мы с трудом расстались. Он трижды возвращался, что-то спросить. Я всякий раз норовила вцепиться в его руку и постоять так минутку. Будто срослась с ним намертво, разъединение крайне болезненно.
- Ты там побыстрее решай свои вопросы. – Попросила я. – Ты ещё здесь, а я уже изнываю от тоски.
- Теперь, когда я нашёл тебя, ничего не бойся. Ничто не разлучит нас. Ничто и никогда, любимая. – Слово «любимая» он нарочно произнёс с акцентом.
- Что? – Сама не знаю отчего, но я смутилась.
- Мэ тут камав! – Прокричал он радостно и убежал.
«Мэ тут камав» - незнакомые слова приятным теплом легли на сердце.
Рамир вернулся через три дня. Стоит ли говорить, что этот небольшой срок полный счастливой деятельности изменил его. Прежняя его красота на фоне нынешней казалась тлеющим деревцем, теперь же передо мною раскинулись ветви могучего дуба. Несносная борода больше не портила впечатления. О, нет, ни одна женщина не посмеет меня осудить. Кому под силу устоять перед чарами такого мужчины, моего мужчины?
Они пришли вечерком, их было двое, оба в костюмах, у Рамира в руках огромный букет, его друг держит за горлышко бутылку шампанского, в другой руке коробку конфет. Рамир представил товарища. Симпатичный юноша с редким в наших краях именем Пётр работал в типографии. Рамир не думал брать его с собой, но Петру уж очень захотелось познакомиться с сумасшедшей девушкой, которая ищет женихов под скамейками.
- Завтра же непременно залезу под садовую скамейку, авось кто-нибудь подберёт. – Шутил Петя, я от души хохотала, приглашая мужчин в дом и сетуя на то, что не предупредили о визите. Я бы подготовилась.
- А вот сейчас и посмотрим, что ты за хозяйка. Чем сможешь нежданных незваных гостей попотчевать? Соображай. А то не отдам тебе Рамира. – Возвещал Пётр, быстро осваиваясь на кухне.
Слава Богу, у меня нашлись банка шпротов, грамм двести хорошей колбаски, брынза и корейская морковка. Я скоренько почистила пару картошек, пожарила яйца и, пользуясь ранее данным тётей разрешением, посетила погреб, где смахнула с полок банку грибочков, маринованные огурчики и какой-то салат, как оказалось, изумительного вкуса.
Петя мигом набросился на еду. Рамир с ласковым осуждением смотрел на него. Я трепетно ожидала продолжения действа.
- Ну, что же ты, хозяйка, где бокалы? – Прочавкал нахальный гость и потянулся за новым огурцом. Я принесла три хрустальных бокала.
Петя тут же вскрыл бутылку шампанского, пнул Рамира, чтобы тот пал передо мною на колени.
- Не зря я с тобою напросился, ты бы и не вспомнил, зачем в такую даль притащился.
Я захохотала, запрокидывая голову, но не оттого, что мне было смешно. Нервы мои находились на пределе. К моим ногам припал самый дорогой человек, в руках его мерцала бархатными боками багровая шкатулочка.
- Открой невеста, оцени работу жениха. – Петя покачал головой, - ну, вы сегодня и тормознутые. Воистину, нашли друг друга, два сапога – пара.
Не слушая Петра, я открыла шкатулочку, там, на белой атласной поверхности покоилось колечко восхитительной работы. Даже я, не искушенная в ювелирном деле обывательница поняла, что стала обладательницей бесценного сокровища.
- Наденешь? – Спросила я Рамира.
- Ты согласна? – Он поднял на меня свои обжигающе-прекрасные очи.
- Да.
- А твои родители?
- Нет.
Он осторожно вынул колечко, я протянула руку и прикрыла глаза. Горячий металл полз по моему пальцу, пленяя, лаская, обещая.
- В чём заключалась твоя работа? – Я открыла глаза.
- Глупышка! – Всплеснул руками Пётр – Твой жених ювелир и философ.
Я возвела глаза на Рамира.
- Ну, да – два образования. Я же говорил.
- Но ты валялся под скамейкой? – Выпалила я, осознавая всю глупость произнесённой фразы.
- Девушка, - раскатисто заржал Пётр, - молодой человек заполз под скамейку, чтобы отдохнуть в тенёчке, который, как я полагаю, был тем прелестней, что большая его часть создавалась вашим, заслонившим светило, грациозным станом.
- У меня был, хм, - Рамир смущённо опустил глаза, - не лучший период в жизни.
- Я обязан тебе возвращением друга, целого и невредимого. – Уже серьёзно, с оттенком горечи, признался Пётр. - Ты замечательнейшая из жён планеты, я преклоняю перед тобой голову.
Мужчины оба склонились передо мною, я, понимая, что не заслуживаю подобной чести, потребовала от них немедленно отдать должное моим нехитрым угощениям, что они исполнили незамедлительно. Пётр тут же продолжил трапезу, Рамир нашёл мою руку, сжал до боли.
- Что будем делать с твоими родителями?
- Они поймут. На самом деле они очень хорошие люди.
- Я готов подождать.
- Я не готова. – Твёрдость моего голоса убедила его в моей решимости следовать выбранным путём.
- Тогда завтра в ЗАГС? Подадим заявления?
- Да.
- Ну что ж, мы пойдём. Я заеду за тобой в двенадцать. Будешь свободна?
- Буду ждать. – Моё лицо расплылось в беззаботной улыбке. Со вчерашнего дня я принадлежала сама себе, мне удалось сдать злополучную историю КПСС вместе с группой студентов, провалившихся в первом заходе.   
- И ещё, - предупредил Рамир тоном, отметающим  возможные возражения. – Как только нас свяжут браком, я увезу тебя из этого дома.
- Не возражаю. – Моё сердце захлебнулось от счастья.
Рамир тянул на выход упирающегося Петра, который протягивал руки к грибочкам и обзывал друга извергом. Я машинально опрокинула тарелку с грибами в банку, накрыла крышкой и вручила Пете.
Тот задыхающимся голосом принялся благодарить, хотел упасть на колени, но Рамир вытолкал его на порог.
- Прожор, подобных тебе, стыдно брать с собой в гости.
- Не дай бог, на свадьбе не будет охотничьей колбасы! – Нёсся голос Петра со двора. – Ты тогда мне не друг.
Я закрыла дверь. Вернулась на кухню и присела у стола. О какой свадьбе речь? Мои родители не дадут нам ни гроша, а у Рамира, как я понимаю, нет родителей и в помине.  Тут моё внимание привлекла небольшая красная книжица, забытая кем-то из друзей на уголке стола. «Паспорт», - прочла я и, не веря удаче, схватила находку. Первая страница сообщила мне, что обладателя сего документа зовут Зорин Рамир Романович. Так вот какая скоро будет у меня фамилия! Двадцать шесть лет, холост, прописан в Одессе. Я перелистала книжку и на последней страничке нашла записочку: «Пусть мои документы пока побудут у тебя, как признак моего наивысшего доверия. Документы? Поискав глазами, я нашла на трюмо еще несколько книжиц – водительские права, сберегательную книжку на тысячу рублей и два диплома о высшем образовании. Неужели? И каком образовании! Рамир обучался на философском факультете МГУ и на факультете декоративно-прикладного искусства Московского государственного художественно-промышленного университета им. С.Г. Строганова. Его специализация художественная обработка металлов. Я приблизила палец, увенчанный колечком к глазам, и драгоценный подарок засиял для меня новым, неслыханным светом. Сколько же лет, веков, тысячелетий понадобится мне, чтобы постигнуть глубину твоей бессмертной души, Рамир? Мне казалось, что я вот-вот отправлюсь в увлекательнейшее путешествие. Боже! Как же мне повезло!
На следующий день мы отправились во Дворец бракосочетаний. Молодая администраторша, принимавшая у нас документы, до наглого пристально изучила каждою чёрточку на лице моего жениха. И только вписав в графу «национальность» слово «цыган», заинтересовалась мною. Я нашла в себе силы посмотреть на девушку с вызовом, и та, наконец, смутилась.
Ровно через месяц мы расписались. Нашими свидетелями стали Петя, у которого, помимо прочих достоинств,  сиял под глазом ничем не замазываемый фингал, и какая-то незнакомая мне экстравагантно вырядившаяся  девица, представленная как Татьяна. На мой вопросительный взгляд Рамир шепнул.
- Ты же не нашла подходящей подружки в свидетельницы…
- Я надеялась на сестру, но она позвонила, что не приедет. – Произнесла я в своё оправдание, не понимая, каким образом это имеет отношение к Петиному «украшению».
- Я поручил Пете найти свидетельницу.
- Он что их, в дурдоме искал?
- Скажешь тоже, Петя задался мыслью отыскать не только свидетельницу для нас, но и верную подругу для себя. Поскольку среди его знакомых таковой не обнаружилось, он решил повторить мой счастливый опыт.
- Не понимаю.
- Петя выскакивал из-под садовых скамеек и хватал девушек за лодыжки.
- Так Таня…
- Единственная не испугавшаяся.
- А синяк?
Рамир прыснул.
- Петю угораздило цапнуть мастера спорта по тейквандо, вернее, мастерицу, по его словам хорошенькую.
Я захихикала. Петя бросил на нас притворно злобный взгляд. Приближался торжественный момент и только один факт омрачал моё настроение – с моей стороны пришли лишь три наиболее близкие мне сокурсницы. Ни один родственник не почтил меня своим вниманием в этот светлый день. Что ж, это их право.
Чуть позже мы стояли на ступеньках Дворца бракосочетаний, я озиралась, в тщетной надежде увидеть кого-нибудь из своих. Рамир старался отвлечь меня от тягостных дум. Таня курила, притоптывая высоченным каблуком, Пётр иронично на неё поглядывал. Помню свою неловкость, я в своём пышном свадебном наряде, ощущала себя чуждым эпохе элементом. Подъехала наша волга. Рамир помог мне устроить юбки, Пётр придержал дверь, чтобы Таня зашла.
- Сейчас, ещё пару раз затянусь. – Прогундосила девица.
- Ты не спеши, - философски закатывая глаза, предложил Пётр, - там под конец самый витамин начинается. Мы подождём.
Я не сдержалась и прыснула, Таня гордо тряхнув головой, притушила сигарету. Может, я ошибаюсь, но её раздражение было лишь картинкой, на самом деле, она уже испытывала у Петру куда более трепетную привязанность, чем дружба.
Празднование проходило в очень дорогом ресторане. Как оказалось, Рамир не был стеснён в средствах и не нуждался в помощи моих родителей для организации столь дорогостоящего мероприятия. Где-то в середине гулянья случилось очень приятное для меня событие – моя младшая сестра Настёна влетела в зал раскрасневшаяся и запыхавшаяся.
- Успела! – Воскликнула она и под марш для вновь прибывших гостей ринулась ко мне. – Любушка, прости за опоздание!
Мы целовались, одновременно я глотала слёзы. Я представила сестрёнку мужу и усадила подле себя.
- Я сбежала, - сообщила Настя, гордо вздёрнув подбородок. Не хотят тебя знать, и меня знать не будут! Хотя, мама почти оттаяла, а папа, как и положено голове, если шея повернётся, то и он обратит к тебе свой лик. А тётя с дядей тоже… - Она обвела глазами незнакомых людей, веселящихся в зале, почти все новые сослуживцы Рамира, приглашённые для количества.
- Как видишь.
Через год мы крестили Ванечку, на этом празднике подавляющее большинство приглашённых было с моей стороны. Блудную дочь приняли в лоно семьи, а вместе с ней и приплод, и инородца, которого поначалу боялись, а потом полюбили, как собственного сына.
Казалось, наше небо всегда будет безоблачным, а фундамент счастья непоколебимым, но…
Как-то прекрасным солнечным утром замаячила за воротами цыганка. Я давно привыкла не относить своего Рамира к кочевому племени, потому ничего не заподозрила. Взяла хлеба, пару котлет из кастрюльки, добавила ко всему три рубля и отправилась благодетельствовать старую попрошайку, именно собиранием милостыни занимались цыгане в наших краях. Рамира не было дома, и я этому радовалась. Падшее положение родичей и их нежелание изменить унизительную участь сильно удручало моего мужа.
- Возьмите, - протянула я подношение.
- Девушка, на хлеб я себе сама заработаю. – Ответила женщина с горечью, я всмотрелась в её черты и всё поняла, но мой разум не желал смиряться с увиденным, и потому я спросила:
- Зачем тогда пришли?
- Я пришла к цыгану, который живёт на этой улице.
Ощетинившись, как дикая кошка, я прошипела:
- Но на этой улице нет цыган. – Рамир никогда не рассказывал мне свою историю, но я чувствовала его боль и в любой момент была готова защитить любимого человека.
- Значит, ты та самая девушка. – Глаза цыганки засияли, и я поняла – никакая она не старуха, слезы иссушили эти мучительно знакомые очи, вечная тоска состарила ещё хранящее упругость тело прежде времени.
- Да, это я. А вы его мать?
- Можно мне войти.
- Конечно. Извините, что приняла вас за нищенку.
- Ничего.
Я вела её в дом, а душа моя, смутно предчувствуя грядущие беды, стремилась вытолкать незваную гостью за пределы моего счастливого мирка, в который она так неосторожно вторглась. А за нею уже стремительно неслась чёрная туча моих несчастий.
Я вела себя сдержанно, не проявляя ни теплоты, ни отчуждённости. От меня, как от хозяйки, требовалась любезность, и я была любезна, проявляла гостеприимство, но в разумных пределах. Цыганка принимала мою манеру поведения стоически и даже испытывала некое наслаждение. У меня сложилось впечатление, что возьмись я оскорблять её, она бы и это приняла с превеликим удовольствием. Казалось, моя гостья доживает последние свои дни, а потому принимает жизнь во всех её проявлениях и каждое из них, неизменно приносит ей только радость, пусть то унижения, или даже побои. Я и не догадывалась, как близка была к истине.    
Предложенный чай был с энтузиазмом принят.
Она брала чашку, как аристократка, отпивала мелкими глоточками и надолго возвращала сосуд на блюдце.
- Рамир ничего не говорил мне о вас, - сообщила я наконец.
- Да. – Цыганка согласно качнула головой, - по нашим законам у него нет семьи, он отверженный.
Вот тогда-то я и узнала страшную историю Рамира, как он был оговорён и осквернён, как изгнали его из табора, а когда раскрылась правда,  ничего не смогли исправить. Потому что в традиции не предусмотрен обратный ход. Мне бы обрушиться на цыганку с кулаками и вытолкать её за дверь, но я сидела неподвижно, как статуя. Я чувствовала, как страдает моя гостья. Как ни стараться, хуже ей не сделать.
- У вас ведь есть сын? – Глаза её ожили.
- Да. Он спит. – Я повела её в комнату. Она недолго любовалась внуком, я наблюдала за нею и проникалась к ней тёплым сочувствием. По чертам, по жестам видно было, что скоро она уйдёт и никогда больше не побеспокоит нас.
- Он прекрасен.
- Как ваш сын.
При упоминании сына, лицо её омрачилось.
- Какая-то книга. – Глаза цыганки сделались безумными. – Не позволяй ему писать книгу. Заклинаю тебя. Книга погубит его и всех, кто возьмётся ему помогать. А если не сможешь спасти Рамира, сбереги хотя бы дитя.
Скоро мы расстались и, как теперь мне стало известно, навсегда. О той встрече я ничего не сказала Рамиру. А теперь знаю, что и он утаил от меня свидание с матерью, случившееся многим позже, незадолго до его смерти.
Сколько ночей после не спала я, всё думала, присматривалась к безмятежному лику глубоко спящего супруга. Однажды в почтовом ящике я нашла письмо для Рамира из Одессы. У Рамира оставалась одесская прописка, ежемесячно он высылал деньги какой-то чужой ему старушке, за что она его не выписывала.  Я честно отдала письмо мужу не вскрытым. Он читал, хмурился и, наконец, сообщил:
- Бабулька моя умерла.
Я никогда не видела одесситку, потому лишь покачала головой.
- Ничего, припишешься наконец здесь. А то, неровён час, с работы выпрут.
- Нет, не выпрут, меня ценят.
- Хм. – Я знала, что Рамир для своего предприятия приобретение более чем ценное.
- Старушка отписала мне своё имущество. – Растерянно признался мой цыган.
- У неё не было родных?
- Не было. Я должен слетать в Одессу, организовать похороны.
- На которые никто не придёт. – Мне стало грустно и очень жалко далёкую незнакомую женщину. – Мы с Ванечкой тоже поедем.
После похорон Рамир стал задумчив. Нам предстояло пожить в Одессе ещё какое-то время, чтобы продать дом и участок. Предложений поступало много, но Рамир все их отклонял, а однажды сказал.
- Тебе не кажется, что Ване здесь лучше?
Ваня наш часто простужался, большинство врачей склонялись к мнению, что климат ему не подходит.
- Не кажется, так и есть.
- А что если…
- Я согласна.
Так мы и остались жить в Одессе в милом домишке на берегу лимана. Скоро Рамир переманил на новое место жительства Петра. За ним потянулась и Таня. Казалось, ничего не препятствует нашему тихому счастью. Однако, беззаботное житьё длилось не долго. Однажды мне приснился крайне неприятный сон: я видела Рамира с другой женщиной чуть моложе и гораздо красивее меня. Следующая ночь тоже не порадовала, в новом сне я хоронил Рамира. Сны превратились во вторую сторону моей жизни, по несколько раз в неделю я хоронила кого-нибудь из близких, в остальное время получала на блюдечке явные свидетельства супружеской измены. Сны выматывали меня, доводили до исступления. Сначала начались недопонимания, потом ссоры. Понятие «мы» кануло в Лету, теперь каждый из нас существовал отдельно. С Рамиром тоже что-то творилось. Сразу по переезду он снял будку напротив Нового рынка, обзавёлся клиентурой и уже через какое-то время процветал. Его маленькое хозяйство блистало беспримерной опрятностью. Но, как-то, посетив место работы мужа, я обнаружила первые признаки неопрятного попустительства, дальше – больше. Рамир снова опускался, и я не в силах была вытянуть его из трясины, в которой он вяз. Моих увещеваний он не слушал, более того, он их даже не слышал. Ушёл в себя, стал задумчивым, отрешённым. Пределом моему терпению стало его ежевечернее уединение на кухне и корпение над какими-то листами.
- Что это ты делаешь? – Спросила я его.
- Книгу пишу…
О Боже! Как же я могла забыть слова его матери. Она ведь предупреждала. В один миг я забыла все обиды: и те, что реально имели место, и то, что я выдумала. Я пала к ногам мужа и взмолилась.
- Рамир! Заклинаю тебя, я всё для тебя сделаю, всё, что попросишь. Я стану твоей рабыней, твоей тенью, только оставь ты эту книгу. Пожалуйста.
Он смотрел на меня удивлёнными, не понимающими глазами. Но взгляд этот сказал мне гораздо больше, чем собирался. Рамир, как и прежде, любил меня, его чувства ни сколь не ослабли под напором моей раздражительности. Он ничего не ответил мне. С того дня сны перестали меня мучить, но их сменила ещё более безжалостная явь. Рамир продолжал писать свою книгу,  я коршуном кружила вокруг него, мешая, перебивая, требуя внимания. Однажды он заявил, что больше так не может, и, собрав сумку, ушёл к другу. Две недели я терзалась, но потом решила, что пришла пора помириться и принять Рамира таким, каков он есть. Пусть пишет свою книгу. Авось, что-нибудь получится.
Я приехала к Новому рынку, уверенным шагом направилась к мастерской мужа и…
Бешенство обуяло меня, не знаю, как сдержалась, не бросилась в бой с соперницами. Их было целых две. Одна, правда, немного чуралась цыгана, зато другая буквально поедала его своими жадными глазами. Я поняла этот взгляд и пошла прочь. Мне бы присмотреться к мужу, он-то оставался прежним. Теперь я знаю, Рамир любил меня до последнего вздоха. Где он сейчас, знает ли, как изнывает моя душа в одиночестве по нему, как кляну я себя, что не провела те последние дни с ним? Книга была его путём, его судьбой. И этот последний свой путь он прошёл с другой. И случилось это по моей вине. Я должна была умереть. Моя трусость погубила две не предназначенные для этого жизни. А теперь всё вернулось на круги своя – алтарь готов, костры горят, а жертва продолжает упираться. Теперь на кону жизнь моего сына. Я не дам ему погибнуть.
 Это случилось в мой любимый месяц – август. Четвёртого числа меня, ничего не подозревающую, пригласили в морг на опознание. Рамир лежал на больничной каталке бледный, как простыня, которую только что сняли с его лица. Как всегда божественно прекрасен.
- Вы, кажется, с ним в разводе? – Неуверенно спросил следователь.
- Я была и остаюсь его женой. – Ответила я каменеющим голосом.
Мне показали другие тела. Я узнала и шутника Петра, и его странную подругу Таню (перед тем, как открыть её, патологоанатом протянул мне нашатырный спирт, труп девушки был весь исколот, особенно пострадало лицо), и ту девушку, что влюблена была в моего почившего мужа. Вторую я незадолго до опознания встретила выходящей из морга.
Дальнейшее я помню смутно. Позвонила маме и на следующий день нагрянули мои родственники со всех концов света. Беспредельное горе овладело моей душой, не было слёз, стенаний и криков. Я видела лишь огромную серую стену перед собой и размытые образы, мелькающие на её фоне. Моё сердце начало оттаивать примерно через год уже дома. Родители уладили все дела по продаже дома и забрали нас с Ванечкой. Не знаю, каким образом им удалось меня такую устроить на работу в библиотеку и как библиотекари терпели в своих рядах сомнамбулу. Но, очнувшись, я обнаружила себя среди чутких людей. Я возрождалась быстро, Ваня, так похожий на Рамира, нуждался в матери. Ради него, этой частички моего разрушенного счастья, я и вернулась. Теперь, скорее всего, ради него мне придётся уйти.

Глава XXIV

Великий Издатель.

Воспоминания ввергали меня в тягостное оцепенение. А я-то, глупая, думала, что порвала с прошлым. Выходит – нет. Как и у цыган, имеется у меня должок перед прошлым, вынужденное обязательство. Мне припомнилась фотография Наташи. Та, с траурной ленточкой, что встретила меня в вестибюле. А я ведь даже не узнала в изменившемся, исхудалом лице прежнюю мимолётную знакомую по Одессе.  Насколько Наташа смелее меня? И её Надя тоже. Эх, девоньки, девоньки. Смельчаки уходят первыми. Перед мысленным взором промелькнули лица Петра и Тани. Они собирались расписаться. Не вышло.
Наташа, Наташенька, знала ли ты, кто придёт тебе на смену? Знала. Дольмен открыл тебе эту тайну. Жаль, обо мне он ничего не рассказал. Только то, что приду я с сыном и книга окажется у нас. Стоп.  А зачем Наташа так усердно заговорила свой дом? Неужели из-за дневника? Несомненно, он имеет огромную ценность, но только для меня и для Наташи. Для Мали и его окружения в нём нет ничего нового. Что же тогда? Надо искать. И я принялась рыскать по тумбочкам и шкафам, простукивать стены и полы. Потом вспомнила, что в детстве прятала свои безделушки за одной из кафельных плиток, закрывающих вход под ванну. А что если… Скоро я нашла плитку-тайник. Запустила руку и нащупала что-то шелестящее, осторожно ухватила и потянула. В нескольких пакетах свёрнутая в тугой свиток хранилась бесценная рукопись.
Как я могла забыть о ней? Наташа умышленно не упоминала в дневнике о судьбе рукописи. Не воспользовалась этим козырем, потому что поверила предсказанию дольмена. Оставила для нас с Ванечкой палочку-выручалочку. Размотав ленточку, стягивающую полиэтилен, я вынула жёлтые листы, исписанные почерком Рамира. От них шла пульсирующая сила. Прислонив к губам бумагу, я поцеловала синие строки.
В это время возня за пределами избы стала похожа на военные действия, пол под моими ногами ходил ходуном. Я скоренько вернула рукопись на место, приложила плитку к стене и выскочила из ванной. Под окном облюбованной мною спальни шла борьба – страшная, громкая, с рыками, с лаяньем и шипением. Неужели слуги Мали что-то не поделили, или почувствовали нечто новое, не менее опасное, чем книга? Я не решилась открыть ставни и заглянуть в окно.  Но скоро затрещала дверь. Двух ударов извне хватило, чтобы она слетела с петель и разломалась на две ровные половины. Я, выбежав на грохот, едва не врезалась в огромного медведя, стоящего в полный рост. Мишка (не мой знакомый), не встретив никаких препятствий, вошёл внутрь. Я ринулась на кухню,  надеясь быстро обнаружить ножи. Но медведь опередил меня и перекрыл вход в кухню. Тогда я бросилась на выход, думая спрятаться где-нибудь в тайге. Конечно, самонадеянно, но бывают же чудеса. Несомненно. Но не на этот раз. У пролома меня ждали три здоровенных волка. Сколько живу, никогда не видывала таких царственных образчиков детей природы. Ей Богу, передача «В мире животных» могла бы посвятить этим тварям целый цикл репортажей, обеспечив себе, таким образом, ошеломляющий успех.  Как жаль, что я не перед телевизором, а в чаще, и эти прекрасные величественные особи глядят на меня не с голубого экрана, а из моего пространства и времени. Их глаза умные, расчётливые с азартом просчитывали варианты моих дальнейших действий.
Вцепившись в истерзанный наличник, я смотрела в истлевающую ночь. Совсем чуть-чуть до утра осталось. Не успею, не доживу. Жаль.
Медведь мягко толкнул меня в спину. И я покорно пошла на волков, с упоеньем вдохнула свежий воздух, молитвенно взглянула на Селену. Скоро ночи конец, а вместе с нею и мне. Незаметно пощупав живот, я убедилась, что обе книги никуда не делись и всё ещё там, подле моего тела. Может, удастся разыграть последнюю карту и спасти Ванечку. 
Спускаясь по ступенькам, я всё ещё надеялась нырнуть в темноту. Да где уж там, моими тюремщиками были не люди, от этих не скрыться. Медведь обошёл меня и встал передо мною на все четыре мощные лапы, подставил круп. Неужели сесть приглашает? Затаив дыхание, я перекинула ногу через спину животного. Не дождавшись пока я устроюсь, мишка побежал с каждым шагом разгоняясь, я судорожно вцепилась в его шерсть. Волки сорвались с мест,  помчались за нами, сохраняя некоторую дистанцию. Не оглядываясь, я слышала их прерывистое дыхание позади себя. Небо понемногу бледнело, вот-вот солнце взойдёт. Различая дорогу, я поняла, что путь наш лежит к Велесову капищу. Тут я вспомнила, что медведь олицетворяет великого Бога Велеса и потому не может быть на службе зла. Так вот почему он так легко вошёл в заговорённую Наташей избу. Путь туда изначально был открыт для него. Возвышенное, чистое чувство наполнило меня. Солнечные лучи пробивались из-за горизонта, я тянулась к ним, мысленно улыбаясь своей глупости и ночным страхам. Надо же, в оцепенении ужаса, я позабыла, какими силами сама обладаю, мне и в голову не пришло ими воспользоваться.   
Наконец, мы достигли капища. Вот он частокол, а за ним кружок идолов. Но что за высокая фигура темнеет у самого требища? Медведь остановился, я сошла на землю. По русскому обычаю поклонилась зверям лесным, все четыре махнули косматыми головами, указывая на вход в капище. И я послушная их воле, шагнула в круг. Человек в светлой мантии стоял ко мне спиной. Могучая рука великана опиралась на жезл. Мысленно я услышала молитву и подключилась к ней, понимая, что должна не просто стоять, но и участвовать в ритуале. В долгожданном действе передачи книги Рамира Зорина Великому Издателю. Свершилось то, ради чего отданы жизни пятерых, из-за чего мой сын томится в плену.  Молитва закончилась, я была готова. Великий Издатель развернулся ко мне, в этот миг птичий хор взорвался тысячами голосов, завыли волки, медвежьи рыки огласили лес. Глядя прямо, я знала, что вокруг капища собрались несметные стада и стаи обитателей непорочненского леса.
Что есть красота? Кто красив, а кто нет? Как же глупа была я, когда не распознала в  пронзительном, пугающем взгляде попутчика светлой силы божественного разума, не разглядела за телесной оболочкой, поигрывающей мышцами, осанку неземного существа, защитника приняла за врага, а его пристальное, изучающее внимание определила, как гастрономический  интерес, чудодейственный жезл спутала со смертоносным  копьём.
- Здравствуй, Августин. – Повинно прошептали мои губы.
- Здравствуй, Люба. – Он сделал шаг мне навстречу, я, полная священного трепета, подалась вперёд. – Надеюсь, ты разгадала все тайны?
- Только одна осталась недосягаемой для моего разума.
Его бровь вопросительно вздёрнулась.
- Как вытащить из беды моего сына.
- Твой сын козырь нашего общего знакомого, а где твой козырь?
Я вынула из-за пазухи «Быть, или не быть», протянула Августину. Он минуту листал книгу, потом усмехнулся.
- С Мали этот номер больше не пройдёт. – «Быть, или не быть» утонула в складках мантии. - Где твой козырь?
Я с готовностью вручила Августину книгу Рамира. Не было смысла упираться, я находилась в полной его власти. Августин перелистал издание, задумался, пристально глянул на меня.
- Читала?
- Да.
- А что ж мишку моего не смогла одолеть?       
- Так струхнула, что обо всём позабыла.
- Дурёшка ты маленькая. Ну да ладно, всё равно для Мали твои фокусы что детские игрушки. С ним и пробовать не стоит. Советую на время позабыть тайное знание, открытое Рамиром. - Он ещё раз взглянул на книгу. – Что делать-то будем?
- Я готова умереть.
- Это всегда успеешь. Для такого нехитрого дела ума большого не требуется. А уж если и умирать, то так, чтобы не стыдно было и не досадно. Ради этой книги не одна жизнь оборвана. Может, хватит жертв?
- Взамен за Ванину жизнь Мали требует меня и книгу.
- Он не отпустит ребёнка, отец которого написал вот это! – Августин поднял книгу на уровень своего лица.
- Что же делать?
- Возьми пока творение своего мужа. Сегодня же расскажи всё своей начальнице, не упуская никаких подробностей. Выложи ей всё. Поняла?
- Да.
- И ещё. В цепочке не хватает одного звена. Это человек, очень нужный человек. Я открыл ему дорогу в Непорочное. Он пройдёт, и мышеловка снова захлопнется, но теперь будет полный комплект. Так что жди гостя и не смей отказываться от его помощи. 
- Хорошо.
- Ну, езжай. Даст Бог, свидимся ещё.
Медведь, сопровождаемый тремя царственного вида волками, доставил меня к моей избе. Дождавшись, когда звери скроются из виду, я поскреблась в дверь. Галя тут же открыла, будто стояла в сенях.
- Слава Богу! – Она взволнованно перевела дух. – Ну, как? Получилось?
- Сверх ожиданий. – Заверила я, превозмогая боль, вспыхнувшую в груди. Слишком многое пришлось вспомнить, пройти теми путями, которыми зареклась не ходить.
По дороге на работу мы обнаружили, что «кто-то» вторгся в Наташину избу.
- О, Господи! – Запричитала Пенелопа Витальевна. – Кто ж осмелился-то? И как? Мы же не смогли.
Я не выразила никаких чувств, Галя покосилась на меня. Поняла. Меня беспокоило, что рукопись теперь не защищена, заклятья разорваны. Мы вошли в избу, Пенелопа Витальевна заплакала, Галя едва сдерживалась. Мне было не до слёз. В моём положении уже не плачут и даже губы не кусают. Мой ребёнок погибал в сумрачном мире под нашими подошвами, а я пока что не имела даже размытого плана его освобождения. Пока мои спутницы причитали над Наташиными кроватью и шкафом, я незаметно смахнула дневник со стола и заперлась в ванной. Мне было не до сантиментов. Отработанными движениями я вынула рукопись из тайника. После медвежьего погрома библиотека осталась единственным местом, способным защитить труд моего супруга.
- Сейчас же вызову Валеру, чтобы до темна отремонтировал всё, что возможно. – Сказала Пенелопа Витальевна, покидая избу. – Теперь можно Наташины вещи отправить во Владивосток. Надеюсь, ничего не тронуто. Если чего-нибудь не окажется, как я объясню это её родителям?
- Не переживайте, они очень хорошие люди. – Буркнула я, не подумав.
- А ты откуда знаешь?
- Я? – Вот дура! И дёрнуло же меня за язык. – Я так думаю. Иногда мне кажется, что я знала Наташу.
На пороге библиотеки нас ждала разъярённая Маша. Что это с ней? Ах да, моя «невинная» шутка...
- Привет, Машенька! – Крикнула я издалека.
- Вот тебя-то я и ждала! – Пророкотал отнюдь не нежный голосок.
- А что такое? – Я возвела на красавицу невинные глаза.
- Смотри, что у меня на лбу. – Она приподняла чёлку, оголяя синюю, с красными краями шишку.
- Могло быть и хуже. – Я посмотрела на неё в упор.
- Да, я бы ударилась об угол стола и умерла. – Пискнула Маша, ища поддержки у ничего не понимающей директрисы.
- Не угадала. – Возразила я. – Как тебе жуткая звероподобная тварь, волокущая тебя в самое лоно преисподней? Мали, наверное, шибко удивился, что его призывы остались безответны.
- Так ты снотворное для Маши… - Лицо Пенелопы Витальевны осветила догадка.
- Я не нашла другого способа защитить её. Маша, прости меня.
- Ладно. – Быстро сдалась Маша. Обрисованная мною перспектива охладила её пыл.
- Марья Дмитриевна не приходила? – Спросила Пенелопа Витальевна у Маши.
- На работе. Кажется, в сторону красного уголка пошла. – Маша и Пенелопа Витальевна отправились на поиски уборщицы. Я нашла глазами портрет Наташи, но не успела начать мысленный разговор с нею, как Галя припёрла меня к стене.
- Что ты там искала?
- Отпусти!
- Отвечай!
- Ты хочешь отправиться в полёт? Сейчас устрою, - Прорычала я сквозь зубы.
Галя вспомнила о моих из экстраординарных способностях и тут же ослабила хватку.
- Только ты могла сломать дверь.
- Может, и могла, но не сломала, а открыла. – Я показала Гале ключик.
- Откуда он у тебя?
- Нашла.
Нашу «милую» беседу прервала Пенелопа Витальевна.
- Что это вы тут делаете?
Галя, перестав напирать, обняла меня.
- Обнимаемся.
Я оттолкнула её.
- Пенелопа Витальевна, мне надо с вами поговорить.
- Конечно. – Директриса оборотила лицо к Гале. – А ты сбегай к Коршуновым. Обрисуй Валере ситуацию. Пусть возьмёт инструмент и идёт прямо к…Наташиной…избе. Скажи, что Марья Дмитриевна будет ждать его там.
- Уже бегу. – Окинув меня разочарованным взглядом, Галя вышла из библиотеки.
- Идём, Люба, в кабинет. Мне тоже есть, что сказать тебе.
Мы сели напротив друг друга. Она вынула из стола кулёк с водорослью.
- Вот.
- Что вот? – Я не понимала.
Марья Дмитриевна нашла на твоём столе. На часах было восемь тридцать.
- Это сегодняшнее?
- А я о чём тебе твержу. Они прежде никогда не появлялись утром.
- Всё бывает в первый раз. – Решила я пофилософствовать. Разве не на это я надеялась. Нынешняя ночь будет решительной. Дольше Ване не продержаться.
- Что ты хотела рассказать мне?
- Я встречалась с Великим Издателем.
- Что?!
- Он велел мне открыть вам всё, ничего не утаивая. Конец тайнам. По крайней мере, тем, что были у меня от вас. 
Повествование оказалось долгим, куда длиннее, чем я рассчитывала. Надо же, сколько скелетов в шкафу насобиралось! Глаза Пенелопы Витальевны часто лезли на лоб то ли от ужаса, то ли от удивления. Иногда она восхищённо вскидывала ресницы, иногда плакала. Теперь она знала, что цыгане из табора мои родственники. Мне пришлось рассказать ей и о книге, тайно принесённой в библиотеку.
- Можно взглянуть. – Попросила Пенелопа Витальевна, когда я завершила свой рассказ.
Я вынула книгу из-за пазухи, но не позволила листать. Хватит магов. Не хватало, чтобы Мали объявил охоту и на эту прекрасную женщину.
- Что ж, - Пенелопа Витальевна вернула мне моё сокровище. – Тебя ждёт тяжёлая ночь, можешь сегодня не работать, отдохни хорошенько.
Я улыбнулась. Тоскливая улыбка у меня получилась. Знаете, как у приговорённого. И хочется быть мужественным, но не получается. Дрожат коленки, а в глазах страх и растерянность. Я трусиха. Единственная моя безотказная пробивная сила – упрямство.
- А можно мне в кладовку заглянуть? – Я решила, что теперь могу рассчитывать на некоторые поблажки.
- Загляни. – Удивилась Пенелопа Витальевна.
- Но мне понадобится ключ.
- Раньше ты и без ключа открывала дверь.
- Великий Издатель посоветовал прибегать лишь к общепринятым способам действования.
- Никогда не сомневалась в его мудрости. Вот тебе ключ.
Я приняла ключ от директрисы, не помня себя от благодарности. Что я надеялась увидеть за той таинственной дверью, в ночные часы скрывающей зыбкую лестницу, ведущую в ад? Я хотела знать, что прячется там в дневное время суток. Пенелопа Витальевна проводила меня печальным взглядом.
Звякнул замок и…я увидела светлый зал с высокими полками вдоль стен. Отдел комплектования. Маша, Нина и Юля уже занимались привычной своей работой. Моё появление сильно их удивило. Я же обессиленная и расстроенная присела под наличником.
- Привет, Люба! – Нашлась первою Нина.
- Привет, девочки. – Отозвалась я уныло.
- Ты чего из кладовки к нам пожаловала? – Спросила Маша.
- А так короче. – Я встала с корточек и вошла в отдел. Я не знала, чем обернётся для меня предстоящая ночь и потому хотела провести день среди тех, кто мне дорог.
- Девочки, я много принесла вам неприятностей, но…
- Да брось ты, Люба, - Нина пошла мне навстречу, прихватила за плечи. – Думаешь, мы чёрствые, не понимаем, как тяжело тебе было.
- Никто не держит на тебя зла. – Заверила Юля.
- И ты Маша запомнишь меня нормальной, приветливой, беззлобной?
Маша тёрла шишку, избегая смотреть на меня.
- Понятно. – Отстранившись от Нины и кивнув Юле, я повернула обратно. – Спасибо вам.
- Не прощайся. – Пропел позади Машин голосок.
- Что? – Я обернулась.
- Не прощайся с нами. Всё будет хорошо. – Маша поднялась от стола, плавно и стремительно двинулась ко мне, снимая на ходу деревянный оберег. – Ты справишься. Мы в тебя верим.
- Спасибо. – Я бросилась в Машины объятия. – Но ты не думай, я не из страха…
- Конечно, не из страха. Это как перед представлением. Выходить на сцену всегда немного волнительно.
- Да, немного волнительно, - эхом повторила я.
- Но у тебя столько энергии, ты сильная и, к тому же оберег.
- Оберег. – Я надела браслет.
- А ещё наши молитвы. – Добавила Юля.
- Молитвы.
- Мы договорились с девочками, что этой ночью глаз не сомкнём, будем молиться за тебя. – Рассказала Маша.
Это было уж слишком, я захныкала, как малютка.
- Да, всё будет отлично. С молитвами я устою. Ещё раз спасибо.
День прошёл прекрасно. Жаль, что раньше я не понимала, с какими людьми свела меня доброжелательная судьба. Мой эгоизм не дал мне разглядеть за придуманными мною же масками лучших подруг. Они могли стать для меня таковыми, если бы я откликнулась на их дружелюбные призывы, выраженные действиями и поступками. 
Вечером я прощалась с девушками. Пенелопа Витальевна и Марья Дмитриевна уходили последними. Пенелопа Витальевна, едва сдерживая слёзы, обняла меня.
- А ты поняла, кто был тот воин? – Неожиданно спросила директриса, отстраняясь от меня.
Я вспомнила о Наташином видении у дольмена.
- Мали.
- А ведь она-то до последнего момента думала, что это Саша.
- Вряд ли. – Возразила я неуверенно. – Наверное, всё-таки догадывалась. Не зря же не пустила его дальше кладовой.
- Может, и так. 
Женщины вышли, и я осталась одна. Стемнеет ещё не скоро, а мне уже хотелось действовать. Хотелось, чтобы всё разрешилось как можно скорее. Я поднялась наверх и затолкала рукопись в  кресло, проверила книгу за пазухой, попробовала передвигать предметы при помощи мыслей. Августин предупредил, что для Мали это всего лишь игрушки. А вдруг поможет.
Нуждаясь в действиях, я побежала вниз, но не найдя себе работы, присела на диван  в вестибюле. Сумерки спускались на лес как никогда медленно. Я так и не смогла привыкнуть к этому ленивому наползанию тьмы. Дома ночь не опускалась, а падала на землю. Здесь всё иначе, а сегодняшний вечер казался куда продолжительнее всех предыдущих.
 Сгорая от нетерпения и в то же время пытаясь остудить свой пыл, я склонила голову на плечи и попыталась считать. Раз, два, три…сто одиннадцать, сто двенадцать. Нет. Так не пойдёт. Лучше вспомнить что-нибудь приятное. Вот Ванечка идёт в первый класс, а теперь родители приглашены на праздник Букваря, Ване досталась главная роль в представлении. Ваня… Щёки мои стали влажными, истосковалось моё сердце по сыну. Сколько же часов и минут я старалась сохранить хладнокровие, чтобы не нарушить трезвость мышления? Но разве это возможно, когда дитя ненаглядное находится в смертельной опасности? Живьём заточено в Ад. Кому ещё из живых такая доля судилась? 
Неожиданно тьма вестибюля озарилась красными отблесками, алые языки заплясали на стенах. Что это? Я приникла к окну. Кибитки подступали к библиотеке так близко, насколько это было возможно. Три больших костра полыхали на подъездной дорожке. Никогда не думала, что в моём сердце найдётся столько тепла и любви для обособленного и своенравного племени цыган. Какой другой народ может сравниться с ними в отчаянном упорстве и бесстрашии? Сколько мужества надо, чтобы сохранять неизменной свою культуру во всех концах земли. Великий цыганский этнос встал на защиту своего отпрыска, посмел воспротивиться самому Аду.
Вместе с цыганами у костров сидели все молодые библиотекарши, Марья Дмитриевна, дед Захар, Валера и дядя Селиван. Не было только Пенелопы Витальевны. А возможно, я просто не видела её из-за кибиток.
Созерцание милых сердцу людей успокоило меня и дало возможность собраться, отбросив страх и сомнения. Сегодня я предстану перед Адом и буду держать слово за всё человечество, за тех, кого люблю, кем восхищаюсь и горжусь. Я человек, и в том моя сила.
Когда ночь вошла в права моя группа поддержки объявила сбор, все сгрудились подле одного костра, два других потушили. С замиранием сердца я следила за ними, видела, как дядя Лойза принёс какую-то книгу и что-то плоское и большое, завёрнутое в полотенца, Роман Эрнестович развернул покровы и какой-то короткий миг я с благоговением созерцала прекрасный лик Девы Марии, той самой иконы, привезённой мною. Все встали на колени, покорно склонили головы перед иконой (Пенелопы Витальевны среди них не было), дядя Лойза, подсев к костру, пролистал книгу до закладки, конечно же, это была Библия. Молитва началась. Пора.
Ещё минуту я полюбовалась на чудное зрелище. Будете возражать? Что удивительного в молящихся людях? О, только не в нашей коммунистической стране, где на христианские праздники доблестная милиция неустанно дежурит в Храмах, дабы выловить заблудших атеистов и предать сии неустойчивые элементы в руки взыскательной общественности.
Я пересекла вестибюль, остановилась у Наташиной фотографии. Моя молитва была обращена ей, незнакомой и родной подруге. Пламени костров было достаточно, чтобы видеть ясные глаза Наташи, они напутствовали меня. С Богом.
Бодрая и отдающая отчёт своим действиям, я толкнула дверь кладовой, решительно надавила на выключатель. Переступая и обходя коробки, я достигла второй дверцы. На мгновение прислушалась. Тишина. Я не собиралась ждать, у меня оставался ключ Пенелопы Витальевны, и я поспешила им воспользоваться, - воткнула в замочную скважину, решительно провернула и рванула за ручку.

Глава XXV

Недостающее звено.

Затхлый дух преисподней не испугал меня, я ждала, надеялась его учуять. Значит, врата открыты, вот и раздолбанная лестница, и серая стена. Нет только Мали.
- Мали! – Позвала я с грубой требовательностью.
Он возник неожиданно перед самым моим носом. Всё тот же очеловеченный образ красавчика, да только мне стало не по себе. Что есть красота? Я теперь знала о красоте. Мали не имел к ней никакого отношения. Нелепый образ свирепого осла всплыл в памяти. Когда это люди перед скотами пасовали?
- Ты готова? Приняла решение? Я не буду разочарован?
- Ещё раз повтори условия. – Не имея чёткого плана, я решила потянуть время.
- Пожалуйста. Всё просто. Это разумный и равноценный обмен: жизнь твоего сына на тебя, ну, или твою жизнь плюс, конечно, книга. Сама понимаешь, если я оставлю тебя, завтра ты настрочишь примерно то же, что я хочу удалить от людей. – Мали глядел на меня вызывающе, слащавая улыбочка блуждала на его соблазнительных губах.
- Я хочу убедиться, что с Ваней всё в порядке.
- Согласен. – Китаец щёлкнул пальцами и вдали хода на ступеньках возник мой сын – худой, бледный с измученным, безучастным лицом. Сгибаясь, как старичок, Ванечка шёл к нам, чёрные глазищи казались больше прежнего, белизна ланит пугала, он избегал смотреть на меня, будто затаил горькую обиду. Оказавшись между Мали и стеной, Ваня застыл словно изваяние.
Не скоро ко мне вернулся дар речи. Я едва узнавала сына, будто подменили его, высосали бессмертную душу, а взамен вложили дух каменного истукана. Ваня не смог долго стоять, потому присел на корточки и прислонился к стене, всё так же неизменно игнорируя меня. Я была так близко, что смогла различить характерные капли болезненной испарины на лбу ребёнка.      
Со сжимающимся сердцем, я отступила назад. Надо принимать любые условия и как можно быстрее. Слабый голос интуиции нашёптывал, что не стоит торопиться. Как же не торопиться, мой малыш едва держится.
- Ваня, с тобою хорошо обращались? – Глупее вопроса и не придумать, но я хотела обратить на себя его внимание.
Ваня не отреагировал на мои слова, будто трепетный материнский голос не сотрясал воздух.
- Ванечка, ответь мне.
Ваня остался глух к моей мольбе.
- Что ты сделал с моим сыном?!
- Не я, а ты. – Мали хитро прищурился. – Мамочка вторые сутки размышляет, что ей дороже, какая-то книжонка, или жизнь сына. Трудный выбор однако. 
Ваничкины плечики вздрогнули, но в остальном всё оставалось по прежнему – мой сын не желал меня замечать.
- Сынок, это не так.
- А как? – Мали оскалился.
- Что надо делать? – Пора прекратить тянуть резину, я больше не могу видеть отстранённости моего, всегда такого жизнерадостного, ребёнка.
- Ну, сначала покажи мне книгу. – Мали превратился в требовательного покупателя. Не стоящий внимания товар не предлагать.
Я вынула из-за пазухи «Что есть красота».
- Вот.
Мали подался вперёд, но некая таинственная защитная магия не дала ему двигаться слишком далеко, он был заключён в пределах мрачной кладовой.
- Кидай сюда.
- Передай мне сына.
- Ага, ищи дурака. Брось мне книгу!
- Отпусти сына и получишь книгу. Я клянусь.
- Мне твои клятвы…сама понимаешь, у нас тут такой товар не катит.
- У нас катит.
- Тогда я клянусь, что, получив книгу и тебя, тут же отпущу мальчонку. – Желчное лицо китайца посетила ухмылка с издёвкой.   
- Не юродствуй, - обмен ещё не свершился, но я уже чувствовала себя обманутой. Я находилась не в пределах досягаемости демона, однако, в полной его власти. – Мали, признайся, ты ведь знаешь настоящее имя автора книги. Ерёма Веснушкин – это псевдоним. – Я впилась взором в Ваничкину фигурку. Услышь меня, милый, услышь.
- Конечно, знаю, - Мали презрительно скривился. – Рамир Зорин.
Ваничкина голова дёрнулась.  Слава Богу! Есть контакт!
- Ты расправился с ним, ты не пожалел и его друзей.
- У меня не было другого выхода, - Мали изобразил искреннее сожаление и посмотрел на меня так ласково, что я едва ему не поверила. – Все они владели знанием. Я пришёл не только за рукописью и книгой, у меня имелись чёткие инструкции насчёт читателей проклятого трактата. Тут я немного затупил. Выскочку-писателя и двух идиотов из его Фан-клуба я растерзал в мгновение ока. А не стоило. Это не совсем то, чего желал Астарот. Я несколько погорячился, зол был, долгая охота, знаешь ли, обострила инстинкты. Слава Астароту, наглую девку, что накинулась на меня, когда я прирезал книгопечатника, приберёг, хватило силы воли, оглушил её и только. Пока она валялась без сознания, я занялся тщательным обыском. Но ни книжонка, ни рукопись никак не находились. Я надеялся вручить  господину оба сокровища, а если учесть, что он не ведал о существовании печатного экземпляра,  можно представить, как бы возликовал его искушённый разум, заполучив непредвиденный дар. Но тут-то как раз у меня прокол случился. Ума не приложу, как такое могло произойти? Словно в воду канули труды твоего благоверного. Пришлось привести в чувства стерву и поговорить с ней по душам с применением холодного оружия. Не долго она героиню разыгрывала, я мастер по развязыванию языков. Книгу следовало искать в Надиной сумке, которая, как я уже убедился, бесследно исчезла. А вот рукопись, по словам девушки, которую после общения со мной родная мать бы не признала, я найду в мастерской в надёжно заговорённом от подобных мне субъектов месте. Отправив «красавицу» вслед за друзьями, я взялся за дело: так и не узнав, где сумка, я кинулся в занюханную ювелирную мастерскую.  И как городские власти допустили такое убожество в самом центре замечательного города? Ничего, я этот вопрос по благоустройству сам решил.  Обстоятельства вынудили. Как думаешь, одесситы оценили мои старания? Правда, недели полторы ходил вокруг да около, всё пытался заклятье снять. Не вышло. Пришлось уничтожить рукопись и продолжить поиски книги. Думал, быстро справлюсь, а вышло… сколько лет потратил. Ох, и хитрой же бестией оказалась эта Наташа, даже убивать её жалко было. Долго прятала она от меня своё сокровище. – Мали мечтательно закатил глаза. - Но сейчас мы совместными усилиями решим эту проблемку, и я буду обласкан господином и одарён многими милостями.
Я вглядывалась в насквозь фальшивое существо, казалось, он предаётся молитвам.
- Не знала, что демоны ни молитв, ни Библии не боятся. – Я вспомнила молельщицу у гроба Рамира.
- Так ты догадалась…
- Не я – Наташа. Она распознала нечисть. Ты ведь надеялся найти книгу у нас дома?
- Искал. Было дело. К тому же, перевернул дома и прочих убиенных мною. Тщетно. Как-то, пока ты крутилась на кухне, я обыскал твоего спящего отпрыска. Едва удержался от соблазна свернуть ему шею. – Два раскосых глаза свёрлами впились в моё лицо. Я воздержалась от комментариев. Внутри меня тикала бомба замедленного действия. Вот-вот рванёт.
- Рамир твой поднаторел в магических науках и каким-то образом околдовал свою вшивую конуру. Та девка говорила, что книгу он не успел защитить, но, кто знает, может, она ошибалась.
- Ты спалил мастерскую, почему дом наш пощадил? – Слова давались мне с трудом. Скорей бы всё кончилось.
- А смысл? И так шуму наделал. А тут ещё какая-то тварь доложила Астороту о существовании книги. Прознали сволочи. Он-то как раз сокрушался по поводу гибели рукописи, считал, что ей самое место в его библиотеке. А тут новость… он не знал радоваться, или  гневаться. Мне грозило разжалование в нижние миры. Но я выкрутился, притворился, что  сюрприз готовлю в виде единственного напечатанного экземпляра «Что есть красота». Обещал раздобыть его, во что бы то ни стало. В принципе, так оно и было на самом деле, только у меня имелся выбор: порвать книгу в клочья, или доставить невредимой господину. Доносчики всё усложнили. Теперь смогу порадовать Астарота. Сегодня мы закроем печальную страницу пресловутой книги.
- Надеюсь.
- Кстати, я и типографию обратил в пламя. Не без жертв, конечно.
Я напрягла память и припомнила, как вскоре после похорон видела название в газете, что-то типа: «Страшный пожар на типографии». 
- А книжка-то в банке лежала, защищённая не только хитрыми металлическими запорами. – Восхищённо признался Мали. - Управляющий банком смолоду шаманством баловался, причём никак не любительским. И Наташа это знала. Не будь я демоном, положил бы жизнь к ногам прелестной и премудрой Натальи Антиповой. Редкого склада девушка.
Так я и думала – шаман – вот кто сберёг книгу.
- Значит, рукопись погибла? – Кажется, в моём разуме начал созревать план. Потерпи, Ванечка, ещё немного. Кого-кого, а тебя я спасу.
- Да погибла. А книге самое место в библиотеке Астарота. Ох, и расстроится он, если не заполучит её. Мой господин не какой-нибудь неуч. Он по достоинству оценит труд твоего супруга. Представь себе, Астарот искренне сожалеет, что Ангелы успели прибрать чистую душу Рамира.
- А ты уверен, что рукопись сгорела? – Всякое упоминание о Рамире царапало моё сердце тысячами лезвий. Сложно было оставаться хладнокровной. Но я старалась.
- А может быть иначе?
- Ну, если допустить, что это не так. Ты же говорил, что так и не смог её увидеть.
- Почему ты спрашиваешь? – Мали насторожился, впрочем, не так, чтобы очень.
- Хочу перед смертью побольше узнать о труде мужа. Значит, твой высокомудрый господин сильно расстроится, если книга, подобно рукописи, сгинет? – Я снова потянула время. Расширение знаний о книге Рамира даст мне больше шансов на счастливый исход. Хотя, я понимала, что сама вряд ли выкручусь. Главное Ваня.
- Ну, всё же для него главное, чтобы она не попала в руки Великого Издателя. – Замялся Мали. Уж чего я не ожидала, так это увидеть растерянность и даже некое подобие страха на его лице.
- Ты боишься Великого Издателя? – Вот это новость.
- Ничего подобного! – Он даже ногой притопнул, лишь бы я поняла свою ошибку. – Тут дело совсем в другом.
- В другом? – Мне удалось состроить пренебрежительную гримасу. Пусть понервничает. 
- Как тебе растолковать? Весть о том, что скоро на земле появиться знаковая книга давно витала как в высших, так и в низших слоях. Такое случается время от времени и, как правило, это приносит больше всего беспокойства нам, органам возмездия, так сказать. У светлых вошло в привычку не слишком суетиться в подобных случаях, они обычно поздно спохватываются. Дисциплинка у них похрамывает, бюрократия тормозит, и скорость передачи информации сильно нашей уступает.  Сидят там, в райских кущах, святостью своей упиваются. Так вот, и они, и мы о книге знали задолго до её появления. Астарот назначил награду тому, кто доставит ему рукопись и её создателя. Уж мы и расстарались.
- Интересно, что в преисподней котируется в качестве награды? – Мой взгляд осторожно скользил по Ванечке, мой сын внимательно вслушивался во всё, что говорилось.
- Жизнь. – Слово было произнесено так чётко и с подвздохом, что я готова была пожалеть Мали. Но у него мой сын, потому, обойдётся.
- Так ты мёртвый? – Воскликнула я с издёвкой. – А меня бабушка учила не бояться мертвяков.
Пропуская колкость мимо ушей, Мали продолжал:
- Я оказался хитрее всех. - Похоже, он тоже никуда не спешил, смакуя полную победу, в которой ни грамма не сомневался. – Я обратился к самой прозорливой гадалке на земле. Да, да, прибег к помощи человека. Она подтвердила, что великое знание снова стоит на пороге человеческого мира. Изложено оно будет на русском языке, однако писцом станет несправедливо осквернённый цыган. Я тут же ознакомился с законами цыган, и мне подумалось, что причиной осквернения должно послужить ни как не меньше чем обвинение в убийстве. Мой пыл несколько охлаждал размер огромной русскоговорящей страны и рассредоточение цыган по всей её необъятной территории. К тому же цыгане не умеют сидеть на одном месте. Следить за всеми общностями сразу было задачей, даже для меня, трудновыполнимой. Помог случай. Как-то в газете, оставленной пассажиром в метро, я заметил заголовок: «Серийный убийца выходит на охоту». Сама по себе заметка ничего мне не дала, сколько серийных убийц по стране промышляет. Их с каждым годом всё больше. Но ниже, в рубрике «Письма в редакцию» значилась попахивающая шовинизмом статейка под названием: «До каких пор мы будем терпеть засилье цыган».  Я узнал, что в облюбованном мною городке есть не только маньяки, но и цыгане. А что если… Смелое предположение, не правда ли? Но я попал в точку. Так я вышел на Рамира Зорина. Достаточно было посмотреть на этот нетипичный образчик не только для цыган, но и для всего человечества. В его сердце вместилась бы целая Вселенная, его разум был чужд предрассудков. То, что надо. Я следил за ним и ждал. Рукопись рождалась под моим трепетным надзором, я не смел мешать прекрасному гению в его творении. Как помнишь, Астарот ясно выразился: ему нужна эта книга и автор к ней в придачу. Я любовался Рамиром и представлял себе, как обрадуется господин, получив такое подношение. Увы, события разворачивались быстрее, чем мне хотелось. Нашлись желающие помочь Рамиру. Я не успевал следить за всеми сразу, а их скорость и изобретательность день ото дня поражали меня. Я ещё не придумал, как сцапать цыгана и книжонку, ан уже печатный экземпляр появился. Я украл компьютер, на котором его отпечатали, но текст был уже стёрт. Узнав о дате и месте празднования, я решил, что там будет всё, что мне нужно: и рукопись, и книга, и автор, и его читатели. Моя задумка была такой: подмешать в питьё слабого притупляющего разум и развязывающего язык зелья, дождаться, когда они изрядно напьются и начнут потихоньку терять ориентацию в пространстве, а тогда под каким-нибудь предлогом вторгнуться в тесный обособленный кружок. Мне необходимо было восстановить все события, которые я мог упустить, разрываясь между членами тайного клуба. Я и тебя не мог сбросить со счетов. А звать на помощь кого-нибудь из своих, было бы непростительной глупостью. У нас благородство скорее порок, чем добродетель. Мои лавры с лёгкостью мог присвоить какой-нибудь выскочка. Беда в том, что Рамир весь вечер печалился и ничего не пил, подслушивая его тихий разговор со вторым парнем, я дивился, как красавец-цыган мог позариться на глупую дурнушку. Я о тебе, милочка. В сравнении с Рамиром ты посредственная серая мышь, и не более. А он, глупец, говорил о тебе, как о неземном существе, Богине. О, да ты побледнела! Ты на него дулась, даже мёртвому простить не могла, а он, чистая душа, в последние минуты своей жизни только о тебе и думал. Время шло. Друзья Рамира дошли до нужной кондиции. Я больше не мог ждать и позвонил в дверь. Мне пришло в голову притвориться разгневанным соседом. Празднование проходило тихо, но другого повода вторгнуться ночью в чужую квартиру я не нашёл. Пришлось довольствоваться тем, что есть. Открыл печатник. Ничего не спрашивая (зелье сделало своё дело), он впустил меня. Но Рамир, почувствовал неладное и бросился на меня. Вместе с телом, позаимствованным когда-то у китайца, я унаследовал и его реакцию. Выдающийся азиат был философом и воином. Мне пришлось урезонить мага. Одно движение, и цыган рухнул на пол. А следом за ним и второго парня, подоспевшего к нему на защиту. Тут я заметил, что Надя хочет выскочить в окно, я вовремя её остановил, девушка успела лишь форточку отворить. Ну, дальнейшее тебе известно. Как я корил себя за убийство драгоценного писателя. Я, знаешь ли, в жизни неплохо повеселился, кровь, как ничто, возбуждает меня. Старые страсти бушуют во мне и поныне.  Это чудо, что мой нож вовремя воздержался от четвёртой жертвы. До сих пор не могу понять, как Наташа заполучила книгу.
- А она тебе не рассказала?
- Собиралась, но события так стремительно полетели. Ты что-то знаешь? – Глаза Мали сузились. – Почему я не нашёл сумку? 
- Потому что Надя не только успела открыть окно…
- Но я перерыл всю улицу, заглянул во все закоулки.
- А надо было лишь обратить лицо к небесам, правда, чуть подальше от дома. Скажем, в соседнем квартале.
- Проклятая ведьма. – Процедил Мали. Я же  в мыслях своих рукоплескала Наде. - Как бы там ни было, скоро книга займёт своё достойное место на полке нашей библиотеки или сгинет навсегда. Что о-о-о-чень не понравится моему господину.
- А Наташа не могла наштамповать копий?
- Я следил за Наташей, она вела себя беспримерно тихо, училась в институте. Она заставила меня поволноваться только тогда, когда приняла приглашение работать в этой библиотеке. Но я быстро успокоился, понимая, что девушка потащит сюда и книгу, то есть, извлечёт её из заколдованной банковской ячейки.
- И что же помешало тебе ограбить Наташу?
- А грабить собственно нечего было. Хитрая девчонка и на этот раз посмеялась надо мною. Банкир-шаман отправил книгу в Непорочное обычной почтой ещё за два месяца до Наташиного переезда. Пока я сообразил, что к чему, книга уже ждала свою владелицу в директорском кабинете неприступной библиотеки, упакованная в плотный коричневый конверт. Пришлось мне перекочевать в эту проклятую глушь. «Приятно» было обнаружить, что и Небесная Канцелярия, наконец-то проснулась. Теперь, кроме меня, тут рыскал и Великий Издатель. С удовольствием полюбуюсь на его обезьянью рожу,  когда он узнает, что проиграл. Ну что, обмен производить будем?
- Ещё один вопрос…
- Ты хочешь спасти жизнь сына, или нет?
- Хочу.
- Тогда давай книгу.
Я выразила готовность отдать книгу.
- Я открываю проход. – Он взмахнул рукой, будто снимая со входа невидимое покрывало. Значит, защита двусторонняя, пожелай я пробраться во владения Мали без его дозволения, наткнулась бы на невидимую преграду. Я ухмыльнулась про себя, и кому в здравом рассудке придёт в голову по Аду шастать. 
– Путь свободен. – Объявил Мали.
Незаметно подмигнув Ване, я подняла книгу над головой. Мой сын напрягся. Книга описала траекторию над головой китайца, он бросился за ней. Ваня побежал ко мне. Но Мали успел схватить и книгу, и ребёнка. В глазах его вспыхнули дьявольские огни.
- Я вижу, ты себя Наташей возомнила? Надеялась обмануть? Куда тебе до неё. – Его уста изрыгали не только слова, но и бесконечное презрение.
- Я хотела лишь честного обмена. – В полном согласии с Мали я презирала себя за оплошность. Внутри меня всё клокотало от ненависти к себе. Да, я не Наташа.
- Он выйдет отсюда, только если ты умрёшь, или войдёшь ко мне.
- Мама, - прозвенел самый желанный в мире голосок. – Не верь ему, он никогда не отпустит меня, потому что я сын Рамира. – Ванечка отступил назад, будто бы сдаваясь.
- Устами младенца глаголет истина. – Мали удовлетворённо рассматривал книгу.
- Тогда зачем мне умирать? – Я чуть не выла от бессилия.
- Чтобы твой сын ушёл из жизни спокойно. А может… кто знает. Я послал Астароту весточку о поимке дитяти, вылитого отца. Куда краше и разумней своей матушки. Если Астарот заинтересуется, участь этого малыша будет не столь печальна, как предполагалось. Его воспитанием займутся лучшие учённые отступники, коим в качестве наивысшей привилегии предоставлена возможность недурно существовать и в нашем мире возмездия. 
- Но я не хочу… - заплакал мой мальчик.
- Я тоже. От одной мысли, что Астарот может обратить к тебе свой священный взор, всё внутри меня сжимается от зависти. Да, я грешен. Так что, остановимся на первом варианте. Мальчишка сгниёт в верхних слоях Ада, и никто о нём никогда не вспомнит.
- Тогда зачем мне умирать?! – Повторила я вопрос более требовательно. – Если мне не дано спасти жизнь сына, оставшись, я смогу отомстить за его смерть.
- Зачем тебе умирать? Хм. Ну, хотя бы, чтобы избавить ребёнка от вот этого. – Китаец развернулся к Ване и со всей силы ударил его кулаком в подбородок. Ваня издал какой-то странный, клокочущий звук, повалился на пол и застыл.
Я бросилась к сыну, склонилась над его телом. Живой. Челюсть, наверное, сломана. И сотрясения не избежать.
- Слава Богу! – Прошептала я, радуясь, что ребёнок дышит.   
- О чём ты думаешь, глупая женщина? – Взбесился Мали. – Кого славишь? Твой Бог здесь не властен. Тут другие командуют. Ты в Преисподней. Слава Мне! Я победил! Игра окончена!
Я приподнялась, с сожалением отрываясь от Ванечки.
- Не спеши радоваться, бес. Игра не закончена.
Он дико заржал. Я зажала уши ладонями.
- Я не зря тебя спросила о рукописи.
- Говорю же тебе, рукопись сгорела вместе с никчёмной конурой твоего мужа.
- А что же тогда я нашла в Наташиной избе?
- Думаешь, я поверю тебе? – Мали воткнул руки в бока. – Всё кончено!
- А зачем тогда Наташа избу заговорила? Даже библиотекари не смогли внутрь пробраться. – Я говорила уверенно, стараясь сохранять спокойствие. Да где там, Ванечка всё ещё лежал неподвижный.
- Ну не знаю, может трусы свои дырявые прятала. Я почём знаю?
- И ты даже не пытался войти в её дом, поискать чего-нибудь интересненького?
Видели бы вы рожу недавнего красавца. Он высох, как пряник трёхнедельной давности. Дошло наконец.
- Врёшь!
- А если нет?
Мали оттолкнул меня, взял бесчувственного Ваню на руки.
- Иди за рукописью.
- Не собираюсь.
- Иди! – Рука с невесть откуда взявшимся диковинной работы ножом, зависла над тонкой шеей моего сына.
- Нет, - выдавила я. – Ваня пойдёт за нею.
Мали спрятал нож, тряхнул ребёнка, и тот пришёл в себя.
- Но, если ты соврала…
- Умру в страшных муках. – Поспешила я заверить. Мне было всё равно. Проблеск надежды замаячил на горизонте и я вцепилась в него, как за соломинку.
- Слышь, пацан, пойдёшь сейчас, куда мама велит. – Нос Мали почти касался Ваниного носа.
- Я не оставлю маму.
- Солнышко, так надо, – попросила я.
- Говори, где рукопись! – Потребовал китаец.
Я честно рассказала о тайнике. Мали грубо вытолкал упирающегося Ваню в кладовую. Сыночек мой, оказавшись в круге света, обернулся и жалобно воззрился на меня.
- Не возвращайся. Уходи и жди утра. – Прокричала я, падая. Мали, не церемонясь, нанёс мне сокрушительный удар в грудь. Сквозь обволакивающую тьму я слышала как всхлипнул Ванечка.
Я не потеряла сознание. Но тогда мне показалось, что реальность сменилась галлюцинациями.
Ваня убежал, но не успела за ним захлопнуться дверь, как её снова отворили. Сквозь дымку я увидела Пенелопу Витальевну и какого-то молодого мужчину.
- О! Кто к нам пожаловал! – Злобно воскликнул Мали и, взяв меня за волосы, поднял мою голову. – У нас тут трагедия разворачивается в духе любимого кое-кем Шекспира. Вы как раз поспели к финалу. Правда темка банальная – пропаганда книги. Одна библиотекарша так далеко зашла в своём усердии, что решила жителей Ада приобщить к чтению. Вот дура, мы тут в душах читаем и никакого другого чтива нам не надобно. А книженция, кстати, занятная. – Мали потряс «Что есть красота». - Каждая страничка окроплена кровью.  Давайте-ка перечислим: Рамир, Надежда, Татьяна, Пётр, Наталья, те, что в типографии замешкались, трое кажется (простите, не потрудился разузнать их имена, какая разница, никто из присутствующих не водил с ними знакомства), Дойна, Метя, глупая лошадь Жасмин… хотя, зверьё пересчитывать много чести. Сейчас список пополниться новыми именами. Сгораю от нетерпения назвать их…И-и-и-…
- Хватит паясничать! – Прогремел бархатистый мужской голос. – Цена книги всем нам известна.
- И тебе, Александр? Ты-то когда успел её прочитать? – Демон не на шутку испугался.
Мали выпустил мои волосы, голова упала на грудь. Китаец прошагал к двери. А Саша, это был, конечно же, он, поднял руку, и все коробки в кладовой взметнулись к потолку.
- Другие доказательства нужны?
- Нет. – Прохрипел китаец. – Кто ещё?
- Наверное, я последний. Хотя, ситуацию можно исправить. На земле шесть миллиардов народу, думаю, не много времени надо, чтобы всех их посвятить.
- Ты себе представляешь, к чему это приведёт? – Взмолился Мали.
- Да. Потому и отдал рукопись Наташе, чтобы она вручила её Великому Издателю. Человечество пока не готово принять такое знание. Нам нужно время…
- Вы никогда не будете достойны великих перлов…
- О, ты ошибаешься, - возразил Саша.
- Ладно, отложим демагогию. Как получилось, что ты без моего ведома изучил рукопись?
- Прочитал.
- Но где ты взял её?
- В мастерской, конечно. Незадолго до устроенного тобою пожара.
- Ты приезжал сюда… - Мали трепетал от гнева.
-  Чтобы отдать рукопись Наташе.
- А я думал – влюблённый идиот…
- Правильно думал. Я и сейчас такой. Следуя примеру любимой, я посвятил себя делу книги… И я не отступлюсь.
- Как благородно. – Мали задумался. – И чего же ты явился? Мог бы свершать своё «дело книги» там, в миру. А я бы оставался в неведении. А теперь я на тебя всех собак спущу.
- Я пришёл, чтобы спасти жену и сына Рамира.
- Опоздал.
- Но, мы можем договориться…
- Хм…
В кладовую вошёл Ваня с пачкой бумаг, упакованных в полиэтилен. Заметив Пенелопу Витальевну и незнакомого человека, он оторопел, но быстро взял себя в руки и сосредоточился единственно на дверном проёме, за которым скрывались я и Мали. Я, уже отошедшая от страшного удара делала знаки за спиной китайца, чтобы все уходили и забирали рукопись. Но, казалось, никто меня не видит.
Мали стоически ждал, сложив руки на груди. У Вани и Пенелопы Витальевны на лицах явственно читалось отчаяние, Саша что-то обдумывал, то и дело, с пугающей пристальностью обращая ко мне свой прекрасный взор. Наташа не заблуждалась, юноша был потрясающе хорош собой. Но, что есть красота?
Мне оставалось только молиться, чтобы нынешний расклад не изменился. Мали проиграл, Ваня жив, рукопись попадёт в руки Великого Издателя. Разве не замечательно. Взгляд мой не отрывался от Ванечки, я жаждала навеки впитать его образ, запомнить каждую чёрточку. Мои родители позаботятся о нём, он, несомненно, вырастет хорошим человеком.    
- Послушай, Мали, - заговорил Саша. – Ты же по любому не отпустишь библиотекаршу. Какой тогда смысл отдавать тебе рукопись?
Глаза Мали злобно расширились.
- Я уже несколько раз вынужден был осмотреться, где я.  Не на рынке ли? У нас сегодня что, день свободной торговли? Только что мы складывали цену мальчишке, теперь торгуемся за его мать. – Мали почесал голову. – А ведь ты прав, у меня нет никаких козырей. Разве что…
Мои волосы снова оказались в руках демона. Да так неожиданно и грубо, что я вскрикнула, а Ваня заплакал.
- Я буду мучить мать на глазах у ребёнка. А если вы покинете кладовую, я заставлю её кричать. О, я этому ещё будучи человеком научился, здесь только оттачивал свой талант.
Саша взял Ваню за плечи и, не обращая внимания на отчаянное сопротивление, вытолкал за дверь, предварительно забрав у него рукопись. Меня в это время постиг новый удар, я стиснула зубы, перенесла боль молча.
- Итак? – Мали ждал, разминая руки для дальнейших упражнений.
- Вот я, вот рукопись. – Проговорил Саша. – Обещай, что прежде чем убить, устроишь нам экскурсию по своей преисподней.
У меня от Сашиного заявления даже боль прошла, глаза Пенелопы Витальевны округлились, и стали похожи на жетоны для прохода в метро.
- Ну, преисподняя это громко сказано. – Всем своим видом Мали уже праздновал победу. Я недоумевала. Ради чего такие жертвы? – Тут у меня так, камера предварительного заключения. Сортировочная станция строго режима. Выйти отсюда вы сможете только со мною или с моим заместителем.
- Так как насчёт экскурсии?
- С удовольствием
- Что ж. – Саша шагнул к нам. Но Пенелопа Витальевна вцепилась пальцами в его одежду.
- Нет, не делай этого, есть другой способ!
- Нет другого способа. – Решительно возразил Саша, пытаясь освободиться от директрисы.
- Я не пущу тебя! – Она ловко прыгнула, стараясь преградить Саше дорогу. На какое-то мгновение Пенелопа Витальевна оказалась между миром мёртвых и живых. Для Мали хватило бы и десятой доли этого времени. Руки, привыкшие к убийству, сделали выпад, Пенелопа Витальевна мешком отлетела в освещённое пространство, отпрянувший в сторону Саша был захвачен и пленён, Мали уже тянул из его окаменевших пальцев рукопись. В кладовую ворвался Ванечка. Ещё миг и он окажется рядом с нами.
- Ваня! Стой, где стоишь! – Прокричала я что есть мочи, и он застыл соляным столбом. Я читала в его лице осознание надвигающейся потери. Тем временем у меня под носом разворачивалось настоящее побоище. Мали, жаждущий ознакомить Сашу с красотами своих владений, старался не навредить его хрупкому человеческому телу. Саша же в полную силу одарял тумаками китайца, защищая рукопись и, делая вид, что раскаялся и собирается зашвырнуть трактат в мир людей. Даже руку занёс для броска. Мали подпрыгнул, не дотянулся до рукописи, но и бумага, и пакет вспыхнули. Саша уронил пылающий свёрток. Обоим осталось только любоваться огнём.
- Что ты наделал? – В ужасе спросил Саша.
- Ускорил своё решение. – Засмеялся Мали. – Её в любом случае ждало уничтожение. Астарот не простил бы мне такой оплошности. Я давно доложил ему о гибели рукописи. Ни тебя, ни рукопись я не планировал ему демонстрировать.
- Но… - Саша хотел что-то спросить.
- Мне тоже жаль, - закатил глаза китаец. – Хотелось ознакомиться, в точности ли эта рукопись соответствует печатному варианту. Ну да ладно.
Я слушала спор вполуха, взгляд мой приковало неподвижное тело Пенелопы Витальевны. Я надеялась уловить в нём хоть какие-то признаки жизни, доказательство, что она не умерла. Ваня всё так же отрешённо стоял посреди кладовой, знал ли он, что по щекам его текут солёные ручьи горя?
- Осторожно двери закрываются. – Компьютерным голосом объявил Мали. И деревянная преграда навеки разделила меня и Ванечку. Прощай, любимый. Я буду молиться за тебя сколько хватит сил. Я обессилено прислонилась щекой к горячему дереву.