Когда отшумели все праздники 11

                Когда отшумели все праздники 11
               (Десять дней из жизни Ирины Леонидовны. Окончание).

     День десятый: Десятое марта.
     - А главное, Маришка, я ничего не могу написать, - жаловалась Ирина подружке утром, - стала как полено, наполненное болью, по выражению Буковски. Полночи уходит только на то, чтоб эта боль ушла в матрац. На левой руке больше получаса спать не могу. На правой через час три пальца затекают - большой, указательный и средний. Что бы это значило?
     - А значило бы то, что и не пиши ничего. О чем ты можешь написать? Где взять деньги, чтобы отдать деньги? Так ты об этом написала уже сто раз. Ничего не меняется, ничего не изменится – где взять деньги, чтобы отдать деньги. Надоело.
     - О, - сказала Ирина, - неужели тебе кажется, что я об этом написала уже сто раз?
     - А нет, что ли? Какое произведение ни возьми – везде бухгалтерский отчет в лицах. Тебе самой разве не надоело?!

     - О, - еще раз сказала Ирина и ушла.
     Она на своем тагу* могла бы изобразить и цыганочку с выходом, а Маришка сидела в кукольном театре. Она до без пятнадцати пять заработала «законную штучку», а Маришка ушла в минус четыреста. Без пятнадцати пять пришла Наташа, да не одна, а с Франтиком. Франтик был голоден. Наташа выложила перед матерью пять тысяч, и сказала, что они с Франтиком пойдут к Семиволу на вареники.
     - Я сейчас быстренько деньги отдам, забалюсь** и к вам забегу, - пообещала растроганная Ирина и чмокнула дочь в щеку.

     Пока она бегала к Значку, пока он деньги пересчитывал, пока расписку нашел, пока Ирина ее разорвала и примчалась на свой станек***обратно,  все три холста Черныша увлеченно рассматривала группа немцев.
     - Все, братцы, - сказала Ирина, - мне надо прикрывать лавочку, я спешу на заседание литераторов. У нас председатель такой строгий к опозданиям.
     - А сколько стоит каждый холст? – спросила самая старшая женщина.
     - Четыре тысячи, - сказала Ирина, не моргнув глазом, она не поверила в серьезность намерений немцев, прижимистый народ, немцы, и серьезный, искусством мало интересующийся.
     - А если подумать?
     - Три, - сразу сказала Ирина, потому что спрашивал муж самой старшей женщины,  почти старик.
     - Нет, ну в самом деле, если мы сразу два возьмем? – спросила женщина помладше, - Моей сестре нравится «Осень», а мне «Лето».
     - Пять, - ляпнула Ирина, эта цифра как-то уж очень недавно проскочила перед ее глазами.
     Немцы больше не торговались.

     - Ах, - сказала Ирина, когда немцы вручили ей пять тысяч, а она им в специально сооруженном футляре холсты, и потянулась за конфетками, которые вот уже с первого января каждый день лежат на ее пульте, - вас сколько человек? Пятеро?
     - Шестеро, - хором ответили немцы и с благодарностью и смехом приняли «бонусы», тут же развернули фантики и с удовольствием принялись жевать карамели. Простились тепло.

     Ирина влетела в кафе на крыльях.
     Наташа с Франтиком поедали дымящиеся
 вареники.
     Ирина попросила у Наденьки рюмку водки.
     Выпила, закусила вареником Франтика, тот проводил вареник взглядом, полным сожаления, и рассмеялась, выложив перед дочерью, пять тысяч.
     - Ты что их, напечатала? – спросила Наташа.
     - Я продала «Лето» и «Осень», немцам! Немцам, которые очень неохотно приобретают живопись!!
      - Королева, - сказала дочь, пряча деньги, - а на заседание ты не опаздываешь?
      - Ты не представляешь, Нафаня, как я не хочу идти на заседание!!
     - Так не ходи, - сказала дочь.
    
     Ирина попросила у Наденьки вторую рюмку.




                Ирина Беспалова,
                Март, 2010 г. г. Прага