Огненный змей

В одном хуторе семья жила. Муж, жена и сын с дочкой. Хорошо жили. Дружно. Не пили, работали все. Когда дети подросли, муж на заработки устроился. Хотел детям денег собрать, чтоб переженить по человечески, да чтоб крыша над головой у них своя была.  В город ездить стал. Неделю там работает, а на выходные домой приезжает. Зарабатывать хорошо стал. Дети дома с матерью жили, хозяйство вели.
И вот однажды в калитку человек незнакомый стучит.
- Хозяева, дома кто есть?
Валентина навстречу вышла, человека впустила. Спрашивает:
- А ты, мил человек, кто будешь? Ищешь кого?
- Михайлова Валентина нужна мне. Федора Михайлова жена.
- Да это я буду.
- Андрей меня зовут, хозяйка. В дом впустишь? Вести плохие я принес. За тобой приехал.
У Вали колени ослабли. Она Андрея в дом завела, за стол усадила. Щей тарелку налила, хлеба отрезала. Стопку предложила, но отказался тот. Как съел все, так и рассказал. Федора на работе раздавило насмерть. Не мучился, говорит. Сразу умер. Теперь в город надо ехать, тело забирать, да хоронить.
- Собирайся, Валентина, с утра рано и поедем. Ты скажи, хозяйка, у кого переночевать тут можно?
- Да тут оставайся, мил человек. Что ж делать-то? Я тебе в горнице постелю.
На том и порешили. К вечеру уж хутор весь знал, что Федора Михайлова хоронить буду. Соседи, родня до ночи дома у Валентины толклись. Галя, кума, так и ночевать тоже осталась. Дети к бабке ушли.
Валентина спать легла, а не спится ей, и не плачется. Она поверить не может, что ее Федя умер. Ее Феденька, любимый, с которым почти двадцать лет прожили, детей, хозяйство нажили, всю жизнь рука в руку шли. Так всю ночь в потолок и смотрела. И не думалось ни о чем. Как камнем сердце придавило.
Утром уехали. К ночи привезла она гроб закрытый. На Федю своего так и не посмотрела на прощание. Ночь у гроба просидела. Утром похоронили. Спасибо родне, помогли со всем. И с похоронами, и с попом, и с поминками. По человечески проводили. Сама-то Валентина ничего не могла. Ходила, как в воду опущенная. Дочка от нее ни на минуту не оставляла.
С тех пор стала Валя сохнуть. Ночами не спит, все по Феде плачет. Убивается сильно. Любили очень уж они друг друга. Столько лет прожили, а любили сильно. Не живется ей без Феденьки.
Год прошел уже. Дочка в город учиться уехала, сын, как Феденька, на работу устроился, тоже только на выходные приезжает. И то не на все. А Валя все по Феде тоскует. Высохла вся. Лицо почернело.  К ней соседки каждый день приходят, так она их вечером выпроваживает, чтоб ночевать не оставались.
А родня глядит на Валю, и боится уже за нее. И помочь хочется, да она гонит всех от себя. И женихов ей искать пробовали, да Валя ни в какую не хочет. Живет одна, и на глазах сохнет.
Как-то вечером к Валентине соседки забежали. Сидели, болтали. Потом по домам разбежались все, кроме кумы. А кума, Галина, возьми да и бутылку на стол поставь.
- Хорош, Валька, тосковать. Ты баба еще вон какая молодая. Тебе лет-то сколько?
- Да сорока нет еще.
Ну выпили. Сидят, за жизнь разговаривают. Бутылка пустеет. У Гали щеки раскраснелись, сидит, лоб утирает. А Валя еще больше пригорюнилась. И Галина ругать ее стала.
- Ты, вот Валька, вообще с ума съехала. Глянь на себя, до чего дошла. Такая баба была, красивая, справная, как яичко вся. А сейчас на че похожа? Кожа да кости. Глянуть не на что. Покойник какой-то ходячий! И черная такая же. Ну сколько себя изводить можно? Сколько по Феде убиваться? Не воротишь ты его, так сама за ним отправиться решила? А дети твои кому нужны? Тут внуки вот-вот пойдут. Такую бабку, как ты, бояться будут. Тебе замуж выходить надо, вон, любой за тебя посватается. А ты нос задираешь, никого не хочешь. Нельзя по мертвым тосковать, не знаешь, что ли? Поминай и помни. А воротить – не воротишь.
- Не воротишь, говоришь? А если воротишь?
- Валь, ты чего несешь-то?
Валентина пальцы сплела, лбом оперлась о руки.
- Галь, не скажешь никому? – не глядя на куму, спрашивает.
- Да не скажу, конечно. Валь, ты чего?
- Галь…. Нельзя мне замуж. Федя живой…Ведь он приходит ко мне…
- Кто приходит? – не поняла Галина.
- Да Федя мой. Ночами приходит.
Галина отшатнулась, креститься испуганно начала.
- Слышь, кума, ты уж совсем ума лишилась. Что, мертвый ходит?
- Да не мертвый он. Живой совсем. Как муж со мной живет. – Тихо сказала Валентина. – Полгода после похорон прошло, сижу я у окна, в сад смотрю. Гляжу на деревья, что он насадил, и плачу. А тут свет какой-то. Низко огонь летит, вот как клубок большой. До дома долетел, и рассыпался, как зерном каким огненным. И тут в дверь стучат. Спрашиваю – кто, а там Федя пришел. С тех пор и ходит. Говорит, не умер он. Другого раздавило. Мужика чужого мы похоронили. Только Феденька с нами жить не может сейчас. Ночами иногда приходит, остается  у меня. Я жду его все время. Налей еще, кума. И не говори никому. Федя просил, чтоб не знал никто, что он жив остался.
Галина встала, и обняла куму свою. Голову ее к себе прижала, по волосам стала гладить. Валя отстранилась, в лицо ей глянула, а та – плачет.
- Галка, ты чего ревешь-то?
- Ох, Валюшка….. не Федя это, не он. Это летун, змей летучий огненный. Не слыхала, что ль ни разу? Тебе избавляться от него надо, он тебя до смерти доведет. Или попросту задушит.
- Дура ты, Галка. Какой змей-то? Или я мужа своего не знаю? Чай, почти двадцать лет прожили. Как же я без Феди-то буду? Не могу я выгнать его,  – печально ответила Валентина.
- А мы, знаешь что, сделаем? Я тебя к бабке одной отвезу завтра. Она в Кудиновке живет. Людей лечит. Сильная бабка. Поговоришь с ней, полечит тебя, все на пользу будет. Ты глянь, на что похожа стала. Федя твой скоро и не глянет на тебя, такую страшную. Съездим завтра? Поговоришь просто, и все. Мож, она подскажет чего. Погадает, на крайний случай. А сегодня я у тебя заночую. Ты вон, глянь, пьяная совсем. Спать ложись давай, я тут вот, рядышком лягу. Сейчас домой сбегаю, своим скажу, чтоб не ждали, а ты ложись давай, я постелю тебе сейчас, а завтра к бабке Сане съездим, она хорошая, вот увидишь, ложись, ложись давай, - уговаривала Галина.
Она, как ребенка, уложила куму спать, добежала до дома, сказала мужу, что ночевать у Вали будет.
- Ты нас завтра в Кудиновку отвези, Гриш. Рано утром прям подъезжай, мы уж готовы будем.
Утром Валентина не смогла отбрыкаться от поездки. Галина шустро все организовала, невзирая на протесты, и к обеду они уже стучали в дверь дома бабки Сани.
Бабка Саня оказалась маленькой, очень худенькой старушкой, похожей на воробушка. Она завела женщин в дом, усадила за стол и внимательно выслушала. Говорила, в основном, Галина. Валентина мрачно молчала.
- Ну что ж. – Заключила бабка Саня, когда рассказ подошел к концу. – Ты, голубушка, езжай домой, дай Бог тебе здоровья. А ты, Валюшка, у меня сегодня останься. Галюшка, сможете за ней завтра приехать?
- Да а че ж не смочь-то? Сможем, конечно. Да мы и не поедем отсюда. Тут моей сестры сват живет, у него остановимся. Погостим заодно, давно не видались. Ты, Валь, не волнуйся. За хозяйством там есть кому приглядеть, и за твоим, и за нашим. Я уж договорилась. Вернемся – отблагодарим.
- Вот и ладненько, - сказала бабка Саня.  – Езжай, голубушка. Завтра утром приедешь, заберешь куму свою живую и здоровую.
До вечера Валентине не удалось поговорить с бабкой Саней. У той посетители были. Три женщины. С первыми двумя легко было. Сначала девушка пришла, молодая очень. Плакала и присуху просила. Парень один очень уж ей понравился, а она ему – нет.
- Не буду я его присушивать, и не проси. Вон, в церковь лучше сходи, да помолись за него, раз любишь.
- Ну почему, баба Саня? – плакала девчонка. – Я же жить без него не могу. Не будет он со мной – помру совсем. Мне свет не мил без него.
- Дура ты, девка. – рассердилась старушка. – Ну приворожишь, ну будет он с тобой. Только любить так и не будет. Без тебя жить не сможет, а сам тебя ненавидеть будет. Так и гляди, то ли сопьется, то ли гулять от тебя будет. Оно тебе надо? Говоришь, что любишь, а сама загубить парня хочешь! Иди в церковь и молись за него. Как Бог даст, так и будет. А я больше и говорить об этом не хочу. Ступай себе, и не приходи сюда с этим.
Потом женщина пришла. Жаловалась, что соседка на нее порчу навела, просила снять. Баба Саня на свечку пошептала чего-то, поставила женщину на порог, свечу зажгла и водила огнем вокруг нее, пока воск весь не сгорел.
- Нету у тебя никакой порчи. Не наговаривай на соседку. Лучше с мужем помирись, и ругайся вообще поменьше. Злобишься ты много не по делу. Я тебе травки сейчас дам, ты их оттапливай как чай, и пей. Иди домой, голубушка.
Третья женщина просила полечить. Она на слабость жаловалась. Говорила, что силы куда-то уходят, не то, что работать, встать утром с постели трудно.
- Стирала вот вчера, в глазах потемнело, упала я, прям рядом с корытом.  Муж на руках домой занес. Плохо мне, бабушка. Тоска какая-то, как змея, все сердце высосала, - тихо говорила женщина. – Не знаю, что со мной. И не болела, вроде, никогда. Словно сглазил кто.
- Голубушка, похоже, порча на тебе. Сейчас посмотрим. – Бабка Саня быстро принесла маленькую табуреточку, поставила ее на порожек между комнатой и верандой, достала железную кружку с воском, поставила на очень маленький огонь, налила в миску святой воды.
- Вот, садись сюда, голубушка, на порог. Нет-нет, ты спиной ко мне садись. Глаза закрывай, и сиди тихо.
Женщина покорно опустилась на табуретку и закрыла глаза. Бабка Саня встала сзади, сняла с нее платок, погладила по волосам, а потом стала что-то шептать. Шептала долго, крестила голову женщины то размашисто, то маленькими крестами. К тому времени воск закипел и уже стал потрескивать. Баба Саня подхватила тряпочкой кружку с расплавленным воском и водила ею над головой женщины, продолжая шептать. Потом направилась к столу и разом выплеснула жидкий воск в миску с водой.
- Иди сюда, голубушка, - Позвала она женщину. Та встала, пошатнувшись.
- Что с тобой?
- Да голова что-то заболела.
- А, да. Бывает, бывает. Ничего, скоро пройдет, тут ничего страшного. Ты сюда иди, смотреть будем.
Женщина с опаской приблизилась и заглянула в миску. Баба Саня вытащила оттуда застывшую лужицу воска и показала обратную сторону.
- Видишь, горочки вот эти? Это порча твоя. Смотри, какая сильная. – Качала она головой. – Ну, гляди, что ты тут видишь?
Женщина наклонилась, разглядывая.
- Да ничего не вижу. Воск и воск.
- А так вот? – Баба Саня крутила в руках воск, поворачивая его то так, то эдак.
Тут женщина вскрикнула, зажав рукой рот.
- Что увидела?
- Да это ж свекровь моя!
Тут они обе разглядели, что воск застыл, образовав фигуру грузной женщины, с большим носом, держащую что-то в протянутой руке.
- Голубушка, я чего-то не пойму, у нее ног что ли нет?
- Да есть ноги, есть, только отнимаются они иногда. Она из дому тогда не выходит. Муж мой у нее живет, за ней ухаживает. И днем, и ночью. А я с детьми и с хозяйством дома остаюсь. А с нами жить она не хочет.
- Ты смотри, голубушка, она в руке стакан ведь держит. Давно она заболела?
- Давно уже. С полгода как. А через пару месяцев и со мной это приключилось.
- С мужем как живешь?
- Сейчас все хуже. Отдаляется он.
- Ну что же. Тебе походить ко мне надо будет. Десять зорь с тобой порчу выливать будем. У свекрови не ешь ничего, не пей. И мужу не вели. А то она его отнимет. Ходить пусть ходит, только пусть там в рот ничего не берет. Завтра на рассвете приходи.
- Спасибо тебе, бабушка, - поклонилась в пояс женщина. Она ушла, оставив на столе узелок.
Баба Саня села на кровать.
- Валюшка, голубушка, подойди ко мне. - Позвала она
Валентина приблизилась. Все это время, пока баба Саня была занята, она тихо просидела в уголке, стараясь быть как можно незаметней. Уйти все равно было некуда. Дом состоял из одной большой комнаты и пристроенной веранды.
- Валюшка, не побрезгуй, помоги мне, пожалуйста. Старая я становлюсь. Надо бросать лечить. Силы уж не те. Мне плохо сейчас будет. Помоги во двор выйти, голубушка.
Валентина взяла старушку под руку, мимолетно удивившись ее хрупкости. Помогла выйти во двор. И поддерживала около получаса, пока ее рвало. «Чем только – непонятно» - думала Валентина, ожидая, пока все кончится. Потом она помогла бабке Сане дойти до кровати, уложила ее.
- Голубушка, там Любаша узелок оставила, посмотри, что там, - попросила она.
- Тут пирожки печеные, яиц пять штук. И сала вот кусок завернутый.
- Дай мне пирожок, голубушка. Заесть лечение надо.
Валентина принесла пирожок старушке. Та лежа отщипывала по кусочку и долго жевала. Осилила только половину. И уснула.
Валентина вышла во двор, уселась на лавочку, тихонько плача.
- Что я тут делаю? Вон солнце уже почти село. Как стемнеет, ко мне Феденька придет. А меня нету. А я в Кудиновку уехала. Кто его там встретит? Кто накормит? Кто спать уложит? Придет, бедненький, а дом заперт, свет не горит, никто его не ждет дома, – причитала она, не вытирая слез.
Откричавшись пошла ужин стряпать. Вечером они с бабой Саней вдвоем сидели за столом, ели, и баба Саня рассказывала Валентине вещи, которые совсем не хотелось слушать.
- Валюшка, слушай и запоминай. То не муж к тебе приходит. Не Федя это. Федя твой помер давно. Кости у него в земле, а душа на небе. С того света не возвращаются. Это нечистый к тебе ходит. Ты по мужу тоскуешь сильно, вот он и почуял тоску твою. Он жизнь из тебя сосет. Потому и сохнешь, и чернеешь. Тебе от него избавляться надо. А то погубит тебя совсем. Ты смотри, голубушка, или сгоришь как свечка, или в петлю полезешь, или он сам тебя задавит. Я тебе тут помочь не могу. Я же знахарка да травница. Вот полечить, золотник там на место поставить, порчу снять, испуг вылить – это могу. Только это все люди делают. С людским и вожусь вот. А к тебе сам нечистый прицепился.
Баба Саня подперла голову, и невидяще уставилась в тарелку, машинально размешивая кашу. Валентина молчала. Метался огонек свечки, тени плясали по стенам. Во дворе пели сверчки, а под ногами у Валентины мурлыкала кошка.
- А знаешь, голубушка, кажется, тебе можно помочь. – неожиданно встрепенулась баба Саня.
- Чем же? – помедлив спросила Валя. – И зачем? Не хочу я Федю прогонять.
- Ты пойми, что это не Федя твой. Не он это.
- Ну как не он? Что я, мужа своего не знаю, что ли?
- Ты не спорь, милая. Знаю я человека, который тебе поможет. Он нечистого знает. Если это Федя приходит – вернется к тебе, да будете жить. А если нечистый – избавит от него. Вот отчитаю Любашу от порчи, так и поедем с тобой к нему. А пока у меня поживешь. Десять дней всего. Присмотрят за твоим домом. А сейчас спать пошли.
Десять дней тянулись как целая жизнь. Валентина помогала бабе Сане управляться с очень нехитрым хозяйством: молочная козочка, пара кошек, с пяток кур и холеный красавец петух, бабкин любимец. Вале он почему-то напоминал рыцаря в блестящих медных доспехах. Даже гребешок с бородкой походили на шлем, а хвост – на победное знамя. Петя не просто кукарекал, он по-настоящему пел, словно празднуя ежеутреннюю победу Солнца.
Огород у бабы Сани тоже был, но маленький – по силам старой женщине. Валя на второй же день гостевания решила его прополоть. Бабушка отказывалась, но, увидев решительно закатанные рукава, сдалась.
- Ты, Валюшка, только без меня травку не дергай. У меня ж огородик-то знахарский. Я, как стареть начала, стала у себя дома травки разные сажать. Оно в поле-то да в лесу лучше собирать, конечно, но ноги старые, уж не могу по балкам лазать, как раньше. Вот, годами корешки да семена собирала да у себя сажала. А их же просто на грядках, как редиску, не посеешь. Им свое место надо, свою землю каждому. Какое в тени растет, какое на солнце. Вот чабрец, например. Хорошая травка, много пользы от нее. А растить его на солнышке надо, да чтобы тепло ему было. И песок любит.
Валя два дня не разгибалась в огороде. Выполола все, что позволила баба Саня, подвязала огурцы,  разрыхлила грядки, улила, натаскала песку,  посыпала им дорожки, в общем – делала все, чтобы на мысли не оставалось ни времени, ни сил.
Однажды баба Саня подняла Валентину задолго до света. При свече оделись, умылись, собрали узелок с перекусом и пошли, захватив с собой собаку.
Прошли деревню, спящую в синих сумерках. Вышли за околицу. Баба Саня бормотала чего-то себе под нос. Валя не прислушивалась. Она смотрела во все глаза, понимая, что впервые с детства вновь видит жизнь, окружающую ее. Она смотрела, как по глубокой синей акварели уходящей ночи оживающее утро режет силуэты. Она ловила щекой и губами ветерок. Слышала возню и щебет мелких птичек. Босые ноги холодила густая дорожная пыль. Валя при каждом шаге, как ребенок, давила дорогу носками, чувствуя, как пыль продавливается между пальцами.
Баба Саня сбила настрой, коснувшись рукава Валентины.
- Вон, видишь, там балка, - повела она рукой. – Там травка одна зацвела, несколько дней есть, чтобы ее собрать. Сегодня Луна расти начала, с сегодняшнего дня можно рвать, но только по утру, пока солнце не встало. Вот нам до рассвета надо как можно больше набрать. И завтра придем.
Когда подошли к балке, баба Саня дала Валентине большой холст, потом легко спустилась на коленки, сорвала какую-то сиреневую кисточку и подала ее Валентине.
- Вот, ткань расстилай на земле, да эту травку на нее собирай. Да рви осторожно, только верхушки, на которых цветы. Сами кустики не ломай, из земли тоже дергать не надо. С одного куста можешь половину верхушек оборвать, больше не надо. А то расти не будет. Травку не мни, на холст клади не ворохом, а одну к одной, чтобы не мялась, когда домой понесем. Ну, давай, Валюш. Времени у нас не так уж и много. Господи, благослови, - бормотнула под нос себе старушка, омахнулась знамением и женщины отправились в разные стороны балки.
Через два часа солнце полностью поднялось над землей. Баба Саня крикнула Валентине заканчивать работу.
- Баб Сань, как тащить-то будем? – улыбалась Валя, сидя рядом с душистой горкой и жуя огурчик.
- Да с Божьей помощью. Дома расстелем, высушим. Если завтра еще столько же соберем, то на зиму хватит. – Баба Саня помолчала. – Как ты, голубушка? Все тоскуешь? Я, смотрю, тебе получше вроде. Вон, улыбаться начала.
С Валиного лица тут же смыло улыбку. Баба Саня тонкими горячими пальчиками сжала руку женщины.
- Через три дня человек один приедет. Я ему знать дала. Все хорошо будет. Ты бы в церковь сходила, голубушка.
- Да была я, - отвернулась Валя.
- Хорошо, - убрала руку бабушка. И встрепенулась. – Что же сидим-то? Пойдем, а то травка сыпаться начнет.
Через три дня прибыл тот чертознатец, про которого говорила баба Саня. Невысокий густобородый мужичок по имени Андрей. С ним была молодая девушка, которую он представил как дочь.
- Какая дочь, какая дочь! – смеясь, стыдила его баба Саня, торопливо накрывая на стол. – Ты же бобылем всю жизнь жил, откуда дети у тебя, старый ты греховодник.
- Молчи, женщина, - ухмылялся Андрей. – Не все дети от крови, есть и кого Бог посылает. А ты, Танюшка, не слушай бабу старую, она еще не то наплетет.
Валя молча помогала бабе Сане принять гостей.
Когда все поели, Андрей попросил Валю поговорить с ним наедине.

(Продолжение скоро будет)