пусть тебе это совершенно не надо

  То была воробьиная ночь: сполохи не сходили со слепого полотна, которое к тому же еще и глохло от непрерывного громыхания небесных ведер, разливавшихся чьими-то ледяными слезами. Огромный некто неуклюже перепрыгивал с тучи на тучу, беззаботно опрокидывая эти ведра, до краев полные чувствами какого-то очень фальшивого человека. В такую ночь приехала моя прабабушка. Но, избавившись от одиночества, она умерла.

                ***

– Баб Кать. Баб Кать. Баба Катя-я!
– Чего ты меня будишь, Аркаша?
– Ты хотела послушать, как та тетя поет. Ее сейчас передают.
Мальчик прибавил радио. Играла песня Майи Кристалинской «В нашем городе дождь».
– Спасибо, сынок. Сядь рядом.

Этот удар сбил старушку с ног.
– Будешь меня жизни учить, сука?

– Иди кушать!
– Я сейчас, бабуль.
– Остынет же!
– Я сейчас.

– Мне… не нужны… ничьи… советы!
– Папа!!!
– Заткнись!

– Я только спросил у него, где он взял светлячка, а он мне сразу в глаз…
– Верно, он подумал, что ты хочешь отобрать его…
– Какая теперь разница, мы все равно его раздавили.

Щелкнул дверной замок.
– Выметайся! – сипло взревел Аркадий.
Увидев, что на его слова никак не отреагировали, разозленный мужчина схватил старушку и выскочил на площадку.

– Баб Кать! Ты просто волшебница!
– Я самая обычная бабушка. Я просто хочу, чтобы ты был счастлив.

Она почти ничего не весила, удивительно, как в ней еще теплилась жизнь.
– Я же… я же только добра тебе желаю…– простонала Екатерина Федоровна.
Послышались чьи-то рыдания.
– Катись ты со своим добром куда подальше!!!

Молодые пальцы схватили старческую ладонь.
– Нет, бабуль, ты волшебница!

Секунда. Две. Три. Боль и тишина.
Секунда. Две. Стук. Страх.
Хлопнула подъездная дверь.
Мигом протрезвев, Аркадий в два прыжка преодолел лестничный пролет и угодил в лужу крови.
– Баб Кать… Баб Кать, вставай… Баба… Катя…
– Аркадий… – с ужасом прошептали у него за спиной.

                ***
– Наши слезы… Они всегда теплые. И соленые. Небо и не догадывается, насколько оно фальшивит. Мы ему до того безразличны, что оно даже не дает себе труда как следует притвориться. Тогда зачем оно вообще плачет?
– Не хочет показаться тебе совсем уж циничным. Возьми.
Лиза взяла зонт, но не воспользовалась им.
– Все закончилось.
– Да… – девочка почти ненавидела эти огни на небе. Веселятся. – Но кем бы оно ни казалось, оно желчно. Точно. Весь покров над нами – это чей-то большой желчный пузырь. Представляешь, что станет, если лопнет? – тихие слова было почти не слышно из-за грозы.
– Не нужно никого винить.
– Я не хочу мириться с этим. Значит, мне надо кого-то винить в нашей незадавшейся жизни.
Наташа молчала. По ее русым волосам стекали ручейки дождя. Бледное лицо с тонкими бровями, чуть изогнутыми кверху, сделалось совсем печальным.
– Тебе это ничего не даст.
– Можно выместить злобу. Скажи, ты веришь в Бога?
Наташа испуганно посмотрела на дочь. Отчего-то ей ясно представилось, как Лиза калечит образ, что в передней.
– Милая, тебе не стоит об этом думать.
– Ты не ответила, мам.
Верит ли она? Выбитый зуб и сломанное запястье, бесчисленные синяки и даже порезы. Столько боли и настоящих, теплых слез.
– Легко свалить все на неблаговолие небес. Легко винить невидимые силы. Мы привыкли, что за нас все решают другие и вообразили, что есть кто-то, кроме нас, ответственный за наши беды. Это удобно. Но ты считаешь, это правильно?
– За меня никто никогда ничего не решал.
Наташа улыбнулась, вдруг вспомнив, как они с Аркадием выбирали дочке имя. Он в шутку предложил назвать девочку Фёклой, и все в семье были за, кроме самой матери.
–  Таким отношением ты показываешь обратное. Показываешь, что ты еще ребенок. А за детей все решают взрослые. У нас у всех был выбор.
– Кроме меня.
– Кроме тебя. – Наташе не нравилась такая смена темы. – Но ты можешь выбрать отношение.
– Такое, чтобы не казалось зависимым от чего-то?
– Чтобы оно было независимым. Хотя бы отношение, Лиза. Можно по-разному смотреть на вещи, и хоть они от этого не меняются, меняется сам человек. Нужно учиться жить в гармонии с собой.
Девочка наконец раскрыла зонт.
– Ну неужели.
– Не хочу вымокнуть в пластмассовом горе.
Мать только вздохнула. Тоже решив укрыться от дождя, она зашла под козырек подъезда. Что с ним станет теперь… Жизнь изменится. «Народ освобожден, но счастлив ли народ?..» Наташа с ужасом отогнала эту мысль. Привычка ли это, любовь – все равно. Это чувство сильное и его ничем не выкорчевать из сердца.
– Мам.
Она вопросительно посмотрела на Лизу.
– Его забрали…
– Надеюсь, он скоро вернется.
– Может, лучше не надо?
Наташа спрятала от дочери глаза, полные слез и снова вышла под ливень.


«80-летняя женщина стала жертвой собственного внука – он спустил ее с лестницы. 14 лет колонии особого режима получил 36-летний житель Ульяновска, убивший свою бабушку. Ее тело с тяжелой травмой головы было обнаружено в одном из домов по проезду Аверьянова в ночь с 27 на 28 мая 2008 года. Как выяснили следователи, накануне потерпевшая приехала в гости к внукам. В тот же вечер у нее возник конфликт с одним из них. Сильно выпимши, мужчина стал бить пенсионерку, вытащил ее на площадку и столкнул в лестничный пролет».
                “Cимбирские Известия”, №44 (567) от 12.11.09


  И только у самих слез никто не спросил, каково это – падать вниз? Они всегда падают вниз. Удастся ли хоть одной вскарабкаться назад по щеке?