Искусство Возрождения

- Нелегко сбрасывать кожу, - сказал Каа.
Р. Киплинг «Книга Джунглей»

День не задался с самого утра для Змея – в бок впилась колючка, созревшие яблоки по прежнему покачивались на самой макушке деревьев, отказываясь опадать под напором легкого, прибрежного бриза, сухая кора царапалась, да еще и Девочка куда-то запропастилась. Он заглянул во все ее любимые местечки, но так нигде и не нашел хрупкое существо с перемазанными графитом и красками ладошками. Было скучно. Одиноко. Душно. Как и положено на Последнем берегу. В горле, глубоко-глубоко засел непонятный, тянущий комок. Змей тяжело вздохнул, покачал еще немного кончиком хвоста в раздумьях и решительно начал свиваться в клубок. Видимо, пора.
Ну и, разумеется, толку не вышло ни на грош. Новая кожа чесалась, шелушилась, местами лопалась, да и смотрелась весьма тускло, а от соленой воды из моря стало только хуже. И да, да, да, это была главная причина, разумеется, больше он ничего не ждал, давно не ждал! Как ни печально это признавать, но теперь ему доступно только обновление тела, но не духа. Только оболочка… Чешуйчатый хвост с яростью лупил по песку и окружающим деревьям.
- Ну и что ты делаешь? Расчищаешь площадку для взлета? – она стояла шагах в семи, прикрыв ладонью глаза от палящего солнца, тощая, ломкая, насмешливая, упрямая. Стояла абсолютно спокойно, не напрягая мышцы, как будто и не было здесь крушащего все вокруг Змея, из-за уха поблескивал грифелем огрызок карандаша.
- Пробую на прочность новую кожу, - раздраженно прошипел он, пытаясь скрыть непонятное смущение. В конце концов, в ярости нет ничего постыдного.
- Ты злишься, - откликнулось человеческое дитя, подходя ближе и склоняясь над старой оболочкой – та уже успела поблекнуть и усохнуть.
- Мне не нравится это ограничение моих возможностей, - фыркнул Змей, - раньше, меняя тело, я мог избавиться от мешавших воспоминаний, теперь же они все со мной, постоянно. Ваша жизнь так коротка, но и то, вы успеваете устать от нее, дочь Евы. Представь же, какого это для тех, чья жизнь несоизмеримо длиннее?
- И ты бы хотел сейчас все забыть? Море, закаты, те истории, которые ты пересказываешь иногда по вечерам…Меня?
- А также боль, страх, падение, невозможность, тяжесть… Потери. Да. Я бы хотел это забыть, чтобы начать все сначала.
- И что толку в такой жизни? Каждый раз столкнувшись со страхом ты будешь сбегать от него, прячась, и каждый раз сталкиваться опять, по-прежнему не зная как с ним бороться! А значит снова сбегать! Что толку в бесконечном, бессмысленном беге по кругу?
- Урбос грызет свой хвост и на том держится весь мир…
- Но разве он бежит в страхе от своего хвоста?!
- Довольно, человек! Ты ничего не знаешь, ничего не знаешь о том, как это, когда ты даже бежать не можешь от затапливающего тебя ужаса, потому что в горле твоем словно поселился морской еж, и ты задыхаешься не сделав и десятка шагов! Ты ничего не знаешь о том, какой это страх – потерять то чем жил, для чего дышал, что любил, и слушать после, что ты сам это выбрал! Знать, помнить, что ты мог и не мочь повторить и десятой части! Я был бы счастлив забыть навсегда и...
Прямо перед ним упал альбом, раскрытая страница была заштрихована ровным черным цветом, и только крошечный древесный росток молочно-белого цвета распускался в середине листа. А у темноты были лица, это становилось заметно, если присмотреться – темнота вокруг деревца состояла из страшных лиц, рож, клыков, протянутых когтистых лап и еще чего-то такого же мерзкого и гнусного. Девочка дышала так, будто только что бежала во весь дух вдоль полосы прибоя, увязая по щиколотку в песке – но после таких пробежек она всегда улыбалась, а сейчас…
- Я тоже боюсь. Все бояться. Но если я поддамся, если скажу себе – я не хочу помнить, мне больно, я хочу забыть – я забуду. Ты сам говорил, что у меня, как и у любого человека, плохая память! Но тогда оно придет снова! И снова будет болеть и драть, и заставлять сдаться. Поэтому у меня есть это, чтобы помнить. Чтобы знать – это не навсегда, страх проходит! И черта с два я отдам этой колючей дряни хоть одно свое воспоминание добровольно – не дождется!
Ветер встрепенулся и засвистел, зашумело, разбиваясь о валуны, море в вышине мигнуло солнце, словно страшась того, что может произойти внизу. А после Змей внезапно захохотал.
- Ты удивила меня настолько, что стало легче дышать. Пойдем искупаемся, о храброе человеческое дитя, обновим мою чешую. Отныне она будет напоминать мне об этом разговоре, как тебе напоминает это деревце.