Человек пришел к Богу

      

Человек пришёл к Богу.

     - Здравствуй, Господи!
     - Как ты пришёл ко мне? - услышал он рядом.
     - Ты ведь всё должен знать сам. Зачем ты задаёшь вопросы?
     - Подойди, дитя! Ты видишь меня? Садись рядом, поговорим.
Человек увидел, что не смотря на его намерения, Господь приветлив. И он устыдился сам себя и испугался.
     - О, Господи! - простонал несчастный, падая на колени и воздевая руки,
     - Прости меня! Всемогущий, прости мою дерзость! Я пришёл к тебе только сегодня, хотя живу на земле 40 лет, пришёл в мыслях. Да, я в мыслях пришёл к тебе, а не в сердце. Прости мне моё безверие!
     - Садись рядом, дружок, не пугай себя глупыми страхами. Ты переживаешь лишь то, что видишь и чувствуешь. Но редко ли ты чувствуешь и видишь то, что лишь померещилось в наваждении?
     Человек смутился. Он собрал внимание и сосредоточился, чтобы понять услышанное. Смысл был очевиден, но в словах он запутался. И тут же осознал свою ничтожность,
     - Господи! Я в смятении! Я - червь перед величием твоим! Я ползу к ногам твоим, и мне не стыдно! Но мне стыдно того, с чем я шёл к тебе! Прости меня, Всевышний, прости мне дерзость и высокомерие, я не стою твоего снисхождения, позволь мне уйти!
 
      Господь протянул руку припавшему возле ног его человеку и усадил
рядом. Тогда человек понял, что он на облаке и сидит подле Господа на троне его из облака, чуть пониже его самого, но возле, а не на ступенях.
      В смятении человек забыл об униженных страхах,
     - Господи! Ты и, правда, на облаке?! Значит, это правда! … Боже, но что же тогда, что это? Если всё - правда, тогда зачем? Зачем страдания, войны, болезни? Невинные, зачем страдают? Зачем ты защищаешь воров и даёшь им власть? Зачем так мало добра и смысла, зачем льётся кровь без войны? Зачем, набираясь знаний, человек всё больше разрушает мир, в котором живёт? Зачем мы не знаем, что едим и пьём? Умирают леса и реки, и всё из-за нас, твоих детей, по твоему образу и подобию сотворённых?!!!
     - Утешься, дитя. Ты достоин. И это не дерзость. Просто ты мыслишь. И ты не один.
Человек тут же потерял ход рассуждений,
     - Да, ведь нас много, к тебе взывающих! Как же ты слышишь каждого?!
     - Всему свой черёд. И это не сложно. Только не опережай вопросами ответов, и тогда они придут сами.
     - Прости меня, Всемилостивейший, я буду смиренен.
     - Ты горяч, но это мешает лишь тебе одному. Когда ты пришёл ко мне?
Человек постарался быть искренним,
     - Я не верил. Я верил лишь в свои силы. Но, со временем, вопросов стало больше, чем знаний. Чем больше знаний, тем больше вопросов. И я перестал верить в себя. Мне нужна помощь и поддержка, которых я не могу найти у людей. Им не ясны мои сомнения! Просвети меня, укажи мне дорогу. Где искать мне знания? Где он, Свет Истины, в какой стороне его искать? На какой огонёк идти? Я заблудился!
     Господь выглядел усталым,
     - Отчаянье - не новость на земле. Ну, что ж, придешь на огонёк, возьмёшь светоч, поднимешь его над собой, и осветится всё вокруг. И вопросов не станет. Посмотри на мир сверху. Может, и увидишь огонёк, что позовёт тебя в путь.

           Человек понял, что оказался у края облака. Он лёг, свесив голову, и стал обозревать жизнь.
     - Что видишь ты, дитя?
     - Господи! - ответил человек, - Я вижу судьбы, их много! Там не люди, там судьбы!
     - В чём же отличие? Как понял ты его?
Человек не обратил внимания на вопрос, он увлекся собственными мыслями, которые опережали слова,
     - Значит, каждая судьба при человеке, а не где-то!
     - В чём же ты увидел отличие, брат мой?
     - О, Господи, я просто увидел!
     - Просто постиг?
     - Я просто постиг... Я смотрел вниз и видел жизни... Людей не видно, но видно множество жизней!
     - Дитя моё, посмотри туда, что видишь ты там?
       И человек посмотрел невольно туда, куда указал ему Господь.
     - Я вижу одну жизнь...
     - Чья это жизнь?
     - Я с ним не знаком. Он мне чужой... Я его... Опасаюсь! Он грозен, и... Горд! И... У него есть крылья! Это демон?! О, нет!!! ... У него клюв! И когти!! Что это?! О, ужас!!! – в мыслях человека уже готов был завершенный чудовищный образ, но...  - Боже! - выдохнул он облегченно, - Это только птица, слава Богу! Это только орёл. А я уж бог весть чего наплёл! Прости меня, мне совестно! – у человека вырвался робкий стыдливый смешок.
     - Перестань, гляди дальше, - приветливо продолжал Господь.
     - Да, но всё, что я вижу – просто жизнь! – удивленно воскликнул человек.
     - Чем отличается она от той, что ты видел живя среди людей?
     - Не ведаю... Не понимаю! - и человек жадно вперил взгляд вниз, в гущу, как ему казалось, людских жизней, - Жизнь, ... жизнь, жизнь... Вот! Это жизнь! Что-то значительное!
     - Гляди терпеливо, - сказал Господь улыбаясь.
     Человек спокойно, со сладким предвкушением, обратил всё внимание на жизнь, как ему показалось, такую значительную и весомую. Постепенно стал приближаться смысл увиденного, в мыслях появились детали,
     - Уши! ... - промолвил он в замешательстве, - Уши, лоб… Нет, чело! Это - слон, - вскричал он, через плечо оборачиваясь на Всевышнего, - Это же слон! 
      Он уселся, недоуменно таращась на Господа.
       - Что тебя так поразило? Жизнь?
       - Нет, Господи, - в голосе человека слышно было отчаянье, - Нет, - продолжал он, потупившись, - Не это. Мне померещилось, что я вижу прекрасного человека, могучего и телом, и умом, и... душою. Но нет! Это не человек! - Он медленно лег на прежнее место и уже без прежнего азарта и трепета стал глядеть вниз.
       Ему являлись дома, наполненные кашей перемешанных жизней; мосты, превозмогавшие опасность; плотины, несшие питание для этих субстанций и масс людских существований. И ни одной жизни отдельно не вспыхнуло для него ярко.
        - Они все перемешаны. Мы. Мы все перемешаны!
        - Утешься. Разве ты удивлен? Грядет ночь. Быть может, она разъяснит для тебя хоть что-то.
        Как получилось, что он дождался ночи, он не понял. Просто стала ночь.
        - Дома засыпают... - сказал человек отрешенно. Но тут как огонек свечи что-то мелькнуло для него и пробудило надежду. Он снова метнулся улечься ничком.
        - Господи, я вижу жизнь человека, я знаю, она не одна такая! Откуда я знаю?! Вот она! Я взгляд боюсь оторвать, но знаю, что найду много таких светлячков. Почему, Господи?.. А... Это поэт! Или... Может не поэт, но он, ... он творит... Нет, - мечтает... он там как пламя свечи!
         Он помолчал немного, любовно лаская взглядом светящуюся точку, но вдруг резко отшатнулся, закрыв лицо руками, - Господи, как страшно!
         - Что тебя поразило, сын мой?
         - Он сейчас, как пламя свечи... Это не он, это пламя... Просто он может гореть, но это не он! Погаснет и снова - в кашу! Снова в этот муравейник!
         - Утешься, сын мой, не суди. Ты тот же человек, но ты рядом со мной.
         - Господи, почему я?!! Почему - я? - возопил пораженный и кинулся ползком к престолу, но Господь остановил его жестом.
         - Не приближайся! И не бейся в унижении.
         - Я понял, Господи! Мое унижение в моей гордыне! Тот не чувствует унижения, кто не лелеет надежд на величие!
         - Хвалю тебя, сын мой. Но продолжи свой труд.
         - Отпусти меня домой, Господи! Я так устал...
         - Кто же держит тебя, брат мой? Ты свободен в воле своей и поступках своих. Ты свободен!
         - Я ничтожен, я жалок, я раб! Да, пусть я раб, у меня нет сил! Душа моя жалка! Я гадок сам себе, но пусть, я хочу покоя, хочу домой...
         - Кто же держит тебя?
         И тут человек понял, что удерживает его что-то внутри него. Непонятое, но не чужое. Какая-то часть его существа стоит на месте, в то время как ноги и решимость пытаются увести его прочь.
          - Я рад, Сын Мой. Я рад. Но отчего же ты вновь бичевал себя и на что был ты согласен? На то, что противно тебе? Согласен на то, с чем не согласен?
          - Что это, Отец мой? Я дитя! Укажи, объясни! Я жадно буду ловить каждый звук!
          - Что же тут ловить? Ты готов узнать то, что я говорю? Но я говорю лишь то, что ты знаешь.
          - Господи! Что это? Единство и борьба? Что это? Освети, я близок к пониманию, но блуждаю!
          - Зря ты пытаешься искать на ощупь то, что лежит внутри тебя. Руками этого не достанешь.
          - Да, да, я, кажется, начинаю видеть! Я слеп? Нет!  Я учусь ходить! Я учусь ходить!.. Вот, опять холодно, я сбился!
          - Да, но отчего?
          - Я тороплюсь! Я жду от себя решения! Я тороплю себя!
          - Да, но отчего?
          - Я ставлю задачу... задачи...  Я раб себе самому!!!
          - Это не страшно.
          - Да, да, да! Верно! Страшно, что я себя истязаю, сам себе господин и палач!  Господи! Как же это низко! Господи!.. Но зачем?! Зачем ты сделал меня таким?
          - Я ли сделал тебя?
          - Господи! Не отворачивайся! Разве я не твое дитя? Разве я - не плод разума твоего?!
          - Что ты, дитя? Конечно, ты - дитя, но чье? Да, ты плод, но чей? Кто господин твой? Я ли, чьей воле ты послушен? И чья воля довлеет над тобой?
          - Нет, прости, я скотина! Я просто осел! Жалкий, трусливый заяц с хвостом льва! Боже, до чего я дошел!!!
          - Не убивайся, дитя! Чей кнут над твоей головой сейчас? Разве же МОЯ рука казнит?
          - Нет! Мой кнут! Я сам себе вина! Это глупо. Но что же? Мы дети отцов, мы плоды общего мнения, мы исполняем волю тех, кого боимся и тех, кого почитаем, потому лишь, что теряемся перед ними. И ничего не делаем. Не терпим рабства и -  сами себя загоняем в стойло! Сами хомутаемся, сами зашориваем себе глаза, сами стегаем и хлещем, принуждая то к одному, то к другому! Ради чего?!
           - Ради жизни, радость моя! Ради твоей жизни.
           - Но почему?!! Разве же ЭТО - жизнь?
           - Ты сам ответил себе на все вопросы. Ты сам.
           - Да, ... я понимаю...
           Человек сидел, понуря голову, и в мыслях его было светло и просторно, почти пусто. Но это его не смущало. Впервые он осознал, что спрашивать не с кого, и это не принесло ему радости, хотя и осветило многое, почти все. В уме возникло
"неужели так с каждым?".
            - Конечно, с каждым, дитя! С каждым, кто желает говорить со мной. И слушать...
            - Да, мы ведь злобные попрошайки! Что нам Бог? - Подай! Больше ничего!
            - Ты заблуждаешься. Как все. Я - надежда. Я внутри каждого. Я - вера. Это - не каждому. Я и любовь. А это - вовсе единицам.
            - Но ты - Творец! Ты - Властелин!
            - Милый мой сыночек! Что такое совесть? Что такое разум? Что такое человек?
            - Боже!.. Боже!!! Как же? Я... Я... Где ты?!! Я не понимаю!!! Я БОЮСЬ! Где ты, Господи!!! НЕУЖЕЛИ Я ОДИН?!! Господи! Помоги!!! ...
   

                И вот, человек пришел к богу.

     - Здравствуй!
     - Ты уже не унижаешься?
     - Творец-то, оказывается, - Я!
     - А пришел ко мне?
     - Да, ... так уж! А зачем бы мне было тебя иначе создавать?
     - А зачем мне было бы тебя создавать?
     - ?... И верно, зачем? Для забавы? Погляди, как человечество страдает? Как часто одним доставляет радость то, что приводит в отчаяние других! Даже великие творения искусства! Они когда-то, в большинстве, создавались гениями в лишениях и унижении. Как немногие из них достигли признания и достойной, не нищенской жизни, не дожидаясь смерти! А большинство терпело и терпело. Теперь же их именами играют, как погремушками! Разве так уж много людей способны оценить их творения? Хотя бы почувствовать, если уж не осознать!
     Да и потом, а что это такое?! Что это за деление человечества на сытых хищников и бессловесных, покорных овец и волов, на подонков и гениев, на пчел и, прости уж, глистов? Ты посмотри на этих тварей! Они барствуют, посещают светские рауты, в то время как дети из семей, обездоленных ради кучки образованных хамов, не видят других ценностей, кроме дури и секса, ты уж извини, с тобой, наверное, редко об этом говорят, - грех! Так вот этот грех сегодня возводят в ранг идола и главной общенародной ценности, тьфу!
    - Ты что-нибудь имеешь против? Против плотских утех, против продолжения рода?
Это что, чванство?
     - Да ты ерничаешь!!! - И тут человек по привычке испугался.
     - Да ладно, не пугайся, творец! Не ерничаю я. Ты пришел поговорить, задал тон.
Я поддерживаю твою беседу и твой тон, разве не этого тебе было надо? 
     - Надо, ... надо... Да, надо! Надо разобраться!
     - ? Во многом?
     - Слишком! - Сокрушенно выдохнул человек. Они шли по улице Гоголя, небо дивной красоты заглядывало в просвет между дивными домами, и бунт, и суеверная жуть, и упоение поэзией, захлестнувшей мозг прозрачной, идеально прекрасной волной в пене и брызгах, все это делало шаг легким, словно под ногами не было земли.
     - Да это не беда! У меня времени... - сколько тебе надо.
     - Боюсь, у меня не хватит!
     -  Да ладно, ты же не один, может вдвоем спорее будет? Как-нибудь справимся?
     - Справимся! И что мне с этим прикажешь делать? И если справимся и все поймем, разве я бог, чтобы, просто поняв, взять и все исправить?
     - Да, об этом стоит подумать. Но потом. Давай разбираться. Лучше по порядку.  Так что там с сексом?
     - Да ведь ты же и сам понимаешь, что это лишь отправления. Как дышать, потеть, и все остальное, прости за грубость. Ну, хорошо, как поесть или поспать - простая потребность, которую можно испохабить, а можно превознести. Послушай, ведь без любви к родине дышится не так сладко, без радости и осознанного удовольствия от нужного дела, потеть - каторга. Без праздника вкусно поесть - просто скучно, без здоровой усталости - сон не в радость! Нужна любовь! Нужен смысл! Понимаешь?! А они - нет! Они превратили это в упражнение, в занятие, во времяпрепровождение, они даже не скотствуют, потому что все это не для продолжения рода, а от нечего делать!!!
     - Так, вот теперь подожди. Вот теперь ты действительно пускаешься в ханжество.
     - В ханжество?! Что? В чем я ханжа?!
     - В том, что не хочешь, а потому не можешь просто правильно понять этих людей. Ты сам сказал про обездоленность, про возведение в ранг идола, это - социальные условия, социальные нормы, социальная мораль. Это Социум. Великий и неизбежный, как любое явление природы. Он стихиен. И для каждой среды - своя мораль. Свои болезни, свои достоинства, своя гибель.
     - Что ты хочешь сказать? Что для всех этих молокососов и их "телок", для всех недомерков, которые не знают родной речи, только вульгарный сленг из нескольких слов на все случаи жизни, обильно расцвеченный однообразным матом, для всех есть оправдание в их мелком эгоизме? В их нежелании замечать окружающий мир, не желании считаться с тем, что вокруг них  живые люди? Они презирают или просто игнорируют, матерятся публично, лапают друг друга на людях... Всему этому есть оправдание? Да, я понимаю, обездоленные семьи! Я сам это понимаю! Родителям не до детей, они ничего не могут дать кроме куска хлеба и одежды, порой даже и этого не могут. Но это не оправдание душевной скудости! Не оправдание невежества и грубости, черствости, бесчувственности, вульгарной чувственности между дел! Не оправдание!
     - Выдохся?
     - ... Нет! ... Высказался!
     - Да нет, не высказался.
     - Не до конца! 
     - Давай так решим. Не оправдание. Ты прав. - Объяснение. Частичное,  неполное объяснение. Ведь ты во всем прав. В социальной среде эти не дети и не взрослые, действительно, на дне. Ничего хорошего не ждет ни их, ни тех, кто их окружает. И их много. Но, понимаешь ли, духовной пустотой страдают не только они. Вернее, во-первых, не они. Духовная пустота - визитная карточка твоей отчизны сегодня. Как ни страшно это звучит. Пояснить?
     - Да ладно, зачем уж, и так понятно. Что тут пояснять? Все забыли. Все, чему их учили в школе. Забыли русских классиков, а может, просто не знали? Уроки истории - не на уроках истории, они - в человеческих судьбах, они остались на страницах мудреных книг, отразивших в себе время как в зеркале. Историки не могут быть беспристрастны, потому что история, преподаваемая в школах - неразрывно связана с интересами государства, это - государственная политика. Она всегда преподносилась с одной стороны. И впитать преподанный урок, не даты и события, а акценты, белое и черное, - дело не хитрое. И это не становится убеждением, это становится заблуждением, тенью мракобесия! А вот книги читать - это труд. Этому надо учиться сызмальства...
     - Ну что, понял?
     - Да. Понял. Есть единицы, ведомые духом. Не святым! Своим собственным. На самом дне они остаются крылатыми. Их гложет духовный голод. Ничего?
     - Давай дальше.
     - Понимаешь, они все равно встают на крыло. К ним не липнет! 
     - А может, таких все-таки больше, чем думается? А ведут себя одинаково не зависимо от духовных запросов, - срабатывают видовые механизмы? Просто ведут себя как принято, чтобы не быть отторгнутыми средой, не быть затоптанными. Как тебе такая версия? Я хочу сказать...
     - Что не все они отъявленно плохие, даже если не красиво себя ведут. Просто, по-другому вести себя их не научили. Среда агрессивная, значит надо как-то защищаться. А орудия защиты в их руках нет, не вложено. Некому было вкладывать.  Хорошо, не родители, но в школе, неужели же совсем никакой ответственности нет у людей, изучавших психологию, педагогику, неужели же для них не очевидно сегодня то, о чем мы тут, дилетанты, рассуждаем?
     - А почему для них должно быть что-то очевидно? Они только преподаватели. Они пересказывают то, что слышали в детстве и отрочестве в школе. Для них это - кусок хлеба, скудный конечно, но зато без пота и мозолей. И детей, вернее школьников, они чаще всего не любят, порой боятся, смотрят на них только как на средство добычи пропитания престижным и не пыльным способом. Да и качество преподавания! Это особая статья! Оттарабанят, может даже вдохновенно, но не цель - вкладывать стремление, интерес, умение постигать, выстраивать систему знаний о мире в целом! Понимаешь?
     - Ого! Это ты говоришь, или я говорю?!
     - Это мы говорим. Просто это очевидно. Давно очевидно, что нет связи предметов. Точные науки сами по себе каждая! Разве можно разорвать физику и химию? Разве можно не сомкнуть программы в нужный момент, чтобы возникла целостность восприятия, четкое, ясное понимание? Оказывается для них - да, можно. Они только так и могут. Нет истории без развития культуры. Нельзя преподавать историю в отрыве от музыки, живописи, поэзии. Они и есть история. Да, религия вот тоже! Необходимо знакомить детей в школах с религиями их народа с научной позиции, преподавая не веру, а быт, мировоззрение разных поколений. Вот это и было бы историей. И даты тогда запоминались бы, и имена и события.
     - Это тянет на авторскую программу для гимназии. Может, займешься?
     - Ерничаешь? - парировал Бог.
     - Да ладно! Ясно же! Раз уж людям, не посвященным очевидны такие вещи, ты уж меня извини, но ты же сам...
     - Отождествил себя с тобой? Или с твоей способностью воспринимать информацию?
     - Да ладно, не путай! В общем, раз уж мне это стало ясно, то, что же говорить о людях, сидящих в министерстве? 
     - То же, что и о людях, сидящих в школе. Только с разной зарплатой. А? Аргумент?
     - Да уж, куда уж более! Все ясно!  Человечеством движет шкурничество! Каждый за свою шкуру трясется, ее и холит. А все остальное - только в меру соприкосновения с собственными интересами.
     - Да уж нет! Что же это ты, а? Не понял?
     - Нет... - Человек опешил, стушевался.
     - Попался? А говоришь - отождествлять!
     - Прости, я постараюсь не зарываться. Хотя... Ладно, об этом потом, не это сейчас главное. Говори.
     - Помнишь биологию? Зоологию? Представление имеешь о равновесии в пищевой цепи?
     - Это когда много зайцев - много волков, следовательно, мало зайцев, и от этого мало волков. Мало волков - снова зайцы плодятся?
     - Так.
     - Ну и что? Что ты хочешь сказать? Это же не настолько примитивно, как в лесу. 
Мы, конечно, волки и овцы. Но не только. 
     - Ну, давай вместе подумаем. Вот цивилизация. Она зарождается вместе с новыми средствами производства, следовательно, ее порождает прогресс. Неизбежно? Неизбежно. Давай дальше. Средства производства развиваются, следовательно, развивается цивилизация. Вместе с их усложнением, она процветает, и в ней образуется сильная прослойка пользователей. Они в большинстве - не гибкие, так как любой труд строится на совершенствовании трудовых навыков. Не очень сложно?
     - Нет пока. На совершенствовании навыков, требующем времени.
     - Верно ухватил. Чем точнее навык, тем сложнее работу может выполнить человек, тем больше он может сделать, тем меньше затраты на производство. На какое-то время наступает стабильность, приносящая процветание. И все ниши заняты. Прогресс, несомый теми, кто ищет свою нишу, в конце концов, рушит старые товарно-денежные отношения. Одна формация сменяется другой. Понятно, да? И это развитие идет...
     - В какой-то прогрессии. Чем больше знаний приобретает человечество, тем больше знаний оно может приобрести, тем скорее развивается цивилизация, тем скорее меняются формации. Так?
     - Вот видишь? Давай подумаем о том, что часто смена формаций происходит с общественными катаклизмами.
     - Ну, ясно. Войны возникают тогда, когда бескровным путем проложить себе дорогу нельзя. Опять борьба за нишу и место в пищевой цепочке?
     - Ты меня спрашиваешь, или отвечаешь? 
     - Ясно. И это не шкурничество? В чем ты видишь возражение моему утверждению? Объясняй. Я весь - нетерпение.
     - Сострадание, участие, труд на общее благо, это все как, бренчание красивыми фразами?
     - Да нет, конечно! Те, кто вставал из окопов по призыву "коммунисты, вперед!", не всегда были с партбилетом в кармане. Да и карьеристами их не назовешь, не выслуживались. Служили своим женам и матерям, собственной шкурой прикрывали доты, чтобы гадов этих вытравить с нашей земли!
     - А какой они были национальности?
     - Советские они были. Сейчас это не модно.
     - Ты полагаешь? Жизнь покажет, может ты и прав. Ну так, вернемся к нашим баранам. Скажи мне, в чем ты усматриваешь шкурничество в поведении этих людей? А тех, что ходили по выстуженным квартирам в блокадном Ленинграде и собирали детишек от умерших матерей, тех, что растили их, их тоже можно обвинить в шкурничестве? Или их были единицы? Они были исключением из общего правила?
     - Да нет же! Не надо меня агитировать! Они и были правилом, но были исключения! И человечину ели в том же Ленинграде, и булки белые пекли для начальства, когда все дохли с голоду, и мародерствовали почем зря!
     - Ну, правильно! Только давай теперь взвесим. Кого больше?
     - Волков или зайцев?
     - Ну да, видишь, какой ты сообразительный!
     - Ну, на пищевую цепочку это не тянет! ...
     - А принцип?
     - Можно я сам? Значит, опуская переход к социализму в отдельно взятой стране, к моменту развития этих событий, людей, готовых на самопожертвование... 
     - Вот-вот-вот...
     - Их было подавляющее большинство. Так? Лезли из окопов, ложились на амбразуры, подрывали собою танки, брали на таран горящими самолетами, отдавали свои рабочие пайки в детские дома, отстраивали свои города и пол-Европы, поднимали Целину, возводили города и прокладывали железные дороги, поднимали экономику слаборазвитых стран... Нет, это я уже в дебри залез. Короче, тех, кто готов был поднимать экономику слаборазвитых стран, уже было не много. Большая часть погибла и после надорвалась на стройках социализма. А детей воспитывали личным примером и школой, которая уже тогда стала заформализованной, что отразило перевес в руководстве страной тех, кто отсиживался по тылам и окопам. Так? Ты хотел сказать, что волки съели зайцев?
     - Ну да, просто "зайцы" грозили популяциям волков в мире, если тебе это интересно.
     - Да, именно Это! А ты говоришь, неизбежная смена формаций! 
     - Вот он, дремучий лес! Вот его закономерности!
     - А как же "зайцы"? Ты полагаешь, они внезапно появились в таком количестве в отдельно взятой стране? Я не говорю о России. Как-никак, одна шестая суши!
     - Что ты хочешь мне внушить? Что восстания рабов неизменно подавлялись, но до тех пор, пока прогресс не заменил рабовладельческий строй другим, более лояльным?
     - Лояльным? Разве рабство закончилось со сменой строя? Сколько веков "просвещенная" Европа эксплуатировала дешевый рабский труд? Чванилась, создавала утонченные произведения искусства, писала и слушала божественную музыку, проповедовала христианство, насаждала его по всей земле, а сама, тем временем, порола арапчат. А Россия? Да что уж говорить?! Ты и сегодня найдешь не мало примеров рабовладения. Но ведь это уже - рецидивы, и только.
    - Ну, ясно. Волков стало много, они пережрут всех зайцев и начнут дохнуть с голоду или жрать друг друга. И их неизбежно станет меньше. Даже меньше, чем во времена Октябрьского переворота.
    - Не ерничай! Но, в общем, жизнь покажет. Болезни общества, которые ты клеймил так рьяно - показатель его жизнеспособности... 
    Бог внезапно взлетел в сторону невидного Исаакия. Неожиданно и быстро, и - растаял. 
    - Ну ладно, - весело и легко улыбнулся ему в след человек, - в другой раз поговорим! Пока!



БОГ ПРИШЕЛ К ЖЕНЩИНЕ.


      Она сидела на краю могилы, сложив руки в замок. Видна была скопившаяся в них тяжесть, вены на кистях набухли, и в напряженных пальцах заметна была некоторая судорожность.
     - Здравствуй, Голубушка! – ласково сказал Господь.
     Женщина покивала. Видно было, что ее отвлекают от горестных раздумий. Богу захотелось коснуться ее усталых рук, но он не стал этого делать, робея перед ее сосредоточенностью,
     - Что так заботит тебя, милая? – спросил он, присаживаясь рядом.
     - Да вот, дочку никак не дождусь! – ответила она и горько вздохнула, не поднимая на него глаз.
     - Почему ж ты ее ждешь то? – спросил Господь, и сам, отводя взгляд.
     - Так ведь, … - немного помолчала она, глотая обиду, - Когда она померла то? А все нет!
     - Ты же знаешь, - ответил бог, - От нее ничего не зависит. Ее похоронили в другом месте. Уж больно далеко к тебе сюда ездить.
     - Да! Не ближний свет! – с пониманием откликнулась она.
     - Что ж ты тогда горюешь? – спросил бог, преодолевая жалость.
     - А что мне еще остается? – глянула женщина мельком как на старого знакомого.
     - Пора смириться, - ласково ответил бог.
     Женщина напряженно отвернулась, вздернув голову, помолчала немного, потом, словно стряхивая несуществующие крошки, резкими движениями ладонью отряхнула подол на коленях.
     - Так ведь, … сколько можно?! – в голосе ее послышался вызов, - Всю жизнь я смирялась! Глотала боль, чтоб никого не задеть! Или ты не знаешь?!
     - Как не знать? – ответил бог, поникая головой.
     - Вот и посуди! Разве я ропщу? Почему и теперь не в праве я выразить своего горя? Мужа ты у меня прибрал… - в глазах ее задрожали вмиг набежавшие слезы, - Сколько было мне годков? Тридцать три? Трое детей на  руках, четвертая еще и родиться не успела! А чем он был плох? Почему ты мне его не сохранил?
     - Ты же знаешь, это был его выбор! – смутившись, ответил бог.
     - В чем? В чем его выбор был? В том, что война?! В том, что бомбежки?
     - Нет, - ответил бог и помолчал.
     - Нет, не в этом. В том его выбор был, что он почти весь свой паек отдавал. При нагрузках, которые он на себя взвалил, даже я был бессилен ему помочь!
     - Не поверю! Он паек сироткам отдавал, он святое дело делал! Как же ты мог его покинуть?! Хоть какую бы помощь оказал!
     - Он и то отдал бы, - совсем повесил голову бог.
     - Так как же ты мог? – подняла глаза к небу женщина, - Как мог ты такого человека…
Где твое чудо? Где твоя власть?! Четверых без отца оставил. Что я овдовела, так ведь это… - женщина замолчала, но было и без слов понятно, что сама она готова была на любую утрату.
     - Чудо мое – это вы, - ответил бог, отворачиваясь, - Пусть и нет моей заслуги в том, какие вы, а вы чудо. Подвиг ваш – чудо.
     - Скажи мне, - устало обернулась женщина, - Если подвиг наш так для тебя важен, что ж ты позволил его затоптать да заплевать?
     - Ничего я не позволил, - сердито буркнул бог, - Разве ты сама не понимаешь, сколько творится против моей воли?
     - Да уж как не понять? – вздохнула женщина и, смутившись, отвернулась.
     - Вот, коли понимаешь, - встал перед ней Господь, - Прими как данность! Такие, как твой муж сделали свой выбор. Их нет. Их пока с нами нет. Но их выбор – это мир. Он еще не родился, он зреет. Придет время, и… - бог помолчал, подняв к небу вдохновенное лицо, - И все станет, как надо!
     - От чего же нет их с нами? – взмолилась женщина, вложив во взгляд всю тоску, что копилась в ее сердце с тридцати трех лет, - Я - вот она! Дочка ли младшая, внучка ли, правнучка позовут – и я рядом! Отчего же его то нет с нами?! – в голосе ее прорвался плач.
     - Потому я и пришел к тебе, голубушка, - ласково сказал бог, растворяясь в сыром вечернем воздухе дымкой.
     - Нет их с нами потому, что это их выбор! Они непременно вернутся! – донеслось до нее сразу со всех сторон и сверху – Они сделали свой выбор! – удалялось эхом, - Их выбор – жизнь! ...
     Вечер был поздний, быстро начало темнеть. Посетителей не осталось, голуби разлетелись.
     Женщина вздохнула и деловито огляделась. Участок кладбища, где она была похоронена, зарос ивняком. Никакими силами в этом месте не побороть было болота. Вокруг разрастающегося городом множества новых, добротных памятников витало уныние. И только возле некоторых могил видны были люди. Такие же ушедшие под землю, но оставшиеся со своими близкими на земле, как и она. И женщина сокрушенно покачала головой. «Что же, злодеи тоже сделали свой выбор?» Пришло ей в голову. «Эх! Не обо всем поговорили! Но и то ладно, и то ладно!» На душе у нее стало светло и просторно. Она снова вздохнула и поглядела вдаль взглядом человека, мечтающего своротить горы.