Жизнь, как Жизнь гл. 23 - Кажись, все уладилось

           Смеркалось. Бабушка и внучка сидели в потёмках за кухонным столом, не зажигая свет. Каждая молча думала о своём, не решаясь нарушить зыбкую тишину.
            Голова у Шуры странно гудела. Спать не хотелось. Ничего, кроме слабости, она не ощущала, ни о ком кроме брата, она не думала. Лицо горело.
           - Где же Танечка? Что-то я сегодня её не вижу? - шевельнулась унылая мысль. - Как хорошо было бы сейчас ощутить щекой прохладу её волос!.. - Шура всё сильнее привязывалась к кукле, как к живому существу... И сон её был спокоен и крепок, если засыпала она с куклой в объятьях... И радость была вдвое больше, если ей поделиться с Танечкой... И только Танечке, этой молчаливой подружке, могла бы доверить она свои самые сокровенные тайны и мечты!..
           Дверь на крыльце громко хлопнула. Бабушка и внучка встрепенулись. Так, не сдерживая пружины, по-хозяйски хлопать дверью могла позволить себе только Клавдия Даниловна.
           Шура вспорхнула с места, нажала на выключатель и нетерпеливо бросилась к порогу. Принимая из рук Клавдии Даниловны шубу и шапку, она вопросительно заглядывала в ослеплённые неожиданным светом глаза матери, пытаясь найти в них ответ на мучивший её вопрос.
           - Где он? - как один, тревожно прозвучали голоса бабушки и внучки.
           Клавдия Даниловна с ответом не торопилась. Она нарочито медленно, словно испытывая терпение близких, с деланным безразличием прошла в комнату, не спеша села за стол, обхватила голову обеими руками, помолчала с минуту и заговорила непривычно тихо, старательно избегая испытывающих взглядов двух пар горящих от нетерпения глаз.
           - В больнице он... В областной... В психоневрологическом диспансере... Нет худа без добра... Хорошо всё же, что его тогда на учёт поставили... Слава Богу!.. Кажись, всё уладилось...
           - Ма-ма! Что? он снова заболел?..
           - А ты?.. Что же ты думала?.. Твой брат в здравом уме на грабеж способен?!
           - Да-а!.. Уж это конечно... Надо совсем свихнуться, чтобы на такое решиться, да потом ещё всё это домой тащить!.. Неужели он думал, что этого никто не заметит?.. И зачем ему все это нужно?.. Это же аппаратура для больших залов да клубов, а у нас и так тесно...
           - Пожалуй, дура-то - это ты!.. Только о себе и думаешь... А ему не мешало бы и чуть поглупее быть... Глядишь, не додумался бы "обманный маневр" делать... Ведь он как решил? Что, если кто их и увидит, так не удивится, что люди с чемоданами по направлению к вокзалу идут... А потом, дворами, к дому повернуть собирались... Только того не учёл, глупыш, что у вокзала милиция круглосуточно дежурит... И уж им то на глаза совсем глупо попадаться было... У них глаз наметанный... Двое подростков... в новогоднюю ночь... на совершенно пустынной улице... Куда?.. Зачем?.. Ну, да ладно!.. Хватит!.. Давайте ложиться... Сколько сейчас времени?.. - и она привычно сдвинула рукав на левом запястье своей руки, но там, где утром были изящные золотые часики с витым золотым браслетиком (подарком отца), сейчас мелькнула полоска белой, не тронутой загаром кожи. Клавдия Даниловна слегка смутилась, встряхнула рукавом, резко поднялась и, всем своим видом показывая, что разговор окончен, устало направилась в свою комнату...
                ...
           Шура лежала, не закрывая глаз. Звонко отсчитывал секунды стоящий на окне будильник. Рядом через проход на расстоянии вытянутой руки на своей кровати долго ворочалась с боку на бок и, наконец, затихла бабушка.
           - Странно всё как-то... - думала Шура, - Похоже, что маму совершенно не огорчило то, что Павлик способен на воровство... И недовольна она вовсе не тем, что он украл, а тем, что украл по-глупому... И даже кажется, что её это совсем не удивило... Как будто она давно ждала этого и заранее ко всему готова была... А вдруг это действительно так?.. Вдруг так?.. Тогда понятно, почему мама меня вчера без всяких разговоров к Андрею отпустила и Павлу разрешила идти к какому-то Славику!.. А сама к бабушке Полине отправилась!..
            Да сколько Шура себя помнила, мать даже представить себе не могла, чтобы в новогоднюю ночь в чужом доме оказаться!.. Днём другое дело!.. В первый день нового года она всегда вставала поздно, долго прихорашивалась перед зеркалом, наряжала Пашу и Сашу в обновки и, как на смотрины, отправлялась с ними в гости к многочисленным родственникам...
            - А Павлик?.. - продолжала размышлять Шура. - Почему она сказала, что всё уладилось?.. Ведь он же в "Белом доме"!.. Неужели она не знает, что значит лежать в этой ужасной больнице!.. А вот она, Шура, знает... - И перед глазами девушки вновь начали вставать картинки, которые все эти годы она безуспешно пыталась забыть...
                ...
            Так случилось, что после развода родителей мать заняла место отца, а Шура в свои восемь лет - место матери. Мать заботилась о том, чтобы в доме был достаток, соглашалась на любые сверхурочные работы и длительные командировки, дома появлялась редко... А Шура заботилась о младшем брате. Четыре года разницы в возрасте обязывали сестру относиться к брату по-матерински. Бабушку же он не слушал вообще. Павлик и Шура прекрасно ладили всё то время, пока не возвращалась из своей очередной командировки Клавдия Даниловна. И... брата словно подменяли. В доме слышались постоянные окрики хозяйки:
           - Сашка! да отдай ты ему - он же маленький!.. Сашка, да уступи ты ему - ты же большая!.. Сашка, ты же старшая, что он у тебя все время хнычет!.. Господи! за что же ты наградил меня такими детьми!.. Да корми еще этих троглодитов!..
            И, если расшатанные мамины нервы не выдерживали и она с размаху стукала дочь чем угодно, что в этот момент оказывалось под рукой, то Шуре приходилось прятать свои слёзы обиды (боль она научилась терпеть), потому что при одном их виде мать приходила в настоящее бешенство.
           И стоит ли удивляться, что на опубликованное в газете объявление о наборе учащихся в первую в области школу-интернат заявление, написанное без единой ошибки красивым почерком третьеклассницы, Александры Павловны Гулявцевой (как подписалась она на конверте), было одним из первых, а решение приемной комиссии единодушным. Облегчить маме жизнь было единственным желанием девочки...
           Прошло четыре года. Шура уже привыкла к своему второму дому, у неё появилось много друзей, но по-прежнему скучала она по своим родным. Она завидовала одноклассницам сестрам Левановым, первоклашкам-близняшкам братьям Соколовым, Тане Завадской из параллельного класса, которая на каждой школьной переменке могла видеть своего младшего братишку.
           Седьмой учебный год для Шуры начинался необычно. Она была чрезвычайно счастлива тем, что мама решила отдать в интернат и Павлушу. Выполняя просьбу матери, девочка сама лично ходила к директору интерната и просила принять брата в переполненный третий класс:
           - Он такой послушный, смышленый, сообразительный... Он на одни пятерки будет учиться!.. - убежденно говорила она, стоя навытяжку перед строгим директором.
           - Ну, если в сестру пошёл, тогда конечно... Хорошо, договорились... Скажи маме, пусть привозит...
           Саша как на крыльях вылетела из кабинета...
           И уже в следующее воскресенье, радостно припрыгивая и нетерпеливо оглядываясь, она шла по коридору школы впереди матери и брата, провожая их в кабинет директора. Это был самый счастливый день совместного пребывания в интернате брата и сестры Гулявцевых.