На бревне - Кузнецов Антон

Шел дождь. Парень в теплой куртке с надетым на голову капюшоном сидел на бревне и думал. Куртка не была предназначена для столь сурового испытания. Она была старая, ее стихией была зима, она могла согревать в мороз, защищать от пронизывающего ветра, но не от всепроникающего дождя. Главным образом страдали плечи - влага пропитывала подкладку, давила, заставляла кожу покрываться мурашками от холода.

 
Дождь шел не потому, что было его время. Если бы его спросили, он сам не смог бы ответить, какого черта здесь делает. Потому что был февраль. Казалось бы, разгар зимы, по крайней мере, на Сахалине, где она должна длиться положенные 5-6 месяцев. Когда-то давно вьюги порой заметали города по третий этаж. Техника самоотверженно бросалась на битву со стихией, создавая величавые снежные горы, которые были чуть ли не выше домов. Проезжая часть становилась пешеходной частью, и была в этом какая-то прелесть, ощущение простора, свободы, сказочности - надо же, Эверест во дворе. И дети  самозабвенно играли в отважных скалолазов и альпинистов. Впрочем, взрослые тоже, но по необходимости.

 
Сейчас же природа будто сошла с ума. Оттепели в январе, снегопады в сентябре, дожди в феврале. Летом либо африканский зной, либо тропический ливень. И так не только здесь, но и во всем мире. Мир сходил с ума, люди сходили с ума. Войны, теракты, массовые беспорядки, политические скандалы. Те, кто особенно подвержены мистике, видели в этих зловещих переменах вестников Апокалипсиса. Взять хотя-бы истерию по поводу 2012-го. И ведь все ждут, даже те, кто не верит. Хотят доказать глупость истериков, посмеяться над ними, хотя подсознательно таки испытывают некоторую неуверенность. Кому-то просто любопытно, будет что или нет. Столько жути уже по этой дате напридумали. Программы по ящику, книги-предзнаменования - самые ушлые уже начали зарабатывать на всеобщем психозе, непрестанно подогревая его. Ведь не знали бедные индейцы майя, что их недоделанный календарь, который им просто надоело постоянно обновлять, да еще и исчезнуть нужно было, станет причиной помешательства всего человечества. Ну, по крайней мере, той его части, которой, в силу ее образованности, было известно об этой страшной дате.

 
Парень, сидевший на бревне под проливным дождем в лесу, искренне считал себя сумасшедшим. По крайней мере, уверенно движущимся в этом направлении. Конечно, считается, что полагающий себя психом, таковым не является, поскольку ищет объяснения в логике. Но кто сказал, что психи не могут быть последовательными и уметь логически рассуждать? Парень умел. Очень хорошо умел. Повод для рассуждений мог быть любым. Коварство и злоба людей, доброта и щедрость людей, непостоянство и непоследовательность людей. Да, он был наблюдателем и наблюдал за людьми. Объект его исследования расценивал его в свою очередь как раздражающую, но не болезненную занозу, на которую до поры до времени можно было не обращать внимания. Его не любили, его гнали, и он не сопротивлялся, смирившись с участью жертвы. Порой он замечал, что получал от этого некое мазохистское удовольствие. Это предоставляло ему право считать себя особенным, неким героем, противостоящим всему миру, хотя он всего пару раз за свою жизнь пытался себя защищать. В нем не было ничего героического, но в своем воображаемом мире он мог быть героем. Он спасал ненавистный мир и губил его, с таким же наслаждением, с каким спасал и губил себя.

 
Очередное грубое слово в его адрес, смешок за спиной (он неизменно полагал, что смеются над ним, и неизменно соглашался, что у него паранойя) заставляли его мучиться от бессильной злобы, затем мучить самого себя за трусость и малодушие. Он ненавидел всех, и ненавидел себя. Иногда на него находила благодать, он прощал всех, в точности с заветом Христа, соглашался что причина его несчастий в нем, и преисполнялся абсолютной любви ко всему живому. Потом приходила апатия, очередное разочарование в людях, уныние, депрессия, самобичевание. Он то погружался в темные глубины безумия, то всплывал снова на чистый воздух и видел свет здравого рассудка. И искренне полагал, что такова его участь. Неизбежная и почетная.

 
Он сидел на бревне и думал. Дождь шел. Природа вошла в резонанс с его состоянием, и как будто рыдала над его горькой судьбой. Сейчас он думал обо всем, и ни о чем. Мысли сменяли друг друга, нагромождались, распихивали соседей, кружились, смеялись и плакали. Он уже не помнил, как пришел сюда. Он просто не пошел в институт (где все плохие!), ушел из города (обители зла!), долго брел по лесным тропинкам, увязая в мешанине из снега и грязи, потом устал, нашел бревно и сел. И стал думать.

 
- Думаешь?

- Думаю.

- О чем?

- Обо всем.

- Зачем?

- Просто так.

- А так не бывает.

- А ты кто?

- А я глюк.

- Мой?

- Чей же еще, конечно твой. Кроме тебя здесь никого нет. Не считая бревна, деревьев, вон той мокрой вороны. Конечно, если ты хочешь пообщаться с их глюками, пожалуйста...

- Нет, лучше с тобой. Их-то я все равно не пойму.

- Так все-таки, о чем думаешь?

- О жизни.

- Зачем?

- Хочу понять.

- Здрасьте, приехали! До него столько народа над этим голову ломало, а он решил, что посидит на бревнышке и придумает. Думаешь, это волшебное бревно, от него пойдет молния по позвоночнику, которая стукнет тебе в башку, и тебя осенит?

- Я думаю о своей жизни.

- И что надумал?

- Что я конченый псих.

- Конечно, ты же со мной разговариваешь.

- Что я мазохист.

- Только, пожалуйста, не уговаривай отшлепать тебя. Вот этого я не люблю. Сам как-нибудь. Вон дерево хорошее, крепкое, разбежался и бамц!

- Не в этом смысле мазохист. Я не люблю боли. Это скорее в плане душевного самоистязания.

- Чего?

- Ну, думаю много о всяком, себя ругаю, представляю, как могло быть, если бы я не был таким идиотом.

- Зачем?

- Что ж ты заладил, зачем и зачем, хочется так, понял?

- Зачем?

- Ну, ты тормоз!!!

- Сам тормоз! Я же твой глюк. Какой ты, такой я.

- Зануда и кретин.

- Хорошо, что ты признаешь свои недостатки.

- Да пошел ты...!!!... А, ну да. Ты это я, я это ты. Мы это мы. Чушь какая.

- Ты хотел здравомыслия от шизофреника?

- Я ничего ни от кого не хочу! Я жить хочу.

- Живи.

- Хочу любить.

- Люби.

- Хочу, чтобы меня любили.

- Ну, это, брат, твои проблемы. Хочешь, чтобы тебя любили, будь этого достоин.

- Что-то знакомое...

- Сам эту фразу использовал в одном произведении. Даже в двух. Кстати, знаете ли, где он ее нашел? На тетради! Она была оформлением на обложке, она ему понравилась, вот и втыкает куда не попадя.

- Ты с кем сейчас разговариваешь?

- С теми, кто будет это читать.

- Ну ты псих! Кто будет это читать? Мы что, персонажи рассказа?

- Не знаю, как ты, а я самый, что ни на есть, настоящий. А вот ты персонаж.

- САМ ПЕРСОНАЖ!!!

- Нет, ты!!!

- Нет, ты!!!

- Да ну тебя.

- Тебя да ну.

- Пошел ты...

- Сам пошел.

- Ну и пойду.

 
И ушел. Вопрос - кто остался, а кто ушел, парень или глюк? Бред какой-то. Если кто разберется, пусть объяснит. А мне пора. В психиатрическом отделении для людей со слабыми психическими расстройствами у компьютера можно только час сидеть. Откуда в психушке компьютер, и почему больным разрешается на нем работать? А вот так вот. Это ведь мой глюк.