Что такое техника

Содержание
Лекция  1 1

Лекция  2 9

Лекция  3 18

Лекция  4 25

Лекция  5 33

Лекция  6 41

Лекция  7 52

Лекция  8 68

Лекция  9 79

Лекция 10 85























Лекция 1

Место философии техники в современной философской мысли.

1. Философия техники – что это такое?
Обращение философии к исследованию проблематики, связанной с феноменом техники как самостоятельному предмету исследования, само по себе очень симптоматично. Эта тематика становится академической в полном смысле слова: ее преподают как дисциплину в ВУЗах, ее изучают виднейшие авторитеты, ей посвящены философские конгрессы. Однако лишь около ста лет - для философии скромный отрезок времени - эта проблематика выделилась и как важная, и как интересная, и как крайне беспокойная.
За эти сто с небольшим лет изменилась мотивация исследовательского интереса, изменился статус проблемы. После великих систем немецкой классической философии, попыток европейской философии размежеваться в постклассических школах (неокантианство, позитивизм, прагматизм, философия жизни) произошел кардинальный сдвиг в понимании места философии в жизни. Линия метафизической систематики, задававшей предельные вопросы и устремленной на обоснование предпосылок философии, была продолжена эсхатологическими и эстетскими предчувствиями - а после мировых войн уже и переживаниями - катастрофы, которой не миновать. Типичными мотивами здесь являются критика Просвещения, обвинения Рацио в порче человеческой природы, мрачные пророчества близкого конца цивилизации, оплакивание уходящей культуры, ностальгические и пессимистические оценки реальностей сегодняшнего дня.
Линия категориальной рефлексии над различными областями духовного и социального опыта (теория познания, философия науки, этика и эстетика, социальная философия и прогностика), более близкая к традициям университетской и академической ангажированности философии структурами практического мира, настроена иначе.
Философия техники - одно из проявлений практической ориентации, вовлеченности философов, поиск и обретение философской проблематики “у себя под ногами”. смотрит на саму возможность людей так или иначе общаться друг с другом.
Наряду с академическим интересом к феномену техники философы активно обсуждают прикладные проблемы
- основания психологии технической деятельности,
- моральные и экологические проблемы, возможности социальной экспертизы проектируемых технических систем, 
- связи техники и социума,
- роли техники в образовании, медицине, производстве и т.п. Философия техники институционализирована и в университетах, и в академическом сообществе как отдельная дисциплина - существует множество курсов, а на последних философских конгрессах этой теме уделяется внимание на уровне секций. Можно привести высказывание К.Ясперса из статьи “Современная техника” (из книги “Истоки истории и ее цель”), что техника стала едва ли не главной  проблемой для понимания нашей ситуации. Она не только внедряется во все сферы жизни, она перекраивает мышление и самое историю, не позволяя больше проводить аналогии между прошлым и настоящим.

Техника разрушила стену между человеком и миром, в том числе  - природой. Но как? – вот тут вся интрига, ведь чтобы разрушить эту стену, понадобилось возвести свою, новую «стену» - инструменты оперирования природой. Вторая, рукотворная природа стала «естественным» местом обитания человека. В традиционном обществе человек знал о природе практически «все», но знал в форме мифа. У него не возникало дерзкого стремления заглянуть за мифологическое, за магическое объяснение мира и своего места в нем. Это место было строго определено, и пытаться бросить вызов богам, стихиям и судьбе было смерти подобно. И точно так же, как богами созданный мир, космос, природа и сам человек были предметом мифологической интерпретации, таковым предметом стала и вторая природа, хотя мифологическое осмысление «второй природы» кажется совершенно неадекватным. И, тем не менее, и в массовом сознании, и в идеологиях, и иногда даже в теоретических исследованиях мы сталкиваемся с мифологическими - образными, убедительными, яркими… - но не свободными от некоей мистической завороженности образами техники. Миф техники, коротко говоря, в том, что она якобы отделена от человека и противостоит ему как чуждая, злая сила.
Вообще-то, нелепо отрицать конфликт техники и человека. Да, техника отделена, и от человека, и от его ценностей, и от культуры… - но как? И как понимать этот разрыв? Не самообман ли это, в который впадает современная культура, не способ ли создать превратное и приукрашенное «самосознание», припудривающее носик, чтобы скрыть прыщ и выглядеть красиво? Миф об отчуждении техники, скрывающий реальные отношения человека с подобными себе и с делами рук своих, вполне может оказаться паллиативом, и  воспроизводить его не стоит. Вот почему философы постоянно пытаются вырваться из круга стереотипов, вот откуда такое множество порой весьма экстравагантных концепций.

 Мир артефактов, второй природы, техносфера, мир опредмеченных способностей и талантов, мир творчески созданный и варварски разрушаемый - это постоянная и интригующая загадка философии всех времен и народов..: Традиции размышления о техническом восходят к античности, когда техники в нашем понимании еще и не было.

Если техника стоит между человеком и природой, если он помещает технику между собой и другими людьми, если он теснейшим образом связан с технизированным миром, как это сказывается на его мироощущении, влечет ли это какие-то сдвиги в его месте в мире? Как человек воспринимает основания своего бытия? Как техника меняет историческое поле жизни, чего ждать от Будущего, если оно захвачено повальной технизацией? И как предстает перед нашим ретроспективным взором наше Прошлое - свободно ли оно от засилья внешних предметностей, создаваемых во благо, а оборачивавшихся злом?
Человек зажат в своем Настоящем между двумя странными и темными силами: между мифами Прошлого и Будущего.
Прошлое недостоверно потому, что вместо “реального” прошлого - а кто знает, что происходило “на самом деле”, когда разнобой восприятий и интерпретаций не позволяет даже простейшему феномену быть тождественным в восприятии разных лиц - сегодня, сейчас, а вовсе не когда-то давно... - перед нами всегда только реконструкции прошлого, воспоминания, подвластные законам памяти и молвы. Твердо установленный исторический факт - не более чем профессиональный компромисс двух - трех специалистов, которые не видят убедительных поводов оспорить ту или иную трактовку документов, свидетельствующих о  событии. Достоверность Прошлому сообщает только то, что  в каком-то смысле неизменно во времени - “вот это дерево - я его хорошо помню, вот тут я вырезал сердечко на коре, вот оно”, или “здесь всегда было полно земляники”. Прошлое служит опорой самоидентификации человека, а это означает включение мощного фильтра, пропускающего в представление о Прошлом вовсе не того, “что было”, а того, “что нам хотелось бы, чтобы было”. Связь с прошлым - это проекция человеком сегодняшнего образа мира и себя самого в давно ушедшее, податливое  и не сопротивляющееся искажениям всякого рода состояние рефлектирующей души. Историческая наука, источниковедение, археология, строгие процедуры исторической экспертизы не могут одолеть этого переживания, этого способа включения людей в свое прошлое.
Но и Будущее всегда странно выдумано. Человек ведь не хочет точно знать, что с ним будет завтра, - ведь завтра его просто не станет. Он хочет лишь разместить в будущем желательный ему образ своего благополучия и предвидеть опасности и угрозы своему процветанию. Образ будущего для человека - это одновременно и стремление к разворачиванию своих потенций, и смирение, и страх смерти, сплавленные в “скептическую доверчивость” ко времени, полагание себя, никогда не тождественного самому себе, в неопределенную среду неизвестного, это необоснованная надежда на выигрыш в безвыигрышной лотерее. Точно предсказанное будущее отняло бы у нас свободу.
Именно техника раздвигает рамки уверенности человека в реальности и осмысленности своего бытия, потому что техника расширяет плацдарм достоверного прошлого и высвечивает в будущем опоры надежды и основания уверенности, а если хотите, то можно сказать и веры. Наука лишь говорит человеку о возможности такого расширения границ бытия, а техника “доказывает” это предметно. Благодаря колесу, рычагу, насосу, электричеству и книгопечатанию  я живу в реальной истории, а не в описаниях истории - ведь я их использую. Благодаря воздухоплаванию, компьютеру и лазеру я свободно вхожу в будущее, создавая его конфигурации так же, как и оно создает контуры моего мира. Вот почему техника неотделима от культуры - и то, и другое - это постоянно разрастающаяся твердь под ногами цивилизации.
Так называемые экспансия техники, технический прогресс, кумулятивный характер технического овладения природой - это в то же самое время и в той же самой мере и обратные процессы, направленные как бы внутрь человеческого мира и самого человека - это капитализация способностей, интеллекта, могущества, выдумки и интуиции человека, это распространение универсальных структур практики, это создание так называемого искусственного мира, в котором только и начинается собственно человеческая история, потому что в этой искусственной природе только и может существовать столь естественно-искусственное существо, как человек. Инструкции к машине могут быть написаны на любом языке, но сама машина - это универсальный язык, понятный без переводчика, объединяющий людей из разных стран, времен и культур одинаковыми пользовательскими процедурами, символическими значениями, записанными в “генотипе” машины, производственной, социальной, моральной и эстетической инфраструктурами, имплицированными машиной.
2. Многообразие мнений о технике
А) Резкие возражения против избыточности и чрезмерности техники, уверяющие нас, что простота и прелесть жизни подверглись атаке “технического”, что техника влезла через посредство психоанализа и массы новомодных психотехник в самую душу человека, что она сузила сферу спонтанного и творческого, лишила жизнь самоценности и смыслового напряжения и т.д. т.п. -. Техника – автоматический демиург,  производящий нашу несвободу.
 За такими жалобами и даже проклятиями не видно расширения творческих возможностей благодаря использованию механических,   энергетических, информационных, и уж никак -  душевых и духовных - “технологий”. Не видно в технике и накопления креативной силы человека, а стало быть, и культуры, которой, кстати, не только разрешается, но и предписывается создавать “невостребованное изобилие” смыслов, форм и содержаний. Конечно, техника десакрализует человека, конечно в этом не только угроза, но и приговор, полная отмена многих сладких иллюзий и самообманов. Но это настолько же плохо, насколько и хорошо. Кощунственно, но оправдано искусственное сердце. Трудно примириться с выращиванием донорских органов в клонированных организмах - но можно будет спасать людей от тяжких болезней. Опасно и непредсказуемо воздействие на психику человека - но сейчас многие душевные болезни не поддаются лечению. Будут ли создаваться другие органы, где проживает душа, эмоции, вера, надежда  - будут ли, например, будущие суперкомпьютеры набожными? Станут ли они жуликами или даже убийцами? От них ли это зависит? Несет ли техника ответственность за свое применение человеком, или все разговоры об опасности техники - всего лишь прикрытие дефицита ответственности людей? Или техника - разрушительный вирус культуры, с которым люди не в силах сражаться?  Я думаю, что ответить на эти вопросы можно, лишь поняв, что природа человека, природа культуры и природа техники - тождественны.
 Только так можно хоть как-то упорядочить хаос интересных, ярких, парадоксальных, но не связанных между собой мыслей о различных проявлениях и последствиях техники.
Б) В самом деле, естественнонаучные концепции техники выявляют родство  техники и наук о природе. Техника - это прикладная наука, техническое знание - это посредник между наукой и практикой. Законы природы превращаются в законы деятельности человека посредством техники, именно в ней знание становится силой.

В) Антропологические трактовки техники также выглядят очень убедительно. Техника есть развитие - сначала непосредственное, затем - опосредованное - органов человеческого тела, а развитие техники обозначает вехи общественного прогресса. Наука зарождается и развивается потому, что человеку надо расширять сферы своего господства над окружающим его миром, а орудием экспансии служит техника. Изобилие рождает искусство, потребности и способности человека развиваются благодаря новой предметно-ценностной среде - культуре. Таким образом, внутренняя пружина развития, или мягче говоря, эволюции человека - господство. А коли так, технике достается от критиков за дегуманизацию, за безрассудный эскпансионизм, за дурно организованную природу и сущность и человека, и всей культуры и т.д. Примеры  - чуть позже.
            


          Г) Социальность техники многие видят в подчинении ее интересам общества, как фрагмент производства, и даже как средство общения общества и природы. И тоже все правильно, но тоже встают непреодолимые проблемы - ведь общество - это не единый и самодеятельный субъект, а некая абстракция, “общество само ничего не делает”. Как бы ни были обществу нужны булки, самолеты или компьютеры, оно само их не производит, это делают пекари, инженеры и техники. Почему и как люди вообще объединяются в общество, от имени которого они потом и действуют, нет ли здесь заслуги именно техники, - это еще вопрос. Феномен техники с неба не свалился, он сам возникает (производится, то есть возникает как результат, цель и средство продуктивной деятельности людей) именно для того, чтобы люди могли развивать свое общение, чтобы они достигали все более полного и богатого воплощения своей потребности друг в друге.
Точно так же не вызывает сомнений, что техника стоит между человеком и природой, являясь орудием господства человека над природой, и в то же время основываясь на законах и веществах природы. Наука получает свою утилизацию, становится прагматически полезной только в технике, так что связь техники и природы, техники и естествознания - фундаментальная. Но в то же время, техника не родится из природы сама по себе, ее производит, совершенствует и эксплуатирует человек, и поэтому вопрос о том, на чьей стороне техника - природы или человека - не имеет однозначного ответа.

Феномен техники не позволяет оперировать представлением об орудии как только о средстве человеческого воздействия на природу, потому что техника вызывает сложную координацию деятельности людей, и прямое и непосредственное отношение к природе превращается в опосредованное, сложно организованное взаимодействие людей
С кем человек общается, покоряя природу? С природой – вот очевидный ответ. И правильный, но правильный лишь частично. Потому что человек – существо социальное, и его социальность – не средство покорить природу, а наоборот, победа над природой ему нужна для поддержания и развития своей социальности – для того, чтобы радоваться, любоваться, любить и заботиться. Ну и чтобы защищаться, побеждать, властвовать, унижать, хвастать и проч. - тоже, конечно.  Почему человек любуется техникой? Чем она его завораживает? – разве тем, что ее проектировали дизайнеры? Или тем, что она красиво упакована? – хотя и это бывает. Нет, главное в том, что в технике человек видит свои достоинства, силу, точность, неутомляемость, сложность, эффективность, выигрыш. Собственно, техника – это резервуар человеческих стремлений. Вот почему она оказывается иногда такой злой.
«Нет ничего в технике, чего не было бы прежде в общении, в коммуникации» - так я бы перефразировал известное изречение. После завершения антропогенеза сооб¬щества людей совершенствуют три свои основные силы - силу личности, силу способов коммуникации и силу организации совместной жизни. Соответственно, ду¬ховная культура, техника и общество стали результатами этих видов деятельности человека. В их основе - комбинации креативной и рутинной деятельности, опредмечи-вания мысли и осмысление вещи.
Вещественную сторону техники составляют опредмеченные алгоритмы эффективного, успешного общения человека с природой и с себе подобными.
Идеальную сторону техники составляют знания, нужные для использования сил, веществ и свойств природы, понятой предельно широко - включая природу мышления, сознания, общения.
Проективную сторону техники составляют на¬мерения человека усовершенствовать образ жизни, достичь комфорта и победы в состязании, конечный смысл которого ему часто даже не открыт. Совершенствуя сре¬ды своего общения, своего обитания и своего самочувствия (Я, вторая природа, Дру¬гой), человек создает и совершенствует технику.
Техника — это алгоритм успешного действия - от акта рефлексии до сложной производственной технологии. Как неустра¬нимый компонент мысленной рефлексии, коммуникации и взаимодействия, она при¬надлежит в равной степени трем обозначенным сферам жизни человека и не сводима ни к одной из них.
Феномен техники настолько же универсален, насколько универсальны язык, духов¬ность, мышление, способность производить предметы для удовлетворения потребнос¬тей. Но эта универсальность техники парадоксальным образом по-разному проявляет¬ся в разных культурах, в разных странах и у разных народов - и самое удивительное - способна раскалывать единую целостность национальной и даже наднациональной культуры на конфликтующие, враждующие стороны.
Строго говоря, любому универсальному средству жизни человека могут быть предъявлены похожие недоумения: почему не воцарился один общий язык у одного биологического вида? Почему мы до сих пор спорим о том, какие ценности являются общечеловеческими, и не следуем отфильтрованным и процеженным ценностям, спо¬собным примирить людей друг с другом? Почему существуют разные стили мышления, настолько разные, что люди не понимают друг друга, не могут прийти к согласию по простым вещам? Почему у разных людей разные боги? Кажется даже, что уни¬версалии человеческого бытия не так уж и универсальны, что они скорее разделяют людей, чем объединяют их. Возможно, с содержательной точки зрения так оно и есть.
И если мы хотим понять, почему одни универсалии отличаются от других по своим эффектам и роли, мы должны спросить себя о том, почему столь велика разница между местом техники в так называемой техногенной западной и традиционалистской, восточной цивилизациях?
Техника не блокируется автоматически социально-культурными установлениями, не отменяется традиционными ценностями. Традиционное общество успешно и эффективно использует и современную технику, если принимает модернизационную стратегию развития. Парадокс состоит в том, что стратегия развития, будучи сама элементом политической и общекультурной ментальности, должна быть поначалу каким-то образом импортирована в чуждую ей нормативно-ценностную среду, чтобы сделать ее восприимчивой для дальнейших преобразований.
Существует ли какая-либо разница между западной и восточной техникой и с чем может быть связано различение? Можно ли считать, что симбиоз науки и техники в  Новое время породил технику как особую «онтологическую практику» - преобразование предметности на субстанциональном уровне, а техника Востока, не опирающаяся на науку, осталась всего лишь обработкой веществ природы, оттачиваемой до совершенства? Всегда ли техника есть преобразование, или она может быть также чем-то другим? В Китае, Индии, Японии в течение многих веков развивались искусства, в том числе прикладные, вплоть до ремесел, но считается, что не было широкого применения естественнонаучных знаний для нужд производства и войны. Но пopох, бумага, но компас, фарфор и шелк - примеры, противоречащие такой «спасительной» точке зрения.
Техника развивалась во всех культурах – язык, ритуалы, алфавит, письмо, иерархии, эстетизм, городская среда, архитектура, телесные практики, искусство и ремесла…  Вопрос в том, в чем отличие техники в Западной и Восточной цивилизации? Может быть, на Востоке доминировала обработка без преобразования? Но возможно ли сие? Только очень «в общем». Совершенствование в рамках канона – доминанта, но были же и «открытия», вроде пресловутого пороха. Однако это открытие не пошло, пролежало на полке именно потому, что его не приняла социальность Востока. При очень условной генерализации (запад – христианский, восток – исламо – индо –китайско – буддистский) можно попытаться заметить хотя бы очевидные  моменты:
Рис.1
 На отдельной страничке

Но значит ли это, что восток – теория, а запад – техника? – тоже нет. Запад – и теория, и техника. Вот в чем загадка, запад – это целостная познавательная стратегия, где теория, прикладное и техническое знания упакованы в один конверт. Таким образом, видно, что они разных типов, принадлежат разным культурам и совершенно по-разному в них вписаны. И точно так же очевидно, что техника сближает восток и запад, что технический прогресс «относительно самостоятелен», как раньше говорили, от многих существенных компонент культуры – идеологии, религии, культуры, социальных порядков,  и даже от базовых определений восток – запад. И если техника присутствует практически везде, даже там, где не уживается теория, фундаментальная наука, вообще исследовательская деятельность, где нет активистской познавательной доминанты,  - это значит, что техника служит «языком межнационального общения», опять-таки используя привычный лексикон, языком культурного диалога, или просто средством цивилизации.
 Мое убеждение состоит в том, что развитие техники в Европе было связано не только с естественно-научными предпосылками, но и с особой социальной обстановкой, когда идеалы и ценности господства и обладания, с которыми обычно связывают феномен техники, преодолели сословно-иерархические общественные барьеры. Географическая и национальная экспансия также давала мощный импульс социальной мобильности, когда парус, компас, стремя и мушкет могли превратить плебея в богача. Как ни странно, стремление к личному yспеху, алчность, властолюбие, шовинизм вошли в довольно мягкое соприкосновение с ценностями, близкими к христианству - равенства, достоинства личности и cпpaведливости, личного героизма и нонконформизма. Но в то же время крестовые походы и открытие дальних земель указали Европе путь экспансии более радикального свойства - экспансии познавательной. Именно этого не произошло на Востоке, и поэтому техника была завезена, а не выращена в странах традиционной ориентации. У новоевропейских социально-политических движений и у развития техники - общий корень, общая основа - экспансионистская культурная доминанта, активизм, стремление переступить черту, проведенную природой, Создателем, другими людьми - не так уж и важно, кем. Техника - всего лишь язык и средство, на котором человек Нового времени говорил с миром.
Для европейского Нового времени характерна и еще одна важная ценность - креа¬тивность как свойство личности. Причем креативность уже не столько интравертно-христианского толка, как спасение души, как воссоздание своей жизни по завету, образу и подобию Учителя, - такого типа креативность имелась и на Востоке. Гуру, сэнсей, брахман... Креативность Нового времени - качество секуляризованной лич¬ности, для которой разделены миры Горний и Дольний. Глубочайшие последствия имел, видимо, жизненный настрой, выраженный Декартом, выводившим существова¬ние из «Я».
Таким образом, я прихожу к такой плоскости рассуждений, в которой техника вос-принимается прежде всего как «культурный код» новоевропейского мира, человека и общества. Отсюда следует, что привычное противопоставление культуры и техники поверх¬ностно.

Смысл техники так же глубок и неодномерен, как смысл культуры и социума. Если видеть только пропасть между культурой и техникой, то ничего не поймешь в человеке, надо увидеть, в чем их единство. Если видеть в социуме только мегамашину, социотехнический плац, на котором по клеточкам вы¬нуждены маршировать одинаковые человечки, ничего не понять в истории, невоз-можно стремиться ни к чему хорошему в будущем. Техника - это один из способов истории соединять свои времена. Техника основана на знании прошлого, и она дает гарантию заложенного в нее будущего.

Рекомендуемая литература;
1. Агацци, Эвандро. Моральное измерение науки и техники. М., 1999.
2. Арзаканян Ц.Г., Горохов В.Г. Философы анализируют феномен техники. - «Во¬просы философии» 1986, №12
3. Бердяев Н.А. Человек и машина - ВФ 1989 №2.
4.  Бондарь А.В. Техника как объект исследования философии технической культуры. Хабаровск, 1995
5. Горохов В.Г., Розин В.М. Введение в философию техники. М.: ИНФРА-М, 1998
6. Мамфорд Л. Техника в природе человека. - Новая технократическая волна на Западе
7. Митчам К. Что такое философия техники. М.: Аспект Пресс, 1995
8. Рабардель, Пьер. Люди & технологии. Когнитивный подход к анализу совре¬менных инструментов. М., 1999.
9. Степин B.C., Горохов В.Г., Розов М.А. Философия науки и техники. Уч. пособие. М.: Гардарики, 1996
10. Философия техники в ФРГ. М.: Прогресс, 1989

Вопросы для размышления:

В чем отличие философского и обыденного представления о технике?
Что такое идеология техники?
В чем цивилизационный смысл техники?














Лекция 2
Дискуссии о технике


Более ста лет идет философская дискуссия о понятии "техника", о понимании ее места в различных областях жизни - экономике, культуре, структуре мышления и деятельности, быту, на войне и т.п.
Как это бывает, обилие точек зрения не принесло единства во взглядах, Техника, по словам Ханса Ленка, - это понятийный ориентир, многозначный конструкт, а вовсе не эссенциальное понятие.
Техника - это цивилизационный вирус, поражающий культуру, сублимация агрес-сии, безответственная алчность, техника - это бездушная тварь, пожирающая людей, с одной стороны.
С другой - даже передать эти мысли без техники невозможно, техника - это уже человеческая природа, воздух культуры и надежда на будущее.

Явно противоречивые мнения о связях техники и общества лишь отражают противоречивые реальные тенденции. Философы берутся строить понятийные пространства возможных решений этой дилеммы, и, все еще отказываясь от ценностных суждений, пытаются понять природу самого фено¬мена "техника".

А) Техника, с точки зрения одних, - прикладная естественная наука: наука открывает, а техника использует силы природы. Наука, как отмечает X. Ленк, интересуется тем, что есть, а техника - тем, что должно быть. Однако, возражают другие, отношения науки и техники - более многосторонни, нежели просто утилизация знания в механизмах, и прямой каузальной связи между наукой и техникой не существует. Сегодня вообще трудно провести грань между наукой и техникой, поскольку и техника онаучивается, и наука технизируется. Хотя и там, и там остаются свои специфические приоритеты: в технике больше ценятся завершенность, надежность, чувствительность, скорость, эффективность, в науке - глуби¬на, точность, истина и риск новизны. Поэтому критерии развития у них - разные.
В част¬ности, техническое устройство - не тест для теории, практический успех - не гарантия истины, правила технологии - не законы природы.
Б) Техника есть система средств - это самое главное - с таким утверждением выступил, в частности Георг Зиммель. "Абсолютное средство", каковым является техника, равнодушно к целям действия, его задача - исправно функционировать, не спрашивая "зачем" и "почему". Эти вопросы к человеку, он привносит интересы и ценности в технику, точнее говоря, в ее использование - технические системы, в которые изначально заложены определенные цели, например, оружие, создаются именно с определенной - нравственно неприемлемой целью - убийство ближнего своего.
Не правильнее ли понимать технику как систему средств, служащих достижению заранее определенных целей и увеличению гарантий этого достижения? Если, например, сравнивать результат в науке и результат в технике, то в первом случае - это, как выражался Д. Прайс, статья в журнале, т.е. некая фундаментальная характеристика природы, из которой непо¬средственно "шубы не сошьешь", во втором - техническое устройство - электростанция, автомобиль, станок - средство достижения цели.
В) Техника - это своего рода сублимация воли к господству, и вслед за Ф. Ницше и О. Шпенглером многих филосо¬фов беспокоит конфронтация техники (и сугубо технических целей) и культуры, распро¬странение технического господства над природой на господство над людьми и вообще угрозы антигуманизма.
Г) Однако и здесь не все верно, отмечают сторонники Ф. Дессауэра: почему именно тех-нике приписывают тягу к господству, когда она - один из заветов Бога? Хотя она и осно¬вана на законах природы, но возникает-то из целей человека, служит как бы материализа¬цией его идей. Постоянное превращение из духа в материю, осуществляемое техникой, делает ее одухотворенной. Техника - это оснащенный орудиями путь к Богу, к высшему, к свободе, средство воплощения божественного замысла. В светском варианте эти мыс¬ли развиваются в терминах "реальной или потенциальной самореализации людей", при¬чем речь идет о креативной способности человека посредством организованного и осна¬щенного орудиями действия изменить действительность (эта мысль широко представле¬на в неомарксистской литературе), объективировать свои стремления и ценности и накапливать богатства и ресурсы. И с этой точки зрения логичен еще один взгляд на технику: она не является антиподом культуре, она создает практически неограничен¬ные возможности для самореализации, причем отнюдь не только в узкотехническом смысле.
Еще до второй мировой войны сложились два основных отноше¬ния к технике: оптимистическое и пессимистическое.
Первое из них возникло на волне технической эйфории начала века, и было широко представлено в общественном мнении, но наиболее систематически технооптимизм выразили философы Эрнест Капп и Фридрих Дессауэр. Один из отцов-основателей философии техники, Э. Капп, считал технические устройства проекцией и развитием органов человека - рук, ног, пальцев, мышечной силы, зрения, слуха и т.д. Поскольку организм человека в принципе не порочен, в принципе хороши и искусственные средства его имитации и многократного усиления (рычаг, колесо, телескоп). Техника вос¬принималась как средство достижения целей человека и человечества, в том числе и в социальной жизни, в значительной степени благодаря тому, что еще не слишком была заметна "обратная сторона медали". Но если Капп показал позитивные стороны использо¬вания техники и ее воздействия на человека, то Дессауэр стремился обосновать гармонию человека и техники посредством объединения двух мифологем - христианской и проме-теевской. Для него техника - это завет Бога, наделившего человека творческой мощью и неистребимой тягой к преодолению своих реальных границ.
Напротив, пессимисты и скептики усматривали в техническом прогрессе всевозможные беды.
Одним из первых проблему крепостной зависимости человека от техники поставил М. Вебер в своей концепции рациональности, в ходе обсуждения места человека в рациональной системе деятельности.
Макс Шелер полагал, что техника - это проекция вовне извеч¬ной тяги человека к власти, и что отношения господства распространяются благодаря тех¬нике на природный и социальный мир в равной степени. Стереотипы технико-рациональ¬ного отношения к миру ведут к отчуждению людей, и тем самым культура их взаимосвязей оказывается под угрозой.

Особенно болезненно проблемы "тех¬ника - общество" воспринимались на фоне мировых войн, когда мощный подъем индустрии, рационального менеджмента, технологической культуры в целом были использованы не во благо, а на погибель человечества. Но дело было уже не только в разрушительной силе прометеевского пыла, и не только в чудовищных последствиях индустриального прогрес¬са, — проницательному взгляду философов стали открываться и более тонкие и латентные факторы, требующие, по меньшей мере, внимания и понимания.
Карл Ясперс в книге "Духовная ситуация эпохи" разбирает результаты такого воздействия техники, как утрата человеком самой способности верить (поскольку техника не оставляет якобы места вере и требует эксперимента, измерения и проверки), в том числе - верить друг другу. Это не может не сказаться на душевном самочувствии человека - человек отчужден не только от своей природы, которую он безжалостно препарирует, но и от себя самого - его духовность, гуманность, любовь, творчество уже как бы не находят себе места среди киловольтов, килобайтов и мегатонн. Вообще все измеримое в человеке, замечает Ясперс, отрицает его "самость", человек - это нечто "иное", и он всегда будет сопротив¬ляться диктату измерений. Вот только успешно ли?
Лейтмотивом рассуждений Ханса Фрайера Hanz Freyer становится мысль о том, что техника перестала уже быть средством достижения чело¬веческих целей. Она переросла в нечто непредсказуемое и самодостаточное. Фрайер описы¬вает пути, по которым идет негативное воздействие техники.
 Первый - это власть вещей над людьми (не только в быту и в смысле потребительского синдрома, но и вообще приори¬тет вещного над человеческим).
  Второй - человек в процессе труда, попадая в сети коопе¬рации, превращается в "винтик", привыкает к тому, что он управляем и теряет, таким образом, свою естественную спонтанность, он жертвует свою свободу анонимному рацио¬нальному "порядку".
Третий — отсюда прямая дорожка к тоталитарному обществу, в кото¬ром тотально только планирование, но этого "только" оказывается достаточно для под¬чинения человека миру вещей и полной утраты им экзистенциальной инициативы, т.е. смелости жить по-своему, на свой страх и риск.
Вполне укладываются в эти схематизмы мнения Арнольда Гелена и Хельмута Шельски. Первый из них разрабатывал антропологический взгляд на технику, полагая ее предпосыл¬ки в биологии человека. Он высказывал соображения, созвучные Капповой теории подобия техники и организма: технические устройства заменяют, усиливают и разгружают органы тела, принимая на себя их функции. Однако выводы Гелен делает совсем другие: возникно¬вение технической суперструктуры подавляет человека, его опыт и переживания становят¬ся вторичными (их заменяют кино, TV, искусственная среда) и уже не наполнены сокровен¬ным интимным смыслом. Накапливается не подлинный жизненный опыт, а его суррогаты, вместо морали господствует общественное мнение, подлинные культурные ценности опош¬ляются тиражированием и модой ("Мону Лизу", например, можно созерцать на спичечных коробках и майках).
X. Шельски более сдержанно, но не менее определенно фиксирует зависимость человека от производства, вещей, технической цивилизации в области поли¬тики и идеологии. Он показывает, что решения, которые принимаются в политических институтах и идеологических сферах, становятся лишь аспектами технической необходи¬мости, тем самым гуманитарный смысл деятельности институтов отодвигается на второй план. Можно спорить с этими авторами по поводу оценки данных явлений, да собственно эти споры и не утихают — вредна ли массовая культура, погибли ли роман и симфония, допустима ли экранизация литературного шедевра и т.д.
Одна из основных интриг человеческой истории - борьба человека и природы. Поскольку для человека есть только два пути - либо покориться природе, либо господст¬вовать над ней, - ключевым понятием для Теодора. Адорно и Хоркхаймера стало покорение природы. Причем эта интенция многосторонняя, исторически противоречивая и социально опосредованная, она дистанцирует человека и природу как субъект и объект, и в значи¬тельной мере определяет исторические эпохи. В этой борьбе человек постепенно одержи¬вает верх, и он вполне может гордиться своими победами: освобождением от природной зависимости, дифференциацией способностей и умений, положительным знанием, т.е. опытом  объективного объяснения, возникновением индивидуализма и разума, критически и рефлексивно ориентированного мышления, защищенного автономией и свободой. Но эти завоевания стали превращаться в свою противоположность. Господство человека над природой обернулось господством одних людей над другими, насилием над природными качествами человека, разум превратился в инструментальный рассудок, насилующий мышление (и то, что раньше называлось "душой", а теперь никак не называется), победа над внешней природой оберну¬лась угрозой экологической катастрофы.

От этого разнообразия мнений вовсе не стоит приходить в уныние. Во-первых, присут-ствует элемент леворадикального алармизма. Во-вторых, негативные стороны технической цивилизации уравновешиваются сторонами позитивными. В-третьих, происходит это не в последнюю очередь благодаря своевременной социально-философской критике, и ее обличительный пафос вполне оправдан. В-четвертых, почти все критики технико-индуст¬риального общества пытаются предложить свои варианты выхода из кризиса. В целом эти предложения складываются в такую картину.

Человечество уже перешагнуло порог безумного, жадного и безответственного насилия над природой. Пора переходить от стратегии чистого господства к заботе о природе, при этом весь спектр отношений человек - природа должен быть подвергнут гуманитарной переоценке. Да, наука и техника по сути своей были и остаются утилитарно-репрессивным орудием целерационального действия, но использование этих орудий необходимо под¬чинить социальным, культурным, ценностным, гуманистическим приоритетам. Как это сделать?

По Эриху Фромму, гуманизировать технику можно следующим образом:
(1) планирование (на всех уровнях, но чем выше уровень, тем это важнее) ориентировать на человека, а не на прогресс индустрии;
(2) признать примат индивидуального, сняв таким образом отчуждение человека от общества;
(3) изменить потребительскую психологию: она порочна и опасна,
(4) духовные ориентации культуры должны дать людям то, что раньше давала религия - веру и смыслы.

Эту же тему подробно обсуждает Ю. Хабермас. В своей теории коммуникативного дейст-вия он решительно противопоставляет целерациональное и коммуникативное поведение. Эти типы деятельности человека обладают совершенно особыми приоритетами, логиками, структурой, и поскольку техническое действие всецело принадлежит целерациональной стратегии, задача гуманизации общественной жизни состоит в развитии коммуникативного поведения. Идеология господства, в которую вписано техническое мышление, отходит в прошлое вместе с прямым политическим господством, политика становится лишь негатив¬ным определением зависимости общества от социотехнических доминант. Но это означает и конец технократической идеологии,

Конечно, человек часто становится жертвой средств своего общения, конечно, эманси-пируясь от "первой" природы, он попадает в зависимость ко "второй", им же самим порож¬денной природе. Непосредственная причина страданий человека как бы очевидна - это все, что не есть человек в буквальном, субстанциональном смысле слова - это "химия", "желез¬ки", механизмы, приборы и т.п. Но "вторая природа" - это тот же язык. ведь применение оружия против ближнего своего - это тоже своего рода коммуникация, "разговор", в кото¬ром нечто сообщается, доказывается и утверждается. И, видимо, причину противоречи¬вости воздействия техники на общество надо искать не в материализации средств челове¬ческой коммуникации, и не в эпистемологических особенностях целерационального дейст¬вия, а в том, насколько эта коммуникация находится под контролем гуманитарно ориенти¬рованного разума (впрочем, здесь тоже клубок проблем).

Итак, техника - это прежде всего материализованные средства общения, коммуникации. Точнее было бы даже говорить не о материализации (предметности, вещности), а об объективации этих средств.
Везде, где появляется алгоритм общения, можно говорить и о технике - в самом широком смысле этого слова. Например, в языке различия времен, падежей и склонений есть словесная техника, служащая для объективной передачи смыс¬лов; приемы игры на музыкальных инструментах (и сами эти инструменты) составляют музыкальную технику; специфические приемы и навыки движений образуют технику спорта и т.д. С этой точки зрения говорить о принципиальной пропасти между материали¬зованными и спиритуалистическими средствами общения некорректно — скорее можно более подробно описывать их принципиальное единство, И становится ясно, что негатив¬ные эмоции по отношению к технике всегда субъективны: к какой именно технике относит¬ся критика Франкфуртской школы, например?
Однако такого понимания техники, конечно, недостаточно, так как оно не позволяет установить differencia spezifica технического в составе культуры. Если условно (потому что четкие границы в данном случае провести просто невозможно) выделить в коммуникации познавательные и практические компоненты, в которых доминируют либо созерцательные, либо деятельностные структуры, то можно получить такую картинку:



коммуникация
познание практика

наука искусство вера мораль право политика хозяйство

Каково же место техники в этой схеме? Иными словами, возвращаясь к терминологии Ю. Хабермаса, можно ли однозначно вписать целерациональную деятельность (внутри которой - техника) в какую-либо определенную клеточку схемы?
Познавательные структуры ориентируют коммуникативный акт, служат как бы гаран¬тией его адекватности и успешности. Весь гигантский потенциал науки направлен по существу на одну цель - минимизировать возможности различных интерпретаций мира (т.е. коммуникативного пространства). Научные теории - это рациональные способы удостоверения правильности (всеобщности, доказательности, строгости, воспроизво¬димости и т.д.) тех или иных ограничений в интерпретации мира. Яблоку запрещается падать вверх, химическому элементу - находиться не на своем месте в периодиче¬ской системе элементов, потому что коммуникация и поведение (поступки) человека должны ориентироваться на константное, твердо установленное и не подлежащее сомнению знание о контексте своего свершения. Прогресс науки - это прогресс ограни¬чений на произвольные (не совпадающие с критериями строгого познания) интерпретации мира.

Это - с одной стороны. С другой - человек испытывает постоянную потребность откры¬вать новые возможности интерпретации своего мира, т.е. делать нечто прямо противо¬положное (казалось бы) науке, но тоже имеющее отношение к познанию. Таким интуитив¬ным способом максимизации возможностей интерпретации мира является искусство: оно оперирует нашими предельными интуитивно-образными средствами выражения уникаль¬ности переживания мира, его границ, его открытости для новых смыслов. Искусство создает энтропию интерпретации мира, ставя цель достижения новизны, пика индивидуали¬зации, эмоционально-смысловой многозначности, условности "данного".

Но производство информации (наука) и производство энтропии (искусство) не только противоположны, но и едины в своем познавательном, волевом и эстетическом стремлении понять мир таким, каков он есть, и сделать мир таким, каким мы хотели бы его видеть. Не случайно многие ученые поначалу интуитивно (чисто эстетически) нащупывают проблему и ее решение, т.е. создают новый, в знании эксплицитно не выраженный, контекст решения проблемы, а затем "совершают открытие", т.е. строго описывают вновь появившееся ограничение на интерпретацию какого-то круга явлений.
Наконец, идеология, или вера, придают статус проверенности и надежности тем интер-претациям мира, которые уже находятся на отвоеванной у безвестности территории, они служат как бы непосредственным обоснованием следующего - уже практического - мира человеческой деятельности, который организует коммуникационное взаимодействие. Идеология - это царство практического разума, она догматизирует мир, делает его ком¬фортным и отвечает на вопросы, которые человек еще даже не успевает самостоятельно поставить, т.е. она делает мир целиком предсказуемым.
Право формализует "материальную ответственность" людей друг перед другом, мораль соотносит оценку поведения с самосознанием, с совестью, политика манипулирует общест-венными ресурсами, объединяет волю и решимость отдельных людей добиваться каких-то общих целей. Хозяйство обеспечивает условия благополучного проживания, довольно двусмысленно изменяя баланс природных и общественных сил в пользу человека. И везде, в любом месте и на любом этапе коммуникации мы можем столкнуться с тем, что называется техника. Значит ли это, что данная схема неадекватна для понимания сути дела? Думаю, нет. Наоборот, она помогает понять, что техника возникает в любой точке коммуникации, как только возникает вопрос: "как это сделать", как добиться устойчивого результата, как получить гарантию успеха. Вообще техника отвечает на вопрос «как?», это главный, хотя и не единственный вопрос техники. И вопрос этот - вовсе не постороннее дело для комму¬никационного акта, и поэтому это «как» техники нельзя считать чем-то  чуждым самому акту общения (а тем самым и культуре) в целом.

Итак, можно фиксировать: техника объективирует средства общения, отвечая на вопрос о том, как добиваться поставленных целей. Технику нельзя отнести ни к чисто познава-тельным, ни к чисто практическим компонентам коммуникации, ни считать ее особой, т.е. независимой от них субстанцией деятельности. Она присутствует, в той или иной степени, в любом поступке, в любом атоме общения. Теперь надо разобраться с этим "в той или иной степени", поскольку вопрос о принципиальной общности техники и культуры уже постав¬лен. В чем отличие технически современного производства от пусть даже самой филигран¬ной техники музыканта, юриста, от моральной оценки или политического решения?
Главное отличие — в том, что такие "неспецифические" для какого-либо одного вида деятельности атрибуты, как рациональность, предметность, точность, повторимость, универсальность, выгодность, надежность, эффективность и т.д. и т.п. - все они собраны в единый пучок полем таких доминант, как богатство, господство, комфорт. Техника помогает человеку преодолеть комплекс своей природной (телесной) ограниченности. Он развивает огромную скорость, поднимает невероятные тяжести, создает новые материалы и средства переработки информации потому, что он алчет власти - над пространством и временем, над собой и ближним своим, над космосом и хаосом. Он хочет быть "богатым и здоровым", красивым и довольным, это так же естественно, как естественна и любая другая бесспорно принятая идеологема (до тех пор пока она себя не дискредитирует и не изживет). И, между прочим, техника позволяет человеку приобретать свои блага "цивилизованным путем" (поэтому техническая цивилизация - не так страшна, как ее малюют) - эпоха вар¬варства как раз была характерна насилием как средством достижения "блага" (не будем пока касаться военной техники). Исторически техника пришла на смену прямому наси¬лию над человеком ради увеличения богатства и власти, - за счет насилия над природой. В данном случае можно лишь присоединиться к мнению многих теоретиков и критиков техники, что господство есть внутренняя пружина и потаенный мотив технического прогресса, и даже согласиться с такой неприятной констатацией, как "локомотивом технического прогресса является жестокость", или попросту война и военные приготовле¬ния.
Вторая существенная черта техники - орудийность, инструментальность. Создавая искусственный объект - артефакт - в соответствии с заранее поставленными целями, люди (агенты коммуникации) опосредуют свои обращения друг к другу механизмами, устройст¬вами, технологическими цепочками, одновременно овнешняя (или объективируя) свои потребности и используя знания о природе вещей (т.е. интерпретации мира, отвечающие критериям знания). Поэтому природа техники по меньшей мере двойственна - в ней наряду со знанием всегда присутствует мотив, больше того — определенное решение, так или иначе всегда принятое человеком. Последствия такого решения бывают чудовищными, они могут быть неочевидными в исходной точке, но это не меняет сути дела: технику создают не демоны и не боги, и человек в принципе несет всю полноту ответственности за все импликации техники.
Третья черта - дифференциация в технике продуктивно-креативных и репродуктивных компонент деятельности. Техническое творчество и эксплуатация технических устройств -это две стороны одной медали, они разделены не только по сути дела, но и институцио¬нально, когда наряду с крупномасштабным производством и параллельно ему существуют подразделения, разрабатывающие новые возможности старых технологий или создание принципиально новых техник. Правда, с развитием наукоемкого производства, когда уже практически нет места стандартизированному массовому потоку, а есть выпуск уникаль¬ного оборудования, ситуация меняется, и трудно говорить о непреодолимом барьере между креативным и репродуктивным. Но точно так же трудно в таком случае оперировать поня¬тиями "наука" и "техника" в прежнем, традиционном смысле слов. И та, и другая диффузны друг по отношению к другу, и особенно это заметно в электронике, радиотехнике, косми¬ческой и биологической технологиях. X. Шпинер предлагает специальное понятие для описания современных научно-технических систем - "когнитивно-технические комплексы". Возможно, своеобразие техники можно уловить в анализе языка: наука оперирует поня¬тиями, искусство - образами, а техника - преобразованиями, т.е. она открывает и эксплуа¬тирует тождество различных субстратов, например тепла и движения. Платы, электроцепи, физический или химический процесс - это все преобразования, лежащие в основе техни¬ческих устройств. Техническая дисциплина "детали машин" - это дисциплина о преобразо-ваниях. Впрочем, это лишь гипотетическое предположение.
Далее. Надежность техники гарантируется ее устройством. Тем самым ответственность за адекватность коммуникации лежит не на людях-посредниках, интерпретаторах (как в моральном поведении) и основана не на санкциях и поощрениях (как в праве или политике), а на механизмах, которые несут в себе всю полноту коммуникационного содержания без искажений. Это касается не только средств связи, но и любой машины, которая, будучи исправна, без конца способна осуществлять цепь функций (осуществлять работу), поручен¬ных ей человеком. Поэтому техника - это постоянный контроль над регулируемостью про¬цесса, но контроль не рефлексивный, а инструктивный.
С этим связана еще одна особенность техники - это возможность взвесить риск исполь-зования именно этого устройства, калькуляция безопасности, с высокой степенью точ¬ности - как нигде в других областях деятельности. Техника - это всегда преобразование с планируемым эффектом (в отличие от революции, например, или от художественного творчества).
И наконец последнее: техника как утилизация пространства между возможностями и потребностями человека всегда выгодна в каком-то определенном смысле, она дает иногда временный, но ощутимый профит, и только в этом случае изобретение, находка, открытие становятся "техникой" (в институциональном смысле слова), когда она кого-то делает сильным и богатым, а кого-то слабым и зависимым. Извлечение пользы, материальный эффект - такая же существенная доминанта "технического", как открытие законов природы - "естественнонаучного".
Итак, техника как коммуникативная стратегия существует и развивается наряду с дру¬гими стратегиями, которые вырабатываются людьми (культурами) для решения функцио¬нальных задач своего бытия: наука есть стратегия познания, право и политика - стратегии социального сотрудничества, экономика и хозяйство — стратегия благополучия, искусство -стратегия наслаждения. Каждая из них, наряду с общими, обладает и своими особыми "парадигмальными установками", специфическими символическими формами, "правилами игры", они создают свои предметности, институты, ценности, нормы и т.п., формируют свой субсоциум и механизмы своего "расширенного воспроизводства".
 
Рекомендуемая литература;

Воронин А.А. Миф техники. М., Наука, 2004.
Философия техники в ФРГ. М, Прогресс, 1984.
Новая технологическая волна на Западе. М., Прогресс, 1986


 Вопросы для размышлений:
1. Попробуйте найти примеры безусловно полезных технических устройств, не имеющих никаких отрицательных последствий.
2. То же самое – безусловно вредных.
3. В чем правы технологические оптимисты? А в чем – пессимисты?
4. Каким образом техника связана с общественным прогрессом?
5. Можно ли понимать под техникой «железки, провода и кнопки», то есть инструментальные  средства преобразования вещества?
































Лекция 3


Определения техники и периодизация истории


Интерес к историческим периодизациям связан с тем, что из-за многообразия разных трактовок техники не всегда можно однозначно ответить на вопрос, является ли данный артефакт техникой или нет. Кроме того, исторические изменения и куль¬турные контексты также вносят настолько существенные коррективы в понимание техники, что остается дискуссионным вопрос о том, можно ли вообще говорить о каком-то общем, сквозном понятии техники для всех времен и народов, или понятие техники, как и понятия красоты, добра, истины или долга, зависят от ценностно-нормативной системы, социальной или инструментальной функции, времени, места, языка, этнической культуры и т.п.
Несмотря на непопулярность сегодня прогрессистских воззрений, история человека и общества все же не представляет собой извечного повторения. Именно в технике наиболее заметен кумулятивный эффект, именно по отношению к технике прак¬тически ни у кого не вызывает возражений тезис о прогрессе.. Из многочисленных работ по истории техники остановимся на тех, где предприняты попытки дать периодизацию ее развития, или - осторожнее - смену ее эволюционных форм.

Льюис Мэмфорд  вел происхождение современной техники от начала второго тысячелетия. В основу периодизации он положил выделение крупных технологических комплексов, в основе которых лежит тот или иной вид энергии. Ранняя фаза развития Западной Европы - эотехническая эпоха (1000-1750) - опирается на технологический комплекс дерева и воды.
Следующий период - палеотехническая эпоха - объемлет период от второй половины XVIII в. до промышленной революции и индустриализации. Здесь основой служат уголь и, соответственно, железо.
И наконец, неотехническая эпоха создана электричеством и сплавами, открывшими небывалые горизонты развития общества. Таким образом,
Этот взгляд выявляет существенные критерии, может быть - детерминанты прог¬ресса, однако за скобками остается вопрос о том, что являлось причинами перехода от одной энергии к другой и что происходило с орудийными преобразованиями до начала нашего тысячелетия. Видимо, его классификация должна быть вписана в более ши¬рокий взгляд, охватывающий собой предтехническую эру, где, собственно, и склады¬вались ее предпосылки.
А. Турен в статье "От обмена к коммуникации: рождение программированного об¬щества" дает свою схему исторического движения: от торговли через производство к коммуникации - вот три основные "парадигмы" общественного прогресса. Этому дви¬жению соответствуют не только образы жизни, социальные отношения и политичес¬кие формы, но и материальная среда, предметный мир, главной частью которого выступает техника. Здесь "субстанцией", лежащей в основе периодизации, выступает доминирующий социальный институт (в предельно широком понимании этого термина). Развитие социальных отношений оказывается детерминантой развития технического и, что почти одно и то же, - цивилизационного. Социальные отношения, правда, - не исчерпывающая причина возникновения и развития техники, но вопрос о том, откуда растет техника - из социума или из бытия (человеческой онтологии), Турен не обсуждает.
Свою идею периодизации истории техники предлагает Б.И. Козлов С его точки зрения, вся история - с позиций технико-технологического подхода - может быть представлена как процесс возникновения и смены технологических укладов — более или менее однород¬ных и устойчивых комплексов технических средств и типов технологических процес¬сов - своего рода технологических парадигм - и соответствующих им производст¬венных отношений. Правда, здесь не ставится и не обсуждается вопрос о том, какие же парадигмы имеются в виду и чем именно они образуются, - здесь тоже немало разногласий.
Саму технику разные авторы понимают по-разному. Основное различие - узкое и широкое понимание техники. Предпримем небольшой поясняющий экскурс.
В начале века были в ходу «широкие» взгляды на технику. Это видно из исто¬рического обзора, предпринятого в книге «Философия техники» под редакцией В. М. Розина и В.Г. Горохова (М., ИФРАН, 1997). Эдуард фон Майер считал, что техника есть в любой деятельности, техника тождественна организации, а каждый человек - тех¬ник. Очень близка к этому точка зрения
Ульриха Вендта: техника есть не что иное, как деятельность сознательного духа по преобразованию сырого материала для целей культуры, иными словами, техника - это одна из форм духовной деятельности че¬ловека. Иоганн Бекманн в книге 1777 г. «Введение в технологию или о знании цехов, фабрик и мануфактур» дает определение технологии как науки, которая учит пере¬работке естественных предметов или знаниям ремесла.
В этом же обзоре приведены столь же смелые, сколь и наивные рассуждения Фреда Бона о том, что «любая целенаправленная деятельность имеет свою технику», а по¬сему - «тот, кто рассматривает счастье как общую и высшую цель стремлений, дол¬жен также провести исследование ведущих к этой цели средств», т.е. встать на путь технический. Но поскольку очень трудно удержаться на уровне широких определений, к ним невольно подмешиваются более узкие, утилитарные - и даже технократические.
К узким определениям можно отнести точку зрения К. Ясперса, который опре¬деляет технику как «всякое оперирование материалами и силами природы для получения полезных вещей и эффектов. Это предельно узкое понимание техники как материального объекта: ни когнитивная (мыслительная, музыкальная, изобразительная), ни телесная (медицинская, спортивная или сексуальная) техники под это определение не пoддают. Тем более невозможно включить в это понимание интеллектуальные, языковые и речевые, психологические или компьютерные техники. Видимо, сказывается в этих определениях изначальное, слабо отрефлексированное нежелание культуры видеть в технике человеческое, то есть самое себя, чтобы разграничить свои субстанции: вот это - техника, а вот - культура.
Напомню здесь известное разграничение техники и культуры Ч. Сноу. Теперь ясно, что такое противопоставление оказалось непродуктивным, но не философы ли несут изрядную долю ответственности за это столь глубокое и столь очевидное заблуждение? Другое дело, что технику нельзя мыслить только технически, только рационально, словом - негуманитарно: ведь понимать - это значит преодолевать преходящую форму, в которой нечто дано исследованию, и выявлять основания исторически изменчивых форм - в нашем случае - техники.
Если же вслед за многими авторами считать техникой разнообразные ментальные преобразования (психоанализ - это ремесло, а значит - и техника, подчеркивает П. Рикер), то возникает вопрос, как отличить технику от не-техники? И поскольку строгого различения провести не удается ни одному автору, целесообразно для дальнейшего изложения придерживаться широкого понимания техники как артефакта, то есть как всего, чего коснулась преобразующая рука человека. Такое понимание имеет своих сторонников, но имеет также и противников. Излишне говорить, что многие авторы в исторически исходном стремятся видеть также и «логически» исходное.
Итак, наряду с разнообразием понимания самого понятия техника, мы видим конкуренцию периодизаций. Вернемся к нашей исходной проблеме и попытаемся сопоставить, что лежит в их основе.
Э. Агацци добавляет еще одно существенное различение, которое многие авторы разделяют как тезис, приводя иную аргументацию. У него речь идет о  технологической фазе развития цивилизации, которую он противопоставил индустриальной фазе: «Функционирование технологической системы по существу индифферентно целям, поскольку ей свойственно «имманентное» развитие, рост на собственных корнях. Именно индифферентность целям позволяет ей воспринимать различные цели и ценности. Чрезвычайная сложность, самодостаточность и вездесущность - вот в чем качественное отличие технологической системы от индустриальной системы, и технологической цивилизации - от индустриальной цивилизации»  . Технологическая  цивилизация - это образ жизни, общения и мышления, она есть совокупность условий, которые в целом господствуют над человеком, тем более что они не подлежат его контролю.
Однако как бы ни отличались технические эпохи одна от другой, техника всегда, с моей точки зрения, была в основе своей коммуникативным средством и преобразова¬нием одной вещественно-энергетической предметности в другую. Сошлюсь на мнение, высказанное В.Г. Гороховым и Ц.Г. Арзаканяном в предисловии к книге «Философия техники в ФРГ», где они отмечают, что преобразование - это фундаментальное ка¬чество техники. «Исторически цивилизация возникла на Земле на основе преобразующей деятельности человека и общества. Преобразование среды, природы, самого человека и человеческого общества лежит также в основе развития культуры и цивилизации. Техника с момента своего возникновения является уникальным средст¬вом такого преобразования. В этом - философская, а также историческая суть техники, ее культурное призвание. И если внимательно присмотреться к многочис¬ленным определениям техники, то можно убедиться в том, что все они в той или иной мере раскрывают именно это фундаментальное свойство техники и технической деятельности». Однако, к сожалению, эту мысль авторы более подробно не раз¬вивали.
Н. Винер писал о том, что информация есть информация, а не вещество и не энергия. Три эти категории он упомянул не случайно. Вещество, энергия и информа¬ция - как мне представляется - три последовательно сменяющие друг друга пара¬дигмы натурфилософского воззрения человека на первоосновы мира. Если принять за основу классификации эти три категории, то исторические эпохи технических преобразований можно представить себе как последовательную смену субстрата преобразований - сперва вещественные, затем - энергетические, и наконец - информационные.
Но субстрат преобразований хоть и лежит в основе технических эпох, но не исчерпывает их содержания. Это во-первых. Во-вторых, если речь идет об исторических периодах, правильнее было бы связывать их с социально-историческими типами общественных структур. Если последовательно проводить позицию коммуникативной сущности техники, то и глобальную периодизацию надо привязывать к типам общения. Однако в таком случае искомая периодизация будет «каскадной». Иными словами, веществу, энергии и информации должны соответствовать типы социальной коммуникации.
Если принять последовательную смену трех субстратных парадигм – вещественное, энергетическое и коммуникационное преобразования, то соответственно типами общения можно считать традиционалистский (общение основано на опыте, мифе, традиции и жестких социальных паттернах; самое ценное - это золото), прогрессистский (общение основано на научном знании, конкурентной новации, социальной диффузии, массовой культуре; самое ценное здесь - нефть) и назовем его постпрогрессистский (общение основано на универсализме коммуникативных технологий и плюрализме социокультурных содержаний, размывании структурных конфигураций общества и явной неопределенности новых социальных очертаний; самое ценное - информация).
Первая техника, прототехника - трут, топор, копье, стрела, колесо, рычаг и т.д. - разрывали пространственные, реальные или мифологические, барьеры на пути коммуникации, будь то война, совместная охота, питание или культовое действие. Это поначалу была просто обработка вещества, превращению подвергалась лишь форма, а тем самым и назначение предмета. Так называемая традиционная техника есть техника обработки материалов - металлов, глины, дерева, камня. И хотя главная преобразующая сила - интеллект, все же энергетическим ресурсом примитивного технического производства была мускульная сила человека или животного. Видимо, парус был первым техническим проектом, преобразующим движение одного в движение другого, вслед за этим последовали первые попытки преобразования энергии в движение (стрела) и вещества в энергию (огонь), и вещества в вещество, и вид энергии в другой вид энергии. Посредником между человеком и его целью, посредником во взаимодействии людей ради достижения их целей становится развитая инструментальная среда. Принципиальным, видимо, остается вопрос о том, как, на какой основе эта инструментальная среда возникает - государство фараонов использовало людей как детали мегамашины (Мэмфорд), греки использовали рабов и не особенно заботились о соединении науки и производительного (а у них - рабского) труда, поэтому наука и не стала производительной силой, поэтому ушла эллинская цивилизация.  Капитал - золото, дворец, царство - в эти вещественные формы конвертируются молодые жизни, таланты, стремления и грезы. Обменять своих людишек – солдат, дружину, крестьян с горожанами, вассалов и слуг, попрать сословные моральные нормы, и без того не слишком обременительные, на эти «общечеловеческие» ценности было делом достойным.
В Новое время в Европе удался, возможно уникальным образом, исторический эксперимент, не получившийся нигде более в мире: был заключен брак между креативной способностью человека и его телесной, онтологической экспансией.
Прогрессистский тип общения стал результатом «отчуждения» формы общения от его сокровенных смыслов. Изобретение и внедрение абстрактного языка, описываю¬щего конкретные вещи, сделали возможным их сопоставление, сравнение, абстра¬гирование свойств, манипуляцию ими, усиление или блокирование нужного и ненуж¬ного. Поймать ветер, усмирить огонь, сохранить энергию движения, а затем преодо¬леть расстояние, подняться в небо, развить немыслимую скорость - все это возможно при умении кумулятивного сохранения свойств природы и самого человека. Основной смысл воздействия человека на мир предметов - уже не манипуляции веществом, а применение того, что заставляет вещество шевелиться и меняться. Надо накопить и эффективно использовать энергию, в ней сила, в ней подлинное богатство, и она - самая универсальная форма господства человека. Не случайно возникает институт спорта, который точно так же, как и наука, капитализирует абстракции человеческой телесности: быстроту, силу рук и ног и т.п.
Тип общения, предлагаемый техникой, отличается от такового, предлагаемого наукой. Наука объясняет, но не обещает использования. Техника, основанная на науке, ориентирована на использование, то есть на пользователя. Именно на этой стадии техника переживает метаморфозы, о которых писал Маркс - разложение процесса на составляющие, меха¬низация, машинизация и организация машин в систему - фабрику или завод. И здесь же радикально меняется место человека в связке: вместо применения мышечной энергии используется интеллектуальная энергия, навыки, ловкость и знания по уп¬равлению - человек становится оператором, он оперирует, направляет вещественно-энергетические превращения.
Когда же речь идет о преобразовании информации, мы сталкиваемся здесь с во-доразделом, который отделяет информационную технологию (технику) от традиционной. Механика как первая техническая парадигма (манипулирование телами) усту¬пила химии (манипулирование веществом), а последняя уступила энергетике (манипу¬лирование энергией). Выигрыш в эффекте применения техники всегда стремился к росту, КПД применения техники рос - это был решающий фактор сравнения конкурентных вариантов технических и экономических решений. Но, как правило, в техническую эпоху затраты и эффекты были сопоставимы, не отстояли друг от друга на такие гигантские расстояния, как электронное устройство компьютера и его коммуникативные возможности. Техническое устройство компьютера (преобразование электрических сигналов) несопоставимо (иными словами, принципиальная электричес¬кая схема ничего общего с коммуникационными возможностями компьютеров не имеет) с теми возможностями, которые открылись благодаря компьютерам. Электри¬ческая сеть, телеграф, радиолампа, с одной стороны, и чип и Интернет, с другой - это разные коммуникационные эпохи.
Субстратная и коммуникационная типологии выводят нас и к функциональной типологии - каждая техническая эпоха являла свою особенную роль техники в социуме. Мне представляется правдоподобной следующая схематическая перио¬дизация эпох технического развития с точки зрения функций техники в обществе:
• техника как магия (заклинание природы, души, тела и богов, или внепри-родное, магическое опосредование инструментального действия);
• техника как производительная сила (подчинение природы посредством подчинения ей, природное опосредование инструментального действия);
• техника как коммуникативная среда (преодоление инструментализма бытия за счет инструментализма техники, переход от природных оснований техники к ментальным, внеприродное опосредование коммуникативного и инструментального действия).
Преобразования до производства - это (если опять воспользоваться узким пониманием техники, как у Ясперса) дотехническая эра. Артефакты были орудиями, были оружием и даже приборами, но не создали массового и систематического использования технических средств как основы для замены непосредственного воздействия человека на предмет труда опосредованным воздействием через инструменты.
Преобразования до информации - это техническая эра. Здесь уже вполне возможно оперировать традиционным пониманием техники как материальных средств воздействия на природу. Техника как компонент культуры, цивилизации и социальной системы создала так называемый второй мир, искусственную среду, в которой человек обрел комфортную почву для своего процветания. Правда, эта почва оказалась небезукоризненной и порой даже небезопасной.
Преобразования информации - посттехническая (здесь уже придется отказаться от узкого понимания техники как материального преобразования) эпоха. Техника образует уже третий мир, третью природу - так называемую виртуальную, мало похожую на первые две по своим онтологическим характеристикам, но не уступающую первым двум по важности для человека и возможностям эффективного использования.
Итак, технические парадигмы, или эпохи, отличаются субстратом преобразований, типами общения и функциями, отправляемыми техникой в социуме. Но в основе преобразований лежит что-то общее любому типу преобразования, - это сама преобразующая деятельность человека. Но является ли преобразование атрибутом человеческой природы, или преобразовательная деятельность сама обусловлена чем-то в этой самой природе, для чего она является необходимым средством? Если мы не  хотим оставаться на сугубо антропологической точке зрения, отстаивать робинзонаду как гносеологический принцип, то мы должны принять точку зрения на деятельность человека как на обращение.
Один бесспорный тезис в исторических экскурсах можно отметить: техника часто предстает как единственная область человеческой жизни, о которой сказать определенно: здесь есть прогресс. Здесь возможна периодизация по единому критерию - чаще всего по критерию эффективности. Здесь видна причинно-следственая связь. Здесь господствует рацио. И здесь возможно сравнение по критерию «хуже - лучше». Вопрос лишь в том, насколько универсальными можно считать сами эти оценки: технический детерминизм не универсален, были типы обществ, основанные не на принципе эффективности, а на других принципах, и там техника не могла развиваться как самостоятельная сила. Египет, Орда, Индия, возможно — индейские государства, в значительной степени античность - как цивилизации просто утонули в истории, оставив свои памятники, но не передав нам наследства в виде развитого технического базиса. Кстати, не потому ли существуют тупиковые ветви исторического процесса, что многие культуры не были одновременно цивилиза¬циями в шпенглеровском смысле слова, не объективировали свои коммуникативные практики в технику?
Вообще, с попытками выявить, а точнее говоря, дать интерпретации того, что зна¬чила техника как социальный феномен, надо быть осторожным. Примитивная техника вроде каменного топора, лука и стрелы, добывания огня и первые строительные орудия, рычаг, колесо не только давали решающее преимущество тем, кто их исполь¬зовал, то есть в конечном счете обеспечивали господство, но и объединяли людей, создавали технологически необходимые социальные связи, устойчивые и «системо-создающие». Техника, пусть и самая примитивная, внесла свой вклад в дифферен¬циацию обществ, в разделение труда, в секуляризацию культуры - при всей бесспор¬ности магической картины мира работа рычага, колеса или полет стрелы зависели не столько от богов, сколько от ловкости, тренировки и соблюдения правил пользования орудиями.
Суть техники как средства взаимодействия людей выявляется все более и более очевидно. Здесь, видимо, возникает необходимость более полного понимания самого коммуникационного акта - это отнюдь не только символическое, вербальное, знаковое, вообще идеальное обращение индивида к другому или другим. Коммуникация - строго говоря любая, в том числе и самая «возвышенная» — органный хорал, натюрморт, книга, да что угодно - захватывает в поле своего существования (а ведь существование коммуникативного акта - это движение, преобразование, динамика) либо предметность, либо энергетику, либо информацию, что-то, не принадлежащее самой коммуникации. Коммуникация захватывает, засасывает в себя как смерч все, что попадается ей на пути, упорядочивая, обозначая, определяя и алгоритмизируя все свои содержания и формы по возможности, по крайней мере она к этому стремится. Она создает как бы язык, но на самом деле больше, чем язык, - свое собственное смысловое, символическое и в то же время материальное, вещественное и  предметное поле, в котором люди открывают возможности понимания и взаимодействия. Не говоря уже о тех эффектах техники, которые и так очевидны - господство, прибыльность, экономия, комфорт и прочее. Наоборот, эти эффекты сами становятся возможными в напряженном поле, включающем в себя целостность человека (с его сознанием, волей, стремлениями), целостность «природы» (знание и умение добиваться нужных результатов) и целостность культуры (нормативное и ценностное регулирование, эстетические предпочтения и вкусы, социальные, групповые и  индивидуальные ожидания).

Рекомендуемая литература
 Мэмфорд Л. Миф машины. М, Логос, 2001.
 Новая технократическая волна на Западе. М, Прогресс, 1986
 Козлов Б.И . Возникновение и развитие технических наук. М., Наука, 1988.
 Михайлов Ф.Т. Общественное сознание и самосознание человека. М., Наука, 1987.


Вопросы для размышлений:
1. В чем преимущества узкого понимания техники? В чем трудности?
2. В чем преимущества широкого понимания техники? В чем трудности?
3. Что лежит в основе исторических изменений техники?