Рай моего детства

Сущностью окружающего мира и промышления Божьего о нас являются таинственные глубины человеческой личности. И выражением этого может быть красота.
Эта красота пронизывает всю вселенную, которая порядком искажена падением, но не до конца. Она сохраняется, например, в красоте звёздного неба, в красоте моря, гор, в красоте растительного мира, в красоте детства.

Месяц блещет серьгою за дальним леском.
Режет стеклышком колким метеорит
небосвода сатин, и сквозь прорезь песком
сыпет звезды галактика – небо горит!

В мире очень много красоты, сохранившейся от падения, но самая главная красота не эта – видимая, а невидимая, не зримая телесными очами, но открывающаяся очищением нашего сердца – красота невидимого, нетварного мира.
Мир, который мы созерцаем, как говорит нам святитель Игнатий Брянчанинов, является как бы посредине между двумя прекраснейшими мирами. Один из них называется Раем, а другой – Царством Небесным.
Рай – это место встречи человека с Богом, это место первого человеческого богопознания и первого человеческого грехопадения.

Мой рай - моё детство. И как Эдем на земле произрастал в совершенно определенном месте на равнине между Тигром и Евфратом, так и рай моего детства существовал неподалеку от Ленинграда в Красном Селе на берегу Безымянного озера, куда каждое лето привозила меня мама к своей подруге юности.
Меня никто не приводил к Богу. Вокруг большинство людей в Бога не верили. Люди отвернулись от Него, как от глупой выдумки. Но Он приходил именно к таким людям и продолжает приходить. И только от нас зависит откроем ли мы Ему сердце. Но в детстве сердце открыто, и Господь благотворит и открывает нам в детстве, как Адаму, всё новое и неизведанное...
Там, в детском раю, мы начинаем бегать, шалить и набивать первые шишки. И на помощь нам посылает Господь нужных людей, обстоятельства так складываются, что мы учимся делать первые выводы о себе и об окружающих.

- Тетя Юзефа, какая Вы черствая, - говорю я в три года маминой подруге, которая заботится обо мне и поддерживает мою маму, ведь у мамы совсем нет сил, малокровие, голова кружится. Она ложится в больницу и "черствая" тетя Юзефа обещает ей, если что случится, взять меня к себе. А "черствая" она оттого, что форточку открыла, чтобы мне лучше спалось. Мне стало прохладно, только и всего. Взрослые смеются над моими словами, пересказывая их друг другу, и мне неловко  делается, хотя никто не ругает меня, ведь мне всего три года, и я только забавляю всех своею серьёзностью. А когда я проваливаюсь в канаву и маленькие ножки увязают в глубоком густом иле, мне сразу же Он посылает соседку из дома напротив, которая вернулась, потому что усомнилась, выключила ли газ под кастрюлей с супом. И вот она меня вытащила, а газ, конечно, был выключен. Просто её необходимо было вернуть, чтобы вытащить меня из канавы с ледяной водой.

И там, в детском раю,были свои змеи-искусители, были жестокие отроки, которые мучили и убивали животных. Я старалась помешать, и меня дразнили Милкой-Тортилкой из-за лягушек, которых я старалась защитить от метких выстрелов из рогатки. Меня сталкивали в пруд, чтобы я и пиявочек спасала.
- Дуремары вы бессовестные, - кричала я мальчишкам, швыряя в них комья грязи с берега.
 
"Дуремаров" давно уже нет на свете... Не потому, что Бог жесток, но просто потому, что они не пустили Его в сердца, а пустили обитателей тьмы. Мальчик по-прозвищу Саковка, который побивал камнями несчастных беспомощных котят до смерти и вешал на заборе, погиб еще отроком,оступившись на пристани и провалившись между бортом судна и причалом. И никто не заметил...
Вынесло его через несколько суток совсем в другом месте. Несколько ребят подорвались, когда отпиливали боеголовку снаряда, найденного в лесу. А ведь их матери не пускали туда и умоляли не ходить, не подбирать военные трофеи... Остальные спились к сорока годам и умирали в муках. Кто-то бомжевал, спалив родительский дом, кто-то нажил неизлечимые недуги. Но никто не молился, никто не просил помощи Божией и, даже напротив, смеялись надо мной, когда я, уже повзрослев, просила мать одного из них подать записки на молебен, и в монастыри, и в храмы...и самой молиться.

Мой рай - моё детство. Я уходила из рая, изгнанная оттуда на пороге переходного возраста, за моё не благоговейное отношение к Богу.

Чтобы смириться, покаяться, нужно увидеть свою негодность. И это мне показал Господь, когда я в трениках с вытянутыми коленками, растрёпанная и без платочка по-свойски вошла в церквушку. Очень уж понравилось мне пение и аромат свеч, и я бросила у паперти велосипед и вошла в чем была.
Черною птицей метнулась ко мне женщина из темного предела. Всколыхнулись пламенеющие лепестки свеч, и шепотом она просипела: - Вон! Пошла прочь!
И вытолкала меня на солнечный свет, и я огрызнулась грубым словом и сплюнула, как это делали мальчишки. И бросилась ко мне тенью с проклятиями старуха, я едва успела вскочить на велосипед и, не сообразив в спешке, помчала вниз по самому крутому спусу с горы, где дорога, покрытая щебнем, неровная, с размытыми дождевыми потоками ямами, упиралась в ручей. Там был мостик, но когда я мчала, подлетая над велосипедным седлом на ямах, мне вспомнилось вдруг, что мост разрушен, и наладили только блоки для нового. Велосипедом я еще управляла плохо и не знала, что тормозить нужно назад педалью. Я и забиралась-то на него с чего-нибудь высокого. Мужской дорожный велосипед был мне велик и тяжел. И тогда я в панике стала сползать с рамы, как вдруг меня подбросило на очередной яме, и я улетела через руль вперед на щебень, сильно ударилась спиной так, что перехватило дыхание.

Какие-то секунды я лежала, жадно хватая воздух,словно вернувшееся дыхание не могло мне сразу вернуть достаточного вдоха, а казалось, что времени нет,и надо мною по синему летнему небу плыли ослепительно-белые, подсвеченные полуденным солнцем облака. Шевелиться не хотелось. Прогромыхав по щебню, наехал прямо на меня мой велосипед, прокатился по животу и продолжил путь. С удивлением я повернула голову вслед, и тогда только заметила, что мост совсем рядом. Это был новёхонький бетонный мостик, через который я могла лихо промчать на своём громоздком велосипеде. Но еще больше меня поразило, что велосипед, управляемый незримым гонщиком, остановился у самого моста, постоял, и качнувшись, медленно лег на бок, завернув переднее колесо вверх.

Ко мне уже бежали с горы бабульки в белых платочках, возвращавшиеся с воскресной службы, они прикладывали к моим разбитым коленям носовые платки, намоченные в ручье. Вода в ручье была ледяная, она лилась из родника прозрачною струёй, наполняла каменные купальни Елизаветы,и оттуда под наклоном быстро бежала звонким ручьём через парк к пруду.
- Как же ж так ты, деточка? Не убилась? Вставай, дочушка, - причитали наперебой старушки.
Милостив Бог.

Они помогли мне подняться и я похромала к дому держась за руль велосипеда. В голове билась мысль о проклятье черной старухи, и как мог велосипед так двигаться? Ведь я же не верёвочка или тряпочка, почему я не видела моста? Все эти "почему" долго не давали мне покоя. Я переживала, что меня прогнали, что я чужая, негодная там, где такой неземной аромат и пение, какого я не слышала нигде. И ведь кто-то же ехал невидимый на велике... Нечистая! - вспомнилось мне вдруг. Нечистая сила.  В этом мире есть нечистая сила, и это не такая уж сказка,- думалось мне тогда.

Что-то изменилось вокруг. Купаться в это лето мне уже не пришлось из-за ран на коленях. Заживали они медленно, остались на память шрамы. Я не играла с мальчишками в футбол, много читала, а больше старалась уединяться и думать. Мальчишки подтрунивали надо мной, кроме одного, которому я даже хотела по-секрету рассказать о проклятье старухи, но что-то удерживало меня от этого. Он присылал мне дурацкие стишки, больше похожие на эпиграммы, а я старалась ответить тоже в рифму. Мальчишка был старше меня на четыре года, и я стеснялась его внимания, но очень огорчалась, когда он делал вдруг вид, что не замечает меня вовсе. Я начинала догадываться, что тот беззаботный мир, в котором я прожила все свои девять лет, исчез. Я жила теперь в мире двойном, где невидимое зло таится рядом, и ничего с этим невозможно сделать, забыть об этом уже не получится. Но с еще большей ясностью проступала мысль о том, что есть где-то сила, которая противостоит этому невидимому злу, и её надо найти.

Искать долго пришлось, по человеческим меркам, очень долго...
В то время мы не знали слова "покаяние", а только горькое раскаяние посещало нас иногда. Это теперь мы знаем, что с семи лет надо каяться в прегрешениях, пусть они еще полудетские, отроческие, но они копятся и, тяжелея, открывают сначала тропинку, а потом и дорогу злу, которое незаметно завоевывает нас, искажает нашу личность, приносит скорби близким...

Рай моего детства остался в памяти светлым миром радости и любви окружающих меня близких людей.
Настал день, когда я пришла к духовнику и покаялась о совершенных тогда поступках, и в той своей грубости, и в том плевке в сторону святыни. А старуха... Таких старух полным полно в храмах, их все ругают, кому не лень. Наверное, они хотят как лучше, только когда у нас не получается как лучше, то этим сразу пользуются те самые незримые силы. Так мы осуждаем, озлобляемся, и если нас обидела старуха,поступаем еще хуже, осуждая и оскорбляя её.  Да помилует нас Бог.

Фото из liveinternet.ru