Загадки земли Донецкой. Одна память на двоих

 Странные штуки порой выделывала моя память. Домик ли наш тому виной, или ещё что - не могу сказать. Но я свою жизнь помню урывками с первых ее дней. А может быть, и до рождения. Потому что крепко сидят такие воспоминания: я нахожусь в чем-то таком сером, теплом, слегка тесном - ну по всем признакам в утробе матери. И ко мне туда откуда-то сверху поступает информация - отдельные слова, фразы, я с ними знакомлюсь и пытаюсь понять. Большей частью удается. И я откуда-то знаю, что потом смогу ознакомиться с этими вещами и многими другими куда детальнее. В частности, когда я в дошкольном возрасте впервые в жизни столкнулась с названиями древнерусских городов - они все были мне знакомы! И ряд других вещей. А классе в шестом я в одной книге вычитала про галеру со всеми подробностями, - и меня как током шибануло, я же все это знаю! Вот тут и вспомнила то время, когда получила информацию о чем-то жутком, холодном и гибельном, и имя этому было - галера. И меня это настолько поразило, что стала я этим словом ругаться. Да, там, где другие употребляли крепкие выражения, я поминала галеру. Об этом знала вся школа, и было немало таких, которые считали, что это и есть ругательство. Однажды я, поразмыслив над этим хорошенько, маму к стенке приперла:

     - Ты что читала, меня ожидая?!

     Она покраснела, смутилась:

     - "Людоловов"...

     Оно и видно, самая страшная книга, которую я знаю. А меня во время беременности еще ругала за безобидные ужастики! А я еще у нее поинтересовалась, отчего "там" сразу было так хорошо, уютно, но потом стало просто ужас: я так мучилась, сама не зная за что, и как себе помочь. Оказалось, под конец беременности маму сильно доставали, и она нервничала. Нельзя доставать  мам, нельзя! И я хорошо понимаю, что жизнь, сознательная жизнь человека начинается не с рождения, а с зачатия.

     Так вот некоторые из нас, и я в частности, устроены: хорошее воспринимается как должное и забывается легко, а плохое - это каждый раз из ряда вон выходящее, и его трудно забыть. Может, потому и я... не забыла. Как не забыла ужасно болючий укол в плечо, сделанный в роддоме. На этом боку было до жути больно спать, я прилагала все усилия, чтобы перевернуться, а когда это получалось, меня переворачивали обратно. Нет бы что хорошее запомнить!


     Но то хотя бы понятно. А было и такое, чего я никак не могу объяснить.

     Шел как-то раз по телевизору самодеятельный концерт, посвященный чему-то, я занималась своими делами и слушала в пол-уха. И вдруг зазвучала песня, старинная, казачья: "Не для меня придёт весна, не для меня Дон разольётся, и слёзы горькие прольются..." Слышали такую? Я тогда слышала впервые, за это ручаюсь, у меня на хорошие песни память особая. Но странным образом песня была мне знакома. Слушая каждую строчку, я уже знала, о чём будет следующая, и определенно знала, каков будет последний куплет. Я внезапно чётко вспомнила, где я её слышала. В памяти всплыл наш старый домик, в нем было какое-то празднество, гости. На столе - остатки угощения и чахлый букетик в бутылке из-под кефира. На окнах широко открыты ставни. Кто-то из гостей сидит за столом, кто-то курит в дверном проеме кухни, через который в комнату льётся с улицы яркий солнечный свет. А возле стола, немного отставив в сторону стул, сидит человек с медалями, с военной выправкой, играет на баяне и поёт эту песню. Я же ещё слишком маленькая, меня держит на руках молодая черноволосая, очень красивая женщина, сидящая на лавке вдоль стены.Ко мне подходит тётя, дает какую-то игрушку, я смотрю на неё снизу вверх...
Да только не было такого в моей жизни. Никогда при моей памяти в доме не было ни лавок, ни ставень, а в дверной проем кухни ну никак не может попасть свет, так как за ним - полутёмная веранда, пристроенная дедушкой еще до моего рождения.У меня сроду не было тёти, и людей этих я не знаю. Только державшая меня женщина напоминает бабушку, мамину маму, но та при моей памяти всегда была старенькой и седой. Мелькнула мысль, что это было не иначе как новоселье.

     Я тогда рассказала это маме. Оказалось, обстановка полностью совпадает со временами ее детства. Она еще так недоверчиво задала мне несколько вопросов по поводу деталей интерьера, и получила правильные ответы. Когда купили этот дом, маме было два года, а еще через несколько лет умерла ее тётя.Не сразу, с десятой попытки, но давно забытую песню она тоже вспомнила, и даже напела пару куплетов. Не так давно мама всё же вспомнила кое-какие события того давнего дня. Тогда приехали гости, все суетились, а маме, тогда еще очень маленькой девочке, дали задание нарвать цветов. Она и нарвала - тощий букетик, который гордо поставила в молочную бутылку. А песню пел её дядя, брат отца. Но большая часть событий всё же невозвратно стёрлась из ее памяти.А я вот -  помню.



     Было и другое. Проходя по одной из наших улиц, где росли невысокие деревья, я почему-то каждый раз машинально искала взглядом под этими деревьями столик со скамеечками, за которым играли в домино мужчины в растянутых трениках и майках, а один из них, самый полный, без майки, в подтяжках. Глупость, конечно, никакого столика там в помине не было. Но каждый раз при этом у меня сильно портилось настроение, начиналась депрессия, хорошо хоть, нечасто мне там ходить случалось. Но мало ли какие глупости могут лезть в голову, думала я и не придавала этому значения. Пока однажды не обошла нашу поселковую больничку, маленькую "сталинку" в два этажа, со стороны внутреннего двора. Там росли такие же точно деревья, в таком же порядке, только чуть постарше. Сходство было очевидным, эти два места похожи как близнецы. Я знала, что когда-то в этой больничке было на втором этаже стационарное отделение, и там с последней стадией рака долгое время лежал мой дедушка, а мама приходила его проведывать. Там он и умер, за шесть лет до моего рождения. И тогда я снова подрулила к маме:

     - Скажи, - говорю, - в больнице на поселке был раньше вход со двора?

     - Был, но очень давно, тебя еще не было.

     - А не стоял ли там столик под деревьями?

     - Да, но тоже очень давно. Был там столик со скамеечками, за ним больные со стационара часто сидели. Играли в домино.




     Но самый странный случай запомнился больше всего. Есть в нашем районе дворец культуры, в народе именуемый просто Дворец - красивое здание, старое по донецким меркам: оно было построено в 1927 году. В нём есть библиотека, и когда я была маленькой, мама часто ходила туда со мной. Путь наш лежал вдоль трассы, мы переходили мост между прудом и балкой, а дальше нужно было свернуть на улицу, ведущую прямиком ко Дворцу. Между прудом и этой улицей лежала красивая зелёная лужайка, по ней можно было бы срезать угол, но мама всегда говорила: "Не ходи по этой лужайке, давай лучше по дорожке обойдём. А то на лужайке водичка, ножки замочим. А вон там дальше люк, ты можешь упасть".

     Но я и так ни за что на свете не ступила бы на эту лужайку, и уж тем более не приблизилась бы к люку. И дело было вовсе не в водичке из неисправной колонки, обильно орошавшей траву. Дело было в другом. Причина такого табу мне снилась в самые первые годы моей жизни, очень-очень часто, иногда по несколько раз подряд, как заевшая пластинка. И навсегда осталась в памяти, будоражит порой до сих пор, хотя давно уже не снится. Словно сейчас, стоит перед глазами этот сон: та же лужайка, тот же канализационный люк у самого забора, заваленный всяким мусором; такой уж у нас народ - если где-то незакрытая яма, туда обязательно накидают мусора. Вот, а поверх этого хлама лежит труп молодой женщины, блондинки, обнаженной, в уродливой позе. Рядом люди стоят, милиционеры, один что-то пишет...  И снилось это мне часто, во всех подробностях. Благодаря этому сну я, извините, впервые узнала о некоторых особенностях взрослой анатомии. Поначалу этот сон казался мне кошмаром, потом я к нему привыкла,а потом он мне так надоел, что я даже во сне стала над происходящим насмехаться.

     С годами этот сон все же перестал сниться, и я перестала его вспоминать. Потом началась перестройка, стали много говорить об аномальном, а мне в мои пятнадцать уже было что порассказать, и о странных снах тоже. Я и рассказывала - в первую очередь маме, которая сильно удивлялась... поначалу. Тогда же я вспомнила и этот сон, рассказала маме, спросила, не было ли там чего-то подобного? Но она равнодушно пожала плечами, сказала, что ничего такого не помнит. Но видели бы вы, как изменилась в лице заглянувшая с кухни бабушка! Она резко побледнела, плечи ее опустились, она добрела до дивана и тяжело опустилась на него. Я спросила бабушку, может, она чего знает? Но та лишь глухо пробормотала, что покойники снятся к дождю, и больше ничего не сказала. Больше мы к этой теме не возвращались, а теперь бабушки уже нет, не спросишь.

     А недавно я невзначай снова заговорила об этом с мамой. Она мне сказала, что долго обдумывала мой рассказ, напрягала память, вспоминала детство. И вспомнила-таки.

     - Был, - говорит, - там возле забора когда-то заброшенный канализационный люк... Когда я была еще совсем маленькой, шли мы однажды мимо этого люка с моей мамой - твоей, стало быть, бабушкой, - и что-то необычное привлекло мое внимание к люку. "Ой, а что это там такое?"- спросила я и указала в ту сторону. Бабушка посмотрела туда, а потом быстро загородила мне вид своей фигурой и спешно увела меня. Сказала, что там поломанная игрушка или что-то в этом роде. Но любопытствующих и милиции там не было, они наверное, уже потом набежали.

     - Но что ты там видела, неужели совсем не помнишь?

     - Женскую голову и грудь, кажется... не помню.

     - А я помню! - говорю. И описала все подробности.

     Но всё же вопросы остались. Мама точно помнила, что шли они рано-рано утром, и там не было никаких людей. Но я-то их видела! И потом, мама всё видела с высоты своего детского роста, а я - откуда-то сверху, гораздо выше голов зевак. После чего каждый раз во сне "уплывала" в сторону нашего дома. Но думаю, этого я уже не узнаю...