Загадки земли Донецкой. Как могла я это забыть?!

  Есть вещи, которые забыть нельзя никак. Даже через годы. Даже через полнейшую амнезию. Даже через смерть. Нельзя! А и хорошо-хорошо забытые, они сразу же воскреснут в памяти, как только нам о них напомнят: увидел забытое место, услышал забытую мелодию, прочёл забытую историю - и вот оно, живёхонькое, перед глазами, как будто вчера случилось...
 

     Была перестройка, и нам рассказывали много чего такого об истории СССР, о чем прежде умалчивалось. Много гадостей - но кое что было и правдой, увы. Мы, дети, слушали с интересом, и только годы спустя я поняла, что это на смену одной идеологии молодежи насаждалась другая... А тогда я внимала с интересом, заполняя белые пятна в знании истории. А то до тех пор я знала о революции и Гражданской войне, о Великой Отечественной, послевоенном лихолетье и возрождении страны, а уж свою жизнь, начавшуюся в семьдесят четвертом году, помню буквально с первых дней. И политические события в большинстве тоже, радио мы не выключали никогда. Но период между двумя войнами, тридцатые - что было в тридцатые? Вот теперь и узнавала о репрессиях, лагерях и расстрелах. Но пока лишь об этом. И только несколько лет спустя в газете появилась меленькая заметочка о голоде тридцатых, сухие цифры и ничего более. Но почему-то дрожь прошла по телу, а в голове пронеслась мысль: как могла я это забыть?! Но тут же успокоилась, подумав, что забыть то, чего и не знал, невозможно. И больше об этом не думала - заели повседневные дела.

     Спустя несколько дней, а может быть, и в ту же ночь, был мне странный сон, если это можно назвать сном. То самое состояние между сном и явью. Я ощущаю себя лежащей на своей кровати и смотрящей вверх, но не в потолок, а в какую-то черную пустоту, высокую-высокую. И кого-то о чем-то прошу - нет, не я, душа моя просит мысленно - не помню о чем, сознание словно застало врасплох этот странный разговор. А из этой пустоты мне отвечает красивый мужской голос, да так недовольно, что дескать, ты это видела уже много раз, и опять неймется! Но я продолжаю просить, и в конце концов мой неведомый собеседник соглашается. Тут пустота исчезает, и я вижу залитую солнцем стерню, по которой бредет маленькая светловолосая девочка. Откуда-то я хорошо все знаю: это август 1932 года, и девочка эта - я. Ей пять лет, она сирота - около года назад случилось что-то страшное, унесшее обоих ее родителей - но детская психика была еще не способна до конца осознать глубину такого горя, поэтому она уже почти ничего об этом не помнит. А идет она к деду. К своему родному деду, к которому ее послали родственники, так как узнали, что у него есть что-то съестное. И решили, что со своей внучкой он должен бы поделиться. Но эта внучка, то бишь я, отлично понимает, что ничего не получит, и вообще от деда добра не жди. Однако идет. Подходит к хате, стоящей у самой дороги и останавливается. Знакомый голос говорит мне: "Ну что ж ты? Сама просила, а теперь пасуешь!" (Это слово - "пасуешь" я до того никогда не употребляла. Ни я, ни кто-либо из моего окружения. Может, в книжках и встречала пару раз, а может и нет. Так что это не был плод моего больного мозга). Так вот, меня упрекнули в медлительности, и я, то есть девочка, решительно вошла в хату. Я по-прежнему видела ее сверху, но знала все, что видит она, и руководила ее действиями. В хате были печь, стол, кровать, лавка, и на этой лавке сидел жуткого вида старик - нечесанный, грязный, с когда-то строгими, а теперь мутными глазами, утратившими всякое выражение. Девочка заговорила. Было так странно слышать чужой детский голос из своей груди, не раскрывая рта - этого не опишешь. Так вот, она сказала: "Дед, что это у тебя в хате как дохлой кошкой воняет?" И поскольку ответа не было, она решительно встала на четвереньки и заглянула под кровать, стоящую у двери. Я знаю, что она там увидит отнюдь не кошку. Я много, много раз видела эту сцену. И знаю, что под кроватью - наполовину съеденный труп взрослого человека, именно так я запомнила. Теперь нужно закричать и убежать, что я и готовлюсь сделать, но тут... Тут до невидимого собеседника, чьей милостью мне предоставлено было это "кино", каким-то образом доходит, что я - в сознании! - все это вижу. То есть что информация дошла до моего сознания. Он в гневе! "Все! Больше ты этого не увидишь!"

     И все исчезло. Я подхватилась - сердце бешено билось, тревога сильнейшая. Я понимала, что совершила нечто опасное, но чем и как - не знала. Больше я такого действительно не видела. Но кое-что всплыло в памяти уже тогда. Например, увидев этого старика, я вспомнила, и очень четко, что когда не стало родителей, я какое-то время находилась у него. Это было очень  долго и мучительно. Что именно было мучительным, уже не могу сказать, - голод, холод или сидение взаперти? Потом меня забрали какие-то родственники, о которых я ничего не помню.

     Или другое - вспомнилось просто так, без никаких снов: сижу я с еще одной девочкой в пустой хате на деревянном полу, там  солома какая-то валяется. Ночь, но спать нельзя, я во все глаза смотрю на синеющий в темноте  квадрат окошка: не промелькнет ли чей-то силуэт? Один раз такое уже было, и мы еле успели спрятаться. Окошко на миг заслонила чья-то тень, и в сенях послышались тихие, крадущиеся шаги. Вошла женщина, высокая, худая. Я ее помнила - когда-то в прошлые годы она приходила к нам в гости, на ней были красные бусы, она приносила пироги,  пела, смеялась. Теперь у нее были растрепанные волосы, грязное лицо  и совершенно безумные глаза. Она искала, что можно съесть... Но нам повезло, нас не нашла ни она, ни другие. А окошко было высоко, нам не достать. Маленькие мы еще были.

   

     Было мне лет четырнадцать или пятнадцать - снится еще один сон. На сей раз однозначно сон, глубокой ночью, после череды других, обыкновенных. Но этот обыкновенным назвать никак нельзя было.

     ...Мне было пятнадцать же лет, только год стоял 1942-й. Это был очень-очень счастливый день для меня - я вступила в комсомол. Сердце переполняли гордость и счастье, на мне были новенькие юбка и блузка с комсомольским значком, - большой шик для меня. (Кто б рассказал - не поверила бы, а вот бывает же!). Понимаю, что таких счастливых дней немного было в жизни. Той жизни. Да и этой, пожалуй, тоже.

     И сразу следующая картинка. Темное помещение, напоминающее спортзал сельской школы. Немцы согнали сельчан в этот зал и заперли. Я сижу на краю длинной низкой лавочки, рядом со мной - моя лучшая подружка. Она - родная дочь моих родственников, у которых я жила. Она красивая, гордая, смотрит на всех сверху вниз (на меня так уж точно), а я - так себе, неуклюжая и ничего хорошего о себе не думающая, зато эту подружку склонна идеализировать. Дальше на той же лавочке сидят другие люди, в основном пожилые. Напротив прямо на полу сидит старик с костылями, и вообще лавочек хватило не всем. Я в отчаянии смотрю в пол. Тут открывается дверь, заходит немец - блекло-рыжий, не очень трезвый, нараспашку, и говорит на ломанном русском:

     - Нам нужны четыре девочки. Всего четыре девочки, есть тут?

     Все сидят, не шелохнувшись, он еще что-то говорит, а я отстраненно думаю: "Ну меня заберут, подружку, а еще кого?" Бросаю взгляд на зал и обнаруживаю, что людей-то побольше, чем я думала, и выбрать есть из кого.

     Память милостиво стерла последующую сцену, я ее во сне не видела. Помню только, что подружку забрали, а меня нет, помню это пустое место рядом с собой. Его никто не занял, хотя многие сидели на полу. Я боялась сдвинуться туда хоть на миллиметр. Назад они не вернулись.

     Я проснулась в ужасе, в слезах, хотелось кричать, в голове билась мысль: "Вспомнила! Все вспомнила! Как я вообще могла это забыть? Но это кончилось и не вернется никогда. Слава Богу! Слава Богу, что этого уже никогда не будет, оно кончилось давно! Будет еще много чего, но такого - уже никогда. Слава Богу!"

     Вскочила, выбежала в кухню. Там мама собиралась на работу, бабушка готовила, меня встретили удивленно - для меня рано встать смерти подобно. Я поболтала немного с ними, возвращаясь в такую прекрасную сегодняшнюю реальность, прогоняя страшное наваждение. С полчаса я там пробыла, а может, и час. А потом пошла досыпать. И что вы думаете - страшная история продолжалась! А вам когда-нибудь снился сон с продолжением? Лично мне - никогда, ни до, ни после, это был единственный раз. Правда, я уже пропустила в этом "кино" немало интересного. Если б не вставала, увидела бы больше.   

     ...Я была санитаркой в партизанском отряде. Мы шли между деревьями куда-то в гору, стояла ранняя весна, под ногами чавкала грязь. Впереди меня шли высокие мужчины, одетые во что-то длинное, в высоких сапогах, с ружьями. Я - маленькая, отощавшая, в таких же высоких сапогах (гораздо выше колена), старалась не отстать, меня время от времени поджидали. Деревья еще стояли голые, просматривалось далеко, птичка какая-то чирикала. Смутная мысль: "Ну и леса в этой Болгарии!" Наконец, выходим на вершину. Открывается прекрасный горный пейзаж, такой простор! Я знаю, что где-то внизу есть живописные деревеньки с аккуратными, украшенными домиками и такими красивыми цветниками... Именно эти цветники меня почему-то больше всего привлекали, и сейчас душа не на месте. Хочу увидеть! И уже не уходить.

     Но дальше опять многое пропущено, знаю только, что война закончилась, я вернулась домой.
      Вернулась... Память ко мне возвращается очень уж понемногу, и пропущенное - заполняется.

     Да, я вернулась. Покинула эти добрые, уютные деревеньки, которые успела полюбить, и в которых ко мне отнеслись с большим теплом.
     Покинула любящего человека, с которым готова была связать свою жизнь. О нем я мало помню - но только очень доброе. Эх, почему лучше всего запоминается только плохое?..
     Меня уговаривали остаться, а я ушла. Оставила все и ушла. Без видимой причины. Ушла, чтобы вернуться на эту выжженную землю, где меня никто не ждал. Где царил тоталитарный режим, свирепствовал голод и беспредельничали банды.
     Меня, наверное, не поймут. Кто угодно сочтет глупой. Может, он и прав будет. Но я верю в некую высшую мудрость, простую и понятную той прошедшей войну девчонке. Не уйди она - кем была бы я? Где была бы я? Где-то еще, а не здесь? Нет, не хочу.
     Итак, вернулась.
     Нет, не в родное село, а в большой город, может и Донецк. У меня, по сути, нет никого, я познакомилась с милой, доброй старушкой, очень похожей на мою бабушку. Эта старушка тоже потеряла всех, и я ей предложила стать чем-то вроде родни. Мы стали жить вместе в какой-то подвальной комнатушке. Я, однако, видела то здание, с которого начались мои злоключения. Обгоревшее, без крыши, с черными дырками вместо окон, оно почему-то вызвало у меня панику. Мне казалось, что я сейчас опять увижу того немца. И даже примерещилась его фигура, выходящая их дверного проема.

     А потом я получила весточку, что возвращается моя подружка, та самая. Откуда возвращается? Да вроде как из Германии. Об этом тогда не распространялись - было вельми чревато. Но, как я сейчас понимаю, она сумела и там неплохо пристроиться, так почему-то казалось. Что теперь гадать.

     Стою на вокзале, жду ее. В руках букетик полевых цветочков, на единственной парадно-выходной кофточке серого цвета - медаль (или две, не помню). Недалеко от меня стоит бабушка, с которой я теперь живу. И вот моя подруга детства выходит из вагона. Изрядно потрепанная и помятая, она, тем не менее, смотрит с былой спесью. Моя радость искренняя и бурная, я хвалюсь, что у меня теперь есть бабушка, которая умеет лечить травами. Так что, дескать, если у тебя есть какие-то проблемы... Подруга смущается, бабушка благодушно улыбается. Эта подруга потеряла всех, а у меня теперь есть хоть какое-то подобие семьи, а главное - жилье. И жить ей придется с нами.

     Что было дальше -  не помню. Но почему-то кажется, что недолго зажилась после этого.


     А в этом году был еще один сон. Снилось, будто после Победы возвращаюсь я в родные края, пешком, степными дорогами. Поля представляют собой унылое зрелище - или это уныние от собственных мыслей? А может, все кажется скучным после тех краев, какие довелось повидать... Иду не одна, со мной еще  девушка. Понимаю так, что я ей многим обязана, она умна и благородна, в моем представлении почти святая. (Именно такие слова о ней всплывали во сне). Моя спутница беременна, но я знаю, что никого она не родит, да и ее дни сочтены. Потому что плод погиб, а выкидыша не случилось, и там наверняка заражение крови. Мы об этом не говорим, но обе об этом знаем, она виду не подает, всегда ровна и спокойна, на лице добрая улыбка... такие бывают у святых! Но спешит, спешит, торопит меня в свою родную деревню. Эта деревня, по ее словам, стоит пустая, но ее дом должен быть цел. А в нем в потайном месте спрятаны золотые червонцы, "заначенные" на черный день еще с царских времен. Моя спутница хочет успеть дойти до родной деревни и отдать мне этот клад. Я уже давно не перечу, переспорить ее в этом невозможно, хотя не нужен мне никакой клад, я сама бы всё отдала, чтобы она жила. 

     И мы всё же дошли. Это была маленькая деревушка среди степей, большая часть разрушена, но нужный дом цел, хоть и разорен.

    Память опять любезно вырезает самое страшное.

     ... Я похоронила ее почему-то под деревянным крыльцом этого дома, там же оставила и золото. Спрятала его в какой-то щели между крыльцом и самим домом, изнутри крыльца. А сама отправилась в Донецк, где в начале пятидесятых поступила куда-то учиться, а жить в это же время перебралась в общежитие на площади Свободы. Хорошо знакомые мне места возле Дворца.

     А дальше пошел бред. После изрядной паузы той же ночью снится мне такое: как будто я, Светлана Чмут из двадцать первого века, решила найти следы этой особы, себя же. С целью - о ужас! - найти эти червонцы! И отправилась на площадь Свободы, где в реале есть целая куча старых общежитий. Это мрачные двухэтажные сталинки, обсаженные мрачноватыми же акациями. Такое ощущение, что даже в самый солнечный день в этом месте темновато, хотя тени там немного. Лишь одно здание высокое, светлое, обсаженное цветами. И вот я иду к нему, хотя в душе предпочла бы мрачную сталинку (ну люблю я готику по жизни). Я не знаю точно, какое именно общежитие мне нужно, и решила обойти все, вдруг кто-то что-то помнит? Вошла в это светлое здание, и понимаю - оно. Внутри полно молодежи, в основном девчонки. Подходит ко мне начальственного вида дама и спрашивает о цели моего визита. Я решила сказать всю правду. Но дама поняла меня с нескольких слов, и вместо того, чтобы послать по известному адресу, в лучших традициях Донцовой велела позвать старого истопника, работавшего тут с пятидесятых. За ним пошли, а я стою и думаю, о чем спрашивать? Ведь я не знаю ни точно года, ни имени, ни внешности, ни каких-либо данных. Но спрашивать и не пришлось: явившийся старик заметил меня в толпе девчонок и... стал кричать и ругаться. Что-то о том, почему я в верхней одежде (а я была в кофточке). Но я поняла: эти поиски с корыстной целью - страшный грех с моей стороны. За это меня и ругают, причем делает это не старый истопник, а некто свыше. Тут и проснулась. Бред, бред, бред! Я никогда не стала бы так делать, я при всей моей страсти к археологии никогда не мечтала найти клад. Кошелек на базаре найти - это другое дело, но история и корыстолюбие для меня несовместимы! Но бывали у меня и прежде сны, где я совершала несовместимые со своей натурой поступки...

     А потом я долго напрягала память, пытаясь откопать, чем же страшная история кончилась. У меня иногда получалось по принципу да-нет находить ответы на такие вопросы: при правильном ответе срабатывает некий внутренний "звоночек". Так вот, думала я думала, и стоило мне вспомнить о мертвой девушке в люке у Дворца - этот "звоночек" гремел набатом. Сомневаюсь, не то слово, но сколько ни думаю об этом - все дороги ведут в Рим... к люку у Дворца.
   



     Но это было, прошло и больше никогда не вернется. Его интересно изучать, как альбом со старыми фотографиями, интерес чисто светский. А есть и другое, о чем я знаю бессовестно мало, но душа все болит и не хочет успокоиться. Всего несколько снов или воспоминаний, подернутых туманов веков, очень-очень давних. Но не умерло, дает о себе знать.

     Наш дворец культуры местные называют просто Дворцом. Построен он был в 1927 году - везде разруха, а Донецк строился и ширился. Здание красивое и слегка мрачноватое. Рядом протекает речушка - скорее ручей по дну огромного русла. Таких ручьев по нашим степям много; когда-то они были полноводными реками, но потом что-то случилось, тектоническая плита поднялась, что ли. Но возле Дворца несколько десятилетий назад сделали запруды-мосты, и появились два пруда, это к слову. Я жила в поселке по другую сторону этих прудов, и Дворец от нас отгораживали деревья. Но как-то их вырубили, и Дворец стало видно. Я в тот день как больная ходила; этот вид вызывал тревогу, страх и чувство чего-то до жути знакомого (именно до жути, блин!). Долго я пыталась успокоиться, пока в моей памяти вдруг не предстала такая картина, можно сказать - видение:

     Стоят кольцом деревянные избушки непривычной формы, поздний вечер, в центре этого круга горит костер, что дает свет в окна избушек (для того он и горит). Я нахожусь в одной из них и смотрю, как у окна наряжается девушка, доставая вещи из сундука. Я знаю, что это моя старшая сестра, она очень красива, добра, умна и вообще первая в любом деле, в толпе не затеряется. Знаю и то, что сама я не ах - тощая, длинноногая, нескладная, но я не завидую - просто любуюсь. Сама не наряжаюсь, мне не к чему, а вот ей надо, потому что скоро придут знатные гости. За рекой замок, там пограничная застава соседей, которых мы зовём готами.  Сейчас туда приехал кто-то из их властителей, и намерен вести переговоры с нами, а если все пройдет удачно, то выберет из наших девушек невесту своему сыну в знак дружбы. И у моей сестры не просто шанс, а этак 90% из ста. Они уже бывали у нас, и пара познакомилась - не помню. Вот такое мне прибредилось. Я только подумала - какие готы в наших краях, они ж вроде севернее ошивались?

     Прошло, может, несколько недель, а может, и лет, - снится сон. Вроде яркий, но этак подернутый пеленой, подобно старой-старой фотографии, словно время наложило отпечаток. Прямо передо мной - этот замок. Примерно на том месте, где ныне стоит дворец, но похож на него разве что цветом, таким темно-бурым. В нашем представлении замок - это нечто со шпилями, башенками и т.д. Здесь же не было никаких архитектурных наворотов - прямоугольное толстостенное здание в два этажа, с двускатной крышей и окнами без рам и стекол, хотя не уверена насчет окон. (Много лет спустя мне в руки попала открытка с изображением крепости Тракай - очень похож стиль, хотя формы немного не такой). А я лежу за кустами и наблюдаю. Я подползла туда тихо, чтоб никто не заметил; знаю, что в замке умирает моя сестра. Не знаю, что с ней случилось. Помню, что бывала во дворе этого замка несколько раз, когда мы с его обитателями были ещё друзьями. Помню множество факелов, громадный по моим представлениям красивый зал, какое-то грандиозное пиршество. Очевидно, свадьба всё же состоялась. Мне нравилось там бывать, и я по детской наивности пропускала мимо ушей разговоры старших о том, что готам нельзя доверять, они вероломны и относятся к нам пренебрежительно, мы для них как бы и не люди. А еще они были христианами. А вот кто мы и какая наша вера - не знаю. Но с ними приходилось считаться, они были очень сильны.

     Однако случилось нечто страшное, и теперь грядёт война. Все наши покинули эти места, а я осталась - не стала никого слушать, для меня было последним делом бросить сестру. Хотя и знаю, что помочь ей ничем не смогу, обратно ей дороги нет, а если меня поймают... об этом даже думать не хочется. Возле замка никого нет, он словно притаился, полон угрозы. Назревает нечто очень уж кровавое.

Так ни на что и не решившись, я проснулась. Готы, третий век - не выходило из головы. И сейчас не выходит, когда проезжаю в автобусе мимо этих прудов, за которыми из-за деревьев выглядывает крыша Дворца. Тревога бьет набатом, от меня словно чего-то требуется, но чего?

     Тут я и вспомнила о своей давней привычке: с детства люблю ходить по посадкам нашего района, внимательно глядя под ноги, рассматриваю каждый камешек, торчащий из земли. Что ищу - сама не знаю, но почему-то испытываю к этому сильную тягу. Особенно когда хожу по парку возле Дворца, опять словно что-то пытается до сознания достучаться - и не может.Только имя проскользнуло - Германарих. Но про готов я навела справки. Оказалось, к моему великому удивлению, что они действительно обитали в Приазовье, 2-4 век, пока их гунны не выкинули вон. И были христианами! - еще один факт из моего сна. Это я вообще только в этом году узнала. А бывал ли здесь Германарих или нет - того не знаю.

На снимке - тот самый Дворец, ДК Франко, как его еще называют.