Глава 25 и никаких сомнений

                ГЛАВА 25 « И никаких сомнений «




 Все замолчали. Отец долго смотрел на меня. И потом он сказал:
— Ты не знаешь, Го, о чем просишь.
— Ты не знаешь, о чем просишь. — Как эхо повторили в один голос Ульхет, Эллоида и Азабан.
— Го, неужели ты добровольно хочешь взять расплату за дела Ирхона на себя? — Отец смотрел прямо мне в глаза.
А Эллоида сказала:
— Го, ты помнишь о законе? Око за око. Если ты освобождаешь Ирхона, то расплату за него должна нести ты.
Я немного помолчала:
— Если бы я не прошла через пустыню Третьего мира, то я не знала бы, о чем просила. Но я знаю, о чем прошу.
Эллоида обхватила меня за плечи:
— Девочка  моя. Пустыней еще ничего не заканчивается. Согласна, что пройти пустыню удается не каждому, но ещё нужно суметь выстоять после пустыни. А это, практически невозможно. Пройти можно, устоять в истине — нет. Третий мир обречен.
Я смотрела на неё, и никак не могла понять. Она серьёзно это говорит или испытывает меня. Но я решила идти до конца в своем решении:
— Понимаешь, Эллоида. У Творца должен быть всегда запасной вариант спасения своего творения. Я не могу позволить себе, чтобы творение моего отца было обречено. Я была там. И я поняла всего лишь одну вещь. Им там трудно, потому что у них нет цели. Они не знают, для чего они живут, и какая конечная цель их существования. Они живут, лишь исполняя законы и уставы, совсем не заботясь о том, что повлечет за собой то или иное действие. Лишь бы оно не попало под букву закона. А Люц, со своей стороны, ловко им внушает, что законы можно трактовать по-разному. Они утратили свет и истину. А когда живешь в постоянной темноте, то постепенно привыкаешь к ней. И она не кажется уже такой ужасной и тёмной. И последующие, рожденные там, живут,  вообще, не видя света. И эта самая темнота является для них светом. Нельзя судить и обрекать на смерть тех, кто никогда не видел света.
Ульхет как-то грозно рыкнул:
— Нельзя судить и обрекать на смерть тех, кто никогда не видел света. Хорошо сказано! Да-с. Но тебя-то они обрекли на смерть, по их представлениям о смерти, свете и справедливости.
— Да. Но они не ведали, что творили.
Эллоида крепче обняла меня:
— Го, они как раз таки знали, что делали.
— Нет! — Выкрикнула я и вырвалась из объятий Эллоиды. — Они не знали, не знали! Там всё извращено, и белое стало там черным. Они блуждают там, в кромешной темноте и ничего не понимают. Они не осознают, что они стали рабами Люца. И даже, если мне придется отдать свою жизнь во спасение творения моего отца, то я сделаю это!
Отец прижал меня к себе:
— Тише, дочь! Ты должна нести ответственность за каждое слово, слетевшее с твоего языка. Повторю – за каждое слово. Слово может исцелить, но оно и убить может. А ты дочь Творца, поэтому твои слова никогда не должны звучать эмоционально. За каждое слово нужно будет ответить. За каждое.
— Пап. Я осознаю, что говорю. Когда я была в Третьем мире, я поняла, какой путь спасения ты приготовил для них. И я соглашаюсь с ним. На всё твоя  воля. Я принимаю её.
Отец прижал меня еще сильней к себе и положил свою руку на мою голову. Эллоида смахнула набежавшую слезинку и улыбнулась. Азабан подошел ко мне и, сняв свою шляпу, поклонился мне. И только Ульхет вскарабкался  на стол, где лежала книга жизни Ирхона,  зажег свечу и заорал:
— Да будет свет!
— Да успокойся ты. — Махнула на него рукой Эллоида. — Тут не до шуток. Дело весьма серьёзное.
— Мы-с и не думали шутить. — Обиженно парировал Ульхет, и задул свечу. — Мы-с, между прочим, никогда не врём. Если Ульхет сказали, что будет свет, значит, Ульхет знали, о чем говорили.
Эллоида посмотрела на Ульхета и произнесла:
— Одно дело экспериментальная модель и совсем другое дело – Третий мир.
Слова Эллоиды заставили меня задуматься. Что она имела в виду, сказав это? Неужели они проводили эксперимент со мной?
— Подождите! — Я была в шоке от произнесенной Эллоидой фразы. — Какая экспериментальная модель? Вы хотите сказать, что я была не в Третьем мире, а всего лишь на всего участницей вашего эксперимента? Вам всем не кажется, что очень жестокие ваши эксперименты?
— Видишь ли, Го. — Эллоида пыталась подобрать нужные слова, чтобы объяснить суть произошедшего. — Понимаешь… дело в том, что придти в Третий мир можно всего лишь раз. И исправить потом ничего нельзя будет. А ты согласилась отдать  жизнь во спасение творения Эля. Просто ты должна понимать, что в Третьем мире будет все намного сложнее и запутаннее, чем в экспериментальной модели. Ты сама понимаешь, чем это всё может закончиться. И тебе нужно будет суметь противостоять.
Я подбежала к отцу:
— Пап, ну как же так? Неужели это была модель?
— Да, Го, это была модель. Я не имею права рисковать, ни твоей жизнью, ни жизнью гоарков. Но теперь я точно знаю, что ты сумеешь пройти этот нелегкий путь и стать воистину непобедимой. Если этого не сможешь сделать ты, то никто не сможет. Я верю в тебя!
— Мы-с верим в тебя. Мы-с, Ульхет Сан Фирт Неотразимый, верим в тебя Го. Мы-с ходим, бродим по разным мирам, мы-с никого не встречали подобного нам. Но прошу заметить, что и подобных тебе мы-с не встречали нигде. — Ульхет присел передо мной и лапами вытер мои слёзы. —  Не печалься, экспериментальная модель – это не жестоко. Вот Третий мир, бр-р-р…— Ульхета перетрясло. — Третий мир, это бр-р-р, это ваще жесть…мы-с не хотели бы вновь там оказаться. И скажу тебе один секрет. — Ульхет наклонил мою голову к себе и зашептал, щекоча своими усами моё ухо. — Мы все были в Третьем мире, но ни один из нас не вышел оттуда полностью чистеньким, у каждого оказался камень преткновения, о который мы успешно споткнулись. Мы не смогли выстоять, мы упали…все. Но твой отец. — Ульхет прижал лапы к сердцу и закатил свои глаза. — Твой отец, по милости своей, простил нас и не осудил. И у него есть всего лишь одна надежда – это ты! Потому что, даже в жестких условиях экспериментальной модели, ты не споткнулась ни обо что. Люц коварен, но у нас есть надежда… Нет, даже не надежда, а святая вера в то, что ты сможешь спасти творение своего отца. Только ты.
Ульхет обнял меня. Я тоже его обняла, но глаза мои смотрели на отца. И тогда отец мне сказал:
— Го, если у тебя есть хотя бы тень сомнения, то лучше сразу сказать об этом. — Отец вздохнул. — Если ты усомнишься хоть в чем-нибудь, то ты ничего не сможешь сделать. Ничего. И все это будет напрасно.
Эллоида подошла ко мне:
— Да. Если в сердце попадет хотя бы самое маленькое зернышко сомнения, то в Третьем мире оно разрастётся в огромное дерево и всё погубит. Потому как за тобой последуют другие, а они не должны сомневаться в том, что ты ведешь их к освобождению от рабства Люца. Ты свет жизни. И Люц, знает о тебе. И если ты провозгласишь «жизнь», то ему останется сказать «смерть». Единственное, что может сделать Люц – это посеять сомнения. И он это сделает. Потому как, если есть сомнение, то ничего не может исполниться.
— Да-с. Каждому по вере его. — Сказал Ульхет. — У кого мысли двоятся, тот не твёрд во всех путях своих.
— Я не сомневаюсь. — Твёрдо сказала я. — Как я могу сомневаться в своём отце? И пусть там, в Третьем мире, узнают о том, что как ты любишь меня, то так и их ты тоже любишь. И что послал меня туда, только для того, чтобы дать им жизнь.
— Не смерть несёшь ты, но жизнь. — Азабан подошел ко мне и заглянул мне в глаза.
— Я отдаю жизнь свою, чтобы опять принять её.
Я стояла, смотрела в глаза Азабана и голова у меня не кружилась, как в первый раз. Мне не было страшно. Мне было спокойно.
— Никаких сомнений. — Сказала я.
— Никаких сомнений. — Повторили все. — Там, где жизнь, там нет сомнений.